Булычев Кир

К вопросу о суматранском носороге

К.Булычев

К вопросу о суматранском носороге

Идет, движимая благими намерениями и интересом читателей, дискуссия о фантастике. Участники ее высказывают надежды, выражают опасения и предъявляют претензии.

А на Суматре, в диких лесах, площадь которых неуклонно сокращается, живет носорог. Носорогов так мало, что они не могут построить семью. Последняя невеста ждет суженого в ста километрах, а он не знает, в какую сторону идти. Между тем солидные ученые обсуждают форму ушей и рогов этих животных и пытаются окончательно решить вопрос, к какому подвиду они относятся. И вообще, носороги ли это. Потому что настоящему ученому куда интереснее написать статью, чем ехать на Суматру и тащить через лес к невесте живого носорога.

Мне кажется, нечто схожее происходит у нас с фантастической литературой.

Предварительно давайте все же разберемся, что же такое фантастика? Критика частенько именует ее жанром, что, на мой взгляд, совершенно не соответствует действительности. Современная фантастика существует как род литературы, включая в себя, как и литература реалистическая, все жанры: вспомним эпопеи Ефремова и Азимова, памфлеты Воннегута и Буля, притчи Геннадия Гора, юморески Лема и Каттнера. На правах рода литературы фантастика успешно оперирует гротеском и гиперболой, иносказанием и поэтической метафорой, сатирой и публицистикой и даже, как ни парадоксально, сугубо реалистическими описаниями миров и времен. Но стоит нам увидеть фантастику в качестве жанра, поместив на соответствующую полочку, скажем, рядом с детективом, как тут же мы начинаем говорить не о ней, а всего лишь об этикетке.

Когда говорят \"писатель-фантаст\", подразумевают нечто вроде: \"Он танцор, но, конечно, не из Большого театра, а чечеточник\".

В те блаженные времена, когда понятия \"фантастика\", а тем более \"научная фантастика\" не существовало, писатели творили так, как полагали нужным. Никто и не догадывался, что \"Неведомый шедевр\" Бальзака фантастика. Никто не упрекал Уэллса в том, что он нарушает физические законы, \"крайне легкомысленно и дилетантски оперирует техникой\" или игнорирует \"природные константы\" (\"ЛГ\", 4 сентября 1985 г.), - писатели создавали художественную литературу и писали не о константах и физических законах, а о человеке.

В XX веке на мир обрушивается технологическая революция. Наука, бывшая ранее благом, становится для некоторых непонятной, пугающей, всесильной. Интерес к ней резко возрастает, и тем более в нашей стране, совершающей резкий индустриальный и технологический скачок. Возникает потребность в популяризации науки, в прогностике. Создаются специальные научно-популярные журналы. Именно в них обосновываются создатели \"научно-фантастических произведений\". Пока еще это не художественная, а, скорее, научно-популярная литература. Откройте журналы \"Знание - сила\", \"Техника - молодежи\", \"Вокруг света\" тридцатых годов - и вы обнаружите немало очерков о технических и научных новинках, где повествование разделено для облегчения на диалоги. Даже талантливые писатели, как, например, Александр Беляев, выступают с очерками - впрочем, называются они рассказами и повестями - с утвердившимся подзаголовком \"научная фантастика\". Но чаще эти очерки создаются людьми, к литературе отношения не имеющими, а потому имена их справедливо забыты.

Имена-то забыты, но этикетка осталась. И хуже всего - осталась репутация и стереотип восприятия фантастики.

...Когда ты пытаешься увидеть мир в увеличительном стекле воображения, когда день сегодняшний подсказывает тебе рисунок дня грядущего, когда личность открывает тебе необычайные свои возможности, рождается фантастический рассказ.

Что же дальше?

Очевидно, ты предлагаешь его в редакцию научно-популярного журнала или редакцию одного из издательств, выпускающих фантастику. Научно-популярный журнал в силу своей специфики чаще всего ставит требование, чтобы рассказ нес определенную научную или техническую информацию. Если рассказ не подпадает под нужную категорию, то, скорее всего, (особенно когда литератор неизвестный) он будет отвергнут. Таким образом принятый термин \"научная фантастика\" заставляет редактора пользоваться научно-популярными критериями по отношению к литературному явлению. Выходит, когда мы говорим о научной фантастике и печатаем ее, то требуем не литературы, а популяризации.

Чтобы не быть голословным, сошлюсь на недавнее выступление в газете \"Советская Россия\" (26 июля 1985 г.) одного из старейших советских писателей-фантастов А. Казанцева, который весьма категорично \"не согласен с теми, кто утверждает, что фантастика должна освободиться от всего, что преподают в технических вузах, и стать \"чисто фантастической\" или \"сказочной\"... Фантастика должна быть разной, в том числе и научной, вооруженной знаниями о технике (если это литература, а не наукообразие). Но думаю, что требовать от писателей знания всего, что изучают в технических вузах, все-таки не стоит, ибо в таком случае из фантастики нам пришлось бы исключить большинство признанных и любимых авторов.

Умудренные опытом авторы вынуждены выбирать один из двух путей. Первый: автор находит проверенный временем и подходящий сюжет и делает очередной его вариант, пользуясь антуражем, сплавленным из \"космической оперы\" и научно-популярной статьи с набором наработанных терминов.

Путь второй: автор, будучи литератором и желая писать художественную фантастическую прозу, отказывается от этикетки (а тем самым и от научно-популярных журналов), объявляя себя \"нефантастом\". Можно назвать свое произведение \"современной сказкой\", \"фантазией\", \"притчей\". Лучше просто \"повестью\". А еще лучше - оставить сомнительные фантазирования и ограничить себя рамками трезвой реальности.

Читательский мир разделен на поклонников и недоброжелателей фантастической литературы. Немыслимо встретить человека, который не признавал бы литературу реалистическую или, скажем, историческую прозу. Там граница проходит по качественному критерию. Люди любят хорошую литературу и не любят плохую. Просто.

По отношению к фантастике граница проходит иначе. Ее либо восторженно приветствуют, либо на дух не переносят. А так как большинство поклонников фантастики - люди молодые, воображение которых не притупилось повседневными заботами и не сменилось защитными реакциями против всего нового и необычного, то в число тех, кто определяет, быть или не быть фантастике, они не попадают.

Обе крайности опасны. Восторженное отношение к фантастике некритично. Потребляется все, что несет на себе этикетку. Это способствует процветанию дельцов от литературы, поставляющих стереотипное чтиво. Неприятие фантастики закрывает дорогу талантливой молодежи и лишает фантастику возможности развиваться. В такой обстановке равнодушный к фантастике человек, совершенно справедливо указывающий на ее низкий литературный уровень, скорее мирится с привычными стереотипами, нежели с попытками сбросить этикетку.

Если спросить о фантастической советской литературе 60-х годов: кто ее представляет, где ее вершины? - вы назовете Ефремова, братьев Стругацких, еще полдюжины имен. А литература 80-х годов? Братья Стругацкие и еще полдюжины имен. Появляются отдельные удачные рассказы, даже книги. Но, к сожалению, они исключение, а не свидетельство развития. Мне говорят: \"Прочти рассказ такого-то, это интересно\". Рассказ может быть интересен но писателя еще нет. И чаще всего рассказом дело и ограничивается.

А суматранские носороги, старея в одиночестве, бродят по изолированным долинам.

Почему же так происходит? Нынешние требования к фантастике вызывают к жизни эпигонов и популяризаторов, а не писателей. Их продукция настолько низка качеством, что вполне справедливо раздражает людей, высоко ставящих звание писателя и цели литературы. Фантастика схожа со странным уродцем, у которого одна громадная нога и карликовое тельце. Представьте себе, что в реалистической литературе существует лишь сельскохозяйственная проза. Или только фельетон. А претензии к ним - как к литературе в целом. К примеру, Ю. Школенко страстно клеймит рассказы в журнале \"Искатель\" (\"ЛГ\", 4 сентября 1985 г.). Создается впечатление, что плоха наша фантастика в целом. А на самом деле бесплодно лишь одно из направлений в ней, \"этикеточное\".

Далеко не все издательства выпускают фантастику. Областные издательства практически лишены возможности издавать фантастические произведения. Один художественный журнал (и то не журнал, а приложение \"Искатель\") уделяет им часть своих страниц. Вот и получается, что фантастика становится остродефицитным чтением, ну, а дефициту читатель готов простить все, что угодно, - мол, на безрыбье... Фантастическая книга \"для взрослых\", которая могла бы говорить о серьезных проблемах, способна выйти в свет только при условии, если она не будет фантастической. Так случилось с \"Альтистом Даниловым\" В. Орлова или \"Белкой\" А. Кима. И в то же время у нас в стране сотни писателей, пробующих себя в фантастике.

Однако когда подводятся итоги того или иного года, вдруг обнаруживается, что дела с изданием фантастики совсем не так плохи. Несколько десятков книг вышло. Постоянно переиздаются и без того вышедшие десятками миллионов экземпляров \"Таинственный остров\", \"Аэлита\", \"Человек-невидимка\", \"Человек-амфибия\". Тиражи этих переизданий во много раз превышают число новых книг, а в сумме считается, что печатается фантастика.

Госкомиздат собирался выпустить тридцатитомную библиотеку советской фантастики. Казалось бы, лед тронулся! Ничего подобного, на настоящий момент эта библиотека планируется как 24-томное издание, включающее Жюля Верна, Уэллса, А. Беляева, а также современных зарубежных писателей типа Карсака и Вайсса. В лучшем случае 4-5 томов достанутся современным советским фантастам. А библиотека эта будет выходить почти до конца нашего века, и за счет ее \"академических\" томов еще более уменьшится доля издаваемой современной литературы.

Есть у фантастической литературы свойство откликаться на новейшие тенденции в жизни общества, да и человечества в целом. Откликаться \"с запасом\": проблема только намечена, только бродит в умах, едва начинает обретать социальную форму, а фантастика уже поверяет ее будущим. И хотя вопросы, стоящие перед ней, фантастика решает специфическими средствами, скажем, с помощью парадокса и гиперболы, но вырастают они все из тех же человеческих отношений, из того же реального мира.

Бестужев-Лада опасается, не пройдет ли мода на фантастику, как прошла мода на романтизм и натурализм (\"ЛГ\", 7 августа 1985 г.). Но он также говорит не о фантастике как роде литературы, а о какой-то из современных ипостасей ее. Забывая, что в первой половине прошлого века существовала фантастика романтическая. Романтизм умер, а фантастика не погибла, так как это явление совершенно иного порядка.

Никогда еще фантастика не была столь нужна обществу. Это отражение прогресса. Это отражение сложности нашего мира, отклик на желание читателя найти ответы на вопросы: \"Кто я? Каким будет завтрашний день? Что ждет человека и человечество?\". Отворачиваясь от фантастики, мы теряем способность видеть перспективу. Выйдите на улицу, спросите любого молодого человека, любит ли он фантастику. Почти наверняка он ответит: \"Разумеется, но где ее достать?\". Я не говорю сейчас о том, что он понимает под фантастикой, чего от нее хочет, что он уже читал и насколько он разбирается в литературе. Это тема для другого разговора и, вполне возможно, для специальных исследований.

Любая дискуссия возможна лишь в том случае, если имеется материал для полемики. Боюсь (и большинство участников дискуссии, кажется, согласны со мной), материала у нас пока маловато. Ну что ж, может быть, общими усилиями мы все же сможем привлечь внимание к суматранскому носорогу, который печально ходит по своей долине.