– У нас же полным-полно медвежатины.

– Дорога длиной в двадцать две лиги по лесам и болотам займет не один день. Я не хочу питаться одной медвежатиной.

– А мне нравится.

– А я предпочитаю разнообразие. – Эшлин улыбнулась. – Неподалеку есть поляна, где растут грибы и дикий лук. Я их быстро соберу.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– За четырнадцать лет драконьерства ты полюбил собирать грибы?

– Если честно, то нет.

– Тогда займись чем-нибудь другим.

Эшлин направилась к поляне, а Бершад подошел к озеру. Венделл сидел на берегу, делал последние стежки на двух накидках из медвежьей шкуры.

– Ты их за ночь успел сшить? – спросил Бершад.

– Это нетрудно, – пожал плечами Венделл. – А вам с королевой они пригодятся. – Он смущенно посмотрел на Бершада. – На накидку для Фельгора шкуры не хватило.

Бершад огляделся. Иней покрывал все вокруг. Ночью никто не замерз до смерти, но Бершад трижды просыпался, дрожа от холода, и подкидывал дров в костер.

– Спасибо тебе. Я к такой стуже не привык.

– Отец тоже не любит холодов. Он родился и вырос в Дайновой Пуще, а там всегда тепло.

– И я тоже.

– Правда? – Венделл оторвался от своего занятия. – А ты ягуаров видел?

– Да, и нередко. – Бершад сощурился и, помолчав, добавил: – Отец обо мне ничего не рассказывал?

– Он никогда не рассказывает про Альмиру.

– Оно и понятно.

Венделл снова вернулся к шитью.

– А медведя убить легче, чем дракона? – спросил он.

– Зависит от того, какой дракон попадется.

Из-за валуна вышел Веш, затягивая пояс на штанах.

– Ну как, закончил? – спросил он сына.

– Почти.

Веш осмотрел каждую накидку и молча кивнул.

Бершад завернулся в накидку побольше. Медвежья шкура еще пахла кровью, но под ней было не так зябко.

– Отнес бы ты накидку Эшлин, – предложил он Венделлу.

– Я мигом!

Мальчик обрадованно схватил накидку и побежал к Эшлин, которая собирала дикий лук на поляне.

– Спасибо, что согласился нам помочь, – сказал Бершад Вешу.

– Я не ради вас старался. Малец должен знать, как поступать правильно. Ты спас нас от последнего плавания к морю, поэтому мы вам поможем. Вот и вся премудрость.

Бершад кивнул и спросил:

– А за что тебе достались татуировки?

Веш мрачно посмотрел на него:

– За то же, что и тебе.

– Битва при Гленлоке?

– Ага.

Бершад знал, что Элден Греалор приговорил к изгнанию многих воинов из Дайновой Пущи, которые участвовали в разгроме Змиерубов. Именно поэтому сам Бершад в первые годы своего изгнания пил без просыху.

– Извини.

Веш пожал плечами:

– Тебя постигла та же участь. А я – единственный уцелевший драконьер из Дайновой Пущи, да и то потому, что меня спасла Керриган. Все остальные погибли.

Бершад хотел было сказать еще что-то, но Веш протестующе вскинул руку:

– Мы доведем тебя до костяного частокола – и все.

– Ладно.

Вернулся Венделл, по-прежнему с накидкой в руках.

– Королева говорит, что ей и так тепло, – объяснил он. – Попросила отдать накидку Фельгору.

Бершад посмотрел на Эшлин. Она была одета легко, но не дрожала от холода. Драконья нить все-таки согревала тело, хотя больше и не испускала молний.

– В королеве течет папирийская кровь. Папирийцы привыкли к стуже.

К костру подошли Фельгор с Голлом. Зарыв запасы медвежатины и с ног до головы перемазавшись землей, теперь они прикладывались к очередной бутыли рома. Бершад понятия не имел, где они ее раздобыли.

– Мясо надежно спрятано, – радостно заявил Фельгор, который, судя по всему, больше не страдал от похмелья. – Фельгор лучше всех знает, как прятать медвежатину.

Голл покачал головой:

– Когда к частоколу доберемся – дня через четыре?

– Через шесть, – сказал Венделл.

Голл хмыкнул и поглядел на бутыль:

– Придется экономить.

И тут же сделал огромный глоток.



Венделл вел спутников по острову. Они пробирались по скалам, брели вдоль русла ручьев и по звериным тропам в чаще. Венделл выбирал самый удобный путь и с легкостью обходил любые препятствия.

– А правда, что ты отрубил голову красноголову и насрал ему в обрубок шеи? – спросил он Бершада.

– Нет.

– А правда, что ты метнул копье с вершины горы Кулдиш и насмерть сразил дуболома в двадцати лигах оттуда?

– Нет.

– А правда, что ты в один день убил двух драконов? Одного в Левенвуде, а другого в Верманте?

– Ага, было дело, – нехотя признал Бершад.

– Я так и знал! О боги, вот если б я был таким героем, как ты…

– Не надо тебе этого, малец.

Венделл не обратил на него внимания.

– А про шипогорлого вердена правда? Ну, которого ты завалил близ Выдриного Утеса? Говорят, ты пробил ему череп копьем насквозь, а потом зассал ему глаза.

– Кто говорит?

– Голл.

Голл пожал плечами:

– А что, неправда?

– Я не ссу и не сру на драконов, которых убиваю, – сказал Бершад. – И вообще, кому такое в голову придет?

– Не знаю. Но если это неправда, почему все об этом рассказывают?

– Потому что забулдыги в тавернах – полные придурки, – проворчал Бершад.

Они шли и шли. Возможно, Бершад и сам привел бы своих спутников к цели, но это заняло бы очень много времени. Приходилось пробираться через чащи и заросли, через долины, покрытые колючим кустарником, и через гиблые топи. Казалось, Венделлу так же привычно в лесной глуши, как крестьянину – в полях. Мальчик ухитрялся отыскивать тропки в самом густом подлеске.

– Откуда ты так хорошо знаешь остров? – спросил Бершад.

– Отец не берет меня в набеги, поэтому я круглый год брожу по окрестностям.

– Рано тебе в набеги, – буркнул Веш.

Венделл пожал плечами:

– В городе скучно, вот я и отправляюсь в походы.

– Похоже, тебе одному в городе скучно, – сказал Голл. – Там столько театров и такие пещеры с куртизанками, что за месяц все не перепробуешь.

– Я уже сто раз все спектакли видел. А к куртизанкам меня отец не пускает.

– Рано тебе…

– Ага, рано мне к куртизанкам, – вздохнул Венделл.

– Твой отец прав, – заявил Голл. – Городские куртизанки очень… опытные. Малолеткам к ним лучше не соваться.

– Опытные, говоришь? – поинтересовался Фельгор. – Это для меня в самый раз. Может, наведаемся к ним, после того как спасем мир?

– Ты что, в «Подсадной утке» не натешился? – спросил Бершад.

– Так это когда было! – отмахнулся Фельгор.

К полудню Фельгор с Голлом опустошили очередную бутыль рома. Голл немедленно вытащил из котомки новую, но Бершад запретил ее открывать.

– Сделайте перерыв до заката.

– Но меня жажда мучает, – запротестовал Голл.

– Попей водички. – Веш вручил ему свою флягу. – Я согласен с Бершадом. В этой глуши легко напороться на неприятности.

– Эти альмирцы не дают нам разгуляться, – заявил Фельгор. – Что ж, если нас лишили развлечений в жидком виде, то расскажите-ка лучше про этих ваших демонов. Они из тех, которыми пугают непослушных детей?

Голл насупился:

– Тебе бы все шуточки шутить, баларин. Это самые настоящие демоны. Я своими глазами одного видел.

– А как он выглядел? – спросил Фельгор.

– Ну, альмирцы всегда рассказывают про красноглазых чудищ с пепельно-серой кожей. А этот был другой: глаза зеленые, так и сверкают, кожа бледная, прямо как восковая, а щеки и горло вроде бы опухшие.

– Херня все это, – отмахнулся Бершад.

– А вот и нет, – возразил листириец.

– И что этот демон делал? – не унимался Фельгор.

– Зачем ты его дразнишь? – шепотом спросила его Эшлин.

– Я люблю страшилки, – прошептал ей Фельгор и повернулся к Голлу. – Ну, продолжай.

– Во-первых, демон был не он, а она. Демоница.

– Демоница? Ну-ка, ну-ка, это уже интересно. Хорошенькая?

Голл поморщился:

– Я же только что рассказывал, как она выглядит.

– Так хорошенькая или нет?

– Нет. Отвратительная. – Голл хлебнул воды из фляги. – В полусгнивших лохмотьях. А вонища от нее – будто попал в погреб, затопленный нечистотами. Она стояла на опушке леса и долго смотрела на меня. Потом пробормотала какие-то странные слова.

– Заклинание или проклятье? – предположил Фельгор.

– Не знаю. Я ничего не понял, но слова запомнил. Оска и катлан.

– Похоже на заклинание.

– Это не заклинание, – сказала Эшлин. – По-гразилендски это означает «кость» и «плоть», или «мясо».

Фельгор хмыкнул и приложился к фляге с водой.

– Значит, оголодавшая демоница из Гразиленда просила чего-нибудь поесть?

– Странная манера просить еду, – заметил Бершад.

– Вряд ли гразилендским демонам известны правила приличия во время трапезы, – сказал Фельгор и снова повернулся к Голлу. – А дальше что было?

– Она метнулась ко мне, стремительно, как лисица за кроликом. А у меня с собой был топор.

– Ты ее убил? – спросил Бершад.

– Все знают, что убить демона невозможно, – напомнил ему Фельгор.

– А почему? – полюбопытствовал Венделл.

– Потому что демонов не бывает, – проворчал Бершад.

– Нет, вовсе не поэтому, – сказал Фельгор. – А потому, что их души заперты в железную шкатулку, которую Этернита прячет в котомке под кроватью.

– Не знаю, можно их убить или нет, – продолжил Голл. – Я махнул топором, задел ей плечо, а она зашипела и убежала в лес. Я осмотрел всю опушку, думал, может, демоница еще покажется, но даже следов не нашел.

– И это все? – спросил Фельгор.

– Да.

– Очень неубедительная концовка. Какая-то сдутая, – продолжил Фельгор. – Обычно в таких историях говорится о заклятии… или о том, как в прошлом над ней безнаказанно надругался какой-нибудь местный барон или там родной дядя… И если кто-то за нее отомстит, то Этернита снизойдет с небес и вернет ей душу, чтобы она упокоилась с миром.

– Ох, баларин, тебе лишь бы языком молоть! Вот что ты сейчас сказал?

– Я объясняю, как правильно излагать историю про призраков.

– Это не история про призраков. Все именно так и произошло.

– Тогда прими мой совет на будущее – рассказ надо приукрашивать. Иначе нет никакого удовольствия его слушать.



Ужинали вяленой медвежатиной. Бершад весь день почти ничего не ел, но, прожевав пару кусков жесткого мяса, совершенно потерял аппетит. Эшлин отказалась от медвежатины и, порывшись в котомке Голла, достала железную сковороду, смазала ее медвежьим жиром, высыпала в нее лук и грибы и поставила в костер, на горящие уголья.

Спустя несколько минут воздух наполнился соблазнительным запахом жареного лука и грибов. Из-за обостренного чутья Бершаду ужасно захотелось попробовать овощей.

Эшлин с довольным видом начала есть грибы.

– Ну да, ты была права, когда говорила про овощи, – сказал ей Бершад. – Не хочешь со мной поделиться?

– И со мной тоже, – пробормотал Фельгор.

– Тут на всех хватит, – сказала Эшлин. – И медвежатину можно поджарить.

Немного погодя все жадно поглощали жаркое. Голл доел свою долю, облизнул пальцы и с широкой ухмылкой оглядел спутников.

– Чего это ты лыбишься? – спросил Веш.

– Никогда не думал, что королева Терры будет сама готовить мне ужин.

– Это не ужин, а просто тушеные овощи.

– Все равно здорово.

– Рано радуешься, – сказал Бершад. – Она не умеет готовить ничего другого.

– Эй, поосторожней, драконьер! – шутливо пригрозила ему Эшлин.

– Я всегда осторожен, королева.

– Кстати, а вот вы двое – вы женаты или как? – спросил Голл.

Бершад взглянул на Эшлин. Она вопросительно изогнула бровь.

– Почти, – сказал Бершад. – То есть мы почти сыграли свадьбу, но все пошло немного наперекосяк.

– Наперекосяк… – повторил Голл. – В каком смысле?

– Сайласа отправили в изгнание, и он четырнадцать лет драконьерствовал, – сказала Эшлин. – А я вышла замуж за горького пьяницу, барона из долины Горгоны, а он отправился пировать на своей барке и утонул. Потом я получила в наследство королевство, а прошлым летом его потеряла, пытаясь спасти драконов от уничтожения.

– Да уж, наперекосяк, – вздохнул Веш.

– В Листирии это называется облом, – сказал Голл.

– В Альмире тоже, – согласился Веш.

– Ну и как, спасла?

– Кого?

– Драконов. Ты спасла драконов?

Бершад снова взглянул на Эшлин.

– Да. Драконов мы спасли.

– И как вам это удалось? – спросил Голл. – В Таггарстане прошел слух, что вампир якобы до смерти избил Бершада Безупречного, но в это никто поверил, потому что тут же возник другой слух – якобы ты убил императора Баларии и поджег его дворец. Тоже, наверное, фигня, да?

– Ничего подобного, – сказал Фельгор. – Во-первых, я спас Сайласа от мучительной смерти. А потом мы вместе запалили императорский дворец.

– Ну да, конечно. Все в точности по твоему закону передачи полномочий, – сказал Голл.

– Вот именно.

– Нет, самые невероятные слухи ходят не о Бершаде Безупречном, а вот о ней, – сказал Веш. – Говорят, она истребила все войско Седара Уоллеса, забросав его шаровыми молниями из глаз. Всех живьем изжарила.

Бершад повернулся к Эшлин, пожал плечами:

– Вот видишь, уже лучше. Из глаз, а не из какого-нибудь другого места.

– Не шаровыми молниями, а самыми обычными, – раздраженно сказала Эшлин. – То есть контролируемыми потоками энергии.

– Вроде как колдовством, да?

– Типа того.

Венделл подтянул колени к груди, испуганно сжался:

– Ты ведьма?

Эшлин улыбнулась мальчику:

– Никаких ведьм не существует.

Фельгор тут же начал рассказывать какую-то путаную историю о баларских ведьмах, в которой фигурировали ковены, козлята и большой котел, полный бренди. Судя по всему, он выдумывал все это на ходу.

Внезапно ощутив присутствие серокрылой кочевницы, Бершад встал.

– Я ненадолго, – шепнул он Эшлин и ушел в чащу.

Дракониха последовала за ним.

Бершад набрел на озеро с такой чистой водой, что на глубине тридцати локтей легко просматривалось илистое дно. На мелководье шныряли крошечные синие рыбки. Посредине озера виднелся островок. Бершад торопливо разделся – кожа внезапно зачесалась, одежда вдруг стала грубой и какой-то чуждой – и прыгнул в воду.

Поплыл к острову.

Холодная вода, обжигая тело, смывала слои грязи, жира и пота, будто сдирала шкурку со спелого плода. Бершад встряхнулся, словно бы пробудился к жизни.

Он выбрался на остров и уселся на плоские камни, за день прогретые солнцем и еще сохранившие тепло. Закрыл глаза. Вслушался в звуки леса. Сосредоточился на драконихе: связь с серокрылой кочевницей казалась нитью, уходящей из самого нутра Бершада куда-то в небо.

В Нулсине он отгонял дракониху, если она подлетала слишком близко, но теперь делать это было незачем. Бершаду стало любопытно, что случится, когда она приблизится. Наверное, на него все-таки повлияло увлечение Эшлин.

– Я знаю, ты устала, девочка моя, – прошептал он. – Отдохни. Здесь безопасно.

Серокрылая кочевница несколько минут кружила над островом, потом стала неторопливо спускаться.

Ее близость обострила все чувства Бершада. У ног он ощущал трепетное биение рыбьих сердец. В грудной клетке гулко отдавался медленный, размеренный пульс разноцветных черепах. В ушах звучало шуршание листвы, кожу щекотал скрежет мышиных когтей по камням. Где-то лиса пряталась от дикого кабана, перемазанного грязью и енотовым пометом. В ветвях сосны дремала ворона.

А еще он чувствовал биение пяти человеческих сердец у костра. Дыхание людей пахло ромом.

– О боги, – пробормотал Бершад и погрузился в рой звуков и запахов, ощущая их всей кожей.

Затрещали, ломаясь, деревья. Бершад открыл глаза. Дракониха нырнула в чащу и, клацнув челюстями, поймала дикого кабана. Убила его, перекусив загривок. В три глотка сожрала тушу. Бершад ощутил во рту вкус жесткой шкуры и жилистого мяса.

Потом дракониха начисто вылизала пасть и с любопытством поглядела на Бершада горящими глазами. Бершад удивился: у всех убитых им драконов был жестокий взгляд хищника.

Дракониха расправила крылья, готовясь взлететь.

– Погоди. Мы сегодня ночью никуда не пойдем.

Дракониха помедлила. Склонила голову, будто ожидая подвоха, но не улетела. Бершад наконец-то хорошенько рассмотрел ее. В плече серокрылой кочевницы торчал здоровенный наконечник копья, на крупе щетинились обломанные стрелы, десятки шрамов покрывали морду и шею.

– Видно, ты за свой век встретила немало драконьеров. Не бойся, я с этим покончил. Честное слово.

Дракониха словно бы погрузилась в размышления, потом наконец-то поднялась на крыло и перелетела с берега на остров, как сокол с одной жердочки на другую. Приземлившись, она свернулась на теплых камнях, будто пес у очага студеной зимней ночью.

Уснула.

Бершад несколько часов сидел рядом, чувствуя, как крепнет его связь с драконихой. Ее глубокие ровные вздохи отдавались в его груди. Тепло камней сочилось в кровь. И к драконихе, и к Бершаду возвращались силы. Пора было назад к приятелям. Эшлин все поймет, а вот Фельгор напьется и станет волноваться. Однако же Бершад не мог заставить себя покинуть дракониху. Ее близость казалась такой естественной. Он чувствовал себя как дома.

Поэтому он остался на острове.

16

Вира



Балария, Бурз-аль-дун, верфь летучих кораблей

– Красиво, правда? – спросила Каира Фримона Пенса, министра рыболовецких хозяйств.

– Да, очень, – ответил Пенс, задрав голову.

На высоком помосте покоился имперский неболёт Каиры. Корпус, сделанный из хитроумно соединенных пластин из драконьей кости и стали, был построен лишь наполовину, что позволяло заглянуть в нижний трюм, где находились какие-то непонятные механизмы, сложные устройства, шестеренки, клапаны, насосы и трубки всевозможных размеров.

Под крыльями корабля (каждое в сто шагов длиной) чернели паруса из драконьей кожи – ими управляли загадочные механизмы в трюме. Нос корабля, сработанный из отбеленной драконьей кости, Каира велела выкрасить в голубой цвет.

– Говорят, имперский инженер запасается драконьей костью в Сердечнике, – сказал Пенс. – Ходят слухи, что там, посреди Моря Душ, на острове, где кишат драконы, он выстроил целую фабрику. Вам что-нибудь об этом известно?

– Не знаю, – небрежно ответила Каира. – Меня не интересуют подробности. Мне важен лишь результат.

Над постройкой неболёта трудились десятки человек. Многие сновали по деревянным лесам вокруг корабля, а некоторые, сидя в кожаных люльках, свисавших с бортов, орудовали гаечными ключами и паяльными лампами на драконьем масле. На всех были длинные кожаные фартуки, как у кузнецов. Мускулистые руки пятнала смазка, лица скрыты за странными кожаными масками, в которых на месте глазниц красовались двойные черные линзы. Вира не понимала, как через них можно что-то увидеть.

В отличие от императрицы, Вире было очень интересно наблюдать за строительством неболётов и за странными работниками на верфи. Поскольку Вира не знала ни кто они, ни откуда взялись, то считала, что они представляют возможную угрозу для Каиры.

– А какое имя носит корабль? – спросил Пенс.

– Мы его еще не назвали, – ответила Каира. – В Альмире считают дурным предзнаменованием давать имя кораблю, который еще не отправился в путь.

– И когда же это случится?

– Не скоро. Вы же знаете, все запасы драконьего масла сейчас используют исключительно для военных нужд. Имперский инженер еще не приступил к строительству двигателя для моего неболёта. Однако же в нынешнее непростое время мне хочется как-то поднять настроение жителям Бурз-аль-дуна, внушить им хоть какую-то надежду на светлое будущее.

– Великолепная мысль, императрица. А время и впрямь непростое. Вы же слышали, что произошло в крепости Эджмар?

– Да-да, ужасно, – ответила Каира.

Разъяренный Велесар Нун, воспользовавшись пропуском, который выхлопотала для него Каира, проник в крепость Эджмар и убил генерала Гракуса. После этого Велесара Нуна казнили, неприятное происшествие попытались замять, но по императорскому дворцу поползли слухи. Как и предполагала Каира, Актус Шип недавно отправился на фронт, чтобы возглавить войско.

– По-моему, волноваться не о чем, – продолжила она. – Наша славная армия под командованием Актуса Шипа за несколько недель разгромит мятежников в Листирии. Поскорее бы установилась хорошая погода, чтобы неболёты смогли внести свой вклад.

– Разумеется.

– А пока Актуса не будет в городе, нам есть чем заняться. Если не ошибаюсь, вам уже доложили о снижении налогов на рыболовецкие хозяйства.

– Да, императрица. Если честно, даже не представляю, как вам удалось уговорить министра финансов пойти на такой шаг. Насколько мне известно, он скорее убьет своего первенца, чем снизит налоги.

– Видите ли, министр, все чего-то хотят. Иногда легче всего получить желаемое, если попросить об этом без обиняков. – Каира выжидающе взглянула на него.

– Понятно. И я, конечно же, готов заплатить за вашу доброту. – Пенс замялся. – Может быть, направить часть неучтенных доходов…

– Нет, что вы, в этом нет необходимости. Забирайте все себе, и, честное слово, никто в кабинете министров об этом не узнает.

– Ваша щедрость не знает границ… – пробормотал Пенс, готовясь услышать истинную цену одолжения.

– Я попрошу вас оказать мне небольшую услугу, – сказала Каира. – Точнее, две услуги. Совсем небольшие.



После беседы с Фримоном Пенсом Каира с Вирой пошли в лабораторию Озириса Варда. Хотя Актус Шип отказал имперскому инженеру в его просьбе о поставке так называемых образцов (неизвестно, каких именно), повсюду в лаборатории стояли стеклянные клетки с различными насекомыми и грызунами.

Каира оглядела ряды клеток и наклонилась поближе к стеклу, чтобы получше рассмотреть клетку в центре лаборатории.

– А вот это зачем? – спросила Каира, постукивая пальцами по стеклянным стенкам.

Вард поглядел на нее из-за стола, заваленного шестеренками и проводами, и отложил в сторону каменный шар размером с сердце младенца, туго обмотанный какой-то прозрачной нитью, сплетенной в сложный узор.

– Картографический эксперимент, – рассеянно сказал он и вернулся к своему занятию.

– Картографический? Здесь же самые обычные бабочки. И эти… как их там? А, коконы.

– Куколки-хризалиды.

– Вот-вот, хризалиды. А у бабочек есть имена?

– Образец восемьсот семьдесят девять и образец восемьсот восемьдесят.

– Ой, это скучно.

– Да, у всех вещей должны быть названия. Или имена, – сказал Вард, не отрываясь от работы. – Но при проведении опытов с большим количеством образцов приходится именовать их прагматичнее, не отвлекаясь на сантименты.

Каира вгляделась в бабочек:

– А зачем к ним привязаны какие-то проводки?

– Я же сказал, это картографический эксперимент. Тело гусеницы превращается в раствор питательных веществ и биологической информации, который в свою очередь формирует совершенно иное существо – бабочку. Это невероятно сложный и загадочный процесс. Наблюдая за превращениями, я постепенно приближаюсь к разгадке.

Вира внимательно осмотрела стеклянную клетку. Провода, подсоединенные к куколкам, тянулись по стенкам клетки и через крошечное отверстие уходили под пол, к прочим механизмам, устройствам и трубопроводам императорского дворца, приводимым в действие центровой шестерней.

– А зачем тебе знать, как устроены бабочки? – спросила Каира.

– Собственно бабочки меня не особо интересуют. Гораздо интереснее их способность превращать свое тело в раствор питательных веществ, а затем воссоздавать себя в совершенно новой форме. У этого свойства наверняка найдется множество применений. Великое множество применений.

Каира отвернулась от стеклянной клетки и взглянула на Озириса:

– Ты очень странный человек.

– Спасибо за комплимент, – ответил он.

– А как обстоят дела с двигателем? – спросила Каира, указывая на каменный шар.

Она с давних пор знала, что внезапная смена темы смущает собеседника и позволяет заручиться преимуществом в разговоре, но на Озириса Варда эта тактика не действовала.

– Достигнут существенный прогресс, – сказал он. – Прототип на борту неболёта «Дочь времени», патрулирующего западное побережье Альмиры, работает нормально, хотя сам механизм недостаточно эффективен. А твой летучий корабль, оснащенный новым двигателем, станет настоящим исследовательским судном, целиком и полностью подвластным лишь воле капитана.

– Мне это нравится. И когда это произойдет?

– Скоро. Очень скоро.

– В прошлый раз ты говорил то же самое.

– Актус Шип приказал мне разработать утепленные мундиры для неболётчиков, чтобы ускорить подавление мятежа на севере, в Листирии. Ах, мои бедные руки! – Он размял пальцы, поморщился от боли. – Наконец-то я выполнил его приказ. – Он указал в угол лаборатории, где висел комбинезон из темной кожи со сложным заводным устройством на нагруднике и проводами, обвивающими рукава. – Примечательно, что каждый мундир не только имеет дополнительный слой теплоизоляции, но и синхронизирован с центровой шестерней, что позволяет неболётам поддерживать связь друг с другом на огромном расстоянии, через горы, моря и леса. Это изобретение по важности не уступает летучим кораблям. Так будут обмундированы все экипажи неболётов. Шип велел отправить мундиры на борт «Дочери времени», чтобы корабль координировал свои действия с остальным флотом.

– Да, очень впечатляет, – рассеянно сказала Каира.

– А вот Актус Шип меня даже не поблагодарил. И снова отказал мне в образцах, так что мне самому пришлось собирать гусениц в парке Третьего квартала. К сожалению, городские гусеницы плохо подходят для исследовательских целей: они слабы и худосочны, – вздохнул Озирис. – Однако сейчас, когда массовым производством мундиров занялись аколиты, я наконец-то смогу продолжить работу над двигателем.

При упоминании аколитов Вира насторожилась: именно так называл Вард своих помощников, строителей Каириного неболёта, скрывающих лица под странными масками.

– Откуда прибыли эти аколиты? – спросила Вира.

Она уже успела проверить все списки приезжих и лиц, допущенных в императорский дворец, но так и не обнаружила никаких упоминаний об этих людях, хотя Гайл, Райк и Вун попали в Бурз-аль-дун по подложным документам галамарских торговцев зерном.

– Интересный вопрос, – ответил Озирис Вард. – С одной стороны, они прибыли издалека, но, с другой стороны, родились здесь, в Бурз-аль-дуне.

Вира хотела было подробно расспросить Варда, но Каира уже направилась к выходу.

– Я очень довольна твоими достижениями, Озирис, – сказала Каира. – Не волнуйся, когда власть в Баларии окажется в моих руках, ты получишь все образцы, какие только пожелаешь. Пойдем, Вира. Сегодня у нас еще один банкет, надо к нему подготовиться.

17

Бершад



Остров Призрачных Мотыльков, Центральная пустошь

Путники двинулись на север – сначала вдоль реки, потом по лесу – и наконец оказались в отвратительных топях, поросших огромными черными грибами высотой с деревья. Поверхность грибов усеивали зеленые, оранжевые и красные сочащиеся язвы. По топям разносился мерзкий запах гнили.

– Далеко еще? – спросила Эшлин после того, как они минут двадцать брели в обход широченной ямы, заполненной вонючей слизью.

– Почти пришли, – сказал Венделл, указывая на густую поросль гниющих грибов, обвитых лианами. – Надо перебраться через вот эту хрень, и сразу за ней – частокол.

– Жалко, что у меня нет маски, – пробормотал Бершад, обнажив кардати и готовясь прорубить проход в зарослях.