– Какая приятная неожиданность! Рад уважаемому гостю, рад необычайно! – Кей округлил ясные голубые глаза, выражение которых должно было засвидетельствовать искреннее оживление. «Однообразен ты, как все американцы: в прошлый раз было то же самое, почти дословно. Когда же это было? А, неважно… Счет в мою пользу».После «актерской» разминки встреча в глубоко упрятанном подземном бункере, как обычно, перешла в чисто деловое обсуждение.– Думаю, ты владеешь достаточно полной информацией о двух последних провалах DЕA в Афганистане, – начал Рафи.– Да, если в общих чертах, то вполне достаточно, – спокойно ответил Кей.– Есть предположение, и небезосновательное, что причину обеих неудач стоит искать не среди людей, а среди железяк,– Интересно, что это должно означать? – Адмирал саркастически улыбнулся, насторожив своей реакцией гостя, бывшего, ко всему прочему, очень даже неплохим психологом.– Имею в виду гипотезу, связанную с существованием третьего варианта прибора-перехватчика.– Предположим… – Спокойный ответ прозвучал подчеркнуто нейтрально и неопределенно. – Вы отрабатываете эту версию? А какое тебе, собственно, до этого дело? DЕA – наша спецслужба, и это наша обязанность о ней заботиться.– Видишь ли, Ирвин, – Рафи перешел на более доверительный тон и назвал адмирала по имени, – это была твоя идея вернуть меня на службу, и по просьбе твоего президента мой премьер сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться. Я все время проверяю наши с вами связи, пытаясь понять, откуда может быть утечка. У нас в конторе зреет ощущение, что мы все время под «колпаком». Поэтому я отрабатываю несколько версий, но все они настолько деликатны, что не хотелось бы о них упоминать. Но то, что произошло в Афганистане, настораживает и направляет мысли в весьма определенное русло.Рафи специально переборщил с описанием опасности, чтобы вызвать Кея на откровенность.– Это ты напрасно… – Кей вскинул брови. – Если не позволять себе откровенно говорить на щекотливые темы, то какие же мы тогда союзники?– Ну, хорошо… – Рафи несколько замялся. – Видишь ли… Скажи, ты вообще хорошо знаком с этим делом? – Кей утвердительно кивнул в ответ. – Так вот, есть предположение, что поставщик разведданных Мухаммеда работает также и на вас. Вернее, предположение, что кто-то из ваших сотрудников сдал информацию. – Рафи снова блефовал, и снова в абсолютно благородных целях. – В случае подтверждения такого хода событий можно было бы переложить ответственность за произошедшее на твоих людей. Скажем, я не имею в виду направленную санкционированную деятельность, но ведь кто-то из агентов может вести двойную игру?Это прозвучало чересчур жестко, но другого способа разговорить Кея Рафи не видел. После услышанного от Гардина он тоже стал смотреть на проблему совсем другими глазами, но подтвердить существование «электронной куклы» у противника в данной ситуации мог только Кей.– Не хотелось бы разочаровывать дорогого гостя, но придется… Ты промахнулся. Наша служба непричастна к провалам коммандос. – Кей усмехнулся. – Хотя, как ты понимаешь, мы имеем представление о том, что там делается внутри.Такой ответ сам по себе стал итогом выбранной Рафи тактики, и он решил продолжать давление:– Скажи все-таки, что ты думаешь о версии существования третьей копии?Адмирал на секунду задумался.– В принципе, твое предположение может получить подтверждение.– То есть?..– Не исключено, что подобная штука имеется у русской внешней разведки, СВР.– И мне только сейчас становится известно, что такое возможно?!Обычно уравновешенный, Рафи не мог сдержаться – покраснев, он задохнулся от гнева.– Ну не сердись…Кей немного покрутил головой, словно разминая затекшие мышцы шеи; похоже, он прикидывал, что еще может рассказать.– Во-первых, это все-таки предположение, а не утверждение, во-вторых, у нас не было срочной необходимости оповещать вас об этом.– Как же не было? – у Рафи нарастало ощущение, что они перестали понимать друг друга. – Тебе не кажется, что даже легкое подозрение в этом направлении обязало бы ввести нас в курс дела?– Если бы ваша сторона проявила заинтересованность, тогда и дело получило бы соответствующее развитие, но вы же предпочли провести собственный анализ и не задавали вопросов. Я читал выписку ответа на запрос в Моссад об «электронной кукле», когда мы проводили расследование после этого трагического инцидента. Вы уверяли, что такого аппарата ни у кого быть не может! И мне понятен ваш ответ на запрос.– Да, но кому в голову могло прийти такое? Инициатива с вашей стороны в данном случае была более чем необходима.– Я думаю, ты все же неправильно кое-что понимаешь.Возникла неловкая пауза. Затянись она – могло бы возникнуть противоречие между дружескими отношениями и соперничеством коллег, но Кей нарушил молчание первым:– С тех пор как появилось подозрение по поводу русского варианта, при передаче особо секретной информации учитывается все, что может быть, перехвачено их аппаратом. Если, конечно, он действительно имеется. Остальное пускай просматривают, в этом часть нашей вечной игры.Он искоса поглядывал на Рафи, а тот постепенно приходил в себя после вспышки гнева – во всяком случае, краснота с его лица почти совсем спала.– Должен сказать, что в раскрытии себя ради такой фигуры, как Мухаммед, есть какое-то преувеличение. Или же мы не знаем его истинной цены.Рафи не стал тратить времени на эмоции.– Я могу узнать, каковы обстоятельства создания третьей копии? – поинтересовался он.– Да, конечно… В 2000-м году, когда первый образец поступил на вооружение, у нас открылся доступ к множеству очень чувствительной для русских информации. И не только для русских.– А как же потепление? – наивно спросил Рафи. – Ведь холодная война вроде бы закончилась?Будто не заметив реплики коллеги, Кей с улыбкой продолжал:– Пользовались ею осторожно, но, как говорится, шила в мешке не утаишь. Они стали догадываться, почувствовали утечку. Ведь у них еще со времен Афганской войны на севере страны полно сотрудников СВР. Северный альянс, контролирующий почти пятую часть территории страны, находится под русским влиянием.Постепенно сформировалась ситуация, при которой оказалось невозможным скрывать суть дела. Русские стали догадываться, что их средства связи под наблюдением, хотя обычные средства отслеживания не выявили ни прослушивания, ни перехватов. Кто ищет, тот всегда найдет – особенно русские с их настойчивостью. И было принято решение раскрыться. Как ты понимаешь, речь шла не о настоящем оголении, а о том лишь, чтобы, как у нас говорят, «заслать дурочку»: подставить им значительно упрощенный, примитивный вариант настоящего прибора.Понимаешь, мы сознательно пришли к выводу о бессмысленности дальнейшего сокрытия от русских факта существования «куклы». Мы чувствовали: они нервничают, зная, что находятся под контролем, хотя сами пока ничего реального доказать не могут. Но мы же их знаем – спутник и полет Гагарина нас здорово образумили. Сегодня у них ничего нет, а завтра появится, причем в таком виде, что мало не покажется. Наши аналитики в один голос уверяют, что существование «куклы» – это временной перевес в пять-шесть лет. Всем будет лучше, если они займутся ею, и пускай себе модернизируют и приспосабливают для своих целей.Рафи вопросительно посмотрел на Кея.– Блефуешь?– Совсем даже нет, наоборот, налаживаем сотрудничество, ведь политики призывают к этому. У нас же нет генетической ненависти к русским. Так, соперничаем, правда, бывает, что и по-крупному.– Хорошо, в тактическом плане вы выигрываете – это очевидно, а стратегически, на мой взгляд, никаких преимуществ нет, одни вопросы. Мне это напоминает бумагу, которая у тебя на столе: пока пишешь – она твоя, стоит подписать – улетает, получая свою самостоятельную жизнь.– Неплохо подмечено, но железо имеет отличие от бумаг. Смотри, как все красиво получается… не понравится – дашь знать. Идея такая: подбрасываем «куклу», микрокод главного процессора с трудом, но читается. На случай копирования – а без него, ясно, как божий день, не обойтись, – этот микрокод становится вирусом и отслеживает все изменения, происходящие в процессоре, в том числе водит новые данные, которыми его снабдят русские. Понимаешь? По прошествии, скажем, года-двух нужно будет войти в лабораторию и посмотреть, что там наш вирус насобирал. Таким образом информация попадает к нам, а мы без труда отслеживаем все изменения, произошедшие в изделии. Просто и эффективно. Что скажешь?– Понимать-то понимаю, но, как говорят русские, гладко было на бумаге… Надеюсь, не в карман подбрасывать собираетесь?– Об этом позже. Мы провели достаточно сложную операцию, направленную на сокрытие возможностей истинной «куклы» и введение наших визави в заблуждение в отношении уровня – подчеркиваю, уровня! – решения разных проблем. Военных, даже политических, экономических, научно-технических и других, чтобы побудить их к таким решениям и действиям, которые были бы выгодны для нас, дезинформирующей стороны. Это, пожалуй, звучит, как азбучная истина разведки, но дело-то было затеяно нешуточное, не грех и освежить память!– С этим я, конечно, не могу не согласиться, но разработчики дезинформационных мероприятий должны обладать развитым воображением, их способность продумывать и осуществлять эффективный обман напрямую зависит от творческого потенциала личности, создающей легенду. Этому нужно учиться у Ганса фон Альвенслебена с его визуализацией.– Значит, мы думаем в одну сторону.– Знаешь, я всегда учил своих людей и требовал от них досконально знать задачу по дезинформации, вплоть до каждого задействованного компонента. У каждого своя зона ответственности, и каждый знает концепцию оправданного риска в рамках собственной инициативы. Контрразведчик должен заботиться о конфиденциальности и внезапности операции. Я требовал учитывать возможности разведывательной системы противника и его предприятий, а также способы передачи информации, методику ее обработки, и наконец, задействовать психологические и культурно-социальные факторы, которые оказывают решающее влияние на принятие дезинформации.– Хорошо учил. Нужно подумать, не отправить ли тебя в Лэнгли преподавать.Вот такой скучный диалог состоялся между коллегами, много лет знающими друг друга.– Ну да, а для начала не мешало бы проинформировать о некоторых замечательных возможностях вашей новой и такой вожделенной «куклы». Может, в моей многострадальной стране что-то да пригодится.– Знаешь, о том, что я сейчас скажу, знаю только я, а теперь и ты. Во всех твоих упреках есть одна правда, которая и меня гложет, – мы ведем себя по отношению к вам как старший брат. Мы хотим, чтобы младший брат знал то-то, делал так-то. Это в корне неправильно и несправедливо. Вы моложе, умнее, и самое главное, полигоном для проверки всего нового служит ваше повседневное окружение и каждодневная борьба за существование государства. Узнай президент или конгресс о моих сегодняшних словах, возможно, завтра твой премьер-министр просил бы нашего президента дать мне поработать полгодика-год во имя безопасности Израиля. Непатриотичная речь, но, увы, ничего не могу с собой поделать: я хочу честно смотреть в твои глаза. Какого черта я должен скрывать от тебя возможности «куклы», напрямую связанные с вашей безопасностью? Возьми, например, последний вариант – в ней находится радиолокационная станция для обнаружения и опознания объектов, скрытых под землей или в стенах зданий. Конструкторам удалось получить достаточно четкое трехмерное изображение предметов, замурованных в кирпичные стены. В основу этого новшества был положен акустический метод выявления скрытых объектов, определения их формы и размеров. Особый интерес представляет то, что прибор видит объекты через железобетонные стены, регистрирует траектории движения, имеет систему радиомониторинга, «видит» радиочастоты объектов.– Интересно, каков радиус действия устройства?Кей хитро улыбнулся:– «Вези прямо в свой Филадельфийский коридор». А вообще-то возможности «куклы» неизмеримо выше всем известного АВАКСа. Первоначально мы начали устанавливать «куклы» на «Апачи», пока не убедились, что это кормление слона из чайной ложки – прибор обладает огромным радиусом действия. Это практически спутник-шпион, но на земле.– Какова наша роль в этом проекте?Рафи понял, что с этой минуты начата совместная с ЦРУ операция по определению нахождения «электронной куклы» в России.– Она, как всегда, активная. Я предлагаю тебе провести операцию по определению этого чуда электроники в Москве. О нашем интересе к этой проблеме россияне знают, о вас они подумают в последний момент, когда, скорее всего, будет уже поздно что-либо предпринимать.– Хорошо, я согласен, – ответил Рафи, – но мне нужны все ваши материалы по этому делу.– Рафи, я иногда тебя боюсь: только появится в голове мысль о кодировании операции, а ты тут как тут! Что ж, прекрасно, значит, «Подкидыш». Все интересующие тебя подробности для проведения операции ты получишь в ближайшие часы.Рафи чувствовал себя не в своей тарелке. Сколько раз он убеждался в том, что Гардин никогда не ошибается в своих предчувствиях. «Веду себя с ним как старший брат с младшим!» – передразнив Кея, подумал он.Вот так прошел сегодняшний раунд игры «в гости», то есть встреча адмирала Кея с Рафи. Решив не откладывать дело в долгий ящик и не дожидаясь следующих вопросов, Кей рассказал, как развивалась и закончилась операция «Подкидыш».– Я правильно понял? – переспросил Рафи. – Вы решили показать русским, что и у вас есть «электронная кукла»?– Да. Но, как обычно, работа по доведению аппарата до кондиций, которые мы имеем сегодня, заняла не один год. А прототип был значительно проще, значительно меньшей мощности. Его возможности заключались в способности перехватывать лишь некоторые специфические виды связи из всего многообразия существующих. К слову сказать, когда первые варианты прибора были установлены на «Апачи», за счет перехвата с последующей оперативной расшифровкой радиоданных они на некоторое время стали неуязвимы для противовоздушной обороны не только русских, но и всех остальных. Ведь даже недоработанный вариант – это намного больше, чем в то время изготовил кто-нибудь другой.– Если не секрет, каким образом вы организовали запуск «дурочки»?– Увы, в данной ситуации пришлось отказаться от обычной для нас установки беречь людей. Мы воспользовались самым простым, хотя и не самым гуманным методом – пришлось инсценировать падение своего вертолета… Для испытаний приборы установили на вертолетах, один из них и задействовали для дезинформации. Наш человек пришел к командиру эскадрильи, расположенной в Афганистане недалеко от Кабула, и открыто объявил ему, что тот должен подобрать из своих подчиненных экипаж, который не вернется с задания. Еще пятнадцать минут ушло на разъяснение деталей. К чести командира эскадры подполковника Хелси (его имя врезалось мне в память), он отказался выполнить приказ. Но прямой приказ выполняют сразу же, даже если приходится посылать людей на смерть. Таковы армейские законы. И все равно командир отказался его исполнять. За него, естественно, взялись, пригрозили судом, дали на размышление десять минут. Но он оказался «крепким орешком». Не согласился выбрать экипаж, ведь этих ребят он сам отбирал в летной школе, всех их знал лично, и не только их, но и их семьи. Более того, сам учил их летать в боевых условиях. У него за все время войны не было потерь! В общем, не видя выхода, Хелси пустил себе пулю в лоб. Ну а его заместитель, тут же назначенный на освободившееся место, распоряжение выполнил. Он летчиков не выбирал и не учил.Далее все прошло в соответствии с замыслом и без осечек: «Апачи» вылетел на задание в район, контролируемый Северным альянсом, километров в двадцати от границы с Таджикистаном, и был сбит. Своими же, конечно… Шли парой, как всегда. Первый борт пилотировал Стив Лорри, второй – его друг капитан Боб Гаррисон. В толще облаков, закрывающих землю, неожиданно показалось «окно». Выскочили из облачности, и вдруг борт Лорри вспыхнул. Позже станет известно, что вертолет был сбит точным попаданием «Стингера». Со второго борта видели, как объятая пламенем машина, заваливаясь на правый бок, резко пошла вниз.Истекающий кровью Лорри пытался вырвать машину из пике, но искалеченный вертолет не слушался. В грузовом отсеке ревел огонь. Командир еще не знал, что весь экипаж погиб и что выбросившийся с парашютом борттехник слишком рано раскрыл купол и попал под лопасти несущего винта…Поняв, что ничего уже нельзя сделать, Стив вниз головой вывалился из кабины. Бывший десантник, он пошел на затяжной прыжок. Во-первых, чтобы его не догнал падающий вертолет, а во-вторых: медленно спускающийся парашютист – слишком хорошая мишень для душманов или тех, кто сбивал его вертолет. Они уже бежали к нему, их было около десятка. Четыреста метров, триста… Достав пистолет, Стив приготовился принять последний бой, но не успел. Погиб. А Гаррисон в это время решил атаковать, чтобы потом, воспользовавшись замешательством банды, подобрать тело друга. Дымные стрелы AGM -114 A понеслись навстречу моджахедам (а может быть, и хорошо, что не узнал, кто прятался под личиной моджахедов?), и вскоре все было кончено.

Военное радио не уступает сарафанному – через несколько минут после гибели вертолета в русской резидентуре стало известно о происшествии. Зная, что на вертолетах «Апачи» установлены приборы ведения электронной войны, русские быстро сообразили, что им прямо в руки идет возможность заполучить такой прибор. А русский резидент смекнул, что за получение образца нового вооружения его ждет не просто награда, а мгновенное повышение по службе, и сделал все возможное, чтобы операция удалась. Тут же задействовали группу спецназа СВР, которая пришла через Туркменистан. Американцы послали свой спецназ. В общем, счет пошел на минуты, и у разбившегося вертолета завязался кровопролитный и скоротечный бой. Позднее один из американских участников этого столкновения высказался по-солдатски прямо: «Нас почти что поимели». Хитро запутанные штабные планы американцев почему-то не учли возможности оказания вооруженного противодействия противником. Кстати, вооруженным не только легким оружием. И плюс еще утраченный фактор внезапности! Так провалилась операция «Подкидыш». С точки зрения американских военных, конечно. Все, кто был посвящен в секрет происходившего, понимали, что цель достигнута – «кукла» обрела новых хозяев. Кроме отдельных досадных мелочей, все было продумано как надо: в схватке победил отряд русских. Русский резидент Воронин был на седьмом небе от счастья: о крушении «Апачи» ему доложил Молин, его человек в Афганистане, и сразу же отдал приказ группе спецназа. Еще бы – столько лет охотились за этими вертолетами, снабженными новейшим оборудованием для ведения электронных войн, и вот оно – лежит у него на столе! Значит, можно попрощаться с осточертевшим Афганистаном, а новые звездочки наверняка позволят занять достойный кабинет в столице. Вот так прибор попал в Москву.Примерно через полгода наши службы получили подтверждение того, что русские более не сомневаются в равных с нами технических возможностях ведения авиационного радиошпионажа. Таким образом, мы своего добились и погибшие летчики отдали свои жизни не зря: еще несколько лет мы можем пользоваться своим неоспоримым преимуществом.Собеседники помолчали, думая каждый о своем. Рафи сосредоточенно разминал сигару, не глядя на Кея, а тот рассеянно вертел в руках пустой стакан из-под минеральной воды, разглядывая так, словно увидел впервые. Не самые веселые вещи обсуждали два этих немолодых человека, немало повидавших на своем веку, но все равно оба они так и не научились равнодушно относиться к тому, что называют обезличенным словосочетанием «боевые потери».– Подозрения по поводу возникновения качественного русского варианта нашей «куклы» появились у меня года полтора назад, – откашлявшись, продолжил Кей. – По многим косвенным признакам стало заметно, что они слишком много знают и стараются тщательно это скрыть. Ситуация перевернулась на все сто.Мы приняли соответствующие меры безопасности по нескольким направлениям, но все упрятать невозможно! В частности, связь DЕA с ЦРУ и ФБР из некоторых принципиальных соображений осталась прежней, то есть без дополнительного прикрытия. По этому каналу они, видимо, и получили сведения о приходе агентов для захвата Мухаммеда.Рафи продолжал молча разминать сигару, но его лицо из безмятежного стало отчетливо грозным.– Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь, но попытайся хотя бы отчасти понять и нас: кто мог предполагать, что ради какого-то там Мухаммеда они пойдут на почти открытую демонстрацию своего секрета? По-видимому, мы недооценили этого примитивного человека…Последнее сообщение сильно задело Рафи: он обменивается данными с союзниками, а те оставляют возможность практически без помех сливать ее врагу. Ведь имея такую технологию, русские без труда могли прочитать всю информацию, которая проходила между ЦРУ и Моссадом по обычным каналам связи. А среди прочего там могли быть сведения, позволяющие засветить заграничные источники! А это уже беда. Ведь сами эти источники – вполне конкретные живые люди, и они находятся на ключевых постах в своих государствах. И как на это реагировать?Кей между тем продолжал:– Полагаю, что русский вариант действительно существует, причем значительно усовершенствованный. Не исключено даже, что по некоторым параметрам он приближается к нашему или не уступает ему.– Это с их-то материальными возможностями после перестройки?– Да, представь себе… Не стоит судить об их возможностях по тому, что мы видим. Ни для кого не секрет, что в области исследований, связанных с военными разработками, их предприятия оснащены очень неплохо, а достижения в этой области часто не хуже, а иногда лучше наших.– Но ведь речь идет о суперсовременных технологиях.– Тебе, наверно, трудно поверить, но я с большой долей вероятности знаю, где этот прибор был доведен до кондиции.– Это более чем интересно.После упреков израильского коллеги Кей чувствовал некоторую неловкость, и сейчас, судя по всему, решил загладить ее.– Основные работы проводились на кафедре магнитных полей Московского института квантовой физики. Сам институт заинтересовал нас много лет назад: его специалисты занимаются далеко не мирными делами под вполне мирной вывеской. Есть там такой профессор Стерин, который, как говорят, любит объединять вокруг себя молодежь смежных направлений. В его лабораториях прибор и доводили до нового уровня. Это мы поняли по заказам на оборудование, которые он делал. Наши аналитики сразу заподозрили, о чем идет речь. С тех пор как поступили сведения о получении его отделом большого заказа от СВР, мы выделили дополнительные средства для наблюдений. Там тоже денег не жалеют: крупные закупки оборудования, переманивание специалистов с других предприятий и тому подобное. Так что информация очень близка к достоверной.– Можно узнать, почему вы не пошли до конца? Ведь по твоим же словам в главной программе заложен вирус?– Ты прав, соблазн был, конечно. Но если сократить дистанцию и приблизиться вплотную к такой птице, как Стерин, станет очень жарко: он лично и все его дела охраняются по самым высоким стандартам. Ты же понимаешь, что так можно не только опалить себе крылья, но и совсем сгореть. Пока мы предпочитаем довольствоваться тем, что есть… Помимо всего прочего, существуют правила игры, которые диктует ситуация. Ну что, скажи мне, плохого в том, что тебе известно, какие из твоих каналов связи прослушиваются? Кстати, я был уверен, что ты придешь ко мне с этой проблемой, только не знал, когда именно.Кей встал и достал из сейфа папку.– Здесь все необходимые сведения о шести афганских генералах и двух саудовских офицерах связи. Все они торгуют или прикрывают торговлю наркотиками. И у всех очень хорошие связи с русскими спецслужбами. Вернее, с СВР. А аппарат заказывала именно эта организация. Вот почему я уверен, что это кто-то из них. Прощупай эту восьмерку. Думаю, найдешь то, что ищешь. Я же со своей стороны поддержу вас всеми возможными силами моей конторы. Но официально ты один. А учитывая, что с тобой Гардин, да еще и Альвенслебен поможет, я в успехе не сомневаюсь.– Конечно, это большое преимущество в нашей вечной игре «в кошки-мышки»!После всего услышанного Рафи хотелось сказать нечто совершенно иное, но он разумно решил не обострять отношения. Во всяком случае, пока…

* * *

– Сэр, что будете пить? Вода, вино, коньяк?

Рафи устало поднял голову, не сразу сообразив, что вопрос задала стюардесса, стоящая рядом.

– Двойной коньяк, – буркнул он и, спохватившись, добавил: – Пожалуйста…

Всю обратную дорогу он кипел от рассуждений, приправленных злостью. Кей, как всякий американец, убежденный в том, что сено к лошади не ходит, не пошевелил даже пальцем, хотя скорее всего догадывался о возможностях наркобаронов. В любом подобном случае – если, конечно, не дай бог, будущее готовит нам что-то похожее, – он поведет себя совершенно так же, что и доказали его слова. Не станет он навязываться с предложением о помощи никому, даже свои соотечественникам. Это ведь может бросить тень на его организацию и на величие американского флага, самого важного и самого лучшего в мире! Черт бы их побрал вместе с их формальностями и удушающей бесчеловечностью! Ведь можно было избежать жертв, можно…

А Леонид оказался на высоте. Молодец парень! Нет, ничего нового он не сказал, но эта его настойчивость, граничащая с наглостью, недопустимой в наших отношениях… Ведь не побоялся же, подставил себя! Такую кашу заварил! Причем не ради какой-то выгоды, а исключительно в интересах достижения разумного решения. А может, он просто испугался отправляться на задание, связанное со смертельным риском? Нет, вряд ли… Неспроста русских называют фанатиками дела. Неспроста…

Глава 17

Тель-Авив

Явочная квартира Моссада

29 января 2005 г., 20:00

– Что тебе сказать, Леонид? Ты оказался прав… – Рафи выглядел непривычно растерянным. – К большому сожалению, это так… Услышать такие слова от Рафи – достижение. Он поздравил меня с верно выстроенной гипотезой и вовремя проявленной настойчивостью, граничащей с нахальством.– Подробности появились какие-нибудь? – Лавры победителя в нашем принципиальном споре мне были совершенно безразличны, и это я пытался выразить сейчас своим поведением и тоном разговора.– Узнаешь, сейчас узнаешь…Рафи основательно уселся в любимое кресло, достал папку с документами и, словно не замечая меня, положил ее на журнальный столик.– Скорее всего, русский образец аппарата производят в Московском научно-исследовательском институте квантовой физики, в лаборатории профессора Стерина на кафедре изучения аномалий электромагнитных полей. Вот тебе целая папка с документами. Здесь все, что собрала контора Кея. Посмотри. Если понадобятся дополнительные консультации – получишь. Я прочитал все, что они написали об этом деле, просмотрел все версии их аналитиков, и если это то, что я думаю, тебе необходимо проникнуть в лабораторию, скопировать эту программу, собрать все данные, которые собрал американский вирус, а в нее саму вставить новый вирус. Но это уже будет твоим решением, хотя мои предпосылки основаны на том, что каждый год все аппараты, имеющиеся в распоряжении СВР, перенастраивают с учетом всех улучшений за истекший период. У них десятки таких аппаратов раскиданы по всему свету, и за каждый кто-то отвечает головой, поэтому достать эту штуку обычным путем невозможно. Мы решили попытаться войти в центральный компьютер в лаборатории. Проникнуть туда обычным путем невозможно, разве что теоретически. Сам понимаешь, там высший уровень секретности, вход и выход только по биометрическим пропускам с отпечатками пальцев. Но это не все, самое главное впереди. Сама секретная комната, где стоит центральный сервер, имеет защиту в виде интеллектуальных алгоритмов, способных по фотографии кровеносных сосудов сетчатки глаза сопоставить двести пятьдесят показателей, которые невозможно подделать. Кроме профессора Стерина, в комнату имеют доступ всего три сотрудника.Я усмехнулся, вспомнив русскую пословицу «не мытьем, так катаньем»: в этом мире нет ничего невозможного. Вернее, очень мало на этом свете вещей, которые сделать нельзя. Весь вопрос в усилии. По реакции Рафи я понял, что он со мной, кажется, согласен.– Ты снова прав. Кое-какие наметки на тему, как туда попасть, мы имеем, – сказал он в ответ на удивление, видимо, читавшееся в моем взгляде.– И какие? – спросил я, предчувствуя наличие очередной пакости.– Самые что ни на есть современные, хотя подобные операции уже проводились. – Рафи скупо улыбнулся в ответ и, как обычно, положил передо мной толстую папку не меньше чем с сотней страниц документов.Что ж, новое задание… Но пока не в Афганистане.

* * *

Итак, Рафи с Альвенслебеном поставили мне задачу проникнуть в лабораторию профессора Стерина и выкрасть компьютерную программу. Ту самую, которая фактически составляет начинку «электронной куклы». Моим боссам не терпелось увидеть ее, чтобы понять, как далеко ушли русские, ведь их программисты очень сильны в таких делах. Мне предстояло собрать материал по максимуму, узнав все, что возможно, о самой программе, получив информацию от вируса, вставленного в нее. А еще мне понадобится внести туда вирус, который будет информировать нас обо всех изменениях, происходящих в «электронной кукле», главным образом о ежегодном усовершенствовании программы. И тогда можно будет сказать, что все «куклы» на вооружении СВР под контролем.

На первом этапе операции мне предстояло встретиться в Цюрихе с предоставленным в мое распоряжение хакером. Он разработает для меня вирус, который я в свою очередь введу в программу, созданную в лаборатории Стерина. Предварительную информацию от специалистов Моссада я уже получил, но это было только поверхностное ознакомление с темой.

Неделю меня учили, что такое компьютерный вирус и с чем его едят. Меня познакомили с каталогом типов этих электронных паразитов, приносящих огромный материальный ущерб компаниям, активно использующим компьютер в своей деятельности. Еще я понял, что постоянное появление новых вирусов дает разработчикам антивирусных программ постоянную и неслабую финансовую перспективу. В итоге у меня создалось впечатление, что вирусы создают те же самые люди, которые разрабатывают антивирусные программы, и наиболее продвинутые компьютерные гении всегда находятся в зоне интересов спецслужб. Ребята, готовившие меня, серьезно разбирались во всей этой кухне, но тем не менее создать что-либо подходящее для «куклы» было делом не их компетенции. В «куклу» для защиты основной программы ввели параллельную защитную антивирусную программу, которая запоминала состояние файловой системы. Это давало ей возможность делать анализ изменений. Любое действие вируса по копированию или включению новых, незапланированных команд сразу фиксировалось. На профессиональном языке такая программа называется «Ревизор». Но туда вставили еще и защитную программу «Сторож». Она отслеживает потенциально опасные для основной программы операции и запрашивает оператора: «Нужно ли это делать?» И тогда человек разрешает или запрещает данную операцию.

Эти две программы были естественным дополнением к обычным антивирусным программам, способным выявлять десятки тысяч вирусов, так что обычный подход в данной ситуации казался неприемлемым. Попасть в лабораторию обычным путем, как сказал Рафи, не представлялось возможным, поэтому он придумал для меня пропуск. Необычный, естественно.

Только три человека имели доступ в комнату, где стоял центральный компьютер. Главный программист – высокий худощавый мужчина, на вид лет тридцати, с ясными голубыми глазами и светлыми волосами. Виталий Кован происходил из семьи латышей, верно служивших революции. Его дед, латышский стрелок, после революции остался в Москве и служил в ЧК. Да и все члены его семьи при социализме занимали серьезные посты, в их родне числился даже замминистра торговли и промышленности и немало партийных функционеров разного уровня. Сам Кован не имел никаких организаторских способностей; он отличался от своих родственников тем, что не стал занимать какой-нибудь важный чиновничий пост, используя семейные связи. Виталий был компьютерным гением и с десяти лет большую часть времени проводил за экраном этой современной игрушки. В девяностые годы иметь компьютер в доме могли только очень состоятельные и влиятельные люди, ведь в те времена такие игрушки стоили очень дорого, да и достать их могли только те, кто имел доступ к таким товарам, что тоже было совсем непросто.

Кована не интересовало ничего, кроме компьютерных дел, ходили слухи, что еще совсем молодым он увлекался хакерством и взломал не один особо секретный код, что в конечном счете и решило его судьбу. Хорошо зная английский язык, он решил взломать банк данных одной из американских секретных служб. И взломал! Но не учел одного – охранять свои компьютерные секреты американцы поставили таких же, как и он, хакеров, которых выловили у себя. В 2005 году в Пентагоне официально служили шестьдесят хакеров, и все – большие профессионалы. Как правило, это увлеченные компьютером ребята, которых поймали на взломе какой-нибудь секретной базы данных. Многие из них страдали синдромом Аспрагера, состоянием, когда человек обсессивно-компульсивно (как говорят психиатры) занимается чем-либо, включая мелочи, которые другим кажутся абсолютно неважными. Их отыскивали специалисты службы безопасности Пентагона, этой одной из самых секретных спецслужб, занимающейся розыском агентов, проникших в святая святых обороны США. Сначала таких ребят проверяли, и если они не представляли из себя ничего особенного, то несчастный отвечал по всей строгости закона. А законы в США суровые: взломавший файлы Пентагона и проникший в них хакер мог получить до двадцати лет тюремного заключения. Если же пентагоновцы приходили к выводу, что человека, обладающего талантом такого уровня, жаль держать в тюрьме, ему делали предложение, от которого не принято отказываться, вернее, невозможно. Так ребята начинали официальную службу. Вот эти-то ребята в свое время Виталика и отследили, но русские своего не выдали и, подобно американцам, решили использовать в своих целях. Вначале он выполнил несколько работ для службы безопасности, затем его направили поохотиться за такими же, как и он сам, только менее способными и удачливыми. В конечном счете Кована направили в лабораторию Стерина и стали поручать ему компьютерные разработки повышенной сложности. Как правило, он сам предлагал основной алгоритм программы и сам же ее разрабатывал. Обычно в таких делах присутствует масса деталей технического толка, ими занимались два верных помощника Виталия. Стас Пилсонский – сорокалетний инженер, внешне полный антипод своего босса, как раз не был компьютерным гением и любил технические детали, которые с удовольствием и тщанием доводил до совершенства. Светлане Гарт исполнилось сорок два. Очень симпатичная женщина, хакером она считалась тоже среднего уровня, зато очень удачно дополняла Кована, делая для него всю подготовительную работу перед написанием программ. Она сработалась и со Стасом, помогая ему оттачивать программы, написанные боссом, и не мешая в продвижении проекта. Глядя на ее фотографию, трудно было не влюбиться. Холеная дама с открытым взглядом, немного бледной кожей и выразительными зелеными глазами. Хороша, ничего не скажешь! Рафи тоже так считал.

Наше совместное мнение и определило стратегию подхода. Начальник мой резонно решил, что таким взглядом может обладать только женщина, жаждущая любви, и решил применить метод Маркуса Вольфа, знаменитого начальника восточногерманской секретной службы «Штази». В пятидесятых годах он разработал систему соблазнения старших сотрудниц различных министерств Западной Германии. Операция эта была названа «Ромео». На каждую женщину заводилось досье, изучались ее привычки, включая сексуальные. Определялись ее бывшие любовники. К ним подсылали агентов, которые выпытывали у них всю необходимую информацию. Конечно, ребятам объясняли, что делается это в целях национальной безопасности, где болтовня неуместна, и все они молчали, явно не желая попасть на дополнительный «недружелюбный» допрос. Если же о сексуальных наклонностях дамы узнать не удавалось – ведь многие из них были одинокими – то засылался агент для кратковременных связей. Изучался распорядок дня, предпочтения, интеллектуальные наклонности и все прочие подобные детали. В расчет брались только незамужние женщины. Под их потребности и склонности подбирался соответствующий партнер, который начинал классически соблазнять женщину.

Перед началом операции агентура знала о женщине больше, чем ее самые близкие родственники. Однако соблазнитель не должен был обладать внешностью голливудского актера; прояви такой кавалер внезапный интерес к одинокой невыразительной даме, это могло бы вызвать подозрение,

Все женщины были после тридцати, с неудавшейся личной жизнью, признавшиеся себе, что ждать от этой жизни нечего, и полностью отдавшиеся работе. А тут вдруг появляется «принц», причем именно тот, о котором дама мечтала всю свою жизнь! Конечно, любая влюбится и потеряет голову! Метод Вольфа основывался на теории готовности к любви и ее необходимости для любого человека.

Оказалось, что есть и такая теория и основана она на известной биологической концепции любви. А профессионалы, специально подготовленные для роли кавалера, головки дамские, конечно, кружили. Ведь женщина может страдать только от недостатка мужского внимания, а не от его избытка. В большинстве случаев даже играли свадьбы, а через несколько месяцев кавалер начинал плакаться своей подружке или жене, что его раскрыло ЦРУ или МI-6 как бывшего нацистского офицера и он поставлен в безвыходное положение: либо будет поставлять информацию из министерства, в котором его подруга или жена работала, либо его – в тюрягу. Конечно, только любимая женщина и может его, бедолагу, спасти.

Список вопросов всегда был готов заранее. Для начала он включал самые обычные данные о деятельности министерства, никаких секретов там не было, и большинство дам, пытаясь спасти свой с таким трудом и после стольких лет одиночества построенный семейный очаг, сразу соглашались на сотрудничество. Постепенно вопросы становились все сложнее, уровень секретности тоже рос, и лишь через некоторое время бедные женщины начинали понимать, что их водят за нос. Как правило, понимание приходило поздно, если приходило вообще: они выдавали информацию секретным службам. А это всегда шпионаж, даже если это секретная служба союзников твоего государства. За шпионаж, как известно, полагается наказание, и серьезное. В общем, как правило, все дамы продолжали поставлять требуемую информацию.

Конечно, случались и срывы. По признанию самого Вольфа, которое я прочитал в подготовленном мне материале, некоторые операции терпели крах из-за того, что люди по-настоящему влюблялись друг в друга, и тогда их уже нельзя было контролировать. Агенты, выбранные на роль Ромео, отказывались выполнять приказы, несмотря на опасность. Но система работала эффективно, настолько эффективно, что впоследствии, если обнаруживался чиновник-гомосексуал, соблазн завербовать его преобладал, и к нему также посылали агента, но уже нетрадиционной ориентации. Это сегодня быть ненатуралом модно, ведь их меньшинство, а в демократическом мире система требует защиты меньшинства. И защищать это меньшинство очень даже почетно. В те же послевоенные годы за гомосексуализм полагалась тюрьма. Но что не сделаешь для благого дела? Так работала система Маркуса Вольфа в восточногерманской «Штази».

Вот и мне уготовили роль такого «Ромео». Согласно плану Рафи я должен был соблазнить Светлану, но не для того, чтобы выпытывать ее служебные секреты. Это слишком сложно, может занять массу времени, да и опасно. Мне было необходимо затащить ее в постель, усыпить, снять отпечатки пальцев и сделать снимок роговицы глаз. Затем, пока она спит, проникнуть в лабораторию, войти в главный компьютер так, чтобы никто об этом не догадался, и незаметно уйти из здания института. Задание хоть и непростое, но понятное и принципиально выполнимое. А непростое потому, что Светлана была замужем и к ней требовался другой подход. Домашний очаг у нее имелся, ей были интересны приключения. И вот по плану я должен был предоставить ей эти, как мы считали, желанные приключения.

В течение десяти дней мы разработали план действия. Первым делом послали группу наблюдения, следившую за каждым шагом моей будущей любовницы. Затем за ее квартирой начали тотальное наблюдение, включая сканеры, которые по микродрожанию стекол в квартире записывали каждый произнесенный там звук. В доме напротив сняли квартиру, и из ее окон записывалось на пленку все происходящее в доме Светланы. В общем, началась обычная подготовительная работа по сбору информации. Чьи это были группы – Хранителей или Моссада, – я не знал. В наших делах чем меньше знаешь, тем лучше. Но то, что эти двое с моей подачи работали вместе, я уже понял. Судя по ответам на вопросы, которые я задавал то Рафи, то Альвенслебену, чувствовалась координация. Хотя какая мне разница?

Тем временем я отправился на встречу с хакером, который был должен создать вирус, предназначенный для разрушения русской программы.

Глава 18

Цюрих

Явочная квартира ордена Хранителей

19 февраля 2005 г., 19:30

Приехав в Цюрих, я начал действовать в строгом соответствии с инструкцией ухода от слежки – от центральной автобусной станции поехал на трамвае в сторону озера, доехал до Параденплац, свернул налево и углубился в старый город, ориентируясь на шпиль Церкви. Двигаясь по маленьким и кривеньким, но очень нарядным улочкам, добрался до колокольни. Здесь и проверился: все было чисто. Затем я двинулся во Фраумюнстер, где по замыслу авторов инструкции должен был проникнуться исключительной важностью своей миссии. Здесь гениальный Марк Шагал создал пять неповторимых витражей, описывающих сотворение мира. Как обычный турист, я стоял в церкви, чувствуя потрясение от небесной красоты витражей. В такие минуты в голову приходят мысли о вечности земного бытия, и меня они в старинной цюрихской Фраумюнстер тоже не миновали. Затем еще пару часов я побродил по городу, проверяя наличие слежки, несколько раз менял такси и номера трамваев. Убедившись, что все чисто, отправился по нужному адресу. Там, к моему большому удивлению, меня встретил мальчик. Несколько обескураженный необходимостью объясняться, я уже собрался попросить его позвать родителей, как вдруг услышал:– Вам не следует удивляться тому, в ком вы нуждаетесь.Как бы это выразиться поинтеллигентнее… Передо мной стоял лопоухий мальчишка с непропорционально большой головой и длинными руками, худющий, лет тринадцати-четырнадцати на вид. Его выразительные карие глаза смотрели на меня пристально, даже не моргая.– Как вам понравился Шагал? Его искусство сохранило на все времена бесследно исчезнувший мир, не так ли? – Казалось, я услышал не вопрос, а по меньшей мере утверждение, исходящее от искусствоведа.– Да, конечно, мне приходилось видеть и другие работы художника, особенное впечатление на меня произвели картины «Большой цирк» и «Муза. Явление».Почему-то я заговорил как студент на экзамене. «Мой» хакер с еще большим интересом посмотрел на меня, а потом поинтересовался, на каком языке я предпочитаю говорить.– На английском.– Никакой проблемы. Просто я думал, что иврит будет для вас легче, – ответил «ребенок» на языке, которым пользуются только на Святой земле.«Ничего себе! – подумал я. – На скольких же языках он разговаривает?»– На восьми я могу общаться, – будто прочитав мои мысли, произнес мальчишка. – А еще на восьми читаю, пишу и разговариваю абсолютно одинаково.Так произошло наше знакомство. Парнишка оказался очень деловитым и ничего не говорил просто так. Пригласив меня пройти в его рабочий кабинет, он вежливо, очень по-деловому начал совсем говорить совсем в ином тоне, как абсолютно взрослый человек:– Обычная процедура входа в компьютер и сброса информации тут не поможет. Необходимо внести вирус в какую-нибудь «куклу», иначе защита определит чужеродное подключение и блокирует его.«С одной стороны, это было нехорошо, ведь мы не знали, у кого есть такая «кукла». А с другой стороны, не придется проникать в лабораторию, и это неплохо».И опять мальчишка, словно прочитав мои мысли, произнес:– В любом варианте нужно будет вставить вирус в головной компьютер в лаборатории. Кстати, снять собранные им за эти годы данные можно только оттуда. Но мы сделаем это как вставку дополнительной антивирусной программы. Она задействует сама себя только через месяц и только если получит соответствующий сигнал от одной из «кукол». Тогда наш вирус будет работать как вирус-компаньон. Он не нарушит порядка работы оригинальной программы, а переместит ее, то есть заставит выполнить ход по указанию антивирусной программы и, таким образом, не раскроет действия. Раскрытые пароли и содержание основной программы будут записаны и оставлены в файле. Так что ни «Ревизор», ни «Сторож» ничего не обнаружат, ведь передачи информации не произойдет. Но это означает, что примерно через два-три месяца после задействования нашего вируса придется снова войти в головной компьютер и под видом проверки снять то, что вирус «отложил» в сторону.Слушая все это, я был ошеломлен. Ход мыслей мальчишки, манера анализа, рассуждения – все было гениально. Я впервые встретился с ребенком индиго, а то, что это именно такой мальчик, мне сказали заранее.«Интересно, что это за дети?» – задумался я и сам себе ответил, вспомнив прочитанное: «Дети индиго приходят в этот мир со своими намерениями и талантами, которые отчетливо проявляются с момента рождения. Они могут впитывать знания, как губка, особенно если им нравится предмет, изучение которого обеспечивает им более высокий уровень развития в области их интересов. Они реагируют наилучшим образом, если вы ведете себя с ними как с уважаемыми взрослыми.Некоторые специалисты полагают, что дети индиго несут в себе небесные послания, недоступные пока нашему пониманию. Они помогают нам в поисках истины, смысла жизни, познании мира. Таких детей можно отличить по выражению глаз, настолько ясно читается в них мудрость и осознанность.Фактически ребенок индиго обладает новыми необычными психологическими характеристиками и моделями поведения. Родителям и учителям, да и просто взрослым людям, окружающим маленького гения, приходится учиться общаться с ним. Стандартные педагогические приемы к таким детям неприменимы, а жить с ребенком, который заведомо умнее тебя, очень непросто. К тому же таких ребятишек совершенно не интересуют обычные детские развлечения, а занятия, по-настоящему их увлекающие, порой совсем непонятны их родителям…»Вот и я прообщался с таким чудо-ребенком всего около часа, но встреча с ним стала одной из самых познавательных за всю мою карьеру, не говоря уже о впечатлении, которое произвело на меня наше общение.

Обратный путь, как обычно, оказался намного легче, и уже на другой день я вернулся к Марине. Моей Марине. Как же не хочу я никуда от нее не уезжать! Но бездействие в моей работе исключено, да и сам я сойду с ума от ничегонеделания. Как всегда после разлуки мы почти сутки не вылезали из постели и пролежали бы там еще, но уже через день я получил указание прибыть на явочную квартиру в Тель-Авиве. Служба есть служба! И нормированный рабочий день – тоже не для меня. А вызвали меня для ознакомления с результатами слежки за Светланой Гарт. Первая поступившая информация касалась ее привычек. Я так и не понял, почему вызов оказался срочным, но солдат не спрашивает, почему да как ему отдают приказы.В быту Светлана оказалась обычной женщиной, привыкшей дважды в неделю делать покупки в районном супермаркете. Раз в неделю она встречалась с подругами: все они жили в престижном доме на улице Рудникова, вместе ходили в кино или играли в бридж. Еще одна привычка: перед работой, куда Светлана шла к девяти утра, она выгуливала свою любимую собачку, пуделя Машку, всегда хорошо расчесанную и вымытую. Пуделиха тоже любила свою хозяйку и постоянно, видимо из ревности, лаяла на каждого, кто к ней приближался. Обычная такая собачка, симпатичная и дурашливая, как все пудельки. Так в гавканье обычно и проходила ежедневная утренняя прогулка Светланы.Через неделю начала поступать информация из квартиры. Я прочитывал записи всех телефонных разговоров Светланы, на каждого абонента тут же открывалось досье, и объект изучался. Света оказалась очень общительной, любила поболтать с друзьями, каковых у нее оказалось довольно много. Постепенно я узнал всех ее родственников, знакомых и коллег. Я заметил, что по телефону она никогда не говорила о своей работе, и даже если мама спрашивала, как дела на службе, Светлана умело уходила от ответа. Чувствовалась выучка. Ну, это даже к лучшему. Точно знаешь, с кем работаешь.Через три недели поступили данные из спальни, и ничего особо интересного не оказалось. Супруги давно привыкли друг к другу, сексом занимались примерно раз в неделю, причем не очень интенсивно. Как говорится, «для галочки». Конечно, они женаты уже пятнадцать лет, и романтическая любовь, свойственная зарождающимся отношениям, давно уже эту пару покинула. Романтика движет почти всеми молодыми людьми, и никто не знает, что толкает их друг к другу – любовь или сексуальное влечение, ведь и то и другое в равной степени может быть чувством страстным и поглощающим. Провести грань в такой ситуации почти невозможно. В начале отношений влюбленные обожают и желают друг друга, но какую бы форму ни принимала романтическая любовь и какой бы силы она не была – это состояние проходящее, и большинство сексологов считают, что длительность такого периода не может превышать трех-пяти лет. И объяснение этому очень прозаическое: будучи влюблены, мы находимся в состоянии эйфории. Выделение гормональных веществ, ответственных за поддержание организма в этом состоянии, не может оставаться стабильно долгим. Уровень этих веществ после достижения пика падает и приходит к более низкому стабильному показателю. Вот тогда-то романтическая любовь переходит в любовь-дружбу, любовь товарищескую. Или же любовь уходит, размытая мелкими житейскими невзгодами, и тогда бывшие влюбленные начинают искать друг в друге несовершенства, которых прежде не замечали. Вместо прежнего интереса появляется скука и нетерпение, или же начинается борьба: кто главный, кто лидер? Это всегда кончается плохо.Если же романтика переходит в любовь-дружбу, то недостатки никто не ищет, а продолжает их не замечать, понимая, что идеальных людей не бывает. Партнеры продолжают сексуальные отношения, как правило, уже не так часто и не столь эмоционально, но им это доставляет удовольствие и удовлетворяет. Для таких ровных отношений, конечно, надобно настоящее взаимопонимание. Как правило, это случается с людьми примерно одного социально-экономического уровня и не случается, если люди из разных прослоек общества. Любовь-дружба – чувство менее бурное и более предсказуемое, чем романтика, и поэтому считается более надежным. Подобное чувство не предполагает абсолютного собственничества, налагает меньше взаимных обязательств, что позволяет обоим жить своей жизнью, работать, растить детей. Короче говоря – эта любовь в противовес романтической, часто построенной на идеалах и фантазиях, более стабильна и реальна.Светлана с мужем не были исключением: оба ученые, интеллектуалы, как и большинство их друзей и родных. Сначала мы заподозрили роман на стороне у ее сорокапятилетнего супруга, профессора кафедры экономики МГУ. Больно уж видный мужчина – женщины мимо таких не проходят, а устоять перед соблазном подавляющее количество мужиков не способны, особенно в этом возрасте. Как известно, миром мужчин движут женщины и деньги, причем, как правило, женщины на первом месте. Все остальное – интерпретация. Но в нашем случае постоянное наблюдение ничего не подтвердило: муж Светлане верен, привык много времени проводить на работе, а их дом, похоже, вполне его удовлетворял. Даже в дружеской компании, если заходили разговоры на тему разводов и измен, наш профессор обычно отмалчивался, изредка произнося пару фраз из вежливости. А вот Светлана – совсем другое. Любовника у нее не было, но с подружками она постоянно судачила о мужчинах и романах. У нее явно присутствовал синдром готовности к любви. Синдром этот, по объяснениям моих наставников, проявляется, когда мужчина или женщина готовы к проявлению сильных чувств. Влюбиться просто так невозможно: после закончившихся романтических отношений должно пройти по крайней мере пять-шесть лет, и только тогда организм физиологически может выдержать сильную эмоциональную нагрузку. У Светланы же сильные ощущения закончились очень давно. Словом, именно это мне и было нужно: передо мной открывалось плодотворное поле деятельности.Так прошли два месяца постоянного наблюдения. Теперь, когда мы знали о личной жизни Светланы все до мельчайших подробностей, настала моя очередь действовать. Весь последний месяц приставленный ко мне сексолог в подробностях растолковывал суть взаимодействия полов, химии любви и ее биологической подоплеки. Оказалось, что маленькая молекула фенилэтиламина, выделяемая гипоталамусом – задней частью мозга, отвечает за наши «амурные дела». Молекула эта распространяется на расстояние пяти-шести метров вокруг нас. Эту ауру можно было бы назвать запахом, но наше обоняние его не воспринимает, хотя молекула «работает» по тому же принципу. И влечение между людьми наступает именно тогда, когда молекула одного человека химически подходит молекуле другого. Возникает химическая реакция, и люди тянутся друг к другу. А когда мужчина тянется к женщине, а она – к мужчине, то им нужно только уединение, и более ничего.Из воздуха в непосредственной близости от Светланы ребята из группы наблюдения взяли несколько проб, а химики из них выделили состав ее феромона, затем подобрали химически согласующуюся с ним формулу и сделали для меня специальные духи. Теперь мне требовалось только приблизиться к ней на расстояние двух-трех метров, а остальное сделает химическая реакция. Ее ко мне просто потянет, причем само влечение окажется спонтанным и ничем не объяснимым. Все как в природе. Правда, мне понадобится еще одно умение: всем своим поведением вызывать у женщины только положительные эмоции, а ни в коем случае не антагонизм. Я уже продумал, как это сделать. Ведь любая женщина подсознательно чувствует, что физиологические изменения не за горами, и всеми силами пытается остановить ускользающее время или использовать его. Значит, ей нужна любовная связь. В сущности, она нужна всем, и мужчинам, и женщинам, только люди часто не отдают себе в этом отчета.

Глава 19

Москва

ул. Рудникова, 12

3 апреля 2005 г., 8:30

План был разработан, в соответствии с чем одним ясным солнечным утром я сидел в скверике. Облокотившись на спинку видавшей виды скамейки и положив ногу на ногу, я ждал, когда Светлана выйдет на прогулку со своей Машкой. Я специально сел поближе к дорожке, где они прогуливались. Светлана как обычно вышла без двадцати минут восемь. Машка весело запрыгала по дорожке и побежала проведать свою любимую скамейку. Увидев чужого, она подозрительно посмотрела на меня и разразилась оглушительным лаем. Тем самым, которым она заливалась каждое утро, если кто-то из прохожих осмеливался слишком близко подойти к ее хозяйке. «Ага, – подумал я, – лаять не отучили, но пудель все равно изумительный!»Отскочив в сторону, как мячик для пинг-понга, пуделиха тут же вернулась обратно и уставилась на меня круглыми агатовыми глазами, смешно наклоняя кучерявую головку то в одну, то в другую в сторону. Я встал, наклонился к собачке и стал объяснять ей, что она настоящая красавица, а ее стрижку «подо льва» изобрела французская королева Мария Антуанетта, обожавшая пуделей и пожелавшая таким образом отдать дань моде на вычурные прически и одежды придворных той поры. От неожиданности собачка остановилась, а я, глядя ей прямо в глаза-пуговки, спокойно продолжил объяснять, что она упустила из виду следующее обстоятельство: зарплата пуделя и сторожевого пса одна и та же, и ей нет никакого резона терять силы на гавканье.Удивленная Машка перестала гавкать, ведь раньше ей никто ничего не объяснял. В лучшем случае из-за своего оглушительного лая она заслуживала только окрики и недовольство. Закончив свою вступительную речь, я замолчал, но продолжал смотреть Машке прямо в глаза. Собака в свою очередь внимательно глядела на меня своими мутноватыми пуговками, явно пытаясь понять, как себя вести. Затем присела на задние лапки и подползла ко мне.Я услышал аплодисменты и – то, чего и добивался, – заразительный женский смех.– Ой, не могу: чтобы моя Машка подползла на пузе? Браво-браво! Что вы ей нашептали?Светлана смеялась. Я улыбнулся в ответ:– Это мое маленькое открытие в отношении животных, так сказать, экспресс-дрессировка, чтобы собачка угомонилась и перестала шуметь. Не хочется слышать лая в такое прекрасное утро!– Интересно, и часто вам приходиться использовать свое открытие?– Да, нет, я просто много чего знаю о животных.– И о пуделях знаете?– Разумеется. Могу историю породы рассказать, описать стандарты, уход. У вас, кстати, прелестная собачка, но ее нужно показать врачу, мне показалось, что в левом ухе ей что-то мешает. А когда придете к ветеринару, попросите, чтобы он посмотрел ее зубы, если хотите, чтобы ваша собака прожила много больше, чем обычные пятнадцать-шестнадцать лет. Кроме того, – я начал поражать воображение Светланы своими познаниями в собачьих делах, – у нее катаракта, – и показал на правый глаз Машки, уже замутненный и не такой блестящий, как левый. – Знаете ли, почти 70 % пуделей страдают от этого недуга, они к нему генетически предрасположены.Светлана слушала меня очень внимательно; похоже, я затронул интересующую ее тему и, судя по реакции, вызвал ее симпатию. Что ж, на первый раз достаточно. Раскланявшись, я удалился, между делом сообщив, что живу в двух кварталах отсюда и сейчас иду на работу, просто решил немного посидеть и подышать воздухом. На этом мы и расстались.Теперь требовалось организовать следующую встречу, но уже в другом месте и по иному поводу. Впрочем, это не так уж и трудно, поскольку информации о привычках и расписании Светланы у меня было предостаточно.Прождав четыре дня, дабы не вызвать подозрения, я «случайно» столкнулся с моим объектом разработки, когда она выходила из метро, возвращаясь с работы. Она сразу узнала меня, приветливо улыбнувшись в ответ на мое приветствие. Я подошел к ней, сказал несколько слов о том, как удачно мы встретились – ведь я нашел статью о катаракте у пуделей. Светлана искренне обрадовалась новости, ведь о ее любимой Машке, судя по всему, никто больше не заботился. Мы обменялись номерами телефонов, и я обещал позвонить через пару дней, как только немного освобожусь от служебных обязанностей.Этого свидания я ждал с нетерпением, очень уж хотелось побыстрее закончить задание и вернуться к Марине. Мне не нравилось надолго оставлять ее одну, ведь я любил эту самую родную на свете женщину. А может, думал, что любил, ведь рабби объяснял, что закон абсолютной любви, взаимозависимости, внимания, заботы, инстинктивной, природной, неосознанной на уровне человека, не выполняется. Иначе говоря, не выполняется закон альтруизма – высший закон природы. И только если мы научимся относиться ко всем и вся в соответствии с этим законом, то есть осознаем, что все мы одинаковы, взаимосвязаны, все обладаем одним сердцем, одной душой, одними мыслями, то наше присутствие и участие в природе станет правильным, интегрированным. Сегодня нам все больше и больше открывается истина, гласящая, что мир – это маленькая (но в нашем восприятии – глобальная) деревня, где все мы зависим друг от друга. Являясь частью природы, мы своими не всегда правильными действиями наносим этой интеграции огромный вред, и он возвращается к нам в виде отрицательного воздействия природы. Взять хотя бы землетрясения, цунами, тропические ливни и прочие природные катастрофы! Биологи говорят о том, что функционирование любого организма, его существование и развитие основаны на полном интегральном взаимодействии его элементов. В соответствии с этим законом каждая клетка заботится о жизнедеятельности всего тела, о поддержании его жизнеспособности и здоровья. Все, что телу необходимо, клетка выполняет автоматически, подчиняясь даже приказу о самоуничтожении, ведь как только клетка отработала свой ресурс, отключается программа ее жизнедеятельности. Если же посмотреть на биологическую жизнь с точки зрения всеобщего закона природы, закона соединения, гомеостазиса, то мы увидим, что природа действует только исходя из самосохранения, самоподдержания и саморазвития до определенного уровня и не принимает во внимание возможность существования и развития отдельных частей. Этот закон интегрального взаимодействия, интегральных взаимосвязей между элементами определяет существование всех уровней природы. Посмотрев же на человека, мы обнаруживаем его полную противоположность этому базисному закону – основному закону природы, где частица служит целому. Я не говорю о существовании человека на уровне, где организм функционирует как животное тело и естественно подчиняется законам природы. Я имею в виду уровень духовный.Последний год, когда мы с Мариной стали жить вместе, я понял, что не просто люблю ее. Это нечто большее. Как объяснял рабби, любовь – это не получение наслаждения от кого-то, а отдача. Евангельские слова «Возлюби ближнего, как самого себя» означают умение наполнить жизнь ближнего тем, что он желает. Так выражается чувство, которое называется любовью. А если ты получаешь эту любовь, чем делаешь приятное любимому человеку, то твое получение – ради отдачи твоей любви ему.Любовь – очень сложное свойство, которому надо обучать. Каббала этим тоже занимается. Ведь любовь – это жизнь, а Каббала по определению есть наука о жизни. Самое главное каббалистское правило – уметь любить ближнего как себя. Достигая такого умения, мы делаем возможной нашу интеграцию в миры духовные. Это и называется истинной любовью. А мы привыкли называть любовью договор между двумя людьми, просто использующими один другого. Например, свадьба в иудействе, да и в других религиях, – экономический союз. Весь наш мир построен на эгоизме, который нужно искоренять. Ведь мы то ссоримся, то миримся, нас связывают общие дети, мы существуем, как партнеры по квартире… Это все что угодно, но только не любовь.Настоящим мужем и женой могут стать только те, кто, духовно работая над собой, поднимается до уровня взаимной отдачи. Согласно Каббале, единица измерения любви – это единица измерения самопожертвования, самоотдачи с целью наполнить любимого счастьем. Вот и Марина вызывает у меня исключительно положительные эмоции, и все мои ощущению по отношению к ней совпадали с моими знаниями. Каббалисты утверждают, что духовно развитая женщина заметно влияет на своего мужа, желает он того или нет. Мужчины прислушиваются к таким женщинам, подсознательно чувствуя, что они направляют их на духовный путь. В такой паре жена компенсирует мужа духовно, а мужчина ее – на животном уровне, но женщина получает от их отношений и духовное наполнение. Ведь родившись в нашем мире, человек обязан изменить свои устремления, направить свое сердце с эгоистического пути на альтруистический. Это цель жизненного процесса, которую поставил перед нами Творец. Для этого Он сотворил нас и отправил сюда, в этот грешный мир – на исправление. Полная же замена эгоистических желаний на альтруистические и называется концом исправления. Достичь этого обязан каждый в отдельности и человечество в целом. И до тех пор, пока человек не достигнет такого состояния, его душа будет вновь опускаться в этот мир, а он – рождаться еще и еще раз, пока не поймет своей цели и на практике не претворит ее в жизнь. Методика этого исправления и называется Каббалой. Со Светланой же планируется только сексуальная связь, и о духовном начале тут и речи не идет… Но я на задании, и думать нужно только о его выполнении. Не до чувств.Прошло положенных два дня, и я позвонил своей новой знакомой. Мы встретились в том же скверике напротив ее дома. Я передал ей перевод журнальной статьи о методике предотвращения катаракты у пуделей. Да, все то, чему меня учили последнее время, работало. Светлана внимательно слушала, но незаметно старалась получше разглядеть меня: я ей явно нравился. Итак, первая часть пройдена: контакт налажен. Осталось самое главное: назначить встречу наедине. Как принято в таких случаях, я рассказал ей, что развелся два года назад и с тех пор снимаю квартиру и живу один (я заметил, как блеснули ее глаза, когда она услышала, что я свободен). Уже несколько месяцев я живу в этом районе, но пока не успел обставить квартиру. Вернее, не получается как следует подобрать мебель – ни опыта по этой части, ни времени. Больше никаких подробностей рассказывать не стал: мои учителя говорили, что мужчина начинает говорить о своих чувствах примерно после сотни часов активного общения. А вдруг Светлану тоже готовили специалисты? Тогда, начав говорить лишнее, я окажусь в ее глазах болтуном или по меньшей мере подозрительным типом. Поэтому я скупо дозировал информацию о себе, а она внимательно слушала. Женщины любят одиноких мужчин, ведь в заложенный в них материнский инстинкт повелевает заботиться о ком-то, и неважно, есть у них дети или нет. Так получилось и со Светланой. Она сама предложила мне посмотреть мою квартиру и посоветовать что-то по части обстановки. Ожидать большего я не мог: наши отношения развивались по нужному сценарию.В нашу четвертую встречу все пошло даже быстрее, чем я думал. Видимо, феромоны действовали. Кстати, в семидесятые годы французские парфюмеры добавляли фенилэтиламин в духи, но в девяностых это запретили, сочтя за вторжение в личную жизнь. Попробуй устоять против химической реакции! Как бы то ни было, в моем случае «волшебные духи» действовали эффективно. Мы договорились встретиться у меня послезавтра, а ведь прошло всего две недели после нашего знакомства. Что ж, все пока по плану!

Глава 20

Москва

ул. Рудникова, 19

17 апреля 2005 г., 17:00

Как мы и договорились, через день Светлана посетила мое убежище. Квартира действительно выглядела неухоженной. В гостиной – стол, пара кресел да телевизор, а в спальне стояла только кровать. Одежду я художественно развесил по стульям, а большая часть вещей до сих пор лежала в коробках, как и книги. Светлана тщательно и с явным удовольствием принялась составлять список всего, что нужно докупить, чтобы квартира обрела уют. Я радостно соглашался с нею, чувствуя ее желание подойти ко мне как можно ближе. Она легонько дотрагивалась до меня, якобы желая добавить аргументов своим предложениям, то и дело задевала меня, словно по квартире можно было двигаться только в тесной близости со мной. Что ж, тем лучше. На легкую победу я не рассчитывал, но и особых трудностей не предвидел, а теперь, как говорится, все само шло прямо в руки. Так мы проболтали с полчаса. Я поймал себя на мысли, что пытаюсь говорить, да и вообще вести себя в соответствии с уровнем Светланы, то есть все время стремлюсь выглядеть интеллектуалом. Именно так меня инструктировали, в психологической практике подобное поведение называется отзеркаливанием. Но все же она прежде всего женщина и наверняка ждет от меня действий. Поняв, что начинаю перебарщивать с умными разговорами, я прервал свой очередной рассказ и пригласил гостью на кухню, где заранее выставил на стол бутылку хорошего вина и немного закуски. Зайдя в кухню, Светлана понимающе посмотрела на меня и вежливо, но твердо сообщила, что сегодня остаться не может, так как располагает всего десятью минутами свободного времени из-за запланированных ранее дел. Но если я свободен послезавтра в дневные часы, она обязательно зайдет и проверит, все ли мне удалось купить. Я, конечно, не стал настаивать, и мы договорились встретиться послезавтра в три часа дня, а за оставшиеся десять минут она дала мне массу советов на тему, как превратить мое жилье в более уютное. Особенно на кухне. Оказывается, кухня представляет собой арену, где можно наблюдать «единство и борьбу» трех противоположностей – плиты, мойки и холодильника. Каждый из этих элементов должен иметь хотя бы минимум собственного пространства, но в то же время они не должны стоять далеко друг от друга и между ними должно быть легко передвигаться, без каких-либо неудобств и преград. Сколько квартир я сменил в своей жизни, но никогда не задумывался, что оборудование обычной кухни может представлять собой такую сложную задачу!– Надо же какая ты умница, Светлана! То-то я сегодня едва не поцеловался с полкой, когда доставал из холодильника яйца. Вместо яичницы мог бы травму получить! Ты права: убрать ее с дороги немедленно! Это правильно?– Да. Так… Что у нас дальше, коль скоро с кухней разобрались? Ага, расстановка мебели… Ну, с этим немного подождем, пускай сначала ее доставят. А вот спальня… М-м-да, это самое непростое. Договорим в следующий раз!И она ушла.На следующий день мне пришлось отправиться по магазинам. Я бродил по торговым залам, выбирая и подбирая уйму вещей, перечисленных в «нашем» списке. Купил полки, кресла, стулья, даже посудомоечную машину и СВЧ-печку, причем довольно успешно, потратив на все полдня.Но встретиться послезавтра со Светланой не удалось. Неожиданно на связь вышел мой куратор из Моссада по срочному коду вызова. Это означало только одно – необходимо вылететь на встречу. Куратор по долгу службы отвечает за мою подготовку, а потом ведет меня всю оставшуюся жизнь. Только он может подписать документ, подтверждающий мою пригодность для выполнения задания. Обычно он не в курсе того, где я нахожусь и чем занимаюсь, даже не знает моего статуса. Его обязанность – помогать мне в любой ситуации, в какую бы я ни попал, и вытаскивать из пекла, если я что-то натворил, не разбираясь, что именно. У него есть право задействовать оперативную группу для моего спасения. И самое главное – он никому не докладывает, ведь куратор – абсолютно самостоятельная административная единица. Моссад не оставляет своих людей ни в какой ситуации, даже в самой безнадежной. Конечно, бывали случаи, когда агенты Моссада творили не очень благовидные дела, но их выручали всегда. Правда, некоторых потом судили, но уже дома, и даже сажали, но в «родную» тюрьму. И вот мой куратор срочно вызывает меня на встречу! Значит, что-то случилось, и наверняка важное. Как правило, я прошу встречи с ним обычно раз в полгода, чтобы сообщить, что все в порядке. Иногда выхожу на связь чаще, если уж очень необходимо поговорить – мой куратор всегда в моем распоряжении. С моим куратором Йоси можно было говорить на любую тему – по-моему, он знает все, про себя я называю его воплощением интеллекта. В том, что он великолепно разбирается в оперативной работе, я не сомневался. Обычно на эту должность направляют неудавшегося оперативника, может, Йоси не сдал когда-то экзаменов по физической подготовке? Ведь освобождать прошедших моссадовскую подготовку специалистов неразумно, они могут принести массу пользы и без оперативной деятельности. Не зря же говорят: кто знает, что делать, тот делает; тот, кто не знает, как делать, или если его к делу не допускают, учит, как делать. И лишь тот, кто не может учить, как делать, учит, как учить, что делать. Вот такая история. Пришлось срочно через Амстердам вылететь в Австрию.

* * *

Мы встретились в Вене на одной из явочных квартир. Я был рад увидеть Йоси: как всегда, подтянут, одет с иголочки. Я ощутил знакомый аромат его изысканного одеколона: нежный, чуть ощутимый приятный запах, не вызывающий ни малейшего раздражения. В нашей профессии очень важно не инициировать отрицательных эмоций: ни запахом, ни словом, ни поведением. И этому нас учат годами, причем людей, спонтанно провоцирующих минимальный подсознательный антагонизм, на курсы просто не принимают. Мы тепло обменялись приветствиями, потом Йоси сел в кресло напротив меня, положил ногу на ногу и поглядел мне прямо в глаза. Я ответил тем же, и мы с минуту смотрели друг на друга не мигая. Он первым немного расслабился, затем собрался с мыслями и заговорил:

– Я вызвал тебя по поводу твоего давнего дела, – произнес он ровным, ничего не выражающим голосом. – Не знаю, как оценить поступившую информацию. Ты должен мне в этом помочь.

Обычно с таких вступлений начинаются самые сложные дела, когда тебя вводят в курс дела ровным, ничего не выражающим голосом. «Давнее дело? – думал я. – Интересно, какое? У меня их столько было… Хорошо, что хотя бы давнее».

Я-то боялся, что прокололся в чем-то или с Мариной что-то не так. Ведь Йоси вел и ее, и именно он подписался под нашим последним совместным заданием. А вообще Йоси как куратор в курсе всех дел, которые я проводил раньше, и продолжает отслеживать все, что касается моей прошлой деятельности. Все мои вроде бы завершенные операции находятся под его наблюдением, и если возникает движение по чему-то давно прошедшему, это может значить только одно – за мной идут. В такой ситуации куратор выходит на след, чтобы предотвратить возможные неприятности. Йоси не подозревал, что я нелегал, про которого никто не знал. Для него я был одним из оперативников, спущенных на дно и используемых в самых секретных операциях. Это тоже часть обычной шпионской игры: каждый знает только то, что необходимо для выполнения его миссии.

Словно прочтя мои мысли, он неторопливо продолжил:

– Речь идет о твоем первом и последнем деле в КГБ, когда тебя послали в Израиль искать Зусмана. Как поняли наши аналитики, вся интрига твоего задания заключалась в камне, который нашли зашитым под грудной мышцей убитого авторитета. Камень проходил по другому твоему делу – ограблению тайника графа Закревского, бывшего резидента Абвера во Львове. Так вот, тот самый бриллиант, с которого все началось, исчез из комнаты вещдоков на Лубянке.

И опять ничего не выражающий голос, словно говорит о ничего не значащих вещах.

«Тот самый знаменитый индийский бриллиант с розовым оттенком, ограненный в виде сердца, подаренный любовнице короля Карла VII Агнесс в Средние века? Он перевернул всю мою жизнь, сделал меня нелегалом, и вдруг исчез? И откуда – из здания ФСБ!» Сказать, что я удивился, – не сказать ничего. Похоже, Йоси считает, что я могу разъяснить ситуацию, но у меня самого масса вопросов к нему и ко всем, кто был замешан в этом деле.

Думаю, смятение не могло не отразиться на моей физиономии, но мой куратор сделал вид, что ничего не заметил, и продолжил все так же спокойно:

– Вещественные доказательства, имеющие особую ценность, содержатся в особо сильно охраняемой комнате, а камень этот оценивался в миллионы. Обычно сохранность вещдоков проверяют раз в году, но недавняя проверка показала, что камня нет. С прошлой проверки прошел ровно год. В течение этого времени кто-то хорошо осведомленный и явно имеющий необычные возможности забрал бриллиант. ФСБ провела внутреннее расследование, но оно ничего не выявило. Конечно, первым делом подумали, что сработал кто-то свой, знавший про этот камень. Но из тех, кто служит сейчас, про камень не знал никто. Тогда проверили второй и третий круг сотрудников, которые могли хоть что-то знать даже теоретически, и с тем же итогом – ничего подозрительного. Результаты документированы. Никаких следов камня нет. Нет следов взлома, вообще ничего. Камень просто исчез. Расследование проведено группой внутренней безопасности. Это абсолютно самостоятельный отдел, не подчиняющийся никому, и у нас нет никаких причин им не доверять. Во время этой внутренней проверки и всплыло твое имя в качестве возможного подозреваемого. С нашей стороны ты – единственный, кто был связан с этим делом. Мы просмотрели результаты расследования россиян и тоже считаем, что ты на серьезном подозрении, хотя они пока не знают, где тебя найти. Но кто ищет, тот всегда находит, и когда ФСБ займется твоим поиском всерьез, твои следы наверняка определятся, что нежелательно и опасно. Как ты считаешь, кто мог быть в этом замешан? Кто вообще мог знать про этот камень? Ты – единственный след. Учитывая твое положение, мы просто обязаны его оборвать и направить россиян в другую сторону. Ну и что ты по этому поводу думаешь?

Йоси опять посмотрел мне прямо в глаза.

Кто замешан? Да это ясно как дважды два. Ни я, ни кто-либо из сотрудников спецслужб не замешан в этом деле. Самый заинтересованный в данном случае человек – отец Марины, а вот он мог бы провернуть что угодно, хоть в ФСБ, хоть на Капитолийском холме. У него достаточно и знаний, и возможностей провести такую операцию. Кроме него и меня, о камне знал только его давний подельник Змей, но тот мертв. Моя карьера оперативника началась с того, что бриллиант после автоаварии нашли зашитым под грудную мышцу бывшего уголовника. Он десять лет числился в розыске, он украл у Зусмана камень, за что и поплатился жизнью. Но папаша погиб в Париже два года назад, причем у меня на глазах. Хотя нет, мертвым я его не видел, мне удалось разглядеть только черные пластиковые мешки с телами погибших. В принципе разыграть такой спектакль он с его возможностями конечно же мог. К тому же ни Рафи, ни Альвенслебен ничего толкового про перестрелку в парижском отеле мне не рассказали. Я до сих пор не знаю, кто организовал операцию по ликвидации отца Марины, ведь ЦРУ и Моссад отмежевались от этой истории. В газетах писали про разборки между авторитетами. Теоретически это может быть правдой, ведь отец Марины не был святым и вращался в кругах, где убивали даже за подозрение. Я же считал, что операцию осуществила израильская спецслужба, чтобы отвести от меня удар моих арабских «братьев» из «Хизболлы» и списать все произошедшее в Парагвае на отца Марины. Меня-то в конечном счете раскрыли, ведь я перевозил деньги для «Хизболлы». А если раскрыли, то будут искать. А если будут искать, то могут и найти. Этого никто не хотел. Для Рафи я достаточно ценный агент, выполнял и выполняю все его самые секретные операции, где нельзя подставляться… Не думаю, что он так просто даст возможность кому-нибудь найти меня.

Так что же произошло в Москве? Неужели отец Марины жив? Вывод напрашивался сам собой, более того, мне он представлялся единственным вариантом. Но сказать об этом Йоси я не мог. Думаю, он говорит со мной, уже выяснив все возможное по обычным каналам, и наверняка обсудил ситуацию с Рафи. И если тот сделал вид, что не догадался, откуда ветер дует, зачем мне бежать впереди паровоза? Марининого отца я не боялся. Он считал, что я способен защитить его дочь, а это для него самое главное. Это единственное, о чем он меня просил перед смертью. Смертью ли? Конечно, если он узнает, что я сделал из его дочери агента Моссада, мне точно несдобровать. Но знать он этого не может, а я ему точно не расскажу. Похоже, я уже стал считать Зусмана-Гонзалеса живым. Что ж, увидим…

На этом мы с Йоси и расстались. Я, конечно, пообещал подумать и постараться припомнить что-либо, затем минут десять разглагольствовал, приводя различные, совершенно сумасшедшие, варианты развития событий. Йоси, видимо, понял, что я чего-то недоговариваю и даже не пытаюсь этого скрыть. Вообще, конечно, это нездорово: один из принципов работы такой пары, как мы, – абсолютная открытость. И неважно, какой может стать правда: наша общая цель заключается в умении выходить из ситуации, а не искать правых или виноватых, а тем более наказывать. Мы не прокуроры. Но сейчас я не мог обнародовать свои предположения, прежде нужно было кое-что проверить, а потом уж видно будет, стоит ли рассказывать. В данном случае мои личные интересы и интересы моей организации не пересекались.

Проверить же свои предположения я мог только у Альвенслебена. Этот всегда все знает. Еще с нашей первой встречи, когда он меня фактически завербовал, я понял, что меня нашли и раскрутили именно из-за камня. Ведь я нашел связь между бриллиантом, немецкой разведывательной сетью на территории СССР, а затем и отцом Марины. Вся история вокруг камня выглядела абсолютно необычной, причем в ней было еще и нечто мистическое. Я догадывался, что камень этот играл какую-то роль в чем-то, служил ключом к чему-то. Но к чему, я знать не мог. В курсе мог быть только Альвенслебен с его не менее мистическим орденом Хранителей. Я почувствовал сильнейшее желание разобраться в той давней «бриллиантовой» истории. Значит, нужно встречаться с Альвенслебеном, но сначала нужно закончить московские дела.

Глава 21

Москва

ул. Рудникова, 13

24 апреля 2005 г., 15:00

Как бы я себя ни уговаривал, но встреча с куратором меня здорово встряхнула. Волей-неволей напрашивался только один вывод – «папаша» жив. Принципиально мне это не мешало, правда, все очень осложнялось. После нашей последней встречи его нельзя было не зауважать, а его отношение к Марине меня просто восхитило. Теперь я не возражал против родства с ним, но это опасно и неправильно, ведь он все равно уголовник. Я вообще-то тоже по другую сторону закона, но все же защищаю его. Хотя именно соблюдение закона и поставило меня вне закона. Важность защиты справедливости для меня равнозначна ценности собственной жизни, такой выбор я сделал давно и отменять его не собирался. В общем, и на связь с «папашей» я решил пока не выходить, хотя и знал, как это сделать. Мне нужно было разобраться с ролью камня, а для этого необходимо повидаться с Гансом фон Альвенслебеном. Но прежде всего – задание в лаборатории. Если операция удастся, то все русские «куклы» будут поражены. Конечно, россияне решат неожиданно возникшую проблему, но не раньше, чем через несколько месяцев, а пока мы получим абсолютное преимущество. Ведь все запланировано таким образом, что вставленный мною вирус будет только накапливать информацию, а вычислить его привычным методом не удастся. Только после нескольких провалов в Афганистане СВР заподозрит неладное, и ошибку в конце концов найдут, ведь у них очень сильные специалисты. Но мы будем знать все, что сочтем нужным, и, главное, сильно нарушим переправку наркоты из Афганистана в Европу. Хоть ненадолго, но мир станет лучше. Затем мне придется отправиться в Афганистан и попытаться продать уран. Хотя я и надеялся, что эту операцию отменят, но мои боссы именно таким образом хотели выявить истинных руководителей террористических организаций в этой проклятой Богом стране. Ведь шум вокруг «Аль-Каиды» явно раздут. Нет такой организации, даже простой перевод слова «Аль-Каида» означает «база». Да, есть такие деятели, как Бен Ладен. Да, создают они тренировочные лагеря для террористов. Но сами-то они ничего не делают, за ними только идеологическая и иногда материальная поддержка. Однако само существование международного террора – факт. И то, что кто-то его постоянно поддерживает, тоже не вымысел. Вот это мне и предстояло выяснить. С легкой руки Альвенслебена все руководители спецслужб в мире пришли к одному неутешительному выводу. Большинство терактов совершали не арабы. Масса косвенных доказательств наводила на существование тайной организации, приводившей в действие кровавую машину террора. Конечно, каждый раз после случившегося какая-нибудь экстремистская группировка заявляла о своей ответственности, но поиски никогда не приводили к успеху. И раньше или позже все задействованные службы поняли, что таких организаций нет. Несколько раз ЦРУ, МI-6 и Моссад выходили на исполнителей, но те никогда не сдавались живыми и всегда были европейцами. Когда что-то происходит трижды, это даже статистически не может оставаться случайностью. Рафи считал, что эта организация состоит из бывших сотрудников спецслужб, решивших таким образом подрабатывать на стороне. Альвенслебен же полагал, что речь идет о спецотделе «Гальбы» – этого зловещего наследника нацистской идеологии, решившего покорить мир и править им на основе разделения рас. «Гальба» действует не только для собственного обогащения, но и для дискриминации мусульманского мира, ведь их главная цель заключается в установлении арийской гегемонии в мире. Темнокожие арабы в их концепцию не входили, а считаться с арабским миром приходилось хотя бы потому, что мусульман на Земле больше миллиарда. Да и нефтедоллары со счетов не сбросишь… Как бы то ни было, мне предстояло попытаться продать уран для производства «грязной» атомной бомбы. По расчету моих боссов, афганский полевой командир не упустит редкой возможности, но сам ничего не решит и непременно обратится к тем, кто сможет купить уран. Вот тогда-то мы и узнаем все, что хотим знать. И конечно же, действовать будем соответственно.С таким настроем я вернулся в Москву и позвонил Светлане. Три дня назад, позвонив ей сообщить, что наша встреча откладывается, я понял по ее голосу, что она на меня немного обиделась. А теперь явно обрадовалась моему звонку, и мы договорились встретиться завтра.Похоже, Светлана теперь не собирается ставить препятствия для развития наших отношений. Например, она все время поправляет прическу. Известный прием: если женщина начинает «играть» своими волосами, отбрасывая, приглаживая их или накручивая на пальчик локон, это явный признак привлечения к себе мужского внимания. Такой подход меня только радовал. Но помня уроки сексолога, я не спешил, хотя мне не терпелось приступить к главному. Тем не менее, зная, что сексуальные реакции мужчин и женщин различны, я Светлану не торопил. У женщины всегда существует связь между сексуальным влечением и личностно-духовными ценностями. Не может она просто так запрыгнуть в постель и через несколько минут вести себя так, словно ничего не произошло. Хотя и такое бывает, и нередко, как правило, в случае, когда женщина хорошо знает своего партнера. У мужчин-то подобные приключения происходят сплошь и рядом, а у женщин – нет. В общем, я не прекращал болтать со Светланой, уделяя особое внимание всяким интеллектуальным штучкам. Особенно обширно я разглагольствовал о ее любимом писателе Акунине, цитируя его романы и блистая литературно-критическим анализом его творчества. Известная истина – женщина любит ушами! Светлана внимательно слушала меня, улыбаясь и соглашаясь со мной. Смеясь, она очень мило слегка прикусывала нижнюю губу. Ух ты, меня соблазняют! Когда женщина начинает вести себя таким образом, у мужчины появляется непреодолимое желание поцеловать ее. К еде она не притронулась, хотя вина пригубила. В ее поведении и даже в том, как она меня слушала, сквозило с трудом скрываемое вожделение. Сидя всего в полуметре от меня, она положила ладонь на мое колено, что тоже расшифровывается как желание войти в личное пространство партнера. Я понимал, точнее, чувствовал ее настрой. Глаза Светланы горели, а я продолжал развлекать ее разговорами и комплиментами, постепенно придвигаясь все ближе и ближе. Когда она в очередной раз прикусила губу, я поцеловал ее в шею, легко прикоснувшись губами к нежной коже. Светлана слегка выгнула спину и еле слышно вздохнула. Я не стал медлить, а принялся страстно целовать ее. Она не сопротивлялась, только произнесла тихонько:– Ты с ума сошел!..– Конечно! А разве можно быть спокойным рядом с тобой?Светлана ничего не сказала, а резко повернулась ко мне, прижалась к груди и, обхватив мою голову ладонями, страстно поцеловала меня в губы.Я нежно гладил ее спину, потихоньку освобождая от одежды. Так продолжалось несколько минут. Держась за руки и продолжая целоваться, мы прошли в спальню и опустились на кровать. Она придвинулась ко мне совсем близко, я же продолжал гладить ее нежную, бархатную кожу, потихоньку опускаясь все ниже и ниже…. Меня бросило в жар, Светлана тоже продолжала ласкать меня, пока я не почувствовал ее руки там, где природа доставляет нам плотские радости.Так прошло почти полчаса, после чего любовная схватка повторилась. Наверное, я неплохо подготовился, ибо увидел неподдельную страсть своей новой возлюбленной. Но я на задании, о чем не следует забывать ни в коем случае. В таком деле важно не переборщить, не вызвать слишком сильных ощущений, способных смениться непредсказуемой реакцией. Ведь Света может влюбиться в меня, а играть с ее чувствами не хотелось. Мне было необходимо продолжить нашу связь, пока я не доберусь до лаборатории, и ничего более.Я изобразил усталость и некоторую растерянность. Насколько мне известно, женщине нравится, когда партнер испытывает восхищение от интимной связи с нею. Уткнувшись лицом в душистые волосы Светы, я шепнул ей на ухо: «Мне очень хорошо с тобой…» Такие слова приятно услышать любому человеку.Светлана нежно поцеловала меня в ответ, но ничего не сказала, а встала и направилась в душ.Из ванной комнаты она вышла полностью одетая, за несколько минут приведя в порядок прическу и макияж. И не подумаешь, что всего несколько минут назад она лежала в моих объятиях, раскрасневшаяся и порядком взмокшая от наших плотских утех. Воистину женщины – существа загадочные.Она попросила меня не провожать ее, пообещала встретиться через три дня и ушла. Все произошло так быстро, что я успел только одеться, поэтому задерживать ее не стал.Закрыв за Светланой дверь, я встал под холодный душ. Я давно уже обзавелся привычкой мысленно прокручивать в мозгу все произошедшее, чтобы взглянуть на свои действия со стороны, оценить и проанализировать их. Только после этого можно планировать дальнейшие шаги.Встреча прошла хорошо. Мы оба получили удовольствие от общения, да и секс вполне удался, даже с первого раза. Мы явно подходили друг другу, но развития отношений я не хотел. У меня есть Марина, и этим все сказано. Теперь, когда мы вместе, я понял, как мне раньше не хватало семьи. Рабби всегда говорил, что духовно мужчина не может развиваться без женщины. И действительно, все начинающие изучать Каббалу холостяки начинают испытывать необходимость в создании семьи, ведь изучают ее только те, в ком есть духовное начало. Такому человеку в нашем мире необходимо создать связи, аналогичные существующим в духовных мирах между двумя корнями всего мироздания – мужским и женским. Такую модель необходимо построить внутри себя и снаружи, а это и есть семья. Кроме того, рабби учил, что чем больше нашим миром управляют женщины, тем он становится лучше, надежнее. А когда мир (точнее, человечество) начнет исправляться, мужчине придется взять на себя ведущую роль: он предназначен быть предводителем.Женским же идеалом выступает присоединение к мужскому духовному корню. Если женщина присоединяется к мужчине, она позволяет ему развиваться и расти. Все это женщина чувствует изнутри, так как близка к природе. Ее не соблазнишь всеми теми игрушками, которыми балуются мужчины: спорт, политика, биржа, война. Даже если она в этом участвует, то только под давлением обстоятельств. Женщина не измеряет бытие такими категориями, она оценивает и создает свою жизнь только на основе уверенности в сегодняшнем и завтрашнем дне для себя и своих детей. Следующий этап для нее – уверенность в духовном начале, и кроме этого ей ничего больше не нужно. Поэтому женские идеалы в нашем мире менее испорчены, чем мужские. У женщины они подсознательно правильные, а у мужчин полностью выходят за рамки соответствия с духовным корнем. Поэтому без женщин нам никуда! Представляю, как отреагировали бы на мои соображения феминистки…Но мужская суть все равно взяла вверх. От встречи я получил удовольствие – и физическое, и моральное. Конечно, меня немного помучила совесть, но не от того, что я сделал, а потому, что почувствовал удовлетворение. Но я ведь на работе! Так, убеждая себя в том, что ничего особенного не произошло, я заснул.А тем временем группа собирала для меня необходимые данные по лаборатории.Мне предоставили все материалы об институте: расположение помещений, охраны, возможные способы проникновения и массу других деталей, необходимых для выполнения задачи. Но сначала необходимо было увидеть все своими глазами. И я начал готовиться к посещению профессора Моргулина, заведующего кафедрой, к которой принадлежала лаборатория профессора Стерина. Я решил в следующую встречу снять у Светланы отпечатки роговицы глаз и пальцев, ведь без биометрических данных мне все равно в лабораторию не попасть. Что-то подсказывало мне, что следует торопиться, а не испытывать судьбу.

* * *

И через три дня нам со Светланой не было скучно. Когда мы решили немного отдохнуть после первого бурного соития, я галантно предложил ей бокал вина с растворенной в нем таблеткой, которая усыпляет ровно на пятнадцать минут. За это время я успел снять отпечатки пальцев и сделать снимок роговицы глаз. Затем я растянулся рядом с ней на кровати и сделал вид, что задремал. Как и было запланировано, моя возлюбленная проснулась через пятнадцать минут, нежно поцеловала меня, взглянула на часы и, медленно встав, начала одеваться. Я тут же проснулся, притянул ее к себе, и все началось сначала.

Примерно через час Светлана ушла. Быстро приняв прохладный душ, я все обдумал, наметил следующие шаги и сел за свой суперкомпьютер. Это чудо XXI века снабдили выходом на спутники-шпионы, принадлежавшие моей маленькой сионистской стране, и я мог рассмотреть практически каждую точку на земном шаре. Сами эти спутники входят в одну систему с американскими, и в их поле обзора по определению нет «черных мест», которые нельзя просмотреть. Кроме того, в компьютер были заложены программы, позволяющие входить практически в любой банк данных, будь то метро, банки или любые другие организации и компании. Главное, чтобы компьютеры этих заведений были подключены к Интернету.

Итак, я начал готовиться к взлому лаборатории. Просмотрев всю имеющуюся информацию, я составил план. Вирус доработают в ближайшую неделю, и мне оставалось только изучить территорию института и лаборатории, для чего я решил применить старый прием, которым пользовался много раз. Под видом журналиста назначил встречу с заведующим кафедрой профессором Моргулиным. На такие случаи у меня есть несколько готовых легенд, и на этот раз я взял свою американскую версию: я – Джонатан Раш, журналист. Конечно, особый отдел института проверит меня, но Раш абсолютно реальный человек, работающий в очень известной газете. За меня даже налоги платили и два-три раза в год выписывали штраф за неправильную парковку. Так что легенда моя обычную проверку выдержит без труда.

Я отправил в институт официально оформленную просьбу об интервью, и ответ пришел достаточно быстро. Встречу с профессором мне назначили через две недели. Ну что ж, будем пока развлекаться. Как поступить со Светланой, я тоже решил: проведу сеанс наркогипноза и внушу ей, что ничего не было. Технику я знал, много раз присутствовал при таких делах и видел, насколько она эффективна. Все-таки разбудить чувства женщины и оставить ее я считал совсем некрасивым поступком. Кроме того, как говорится, от любви до ненависти – один шаг. Поди знай, что Света натворит, пытаясь меня найти и выяснить, почему я исчез. Значит, решено: наркогипноз.

Встречи наши со Светланой продолжались, круглосуточное наблюдение за ней и за институтом – тоже. Но решающий момент приближался.

Глава 22

Москва, ул. Авиаторов, 19

Московский НИИ квантовой физики РАН

Приемная завкафедрой изучения аномалий электромагнитных полей профессора Д.П. Моргулина

30 апреля 2005 г., 12:00

Такси затормозило на улице Авиаторов у многоэтажного здания с огромной вывеской «Московский научно-исследовательский институт квантовой физики РАН». Я расплатился с водителем и медленно вышел из машины, держа в левой руке красивый кожаный портфель, в котором лежали нехитрые журналистские принадлежности: блокнот, ручка и магнитофон. Интервью я собирался проводить профессионально и тщательно к этому подготовился. Но интересовало меня не то, что скажет профессор. Что у него там делается, я знал досконально, меня же интересовало помещение, то есть входы, видеокамеры на дверях и все другие обстоятельства, с которыми мне придется справиться в ближайшую неделю. Визит к профессору стал завершающей стадией подготовки к предстоящей операции по внедрению в лабораторию Стерина. Я прошел к бюро пропусков и внимательно осмотрел все, что только можно, стараясь не упустить ни одной детали.При входе в здание и в коридорах стояли камеры наблюдения. Но эта система – проблема нетяжелая. Ребята из группы поддержки сняли пустые коридоры и приготовили фильм для показа. Дежурному у пульта управления позвонят. На выяснение того, что звонок ошибочен, уйдет около пятнадцати секунд, после чего в камере наблюдения будет крутиться уже новый фильм с пустыми коридорами.Получив пропуск, я неторопливо поднялся на третий этаж и начал искать кабинет профессора. Я, конечно, знал, что он находится на втором этаже, но мне было нужно зайти на третий. Именно там я увидел то, что хотел: в коридоре стояли солдаты. Получается, что перед лабораторией Стерина помимо биотермических сканеров, дающих право входа только определенным людям, стоит живой щит. Это усложняло ситуацию, но ненамного.Желая продемонстрировать на всякий случай, что я случайно зашел не в тот коридор, я спросил проходившего мимо сотрудника института, где находится приемная профессора Моргулина, и благополучно спустился этажом ниже. Вежливая секретарша в ответ на мое представление предложила подождать немного, поскольку профессор задерживался на полчаса. Я уселся в довольно удобное кресло и принялся ждать. Дабы не терять времени и показать свой профессиональный интерес, я начал расспрашивать секретаршу обо всяких мелочах, которые хотел бы уточнить до прихода профессора. Я спрашивал в основном о кафедре. Секретарша, поддавшись соблазну поболтать с иностранцем и явно уважая мой американский акцент, за пять минут рассказала мне историю кафедры, коротко изложила биографию профессора и еще нескольких сотрудников. О Стерине – ни слова. Потом она пожаловалась на моих американских братьев, которые внесли институт в «черный» список, перекрыв таким образом доступ к международным грантам. А все из-за чего? Им, видите ли, не нравится, что на кафедру ядерной физики взяли несколько аспирантов из Ирана.Я внимательно слушал, согласно кивая в такт ее словам, а потом добавил:– Видимо, это после случая с Пакистаном. Возглавляющий разработки ядерной программы Пакистана доктор Хан работал в исследовательской фирме в Голландии. Впоследствии выяснилось, что он сфотографировал все чертежи, относящиеся к технологии обогащения урана и, проработав еще несколько лет, уехал на родину, где с успехом продолжил работу по созданию ядерной бомбы. И создал. А потом организовал фирму, которая продает секреты ядерных технологий всем, кто платит.Теперь пришла очередь моей собеседницы удивиться: этой истории она не слышала. Так, взаимно обмениваясь любезностями, мы и провели полчаса, пока не приехал Моргулин.Профессор оказался невысокого роста, чуть полноватый, седовласый, в очках с массивной коричневой оправой. Его костюм напоминал моду начала девяностых, то время, когда ученые еще считались элитой. В общем, внешне Дмитрий Петрович полностью соответствовал образу ученого. Подойдя ко мне, он извинился за опоздание, пожал мою руку и пригласил в кабинет.Я поправил узел галстука, показывая этим легкое волнение от предстоящей встречи с ученым настолько высокого ранга, и вошел в кабинет. Там царил, что называется, творческий порядок. Посередине достаточно просторной комнаты стоял внушительных размеров старинный стол, полностью занятый книгами и папками. Вокруг стола стояли три тоже старинных стула. Около стены – книжный шкаф. Все остальное пространство оказалось пустым, не считая книг, лежавших, стопками и поодиночке повсюду.Вообще-то я уже увидел все, что мне было нужно в здании института, но теперь требовалось закончить формальную часть. Профессор положил портфель, попросил секретаршу принести нам чаю, удобно уселся на свой огромный стул и обратился ко мне:– Я готов, молодой человек! Что интересует серьезнейшую чикагскую газету в нашем скромном месте? Все, что знаю и могу рассказать, – расскажу.Я быстро раскрыл свой блокнот с заранее заготовленными вопросами и спросил:– Профессор, вам не помешает, если я запишу нашу беседу на магнитофон? Так мне будет легче работать над статьей.– О, конечно, пожалуйста!Я начал задавать вопросы, в основном биографического плана. Мне хотелось расположить к себе профессора, показав, что интересуюсь в большей степени личностью крупного ученого, а не институтом. У знаменитостей всегда гипертрофировано чувство собственного достоинства, хотя не все это открыто проявляют. Профессор Моргулин держался вполне скромно, с достоинством и ничем не давал понять, что знаменитость. А ведь вокруг таких людей всегда суетится свита, постоянно превознося их заслуги и напоминая об их высоком ранге. Но, похоже, профессор действительно занимался научной деятельностью, а не поддержанием собственного реноме в чужих глазах.За чаем с шоколадными конфетами мы пробеседовали около часа. Похоже, кондитерская промышленность осталась в России на прежней высоте – конфеты оказались превосходными, что я несколько раз отметил вслух. Хозяин кабинета улыбнулся, оценив мою похвалу. Видно было, что мои слова пришлись ему по душе. В ответ он похвалил мое знание русского языка, заметив, что по акценту невозможно перепутать, из какой страны я приехал. Еще бы! Этот акцент со мной отрабатывали лучшие лингвисты Моссада!Получив практически все ответы на свои вопросы, я спросил:– А что за история с иранскими студентами, за обучение которых на Западе институт включили в «черный» список?Этим вопросом я собирался рассердить профессора. Мне это было необходимо, поскольку в порыве гнева человек лучше запоминает мелкие детали. А я хотел, чтобы он запомнил меня как можно лучше. Ведь если моя операция провалится и особисты узнают, что кто-то входил в комнату с компьютером, обязательно начнется расследование. Проверят всех, кто бывал в институте последние полгода. Проверят и Джонатана Раша, но его и мое фото – два разных лица. Таким образом мне удастся сохранить личность Раша для будущих дел. Несмотря на провокационный, как мне думалось, вопрос, Дмитрий Петрович ответил не задумываясь:– Понимаете ли, Джонатан, американского обывателя можно ввести в заблуждение этой абсолютно глупой историей. А тех, кто знает о правилах секретности, такие вещи просто смешат. Что же касается грантов… Мы их и раньше не получали, так что особенно ничего не потеряли. А не получали потому, что большинство тем, разрабатываемых в нашем институте и особенно на моей кафедре, предназначены для использования внутри страны и бюджет наш формируется из внутренних источников. Вы уж догадайтесь сами, о чем я говорю.Он лукаво улыбнулся, встал из-за стола и протянул мне руку на прощание. Я тоже встал, крепко пожал руку профессора, поблагодарил его за интервью и, распрощавшись с ним, вышел из кабинета.Я действительно был благодарен профессору. Поход в институт оказался весьма плодотворным: я отметил для себя много важного и интересного.

* * *

Московский НИИ квантовой физики РАН

5 мая 2005 г., глубокая ночь

После визита к профессору Моргулину мы решили не ждать и назначили взлом лаборатории уже через три дня. Вообще-то все было готово – и вирус, и группа поддержки. Проникнуть в здание не составило никакого труда. Как и было запланировано, ребята позвонили на пункт управления, и когда через несколько секунд выяснилось, что звонок ошибочный, в систему уже были вставлены видеоролики, показывающие пустые коридоры. Возня с солдатами при входе в лабораторию Стерина тоже заняла не больше четверти минуты; мы просто отключили ребят нервно-паралитическим газом. А чтобы они не волновались, придя в себя, одного из них я втащил в туалет и усадил на унитаз. Пусть думает, что упал там в обморок!Биометрическая система отреагировала на снимок сетчатки глаз Светланы быстро, и за пульт главного компьютера я сел через две минуты. Инструкции юного хакера оказались исчерпывающими, и я быстро снял данные, собранные американским вирусом, а затем буквально за минуту внес подготовленный вирус в программу. Пока все шло по плану. Пусть сидит себе, собирает информацию. Вернусь через два-три месяца, тогда и узнаем, что к чему. Еще минута ушла на выход. Я посмотрел на часы: вся операция заняла около пяти минут. Безупречно.На обратном пути у входной двери я оставил на полу «жучка»: крошечный аппарат, всего в несколько миллиметров диаметром, похожий на кусочек мрамора. Нам ведь нужно было узнать, что станет делать охрана. Пожалуй, во всей операции это было самое слабое место. Трогать бойцов нельзя – никто не должен догадаться, что в лаборатории побывали посторонние. Через пять минут первый солдат, лежавший на полу, поднялся, оглянулся по сторонам. На его лице читалось некоторое замешательство, но он, очевидно, не понял, что случилось. Скорее всего, парень решил, что поскользнулся. Неплохо… Он тут же начал звонить напарнику, видимо, узнать, что все в порядке. Второй страж порядка точно в то же время проснулся, сидя на унитазе со спущенными брюками. Через минуту он вышел из туалета, не совсем понимая, как туда попал. Но не выказывать же себя идиотом! Ребята, каждый в отдельности, как и предвиделось, решили не придавать эпизоду особого значения, ведь оба ничего не видели и, самое главное, не поняли. На этом все и закончилось. Мы же, посмотрев на них, снова позвонили на контрольный пункт и за время разговора поменяли пленки. Все прошло великолепно. Оставалось только ждать.

* * *

Через несколько дней я уже рассказывал Рафи о московской операции – как всегда, в подробностях, не скупясь на жесты. Как известно, на смысл сказанного влияет только 7 % слов, еще 25–30 % дает тон повествования, остальные 60 % до собеседника доносит жестикуляция. Рафи то и дело прерывал меня, просил повторить что-либо, интересовался деталями. Я же говорил и говорил, ведь мне было что рассказать.

Данные, собранные американским вирусом, сданы в обработку. Новый вирус вставлен в центральный компьютер в московской лаборатории, и теперь оставалось только ждать. Мой следующий визит в лабораторию планировался только через два-три месяца, а пока придется готовиться к поездке в Афганистан, где мне предстояла операция по захвату генералов, на которых пало подозрение в причастности к владению «электронной куклой». Для завершения операции нам была нужна одна такая «кукла», иначе, даже получив информацию из центрального компьютера, мы не поймем, в чем дело.

Ахмед Шах, наш человек в «Хизболле», прислал из Ливана список афганских генералов, замешанных в торговле наркотиками с этой полувоенной-полуполитической организацией, слывущей в Ливане очень влиятельной силой. Фанатическая антиизраильская направленность сделала ее объектом наиболее интенсивной разработки Моссада. Мы также получили списки саудовских офицеров, занятых тем же. Информация включала не только имена конкретных людей, замешанных в этих делах, но и счета, куда Ахмед переводил деньги, а также даты переводов. Все, что он нам сообщил, подтверждалось данными, предоставленными в наше распоряжение конторой Кея, и там фигурировали одни и те же имена. Еще Ахмед сообщил, куда «Хизболла» вкладывала свободные денежные средства и имена всех брокеров, с которыми велось сотрудничество. С такой информацией допрос не составит сложности, да и нанести точечный финансовый удар не составляло труда. Эту тему я обсудил с Рафи, и мы уже выработали план действий, целью которого было лишение наших мусульманских «братьев», желающих уничтожения Израиля, всякой финансовой возможности это сделать. Ведь нет денег – нет войны. Воевать вообще очень дорого. Это станет следующим шагом в нашей борьбе с террором. В душе я поблагодарил Ахмеда за отлично выполненную работу, результатами которой решил воспользоваться.

Рафи, как обычно, передал мне папку с документами и удалился в соседнюю комнату, предложив переговорить с ним еще раз после того, как я прочту документы.

Я согласился, подумав: «Чего это он? Он ведь начальник, может говорить со мной когда хочет и сколько хочет. Похоже, он чем-то явно озабочен».

Выпив чашечку кофе, я углубился в чтение. На первых листах – повествование о группе моей поддержки. Как всегда, я должен был знать, с кем имею дело.

История оказалась интереснейшая и включала описание жизни и деятельности нашего самого важного агента в арабском мире, а также данные об интересующих нас афганских и саудовских генералах.

Глава 23

Газа

2 октября 1996 г., 7:50

Жизнь Ахмеда Шаха, человека, свободного от тяжелого груза конкретного политического направления, определялась одним мощным желанием – создать семью и обеспечить ее благосостояние. Для достижения столь простой и вместе с тем благой цели у него, казалось, было все необходимое. Природа щедро одарила его различными способностями, но прежде всего особой склонностью к языкам: в свои 28 лет он не только владел несколькими диалектами арабского, но и, что более удивительно, свободно изъяснялся на нескольких европейских языках, включая французский и немецкий. Было у него и другое, не менее удивительное свойство, слывшее большой редкостью среди соплеменников: абсолютная, иногда доходящая до курьезов, пунктуальность. Никто из друзей или родственников никогда не допытывался, почему у молодого человека проявилось столь странное тяготение к точности. Постепенно юношеское желание отличиться, проявлявшееся в публичной демонстрации быстрого запоминания незнакомых слов и целых выражений, переросло в настоящее увлечение и в конце концов стало профессией. Помимо зарплаты учителя французского языка в старших классах средней школы в поселении городского типа Калансуа, что на севере Израиля, Ахмед имел отличную подработку в качестве переводчика при военной администрации Израиля в Газе. Такую работу принято считать находкой: за относительно небольшие усилия платили хорошие деньги.Сегодня понедельник – день, посвященный второй, «почетной» работе. Он сел в свой маленький потрепанный «Фиат» и направился в сторону Газы. Размышления о собственном доме, куда он приведет будущую жену, занимали обычно все время его поездки до места. Приятные подсчеты суммы, необходимой для завершения строительства, создавали ощущение будущего уюта и спокойствия. Расчет, проделанный в минувший понедельник, предполагал год и восемь месяцев. Но сегодня почему-то получилось только полтора года. Конечно, чем быстрее, тем лучше, но нужно все-таки пересчитать все заново. Может быть, он не учел последних подорожаний строительных материалов? Впрочем, Аллах вознаграждает терпеливых. Главное, что дело не слишком резво и не без хлопот, но все же продвигается… И хотя подрядчик Абу Халед все настойчивее предлагает приостановить стройку и сделать все одним махом, когда денег будет достаточно, Ахмед ни за что не уступит: хоть самая малость, хоть несколько кирпичей, но зато каждый день! Он платит за это наличными, и какое ему дело до удобств или неудобств подрядчика! У него достаточно своих проблем, чтобы еще думать о чужих.От строящегося дома мысли плавно перекатились к будущей свадьбе. О, эту свадьбу соседи и родственники запомнят надолго! Его родители смогут по-настоящему гордиться своим сыном. А какая у него прекрасная невеста Асмин! Вся округа говорит о ней только хорошие слова, никто не посмеет упрекнуть ее в чем-либо недостойном. Правда, ситуация складывается таким образом, что он поневоле заставляет ее слишком долго ждать, но ведь в конце концов и она выиграет: зачем мыкаться по чужим углам и быть кому-то обязанным? Лучше уж потерпеть, зато жить под собственной крышей…Старенькая машина приближалась к пограничному заслону перед въездом в Газу. Ахмед притормозил, повернувшись в сторону разморенных, распаренных на солнце, одетых в бронежилеты солдат. Хорошо знавшие доброжелательного переводчика в лицо, они помахали ему в знак приветствия и пропустили без проверки документов. Подобная процедура повторилась и на следующем заслоне. Когда на заставах менялась смена, а это происходило примерно раз в три месяца, его проверяли добросовестно и тщательно, как и всякого другого. Но всякий раз повторялось одно и то же: солдаты быстро привыкали к его приветливой улыбке и пропускали как старого знакомого.Он ехал по пустынной узкой дороге, соединявшей два квартала серой и неприветливой Газы. До поворота, примерно в километре от здания военной администрации, оставалось несколько десятков метров, как вдруг перед ним вынырнули двое солдат и энергичными жестами потребовали остановиться. Один из них встал немного впереди машины, другой подошел к правому окну.– Документы!Это было непривычно, но Ахмед, уважавший порядок и привыкший подчиняться властям, не любил размышлять на подобные темы: раз требуют, значит, так нужно. Мало ли что могло произойти в этом неспокойном месте! Он протянул документы в раскрытое окно, и почти в то же мгновение его охватил ужас: на плече солдата, быстро листавшего удостоверение личности, висел автомат, по бокам которого расположились коричневого цвета деревянные плашки, а дуга магазина была изогнута гораздо больше, чем у американского М-16. Это же «Калашников»! Он никогда не слышал об использовании русских автоматов в израильской армии и тем более не видел ничего подобного на улице. Забеспокоившись, он попытался вглядеться в лица солдат и увидел характерные, черные как смоль, густые усы. Он поймал себя на мысли о том, что слово «Документы» прозвучало со знакомым акцентом. Промелькнула мысль: «Неужели я во что-то влип?»Проверявший документы «солдат» сел рядом с Ахмедом, ухватился за рычаг коробки передач и произнес по-арабски:– На заднее сиденье, быстро!Холодный взгляд его колючих глаз словно говорил: «Не вздумай с нами шутить!»Ахмед покорно перебрался назад. К нему быстро придвинулся второй бандит и накинул на глаза дурно пахнущую тряпку. Перед погружением в неизвестность он успел взглянуть на часы. «Господи, уже без четверти восемь, я же опоздаю на работу! За почти пять лет работы это впервые, что обо мне подумают? Ай, как нехорошо!..» Привычные мысли о порядке и о работе, связанной не только с хорошим заработком, но и с подчеркнуто уважительным к нему отношением, еще занимали его мысли, но не успокаивали. Чем больше его возили по каким-то закоулкам (а бесконечные повороты не оставляли сомнения в том, что машина едет где-то среди трущоб), тем сильнее нарастала тревога, переходившая в омерзительный, кислый на вкус страх. Низ живота неприятно заныл.Наконец машина остановилась, и Ахмед почувствовал толчок в плечо:– Выходи!Его втолкнули в какую-то заскрипевшую пружинами дверь, сразу захлопнувшуюся за ним. Запах гнили и мочи, характерный для заброшенных домов, неприятной волной накрыл Ахмеда. Повязку сняли, и он обнаружил себя на замусоренной площадке, с правой стороны которой поднималась лестница, с левой виднелась дверь, ведущая скорее всего в подвал. Усатый открыл скрипучую обитую проржавевшими железными листами дверь и пошел вниз. Ахмед почувствовал сзади легкий толчок автоматом, а грубый голос произнес: «Иди за ним!» Довольно крутая железная лестница оказалась узкой и неудобной. Огромный подвал выглядел как заброшенный ангар. Спертый запах теплого и влажного воздуха безжалостно бил в нос, через каждые полметра на высоте человеческого роста тускло светились маленькие лампочки. Спуск вниз занял около минуты. Полумрак все же позволял разглядеть обстановку подвала.Его подвели к старому письменному столу, за которым сидел лысоватый мужчина средних лет с совершенно равнодушным выражением лица. Вблизи и поодаль от него расположились боевики с автоматами. «Аллах, будь ко мне милостив! Здесь человек тридцать, и все они вооружены! Чего они от меня хотят? Я же никому не сделал ничего плохого!» Он вновь взглянул на часы, теперь показывавшие ровно восемь. «Опаздываю», – промелькнула мысль. Несмотря на ситуацию, мысли о службе не оставляли.Боком на старом, но еще крепком кресле сидел, по-видимому, их «главный».– Ты человек, которого зовут Ахмед Шах? – Его лениво полуприкрытые веки не шевельнулись, направление взгляда не поддавалось расшифровке.«Они знают мое имя, значит, это не ошибка. Чего хотят эти люди?»– Да, это я. – Он старался держаться спокойно, но страх разрывал на части внутренности: живот напоминал о своем существовании то режущей, то ноющей болью.– Ты работаешь под прикрытием сионистского агрессора, который безжалостно попирает нашу страну и наш народ, это так?– Я работаю…– Наш честный и справедливый суд признал тебя предателем народа Свободной Палестины и всей арабской нации.– Но я ничего…– Для предателя существует один приговор – смертная казнь. Твой случай особо серьезный, поэтому суд постановил привести приговор в исполнение немедленно.Ноги Ахмеда подкосились, его затрясло в ознобе. В эту секунду ему страшно захотелось лечь или хотя бы сесть, но две пары рук крепко держали обмякшее тело на весу.– Мы не кровожадные дикари, как нас описывают нечестивые сионисты, их пособники американцы и всякие там якобы свободные журналисты, а борцы за свободу и справедливость. Поэтому перед смертью тебе предоставляется право на последнее слово. Что ты можешь сказать в свое оправдание?Наступила долгая бессловесная пауза, в течение которой Ахмед пытался связать в единое целое цепочку жестоких слов и событий, неожиданно обрушившихся на его бедную голову. Он догадался, что похищен бойцами радикального крыла ХАМАСа, о существовании которого ему неоднократно доводилось слышать. Рассказы об их самоотверженности и всевозможных подвигах где-то в глубине души возбуждали естественное чувство солидарности с их стремлением к национальной независимости. Но его пути никогда не пересекались с потайными тропами этих людей. Он ни за что не мог бы работать на тех, кто находится в подполье. Вот если бы они сумели победить, тогда другое дело…В своих самых худших опасениях можно было представить все что угодно, но только не похищение, тем более не суд… Суда-то, собственно, и не было: объявление приговора выглядело ненатурально, как-то по-дурацки, больше походило на издевательство. Да еще с немедленным исполнением – фарс, да и только! А вдруг это не шутка? Ведь они могут, ни секунды не раздумывая, нажать на спусковой крючок прямо тут, в подвале… О методах их работы он тоже слышал. И пикнуть не успеешь! «Он сказал что-то про справедливость… Ах да, мне предоставлено слово, и они ждут…» Из пересохшего горла с трудом вырвались странные сдавленные звуки, звучавшие неестественно и чуждо, словно они пришли откуда-то со стороны:– Я же работаю с французской миссией… Вы разве не знаете, что они привозят продукты и распределяют их среди бедняков?– В этом и состоит твое преступление, – тягуче продолжил лысый. – Подачки унижают наш народ. Жалкие продукты, которые ты помогаешь раздавать, не что иное, как символ рабства! – Глаза лысого открылись, его горящий взгляд направился куда-то поверх головы Ахмеда, в сторону мрачной грязной стены. – Бедняки, о которых ты вместе со своими французишками так печешься, должны воевать за свой хлеб, воевать за свою землю, а не ждать подачек от империалистов!«Да, значит, это не ошибка, они охотились именно за мной». Глаза Ахмеда стала заволакивать непонятная мутная пелена.– Наиф! – Лысый обратился в сторону стоявшего неподалеку верзилы. – Тебе предоставляется честь привести приговор в исполнение. Забери его!Ахмед невольно взглянул на часы своего палача, с трудом разглядев расположение стрелок: 8:10. Весь спектакль длился меньше получаса.Верзила Наиф взял Ахмеда за плечо, резко развернул его и проверил, хорошо ли связаны руки за спиной. Повозившись немного с туго затянутыми узлами, он накинул на голову арестованного уже знакомую вонючую тряпку и принялся неспешно завязывать ему глаза.Реальность превратилась в жуткий фарс, не поддающийся объяснению. Единственным предметом, способным свидетельствовать о действительности происходящего, оставались часы. Ахмед успел рассмотреть циферблат: 8:13.И опять мысль пронзила мозг: «Я же опаздываю».Грозный Наиф взял Ахмеда за плечо и повел в дальний угол ангара.– Становись на колени!Ахмед послушно опустился на колени и почти в то же мгновение после слабо различимого щелчка почувствовал прикосновение к затылку холодного ствола.«Все, теперь действительно все… Еще только час назад все выглядело таким знакомым и спокойным: строящийся дом, невеста, которая вот-вот станет женой, наши будущие дети… – Вся его не слишком долгая жизнь удивительным образом пронеслась в голове. – Но за что? Ведь я всего-навсего помогал людям и никогда, никогда не делал зла! Видно, такова судьба, ничего не поделаешь».Ахмед невольно дернул головой влево, чтобы в последний раз взглянуть на часы, но под непроглядную тьму грязной повязки не пробился ни один даже самый тоненький луч света. В то же мгновение он почувствовал, как холодное дуло плотно прижалось к затылку. Снова прозвучал щелчок. Вспышка тысячей тысяч искр, свидетельство о последнем мгновении принадлежности к этому миру, которого в ужасе ожидал Ахмед, не состоялась. Наиф грязно выругался и стал ковыряться в пистолете, который оказался ненадежным и дал осечку.

Глава 24

Газа

Дом военной администрации

2 октября 1988 г., 8:05

Эйтан Мизрахи, офицер связи с французской миссией на территориях, перебирал утреннюю почту. Приятный аромат свежесваренного черного кофе разгонял остатки сна. Эйтан любил эти ранние утренние часы понедельника, время подготовки к встрече с представителями французских сил ООН, на которых обсуждались детали доставки продуктов в Газу и их распределение. Офицер военной разведки Эйтан в свои тридцать уже дослужился до майора. Конечно, пойди он в спецназ, его продвижение по службе могло бы стать более успешным, но и звание майора военной разведки в его возрасте совсем неплохо. Да и куда торопиться: до ста двадцати лет, как говорится, еще достаточно времени. Работа дельная, есть простор для фантазии и принятия собственных решений. Пойди-ка найди в армии место с подобной независимостью!Утро не отличалось ничем особенным, все шло как обычно, не считая возникавшего без всякой видимой причины раздражения. Чего-то не хватало. Но чего? Неприятное ощущение зависло где-то в груди и время от времени напоминало о себе едва ощутимым покалыванием.Не выпуская дымящейся сигареты, Эйтан продолжал прихлебывать ароматный напиток. Каждое утро эта большая чашка кофе возвращала его к мыслям о сексапильной Орли, сидевшей в приемной. Секретарша не поражала особенной красотой, но даже на расстоянии была заметна ее чувственность. «Надо пригласить ее куда-нибудь. Девушка симпатичная, в сложных ситуациях не теряется, такая может только разнообразить жизнь мужчины». Впрочем, внутренний голос подсказывал, что лучше этого не делать, но завтрашним утром мысли вновь потекут по давно очерченному кругу, хотя все останется по-прежнему. Работа есть работа, и это нужно уважать…Что-то тревожное, пока что неосознанное продолжало напоминать о себе. Оторвавшись от бумаг, он взглянул на часы. Уже 8:05. А где Ахмед? Не может быть, чтобы он опоздал! За два года совместной работы переводчик не только не опаздывал, но всегда появлялся на несколько минут раньше. Французы, эти пижоны, строящие из себя знатоков жизни, особенно по части женщин, никогда не появлялись вовремя, словно считали своим долгом продемонстрировать превосходство. Хотя в чем оно состоит, наверное, и сами не знают… Но Ахмед не подводил никогда. Перед каждой встречей с французами Эйтан чувствовал, что рядом находится молчаливый, но верный друг. «Что-то наверняка случилось, и мне это не нравится», – сказал он себе, удивившись, что говорит вслух.Схватив трубку служебного телефона, он связался с оперативным отделом.Ответ молодого дежурного прозвучал неприятным диссонансом:– Тревога из-за какого-то араба? Въехал в Газу – не въехал…– Если ты, засранец, скажешь еще одно дурное слово, можешь считать, что суд чести тебе обеспечен. Я понятно излагаю?Эйтан был настойчив и груб. Угроза подействовала, и к телефону немедленно подошел дежурный офицер. Лейтенант парашютно-десантных войск Эйяль Борович знал Ахмеда, и ему не пришлось объяснять, что опоздание переводчика не может быть случайным. Не теряя ни секунды, он связался с пропускными пунктами, где получил подтверждение: «Проезжал примерно двадцать минут назад». Часы показывали 8:10. Похоже, все признаки ЧП налицо.После обязательного сообщения военному губернатору, подняв по тревоге все дежурные подразделения армии, в 8:15 Эйяль нажал на кнопку сирены. В ту же минуту в экстренном порядке был объявлен комендантский час.И без того мрачный город Газа наполнился противным воющим звуком, не предвещавшим ничего хорошего. Захлопали ставни закрывающихся лавок городского рынка, заспешили еще минуту назад лениво-спокойные пешеходы… Улицы пустели на глазах.Вскоре из-за ограждений воинских баз, словно в игре наперегонки, один за другим стали выскакивать джипы с десантниками, облаченными в полный боекомплект. С этой минуты каждый солдат, находившийся в расположении гарнизона, так или иначе принимал участие в поиске пропавшего араба-переводчика.

* * *

Наиф, поковырявшись в давшем осечку оружии, привычным движением приставил пистолет к затылку приговоренного и уже собрался было нажать на курок, как вдруг жуткий вой сирены проник в подвал и заполнил собой все пространство. Рука дрогнула и нерешительно застыла в воздухе.

Боевики, всего несколько секунд назад спокойные и самоуверенные, засуетились и по одному потянулись к своему командиру. Наиф сунул пистолет в кобуру и со злостью, выдававшей разочарование от несостоявшегося удовольствия, мрачно бросил жертве:

– Ничего, я еще вернусь! Можешь минуту подышать! – с этими словами он поспешил в сторону начальника, вокруг которого уже собрался весь отряд.

Звук сирены сбил лысого с толку. Его план показательного расстрела предателя оказался под угрозой срыва. В последнее время он все чаще стал замечать высокомерные взгляды своих товарищей по оружию, командиров других подразделений. Хотя что ж тут удивляться: на его счету числится меньше всего боевых вылазок, не говоря о серьезных терактах. Но это не значит, что он позволит кому бы то ни было смотреть на себя свысока! Он придумал серьезный и нестандартный ход – найти предателя и расстрелять его на глазах своих бойцов. Остальное доделает молва.

Выбор будущей жертвы, подготовка исполнителей – все это и многое другое потребовало времени и сил. Да и риск немалый: одеть боевиков в форму израильских солдат и выставить в точке перехвата менее чем в километре от здания военной администрации – это риск, граничащий с наглостью. Все шло на удивление гладко, и вдруг такой неожиданный поворот! Конечно, он предполагал, что поиски начнутся, как обычно, через сутки. Кто же мог предположить, что переводчика хватятся через полчаса после похищения? Нет, вряд ли… Совпадение, скорее всего!

Ему хотелось думать, что душераздирающие звуки сирены – всего лишь нелепая случайность. Однако чутье опытного разбойника, побывавшего в переделках, подсказывал, что ищут именно похищенного. Больше всего его беспокоило отсутствие запасного выхода. Ну не рыть же подкоп! Неужели он просчитался, недооценив свои силы?

Ропот бойцов становился все громче, выдавая растущее недовольство.

– Тихо! – Он не кричал, но его расслышали все. Темное мрачное лицо не предвещало ничего хорошего. – Всем молчать и сидеть тихо! За лишние разговоры пристрелю на месте. Выключить свет! Ты и ты, – он указал на двух головорезов, – к выходу. Докладывать мне о каждом шорохе снаружи!

Если догадка верна и ищут того, кого похитили его люди, то дела плохи… Единственная, хотя и призрачная, надежда состоит в том, что израильтяне не найдут их: тогда можно отсидеться здесь день-два, а затем тихо разойтись поодиночке. «Аллах, будь милостив, не дай сгинуть мне и моим людям! Все наши помыслы о тебе, мы твои верные слуги и рабы! Помоги же нам в трудную минуту, отврати проклятого врага от нашего очага!» – так он обычно молился в самые напряженные минуты, но сейчас ничем не выдал своих мыслей и страха, не на шутку схватившего за горло. Его каменное лицо оставалось неподвижным.

О расстреле предателя не могло быть и речи: хотя сирена прозвучала только что, он не желал рисковать, выдав выстрелом себя и своих боевиков. А они расползлись вдоль стен, ожидая развития событий.

Оцепеневший от недавно пережитого ужаса Ахмед оставался в той же коленопреклоненной позе, только голова незаметно опускалась все ниже и ниже к вонючему холодному полу. Он не понимал, что происходит. В голове то появлялась, то исчезала не до конца оформленная мысль, говорившая, что нелепая случайность спасла ему жизнь, но теперь это уже не имело большого значения. Ему было очень плохо, все внутри разрывалось от боли. Там, где несколько минут назад билось сердце и страдала душа, образовалась огромная, выжженная ужасом пустота.

Подошедший Наиф пнул пленника, давая понять, что нужно лежать тихо и не шевелиться. Полубезжизненное скорчившееся тело упало на холодный пол. «Аллах любит терпеливых, Аллах любит терпеливых, Аллах любит терпеливых…» – знакомая, но вмиг ставшая чужой мысль кружилась не в голове, а где-то рядом, как докучливая оса, совершая круг за кругом…

К 8:20 улицы Газы опустели совершенно. Грозные джипы с ревом врывались в жилые кварталы, не оставляя без внимания ни одной даже самой незначительной улицы. К удивлению офицеров, координировавших действия поисковых групп, машину переводчика обнаружили буквально через несколько минут; похитители Ахмеда не подумали, что погоня начнется так быстро, и не стали отгонять машину подальше.

К месту обнаружения подтянули несколько дополнительных групп спецназа, через некоторое время появились розыскные собаки, и уже к девяти утра заброшенный дом был окружен.

От серой двухэтажной коробки, стоявшей на границе квартала, веяло мраком и запустением. В маленьких прорезях окон торчали разбитые рамы и куски стекол. Два десантника встали по бокам входной двери, третий – командир – резко рванул ее на себя. Дверь, сдерживаемая тугой пружиной, открылась наполовину, но тут же вырвалась из рук и захлопнулась. Нескончаемый лай собак, рвавшихся в бой, стал еще яростнее и громче. Вторая попытка оказалась более успешной, и взвод солдат ворвался в здание. Осмотр помещений ничего не дал.

– Командир, там никого нет, – доложил сержант офицеру.

– Я так и думал, – ответил тот. – Видишь, как собаки скребут слева?

– Что это?

– Скорее всего, вход в подвал.

– Будем брать?

– Вначале послушаем, может, появятся признаки жизни.

– Ты же говорил, что дорога каждая минута.

– И сейчас говорю, но ситуация несколько иная: если он убит, значит… Сам понимаешь… Если нет – они по понятным причинам сейчас не станут стрелять. Пошли людей проверить, нет ли какого-нибудь оконца в подвал или чего-нибудь типа лаза.

В течение нескольких минут весь квартал был плотно окружен, возможные пути отступления от дома наглухо перекрыты. Убедившись, что все готово, командир десантников подал знак к штурму.

Эйтан поднял мегафон и громко, четко выговаривая каждое слово, начал говорить по-арабски:

– Вы окружены, сопротивление бесполезно! Во избежание ненужных жертв вам предлагается сдаться. На размышление десять минут. Выходить по одному, оружие держать в левой руке наверху, бросать слева по ходу движения.

После такого вступления поднявшийся в подвале шум, напоминавший базар, остановить было уже невозможно. Лысый равнодушно смотрел на грызню отчаянного меньшинства, готового принять бой, вернее смерть. Его взгляд ничего не выражал, он думал о своем: как надуть ненавистных сионистов и сделать так, чтобы под шумок признания собственного поражения сдать этих идиотов, в худшем варианте всех до единого, а самому спастись. Потеря людей, пусть даже надежных и преданных, – половина проблемы, найдутся новые… Главное – выбраться и убежать, а в сложившейся ситуации это совсем непросто, если вообще возможно. Вариант за вариантом мелькали в голове, поглощая почти все внимание, и он не сразу заметил, как некоторые его подчиненные осмелели до того, что принялись бросать обвинения в его адрес. Поняв, что ситуация выходит из-под контроля, он заорал, бешено вращая глазами:

– Молчать! Пристрелю каждого, кто посмеет приблизиться ближе чем на пять шагов!

Увидев в руке командира серебристый «Кольт» 45-го калибра, смельчаки быстро попятились назад: в его готовности шарахнуть в любого, попавшего на мушку, сомнений не возникало – в прошлом такое уже случалось. Выждав паузу, лысый продолжил:

– Товарищи и братья по оружию! Не я ли водил вас от победы к победе? Вы забыли, как мы вместе пускали кровь этим сионистским ублюдкам? Вспомни, Абу Раид, как ты и мы вместе с тобой были счастливы в день, когда один из них трепыхался, связанный, в твоих руках! Вспомни его глаза, которые превратились от страха в два спелых финика! Вспомни, как ты провел ему ножом по губам, а затем после хорошего плевка в его грязную рожу медленно перерезал его поганую глотку! Это был великий день, день искупительной жертвы, принесенной Аллаху! – От его взгляда не ускользнула смена выражения лица Абу Раида, чьи жесткие черты расправились в едва заметной улыбке. – А ты, Салех? Забыл ту девчонку, чье тело успокоило и остудило горячий зной всех товарищей, вышедших с тобой на разведку? Не об этом ли своем самом счастливом дне ты без конца рассказываешь даже тем, кто слышал эту историю уже десятки раз? – На мгновение он опустил голову и помолчал. – В эту тяжелую для всех минуту я думаю не о себе. В этой жизни я уже все испытал, ничего нового не предстанет перед глазами моими в подлунном мире. Я думаю только о вас. Вы молоды и сильны и поэтому должны жить во имя освобождения народа Палестины! Я думаю о ваших семьях и детях, о тех из вас, кто еще совсем юн и создаст семью в будущем, чтобы растить верных сыновей своего народа. – Он нервно сглотнул и продолжил: – Мы вернемся в ряды верных слуг Аллаха, и да воздастся нам по заслугам! Мы победим в священной войне против этих тварей, возомнивших себя хозяевами нашей земли! Но сейчас надо уступить.

После нескольких одобрительных криков все смолкло. Зажигательная речь сделала свое дело, и разгоряченные головы немного поостыли. Бандиты привыкли к тому, что все решения за них принимает командир.

– Наиф, ты первый…

Двадцать шесть боевиков ХАМАСа с поднятыми руками цепочкой, один за другим, потянулись на выход.

Процедура заняла около пятнадцати минут, после чего Эйтан в сопровождении солдат с собакой спустился в подвал. Увидев в углу Ахмеда, он подбежал к нему, приподнял с пола и, не мешкая, развязал ему руки.

– Это я, Ахмед, ты узнаешь меня? – Он потрепал безжизненную щеку и трижды поцеловал Ахмеда на арабский манер. – Все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо…

Только сейчас Эйтан понял, насколько он, майор военной разведки Израильской армии, привязался к этому голубоглазому арабу. Оказывается, он очень сильно хотел застать переводчика живым.

Ахмед с трудом встал, отряхнулся от грязи и слабо улыбнулся. Солдаты, окружив его неплотным кольцом, дружелюбно хлопали его по спине и плечам, пытаясь подбодрить.

– Ничего, и не такое бывает, – повторяли они обычные в подобных случаях слова, – главное, что жив остался!

Ахмед вышел из подвала, посмотрел на голубеющее небо, на восходящее солнце, затем на солдат, гурьбой шедших рядом с ним. Он пытался радоваться за себя, за свое благополучное освобождение, за этих молодых ребят, ни секунды не раздумывая бросившихся его спасать, и… не мог. Внутри что-то сломалось. С этого часа он не хотел собственного дома, он уже не хотел иметь жену и детей, не хотел хорошо оплачиваемой работы. За время, проведенное в подвале, он в одночасье превратился в кого-то другого, и теперь спокойного, миролюбивого человека, ничего не желавшего кроме дома и семьи, более не существовало. Из подвала вышел другой Ахмед, все чувства которого сплавились в сильнейшей плотности сгусток, именуемый страшным словом «месть». Арабская кровь – дело нешуточное!

Он спокойно, почти равнодушно, осмотрелся. Взгляд заскользил по улыбающимся лицам солдат, пока не остановился на Эйтане. В ту же секунду улыбка стала сползать с лица майора: холодный проникающий взгляд потерявшего способность чувствовать человека прощупывал его. В спасенном переводчике с большим трудом можно было узнать прежнего добродушного малого. «Так смотрит убийца», – мелькнула в голове у майора недобрая мысль, которую он тут же принялся отгонять. Он вновь широко улыбнулся, словно ставя точку событиям этого утра. Ни в чем не повинный человек освобожден, молниеносная операция увенчалась успехом – и это главное!

Ахмед вздрогнул, словно очнувшись, и с улыбкой принялся одного за другим обнимать окруживших его солдат. Эйтан внимательно смотрел на него: «Да нет, вроде все тот же, что и прежде…» – но зародившееся странное чувство уже не покидало его.

* * *

Далее в папке лежали отчеты Моссада о проведении вербовки Ахмеда, характеристика, подписанная Эйтаном Мизрахи, и целый ряд документов, подписанных самим Ахмедом. Затем шел список выполненных заданий. Из всего этого следовало, что Моссад взял Ахмеда к себе, а Эйтан Мизрахи, тоже поменявший место службы, стал его координатором и куратором, то есть штатным сотрудником внешней разведки. После необходимой подготовки Ахмед был внедрен в «Хизболлу» под именем Махмуда Захера и с блеском выполнил в Ливане несколько невероятно трудных и опасных операций. Судя по всему, новая работа пришлась ему по душе. Далее шло описание должностей, занимаемых Ахмедом в организации, в которой он благодаря своим способностям и чрезвычайно сильной мотивации быстро продвигался. В последнее время он отвечал за перевозку и оплату наркотиков. В окружении шейха Насраллы – генерального секретаря «Хизболлы», на одной из самых высоких позиций действовал агент Моссада. Из всего этого вывод следовал только один: шейха не трогали сознательно. Он был нужен израильтянам живым.

Я закончил читать, затем взял следующую папку, оставленную Рафи, и, посмотрев на часы, углубился в чтение. Следующие страницы оказались менее интересными, но их прочитать тоже требовалось. Покончив с документами, я, как положено, оставил папки на столе и окликнул Рафи.

Он вошел в комнату немедленно, словно поджидал под дверью. Озабоченность, которую я заметил на его лице в начале нашей встречи, прошла. Передо мной стоял привычно уверенный в себе бывший начальник Моссада, такой, каким я привык его видеть. Он вскользь поинтересовался, все ли мне понятно, и, получив положительный ответ, довольно неожиданно спросил:

– Когда ты будешь у Альвенслебена?

Странный вопрос, ведь мы никогда и никому не сообщаем даты наших встреч. Рафи уловил мой удивленный взгляд и каким-то чуть ли не извиняющимся тоном добавил:

– У меня к тебе просьба. Но ты ее сможешь выполнить только когда увидишь нашего старикана. Поэтому дай мне знать, когда это предположительно случится. А пока – счастливо тебе, и удачи!

– До свидания…

Он повернулся и ушел обратно в комнату, а я поехал к себе. Меня ждала не самая простая неделя.

Глава 25

Амстердам

Квартира Гардина

25 мая 2005 г., 20:00

Сидя за компьютером, я готовился к операции в Афганистане. Перед принятием решения о ее проведении были использованы обычные методы расследования, включая попытку получить помощь практически всех ведущих спецслужб, но выйти на владельца «электронной куклы» не удавалось. Ответы иностранных коллег на наши запросы выглядели так, словно мы решаем свою частную задачу, пытаясь найти следы злосчастной игрушки. Но это же не частный вопрос, за «куклой» кто-то кроется! И этот «кто-то» – террорист и экстремист, да еще торгует наркотой в особо крупных масштабах. Вопрос злободневен и актуален для кого угодно – и для тех, кого напрямую еще не коснулась беда, и для тех, кто ежедневно ведет борьбу с реальными террористами, наркоторговцами и экстремистами… Но в первую очередь это касалось нас, и самое главное заключалось в том, что нам нужна была «кукла», работающая на периферии. В центральный компьютер в Москве я вставил вирус, но чтобы до конца понять работу системы, был необходим выход еще на одну «куклу». Только таким образом мы могли проверить связь между ними.Конечно, если подождать еще полгода, может, что-нибудь да появится. Но никто ждать не мог и не хотел. Слишком большая опасность исходила из Афганистана. Количество производимого там зелья росло не по дням, а по часам, и при таких темпах в скором будущем наркоманией будет поражена бо´льшая часть молодого поколения планеты. А это настоящая катастрофа, ведь наркотики разрушают физическую и психическую систему человека, снижают его интеллектуальные и энергетические ресурсы, включает в порочный круг зависимости, когда жизнь превращается в существовании от дозы до дозы. Наркоман становится преступником, ведь заработать на наркотики обычным трудом невозможно – можно только украсть. Кроме того, наркоман постепенно становится неспособным ни к какой продуктивной деятельности, превращаясь в паразита для общества. А какие круги ада проходит семья наркомана! Наркотики можно сравнить с саркомой: разрастаясь, злокачественная опухоль пожирает все больше и больше живой ткани вокруг себя, а наркотики, точнее, наркоманы заживо уничтожают психическое и физическое здоровье семьи, друзей, близких, даже соседей. Ну чем не раковая опухоль на теле человечества?Мне хорошо запомнился последний разговор с Гансом в его кабинете. Тогда он достал из сейфа и показал мне письмо, которое я не забуду до конца дней. Это было письмо наркоманки, сумевшей переломить себя. Помню отрывок из него:«Но как только вспоминаю о том времени, о вонючих, немытых мужиках… и свое отвратительное отражение в зеркале… Мне всегда в такие моменты вспоминается один случай. Как-то утром я зашла в ванну, посмотрела в зеркало. Стою и думаю – зачем мне это нужно? А голова такая тяжелая и хочется курнуть… ну еще один раз, ну последний раз… А потом – новая жизнь!В этот момент заходит один из тех, кто ночевал в квартире. И я поняла, что стою голая, только когда он перегнул меня через край ванны и вогнал свой «инструмент». До этого я даже не понимала, что голая, все казалось безразличным… А тут стало настолько противно от того, что делает это немытое, нечесаное существо! Меня стошнило, а он рассмеялся и продолжил, и я тоже расхохоталась… А потом так и осталась лежать на полу в ванной. Помню, лежала и молилась Богу, чтобы он забрал у меня жизнь. Слов молитвы не знала, просто просила…»Вот такое странное письмо дал мне как-то прочитать Ганс фон Альвенслебен. Я чувствовал, что действительно должен определить, где и в чьих руках находится эта суперсовременная игрушка, владельцы которой задумали решать судьбу человечества и этой девушки. Ведь они уверены, что могут остаться безнаказанными.Скрупулезная проверка севера Афганистана ни к чему не привела – «куклы» ни у кого нет, но она существует! А ведь искали многие. И эти многие служили в ведущих спецслужбах мира.Мы были уверены, что «кукла» находится в руках у кого-то из резидентов. Ведь русские умеют охранять свои секреты и вряд ли продали такую серьезную электронную машину. Значит, кто-то из ее операторов работает на наркобаронов. «Кукла» действовала, все косвенные доказательства были собраны воедино, но ее нет, а это означает, что следы ее прячут. Да так, что лучшие контрразведчики мира не могут найти. Остается уповать на то, что кто-то из этой шестерки генералов-наркобаронов, за которыми мы установили постоянную слежку, может нас на нее вывести.И тогда Ганс фон Альвенслебен выдвинул нестандартную идею. Она заключалась в том, чтобы собрать всех шестерых афганских генералов и их саудовских коллег в одном месте, что само по себе не так просто. Каждый из этой шестерки, точнее, восьмерки, абсолютно самостоятелен и ничего не боится и каждый может прийти или не прийти на встречу сообразно своим желаниям. Не захотят – вообще не придут, и сам черт им не указ, их же не пригласишь. Альвенслебен предлагал, чтобы президент страны объявил, что хочет встретиться с руководителями своей армии для обсуждения планов борьбы с наркобаронами, а сотрудников саудовской спецслужбы пригласит в качестве наблюдателей, поскольку они отвечали за координацию действий между спецслужбами этих двух стран. Не присутствовать на совещании, где будут обсуждаться методы борьбы с ними самими? Да боже упаси! Все прибегут как миленькие, никто из них не упустит подобного шанса. Само по себе совещание должно быть вполне легитимным, не вызывающим подозрений ни по составу, ни по количеству приглашенных, порядка сорока человек, разумеется, и среди них – восьмерка подозреваемых. А вот по второй части плана Альвенслебена на меня возлагалась задача под видом террористов «Талибана» организовать захват участников этой важной сходки.В общем, теперь я перевоплощаюсь в террориста «Талибана». Я просмотрел все материалы относительно этих «борцов» и потихоньку начал вживаться в нужный образ. Таково необходимое условие выполнения задания: быть в образе того, в кого ты играешь, а это означает, что я должен знать о нем все, что можно, и чем больше, тем лучше. Вот этим я и занимался все последние дни.

Глава 26

Афганистан, Кабул

Дворец шейха Насуры Хубара

12 июня 2005 г., 12:00

Совещание назначили на полдень. Тремя днями раньше я получил в распоряжение четверых человек. Все ребята смуглые, говорят на арабском и французском. Арабский язык как разговорный был выбран специально, ведь мы арабы-террористы. Откуда мои напарники, я не знал, да и не нужно мне было это знать. Похоже, из французского иностранного легиона, но точно не арабы, акцент не тот. Три дня ушло на тщательную подготовку. План операции я разработал сам, но было необходимо уточнить некоторые детали, а это нужно делать вместе с помощниками. Оружие и взрывчатку получили на месте. Ребята оказались смышлеными и, судя по всему, имели неслабый опыт оперативной работы, во всяком случае, меня понимали с полуслова и недоразумений практически не возникало. Я понимал, что при проведении подобной операции очень важен грамотно спланированный отход, и уделил ему особое внимание. Убедившись, что их жизням ничего не угрожает, кроме обычной в таком деле опасности, ребята успокоились и стали работать еще слаженнее и четче. Все три дня мы тщательно готовились: раз за разом отрабатывали детали, просчитывали время чуть ли не каждого движения. Еще и еще раз проверяли работу телекамеры, в задачу которой входило убедить весь мир в серьезности наших намерений, и, разумеется, средства связи, то есть команду отключения шифрования мобильных переговоров: «Слушайте все!»Наконец наступило 12 июня. Переодевшись в форму военной полиции Афганской армии, мы выехали к месту назначения. Дорога заняла около сорока минут, и ровно в 12:15 мы подъехали к зданию, вокруг которого увидели массу машин и более сотни солдат. Каждый участник совещания приехал с личной охраной. Наша машина остановилась прямо около входа во дворец, и мы неторопливо, один за другим, вышли из джипа.Первые пятьдесят метров прошли спокойно, никто не обращал на нас внимания. Но охранник у главного входа, к которому мы направлялись, вдруг поднял свой АКМ и направил его прямо на нас. Мы же продолжали идти. Двое ребят впереди, я посередине, двое позади. Увидев, что мы не реагируем на поднятое оружие, страж порядка закричал. Парень с погонами сержанта, шедший впереди, посмотрел на него, быстро шагнул в его сторону и сделал совершенно незаметное движение. Вернее, оно было настолько быстрым, что мы его не заметили. Вложив всю свою силу в правую руку, он ударил охранника в кадык. Тот попытался позвать на помощь, но издал только сдавленный хрип. Выпустив из рук автомат, он схватился за горло. Медленно, с широко раскрытыми, наполненными ужасом глазами, он осел на пол. Второй охранник выскочил из-за двери и направил на нас пистолет, но тут же получил пулю в лоб. Еще три охранника с наведенным на нас оружием направились в нашу сторону. Выстрел, еще один, третий, и все трое, получив по пуле в руку, потеряли к нам всякий интерес. Но на этом бой не закончился. Еще четверо охранников, стоявших перед центральной дверью, обернулись в нашу сторону. Особенно выделялся один из них: высокий, смуглый, крепкого телосложения – он поднял автомат, явно намереваясь выстрелить, но тут же получил пулю в колено. При таком ранении даже очень хорошо тренированный человек сразу же забывает обо всем, кроме боли. Такие раны причиняют ужасные страдания, боль начинает терзать так, что ни о какой прицельной стрельбе не может быть и речи. Следующий автоматчик даже не успел поднять оружие – пуля пистолета раздробила ему плечо и отбросила наземь. К этому моменту мы уже вошли в холл дворца. Там оказалось около десятка человек, одетых в полицейскую форму, и один их них, завидев нас, тут же пошел в нашу сторону, ускоряя шаг. Мой спутник, идущий впереди меня, сделал чуть заметное движение правой рукой, и лицо полицейского «украсил» свернутый на сторону нос и кровоточащие губы: он тут же освободил нам дорогу. Еще секунда – и очередной полицейский, врезавшись в железную дверь служебного помещения, улегся с разбитой головой у порога, благоразумно решив не вставать. Парень из нашей команды, двигавшийся слева от меня, плавно прыгнул и почти неуловимым движением ударил очередного полицейского в грудь. Тот упал навзничь, но не отключился, а полез в кобуру за пистолетом. Он тут же получил нож в шею и затих на полу.Так мы прошли пятьдесят метров от оставленной на дороге машины до лобби в здании. Я увидел в ребятах из моей группы абсолютных профессионалов, в совершенстве владеющих правилами рукопашного боя на ограниченном пространстве. Этому учат много лет, и немногие достигают таких впечатляющих результатов. Все это я знаю по собственному опыту.Вся процедура захвата лобби заняла менее минуты. Остальные бойцы охраны, увидев, что случилось, резонно решили не вмешиваться и быстро покинули помещение. Входную дверь мы тут же закрыли изнутри и прикрепили к ней взрывчатку: так точно никто не войдет и не помешает. Через минуту, оставив в лобби двух человек, мы вошли в комнату для переговоров, где вокруг стола сидели прибывшие на совещание военные.На хорошем арабском и английском я сообщил им, что здание захвачено, заминировано, и если в течение четырех часов афганское правительство не начнет выпускать из тюрем задержанных членов движения «Талибан», то в соответствии с заготовленным мною списком мы начнем расстреливать заложников каждые пятнадцать минут.Реакция собравшихся на услышанное оказалась адекватной – все поняли, что происходит. Думаю, тон моего повествования не оставлял никаких сомнений в том, что произойдет в случае невыполнения предъявленных условий.Мои помощники быстро задвинули шторы на окнах, разложили взрывчатку по периметру комнаты и аккуратно надели наручники на каждого присутствующего. Я им не помогал, а внимательно наблюдал за происходящим. В моем распоряжении было четыре часа, и я планировал за это время допросить всех восьмерых. Конечно, говорить правду мои подозреваемые были не должны. Я заранее составил план допроса так, чтобы мне отвечали только «да» или «нет». Но если четырех часов не хватит, то придется начинать переговоры, ведь пускать людей, даже этих, в расход я не собирался, помня один из каббалистических законов: «Убивать нельзя. И если ты убиваешь даже для святой цели, ты с этой цели своими действиями убираешь святость».Буквально за полчаса ребята заминировали здание, не забыв связать руки всем участникам совещания, и я начал допрос. Конечно, первый допрашиваемый к моим подозреваемым отношения не имел. Ни один из тех, кем мы интересовались, не должен даже догадываться о наших истинных целях.Пошли мы и еще на одну хитрость, небрежно обыскав всех присутствующих. Оружие мы, конечно, забрали, а мобильные телефоны особо не искали. Расчет прост: тот, кто имеет выход на владельца «куклы», наверняка запросит помощи, а сделать это можно только по мобильнику и только из туалета: ведь руки у всех связаны, а развяжем мы их только там. Конечно, рядом с туалетом установлена многоканальная система записи и регистрации телефонных переговоров типа SpyRecord : одно мгновение, и адресат известен, а для прослушки у меня в кармане лежала французская Nokia -6100, способная уловить появление ответа. Для самых же умных и хитрых у нас тоже был приготовлен сюрприз: «тревожная кнопка», вшитая под кожу, надежно прикрывалась зонтиком спутника-шпиона, запущенного ведомством адмирала Кея. С помощью такой кнопки человек может послать сигнал SOS по нужному адресу, не привлекая к себе вниманияВ туалете мы поставили отдельный аппарат, способный зафиксировать любую радиоволну и определить, куда будет сделан звонок. Этот же аппарат выявит и волну, выходящую из маячка, что мы тоже предусмотрели. Есть же такие устройства: нажимаем на зашитую под кожей кнопку, и сигнал тревоги уходит в нужном направлении. А наш аппарат узнает, куда этот сигнал ушел. И это было не все: Кей задействовал еще несколько спутников-шпионов, покрывающих всю территорию Афганистана и соседних стран. Так что если раздастся сигнал о помощи, то мы узнаем, от кого он и кому направлен. Мы не сбрасывали со счетов и возможность нанесения ответного удара с помощью «куклы». Ну как не оценить провидческий дар Ганса, выбравшего местом проведения операции дворец шейха Насуры Хубара! Дворец представлял собой почти неприступную крепость. Кругом фортификационные сооружения: зарытые в землю танки, пушки, пулеметные доты. Единственная вьющаяся серпантином дорога к дворцу просматривалась отсюда сверху словно на ладони. Итак, все приготовления окончены, и, не желая терять времени даром, мы приступили к допросу.На всякий случай мы захватили ампулы со специальным газообразным веществом. Поражение этим газом приводит к непроизвольному акту дефекации и мочеиспускания. Воспользоваться ампулами мы решили только в случае, если в течение первого часа никто не попросится в туалет.Я осмотрел всех собравшихся в зале. Холеные лица, добротные костюмы, ручной работы рубашки доказывали, что передо мной сидят «хозяева жизни». Первым привели афганского генерала, довольно любопытного человека, бывшего главаря «договорной банды». На какие только ухищрения не шло в середине восьмидесятых афганское правительство, чтобы добиться национального примирения! Например, договаривались, что территории, контролируемые договорной бандой, не обстреливаются обеими сторонами – афганской и советской, но они не суют носа туда, куда не положено: это было одним из основных условий при подписании договора о примирении.Этого генерала, тогда еще влиятельного полевого командира, назначили на руководящий государственный пост, а его подчиненные получили стабильную работу, которая ничем не отличалась от той, которой они занимались, будучи простыми бандитами. Только теперь грабежами и поборами они промышляли вполне официально, находясь на всевозможных КПП и блокпостах, которые сами же устанавливали там, где хотели. Длительное время банда безнаказанно грабила практически всех, кто передвигался по дороге, ведущей из Кандагара в пакистанский Бедабер. Поскольку банда перешла под покровительство МГБ Афганистана, главарю через пару месяцев присвоили генеральское звание. Бандиты, вернее, «государственные люди», одетые во все черное, опоясанные пулеметными лентами, с гранатометами наперевес мотались на своих лихих «Семургах» по дорогам Кандагарской провинции, наводя ужас на соплеменников.Стычки с подразделениями государственной власти происходили у них едва ли не каждый день, но связываться с «договорной бандой» никто не хотел, чтобы не вышло себе дороже. Одна воинская команда во главе с капитаном министерства госбезопасности Афганистана, дежурившая на дороге, видимо по ошибке, все-таки решила выяснить отношения с бандитами во время небольшой аварии на трассе. Дело дошло до стрельбы, а потом об инциденте сообщили генералу. Он тут же приехал на место происшествия, и по его приказу раненых солдат добили, а оставшегося в живых капитана из местных отвели в сторону. Генерал приказал доставить его многочисленную семью вместе с детьми, поставить их всех на колени, а затем собственноручно перерезал офицеру горло. С членами семьи то же самое сотворили подчиненные. Происшествие стало показательным, и с того дня с генералом больше никто не хотел связываться. Ну а каким нарковоротилой стал наш генерал впоследствии, гадать долго не приходилось – крупным и безжалостным. И вот он передо мной… Допрос вел мой помощник по натовскому вопроснику.Наш генерал-головорез назвал себя Мотой Маланга, командиром дивизии. Когда помощник уже не в первый раз напомнил ему о необходимости говорить только правду, иначе шансов на хороший конец не останется, генерал пообещал засунуть его поганый язык в задницу. Ответ последовал незамедлительно. Сначала мой помощник пообещал сломать ему шею, чтобы тот перестал мучиться земными желаниями.– Смерть – лучшее лекарство от жажды и голода, – произнес он, лукаво глядя генералу в глаза. Затем он, видимо, передумал, оттолкнулся от пола, подпрыгнул, развернулся в воздухе и нанес удар кончиком ботинка в генеральское ухо. Вопль, вырвавшийся из генеральской глотки, наверное, напоминал крики невинных людей, когда он отрезал голову их мужьям и отцам. Никаких иных аргументов, кроме силы, подобные этому генералу персонажи не понимают.Мой коллега продолжил допрос: теперь генералу следовало отвечать только «да» или «нет». И наш бравый вояка, разумно решив, что делать в данной ситуации нечего, начал отвечать.Следующую фигуру пришлось доставлять под ручки, видимо, с ним случилось что-то неладное, и генерал (здесь других званий не было) просто обделался от страха.На войне встречалось всякое. Бывало, что главари банды оказывались самыми настоящими садистами, которым война приносила моральное наслаждение. Их лозунг – «убивай кого и как хочешь, все равно спросу не будет». Таковых было не особенно много, но проблемы они создавали весьма серьезные.В провинции Гильменду, наверное, только бессловесные ишаки не знали полевого командира Ралла Бихмандина. От одного упоминания имени этого монстра у людей стыла кровь в жилах. Его ненавидели не только русские, но и сами афганцы. Тридцатитрехлетний низкорослый мужичонка с кривыми ногами держал в страхе всю округу. О его садистских наклонностях в искусстве убивать людей ходили легенды, которые подчас дополнялись любовью этого злодея к животным.Ралла Бихмандин разъезжал на скоростной «Тойоте», способной перевозить до десятка головорезов. В кузове машины постоянно лежала широкая доска, ее Бихмандин держал ее там, чтобы жертвы сами вытаскивали ее перед своей смертью. Доска пропиталась кровью неверных и тех афганцев, кого он считал изменниками. Людоедский ритуал казни Бихмандина был прописан четко, и редко кому доводилось уйти в мир иной без страшных мук. За ним долго и упорно охотились спецслужбы, его голову оценили в весьма круглую сумму, но все бесполезно: в последний момент Ралла таинственным образом исчезал. В 1986 году агентам афганского МГБ удалось вычислить место дислокации его банды, к ее уничтожению были подключены бойцы «Витязя». В ходе жестокого боя банду уничтожили, но Бихмандин вместе с телохранителем исчез. Словно недобитая гадюка, он уполз в Пакистан зализывать раны. Три месяца спустя он вновь объявился в провинции и с еще большим остервенением продолжил борьбу с «шурави». К этому времени относится и его страстное увлечение торговлей оружием против неверных – наркотиками. Такова история этого людоеда, наркобарона и генерала впридачу.И вот эта обделавшаяся тварь, готовая отвечать на все наши вопросы, теперь тряслась от ужаса перед нами. Связывать «куклу» с таким античеловеком – все равно что присоединять Луну к Америке и объявлять ее пятьдесят третьим штатом США. Я попросил помощника окатить этого нелюдя из пожарного брандспойта и как следует заковать в наручники. Дальше на допрос привели настоящего красавца. Видно было, что он придает большое значение своей внешности. Но мой помощник и тут не оплошал и начал прямо-таки интеллектуальную беседу.– Я вижу вы, господин генерал, поклонник здорового образа жизни… – заговорил он спокойным, тихим голосом. – Я тоже. И как бывший спортсмен я представляю себе, каких трудов стоило создать себе такое тело. Такие мышцы!.. – Он восхищенно потрогал бицепсы генерала. – Но если вы решите отвечать на мои вопросы неправильно, то вся моя любовь к здоровому образу жизни пройдет. И я начну делать дыры в вашем великолепном теле. Будет жалко, но я это сделаю. Убить не убью, но калекой станете.У генерала мигом пропало всякое желание шутить, и он очень быстро стал отвечать.В итоге опрос каждого участника совещания занял примерно пятнадцать минут. Большего нам и не требовалось.Мы специально оставили на столе бутылки с водой – пускай пьют, но, видимо, стресс сработал в другую сторону, и первый попросился в туалет только через сорок минут. Туда его и проводили, освободив руки. Вообще мы вели себя показательно небрежно и внутрь вместе с заложниками не входили. Затем попросился второй, третий, десятый… Мне пришлось приставить к этому делу одного из помощников, ведь захваченных было около сорока.А на улице, как и положено в таких случаях, был организован командный пункт во главе с начальником спецслужбы афганской армии, уполномоченным вести операцию, то есть переговоры с нами. Внутри командирской палатки находился лично сам генерал Бонаур – начальник спецслужб страны. Прошел всего час после захвата дворца, ничего экстренного пока не случилось, и в палатке царило боевое настроение. Всем было понятно – без потерь не обойтись, но и пойти навстречу террористам тоже не представлялось возможным.Генерал сидел за большим походным столом, внимательно рассматривая план-схему дворца, доставленную десять минут назад. Судя по тому, что он видел, уйти группа захвата никуда не могла. Но если внутри смертники, то сдадутся они вряд ли, скорее взорвут себя вместе с заложниками. Однако такой исход катастрофичен: во дворце находится половина комдивов Афганистана, и их гибель оголит армию. Конечно, Бонаур был в курсе «шалостей» многих, вернее, он точно знал, где генералы покупают и куда продают наркоту, но, в общем-то, и сам не был свят. Как любой уважающий себя военный, он тоже подрабатывал на стороне.Здание плотно окружили, снайперы заняли свои позиции по периметру в ста метрах от входа, для отряда переговорщиков поставили отдельную палатку и, как по мановению волшебной палочки, заполнили ее массой необходимого оборудования. Рядом установили антенну спутниковой связи. Примерно через полчаса появился вертолет, контролирующий воздушное пространство над дворцом. Уже через час с нами связались. Я передал наши требования: «Освободить всех арестованных талибов в Баграме, заключенного Халеда Абу Аль Русба, Дахера, отбывающих срок в Израиле, египетского шейха Омара Абдул Рахмана, отбывающего пожизненное заключение в Америке за теракт в подземном гараже ВТЦ в 1993 году, Мунира Макда, приговоренного к смертной казни в Иордании за связь с «Аль-Каидой». В случае неисполнения наших требований мы начнем расстреливать заложников через каждые полчаса!»Со мной, конечно, начали торговаться, ведь четырех часов на выполнение требований было явно недостаточно, так как заключенные находятся в тюрьмах разных стран, часть из которых под контролем у союзных войск. Я был непреклонен и специально вел переговоры в зале, где находились заложники. Если кому-нибудь из них есть что сказать, то, поняв по тону моего разговора, к чему я клоню, он непременно разговорится. Так и получилось.Примерно через полчаса саудовский полковник (из моего списка подозреваемых) попросил меня переговорить с ним наедине.– Давайте, но разговор должен быть по существу, – об этом я сказал ему, пока мы выходили из зала в боковую комнату.– Да-да, конечно… все по делу. Но вы должны меня понять: все, о чем я собираюсь рассказать, секрет многих людей, и я рискую головой, откровенничая с вами. Обещайте мне, что никто не узнает о нашем разговоре.– Полковник, если вы мне собираетесь сообщить об очередном теракте и просите, чтобы я молчал об этом, – мы напрасно теряем время. Я – борец за свободу и хочу освободить таких же, как я.– Ой, что вы! – Полковник вскинул руки, словно отмахиваясь от напасти. – Понимаете, моя жизнь давно принадлежит бен Ладену. Я согласен не со всем, что там происходит, но приказ есть приказ. Мы являемся одной из групп, сотрудничающих с «Аль-Каидой», и каждый месяц отправляем крупные суммы на обеспечение терактов против союзников. Я казначей нашей организации, и все финансовые вопросы лежат на мне. Меня возмущает позиция нашего руководства, и поэтому я решил посоветоваться с вами. Не подумайте, что я один такой, вот телефон моего коллеги, можете позвонить и убедиться, что я говорю правду.– Расскажите подробнее про ячейку, к которой принадлежите!– У нас десять человек, все – граждане ряда арабских государств, поддерживающих идеологию «Аль-Каиды». Мы боремся с неверными. В своих заявлениях мы называем миротворцев «крестоносцами» и «слугами Израиля». Группа не только финансирует, но и готовит теракты против правоохранительных органов, иногда похищает людей. Вот в основном и все.– Ладно, я позвоню по указанному номеру и, если вы сказали правду, постараюсь облегчить ваше положение. Скажите, а ваш приятель тоже имеет отношение к «электронной кукле»? – спросил я как бы между прочим и продолжил: – Пойдемте в общий зал.– Простите, я про нашу ячейку в «Аль-Каиде» вам рассказал. Какая же она «кукла»? Там все по-настоящему – стреляют, взрывают…Полковник явно не понял, о чем я с ним говорю.– Нет-нет, все нормально. Пойдемте в зал!«Казначей группы, говоришь, – подумал я. – Очень хорошо, одним будет меньше!»Я заверил полковника, что обязательно проверю его информацию, то есть позвоню по указанному телефону и сообщу пароль, и отвел его обратно в зал. Только для этого стоило провести операцию.Я достал телефон и пароль группы, занимающейся финансированием исламского терроризма. Вот уж Рафи обрадуется!Но эта неожиданность не была единственной. Находившийся при мне миниатюрный магнитофон, соединенный с аппаратом в туалете, вдруг заработал. Сначала я опешил– из динамика раздавалась чистая русская речь: краткое, но точное описание всего происходящего и просьба о помощи. Правда, слышался легкий акцент: обычно такой появляется у русских, долго живущих в восточных странах. Я прислушался:– Подробную информацию о встрече во дворце шейха Насулы Хубара доложу позже, сейчас сообщаю коротко, что встреча президента страны с группой высокопоставленных армейских чинов по вопросу локализации наркобизнеса находится на грани срыва. Участники захвачены террористами, предположительно талибами. Существует реальная угроза физической расправы над людьми или их похищения. К себе особо интереса не почувствовал.Ответ абонента оказался короче:– Сообщайте о развитии ситуации, необходимые меры по обеспечению безопасности будут приняты.Все вместе заняло секунд сорок. Я тут же побежал к туалету, и как раз вовремя: оттуда выходил генерал Молин – командир 8-й дивизии афганской армии, расположенной в провинции Хотмар. Я сфотографировал его скрытой камерой и отправил фото в свою группу поддержки. Они обработают изображение на сверхскоростном компьютере «Крэйч», проверят по базе данных десяток тысяч агентов различных спецслужб, когда-либо попадавших в поле зрения Моссада или других дружественных спецслужб, и выявят, с кем я имею дело.Через три минуты зазвонил мой спутниковый телефон, и я узнал, что звонок был… резиденту СВР. Я вздохнул с облегчением. Абонентом оказался наш хороший знакомый, богослов Фарал Самех, он же Алексей Воронин, один из ведущих офицеров русской резидентуры в Афганистане. Все, дело сделано, сворачиваемся! Сейчас здесь будет очень жарко.Через полчаса пришел ответ по фотографии. На ней был изображен генерал Молин, командир 83-й дивизии афганской армии, который был известным наркоторговцем, но Афганистана никогда не покидал и в России не учился. Естественно, русского языка знать не мог. Первое, что пришло на ум, – передо мной двойник. Тем не менее задание выполнено, теперь начнется круглосуточная слежка как за резидентом, так и за генералом. А там разберемся, почему афганский генерал вдруг заговорил по-русски.Продолжать операцию не имело смысла, и я сообщил своим помощникам, что мы уходим. План отхода был хорошо продуман. Пожалуй, еще со времен Александра Македонского афганцы роют подземные туннели-водопроводы, или, как их называют, кяризы. В этой знойной, высушенной солнцем стране человек может выжить только за счет грунтовых вод, и поэтому из поколения в поколение копают колодцы, иногда глубиной до пятидесяти метров, соединяя их между собой подземными ходами. Такая система существует в любом дворце, но о ней мало кто знает, нас же предупредили о ней спецы ордена. Сами кяризы, кишащие всякими тварями, во все времена и при всех войнах служили надежным убежищем от врага. Мы планировали спускаться так: двое впереди, двое для прикрытия от возможного удара в спину, я – посередине. К ноге первого помощника на всякий случай привязали длинную прочную веревку. К вооружению обычной диверсионной группы добавлялись патроны с трассирующими пулями и сигнальные мины, которые можно было бросать как ручные гранаты, просто выдернув чеку. Короче, наш небольшой отряд в случае боестолкновения был способен перебить сотню-другую противников. Выйти на поверхность мы должны были за много километров от замка. Это была еще одна большая загадка Альвенслебена, ведь именно от него я получил подробнейшие карты подземных туннелей.

Пока прошло всего три часа. Оставался лишний час до окончания времени ультиматума. Я решил не ждать и сообщил переговорщикам, что мы не видим движения и хотим продемонстрировать серьезность наших намерений.

Помощник установил видеокамеру. Все мы надели черные маски и поставили саудовского полковника, сообщившего мне о своей связи с «Аль-Каидой», на колени перед ней. Он, видимо, не понял, почему выбрали именно его, и вопросительно посмотрел на меня. Я успокоил его легким кивком головы. Он притих, ведь, согласно его понятиям, мы с ним имели общий интерес.

Через минуту один из моих помощников зачитал заготовленное заранее письмо, где говорилось, что переговоры затягивают, у нас нет выхода, и поэтому мы подтверждаем серьезность своих намерений.

Полковник, уверенный, что мы его разыгрываем, даже стал сотрудничать. Продолжая стоять на коленях перед камерой, он опустил голову. Другой мой помощник, не мешкая не секунды и желая как можно быстрее уйти отсюда, нажал на курок.

Бездыханный офицер упал перед камерой, вокруг головы растеклась лужа крови. Он лежал на спине, длинный, какой-то нескладный, с подломленным под себя коленом. Я посмотрел на него, и мне показалось, что его глаза выражают немой укор людям, обманувшим его.

Я же, отвернувшись от неприятной картины, подумал: одним финансистом террора меньше. Только для этого факта стоило поднапрячься. Затем мы вывели пятерых участников совещания из зала и надели им на головы черные мешки с прорезанными для глаз дырками. Шокированные только что увиденным, они не сопротивлялись и даже не просили развязать им руки.

Мы включили электронный аппарат, подавляющий сигналы любого прибора в радиусе пятидесяти метров, и быстро спустились в подвал. Вход в кяриз нашелся быстро, забраться внутрь удалось минут за пять. Снаружи на неприметный лаз в пещеру мы прикрепили мины, запланировав время взрыва через два часа. Расчет был прост. Еще час до окончания ультиматума, еще час у афганцев уйдет на разминирование. Затем прогремит сильный взрыв, и они будут решать, что делать, еще около получаса. Итого в нашем распоряжении оказывается минимум два с половиной часа на отступление, больше чем достаточно. Но это минимум. Пока начнут разбор завалов, пройдет еще несколько часов.

Благодаря четкой и подробной карте Хранителей уже через полчаса мы находились далеко от дворца. Показательный расстрел сделал свое дело, отняв у заложников и у группы захвата всякое желание что-либо предпринимать без указаний с самого высшего уровня. В командной палатке царило уныние, никто не знал, что делать.

Целый час до нас пытались дозвониться, но безуспешно. А когда через два часа прозвучал сильный взрыв, начальник генштаба дал приказ атаковать. Группа захвата вошла в здание, но нашла там один труп и 39 охваченных ужасом военных.

Еще час заняло разминирование, и когда через три с половиной часа нас начали искать, мы уже сидели в самолете.

* * *

В Цюрихе наши дороги разошлись. Группа поддержки растворилась в толпе аэропорта, я же сразу вылетел в Париж, а оттуда обратно в Афганистан. Там мне предстояло организовать постоянную слежку за генералом Молиным. Он меня очень заинтересовал. Вся история казалась необычной, но, как говорится, «на свете все быть может, и лишь того не может быть, чего быть вообще не может».

Первым делом я посетил афганскую штаб-квартиру НАТО и получил всю имеющуюся информацию о генерале, а также запросил материалы о нем в конторе Кея, у Рафи и вообще у всех, кто только мог мне помочь. Теперь оставалось только ждать ответов.

Странно… Очень странно. Афганский генерал, в прошлом полевой командир, никогда не покидавший свою страну, говорит по-русски, да еще связывается с резидентом внешней разведки России. Вообще за последние три месяца возникло больше вопросов, чем появилось ответов на них. Это касалось и загадочно исчезнувшего в Москве камня, и судьбы «папаши». А если у тебя много вопросов и мало ответов, то вывод возможен только один: ситуация тупиковая.

Конец второй книги