Таня Карвер

Жажда

Вам нравятся книги, от которых по коже бегут мурашки, которые страшно читать, но от которых невозможно оторваться? Вы зачитываетесь произведениями Томаса Харриса и по нескольку раз смотрели «Молчание ягнят» и «Основной инстинкт»? Тогда эта книга наверняка придется вам по душе. Дебютный роман «Суррогатная мать» Тани Карвер (литературный псевдоним Мартина и Линды Уэйтс), который презентовало наше издательство, стал бестселлером и получил множество восторженных откликов. Следующая книга — «Жажда» — приятно удивит поклонников жанра. Авторы этого жесткого динамичного триллера умеют держать читателей в напряжении. Мартин и Линда Уэйтс, много лет посвятившие работе в театре, знают, чем удивить аудиторию. Вероятно, успех их роману обеспечило гармоничное сочетание мужской логичности, последовательности, основательности, стремления проникнуть в суть вещей и женской эмоциональности, непредсказуемости и стремительности. Роман «Жажда» глубже, достовернее, интеллектуальнее дебютной книги, и эти черты делают его более шокирующим и притягательным. Авторы доказывают: гений и злодейство могут воплотиться в одном человеке и превратить его в монстра, которого практически невозможно одолеть.

В этом романе вы снова встретитесь со следователем Филиппом Бреннаном и профайлером Мариной Эспозито. Теперь эти герои предстанут перед вами в совершенно новом свете. Марина, великолепный психолог, любящая женщина и мать, живет в постоянном страхе, ее угнетает чувство вины: перед Филом, перед маленькой дочерью, перед собой… Она бежит от работы, любимого мужчины и кошмара, который преследует ее, но не может убежать от самой себя. А Фил вынужден теперь бороться не только с преступниками, но и с собственными страданиями и подозрениями. Это, конечно, отражается на его работе, где один неверный шаг может стоить жизни.

В городе появился жестокий маньяк, жертвами которого становятся привлекательные кареглазые брюнетки. Преступник наблюдает за ними, проникает в их дома, оставляет им «послания». А потом приходит день, когда его очередная жертва бесследно исчезает… Полиции никак не удается найти ниточку, которая сможет привести к разгадке страшной тайны.

У Фила Бреннана нет выбора: либо он найдет и покарает преступника, либо тот сам убьет его, поскольку понимает — Фил единственный человек, который может помешать ему.

В непредсказуемом сюжете причудливо переплетаются жестокость и милосердие, честолюбие и преданность, дружба и зависть, любовь и безумная жажда власти… На страницах книги разворачивается поистине завораживающий поединок доброго и злого начала в человеческой душе. На чьей стороне будет победа?



Все персонажи и события этой книги, за исключением общеизвестных, являются вымышленными, и любая их схожесть с реальными людьми, ныне живущими или умершими, — это чистое совпадение.



Еще раз спасибо Дэвиду, Дэну, Талии, Энди и остальным членам команды издательства «Литл Браун». А также моему агенту Джейн Грегори и всем в компании «Грегори энд Компани». И моя особая благодарность Джоан Медланд за ее ценные советы.



Все, что касается Центральной больницы Колчестера в этом романе, является плодом моего воображения. Как и все, собственно, что касается Колчестера.

Часть первая

Глава 1

Сначала она обратила внимание на всякие мелочи. Ее украшения лежат немного иначе; чашка стоит в сушке для посуды, хотя она думала, что поставила ее в буфет, а полотенце в ванной, которое должно быть сухим, на самом деле влажное.

Пустяки, мелочи. Но озадачивающие.

И тревожные.

Но которых недостаточно, чтобы начать беспокоиться.

Если бы Сюзанна Перри могла знать, как далеко все зайдет и в какой кошмар превратится ее жизнь, она бы не просто всполошилась. Она бы без оглядки бросилась бежать оттуда, причем как можно быстрее и как можно дальше.

Сюзанне было двадцать шесть. Она жила одна в квартире на Мэлдон-роуд в Колчестере. И работала логопедом в Центральной городской больнице. Несколько месяцев назад она рассталась со своим парнем и, хотя с тех пор у нее и было несколько свиданий, никаких серьезных отношений сейчас не искала.

Ей хотелось просто наслаждаться жизнью.

Раз в неделю Сюзанна выбиралась со своими друзьями в один из нескольких любимых баров, иногда — в клуб. Она любила танцевать. Она любила все самое популярное. В своей машине она включала «Литл Бутс» или Леди Гагу и подпевала им. Ей нравилось кино, особенно комедии. И еще ей нравилось сходить куда-нибудь поесть, когда она могла себе такое позволить. Иногда по ночам она жалела, что у нее нет парня; иногда — чувствовала, что не хочет ничего больше, кроме как удобно улечься на своем диване с каким-нибудь женским романом в стиле «чик-лит»[1], плиткой шоколада и стаканом белого вина. Она была симпатичной и дружелюбной и не считала, что представляет собой что-то особенное.

Но кое-кто считал иначе.

Кое-кто считал, что Сюзанна Перри очень даже особенная.

Весь этот кошмар начался в первых числах июня. Сюзанна спала в своей постели, в своей кровати, в своей квартире. Двери заперты на замок и на задвижку, окна надежно закрыты. Она думала, что она в безопасности.

Она ошибалась.

Тяжелые плотные шторы на окнах были полностью задвинуты, бамбуковые жалюзи опущены. Как всегда. С детских лет она спала очень чутко, а для этого требовалась полная темнота и тишина. Поэтому ее спальня напоминала камеру сенсорной депривации, изолирующую человека от любых ощущений. И ей это нравилось.

Но этой ночью все было по-другому. Другой была темнота. Не успокаивающей и надежной, а холодной и глубокой, словно безопасность ее комнаты, напоминавшей чрево матери, была нарушена. Сюзанна не могла понять, спит она или бодрствует. Это была ее комната, но в то же время не ее.

Она лежала в кровати на спине с широко открытыми глазами и, приподняв голову над подушкой, смотрела прямо перед собой в пугающую черную тьму, состоявшую из густых и вязких теней, в которой можно было различить движение каких-то громадных неуклюжих фигур. Она моргнула, попробовала пошевелиться. И не смогла. Моргнула снова. Голова, заполненная воображаемыми криками и шепотом, начала болеть.

Из темноты отделилась тень и двинулась к ней. Сердце ее лихорадочно забилось, она попыталась перевернуться, хотя бы отодвинуться. И не смогла. Тело не слушалось ее.

Тень приобрела очертание. На фоне черноты появился контур. Фигура огромного человека, с горящими глазами. Они горели ярко, как автомобильные фары. Сюзанна попробовала закрыться от света, но рука осталась на месте. Она закрыла глаза. Она лежала зажмурившись и слушала, как в груди гулко стучит сердце. Мозг посылал сигнал ее губам: откройтесь, кричите! Но ничего не происходило.

Крепко закрыв глаза, она старалась не дышать. Она представляла, что в действительности находится сейчас совсем не здесь, и приказывала себе проснуться.

Ничего не происходило.

Она открыла глаза. Комната в ее сне кружилась, словно черный как деготь калейдоскоп. Она сосредоточила взгляд. Тень находилась прямо рядом с ней. Яркие глаза горели возле ее головы. Она слышала свое воображаемое во сне дыхание на своей воображаемой щеке.

Она опять закрыла глаза и попробовала пошевелить губами. В голове, словно мантра, крутилась одна фраза: «Это всего лишь сон… это всего лишь сон… это всего лишь сон…»

Затем тень заговорила. Голос был тихим, бормочущим и монотонным, какой-то треск и скрежет, как в забытой на плите кастрюле, из которой уже полностью выкипела вода. Глухие, наполненные болью слова, которых она не понимала.

Она пыталась разобрать их, сложить во что-то связное. В этом звуке было что-то знакомое, взятое из ее настоящей жизни — если бы ей только удалось понять это. Но эти слова, дрожа, неумолимо уплывали куда-то в темные закоулки ее сна, потерянные и невосполнимые.

Тень двинулась, перелилась через ее тело. От нее пахло темным, маслянистым, ядовитым дымом.

А потом это был уже не дым. Она стала твердой, шершавой, неподдающейся.

Сюзанна еще раз задержала дыхание и попробовала позвать кого-нибудь. Ничего. Попыталась пошевелить ногами и встать. Ничего. Поднять сжатые в кулаки руки и ударить эту тень. Тоже ничего.

Холодные жесткие руки прикоснулись к ней, прошлись по ее бокам. Ее тело из сна дернулось, но осталось лежать на месте. Чужие руки медленно двинулись к ее бедрам, к подолу ее футболки.

«Это всего лишь сон… всего лишь сон…»

Руки подняли ее футболку вверх, на бедра.

«Всего лишь сон… сон…»

Она снова зажмурилась.

Тень опять начала говорить. Обиженное неразборчивое гудение.

«Просыпайся… просыпайся…»

Вспышка света. Крик. Но кричала не Сюзанна.

Потом тишина.

Сюзанна открыла глаза. Тень пропала. Она лежала в темноте одна.

Сердце билось по-прежнему учащенно, дыхание было резким и прерывистым. Она не открывала глаз. Ей хотелось попасть в другой сон. Более безопасный и добрый.

Сюзанна спала.



Разбудил Сюзанну резкий пронзительный звук.

Она вскочила и открыла глаза. Часто заморгала. Огляделась по сторонам. Вздохнула. Вокруг была ее спальня, похожая на утробу матери. Она снова закрыла глаза.

Но этот звук не давал ей спать: громкий голос Криса Мойлса[2] в свойственной ему неприятной манере настойчиво говорил, что ей пора вставать.

Она снова открыла глаза. Что-то было не так. В конце концов она поняла, в чем дело, хоть на это и ушло несколько секунд. Из-за краев затемняющих штор пробивался солнечный свет.

Сюзанна снова вздохнула. Обычно она любила еще некоторое время поваляться после того, как сработал будильник, лелея последние окутывавшие ее туманные завитки не окончательно ушедшего сна. Долежать до последнего, чтобы потом сбросить пуховое одеяло и неохотно поплестись под душ.

Но только не сегодня утром. Только не после этого ночного кошмара. Она не хотела оставаться в постели ни секунды дольше.

Отбросив теплое одеяло, она почувствовала, как затекшие руки покалывают невидимые иголочки. Она пошевелила ногами и опустила их на пол. Они болели и казались более тяжелыми и не такими гибкими, чем обычно. Она попыталась сесть. Перед глазами все плыло. Она поморгала, но комната отказывалась останавливаться. Она снова упала на кровать.

Тело ощущалось так, будто она, очень энергично поработав в тренажерном зале, настолько бурно посидела в пабе с Зоей и Рози, что после просто рухнула в постель и не шевелилась всю ночь. С той только разницей, что она твердо знала, что ничего подобного не было.

Она весь вечер просидела дома, смотрела по телевизору «Улицу Коронации», жуя батончик «Фрут-энд-Нат». Потом были пара телефонных звонков, продолжительная ванна с пеной и раннее укладывание в постель с романом Кейт Аткинсон. Никаких тренировок в зале. Только небольшой бокал вина — все, что оставалось в бутылке.

Сюзанна снова попыталась встать и таки сделала это, хотя ноги ее дрожали, а комната плыла перед глазами.

Наверное, я заболеваю, подумала она. Возможно, это свиной грипп.

Спотыкаясь, она подошла к окну, для устойчивости облокотилась одной рукой на подоконник и открыла шторы, приготовившись взглянуть на то, каким сегодня обещает быть день.

Но до того, чтобы смотреть в окно, дело не дошло.

Жалюзи были подняты — что объясняло, откуда в комнате появился дополнительный свет, — а к оконному стеклу что-то прилеплено. Она нахмурилась, не очень понимая, что это может здесь делать и почему подняты жалюзи. Затем она сняла со стекла то, что там было, и рассмотрела более внимательно.

И почувствовала, как сердце ее оборвалось.

Это была фотография. На ней была она сама в спящем виде. Ее слишком большая футболка, которую она надевала в постель вместо ночной рубашки, — и которая и сейчас была на ней, — была задрана вверх, открывая ее подстриженные на лобке волосы и верхнюю часть бедер.

Кровь ринулась по ее сосудам с бешеной скоростью. Грудь лихорадочно вздымалась, как будто телу ее не хватало воздуха. Ноги затряслись еще больше.

Она перевернула фотографию. И задохнулась от накатившего страха. Аккуратно напечатанные прописные буквы. Она прочла:

Я СЛЕЖУ ЗА ТОБОЙ.

В голове мгновенно возник вчерашний кошмарный сон. Тени. Огни. Голос.

Прикосновение чьих-то рук на теле.

Голова Сюзанны отчаянно закружилась, ноги подогнулись, глаза закрылись сами собой.

Это был не сон. Все было на самом деле.

Она потеряла сознание.

Глава 2

— Что ж, — сказал сержант Микки Филипс, пытаясь нахально улыбнуться, — кому-то она не понравилась.

Но улыбка его очень быстро исчезла, а лицо побледнело, приобретя цвет заплесневелой замазки. Он быстро свесился через борт, и его вырвало прямо в реку.

— Делать это нужно в пакет…

Совет инспектора Фила Бреннана явно запоздал.

— Простите.

Извинения сопровождались глубокими вдохами и сплевыванием.

Фил Бреннан сокрушенно покачал головой и отвернулся от нового сержанта к тому, из-за чего они все здесь находились. Новенький он или нет, винить его особо было нельзя. Не за что. За годы работы в Бригаде по расследованию тяжких преступлений — БРТП — он видел много всяких неприятных вещей, но зрелище, которое открылось перед ними сейчас, определенно было одним из самых диких.

Это тело когда-то было женщиной. Но сейчас оно больше напоминало что-то из лавки мясника или фильма ужасов. Или со скотобойни. Женщина была раздета и сильно изуродована. Ее мучили. Торс, руки и ноги были испещрены сеткой порезов, большинство из них глубокие. Следы от кнута, решил Фил. Следы от ножа. И даже следы от цепи.

Но среди всего этого ужаса в глаза Филу бросились две вещи. Первое было то, что вагина ее была жестоко обезображена, еще сильнее, чем остальное тело, а ноги широко расставлены в сторону основания мачты маяка. Второе — это то, что на лбу ее было вырезано ШЛЮХА.

— Думаю, — сказал Фил, — кто-то пытается оставить нам послание…

Он стоял на палубе плавучего маяка, пришвартованного у набережной Короля Эдварда на реке Колн в Колчестере. Транспарант, натянутый на передних перилах, гласил, что маяк этот используется Морским кадетским корпусом. Два берега реки, казалось, олицетворяли собой разные миры. Вдоль набережной вытянулся ряд одноэтажных зданий, все отгорожены друг от друга, везде занимаются каким-то бизнесом, и все выглядят не слишком процветающими: свалка, гараж, пара небольших производственных мастерских. Яркие рекламные щиты во всеуслышание ратовали за благоустройство города.

На противоположной стороне вдоль берега выстроились кварталы жилых зданий из стекла, металла и дерева; некоторые из них были крутыми и сдержанными, другие — безвкусными и кричащими. Эти новые контуры на месте старых доков воочию демонстрировали реконструкцию и благоустройство территории вокруг порта.

На одной стороне прошлое, на другой — будущее, подумал Фил. Старое и разваливающееся против нового и сияющего. А посредине мертвая женщина на плавающем маяке.

Фил помотал головой, стараясь отогнать мысли, занимавшие его еще по дороге на службу. Мысли о его личной жизни. Их нужно было растолкать по углам и заняться работой.

Сержант Микки Филипс снова перешел в вертикальное положение. Фил посмотрел на него.

— Что, уже полегчало?

Тот кивнул; щеки его горели от напряжения и замешательства.

— Простите. Думал, будет проще…

Лицо Фила осталось суровым.

— Если так, то, возможно, как раз сейчас сам Господь подсказывает, что тебе следует работать охранником в универмаге.

— Ясно. Да, босс. — Микки Филипс рискнул еще раз взглянуть на тело. — А это… это она, как вы думаете, босс?

Фил тоже посмотрел вниз. Там начали собираться мухи. Он отогнал их, хотя знал, что они все равно вернутся.

— Надеюсь, — сказал он. — То есть я хотел сказать… надеюсь, что нет, но в общем-то да, потому что очень не хочется думать, что пропал кто-то еще.

Микки Филипс понимающе кивнул.

Фил отвернулся и посмотрел вверх. Солнце уже взошло, небо было лазурно-голубым, как яйца в кладке певчего дрозда. Но Фил относился к этому иначе: чем ярче свет, тем гуще от него тени. Он смотрел на место преступления глазами копа, потому что видел весь мир глазами копа. Он ничего не мог с этим поделать, это была его работа. Вместо живущих он видел мертвых. И эти призраки постоянно разговаривали с ним, взывали о справедливости, просили покоя. Легкое поскрипывание яхты, казалось, было голосом этой мертвой женщины, который шептал ему, умолял его: «Найди того, кто это сделал. Дай мне упокоиться с миром».

Джулия Миллер пропала в четверг на позапрошлой неделе. Двенадцать дней назад.

Фил не был связан с этим делом напрямую, обычно пропажей людей БРТП начинала заниматься только тогда, когда возникали подозрения в убийстве. Но о ней Фил слышал.

Ей было под тридцать, постоянный бойфренд, работала эрготерапевтом, помогала инвалидам восстанавливать физические функции в Центральной больнице Колчестера. Собственная квартира, собственная машина. И вдруг однажды вечером она исчезла. Занимавшиеся этим делом полицейские не обнаружили никаких следов борьбы, похищения силой или убийства. Безутешного бойфренда тщательно допросили и отпустили. Полицейские просмотрели многие часы записей с камер видеонаблюдения, фиксировавших приход Джулии на работу и уход домой. Ничего подозрительного. Все выглядело так, будто она внезапно просто испарилась.

Джулия Миллер — молодая хорошенькая женщина, белая, средний класс. Любимый типаж всех средств массовой информации. Все сразу включились, стали выходить обращения, везде показывали фотографии. Родители Джулии и ее парень дали пресс-конференцию, во время которой слезно умоляли ее вернуться домой. Но с тех пор о ней ничего нового известно не было.

«С людьми такое происходит постоянно. Они исчезают».

Для родителей Джулии эти слова не несли ни утешения, ни успокоения, они звучали просто как ничего не объясняющая мантра. «Она либо придет домой сама, — говорили люди, — либо не придет вообще». Никто не знал, что делать дальше, кроме как ждать, что Джулия вдруг пришлет открытку из каких-нибудь далеких жарких краев.

— Значит, это и есть наша беглянка? — раздалось за спиной.

Фил обернулся. По трапу поднимался старший инспектор Бен Фенвик. Синий комбинезон, латексные перчатки, сапоги и капюшон ничуть не скрашивали его самодовольного вида.

— Думаю, да, сэр, — сказал Фил, зная, как это «сэр» должно подчеркивать разницу между ними, что Фенвику так нравилось. — Я хотел сказать, надеюсь, что это она.

Фенвик кивнул, надев на лицо маску профессиональной озабоченности.

— Да. Все правильно, — встав рядом с Филом, сказал он и, взглянув вниз на тело, поморщился. — Мы же не хотели бы, чтобы это был кто-то еще, верно?

Фил высказал то же самое соображение, но переживая о жертве. А Фенвик — Фил знал это по собственному опыту — переживал исключительно о том, чтобы это происшествие не подпортило ему показатели.

Они явно недолюбливали друг друга. Но как бы заключили между собой негласное временное перемирие, чтобы каждому выполнять свою работу. Поскольку Фил работал много и одержимо и всегда получал результат, Фенвик как начальник терпел его как необходимое зло. Фил, со своей стороны, считал Фенвика притворщиком: тот постоянно сыпал словечками из самого свежего политкорректного начальственного жаргона, разбрасывался пустыми фразами насчет прогрессивности и равноправия в среде полицейских, но за прекрасно сшитым на заказ костюмом и модельной стрижкой скрывался такой же реакционер и консерватор, как и любой другой динозавр в их управлении.

Фил заметил, что Фенвик привел с собой еще одного человека в таком же синем комбинезоне, который остановился чуть поодаль. Сейчас Фенвик повернулся к вновь прибывшему.

— Познакомьтесь, это сержант Мартин. Роза. Она первоначально вела дело об исчезновении женщины. — Фенвик улыбнулся. — Она здесь, чтобы высказать свое квалифицированное мнение.

Сержант Роза Мартин шагнула вперед, сдержанно улыбнулась Филу и Микки и взглянула на тело. Вздрогнув от увиденного, она быстро отвела глаза в сторону. Фил боялся, что реакция у нее может быть такой же, как у Микки, но она взяла себя в руки, снова посмотрела на труп и нагнулась, чтобы рассмотреть его поближе. Фил оценил это. При этом он заметил, что Микки от ее поведения стало еще более неловко.

— Что вы думаете об этом? — спросил Фил. — Вы ориентируетесь в этом деле лучше, чем мы. Это она?

Роза Мартин выпрямилась. Не отрывая глаз от тела, она кивнула.

— Думаю, да. Да, я думаю, что это Джулия Миллер.

Фил тоже кивнул. И снова посмотрел на труп.

Сейчас определенно не время думать о личном.

Глава 3

Фил посмотрел на остальных, все они сейчас потели в своих синих одноразовых комбинезонах. Он представил, как они выглядят со стороны: капюшоны подняты, руки в перчатках, на ногах сапоги. Собрание друидов двадцать первого века вокруг современного жертвенного алтаря.

— Значит, точно никаких естественных причин смерти? — попробовал не к месту пошутить Фенвик.

Никто не засмеялся.

— Ее сердце остановилось, — сказал Микки Филипс, вытирая губы. — Чего уж более естественного?

Фил обернулся к своему новому сержанту. Этот ответ наводил на мысль, что к нему после неловкого происшествия с рвотой снова вернулась нахальная уверенность. Но выражение его лица говорило совсем о другом. Эти слова были искренней реакцией на неуклюжий юмор Фенвика. В глазах его не было ни тени веселья или легкомыслия. Фил начал понемногу проникаться к нему симпатией.

— Фил, — начальственным тоном сказал Фенвик, как бы подчеркивая, кто здесь старший, — я бы хотел, чтобы вы возглавили команду по расследованию этого дела.

Фил кивнул.

— И я считаю, что было бы правильно, чтобы к вашей команде присоединилась Роза, то есть сержант Мартин. Она работает в этом направлении уже неделю. И знает в деталях положение вещей.

Знает в деталях положение вещей, мысленно повторил Фил. Король избитых штампов в своем репертуаре.

— О’кей.

Фил любил сам подбирать членов своей команды, чтобы быть уверенным, что этим людям можно доверять, но на этот раз в словах Фенвика был резон.

— Хорошо. Я оставляю вас и пойду разберусь с прессой. Будете докладывать напрямую мне и суперинтенданту полиции в Челмсфорд, как обычно.

— А что все-таки с репортерами? Мы будем посвящать их во все это?

Фенвик нахмурился.

— Давайте дождемся опознания и подтверждения личности убитой, прежде чем называть какие-то имена. Чтобы не совершить фальстарт, верно?

Фальстарт.

— Конечно.

— Хорошо. Ну, тогда я вас оставляю.

Фенвик повернулся, чтобы идти, и Фил заметил, что его рука задержалась на талии Розы Мартин на мгновение дольше, чем должна была бы.

— Ладно, — сказал Фил, после чего представил друг другу всех присутствующих. — Похоже, по этому делу вы попали в мою команду. У нас может снова появиться Анни, но, пока мы не можем на это рассчитывать, давайте приниматься за работу. Все вместе.

Фил всегда собирал свою группу на месте преступления, чтобы все могли поделиться мыслями и соображениями.

— Прежде чем мы будем что-то делать, давайте посмотрим, о чем нам может сказать это место. Что здесь может быть важно?

— Вы имеете в виду, была ли она принесена сюда неслучайно, в этом смысле, да? — Роза Мартин нахмурилась.

— Да, в этом смысле, — сказал Фил. Он снова взглянул на труп. — Ее голова направлена в сторону переднего края яхты…

— Носа, — сказал Микки Филипс.

Фил внимательно посмотрел на него. Сержант покраснел.

— Передний край яхты. Нос. Мой старик… Он брал меня с собой в море.

Фил удивленно улыбнулся.

— Что, правда?

Микки пожал плечами.

— Ну да. Я ненавидел это. Меня всегда рвало. — Он виновато улыбнулся. — С тех пор ничего не изменилось.

— Сосредоточьтесь, — сказал Фил. — Итак, она лежит головой к носу, тело вытянуто по прямой в сторону рубки и собственно маяка. Ноги раздвинуты. — Он посмотрел на остальных. — Может это быть сделано специально? Хотел ли тот, кто сделал это, чтобы мы нашли ее именно в этом положении? Или это дело случая, просто так получилось?

— Мне это кажется неслучайным, — сказала Роза. — Я хочу сказать, что тело можно было просто бросить и оставить так. А он потратил время на то, чтобы уложить ее, расположив именно таким образом.

Микки показал на деревянную палубу.

— Здесь есть следы от ног. Может, их оставил тот, кто принес ее сюда?

— Может, — сказал Фил. — У него могло уйти определенное время на то, чтобы уложить ее так, как он хотел. На полу есть кровь, и там, где он ее двигал, она размазана.

— А он был один, босс? Или вы считаете, что их было несколько?

Фил пожал плечами.

— Трудно сказать. Она не такая уж тяжелая. Одному пришлось бы потрудиться, а двое могли справиться с ней легко.

— Киллеры, работающие в тандеме? — сказала Роза. — Убийцы-насильники?

— Мы, Роза, пока еще не знаем, была ли она изнасилована.

— Но это вполне логично предположить, — сказал Микки, указывая на изуродованную вагину и тяжело сглатывая.

— Значит, вы считаете, что мотив тут — секс? — спросил Фил.

Роза огляделась.

— Ноги раздвинуты, а между ними высокая вышка маяка. Это Фрейд для начинающих, вы так не думаете?

— Похоже на то, но давайте не будем торопиться с выводами. Подождем, пока свое слово скажет Ник Лайнс. Что мы знаем наверняка, так это то, что она была убита не здесь. Тут слишком мало крови. Но оставлена здесь она была с определенной целью.

— Ее квартира, — сказала Роза.

Фил выжидательно посмотрел на нее.

Она показала на жилые кварталы за рекой.

— Она жила вон там. В одной из этих квартир. На самом деле я думаю, что этот корабль даже виден из ее окон.

Фил почувствовал внутри знакомую дрожь. Информация складывалась, начинали вырисовываться контуры общей картины. Он пока не знал, что все это значит, но был уверен, что это важно. Он кивнул.

— Значит, все не случайно.

— Думаю, можно с уверенностью сказать, что женщин он ненавидит, — заметила Роза, стараясь не смотреть на надпись, вырезанную на лбу трупа.

— Я бы сказал, что это само собой разумеется. — Фил взглянул на часы. — Криминалисты уже выехали?

Филу все это очень не нравилось. Но после того как мир захватил знаменитый телесериал «CSI», управление на этом настаивало.

Роза кивнула.

— Бен позвонил им, когда мы ехали сюда.

Бен, отметил про себя Фил.

— Может, остановились съесть по мороженому, — сказал Микки Филипс, вытирая пот со лба обратной стороной руки в резиновой перчатке.

Фил не обратил внимания на его шутку.

— Никому ни к чему не прикасаться, — сказал он, выразительно посмотрев на своего нового сержанта. — Никакого своего пота и, разумеется, никакой блевотины. А сейчас давайте оставим место преступления в нетронутом виде.

Они втроем сошли с яхты, куда поднялись полицейские, чтобы выполнить свою работу. На дорогах были расставлены кордоны, поперек всех подходов натянута бело-голубая лента, движение перекрыто, подъезжавшие машины разворачивались. Бригада по обследованию места преступления сначала охватит максимально возможную территорию, а затем, словно стая хищных птиц в синих комбинезонах, постепенно начнет сжимать кольцо, сужая зону поиска, пока не сомкнется вокруг мертвого тела. После этого они, используя свои дотошные и мистические методы, будем надеяться, восстановят путь, по которому тело попало сюда. И, что еще более важно, расскажут Филу и его команде, кто его сюда принес. А возможно, и как его поймать.

Перед стеной с росписью, посвященной возрождению города, на деревянной скамейке с ножками из бетона сидел человек. Среднего возраста, лысеющий, в синей рубашке поло, с неспортивным животиком, свисавшим над затянутым поясом брюк. Его заметно трясло. Сидевшая рядом с ним женщина в форме встала и направилась к Филу.

— Это тот парень, который нам позвонил? — спросил Фил.

Та кивнула.

— Он уже дал показания?

Она снова кивнула.

— Он как обычно пришел открывать свой гараж. И обратил внимание на чаек, — по его словам, их было необычно много, — которые собрались на палубе яхты. Он подошел, чтобы согнать их оттуда, и увидел тело.

— Он больше ничего не заметил? Может быть, он слышал что-то? Какие-нибудь машины? Подозрительные люди?

Она посмотрела вдоль набережной.

— Вы же знаете, босс, что представляют собой некоторые из этих фирмочек. Если бы они не занимались чем-то подозрительным, то давно уже вылетели бы в трубу.

Фил вздохнул.

— Согласен. Но расспросите его об этом еще разок. Никогда не знаешь, на что может среагировать память. Спасибо.

Женщина кивнула и снова переключила свое внимание на мужчину на скамейке. Из-за борта яхты тела ему видно не было, но он знал, что оно по-прежнему лежит там.

Микки Филипс подошел и встал с ним рядом; взгляд у него был таким же сосредоточенным, как и у Фила, капюшон надвинул на лоб. Предыдущего сержанта из команды Фила убили при исполнении служебных обязанностей, и это кровавое событие всколыхнуло всю его группу. Фил понимал, что Микки Филипс об этом знает, понимал, что через свое натянутое дружелюбие, через эти свои попытки шутить, — пусть даже неуместные, — тот пытается как-то приспособиться к ситуации.

Фил быстро взглянул на него. Сержант расстегнул змейку на своем синем комбинезоне и дергал пуговицы на рубашке, чтобы подставить грудь воздуху. Телосложение у Микки Филипса было плотное, как у игрока в регби. Коренастый и мускулистый, словно побритый и одомашненный буйвол. Он был одет так, как должен быть одет каждый полицейский. Хорошо сшитый — но не бросающийся в глаза — костюм. Начищенные туфли. Короткая стрижка ежиком. Даже запонки. Под своим бумажным комбинезоном Фил выглядел совершенно иначе. Причем совершенно сознательно. Джинсы. Фирменные кроссовки, в которых ноги не потеют. Цветастая рубашка навыпуск, поверх которой надет пиджак от костюма. Волосы торчат в разные стороны, спереди закрывая лоб. Когда он оставил патрульную службу и пришел в бригаду по расследованию особо опасных преступлений, то твердо решил, что не будет менять одну униформу на другую. И слово свое сдержал. Собственно говоря, он был одет хорошо, но по своим собственным стандартам.

К ним подошла сержант Роза Мартин; бумажный комбинезон она уже сняла. Фил впервые рассмотрел ее. Высокая и крупная, но при этом хорошо сложена, стройная, черные прямые волосы с удлиненной круглой стрижкой, челка ниже бровей. В джинсах, футболке, ботинках и стильной кожаной байкерской куртке без воротника она по своему внешнему виду больше соответствовала рабочему стилю Фила, чем Микки Филипса. Но он знал, что внешность бывает обманчива.

Фил надеялся, что в отношениях между этими двумя не возникнет напряжения. У него уже была проблема еще с одним своим детективом, капралом Анни Хэпберн. Когда появилась вакансия на должность сержанта, она выдвинула свою кандидатуру, не прошла по конкурсу и затаила обиду. Он пытался позвонить ей сегодня утром и забрать ее с собой, но к этому времени ее уже вызвали по другому делу. Он подозревал, что она могла организовать это умышленно.

Ему оставалось только надеяться, что его команда сможет оставить все разногласия и окажется в состоянии работать вместе. Они должны это сделать. Его задача в том и заключалась, чтобы обеспечить это.

— Хорошо, — сказал Фил, — прежде чем мы начнем, есть какие-нибудь вопросы?

— Босс… — начал Микки.

— Что, Микки?

— Ну… — Он оглянулся на яхту, потом снова перевел глаза на Фила. — Я вот что подумал. Я понимаю, что я тут новенький, перешел сюда из отдела по борьбе с наркотиками и все такое, но это выглядит очень серьезно. Меньше похоже на одиночное убийство, а больше смахивает на серийную работу. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Ты к чему клонишь?

— А мы не думаем привлечь к этому делу профайлера, который составил бы психологический портрет преступника?

— Это вариант, — сказал Фил.

— А вы знаете хороших специалистов? — спросила Роза.

— Есть парочка, — сказал Фил. — Особенно один, точнее одна.

— Может, стоит ей позвонить? — сказал Микки.

Фил задумался. Марина Эспозито была лучшим профайлером из тех, с кем ему когда-либо доводилось работать. Она также была его партнером. Его единомышленником. Матерью его ребенка. И источником проблем, которых он старался не приносить с собой на работу. Сейчас она отстранилась от него. Ни понять ее, ни поговорить. Она замкнулась, не рассказывает, куда идет, что делает. Что-то нарушилось. Ему нужно во всем разобраться, поговорить с ней. Выяснить все. На то, чтобы они были вместе, ушло много времени и сил, и он не мог позволить чему бы то ни было просто так разлучить их.

— Не прямо сейчас, — сказал Фил. — Она… занята. Еще что-нибудь?

Оба покачали головой.

— Хорошо. Да, еще один момент.

Они вопросительно посмотрели на него.

— Добро пожаловать в БРТП, — сказал Фил.

Глава 4

— Привет.

Марина Эспозито устроилась в кресле и взглянула на мужчину напротив.

Он был неподвижен, выражение его лица и поза были спокойными, он приготовился слушать. Она неуверенно улыбнулась ему.

— Проехать очень трудно, — сказала она. — Там какое-то убийство в районе станции. Всех почему-то разворачивают. — Она вздохнула. Это как-то сгладило неловкость, которую она испытывала. — Но я все-таки пробилась. Не хотелось пропускать нашу встречу.

На ней была длинная, плотная черная юбка, белая льняная блузка, ювелирные украшения. Солнечные очки с большими стеклами подняты наверх, на густые темные вьющиеся волосы. Ей было приятно куда-то выйти из дома. Специально для чего-то одеться. Хотя бы для чего-нибудь. Даже чтобы просто прийти сюда.

Марина немного повернула кресло и установила его так, как ей хотелось. Окна были открыты настежь, свежий воздух и яркий солнечный свет этого утра на стыке весны и лета привносили в казенную обстановку комнаты ощущение тепла и жизни, которое появлялось здесь не так уж часто.

— Ну хорошо…

Она снова вздохнула. Затем принялась за то, что ей необходимо было сделать, прежде чем начать говорить. Физические действия, которые помогали ей сосредоточиться. Она отключила сигнал на своем мобильном и пересмотрела содержимое своей сумочки, перед тем как поставить ее на пол. Изумилась некоторым обнаруженным там предметам. Заправила волосы за уши, поправила цепочку на шее. Слегка приподняла край блузки, впустив немного воздуха, чтобы она не прилипала к груди. В конце концов ее руки, не найдя больше никакого занятия, опустились на колени, словно пара птиц. Сигнал к тому, что она наконец готова к разговору.

— Итак…

Она снова взглянула на мужчину, лицо которого оставалось неподвижным. Выражение его не изменилось, на нем было написано ожидание.

— Я начну. Все было… О’кей. Да, — сказала она, словно убеждая себя, — да, о’кей. У Джозефины все в порядке. Я оставила ее с Эйлин и Доном. Они любят ее. Так что… так что сегодня утром она там.

Марина вздохнула. Мысли лихорадочно метались в ее голове. Она пыталась ловить их — в надежде, что удастся выхватить правильные.

— Я… все идет хорошо. Со времени нашей… со времени нашего… с того времени, когда мы с тобой встречались в последний раз, все в порядке. — Она кивнула. — Да.

Она опять вздохнула, и в этот миг солнце спряталось за облаком. Яркие летние краски поблекли, стены снова стали серыми и унылыми, и комната уже выглядела такой же, какой была до этого, — казенной и угнетающей.

— Нет, — сказала она, как будто изменение в освещении уничтожило ее нарочитую бодрость, оставив только суровую действительность. — Дела идут не совсем хорошо. То есть у нас с Филом все хорошо. Хорошо… ну, ты понимаешь. У нас ребенок, прекрасная малышка. И новый дом. Так что тут все нормально. Это хорошо. Но есть… В общем, есть и кое-что другое.

Она ждала возвращения солнца. Оно все не появлялось, и она продолжила:

— Страх. Это то, о чем мне никогда не говорили. Страх. Вам дается этот крошечный младенец, эта… человеческая жизнь… — Она приподняла руки, как будто держала невидимую дочку, и посмотрела на них. — И вы должны, вы обязаны заботиться о нем. Вы несете за него ответственность. Вы дали ему жизнь и теперь должны помогать жить.

Она опустила руки. Подняла голову. Посмотрела на него.

— Прости. Не нужно было тебе этого говорить. Я и сама понимаю… — Еще один вздох. — Потому что есть и многое другое. Ну… все это. — Слова в голове снова начали разбегаться и теряться. Но она сама захотела высказать это здесь. Специально пришла. — Я не могу… не могу… радоваться этому. Ничему этому. Существует эта тень. Это… призрак праздника, как слон в комнате — все очевидно, но все делают вид, что не замечают его. Назови это как хочешь, но ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Иногда я забываюсь и на миг становлюсь счастливой. Но только на миг. Тогда я могу расслабиться. Могу смеяться. Но потом я вспоминаю. И все начинается сначала. И я просто…

Она вытянула руки перед собой и пошевелила пальцами, словно ловила в воздухе невидимое и неуловимое, постоянно ускользающее решение. Голос ее упал.

— Иногда я думаю, что это уже никогда не изменится. Мне кажется, что так все и будет. Так и останется навсегда.

Она огляделась по сторонам. Снова выглянуло солнце, принеся с собой прежнее тепло, но Марина этого не заметила. Ей внезапно показалось, что стало холодно. И темно — свет померк.

— И… я не могу жить с этим.

Она замолчала. Она ждала ответа. Но его не последовало. Она расценила его молчание как желание слушать дальше, как поощрение к тому, чтобы она продолжала говорить.

— Это моя вина. Я знаю. Моя. И… — Ее руки снова принялись беспокойно двигаться, пальцы шевелились словно сами собой. — Я не знаю. Я не знаю, не знаю, что мне делать…

Она остановилась и снова посмотрела на свои руки.

— Я просто чувствую себя такой… виноватой… И я виновата. Это моя вина. Во всем, что произошло, во всем, что пошло не так. Моя вина. Я не знаю, как поступить. Мне необходимо… Я хочу унять эту боль. Мне нужно знать, что делать теперь…

К глазам подступили слезы, как это часто случалось в последнее время. Она наклонилась вперед и протянула руку. Взяла его ладонь. Он не сопротивлялся. В таком положении она и просидела, пока не пришло время уходить.

Она вытащила из сумочки салфетку, промокнула глаза, высморкалась.

— Я скоро… Я скоро приду опять. Спасибо, что выслушал.

Она открыла рот, словно хотела добавить что-то еще, но потом передумала: мысли остались невысказанными, слова так и не были произнесены. Она покачала головой, опустила темные очки на глаза, повернулась и вышла из палаты.

— Мисс Эспозито… — раздался в коридоре голос у нее за спиной.

Послышались шаги.

Марина остановилась и обернулась. К ней направлялась медицинская сестра. Она знала эту женщину и вроде ничего против нее не имела, тем не менее ощутила какое-то необъяснимое раздражение, граничащее со злостью. Марина подождала, пока медсестра подойдет. Посмотрела на нее. Даже не попыталась снять темные очки.

Медсестра оглянулась на двери, из которых Марина только что вышла.

— Как он…

Марина набрала побольше воздуха, шумно выдохнула… И ничего не сказала. Она была рада, что эта женщина не видит сейчас ее глаз.

Голос медсестры стал тише.

— Я не должна… Вы приходите сюда слишком часто. И находитесь дольше, чем мы обычно разрешаем.

— Я знаю.

Голос Марины напоминал скрип старых, несмазанных шестеренок.

— Вы должны… Я скажу начистоту. Это не может так продолжаться. Вы должны решить. И в самое ближайшее время.

Марина, не доверяя собственному голосу, кивнула.

— Если хотите, мы можем поговорить…

— Нет. Нет. Я… я сделаю это.

Похоже, у медсестры отлегло от сердца.

— Ну, если вы уверены… Хотя мы можем…

Марина отвернулась.