Мартин Уэйтс

ХУДШЕЕ ИЗ ЗОЛ

И снова Линде


Надежда есть худшее из зол, ибо она продлевает страдания. Фридрих Ницше
¹⁵ И заколет козла в жертву за грех… и внесет кровь за завесу… ¹⁶ и очистит святилище от нечистот… Книга Левит 16:15–16


Пролог

ТАЙНОЕ ДЕЛО

Тошер с трудом открыл глаза. Попробовал вздохнуть.

Что-то закрывало рот, плотно прилегало к лицу, сжимало его, стягивало. Он задыхался, но поднять руки, чтобы сорвать с себя это что-то, не мог. В груди поднималась паника. Он попытался усмирить бешено колотившееся сердце, вспомнить, что произошло, понять, куда он попал. Старался дышать глубоко, насколько позволяла липкая, влажная маска, которая, как вторая кожа, прилипла к лицу.

Снова попробовал пошевелиться. Не получилось. Его привязали к огромному жесткому стулу, привинченному к полу; толстая веревка, опутывавшая его по рукам и ногам, не давала двигаться. Он был совершенно голый и дрожал всем телом.

Тошер знал, чьих это рук дело, но от этого становилось еще хуже.

Он часто-часто задышал одновременно через нос и рот, но различил только запах старой кожи да собственное спертое дыхание — усиленное маской, оно больше походило на шумное, со свистом, дыхание астматика.

Выдох: стекла перед глазами мутнеют, потом слегка проясняются. Сначала мутнеют, потом проясняются. Но все вокруг — как сквозь дымку. Он моргнул раз, другой. Дымка не исчезла: дело, наверное, не в маске.

Тошер, насколько мог, обвел глазами старое темное помещение: кирпичные стены с грязными подтеками, высокий потолок на толстых балках — что-то вроде склада. Он сидел в лужице света, как на сцене, а перед глазами вихрилась в диком танце и заворачивалась столбом мельчайшая пыль. За пределами светлой заплатки он сквозь пелену различил в темноте две мужские фигуры. Очевидно, заметив, что он пошевелился, один вышел из мрака.

— Ну что, Тошер, очнулся? — произнес он. — Вот и славно.

Тошер посмотрел на говорящего. Ни ладно сидевший деловой костюм, ни дорогая стрижка не могли скрыть исходившей от него агрессии, жестокости и злобы, выдававших в нем самого обыкновенного уличного бандюгу. Тошер знал, что этот человек опасен. Он понял это еще тогда. Когда впервые его увидел.

Сердце снова бешено застучало. Он начал неистово рваться из связывавших его пут.

— Дергайся сколько душе угодно, — сказал стоявший, — ты сидишь там, откуда тебе никуда не деться. Это не просто стул — это жертвенный алтарь.

Тошер затих и снова услышал звук собственного дыхания.

— Знаешь, что такое жертвенный алтарь? — спросил человек и тут же, не ожидая ответа, продолжил. — Посмотри в Библии, если, конечно, она у тебя есть. Окропленное кровью место, на котором совершали жертвоприношения. Где выслушивали наставления. — Он кивнул. — Да, пожалуй, именно так.

Тошер посмотрел на второго человека — с аккуратной бородкой и в яркой спортивной фланелевой куртке. Он стоял поодаль, его наполовину скрывала темнота. Всем своим видом он демонстрировал, что не имеет к происходящему никакого отношения. С него ручьем тек пот.

— Заметил его, Тошер? — спросил первый. — Это, знаешь ли, мой коллега доктор Фауст. — Он рассмеялся, будто удивляясь собственным словам. — Да, доктор Фауст. А мне, значит, отведена роль Мефистофеля. — Он повернулся к Фаусту: — Верно?

Фауст покачал головой и отвернулся. Мефистофель заметил его движение.

— Что, не нравятся имена? — засмеялся он. — Но ведь ты это сам придумал. Как и всё вокруг. — Он обвел глазами помещение.

Фауст снова покачал головой.

— Ничего… ничего общего со всем этим иметь не желаю, — наконец произнес он и дернулся к выходу. — Это всё… это всё…

— Да-да, именно твоя затея. — Голос прозвучал резко, жестко. — Стоять!

Фауст, подчинившись, застыл на месте. Мефистофель снова повернулся к Тошеру.

— А вот ты, судя по всему, не делаешь то, что тебе говорят. К советам не прислушиваешься. Наставлениям не следуешь. — Он шагнул ближе. Тяжелый, резкий запах лосьона после бритья проник сквозь маску. — Ты должен понимать — мы никак не можем с этим мириться.

Мефистофель щелкнул пальцами. Откуда-то из темноты возникла третья фигура. Огромный детина в ботинках на толстой подошве, в джинсах и белой футболке с длинными рукавами. Под футболкой угадывались накачанные при помощи стероидов мышцы. Сквозь материю Тошер различил похожие на вены и артерии изгибы и зигзаги черной татуировки. Голова была обрита наголо. Он что-то держал в руках.

— Это наш друг и соратник по имени Молот, — представил его Мефистофель. — Почему его так зовут, ты очень скоро поймешь.

Молот растянул рот в улыбке, обнажив синий сапфировый зуб.

Тошер забился еще сильнее, но лишь туже затянул связывавшие его веревки.

Мефистофель расхохотался.

— Береги силы. — Он отступил от границы света.

— У нас к тебе три вопроса. — Он поднял кулак, отогнул большой палец. — Кому ты рассказал?

Отогнул указательный.

— Что рассказал?

Средний палец.

— И последнее — как собираются поступить с твоей информацией? — Мефистофель улыбнулся. — Расскажешь сейчас, чтобы избежать недоразумений? Или хочешь, чтобы Молот исполнил свой коронный номер?

Тошер молчал. Стало еще труднее дышать.

Молот подобрал деревянный брусок, из которого сантиметров на десять торчал гвоздь, положил на пол перед Тошером. Под костяшками пальцев Тошер разглядел вытатуированные слова «СТРАХ» и «ЛЮБОВЬ». Молот встал на колени перед деревяшкой, на секунду замер, потом резко опустил кулак.

Гвоздь погрузился в нее по шляпку. Мефистофель подошел ближе, осторожно, чтобы не запачкать дорогой костюм, нагнулся.

— Гляди-ка, от пола не оторвать, — сказал он. — А пол-то, между прочим, бетонный. Чистая работа. — Он выпрямился. — Догадываешься, кто на очереди?

Мефистофель ухватил Тошера за правую руку и уложил ее на подлокотник стула. Толстое твердое дерево хранило следы от гвоздей, но Тошер от ужаса под ладонью ничего не почувствовал. Он сопротивлялся как мог. Пытался кричать, но крик застревал под маской.

Молот извлек откуда-то гвоздь, пару секунд подержал прямо над рукой Тошера.

Ударил.

Тошер взвыл от боли. Маска поглотила звук — он зазвенел, усиливаясь, в его собственных ушах.

Мефистофель предусмотрительно отступил назад, чтобы фонтаном брызнувшая кровь не попала на одежду.

Фауст отвернулся.

— Теперь левую.

Мефистофель и Молот подошли к Тошеру с другой стороны.

Повторили процедуру.

Тошер снова страшно закричал, чувствуя, как от крика напрягаются и рвутся связки. Огонь охватил руки от кистей до плеч. Он попробовал вырвать левую руку, но боль стала еще безумней.

— Ну что, готов говорить? — спросил Мефистофель. — Готов к признанию? Готов принести жертву?

Тошер заскулил.

— Ты что-то сказал? Я не расслышал.

Мефистофель посмотрел на Молота:

— Поработай-ка с его членом.

Молот вытащил очередной гвоздь, подошел к Тошеру почти вплотную.

Тошер закричал еще страшнее, еще громче.

У Фауста началась рвота.



Тошер с трудом открыл глаза. Попробовал вздохнуть.

Сколько времени он сидит на этом стуле?

Много дней? Часов? А может быть, всего несколько минут? Он потерял ощущение времени. Осталась только боль — бесконечная, страшная боль.

Он не раз терял сознание. Его приводили в чувство. Пытки продолжались.

Снова и снова.

Они действовали с особой тщательностью. Молот получал от своей работы истинное удовольствие — Тошер это сразу понял. Он ломал Тошеру кости, лишал рассудка, уродовал душу. Методично, шаг за шагом. Пока в нем ничего не осталось от человека.

Пока он не превратился в ничто.

— Очухался, — услышал он голос Молота.

Мефистофель подошел поближе, посмотрел сверху вниз:

— Ну, готов говорить?

Тошер медленно кивнул. Глаза заливали слезы, он ничего перед собой не видел. Из носа текло, изо рта шла пена.

— Вот и чудненько.

Мефистофель снял с него маску, передал Молоту. Тошер судорожно вздохнул, чувствуя почти благодарность к своему мучителю.

— Итак, вопрос первый. С кем ты успел побеседовать?

— Его… зовут… Дон…нован… — Тошер с трудом выдыхал каждое слово. — Джо… Донован… корреспондент… г-газета… «Геральд»…

— Отлично. Следующий вопрос. Что ты ему рассказал?

— Все…

— Все?

— Все… что мне… известно…

Тошер посмотрел на Фауста. Тот трясся, словно в ознобе, лицо посерело, как у человека, который вот-вот упадет в обморок. Он все время отводил глаза.

— И как много тебе известно?

Тошер сказал.

— Как Джо Донован собирается поступить с твоей информацией?

Тошер хотел рассмеяться, но из горла вырвался гортанный, похожий на лай звук, который отозвался в теле очередной резкой болью.

— Использовать против тебя…

Мефистофель улыбнулся:

— У него это вряд ли получится.

Он жестом подозвал Молота, тот подошел и надел на Тошера маску. Тошер не сопротивлялся.

— Молодец, Тошер, — похвалил Мефистофель. — Вот видишь — можешь, когда захочешь. Это все, что мы хотели у тебя узнать. Ты нам больше без надобности. И все-таки последний вопрос. Собираешься ли ты еще раз разговаривать с Донованом? Или с кем-то еще?

Тошер качнул головой, издав стон, что могло означать «нет».

Мефистофель снова улыбнулся:

— Умница. Я тебе верю. Но знаешь, как в жизни бывает — через пару месяцев ты опять расхрабришься и начнешь думать: «Ничего-ничего, я заставлю их, таких-сяких, заплатить». Разве мы можем это допустить?

Тошер снова застонал, словно говоря: «Я никому ничего не скажу».

— И все-таки доля риска имеется. А я не хочу рисковать. Совсем не хочу. — Он начал мерить шагами пространство, будто размышляя над собственными словами. — Я тебя, пожалуй, отпущу. Проявлю милосердие. Но при этом я должен сделать все, чтобы ты ни с кем не заговорил.

Что-то в его тоне не дало Тошеру почувствовать облегчение.

Мефистофель обошел вокруг, стуча каблуками по бетонному полу.

— Ты с историей знаком? — поинтересовался он. — Я имею в виду военную историю: события не столь отдаленные.

Тошер молчал. Он слышал только надрывный свист собственного дыхания.

Продолжая шагать, Мефистофель горестно вздохнул, печально покачал головой.

— Откуда тебе знать! — заключил он. — Россия в начале девяностых. Советский Союз трещит по швам. От него отворачиваются все страны Восточного блока. Социализм гибнет, капитализм торжествует. Товарищи хотят питаться в «Макдоналдсах», носить фирменные джинсы. Их огромный, похожий на медведя Борис не в состоянии удержать разбегающиеся республики. И как же, думаешь, он поступает? Что предпринимает в этом своем насквозь пропитанном водкой государстве? Вводит танки. Везде.

Он остановился прямо перед Тошером.

— Особенно бесцеремонно он поступил с Чечней.

Мефистофель расхохотался и снова зашагал вокруг Тошера.

— Господи, ну зачем я тебе все это рассказываю? Стоит ли перед свиньей бисер метать! Но я все-таки закончу. В общем, эта Красная армия, которая никогда и ни от кого… — он остановился и посмотрел Тошеру в глаза, — которая не знала поражений, с которой никто не хотел связываться… — снова зашагал, — короче, они облажались с чеченцами. И начали применять грязные методы. Отлавливали боевиков, заставляли говорить, а потом делали так, чтобы те навсегда замолчали.

Он остановился. Нагнулся, приблизив лицо почти вплотную к лицу Тошера.

— И знаешь, как они этого добивались? При помощи горчичного газа. Они надевали на них такие же маски, прикручивали к ним емкости с горчичным газом и заставляли делать вдох. После этого… — он повел плечом, — говорить, знаешь ли, не очень хочется. И не можется.

Он сделал знак Молоту, тот подошел к Тошеру и начал прикреплять к маске емкость.

Тошер заплакал.

Мефистофель отвесил ему пощечину:

— Будь мужчиной. Это не горчичный газ — мы не смогли его достать. Приходится пользоваться составом, который поставляет нам доктор Фауст. Но результат не хуже.

Молот завершил работу, открыл клапан, отошел назад.

Тошер перестал рыдать и попробовал задержать дыхание.

— Дышать-то все равно придется, — заметил его усилия Мефистофель. — Чем раньше вдохнешь, тем быстрее это для тебя закончится.

Газ обволакивал лицо под маской, обжигал, как кислотой; пузырясь, забирался под кожу, выедал глаза.

— Подонок… — выдохнул Тошер, — грязный подонок…

Это были его последние слова. Но Мефистофель их не услышал.

Тошер сделал вдох.

Часть первая

ТАЙНОЕ КОРОЛЕВСТВО

1

Джамал пулей пронесся по периметру площади, пролетел по улице Святого Кедда, свернул на Белгроув-стрит, пробежал пару десятков метров и остановился, хватая ртом воздух. Быстро огляделся, заскользил взглядом по клубящейся в угасающем осеннем дне толпе, как через скоростной бинокль выхватывая из нее направляющихся домой с работы служащих, беспомощно озирающихся заблудившихся туристов, группы неунывающих студентов, бродяг, сидящих прямо на земле с протянутой рукой, сутенеров, уличных наркоторговцев, проституток. Обычная картина. Людское море, то прибывающее, то мелеющее на глазах, волнами двигалось в сторону вокзала и станции метро Кингс-Кросс.

Своего преследователя он не увидел.

Джамал стоял, согнувшись пополам и уперев руки в бедра. В груди пылал пожар, ноги дрожали от напряжения, он глубоко и судорожно дышал. Снова стрельнул глазами во все стороны.

И тут он его заметил. Человек выскочил из-за угла и решительно топал по тротуару, расталкивая прохожих и отшвыривая их от себя, словно скомканные бумажки; глаза горели злобой, лицо перекосила ненависть.

Не выпуская из рук сверкающий трофей, Джамал рванул с места и выскочил на Юстон-роуд.

Справа дом 24/7 — настоящий долгострой. Здесь можно было дышать только строительной пылью вперемешку с выхлопами — этакий лондонский смог образца третьего тысячелетия да еще со звуковым сопровождением в исполнении плотного потока машин. Легковушки тут же грациозно вписывались в любые образующиеся пустоты, грузовики издавали обиженный пронзительно-неприятный металлический скрежет, попадая колесами на крышки люков в мостовой, автобусы проплывали с величавым достоинством боевых кораблей, такси, объезжая пробки, прокладывали новые полосы движения.

Джамал остановился на краю тротуара, посмотрел на поток машин. Быстро обернулся — его нагоняли. Он сделал глубокий вдох, потом второй и выскочил на проезжую часть.

Со всех сторон тут же завопили клаксоны, машины начали шарахаться в стороны. Прижимая серебряное сокровище одной рукой, он оттолкнулся другой от капота «астры» и рыбкой выпрыгнул из этого водоворота, чтобы идущая впритык машина не отдавила ноги. Двигавшийся следом автобус тут же засвистел тормозами, из кабины водителя на него посыпалась отборная брань.

Он бежал, подпрыгивая и увертываясь от летевших мимо и прямо на него машин. Как в компьютерной игре, только для него эта игра перестала быть виртуальной. Кашляя и истекая потом, он добрался наконец до противоположной стороны улицы. Теперь ему ничего не грозит. Этот придурок, конечно, отстал: он просто не сумел бы проделать то же самое. Кишка тонка! Готовый испустить победный клич, сдобренный крепким словцом, прежде чем затеряться на многолюдной улице, он повернул голову в ту сторону, откуда прибежал.

Желание торжествовать тут же улетучилось: его преследователь широким уверенным шагом пересекал дорогу почти по прямой, не обращая никакого внимания на визжащие вокруг тормоза.

— Вот козел, — выдохнул Джамал и снова помчался во весь опор.

Вымотанные на работе жители окраин двумя плотными потоками двигались к станциям метро и вокзалам Кингс-Кросс и Сент-Панкрас, чтобы оттуда подземные и наземные электрички доставили их домой. Джамал то петлял между всеми этими людьми, то расталкивал их, продираясь сквозь толпу. Мир сограждан всегда был ему чужд. Он его не понимал и себя в нем не представлял. И вот — на тебе! — сейчас он больше всего хочет раствориться в толпе. Обернуть этот мир вокруг себя, как ребенок, ложась спать, с головой укутывается одеялом.

Вот только получится ли? Его преследователь принадлежал к этому миру не больше, чем он сам. Джамал понял это, едва его увидев. Они оба резко выделялись в толпе, толпа могла его спасти только в том случае, если этот человек побоится сделать что-то нехорошее при таком скоплении людей.

Он снова оглянулся. Враг шел напролом, не замечая никого вокруг. Он видел только свою жертву и двигался на нее, как самонаводящийся снаряд.

Джамал ускорил бег. Он сделал вид, что устремился с потоком людей к метро, но в последнюю минуту отделился от толпы и ринулся к главному входу в железнодорожный вокзал Кингс-Кросс. Скользя и балансируя на отполированном полу, он несся по вестибюлю, обгоняя спешащих домой жителей пригородов, петляя между обвешанными поклажей пассажирами поездов дальнего следования, которые то и дело останавливались у табло. Где-то впереди из подтянувшегося к платформе состава выходили пассажиры. На другом пути той же платформы готовился к отправлению другой поезд. Джамал ввернулся в толпу, рассчитывая, что удастся скрыться среди снующих туда-сюда людей.

Прыжками двигаясь то боком, то прямо, как в каком-то диком танце, он прятался за колоннами, пригнувшись, скрывался за тележками с багажом. Он мысленно просчитал варианты и, исключив меньшее зло, почти решился на то, чтобы просить защиты у вокзальной полиции. Приготовился отдаться в их руки, даже если придется совершить какой-то хулиганский поступок, и поискал глазами полицейских, которые раньше всегда были тут как тут и гнали его взашей, угрожая арестом. Хоть бы один где-нибудь поблизости! Вот так всегда. Пришлось эту мысль отбросить.

Он выскочил из толпы, поравнялся с головным вагоном, чтобы заскочить внутрь.

— Черт, — бросив взгляд по сторонам, громко сказал он, хватая ртом воздух.

В начале платформы, откуда он только что прибежал, в потоке людей он заметил дерганье, словно кто-то очень большой пытался расчистить себе дорогу. Джамал понял, кто это может быть. Еще несколько секунд — и его заметят. Он тут же прикинул, что нужно сделать. Преимущество, хоть и небольшое, у него есть. В кровь бросился адреналин, он воспрянул духом и спрыгнул вниз с платформы на хрустнувший под ногами гравий, покрытый копотью и сажей.

Стараясь не попасть на рельсы на тот случай, если по ним пропущен ток (в голове пронеслось, что когда-то погиб мальчишка из его детдома, потому что прыгнул на рельсы в подземке), он осторожно, но быстро перебрался к поезду у соседней платформы, ухватился за бетонный край, подтянулся на руках и вскочил на платформу.

Выпрямился, не обращая внимания на черные от грязи руки и одежду, и скользнул взглядом вдоль поезда. Там начали постепенно закрываться двери — поезд вот-вот должен был отправиться. Мгновенно приняв решение, он нырнул в один из вагонов. За спиной громко захлопнулась дверь.

Джамал стоял в тамбуре, тяжело дыша и трясясь всем телом, створки внутренней автоматической двери в салон разъезжались, когда он оказывался перед сенсорными датчиками. Голос из динамика над головой поздоровался, сообщил, когда поезд прибывает в разные места назначения на пути следования, почему-то уточнил, все ли из тех, кто не собирается уезжать, покинули вагон, и поблагодарил за желание отправиться в поездку. Джамал не прислушивался — он слышал только собственное тяжелое, с хрипом, прерывистое дыхание. Свисток. Поезд тронулся. Джамал высунул голову из окна. Враг стоял на соседней платформе, дико озираясь по сторонам. От него волнами исходила злоба и проникала сквозь металлические стены вагона, норовя поглотить Джамала. Он отпрянул, испугавшись, что его заметят, потом очень медленно украдкой скосил глаза в сторону человека на платформе. Тот смотрел в противоположном направлении.

Вокзал остался позади.

Ему все-таки удалось сбежать.

Он заглянул в салон вагона. Пассажиры рассаживались, пристраивали багаж, извиняясь друг перед другом за причиняемые неудобства. Джамал решил, что ему тоже пора найти себе местечко. Но сначала он должен зайти в туалет.

К горлу подкатывала тошнота.



Он сидел у окна, глядя на мелькающие за стеклом картинки. Кирпичные постройки, бетонные коробки сменились природным ландшафтом, вскоре и вовсе опустилась темнота, и Джамал видел в окне только собственное отражение. Он отвернулся. Напротив сидел делового вида дядечка в строгом костюме. Волосы уже поредели, зато появлялось брюшко. Он был поглощен изучением каких-то бумаг, беспрерывно звонил по мобильному и вообще имел вид человека, который мнит себя центром вселенной. Время от времени он посматривал на Джамала — сначала украдкой, потом взгляды стали настойчивее и красноречивее. Джамал прекрасно понял их значение. Он ведь зарабатывал себе на жизнь тем, что научился их различать.

Джамал решил не обращать внимания на Костюм и начал размышлять о том, что с ним произошло за последние несколько часов.



Ничто не предвещало такого поворота событий.

Он дежурил на своем обычном месте на Крестфилд-стрит и внутренне готовился к самой напряженной части рабочего дня — часу пик. Все шло отлично: час назад в «Короле бургеров» удалось приобрести немного дури, там же он услыхал о сегодняшней ночной дискотеке рейверов, к тому же дорогущие кроссовки-найки по-прежнему — уже не первый день! — оставались такими же белыми, будто только из коробки.

К нему направлялся первый сегодняшний клиент. Средних лет хорошо одетый господин с таким красным лицом, что казалось, его вот-вот хватит удар. Он шел медленно, воровато оглядываясь и с каждым несмелым шагом пытаясь набраться храбрости. Новенький — не из постоянных клиентов. Джамал знал, как с такими себя вести: осторожно, как с птичкой, которую надо сначала поймать, а потом съесть. Сначала заслужить доверие, а потом сцапать.

Джамал улыбнулся новичку, ободряюще подмигнул. Дядька еще больше вспотел. Когда наконец он неверной походкой подошел ближе, Джамал увидел изрытое оспинами лицо — бедолагу, видно, никто не любит, не жалеет, а может, и не целовали ни разу. Он изобразил радостную улыбку, таким образом поощряя дядьку сделать первый шаг.

— Скажи, ты… это… — Новоявленный педофил шумно сглотнул, покашлял. Джамал дождался конца вопроса: —…работаешь?

Конечно, работает. Он ввел рябого в курс дела: деньги вперед наличными, оплата номера в гостинице за счет клиента. Тот отчаянно закивал, готовый на все.

Джамал направился в гостиницу с гордым названием «Дольче Вита» — рядом, на Биркенхед-стрит, клиент в предвкушении удовольствия теперь уже бодро шагал сзади. На входе он кивнул старому толстому греку за потрескавшейся стеклянной перегородкой. То, что грек называл холлом, на самом деле представляло собой застеленный старым потрепанным ковром коридор с разукрашенными безобразными коричневыми пятнами и грязными разводами стенами и потолком — здесь всегда стояла жуткая вонь.

Краснорожий трясущимися руками вытащил деньги, заплатил за комнату и последовал за Джамалом на второй этаж. В номере Джамал тут же потребовал плату. Клиент отдал деньги. Он сунул их в карман, начал расстегивать джинсы, а тот задал вопрос, к которому Джамал был готов всегда:

— С… сколько тебе лет?

Первые пару раз, услышав подобный вопрос, Джамал говорил правду. Но они не всегда хотели ее слышать. Поэтому он начал спрашивать, сколько лет они бы ему дали. В конце концов он настолько к нему привык, что почти наверняка знал, что кому отвечать.

— Двенадцать, — сказал он, на этот раз скостив себе два с половиной года.

Кажется, снова в точку. Глаза педофила подернулись мечтательной дымкой, он заулыбался и начал поспешно расстегивать брюки.

Через некоторое время, моясь над раковиной, Джамал услыхал позади мягкие вкрадчивые шаги и резко обернулся. Красномордый стоял сзади — слава богу, жирное тело теперь скрывала одежда.

— Господи! Как же ты меня напугал!

— Прости… — Он не отрываясь ощупывал взглядом грудь и плечи Джамала. — Какой же ты симпатичный…

— Да уж, — эхом отозвался Джамал, отворачиваясь, — я такой…

Педофил будто прирос к полу.

— Слушай, можно я… можно тебя снова увидеть?

Джамал улыбнулся. Да уж, у этого чудака то одна крайность, то другая.

— Конечно. На том же месте в тот же час. Я там каждый день.

— Нет, — занервничал тот, — я хотел сказать… могу я… можно мне посмотреть на тебя…

Джамал увидел в зеркале, как он протянул руку и дотронулся до его щеки. Не в силах сдержать отвращение, он шлепнул прилипалу по руке:

— Не прикасайся ко мне, ты!

Педофил отпрянул, как от пощечины.

Джамал не выносил, когда они подходили к нему чересчур близко. Он еще как-то мирился с тем, что до него дотрагивались, когда он работал, но даже в эти минуты старался сократить прикосновения до минимума. Он вообще терпеть не мог, когда его трогали. Кто бы то ни было. И лелеял тайную мечту разбогатеть так, чтобы больше никто из этих никогда к нему не прикоснулся.

— Давай не будем выходить за рамки деловых отношений, — сказал он, подавляя желание высказать краснорожему все, что о нем думает. — А теперь уходи, если не хочешь, чтобы с тебя содрали за номер еще за час.

Педофил поспешно ретировался.

Джамал посмотрел в зеркало, поправил волосы, чтобы не торчали в разные стороны. Вот теперь отлично.

Он таким образом зарабатывал себе на жизнь уже больше года. С тех пор как в один прекрасный день мать вошла с шестилетним Джамалом в Центр социальной помощи малоимущим в рабочем районе Тоттнем, а оттуда вышла без него, он сменил не один приют и детский дом.

Отца он ни разу в жизни не видел, но знал, что темным цветом кожи обязан ему. Он представлял его вождем африканского племени, который с цветом кожи передал ему благородную кровь воина. Однажды он сказал об этом матери — она промолчала. Она вообще ни разу не говорила с ним об отце.

Он еще раз пригладил перед зеркалом волосы, с любовью оглядел свое недавнее приобретение — кожаную куртку фирмы «Авирекс» за триста фунтов — всю в драконах и надписях. Последний взгляд на собственное отражение — нет, от того насмерть перепуганного сопливого шестилетки не осталось и следа. Значит, можно продолжать работать.

Он закрыл за собой дверь и пошел по коридору к лестнице, мимоходом дергая ручки других номеров. Он всегда так делал. Иногда везло: в пределах досягаемости на комоде оказывались то часы, то украшения, то кошелек, набитый деньгами и кредитными картами. Владельцы при этом были слишком поглощены делом, чтобы замечать, что происходит с их вещами. Если же кто-то вдруг заставал его за этим занятием, он загораживал собой то, что собирался прикарманить, и говорил, что этот номер забронирован и не будут ли они так любезны перебраться в другой.

Никаких особых усилий он не тратил, и вскоре это вошло в привычку.

Но сегодня удача от него отвернулась.

Незапертой оказалась дверь с цифрой семь. Джамал остановился на пороге, оглянулся. В прихожей — никого. Он прислушался. Из комнаты — ни звука. В кровь бросился бесшабашный подростковый адреналин, он улыбнулся своим мыслям и медленно толкнул дверь.

На привычном комоде блеснул мини-диск, тут же лежали наушники и плеер.

Реальное бабло, решил про себя Джамал.

Он протянул руку, быстро высчитывая в уме, за какую сумму можно загнать это добро и сколько доз взять на вырученные деньги, когда дверь вдруг распахнулась настежь. Джамал так и застыл с протянутой рукой.

Наверное, он стоял так всего пару секунд, но они показались ему часами. Наконец он справился со столь неожиданным потрясением, развернулся и, прихватив сокровище, ринулся из номера.



— Ваши билеты, пожалуйста.

Голос, напугав, вернул Джамала в действительность. По проходу шел контролер в форме с компостером на ремне.

— Безбилетные пассажиры оплачивают полную стоимость билета до конечной остановки.

Слова звучали заунывно и монотонно.

Джамал поднял глаза. Пассажиры копались в карманах, сумках, пакетах, выуживая оттуда разных размеров билеты и поднимая над головой. Он страшно на себя разозлился за непредусмотрительность. Обычно он заблаговременно прятался, пускался наутек или начинал громко и жалобно ныть и канючить, но на этот раз оказался к этому не готов.

Он запустил руку в карман джинсов и извлек оттуда ворох мятых бумажек. Порылся в другом и начал складывать на столик перед собой мелкие купюры и монетки. Вся сегодняшняя выручка минус деньги, потраченные в «Короле бургеров» на гамбургер, кокаин и крэк.

Подошел контролер, завис над ним синим привидением, протянул руку, слабо надеясь увидеть билет у этого пассажира.

— Вашбилет, — произнес он одним словом.

— Куда поезд?

— В Ньюкасл.

Название ни о чем не сказало. Где это? В Шотландии? Если так — хорошо. Это далеко от Лондона, очень далеко. Значит, безопасно. Джамал кивнул.

— Ага, мне как раз туда и надо.

Контролер, которого, судя по пластиковому жетону на груди, звали Гэрри, а должность гордо называлась «бригадир», обреченно вздохнул:

— Сочувствую, молодой человек, но придется оплатить полную стоимость билета до конечной остановки.

Джамал безразлично пожал плечами.

Не очень-то похоже, чтобы Гэрри, тут же начавший тыкать в кнопки на своей машинке, ему сочувствовал.

— С вас восемьдесят восемь фунтов.

— У меня детский билет, — сказал Джамал.

— Конечно, детский, — с нотками превосходства в голосе и вежливой улыбкой на лице произнес Гэрри. — Восемьдесят восемь фунтов.

— Дуришь меня, да? Знаешь, я…

— Видите ли, молодой человек, — перебил Гэрри, стараясь не терять самообладания, — если добавить к стоимости еще и налог…

— Может быть, я смогу помочь с билетом молодому человеку?

Джамал перестал пререкаться с контролером, они оба обернулись на голос. Сидевший напротив бизнесмен с улыбкой открывал кошелек.

— Мне кажется, не стоит…

— Что вы, что вы! — еще раз улыбнулся благодетель.

Гэрри вздохнул. Он прекрасно понял, что происходит на его глазах, но предпочел не вмешиваться.

— Куда мальчик едет?

Костюм бросил вопросительный взгляд на Джамала.

— До конца.

Гэрри обреченно понажимал на кнопки, приложил кредитную карточку, которую ему протянул Костюм, к электронному глазу на своей машинке, выдал билет и с видом человека, исполнившего свой долг, двинулся по проходу дальше.

— Вашбилеты…

Джамал глянул на бизнесмена, потом на билет, лежавший между ними на столе, но не смог выдавить из себя ни слова благодарности, поэтому просто кивнул. Он решил вернуть долг и начал пересчитывать имеющуюся наличность.

— Не беспокойся, — произнес Костюм. Он подался вперед, растянул губы в похотливой улыбке. — Как-нибудь договоримся.

Джамал выключил чувства — теперь ни глаза, ни лицо ничего не выражали — и уставился прямо перед собой.

— Да ладно тебе, — продолжил Костюм, — я тебя сразу раскусил. Я вашего брата за милю чую. — Он понизил голос. — Я на несколько дней еду в командировку в Ньюкасл. У меня и номер в гостинице заказан. Хочешь немного со мной пожить?

Джамал не отрываясь продолжал смотреть в никуда.

— По клубам походим, может, заглянем в какой-нибудь ресторан… — Он неопределенно пожал плечами, потом скользнул рукой по столу и взял лежавший перед Джамалом билет.

— Кажется, он мой, да?

Не поднимая глаз, Джамал взвешивал возможные «за» и «против». Наконец вздохнул:

— Лады.

Костюм улыбнулся.

— Так-то оно лучше. Хочешь, схожу в вагон-ресторан? Принесу что-нибудь поесть. Попить. Похоже, во рту у тебя давно не было ничего горяченького. — И отвратительно захихикал.

Господи, подумал Джамал, вот, блин, засада!

Брюс — так представился Костюм — отправился за едой в вагон-ресторан. Джамал остался один, огляделся по сторонам. Удостоверившись, что за ним никто не наблюдает, вытащил из кармана мини-диск и начал его разглядывать.

Одного взгляда на вещицу оказалось достаточно, чтобы вызвать воспоминание о номере в гостинице. Его передернуло. Он провел пальцем по ребру диска. Край был неровный, с мелкими сколами и царапинами. Похоже, использовали его в хвост и гриву. Блин, особенно не заработаешь.

Он вставил наушники и включил плеер.

Он совсем не то ожидал услышать.

Брюс вернулся, извинился за долгое отсутствие («Очередь, знаешь ли») и показал, что принес. Джамал не шелохнулся — он никого и ничего не замечал вокруг.

Сидел тихо-тихо. И слушал.



Он так и не сумел заснуть.

И вовсе не потому, что Брюс пукал и храпел во сне. То, что он оказался в номере с шикарной белой мебелью и очень удобной кроватью, не помогало. Даже наркотики не подействовали.

Дело было в другом — в том, что он услышал на мини-диске.

Брюс слово сдержал, но использовал его по полной программе. Джамал обычно брал гораздо больше, если клиент оставлял его на ночь, но здесь были дополнительные плюсы, которые до определенной степени компенсировали его услуги: ресторан, выпивка, клуб. Правда, музыка была совсем не в его вкусе, да и многовато там толкалось геев, зато удалось раздобыть не подделку, а качественную дурь и несколько настоящих таблеток экстези. Но особенно хорош был мягкий пушистый махровый халат. Джамал почувствовал себя невероятно чистым, несмотря на старания Брюса убедить его в обратном, он даже отдался ему с охотой. Но при этом мысли его были далеко отсюда. Гораздо дальше, чем обычно.

Покоя не давал мини-диск. Он продолжал звучать в голове.

Сначала то, что он услышал, показалось ему полным отстоем. Никакой тебе классной музыки. Вообще нет музыки. Настолько скучно, что он готов был выдернуть наушники и сунуть столь нелегко добытый трофей обратно в куртку, но что-то не позволило ему это сделать — он продолжал слушать. Чтобы понять суть, пришлось по нескольку раз прогонять некоторые непонятные сразу фрагменты.

Брюс решил, что мальчишка весь в музыке. Джамал его не переубеждал.

К концу диска у него возникло ощущение, что он понимает, почему его хотели убить. До него начало доходить, насколько важен этот кусочек пластика. Он тут же припомнил, о чем думал несколько часов назад: о своей тайной мечте разбогатеть так, чтобы больше никто из этих никогда к нему не прикоснулся.

Кажется, с тех пор прошла целая вечность.

А вдруг это его шанс? Нужно просто тщательно продумать, как извлечь из этого максимум пользы.

Джамал лежал, не смыкая глаз.

К рассвету у него созрел план.



— Это Стефани, ей шесть. А вот Джек, ему четыре года. — Брюс улыбался. — Маленький разбойник. Совершенно от рук отбился.

Когда они демонстрировали фотографии собственных детей, было особенно противно. Что он должен был говорить? «Милые детки, их ты тоже трахаешь?»

— А это Сюзан.

Фото жены. Имя супруги обычно произносилось протяжно — голос выдавал весьма противоречивые эмоции. Иногда Джамал пытался понять, какие именно. Несомненно, в словах звучала вина. Гнев, ненависть, неприязнь (причем два последних чувства часто были адресованы самому говорившему). Самобичевание. Обожание. Трепет. Предательство. Целый букет.

Джамал обычно кивал, тут же передавал снимки обратно и наблюдал, как клиент, пожалуй, чересчур долго рассматривает родные лица, а потом с остервенением запихивает фотографии обратно в карман, отводя глаза. Поделом тебе, всегда при этом злорадствовал Джамал.

Утром он проголодался, но Брюс сказал, что они не могут спуститься к завтраку: вдруг там окажется кто-нибудь из его коллег.

— Мы ведь еще увидимся? — Брюс усмехнулся: — Ты же без меня не сможешь вернуться в Лондон.

Джамал довольно неопределенно пообещал, что подойдет попозже, даже назначил время, и вышел из гостиницы.

В Ньюкасле стоял жуткий холод. Как на Северном полюсе. Все здесь было незнакомым, чужим. Те же только названия магазинов, все остальное — другое. А как же странно и смешно они говорят. Как будто и не англичане вовсе. Он не знал, куда идти. Плотнее завернулся в куртку: сейчас бы что-нибудь потеплее. Ничего, как только он осуществит свой план, всю оставшуюся жизнь будет купаться в роскоши. Он улыбнулся своим мыслям.

Отыскав телефонную будку, он узнал нужный номер в справочной службе и забил в мобильный. Оставалось только решить, стоит ли воспользоваться таксофоном. Пожалуй, лучше мобильным. Его труднее засечь.

Он заскочил в автомат, чтобы его никто не увидел, набрал номер по мобильному. Ответил женский голос.

— Позовите Джо Донована, — потребовал Джамал. — Только не надо всяких глупостей, что его, типа, нет, ладно? А то у меня тут вопрос жизни и смерти, понятно?

На другом конце его не сразу, но все-таки поняли.

2