— Нет, Паркер, — вдруг сказал мой приятель Солар Понс, — нет никаких оснований опасаться, что муравьи при всей их социальной организации скоро победят человечество.

— Однако подобная перспектива ужасна! — воскликнул я… и умолк, поворачиваясь к нему. — Но как вы узнали мои мысли? Понс, это некрасиво с вашей стороны!

— Вы слишком увлекаетесь. Простейший вывод. Вы только что читали восхитительные фантазии мистера Герберта Уэллса. И я заметил, с каким выражением смотрели вы на муравья, оказавшегося на оконном стекле… Его можно назвать только ужасом, а посему простейшая логика требует признать, что вы читали «Империю муравьев».

— Неужели это так просто!

— Все внешне сложные вещи на самом деле просты. — Он показал на окно: — Не хотите ли вы задернуть шторы, Паркер?

Я направился к окну. Дождь что-то ровно нашептывал стеклам, с улицы доносился плеск воды, разбрызгиваемой колесами проезжавших экипажей; теплый августовский дождь шел бо́льшую часть дня, заволакивая Лондон клубами тумана. Опускались сумерки, и желтые огоньки фонарей вдоль улицы едва проглядывали сквозь сгущавшуюся пелену.

— А скажите, Паркер, имя полковника сэра Роберта Грайса-Патерсона что-нибудь говорит вам?— спросил Понс.

— Ничего особенного, помню только, что он был генерал-губернатором в какой-то из частей британской империи. Не в Малайе ли?

— Действительно.

Понс взял конверт с каминной доски и протянул его мне. Я развернул листок.

— От женщины, должно быть, — заметил я. — Она пользуется очень характерными духами.

— Это мускус.

— «Дорогой мистер Понс, — прочел я. — Я пишу вам против желания членов моей семьи и прошу принять меня завтра вечером в восемь часов по поводу весьма срочного дела, касающегося проклятия, лежащего на нашей несчастной семье».

Письмо было подписано: «Эдит Грайс-Патерсон».

— Его дочь? — спросил я.

— По-моему, дочь полковника умерла раньше него. Должно быть, внучка. Что вы скажете о почтовой марке?

Я поглядел на конверт. Штампы были британскими, в отличие от марки на ней было написано: остров Уффа, а в центре были оттиснуты инициалы «Г.П.».

— Где же находится эта Уффа? — поинтересовался я.

— Ах, Паркер, боюсь, что мои географические познания здесь не помогут. Но, насколько я помню, после выхода в отставку Грайс-Патерсон переселился из Малайи на остров, существующий в некоей квазинезависимости от Великобритании. Если память не отказывает мне, остров этот расположен возле берегов Корнуолла, к востоку от островов Силли. Статус его, как мне кажется, аналогичен статусу пресловутого острова Редонда, десятилетия остававшегося независимым королевством, хотя и союзным Великобритании. Но Уффа по крайней мере расположена возле Англии, в то время как Редонда является одним из Подветренных Островов и находится в Британской Вест-Индии.

Я вновь взглянул на письмо:

— Оно написано нетвердой рукой.

— Едва ли этому следует удивляться. В газетах на той неделе упоминали о гибели лейтенанта Остина Хэнуэлла, жениха этой особы. Смерти его сопутствовали некие мистические обстоятельства. Посмотрим, кажется, я вырезал эту статью.

Понс открыл один из внушительных альбомов для вырезок, лежавших возле газет на столе.

— Да, вот она. «Трагическая кончина», повествовал короткий заголовок. «Тело лейтенанта Остина Хэнуэлла, 27 лет, найдено вчера утром в “Лианах”, доме его невесты, мисс Эдит Грайс-Патерсон, расположенном на острове Уффа. Покойный, похоже, задохнулся или до смерти поперхнулся, хотя обыкновенное в таких случаях расследование не выявило никаких свидетельств злого умысла. Лейтенант Хэнуэлл являлся уроженцем Брайтона. Смерть его стала третьей в ряду трагедий, обрушившихся на семью покойного полковника, сэра Рональда Грайс-Патерсона».

— Написано осторожно, и обвинения в убийстве отсутствуют, — заметил я.

— Вы правы! — согласился Понс. — Но в деле этом кроется больше, чем готова рассказать пресса. Быть может, наша клиентка сейчас просветит нас. Я слышал, внизу остановился автомобиль и, поскольку время, назначенное в ее письме, уже наступило, смею предположить, что это она и есть.

Через несколько мгновений наша клиентка оказалась перед нами, высокая молодая леди, яркая блондинка с голубыми глазами. Хотя она обнаруживала некоторые признаки волнения, ее как бы окружало облачко мрачной решимости. Одета она была во все черное, плечи ее прикрывала накидка с капюшоном, защищавшая и от дождя, и от ветра. Женщина эта, похоже, решила сделаться старой девой, настолько манеры ее были полны скорби.

Не обращая внимания на предложенный Понсом стул, она сразу же перешла к делу.

— Мистер Понс, кроме вас мне не к кому обратиться. Полиция Хелстона объявила о том, что не будет заниматься этим делом, так как Уффа имеет собственное правительство и взаимоотношения его с Великобританией так и не были четко определены. Все это чушь, мы являемся частью Англии, однако у полиции есть веские причины воздерживаться от действий. Тем не менее я решила положить конец проклятию, висевшему над нашим домом все время моей сознательной жизни.

Говорила она сдержанным тоном, однако в ее решимости сложно было усомниться.

— Мистер Понс, за последние одиннадцать лет под нашим кровом скончались трое людей, и притом странным образом, при обстоятельствах, намекающих на убийство… Но если это были действительно убийства, то убийства без цели и смысла, убийства, которые власти не стремятся признать таковыми.

Мисс Грайс-Патерсон принялась расхаживать возле камина, сцепив пальцы в волнении, которое она старалась подавить.

— Успокойтесь, моя милая леди, — негромко проговорил Понс. — Вы приходитесь внучкой покойному полковнику сэру Рональду Грайс-Патерсону?

— Да. Я хозяйка «Лиан».

— У покойного полковника, кажется, было двое сыновей и дочь?

Наша клиентка на мгновение затаила дыхание и стиснула кулаки.

— Оба его сына стали первой и второй жертвой проклятия, обрушившегося на нашу семью, мистер Понс. Моя тетя, сестра моего отца, умерла еще молодой. Мать погибла при несчастном случае на море. Из всей нашей семьи в живых сейчас остались только я и два моих брата. Оба они моложе меня и сейчас живут вместе со мной в «Лианах». Мой дед умер одиннадцать лет назад, и поместье — то есть остров Уффа — досталось троим его детям. Мои единственные тетя и дядя скончались, не оставив наследников, поэтому все владение перешло к моему отцу. В свой черед он умер столь же таинственной смертью, как его брат и мой бедный Остин, через год после того, как он перебрался из Лондона на Уффу. Когда умер мой дед, все дети жили вне дома, так как он был человеком, склонным к уединению и ушедшим в себя, можно даже сказать мизантропом. Он жил в одиночестве, если не считать единственного слуги, и не поощрял визитов даже собственных детей. Единственным занятием его являлось писание мемуаров, которые так и остались неопубликованными, а также увлечение сельским хозяйством. Тем не менее он как будто бы делал исключения в моем отношении; во всяком случае, он был со мной ласков, когда мы гостили на Уффе, пока отец работал в Лондоне, хотя со всеми остальными обходился возмутительно грубо и воинственно.

Понс помолчал немного; на тонких губах его играла загадочная улыбка.

— А вы расскажете нам что-нибудь о «проклятии», так вы, кажется, назвали его? — спросил он наконец.

— Хорошо, мистер Понс, — ответила посетительница. — Я постараюсь. Я впервые ощутила его присутствие примерно через год после смерти деда. Мне было тогда семнадцать. Жилище деда всегда казалось мне мрачным, так как он окружил его всякими растениями и деревьями, и дом буквально зарос разными лианами, которые и дали ему это имя… К тому же мы нечасто посещали поместье. Однако по случаю моего семнадцатилетия мы приехали из Лондона погостить неделю у дяди Сиднея.

Все это происходило примерно в это же время года. Мой дядя находился в наилучшем расположении духа, хотя в поколении моего отца особой любви между его членами не было, как, кстати, и между дедом и его детьми. Наутро второго дня нашего визита он не спустился к завтраку. Мой отец и кто-то из слуг направились посмотреть, что задержало дядю, и нашли его мертвым на полу комнаты. Мистер Понс, его удушили каким-то удивительным способом. На шее его оказались непонятные синяки, кроме того, они были на его лице, руках, спине и груди. Повсюду виднелись свидетельства борьбы, хотя комната была закрыта на ключ изнутри и ключ оставался в замке. Окно, правда, оказалось распахнутым, но ничто не указывало на то, что кто-либо забрался в окно второго этажа либо по лестнице, либо по покрывавшим стену толстым лианам. Медицинское обследование не дало определенного результата; причиной смерти сочли не удушение, а несчастный случай; врач сказал, что с дядей приключилось нечто вроде припадка, поверхностное расследование, проведенное сержантом полиции, не выявило никаких улик. К берегам Уффы не причаливало незнакомое судно, никто не имел причин желать смерти дяде Сиднею, ведь мой отец, унаследовавший поместье на Уффе, обладал существенно большим состоянием.

Наша клиентка поежилась, пытаясь взять себя в руки. Она явно была взволнована и заставила себя предпринять это путешествие, чтобы проконсультироваться у моего компаньона.

— Мистер Понс, я не видела, как лежал на полу мой дядя, однако через семь лет, почти день в день, я смотрела на своего отца… точно в таких же обстоятельствах. А теперь, помоги нам Господь! Я видела собственного жениха, убитого подобным же образом… и также без всякой причины сраженного словно бы рукой мстительного Бога! Мистер Понс, наша семья, наш дом, наша Уффа… все это проклято! И теперь братья уговаривают меня сдаться, продать Уффу и переселиться в Англию. Я не хочу этого делать, поскольку привязана к этой земле. И тем более я не могу продать поместье, пока не уверюсь в том, что жертвами этого не покоряющегося времени проклятия становимся только мы, Грайс-Патерсоны, и близкие нам люди.

— Насколько я понимаю, все смертельные случаи произошли в одной и той же комнате, мисс Грайс-Патерсон? — спросил Понс.

— Нет, мистер Понс. Два из них действительно произошли в одной комнате на втором этаже… там погибли мой дядя и отец. Моего жениха нашли на первом, в кабинете, находящемся прямо под этой комнатой. Он засиделся за книгой и, очевидно, задремал. Обстоятельства смерти моего отца и дяди были во многом весьма похожи… то есть дверь осталась закрытой, а открытые окна не обнаруживали признаков вторжения в комнату. И хотя дверь в комнату, где находился мой жених, была распахнута настежь, все оставалось на своих местах. На шее его обнаружились такие же полосы, свидетельствующие об удушении…

— Понс! — воскликнул я, кое-что вспомнив. — Дакойт!

Наша клиентка бросила удивленный взгляд в мою сторону, а потом вопросительно посмотрела на Понса.

— Прошу вас, простите доктора Паркера, мисс Грайс-Патерсон. Он слишком любит читать о подвигах доктора Фу Манчу, который пользовался услугами тугов и дакойтов для исполнения подобных темных дел.

— Можете смеяться надо мной, — сказал я. — Но нельзя же в самом деле сразу решить, что бывший генерал-губернатор Малайи не мог привезти с собой некий священный символ, способный послужить причиной стольких странных смертей.

— Это возможно, но маловероятно, — возразил Понс.

Наша клиентка прикоснулась пальцами к странной работы золотой броши, украшавшей ее шею, на привлекательном лице ее появилось задумчивое выражение.

— Действительно, дед рассказывал о тайнах Малайи… о странных обычаях и невероятных вещах, которым может научить знание древней туземной культуры, однако я уверена, что он был не из тех людей, которые способны увезти нечто, им не принадлежащее. Конечно, во многом он был солдафоном и безусловно типичным британским колониальным администратором, я в этом не сомневаюсь, мистер Понс… но только не вором.

— Охотно соглашусь с вами, поскольку мне известны кое-какие сведения о вашем дяде, — проговорил Понс, взглядом приказывая мне молчать. — А теперь скажите, можно ли нам с доктором Паркером осмотреть тело лейтенанта Хэнуэлла?

Клиентка прикусила губу, и на лице ее появилось выражение досады:

— Мистер Понс, его положили в гроб, и завтра мы отправляем тело на корабле в Брайтон. Вы считаете это необходимым?

— Возможно, осмотр поможет нам, — ответил Понс.

— Ну хорошо. Но только, если мы выедем немедленно. Моя машина внизу, в Пензансе будет ожидать лодка, которая переправит нас в Уффу… Возможно, мы успеем сделать все необходимое прежде, чем тело будет отправлено.

— Великолепно! Выезжаем сию минуту?

Понс вмиг собрался. Надел пальто с накидкой и охотничью шляпу. Вскоре все мы сидели в «роллс-ройсе», за рулем которого находился шофер.

— А скажите, мисс Грайс-Патерсон, не случалось ли в «Лианах» других несчастий?

В темной кабине лицо нашей клиентки можно было разглядеть лишь в свете пролетавших мимо уличных фонарей. Похоже, она задумалась над вопросом Понса.

— Мистер Понс, не могу вам сказать. Наверно, кое-что странное, если сравнить с обычной виллой или уединенным домом в «Лианах», все-таки происходит. Например, мы не можем завести собаку.

— Как же так?

— Все они умирают, мистер Понс. Несмотря на то что зимой температура на острове не падает ниже 44, а летом не поднимается выше 80°[1], наши собаки выдерживают климат «Лиан» не более года. За последнее десятилетие мы потеряли семерых животных. Причем самых разных пород. Две кошки также разделили участь собак.

— И так бывает на всем острове?

— Нет. Собака живет у старого арендатора на противоположном конце острова. Старая овчарка. И атмосфера Уффы никак не воздействует на нее. Впрочем, эта собака, наверное, является исключением. Возможно, атмосферу «Лиан» следует винить в другом из тех случаев, которые вас интересуют. Речь идет о благоуханной ночи, когда весь остров кажется пропитанным чарующим и полным соблазна ароматом, липким, как у гелиотропа, запахом, от которого кружится голова. Правда, он исходит от одного из редких растений, привезенных моим дедом, которое наконец после многих лет начало цвести. Следует упомянуть и загадочный шепот листьев, которые словно ласкают друг друга даже самыми безветренными ночами. Ах, мистер Понс, как могу я, придавленная к земле проклятием Грайсов-Патерсонов, рассказывать об этих вещах, составляющих часть дома и всей жизни на Уффе?! Как мне пережить будущий август?! Я никогда более не проведу лето на Уффе, — в голосе ее звучали страсть и решимость.

— И вы живете в «Лианах» в одиночестве?

— Нет, мистер Понс. Со мной живут мои братья, Эвери и Ричард. Миссис Флора Бринтон, наша кухарка. Арам Мальвейдес, старый слуга, много лет служивший ординарцем у моего деда. Он садовник, и у него есть помощник, иногда приезжающий с берега. Есть и несколько младших слуг, подчиняющихся миссис Бринтон или Араму.

— Вы ничего не сказали о криках, которыми могла сопровождаться каждая из трех смертей, мисс Грайс-Патерсон.

— Мы ничего не слышали. Преступления происходили ночью, по всей видимости после того, как жертвы засыпали.

— И в каждом случае в комнатах оставались свидетельства борьбы?

— Да, мистер Понс.

— А не кажется ли вам странным, что никто не слыхал ни криков, ни шума борьбы?

— Нет, мистер Понс. Наш дом имеет форму буквы «Т» с короткой ножкой. Члены семьи обыкновенно спят в западном крыле, в левой части перекладины «Т», а гостевые комнаты расположены в восточном. Их разделяет почти вся длина дома. Даже если шум и был, нет никакой уверенности в том, что он обязательно донесся бы до нашего слуха. Однако все происходило в тишине, иначе слуги непременно услыхали бы крики.

Понс погрузился в молчание. Раз или два падавший снаружи свет выхватывал из темноты его ястребиный профиль, но мы скоро оставили Лондон с его фонарями и углубились в темные пригороды, направляясь на юго-запад.

На рассвете мы выехали из Дартмура в Корнуолл и вскоре увидели безусловно один из прекраснейших ликов Англии — корнуольское побережье сперва возле Труро, потом у Кэмбурна и, наконец, у Пензанса, где нас действительно ожидала лодка, оказавшаяся на самом деле небольшой яхтой. Но острова Уффа с берега мы не заметили; наша клиентка пояснила, что он прячется за горизонтом. Она держала свою машину в Пензансе, поскольку на Уффе в ней не было особой пользы, ведь, если не считать «Лиан» и земель, примыкающих к дому, на острове умещалось лишь небольшое поселение, хотя весь он целиком принадлежал семейству Грайс-Патерсонов и находился в их собственности уже два столетия.

Утро выдалось ясным, тумана не было, и скоро Уффа восстала из морских волн, словно воплощенная мечта, словно сказочный Лионесс. Зеленый цвет покрывавшей остров растительности нарушали лишь несколько скал на берегу и скопление белых домиков, рыбацкая деревушка, расположенная в противоположной от поместья части острова. Там мы и высадились на берег. Нас уже ожидала коляска и смуглокожий суровый старик.

— Это и есть Арам, мистер Понс, — пояснила мисс Грайс-Патерсон.

Арам взирал на нас, не скрывая глубочайшего сомнения. Держался он свободно и недружелюбно.

— Не знаю, что скажут мои братья, — проговорила наша клиентка. — Они могут повести себя грубо; в подобном случае остается надеяться лишь на вашу снисходительность к ним. Хозяйка здесь я, и решать мне. Они противились вашему приезду… потому что опасаются скандала.

— Посмотрим, — невозмутимо ответил Понс.

Действительно, увидев нас, братья Грайс-Патерсоны проявили неудовольствие, граничившее с грубостью. Эвери, старший, был на год моложе сестры, темноволосый крепыш. Разворот плеч делал его похожим на профессионального атлета. Ричард, напротив, оказался светловолосым и стройным — в особенности в сравнении с Эвери. Оба они не проявили при нашем знакомстве ни вежливости, ни желания помочь нам, отказавшись отвечать на вопросы, которые задавал им Понс.

Впрочем, мы не стали задерживаться в их обществе, ибо Понс стремился ознакомиться с телом лейтенанта Остина Хэнуэлла прежде, чем его увезут. Посему мы направились за нашей клиенткой из дома по заросшим садам и лужайкам на восток от поместья, мимо заброшенных собачьих конур, к старинному семейному склепу, где находился гроб с телом, ожидая, когда представители властей запечатают его, прежде чем погрузить на борт корабля.

— Простите меня, — сказала мисс Грайс-Патерсон возле большой железной двери. — Я не могу видеть это. Я подожду здесь, возле тропы.

Гроб находился у самой двери, и Понс пошире открыл ее, чтобы впустить свет в склеп, хотя у него и был с собой карманный фонарик. Не тратя времени даром, он открыл крышку гроба и увидел симпатичное лицо с усиками. Лейтенант выглядел моложе собственных лет. Однако лицо и шея — Понс отодвинул одежду — сохранили на себе пятна, о которых рассказывала наша клиентка.

— Ну, Паркер, это, по-моему, по вашей части, — сказал Понс, поднося фонарик поближе к телу усопшего.

Я с величайшим вниманием осмотрел отметины, хотя, конечно, два дня, прошедшие после смерти, затрудняли мою работу. Однако в том, что я увидел, усомниться было сложно, и, завершив обследование, я так и сказал.

— Эти пятна оставлены тонким, но прочным шнурком, затянутым с большой силой.

— Этого достаточно, чтобы вызвать смерть?

— С моей точки зрения, достаточно.

— А помимо отметин ран вы не видели?

— Только на самих синяках. В некоторых местах видны мелкие отверстия в коже, оставленные, наверное, шероховатостями на веревке. Вы можете смеяться надо мной, Понс, но если убийство это не дело рук дакойта, я буду весьма удивлен.

Понс помолчал немного, а потом нагнулся, чтобы рассмотреть пятна. Распрямившись, он с серьезным выражением на лице произнес:

— Подозреваю, в убийстве участвовало нечто более зловещее, чем дакойты. Посмотрите еще раз. Вам не кажется, что эти ранки имеют системный характер?

— Они словно сделаны одним и тем же предметом, — признал я.

Понс закрыл гроб и отступил в сторону, пропуская меня к выходу.

Мы обнаружили нашу клиентку на некотором расстоянии от склепа. К ней приближались четверо мужчин со стоявшего у пристани корабля, которыми предводительствовал какой-то чиновник, очевидно, из полиции. Мисс Грайс-Патерсон уклонилась от встречи с ними, сойдя на боковую аллею.

— Я отведу вас в комнату, где обнаружили моего жениха, — сказала она, указывая на восточную стену дома, по всей высоте заросшую лианами. — Видите эти окна… те два окна. А прямо над ними расположены окна другой комнаты, в которой умерли мой отец и дядя.

Окна эти обрамляли прекрасные алые цветы, сплошным ковром покрывавшие стену.

Помедлив мгновение, Понс подошел к ним и понюхал один из цветков. Потом, стоя под окнами и разглядывая почву возле своих ног, он спросил:

— Мисс Грайс-Патерсон, если с вами что-нибудь случится, кто унаследует собственность?

— Мой брат Эвери.

— А после него?

— Мой брат Ричард.

— А потом?

Мисс Грайс-Патерсон озадаченно посмотрела на Понса:

— Как странно, что вы спросили меня об этом, мистер Понс! Или вы, быть может, слыхали о странном условии в завещании моего деда. Если какое-нибудь несчастье истребит нашу семью, все состояние перейдет к старому Араму. Близких родственников у нас нет. Брат моего деда был вместе с ним в Малайе, он погиб там. Его единственный сын пал жертвой одной из этих таинственных индийских болезней, когда работал комиссаром в его штабе. Я же сказала вам, — заключила она мрачным тоном, — что на нашу семью пало жуткое проклятие, и уверяю вас, ни капли не преувеличивала.

— Я верю вам, — ответил Понс. — А скажите, если вы можете дать ответ на этот вопрос: какими были отношения вашего деда с братом и племянником?

Она пожала плечами.

— Точно сказать не могу — только то, что слышала. Дед мой был суровым и жестким человеком. Насколько я понимаю, таким он стал после смерти бабушки.

— И она тоже стала жертвой проклятия?

— О, что-то в том же духе, мистер Понс! — воскликнула она. — Бабушка погибла случайно, на празднике в честь дня рождения. Дед погрузился в горе. Он целые дни проводил в мрачных раздумьях, и с тех пор навсегда остался в своей скорлупе… раздражительный старик, наполненный ненавистью ко всему человечеству.

— Понимаю. А теперь давайте посмотрим комнату, в которой лейтенант Хэнуэлл нашел свою смерть.

Вновь игнорируя мрачные мины на лицах Эвери и Ричарда Грайс-Патерсонов, мы прошли через парадные помещения дома в восточное крыло. Комната, в которой нашли лейтенанта Хэнуэлла, оказалась просторной; все ее стены, кроме одной, были заняты книжными полками; приятная обстановка доставляла максимум удовольствия человеку, решившему провести здесь свободное время. Наша клиентка показала на удобное, обитое кожей кресло между окном и настольной лампой.

— Остин, очевидно, читал здесь и уснул. Его нашли на полу между креслом и окном. Кресло было перевернуто, а стол стоял не на своем месте. Упала и лампа, она еще горела, когда мы обнаружили его.

— А окно было открыто?

— Да, мистер Понс. На окнах нашего дома нет сеток, потому что никакие насекомые не беспокоят нас.

— И через окно в комнату мог попасть кто угодно?

— Признаков подобного вторжения мы не обнаружили.

— Тем не менее окно оставалось открытым.

— Однако у кого могут найтись мотивы для подобного поступка?

— Ах, мисс Грайс-Патерсон, я не настолько смел, чтобы сказать это. Впрочем, нетрудно предположить, что ваш брак не соответствовал чьим-то интересам.

— Почему?

— Чтобы избежать изменений в порядке наследования. Или я ошибаюсь в том, что ваше замужество изменило бы условия, установленные вашим дедом?

Наша клиентка покраснела и потупилась.

— Да, мистер Понс, — проговорила она, едва слышным голосом, — поместье должно было перейти к самому старшему из моих детей.

— Ну а отсутствие следов вторжения на окне… — начал Понс.

— Дакойт мог взобраться сюда, не оставив следов, — проговорил я.

Понс даже не моргнул глазом в знак согласия.

— А лейтенант Хэнуэлл спал в комнате наверху? — спросил он.

— О нет, мистер Понс. Остин спал в западном крыле, там, где и все мы. Восточным крылом мы пользуемся редко, только зимой, когда все перебираемся туда.

Понс внимательно изучал окно и раму. Потом он поглядел на кресло, на царапины, оставленные на коже, очевидно, износом, а потом опустился на колени и локти, чтобы изучить коврик, который, по словам нашей клиентки, с тех пор не чистили. Он вроде бы ничего не нашел, кроме кусочков сухих листьев, которые тут же бросил. Потом он вернулся к окну, открыл его и выглянул наружу. Согнувшись, он мог бы, наверно, коснуться земли, которую он также внимательно осмотрел. Невозмутимое, словно у сфинкса, выражение, оставшееся на его лице после всех исследований, ничего не открыло мне.

— А теперь пройдем в комнату наверху, если вам угодно, — предложил он.

Через несколько минут мы оказались в изящной, залитой солнцем спальне, не допускавшей даже мысли о том, что комната эта могла стать местом совершения преступления. Непосредственно возле окна располагалась просторная двуспальная кровать; если в этом положении она находилась и во время смерти двоих Грайс-Патерсонов, то тем самым могла чрезвычайно облегчить исполнение замысла злоумышленника-дакойта. Понс, должно быть, подумал то же самое, потому что он сразу же подошел к окну и выглянул наружу, проверил прочность лиан. Густой аромат цветов хлынул в комнату, как только он открыл окно.

— Похоже, они способны выдержать небольшого человека.

— Они выдержат мужчину весом в две сотни фунтов (девяносто килограммов), — ответил Понс.

— Мой дед посадил их сразу, как только вернулся в поместье из Малайи после смерти бабушки. Тогда он впервые посетил свой дом, — пояснила клиентка. — Мы, естественно, подумали, что убийца легко мог забраться по ним наверх, однако все ветви и листья целы, хотя по лианам лазить непросто, мистер Понс.

— Разумное предположение… но бывают и исключения. Эти окна были открыты и в те дни, когда сюда приходила смерть?

— Полагаю, что так, мистер Понс. Я помню вопросы, которые задавали после смерти моего дяди. Тогда мне было семнадцать лет, как я вам уже говорила.

— А вашим братьям?

— Им было четырнадцать и шестнадцать.

Понс оглядывался по сторонам, однако смотреть здесь было не на что, ибо комнату содержали в безукоризненной чистоте. А потом он вдруг принял решение:

— А нельзя ли устроить так, чтобы мы провели ночь в этой комнате, мисс Грайс-Патерсон?

— Конечно же, мистер Понс. Я намеревалась разместить вас в западном крыле — однако здесь вам, возможно, будет уютнее.

— Благодарю вас. Мы проведем в этой комнате одну-две ночи.

Затем несколько часов Понс бродил по дому, опрашивая слуг, и даже предпринял тщетную попытку извлечь некоторую информацию о событиях из братьев Грайс-Патерсон, которые, как и прежде, не проявили никакого желания помочь нам. Обстоятельство это вызвало у меня особые подозрения, но Понс попросту отмахнулся от него. Он ходил по садам и лужайкам, дивился разнообразию экзотических растений, деревьев и кустов — результату трудов покойного полковника сэра Рональда. И в самом деле, поместье настолько заросло, что можно было подумать, что бывший генерал-губернатор Малайи решил создать здесь, на острове у берегов Корнуолла, — насколько это позволял климат — копию своей резиденции в Малайских штатах. Однако окрестностей дома оказалось недостаточно, и Понс обошел островок и внимательно изучил крохотный рыбацкий поселок у гавани — словно бы находился на отдыхе, а не занимался расследованием одного из самых мрачных преступлений среди всех, с которыми нам пришлось сталкиваться в течение уже долгого времени.

За ланчем мы были вдвоем. Обед прошел в обществе всей семьи, что явно было неудобно для всех, кроме Понса, ибо братья Грайс-Патерсон даже не пытались скрыть своего враждебного отношения к нам. Понс тем не менее как бы не замечал этого.

— А скажите, — обратился он к Эвери, — известны ли вам условия завещания вашего покойного деда?

— Пытаетесь отыскать мотивы, мистер Понс? — с неприязнью проговорил Эвери. — А вам, сэр, следует понять, что нам хватило скандалов и без вашего вмешательства.

— Я задал вопрос, мистер Грайс-Патерсон, — напомнил Понс, занятый бараньей ножкой.

— Ответь ему, — сердитым голосом попросила наша клиентка.

— Знаю, — угрюмо буркнул Эвери.

Позже Понс спросил Ричарда:

— Не могу избавиться от следующего впечатления: по-моему, вы с братом не испытывали особой привязанности к лейтенанту Хэнуэллу?

— Да, не испытывали, — согласился Ричард. — Мы с братом одиночки. И если вы копнете поглубже, мистер Понс, то обнаружите, что мальчишкой я лазил вверх и вниз по этим лианам словно обезьяна. И не оставлял следов, — добавил он с едким сарказмом.

Понс серьезным тоном поблагодарил его, не выказывая никакой досады всякий раз, когда его очередной вопрос к братьям вызывал подобный ответ.

Лишь когда после напряженной и неприятной трапезы мы оказались снова в той комнате, в восточном крыле, Понс позволил себе чуть расслабиться.

— Ну, Паркер, вы наконец отказались от своей идеи в отношении украденного идола и дакойта?

— Нет, Понс, ни в коем случае, — ответил я с уверенностью в голосе. — Просто не могу представить тебе теории, которая свяжет факты более удовлетворительным образом. Тем не менее вынужден признать, что в том, что касается права наследования, я, как и вы, заметил, что, за исключением жениха мисс Грайс-Патерсон, каждая последующая смерть сдвигала последовательность на одну ступень.

— Ах, смерть всегда что-нибудь изменяет, — проговорил Понс. — А вы не хотите заподозрить во всех этих убийствах, скажем, Арама Мальвейдеса?

— Кого же еще? Отметим, что лишь он один из всех возможно заинтересованных сторон присутствовал при всех убийствах. В отличие от молодых людей.

— Разумная мысль, Паркер, — согласился Понс.

Поощренный я продолжил:

— Если бы мисс Грайс-Патерсон вышла замуж, пришлось избавляться от новых наследников.

— Вы предполагаете, что он желал избавиться от всех, кто мог преградить ему путь к наследству?

— Я бы сказал: или всех, или никого.

— В самом деле, если бы только ваша теория была верна. Но зачем так долго ждать, откуда эти паузы между преступлениями? Ведь он не становится моложе.

— Кто может знать, что таится в мрачных закоулках ума убийцы.

— Ну а как сумел он войти, не оставив улик? — настаивал Понс. — Прошу вас, Паркер, избавьте меня от вашего дакойта. Я и представить не могу терпеливого дакойта, столько лет готового исполнить прихоть столь терпеливого и нерешительного убийцы.

— Мне еще не удалось составить мнения о том, каким образом ему удалось незамеченным попасть в дом.

— Таков, на мой взгляд, дефект большинства составленных в кресле умозаключений, в особенности опирающихся на прочитанные романы.

Понс посмеивался надо мной, и я почувствовал себя задетым.

— Но вы, вне сомнения, уже знаете имя убийцы?

— Я подозревал его еще до того, как мы выехали из Лондона.

— Не надо, Понс… Я — человек терпеливый, но…

— Мне еще не приходилось встречать более терпеливого, способного выдержать мои идиосинкразии в течение стольких лет, — признался Понс. — Однако существует несколько факторов, способных, по моему мнению, повлиять на общее заключение. Я не люблю совпадений, хотя вынужден признать, что в жизни они происходят куда чаще, чем в литературе. Вам не приходило в голову, что самым существенным является тот факт, что все смерти происходили приблизительно в одно и то же время года?

— Совпадение.

— Я так и думал, что вы скажете это слово. Семья обитает в восточном крыле только зимой. Почему? Я кое-кого расспросил и выяснил, что такой порядок был установлен сэром Рональдом, и семья лишь следует обычаю. Это вам что-нибудь говорит?

Я признал, что факт этот ничего для меня не значит.

— Очень хорошо. Возможно, я ошибаюсь. Тем не менее я думаю, что следует считаться еще с несколькими любопытными фактами. Предполагаю, что мы должны допустить, что преступник в каждом случае попадал внутрь дома через окно?

С этим тезисом я немедленно согласился.

— И вам не кажется подозрительным, что во всех случаях не было оставлено никаких следов?.. Что под окном первого этажа не было отпечатков ног, хотя там есть где наследить?.. И на самих лианах возможный преступник не обломил ни листка, ни веточки?

— Человек достаточно легкий и тренированный мог залезть наверх, не оставив следа.

— Но, согласитесь, сделать это невероятно сложно, — запротестовал Понс.

— Ричард признавал, что в детстве он сам поступал так.

Понс улыбнулся:

— Ричард пытался уколоть нас.

— Если угодно, можете считать так, — вспыхнул я, — но не приходило ли вам в голову то, что убийства эти начал кто-то другой, а в этом поколении их продолжила новая рука?

— Так и было на самом деле, — согласился Понс. — Давайте представим, что по лианам и в самом деле можно подняться незамеченным. И тогда рассмотрим другой аспект творящейся здесь жути. Почему одно преступление от другого отделяет столь долгий срок?

— Очевидно, для того чтобы ослабить возможное внимание к происходящим здесь событиям.

— Если бы это было важно, если бы существовало желание сделать все скрытно, нетрудно выбрать менее драматический способ убийства.

— Но если кто-то обучен убивать именно таким способом…

— Ага, мы вновь возвращаемся к дакойту. Я даже не имел представления о степени вашего пристрастия к жутким романам, доктор.

— Понс, вы все смеетесь надо мной, а ведь я смертельно серьезен, — ответил я. — Есть ли иное решение, которое может столь удовлетворительным образом учесть все факты?

— Есть, и самое очевидное.

— Какое же?

— Ответ кроется в самих мотиве и методе совершения преступления.

— Понс, отвечать загадками недостойно вас.

— Тем не менее ответ и является истинной разгадкой проклятия Грайс-Патерсонов.

— Если вы настолько уверены в своем выводе, — вскричал я, — что же мы делаем здесь?! Почему мы еще не арестовали убийцу?!

— Несмотря на уверенность, я хочу получить подтверждение своих дедуктивных выводов. И я намереваюсь получить это подтверждение из естественного хода событий… а вы можете ожидать возвращения своего дакойта, ведь наше появление в этой комнате знойным летом во всех подробностях воспроизводит ситуацию, существовавшую перед каждым убийством.

— Кроме одного нюанса, — напомнил я. — Мы не являемся наследниками поместья.

— Вижу, ваш револьвер при вас, — продолжил Понс. — Надежное средство против дакойта. Я попросил, чтобы наверх прислали старую шпагу полковника; она, в свой черед, поможет мне разрубить любые петли, в которые нас могут попытаться поймать.

— Неужели вы ожидаете нового покушения?

— Скажем так: я надеюсь на него. Лучше, если мы захватим преступника с поличным.

— Понс, это просто нелепо! Нападение на нас совершенно ничем не мотивировано; подобная цепь событий полностью противоречит нашим представлениям о мотивах преступления.

— Позвольте поправить вас — вашим представлениям о них, а не моим.

— На вашем месте я приказал бы арестовать Мальвейдеса без промедления.

Понс хмуро усмехнулся:

— Не менее логично будет предположить, что покойный отец нашей клиентки убил собственного брата; что сама она лишила жизни отца, а брат ее, Эвери, сумел развить в себе достаточно ловкости, чтобы избавиться от лейтенанта Хэнуэлла… все они, прямо или косвенно, находились в линии наследования.

— А теперь, Паркер, время обеда прошло; скоро настанет ночь. В жарких широтах после ланча положено спать, а мы сегодня не отдыхали, несмотря на почти тропическую жару. Я лично предлагаю позволить себе недолгий отдых перед, как я надеюсь, бурной ночью.

* * *

Ночь действительно выдалась бурной!

Потом я нередко перебирал в памяти все события, происшедшие в дважды зловещей комнате, находящейся в имении «Лианы» на острове Уффа. Мы легли поздно, невзирая на общую усталость, но я скоро ощутил, что Понс оставил отведенную нам обоим, двуспальную кровать и уселся в большое и старомодное кресло-качалку, находившееся напротив открытого окна, так, чтобы можно было одновременно наблюдать и за ним и за постелью. Дверь в комнату за его спиной была заперта. Мы устроили в комнате все, как было в ночи обоих убийств, происшедших в этой комнате. Не будь я столь утомлен долгой ночной поездкой и полным хлопот днем, то не уснул бы: в комнате было жарко и душно; однако далекий рокот прибоя убаюкивал, и я скоро забылся. Последнее, что я запомнил, было суровое и бдительное лицо Понса, сидевшего со шпагой покойного сэра Рональда в руке; взведенный револьвер лежал у меня под подушкой, готовый к стрельбе.

Не знаю, сколько я проспал, но пробудило меня удушье. Ощутив себя в хватке неведомой мне силы, я попытался вскрикнуть, но не сумел. И прежде чем я успел схватиться за револьвер, прежде чем успел осознать происходящее, ощутил, как кто-то выволакивает меня из постели.

Охваченный ужасом, я увидел размахивавшего шпагой Понса, хотя жизнь словно бы оставляла мое тело… Сдавленное горло ощущало множество мелких уколов, руки и лицо тоже. На короткий миг я увидел жуткую, необъяснимую, кошмарную, полную предчувствия близкой смерти картину отчаянного сражения Понса с врагом, которого я не чувствовал, но лишь ощущал… как шнуры, впивающиеся в мое тело.

А потом я потерял сознание.

Когда я пришел в чувство, Понс стоял надо мной, растирая мне лоб.

— Слава Богу, Паркер! — воскликнул он. — Я никогда не простил бы себе, если бы с вами что-то произошло в результате моей неосторожности.

Ошеломленный, я с трудом сел.

— А где убийца? — выдохнул я, оглядываясь в поисках распростертого тела.

— Убийца — если можно считать его убийцей — мертв уже двенадцать лет, — ответил Понс. — Это полковник сэр Рональд Грайс-Патерсон. Он мертв, но оружие его действует.

И тут я увидел вокруг себя на полу мясистые обрубки стеблей того вьющегося растения с алыми цветами, которое покрывало восточную стену дома, и понял, что именно его плети пытались удушить меня в смертоносных объятиях и лишить жизни, как братьев Грайс-Патерсонов и лейтенанта Хэнуэлла, — во сне.

— Переживание ни с чем не сравнимое, — заметил Понс, помогая мне подняться на ноги. Я задремал и проснулся, когда от постели донесся какой-то шум. Ветви уже тянулись сквозь открытое окно, ощущая спящую добычу… все окно было заполнено плетьми и ветвями, зрелища этого я никогда не забуду.



Утром, сидя в купе поезда, направляющегося из Пензанса в Лондон, — Понс не позволил нашей клиентке отвезти нас домой на автомобиле, и мы пробыли в «Лианах» ровно столько, сколько нужно было, чтобы убедиться в том, что смертоносная лиана вырублена из земли с корнем, — друг мой принялся задумчиво рассказывать о только что пережитом странном приключении.

— Обстоятельства смертей с самого начала явно свидетельствовали о природе убийцы. Все смерти произошли в комнате на восточной стороне дома, той самой, возле которой обнаруживались мертвыми собаки и кошки… летним утром, в жару. «Как удастся мне пережить месяц август!» — воскликнула — помните? — мисс Грайс-Патерсон. Более того, они происходили ночью, когда жертвы спали, позволяя тем самым безмолвному убийце незамеченным удушить их в своих объятиях, которых человек бодрствующий мог бы легко избежать.

Лиана эта, вне сомнения, выведена самим сэром Рональдом; безусловно, она сродни анчару и подобно некоторым растениям является плотоядной, обретающей максимальную активность в пору особого роста и цветения, в середине лета. Конечно, привезена им с Малайи. Как ни странно, никто не подумал проверить наличие крови в телах убитых ею людей и животных, поскольку растение, в буквальном смысле этого слова, является вампиром. Сэр Рональд знал обо всем этом. И ему было прекрасно известно, почему он избегал летом восточного крыла дома; то, что семья вообще уцелела, объясняется лишь тем, что они следовали обычаю, не понимая его. Все Грайс-Патерсоны могли и не дожить до нынешнего дня.

Причины, побудившие сэра Рональда посадить это растение на Уффе, скрыты от меня временем. Возможно, мизантропия действительно заставила его устроить своим потомкам смертоносную и безжалостную ловушку, чтобы в конечном счете владение унаследовал его бывший ординарец. Возможно, ненависть к человечеству лишила его душевного равновесия. Не следует забывать о том, что старик терпеть не мог весь людской род, включая собственную семью. Быть может, именно здесь и следует искать корень зла, родившего проклятие Грайс-Патерсонов. Мысль интересная, но правды мы никогда не узнаем.