Мейв Бинчи

Ключи от рая

Дорогому Гордону с любовью. Благодарю за нашу с тобой долгую счастливую жизнь.
Глава 1

ДОРОГА, ЛЕС И ИСТОЧНИК — 1

Отец Брайан Флинн, викарий церкви Святого Августина в Россморе, ненавидел День святой Анны со страстью, необъяснимой для католика. Однако, насколько ему было известно, он был чуть ли не единственным священником в мире, в приходе которого находился многоводный источник Святой Анны, святыня и место поклонения верующих. Место, где прихожане собирались, чтобы попросить мать Девы Марии решить их разнообразные проблемы, в основном личного характера, с которыми они не могли обратиться к мужчине-священнику. Например, найти им жениха или мужа, а затем благословить их союз, послав им дитя.

Рим хранил молчание по поводу этого источника.

Возможно, Рим преследовал двойную цель, мрачно думал отец Флинн. Там могли быть довольны тем, что в становящейся все более мирской Ирландии совершаются хоть какие-то благочестивые дела, и не желали им препятствовать. Разве Рим не мог сразу сказать, что языческим церемониям и суевериям не место в храме Божьем? Это какая-то загадка, говорил Джимми, симпатичный молодой врач из находящейся в нескольких милях деревни Дун. По его словам, в медицине происходило в точности то же самое: не могли получить высокий пост те, кто к этому стремился, зато он случайно доставался тем, кому это было вовсе не нужно.

Церемонии происходили ежегодно, двадцать шестого июля, когда люди приходили из ближних и дальних мест, чтобы молиться и украшать источник венками и цветами. Отца Флинна неизменно просили сказать несколько слов, и каждый год он страдал, делая это. Он не мог сказать этим людям, что это очень близко к идолопоклонничеству — когда сотни людей настойчиво добираются до обшарпанной статуи, некоторые части которой откололись, находящейся в глубине пещеры позади древнего источника в центре зарослей боярышника.

Из того, что он читал и изучал, следовало, что о святой Анне и ее муже святом Иоакиме люди имели довольно неясное представление; вполне вероятно, что ее путали с Анной из Ветхого Завета, которая считалась бездетной, а в конечном счете родила пророка Самуила. Но чего святая Анна точно не делала за последние две тысячи лет — она не бывала в Россморе, в Ирландии, не выбирала места в лесах и не устраивала там святой источник, который никогда не иссякал.

Это было совершенно определенно.

Но попробуйте сказать это кому-либо из жителей Россмора, и вам не поздоровится. Поэтому ежегодно он стоял там, бормоча десяток молитв, которые не могли задеть ничьих чувств, и читал небольшую проповедь, призывающую к доброжелательности и терпимости, которую большинство поклоняющихся просто не слушали.

Отец Флинн часто думал о том, что у него вполне достаточно своих забот, помимо заботы об источнике Святой Анны. Здоровье его матери внушало все большие опасения, и быстро приближалось то время, когда она уже не сможет жить одна. Его сестра Джуди написала ему, что, хотя Брайан избрал одинокую жизнь и дал обет безбрачия, она не желает оставаться одинокой. Все кругом или женаты, или распутничают. Брачные агентства испытывают нашествие психопатов, на вечерних курсах можно встретить только находящихся в депрессии неудачников; она собирается приехать к источнику близ Россмора и попросить святую Анну помочь ей решить ее проблемы.

Его брат Эдди оставил свою жену Китти и четверых детей в поисках самого себя. Брайан отправился взглянуть на Эдди — тот нашел себя, уютно устроившись с Наоми, девицей на двадцать лет моложе брошенной жены.

Смеясь в лицо Брайану, Эдди сказал:

— Ты ведь не похож на нормального мужчину, так почему все остальные должны походить на тебя и давать обет безбрачия?

Брайан Флинн почувствовал себя очень усталым. Он подумал, что на самом деле он нормальный человек. Ему нравились женщины, но он был связан данным церкви словом. Существующие правила гласили, что, если он хочет быть священником, он не должен жениться и иметь детей, то есть у него не должно быть нормальной семейной жизни.

Отец Флинн всегда говорил себе, что однажды эти правила изменятся. Даже Ватикан не может оставаться безучастным, видя, как столь многие покидают ряды духовенства, чтобы жить по человеческим, а не по Божьим законам. Во времена Иисуса все апостолы были женатыми мужчинами, новые правила были введены гораздо позднее.

И потом, если в связи с этим в церкви поднимется шум, то это заставит консервативных неповоротливых кардиналов осознать, что в двадцать первом веке некоторые каноны должны быть пересмотрены.

У людей больше нет чувства невольного уважения к церкви и ее священнослужителям.

Теперь все не так.

Далеко не все представители современного духовенства носят свой сан по призванию. Брайан Флинн и Джеймс О’Коннор были единственными рукоположенными в епархии восемь лет назад. Но Джеймс О’Коннор уже покинул церковь, оскорбленный тем, что пожилой унижающий людей священник воспользовался защитой церкви и избег какого-либо наказания.

Брайан Флинн пока упорствовал.

Его мать забыла, кто он, его брат презирал его, а его сестра Джуди готовилась приехать из Лондона, чтобы приложиться к этому растрескавшемуся языческому памятнику, и думала о том, не окажется ли ее молитва более эффективной, если она приедет в День святой Анны.

Приходским священником у отца Флинна был спокойный пожилой человек, каноник Кэссиди, который всегда ценил молодого викария за его добросовестную работу.

— Я останусь здесь столько, сколько смогу, Брайан, к тому времени вас сочтут достаточно зрелым человеком, и вы получите приход, — часто говорил каноник Кэссиди. Он имел благие намерения и был озабочен тем, как уберечь отца Флинна от высокомерия, свойственного некоторым самоуверенным и неприятным в общении приходским священникам. Но временами Брайан Флинн размышлял о том, не лучше ли будет, если он оставит естественный ход вещей, поторопит каноника Кэссиди с переходом в приют для пожилых священнослужителей и найдет кого-нибудь, пусть одного человека, для помощи в приходских делах.

Конечно, посещаемость церкви заметно уменьшилась с того времени, когда он был молодым человеком. Но людям по-прежнему нужно было креститься, получать первое причастие, исповедаться, они должны венчаться и быть погребенными.

Иногда же, как было, когда летом приехал польский священник, чтобы помочь ему, Брайан Флинн думал, что лучше справляться одному. Польский священник несколько недель изготавливал венки для святой Анны и ее источника.

Не так давно отец Флинн побывал в начальной школе Святой Иты и спросил, не хочет ли кто-нибудь из учениц стать монахиней, когда вырастет. Отнюдь не бессмысленный вопрос, который можно задать маленьким девочкам в католической школе. Они были озадачены. Похоже, никто не понял, о чем он говорит.

Потом одна из них догадалась.

— Вы имеете в виду что-то типа фильма «Действуй, сестричка!»?

Отец Флинн почувствовал, что мир определенно перевернулся.

Иногда, когда он просыпался по утрам, день казался ему унылым и бесконечным. Как всегда, нужно было одеться, затем побриться и пригладить свои рыжие волосы, которые вечно торчали в разные стороны. Потом налить чашку чаю с молоком и приготовить кусочек тоста с медом для каноника Кэссиди.

Старик благодарил его с такой признательностью, что отец Флинн чувствовал себя вполне вознагражденным. Он отдергивал занавески, взбивал подушки и делал несколько оживленных замечаний о погоде. Затем шел в церковь и служил дневную мессу, хотя число прихожан постоянно уменьшалось. А после всего этого шел к матери, с колотящимся сердцем думая о том, какой он ее увидит.

Она неизменно будет сидеть за своим кухонным столом, выглядя всеми покинутой. Он объяснит, как всегда, что он ее сын, священник в приходе, и сделает ей завтрак из овсянки и вареного яйца. И с тяжелым сердцем пойдет по Кастл-стрит к газетному киоску Сканка Слэттери, где купит две газеты — одну для каноника и вторую для себя. Обычно это сопровождается интеллектуальной дискуссией со Сканком о свободе воли, или о предопределении, или о том, как любящий Господь позволяет случаться цунами или голоду. К тому времени, когда он возвращается к дому священника, приезжает Йозеф, латыш, ухаживающий за пожилыми людьми, который помогает канонику Кэссиди встать, одеться и умыться и застилает его постель. Каноник будет сидеть в ожидании своей газеты. Позже Йозеф пойдет со стариком на неспешную прогулку к церкви Святого Августина, где тот с закрытыми глазами будет читать молитвы.



Каноник Кэссиди любил на обед суп, и иногда Йозеф вел его в кафе, но чаще отводил хрупкого человечка в свой собственный дом, где его жена Анна наливала тарелку чего-то домашнего; взамен каноник учил ее новым английским словам и выражениям.

Он всегда интересовался родиной Йозефа и Анны, прося показать виды Риги и замечая, что это красивый город. Йозеф имел еще три места работы: он делал уборку в газетном киоске у Сканка, он забирал полотенца из парикмахерской Фэбиана в прачечную самообслуживания «Красота и свежесть» и стирал их там и три раза в неделю ездил на автобусе к семье Нолан и помогал Недди Нолану присматривать за его отцом.

Анна также имела много работы: она чистила медные детали на дверях банка и в тех офисах, которые имели большие, важно выглядевшие вывески: она работала в кухне отеля во время завтрака посудомойкой; она распаковывала цветы, которые привозили на рынок торговцам, и ставила их в воду в больших букетах. Йозеф и Анна обрели в Ирландии материальный достаток и получили благоприятные возможности скопить денег на будущее.

Они имеют план, рассчитанный на пять лет, объяснили они канонику Кэссиди. Они откладывают деньги на покупку магазинчика под Ригой.

— Может быть, вы приедете туда нас навестить? — говорил Йозеф.

— Я посмотрю на вас и благословлю вашу работу, — отвечал каноник сухим тоном, словно рассчитывая на лучшее в мире ином.

Иногда отец Флинн завидовал ему.

Старик по-прежнему жил в мире, где царила уверенность, где Священник был важным и уважаемым лицом, где существовал ответ на любой вопрос. Во времена молодости каноника Кэссиди священник в течение дня должен был переделать столько дел, что часов в сутках не хватало. Священник был желаем и необходим при всех важных событиях в жизни прихожан. В наши дни вы ждете, когда вас позовут. Каноник Кэссиди мог без приглашения и без предупреждения зайти в любой дом в приходе, тогда как отцу Флинну пришлось научиться быть более сдержанным. В современной Ирландии, даже в таком городке, как Россмор, многие не обрадуются внезапному появлению на пороге католического воротника.

Так что, когда Брайан Флинн шел по Кастл-стрит, он собирался сделать полдюжины дел. Нужно было встретиться с семьей поляков и договориться о крещении их близнецов в следующую субботу. Они интересовались, можно ли провести обряд у источника. Отец Флинн постарался сдержать раздражение. Нет, крещение состоится в купели в церкви Святого Августина.

Затем он отправился в тюрьму навестить узника, который хотел встречи. Эйдан Райан был жестоким человеком, чья жена наконец нарушила многолетнее молчание и созналась, что он бил ее. Он не выразил сожаления и не раскаялся, он пытался рассказать путаную историю о том, что это полностью ее вина, так как много лет назад она якобы продала их ребенка каким-то проезжим людям.

Отец Флинн принес Божье благословение в приют для пожилых под Россмором, носивший довольно нелепое название «Папоротник и вереск». Владелец приюта сказал, что в Ирландии, где существуют разные религии, лучше не называть все подряд именами католических святых. Они, казалось, были довольны, видя его, и рассказали о проектах разведения садовых культур. Когда-то все эти приюты возглавлялись духовенством, но этой женщине, Пэппи, похоже, все удавалось лучше.

Для поездок у отца Флинна имелась старая побитая машина. Он редко пользовался ею, поскольку в черте города движение было затруднено, а мест для парковки не было. Ходили слухи о строительстве большой обходной дороги для тяжелых грузовиков. У людей уже сложилось два мнения по этому вопросу. Некоторые говорили, что нормальная жизнь на этом закончится, другие же заявляли, что это вернет Россмору кое-что из прежнего облика.

Целью следующего визита отца Флинна был дом семьи Нолан.

Семью Нолан он очень любил. Старик Марти был полон жизни и имел неисчерпаемый запас историй о прошлом; он говорил о своей покойной жене так, как если бы она была жива, и часто рассказывал отцу Флинну об ее чудесном исцелении благодаря источнику Святой Анны, что подарило ей еще двадцать четыре года счастливой жизни. Его сын был очень славный человек, они с невесткой Клэр всегда были рады его видеть. Отец Флинн помогал канонику во время их бракосочетания несколько лет назад.

Клэр работала учительницей в школе Святой Иты. Она рассказала викарию, что школа полна слухов о новом шоссе, которое проведут к Россмору. Она даже попросила своих учеников спроектировать его. Чрезвычайным событием было то, что шоссе должно было пройти прямо через их собственность.

— Получите ли вы достаточную компенсацию, если дорога пойдет через вашу землю? — спросил отец Флинн. Было приятно думать о том, что эти хорошие люди будут вознаграждены при жизни.

— Но, отец, мы никогда не дадим ей идти через нашу землю, — сказал Марти Нолан. — Хоть через миллион лет.

Отец Флинн был удивлен. Обычно мелкие фермеры молились о подобной удаче. Чтобы вот так, случайно, повезло.

— Видите ли, — объяснил Недди Нолан, — если она пойдет здесь, это будет означать, что она пойдет через лес.

— А это значит, что придет конец источнику Святой Анны, — добавила Клэр. Ей не было необходимости говорить, что источник подарил ее покойной свекрови еще четверть века жизни. Это подразумевалось само собой.

Отец Флинн сел в свою маленькую машину с тяжелым сердцем. Пресловутый источник становился еще одной причиной, способной внести раскол в умы горожан. Будет еще больше разговоров о нем и его достоинствах, будут приводиться аргументы и контраргументы. Глубоко вздохнув, он подумал о том, что, если бы под покровом ночи пришли бульдозеры и уничтожили источник, это решило бы массу проблем.

Следующий визит он нанес своей невестке Китти. Он старался навещать ее по крайней мере раз в неделю, чтобы она не чувствовала себя покинутой всеми. Ведь Эдди оставил ее.

Китти выглядела не очень хорошо.

— Ты, наверное, хочешь поесть, — сказала она неприветливо. Брайан Флинн оглядел замусоренную кухню с не мытой после завтрака посудой, детскими вещами на стульях и полным беспорядком. В этом доме не ждали гостей.

— Нет, я и так поправляюсь, — ответил он, ища, куда бы сесть.

— Тебе бы лучше есть поменьше. Наверное, во всех этих домах, куда ты ходишь, тебя откармливают, как призовую свинью, — неудивительно, что ты набираешь вес.

Брайан Флинн подумал, что Китти не всегда была такой угрюмой. Он не мог высказывать недовольство. Может быть, именно уход Эдди к молодой сексапильной Наоми так изменил ее.

— Я был у своей матери, — мягко сказал он.

— Она сказала тебе что-нибудь?

— Боюсь, немного, и смысла в словах тоже было мало. — Он тяжело вздохнул.

Однако Китти не проявила сочувствия.

— Ну, не жди, что я буду лить над ней слезы, Брайан. Когда она еще была в своем уме, я всегда была недостаточно хороша для ее драгоценного сыночка Эдди. Так что пусть себе сидит и думает над этим. Так я считаю. — Лицо Китти было бесстрастно. Волосы ее были спутаны, на шерстяной кофте темнели пятна.

На какое-то мгновение отец Флинн испытал легкое сочувствие к брату. Если бы можно было выбирать из всех женщин вокруг, что, очевидно, делал Эдди, Наоми была куда более веселой и привлекательной. Но потом он напомнил себе о своем долге, о детях, о своем обете и изгнал подобные мысли.

— Мама не может больше оставаться одна, Китти. Я думаю продать ее дом, а ее поместить в приют.

— Ну, я никогда не имела видов на этот дом, так что действуй, если ты спрашиваешь мое мнение.

— Я скажу об этом Эдди и Джуди, спрошу, что они думают, — сказал он.

— Джуди? О, неужели ее светлость ответит на телефонный звонок в своем Лондоне?

— Она приедет в Россмор через пару недель, — ответил отец Флинн.

— Ей не следует думать, что она может остановиться здесь. — Китти огляделась с видом собственника. — Этот дом мой, и это все, что у меня есть. Я не позволю родственникам Эдди здесь селиться.

— Нет, у меня и в мыслях не было, что она… захочет… э-э… потеснить тебя. — Он надеялся, что голос не выдал его; конечно, Джуди никогда не остановится в таком жилище.

— Так где же она остановится? Она ведь не может поселиться с тобой и с каноником.

— Нет, полагаю, что в одном из отелей.

— Ну, леди Джуди сможет заплатить за это, в отличие от остальных. — Китти презрительно фыркнула.

— Я думаю о приюте «Папоротник и вереск» для нашей матери. Я был там сегодня, похоже, там все очень довольны.

— Это же протестантский приют, Брайан, священник не может отправить родную мать в такой приют. Что люди скажут?

— Ты ошибаешься, Китти, — мягко ответил отец Флинн. — Это приют для людей всех религий или вообще нерелигиозных.

— Я был там вчера с благословением. На следующей неделе они открывают крыло для людей с болезнью Альцгеймера. Я подумал, что, может быть, кто-то из вас пока присмотрит за ней…

Китти смягчилась.

— Ты неплохой парень, Брайан, вовсе неплохой. Такая уж тяжелая жизнь пошла, что ни у кого нет ни капли уважения к священникам.

Он понимал, что это проявление сочувствия.

— Некоторые каплю уважения все же проявляют. — Он бледно улыбнулся, вставая, чтобы идти.

— Почему ты не бросишь все это?

— Потому что я добровольно принял на себя эти обязанности, и хоть и редко, но могу чем-то помочь, — грустно сказал он.

— Всегда рада тебя видеть, — сказала Китти, своим тоном намекая на то, что она едва ли не единственная в Россморе, кто рад его видеть.



Он сообщил Лили Райан, что повидается с ней и расскажет, как себя чувствует в тюрьме ее муж Эйдан. Она все равно любила его и сожалела, что свидетельствовала против него в суде. Тем не менее это было единственным выходом; побои на этот раз были столь жестокими, что дело закончилось больницей, а ведь у нее было трое детей.

У него не было настроения разговаривать. Но какое значение имело его настроение? Он заехал на ее узкую улочку.

Младший из мальчиков, Донал, учился последний год в школе при церкви. Его не было дома.

— Вы ведь надежный человек, святой отец?

Лили была очень рада видеть его. Хотя у него и не было для нее хороших новостей от мужа, утешало то, что она считает его надежным. Ее кухня сильно отличалась от той, где он только что был. Подоконник был заставлен цветами, медная посуда сверкала, в углу стоял столик, за которым она подрабатывала составлением кроссвордов: все было в полном порядке.

Она поставила на стол тарелку с песочным печеньем.

— Благодарю, нет, — сказал он с сожалением. — В предыдущем месте мне сказали, что я жирный как свинья.

— Держу пари, что это не так. — Она не обращала на него внимания. — Не будем ходить вокруг да около. Расскажите мне, как он там?

И со всей возможной деликатностью отец Флинн попытался построить на основе утренней встречи с Эйданом Райаном рассказ, который принесет пусть каплю утешения его жене, которую он избил, а теперь не желает видеть. Жене, которую он всерьез подозревал в продаже их ребенка чужим людям.

Отец Флинн просмотрел газетную статью двадцатилетней давности о том, как маленькая девочка Райанов исчезла из коляски рядом с магазином в городе.

Ее так никогда и не нашли. Ни живую, ни мертвую.

Отец Флинн пытался вести разговор в обнадеживающем тоне, произнося наборы словесных штампов: Господь милостив, никто не знает, что будет потом, следует ценить каждый день.

— Вы верите в святую Анну? — внезапно спросила его Лили.

— Ну да, я думаю… конечно, я верю, что она помогает и… — Он помедлил, не зная, как она воспримет сказанное.

— Но как вы думаете, она слышит нас у источника? — продолжала спрашивать Лили.

— Поскольку, Лили, источник служит местом поклонения в течение столетий, это само по себе говорит о его силе. И, конечно, святая Анна находится на небесах, как и все святые, хранящие нас…

— Я это знаю, святой отец. Я тоже не верю в источник, — прервала его Лили. — Но я была там на прошлой неделе, и, честное слово, это было удивительно. В этот самый день все, кто туда пришел, были удивлены, и вы тоже удивитесь.

Отец Флинн попытался изобразить вежливое удивление, правда, не очень успешно.

— Я знаю, святой отец, вы поймете меня. Знаете, я хожу туда каждый год в день ее рождения. Моя маленькая девочка, она исчезла задолго до того, как вы появились в здешнем приходе. Обычно хожу без особой цели, но на прошлой неделе я посмотрела на это как-то по-другому. Было так, как будто святая Анна действительно слушала меня. Я рассказала ей обо всех своих бедах, которые произошли из-за этого, и что бедный Эйдан был не прав, обвинив меня в случившемся. Но в основном я просила ее дать мне знать, в порядке ли Тереза, где бы она ни была. Я была готова на все, лишь бы знать, что она счастлива где-то.

Отец Флинн молча смотрел на несчастную женщину, не в силах как-то отреагировать на ее слова.

— Как бы то ни было, святой отец, я знаю, что людям встречаются двигающиеся статуи и говорящие иконы, и обычно думают, что все это чепуха, но здесь что-то было, святой отец, здесь действительно что-то было.

Он по-прежнему сидел молча, но кивнул, и она продолжила:

— Там было около двадцати человек, все со своими собственными рассказами. Была женщина, говорившая так, что любой мог слышать ее: «О святая Анна, сделай так, чтобы он не охладевал ко мне, сделай так, чтобы он больше не отворачивался от меня…» Все могли ее слышать и быть в курсе ее проблем. Но никто из нас специально не прислушивался. Каждый думал о своем. И внезапно у меня появилось чувство, что с Терезой все в порядке, что у нее было пышное празднование двадцать первого дня рождения пару лет назад, у нее все хорошо и она счастлива. Было так, словно святая Анна сказала мне, что можно больше не беспокоиться. Я знаю, это кажется смешным, святой отец, но это принесло мне столько радости, и что в этом плохого? Я так хотела, чтобы бедный Эйдан мог оказаться там, когда она это сказала, или внушила мысль, или воплотилась в моем сознании, или что там еще она сделала. Это дало бы ему покой.

Отец Флинн в ответ сказал о неисповедимости путей Господних и даже вставил цитату из Шекспира о том, что есть многое на свете… что и не снилось нашим мудрецам. Затем он покинул маленький дом и поехал на опушку леса.

Когда он шел через лес, его приветствовали люди, прогуливающие собак, бегающие трусцой в спортивных костюмах, что, по мнению его невестки, ему необходимо было делать самому. Женщины катили коляски, и он останавливался, чтобы восхититься младенцем. Каноник говаривал, что игривое приветствие «А кто это у нас тут?» было замечательным выходом из положения, если вы встречали коляску с ребенком. Оно подходило к младенцам обоего пола и позволяло не помнить имена. Родители ребенка сами предоставят вам всю информацию, и тогда вы ею и воспользуетесь — «какой славный парень!», «какая красивая девочка!».

Он повстречал Кэтела Чамберса, управляющего местным банком, который сказал, что пришел в лес, чтобы проветрить голову.

Чамберсу досаждали люди, желающие занять денег, чтобы купить здесь землю, а потом, когда начнут строить дорогу, с большой выгодой ее продать. Было очень трудно принять решение. В Главном управлении банка считали, что он, как живущий в этой местности, должен предвидеть, что произойдет потом. Но как можно это знать?

Флинн сказал Чамберсу, что адвокат Майлс Бэрри находится в столь же затруднительном положении. К нему приходили уже трое с просьбой сделать предложение Ноланам по поводу их маленькой фермы. Это просто спекуляция и жадность, вот что это такое.

Отец Флинн сказал банкиру, что рад встрече с ним, человеком, который думает о подобных вещах, что это очень взбадривает, но Кэтел ответил, что в Главном управлении на все смотрят совершенно иначе.

Сканк Слэттери прогуливал двух своих борзых и подошел, чтобы подшутить над отцом Флинном.

— A-а, святой отец, направляетесь к языческому источнику? Надеетесь, что древние боги сделают то, чего не в силах сделать современная церковь? — Голос его был язвительным, а две его костлявые борзые вздрагивали, словно их раздражали такие шутки.

— Я же всегда ищу более простые пути, Сканк, — ответил отец Флинн сквозь зубы. Он изобразил улыбку и смотрел на Сканка, пока его гнев не иссяк, а Сканк не повел своих трясущихся собак прочь.

Отец Флинн тоже пошел дальше с мрачным выражением на лице; впервые он сам направлялся к источнику Святой Анны. Он бывал здесь по долгу службы, это всегда огорчало и смущало его, но он никогда не приходил сюда по своей воле.

Несколько деревянных знаков, вырезанных верующими местными жителями, в течение многих лет указывали дорогу к источнику, который находился в большом скалистом гроте, похожем на пещеру. Место было сырое и холодное; ручей сбегал с возвышения и растекался вокруг; было грязно, и стояли лужи — верующие подходили сюда, чтобы зачерпнуть воды старым железным ковшом, и часто проливали на землю.

Было утро буднего дня, и он подумал, что там не окажется много народу.

Кусты боярышника вокруг грота были сплошь обвешаны кусочками материи, записками и ленточками, даже наградными знаками и амулетами, упакованными в пластик или целлофан.

Это были обращения к святой, просьбы и пожелания, иногда благодарности за оказанную услугу:

«Он не пьет уже три месяца, святая Анна, благодарю тебя и молю укрепить его в этом…»

«Муж моей дочери собирается расторгнуть брак, если она в ближайшее время не забеременеет…»

«Я боюсь идти к врачу, но я харкаю кровью, пожалуйста, святая Анна, попроси Господа, чтобы даровал мне здоровье. Это просто какая-то инфекция, и это скоро пройдет…»

Отец Флинн прочитал все записки. Лицо его порозовело.

Наступил двадцать первый век в стране, которая быстро становилась мирской. Откуда идет это идолопоклонничество? Ходят ли сюда только пожилые? Возврат к добрым старым временам? Но многие из тех, кого он встретил лишь за сегодняшнее утро, были людьми молодыми, и они верят в силу источника. Его родная сестра возвращается сюда из Англии, чтобы ей послали мужа, молодая польская пара хочет крестить здесь детей. Лили Райан, которая считает, что статуя поведала ей о благополучии ее давно исчезнувшей дочери, чуть больше сорока.

Это было вне его понимания.

Он вошел в грот, где люди оставляли костыли, палки и даже очки, как символ надежды на то, что они исцелятся и будут способны управляться без них. Там лежали детские ботинки и носки — что они означали? Благодарность за рождение ребенка? Просьба исцелить больное дитя?

И в тени — эта огромная статуя святой Анны.

Ее подкрашивали и подновляли из года в год, делая круглые щеки все более розовыми, коричневое покрывало все ярче, а волосы под кремовым покрывалом все светлее.

Если бы святая Анна существовала в действительности, она была бы невысокой темноволосой женщиной из Палестины или Израиля. Она не могла выглядеть как девушка на рекламе ирландского плавленого сыра.

Люди, стоявшие на коленях перед источником, казались совершенно обычными людьми. Здесь их было больше, чем когда-либо бывало в церкви Святого Августина в Россморе.

Это было удручающее и отрезвляющее зрелище.

Статуя равнодушно смотрела, и отец Флинн почувствовал облегчение. Если бы он начал воображать, что статуя обращается лично к нему, он бы оставил свои намерения.

Но поскольку статуя ничего ему не говорила, он почувствовал потребность обратиться к ней. Он посмотрел на молодое встревоженное лицо дочери Майлса Бэрри, которой не удалось поступить на юридический факультет, к великому огорчению ее отца. О чем она может молиться, стоя с закрытыми глазами и сосредоточенным лицом?

Он увидел Джейн, чрезвычайно элегантную сестру Пэппи, хозяйки приюта для пожилых. Джейн, которая, даже на неискушенный взгляд отца Флинна, носила наряды от высококлассных модельеров, что-то тихо говорила статуе. Молодой человек, работавший в овощном ларьке на рыночной площади, тоже был здесь, его губы беззвучно шевелились.

Отец Флинн в последний раз взглянул на статую, и ему захотелось спросить святую Анну, слышит ли она молитвы всех этих людей и что делает, когда два человека просят о противоположном?

Но он счел это фантазией, если не безумием.

Он коснулся стен пещеры, сырых стен с нацарапанными на них посланиями, и вышел из грота. Он прошел мимо кустов боярышника, загораживающих вход, кустов, которые никто не подрезал, потому что они несли на себе надежды, молитвы и просьбы столь многих людей.

Даже на старых деревянных воротцах была приколота записка: «Святая Анна, услышь мой голос».

Отец Флинн почти слышал эти голоса вокруг себя. Зовущие, просящие и молящие из года в год. Он услышал собственный голос, творящий небольшую молитву:

«Пожалуйста, позволь мне услышать голоса, обращенные к тебе, и узнать, кто эти люди. Если я направлен делать добро, позволь мне узнать, о чем они просят, как мы можем откликнуться и что мы можем сделать для них…»

Глава 2. ОСТРЕЙШИЙ ИЗ НОЖЕЙ

1. Недди

Я слышал, люди обо мне говорят: «А, Недди Нолан! Ну, про него не скажешь, что он острейший из ножей[1]…»

Но, знаете, я никогда и не хотел быть таким человеком. А что касается ножей, то несколько лет назад у нас был на кухне очень острый нож, и все говорили о нем с ужасом. «Положи острый нож на полку, пока кто-то из детей не отрезал себе руки», — говорила моя мама. А папа говорил: «Лезвие острого ножа должно быть обращено к стене, чтобы кто-то не порезался». Родители жили в страхе, что может случиться что-то ужасное и вся кухня будет залита кровью.

Сказать по правде, острый нож здесь ни при чем. Он не был предназначен пугать людей, хотя и способен на это. Но я не стану рассказывать людям об этом, иначе меня опять назовут неженкой.

Неженка Недди — так меня многие зовут.

Да, потому что я не мог слышать писк маленькой мыши, попавшей в мышеловку, и страдал, когда конные охотники, преследующие лису, приближались к нашему дому. Я видел глаза лисы, спасающейся бегством, и гнал ее в Боярышниковый лес. Парни думают, что я веду себя как неженка, но, на мой взгляд, мышь вовсе не мечтала попасть в мышеловку, она хотела мирно жить в поле и стать старой доброй мышью. А очаровательная рыжая лиса совершенно точно не сделала ничего такого, что могло так досадить всем этим гончим, лошадям и людям, одетым в красное, что они с такой яростью преследовали ее.

Но другим людям я не мог быстро и внятно объяснить подобные вещи, да никто и не ожидал от меня слишком многого, так что меня более или менее оставили в покое.

Я думал, что, когда я вырасту, все будет по-другому. Взрослые не ведут себя глупо, а если и ведут, то не жалеют об этом. Я был уверен, что со мной произойдет то же. Но, похоже, мое взросление длилось слишком долго.

Когда мне было семнадцать, наша компания — я, мой брат Кит и его друг — поехали в фургоне на танцы аж за несколько миль от Россмора за озера, и там была эта девушка. Она выглядела совсем не так, как другие; те носили платья с бретельками на плечах, а на ней был джемпер с высоким воротом и юбка, у нее были очки и вьющиеся волосы, и, похоже, никто не собирался приглашать ее на танец.

Итак, я пригласил ее, а когда танец закончился, она пожала плечами и сказала:

— Ладно, хоть на один танец меня пригласили.

Я пригласил ее еще и еще раз, и, когда все танцы закончились, я сказал:

— Ты была приглашена четырнадцать раз, Нора.

А она сказала:

— Я думаю, ты хочешь проводить меня.

— Проводить? — спросил я.

— Мы бы погуляли, — сказала Нора вялым покорным голосом. Это была плата за то, что ее пригласили на танец четырнадцать раз.

Я объяснил, что мы с другой стороны озер, из-под Россмора, и мы все поедем домой вместе. В фургоне.

Мне было жаль оставлять ее огорченной и разочарованной, но пришлось уехать вместе со всеми.

Они насмехались надо мной всю дорогу.

— Недди влюбился! — распевали они во все горло.

Совсем не до песен стало четыре месяца спустя, когда Нора со своим папочкой появилась у нас и сказала, что я являюсь отцом ее будущего ребенка.

Я был потрясен до глубины души.

Нора не смотрела на меня, она уставилась в пол. Я мог видеть только ее макушку. Ее темные вьющиеся волосы. Меня охватила волна жалости к ней. Особенно когда Кит и другие мои братья накинулись на Нору и ее отца.

Совершенно исключено, сказали они, чтобы их Недди провел хоть десять секунд наедине с Норой. Тому есть сотня свидетелей. Они собираются пригласить каноника Кэссиди как главного свидетеля. Раскрасневшись, они заявили Нориному папаше, что готовы присягнуть, что я даже не поцеловал ее на прощание, когда они затаскивали меня в машину. И что это самое крупное жульничество, с каким они столкнулись.

— Я никогда ни с кем не занимался любовью, — сказал я Нориному отцу. — Но если вы считаете, что я этим занимался и результатом стало зачатие ребенка, я, конечно, несу ответственность и буду иметь честь жениться на вашей дочери, но, вы знаете… так вообще-то не бывает.

И по какой-то причине все поверили мне. Все до единого. И ситуация разрешилась.

А бедная Нора подняла свое красное заплаканное лицо и посмотрела на меня сквозь свои толстые очки.

— Извини, Недди, — сказала она.

Я никогда больше не слышал о ней.

Однажды кто-то сказал, что во всем виноват ее дед, потому что всеми деньгами семьи владел он и ничего не делалось без его ведома. Я так и не узнал, родила ли она ребенка и воспитала ли его. Ее семья жила так далеко от Россмора, что спросить было не у кого. А моя семья не советовала мне наводить справки.

Они очень зло высмеяли меня.

— Самоуверенный сопляк, — сказала мама.

— Наш Недди возьмет под свое крыло еще чьего-нибудь байстрюка, — добавил дед.

— Пожалуй, даже Неженка Недди не способен на такую глупость, — произнес папа.

А у меня был комок в горле при мыслях о бедной молодой женщине, которая так гордо сказала, что согласится еще на один танец, и так ужасно отблагодарила меня за удовольствие, полученное от четырнадцати танцев.

Все это было очень печально.



Вскоре я покинул Россмор и поехал в Англию, в Лондон, работать на стройках с моим старшим братом Китом. Он подыскал квартиру над магазином; их там уже было трое, а я стал четвертым. Там было не очень чисто и аккуратно, но она располагалась рядом со станцией метро, а в Лондоне это самое главное.

Сначала я только заваривал чай и носил все на стройплощадку, а они так стучали старыми кружками, что те кололись, так что, когда я получил первые деньги, я пошел в магазин и купил дюжину новых больших кружек. И все были слегка удивлены тем, что я чисто мыл кружки и завел кувшин для молока и вазочку для сахара.

— Наш Недди — настоящий джентльмен, — сказали они обо мне.

Я никогда не был уверен, хвалили они меня или порицали. Но это совсем не важно.

Во время работы на стройке они проделывали кое-какие дела, например, каждый шестой контейнер для мусора наполняли вовсе не мусором — там были мешки с цементом, кирпичи и попадались даже запасные инструменты. Очевидно, здесь была своя система или договоренность, но мне никто этого не объяснил, поэтому, естественно, я обратил внимание мастера на то, что хорошие материалы выбрасываются, и думал, что все окажутся довольны.

Но они не были довольны.

Не тут-то было.

Кит был раздосадован больше всех. Мне было приказано оставаться на следующий день дома.

— Но меня же уволят, если я не пойду на работу, — возразил я.

— Если ты пойдешь, парни спустят с тебя шкуру, — сказал Кит сквозь зубы. Лучше было не спорить с ним.

— Что же мне делать весь день? — спросил я.

Кит всегда знал, что кому нужно делать. Но не в этот раз.

— Господи, Недди, я не знаю, делай что-нибудь, провались оно все, приберись тут, в конце концов. Что угодно, только не подходи к стройке.

Остальные вообще не разговаривали со мной, из чего я понял, насколько важен был этот полный контейнер для мусора. Я сел подумать. Все было не так просто.

Я рассчитывал скопить в Лондоне кучу денег. Тогда я устроил бы маме отпуск и подарил бы папе красивое кожаное пальто. А теперь мне было приказано не ходить на работу.

Приберись здесь, было сказано. Но чем? У нас не нашлось ничего для этого: ни отбеливающих средств для раковины или ванны, ни стирального порошка. Нечем было полировать мебель. А у меня осталось только девять английских фунтов.

У меня возникла идея, и я спустился в магазин Патела, который работал круглосуточно.

Я набрал моющих средств и взял банку белой краски, в общей сложности на десять фунтов, и сложил все в коробку. Затем я спросил мистера Патела:

— Предположим, я прибрался в вашем дворе, подмел его, аккуратно уложил все ваши ящики и коробки. Отдадите ли вы мне все это в качестве платы?

Он задумчиво посмотрел на меня, как бы прикидывая цену и количество работы, которую мне предстоит сделать.

— А окна магазина ты тоже помыл? — решил он поторговаться.

— Разумеется, мистер Пател, — ответил я, широко улыбнувшись.

И мистер Пател тоже улыбнулся в ответ.

Затем я пошел в прачечную и спросил, могу ли я покрасить их дверь, которая выглядела не лучшим образом.

— Сколько ты хочешь? — Миссис Прайс, хозяйка этого заведения, которая, говорят, имела много друзей-джентльменов, была умудрена опытом.

— Я хочу две коробки стирального порошка, — сказал я.

Дело было сделано.

Когда Кит и другие парни вернулись со стройки, они не поверили своим глазам.

Постели были застланы чистым бельем, старый линолеум на полу блестел, стальная раковина сверкала. Я выкрасил шкафчики на кухне и в ванной.

Я сказал, что могу на следующий день еще поработать у Патела и мне дадут средство для восстановления эмали в ванне. А в прачечной тоже есть что покрасить, так что мы можем постирать кучу вещей — рубашки, джинсы, все, что угодно, — я уже набил сумки тем, в чем нельзя уже было ходить на стройку или еще куда-нибудь.

Поскольку они, похоже, успокоились и были очень довольны уютной, обновленной и чистой квартирой, я решился спросить о другом. Мастер кого-нибудь прищучил?

— Ну, возможно, — сказал Кит. — Он не мог поверить, что ты меня мог заложить, своего родного брата! Я внушил ему, что никто не мог этого сделать, никто из парней, живущих со мной. Так что он решил, что ему нужно всюду искать воров. И теперь он повсюду и высматривает их.

— Ты что, думаешь, он найдет их? — спросил я удивленно.

Можно было подумать, что мы — персонажи триллера.

Все смущенно посмотрели друг на друга. Наступило молчание.

— Наверное, нет, — сказал Кит через некоторое время.

— А я смогу пойти на работу на следующей неделе?

Снова тишина.

— Ты знаешь, ты так здорово поработал здесь, Недди, превратил это в отличное жилье для нас, может быть, этим ты и будешь заниматься?

Я был обескуражен. Я думал, что буду ходить с ними на работу каждый день как напарник.

— Но где же я возьму деньги на жилье и для дома, если у меня не будет никакой работы? — тихо спросил я.

Кит наклонился ко мне и заговорил как мужчина с мужчиной.

— Я думаю, мы можем считать себя компанией, Недди, а ты можешь быть нашим управляющим.

— Управляющим? — переспросил я, потрясенный.

— Ну да, представь, что ты будешь готовить завтрак и даже упаковывать для нас ленч, а это место содержать в полном порядке. И, конечно, контролировать наши финансы, относить наши деньги на почту за нас. Так ты облегчишь жизнь нам, а мы все скинемся на оплату твоего труда. Что вы об этом думаете, парни? Хорошее чистое жилье, мы даже сможем приглашать сюда гостей, раз Недди гарантирует нам качество.

Они все сказали, что это классная идея, а Кит побежал в магазин и купил рыбы и картошки[2] для всех, чтобы отметить день моего назначения управляющим.

Работы было много, но значительно более простой, чем работа на стройке, потому что все было заранее оговорено, и я точно знал, что должен делать. Я написал обо всем этом в своем еженедельном письме домой и думал, что мама и папа будут рады. Но они в своих письмах выражали опасение, не используют ли меня Кит и прочие как дешевую рабочую силу и не перегружают ли работой.

«Ты такой скромный, воспитанный мальчик, — писала моя мама, — ты должен позаботиться о себе в этой жизни. Ты обещаешь мне это?»

Но на самом деле это оказалось нетрудно, потому что все были добры ко мне, и я все успевал. После приготовления горячего завтрака для парней я вел детей Патела в школу. Затем я открывал прачечную, потому что миссис Прайс, имевшая много друзей-мужчин, ранним утром бывала не в форме.

После этого я возвращался к семейству Патела и помогал им расставлять товары на полках и относить мусор на свалку. Затем нужно было наводить порядок в квартире, делать уборку, и каждый день я старался сделать что-то новое, вроде сооружения новой полки или приобретения подержанного телевизора, который мне дали в обмен на уборку в мастерской по ремонту телевизоров. Потом Кит нашел видеомагнитофон, который упал с грузовика, но не разбился, так что у нас было как бы собственное кино в столовой.

Я приводил из школы детей Патела и делал покупки для Кристины, старой дамы-гречанки, которая сшила нам занавески.

И каждый год я приобретал билеты обратно в Ирландию. Мы с Китом возвращались домой на маленькую ферму под Россмором, чтобы повидать родителей.

Каждый раз что-то было по-новому, город очень быстро рос и расширялся. Теперь был даже автобус, который ходил до поворота к нам. Я никогда не слышал ничего о бедной Норе и ее жизни. Кит сказал, что не у кого спросить.

Когда мы приезжали домой на эти две недели, я всегда делал какую-то работу по хозяйству. Ну, Кит обычно пропадал на танцах и не замечал ничего такого, а жилье ветшало, и требовалось то что-то подкрасить, то что-то починить. Папа занимался скотом, и у него не оставалось времени или сил для этого.

Я предложил Киту купить им хороший телевизор или даже стиральную машину, но Кит сказал, что у нас не хватит денег и не надо, чтобы нас считали миллионерами, потому что это не вызовет у наших соседей ничего, кроме зависти.

Меня беспокоило мамино здоровье. Она всегда была болезненна, но она говорила, что святая Анна дала ей эти дополнительные годы, для того чтобы она могла увидеть, как растет ее семья, и что за это она очень ей благодарна. Как-то летом мне показалось, что она очень плохо выглядит, но она сказала, чтобы я не беспокоился за нее, что все хорошо, и сейчас им стало жить легче, потому что папа продал одно поле и часть скота, и теперь он чаще бывает дома и может приготовить для нее чашку чаю. Ее ничто не беспокоит, за исключением того, как будет жить папа, когда ее не станет.

А потом мы с Китом приехали на мамины похороны.

И все наши друзья в Лондоне прислали цветы, потому что я рассказывал им о маме. Говорили, что к Киту очень хорошо относятся в Лондоне, раз у него столько друзей. На самом деле это были мои друзья, но это не имело никакого значения.

Бедный папа выглядел как тяжелораненый. Его лицо было полно печали, когда он прощался с нами.

— Теперь тебе предстоит присматривать за Недди, — наставлял он Кита на станции железной дороги. Как показало дальнейшее, все потом случилось совсем не так.

— Как ты думаешь, он не заплатит за нас? — проворчал Кит. Но деньги у меня были, и я мог заплатить за нас…

А потом, поскольку я привел в порядок все наружные помещения мистера Патела, когда он расширил площадь складов, он предоставил нам еще одну отдельную комнату за ту же плату, и один из наших парней перешел туда и завел девушку для серьезных отношений, так что теперь нас было только трое в квартире, и у каждого было по комнате.

У остальных тоже бывали девушки, вполне приятные девушки, они завтракали и были очень милы со мной.

Все были очень заняты, и время летело незаметно, и вот мне исполнилось тридцать семь, но я почти двадцать лет копил деньги, так что мне повезло с этой стройкой. В самом деле, если вы откладываете двадцать фунтов в неделю сначала, а потом больше, от тридцати до пятидесяти, все это складывается в весомую сумму.

Каждый год мне приходилось уговаривать Кита поехать со мной домой. Он говорил, что чувствует себя в Россморе заживо погребенным. А в один из наших приездов оказалось, что с папой не все в порядке. Он не отремонтировал загон для птицы, и лисица съела всех кур. Он не мог больше ходить в магазин и полагался на людей, заходящих к нему и предлагающих продать скот, отчего ему становилось еще хуже.

Он сильно постарел и совсем не ухаживал за домом. Я сказал Киту, что папа больше не может жить один. Кит ответил, что мысль о доме призрения вызывает у него ярость. Как будто бы я хотел отправить нашего папу в дом призрения!

— Нет, — сказал я, — я буду ухаживать за ним. Постараюсь работать за него.

— И получить все наследство? — с ужасом спросил Кит.

— О нет, Кит, я попрошу кого-нибудь оценить все, может быть, Майлса Бэрри, адвоката из города, а затем дать тебе и остальным вашу долю. Это будет по-честному, разве нет?

— Ты будешь жить здесь с отцом? — Кит смотрел на меня, открыв рот.

— Кому-то нужно это делать, — объяснил я, — и потом, я скоро женюсь, если смогу найти хорошую девушку.

— Купить этот дом? Выдать нам нашу долю? Что за мечты? — Кит рассмеялся.

Но я мог купить его, и я сделал это прямо на следующий день, и папа был очень рад, но Киту это совсем не понравилось.

Он сказал, что у него нет сбережений, и я, который в своей жизни ни одного дня не работал, не буду ли так любезен залезть в свой карман и дать ему на приобретение маленькой фермы или хорошей квартиры, пригодной для джентльмена. Это был очень странный поворот дела.

— Но почему ты считаешь, что я в своей жизни ни одного дня не работал, я же был вашим управляющим? — закричал я, чрезвычайно расстроенный этим нелепым обвинением.

Он, похоже, не был согласен с моим объяснением.

— Я был вашим управляющим, — настойчиво повторил я. Потому что я действительно им был. Я устроил хорошую квартиру, в которой они жили. Я мог бы еженедельно откладывать их деньги так же, как откладывал свои, если бы они мне их давали. Нужно было пойти на почту и завести счет, и аккуратно его пополнять. Но я не мог по пятницам выцарапать из них деньги, если они пропадали в клубах или тратили их на девушек, или покупали модную одежду.

Причина, по которой я смог накопить денег, состояла в том, что я не пил. Покупал одежду по низким ценам в «Оксфаме»[3], был занят на работе с утра до вечера, и у меня просто не было времени куда-то ходить и тратить деньги — вот я и накопил на дом.

Я все это спокойно сказал Киту и объяснил ему так подробно, что он не мог не понять. Я наблюдал за его лицом и увидел, что он перестал злиться. Его лицо смягчилось и стало приятным, как в тот вечер, когда он сделал меня управляющим. В тот вечер, когда он бегал за рыбой с картошкой. Он положил свою широкую ладонь на мою руку:

— Извини, Недди, я был не прав. Конечно, ты был нашим управляющим, и очень хорошим управляющим. И я не знаю, как мы обойдемся без тебя, если ты не останешься с нами здесь. Но главное, что папа будет под присмотром, и это станет утешением для нас.

Я облегченно улыбнулся. Все опять налаживалось.

— Ты знаешь, быть женатым трудное дело, Недди. Не расстраивайся, если это окажется для тебя не так легко, как все остальное. Женщин очень трудно понять. Тяжелая работа. Ты славный парень, но ты не острейший из ножей, и ты не знаешь, что нужно женщине в наше время.

Он был доброжелателен, поэтому я поблагодарил его, как всегда благодарю за советы, независимо от того, принимаю я их или нет. А я занялся поисками девушки, чтобы на ней жениться.