— Наука требует жертв, — батон, похоже, даже не чувствует никакой вины. Наверно, сбить корабль для них, как из жука навозного кровь высосать.

— А где сейчас мой корабль. Или, все, что от него осталось?

— Все будет нормально, — неопределенно пообещал батон, — Мы, кстати, пришли. И ничего не бойтесь. Мы ведь вас привезли сюда не только ради нашего великого эксперимента. Эксперимент это так, вторично.

— А что первично? — не нравятся мне недоговоренности.

— Со временем все узнаете. Проходите сюда. Голову пригните, двери низкие. Ой, извините великодушно. Я немного замешкался и забыл. Зато они у нас широкие. Сюда.

Потирая так некстати полученную шишку, я, в полусогнутом положении, проследовал за батоном в просторный зал. По стенам аппаратура расставлена. Все чистенькое, светленькое. Посередине стол стоит, белой простынею накрытый. Со столом рядом тумбочка. На тумбочке клещи, топоры, ножовки по металлу и по дереву, стамески и молоток с гвоздями.

— Присаживайтесь, — батон показал на стол, — Мы вас покидаем. Нет, не надолго. Сейчас вами займутся наши ученые-светочи. А потом, если все будет хорошо, я покажу вам наш парк. Знаете, как мы между собой его называем? Юркин парк. Юрк? Это наш гениальный ученый, который первым сформулировал принципы кровной мести…. Извините, кровной генетики, конечно. А вот, кстати, и наш великий Юрк.

Батон, густо покраснел, словно его только что вытащили из микроволнового разогревателя и поспешно удалился.

— Тебе не показалось странным? — Кузьмич задумчиво провожал взглядом быстро удаляющийся батон. Я сразу понял, о чем хотел сказать бабочек. Слова о кровной мести. Это не простая оговорка. Что-то здесь не так.

Я повернулся в сторону великого Юрка, который приближался к нам неторопливой, чуть шаркающей походкой. На первый взгляд его внешний вид ничем не отличался от наружности батона. Те же самые круглые формы. Тот же красный галстук на подбородке-поясе. Разве что корка у Юрка была слегка зачерствелая, местами покрытая мохнатой белой изморозью плесени.

Сопровождали Юрка два охранника-батона с ножиками в обеих руках и с третьим тесаком в беззубом рту. Взгляды у них были черствые и не внушали никакого доверия.

— Здравствуйте, — Юрк, не глядя в глаза, поздоровался и взгромоздился на широкий ящик. Как он умудрялся сохранять равновесие, соприкасаясь со стулом только одной точкой тела, для меня оставалось загадкой.

— Привет, — ответил я. Кузьмич, желая показать, что он вполне воспитанная собака, кивнул головой.

— Что же, вы, батенька, стоите? Присаживайтесь на свое место, — Юрк погладил белую простыню.

Делать нечего. Пришлось запрыгнуть на стол. И то верно. В ногах правды нет. Сидеть не стоять. Правда, несколько смущает тумбочка со слесарными принадлежностями.

Юрк поставил локти на край стола и положил голову-туловище на ладошки.

— Вы, наверно, хотите узнать, для чего мы вас поймали и привезли сюда? Несомненно вы также спросите, кто мы и что мы? Можете просто кивнуть, тратить драгоценные слова совершенно не нужно.

Я кивнул. Мне было просто жутко интересно узнать все то, о чем только что сказал Юрк.

— Хорошо. Пока мои ассистенты готовят все необходимые инструменты, я поведаю вам все, что в моих силах.

Ассистенты, батоны, которых я вначале принял за охранников, перешли к тумбочке и стали старательно раскладывать слесарно-плотничный инструмент, предварительно каждый из них протирая чистой тряпочкой. Похвальная аккуратность.

— История нашей расы насчитывает многие миллионы и миллионы лет. Произведенные раскопки указывают на то, что первые ростки нашего общества появились в те времена, когда даже звезды не имели насиженных мест и метались по вселенной в поисках постоянного пристанища.

Один из ассистентов задумчиво посмотрел на меня и стал напильником натачивать зубья двуручной пилы.

— Несомненно также и то, что нам известен первый прародитель нашей расы. Согласно старинным преданиям его звали Кол О,Бок. Специалисты считают, что данное имя указывает на то, что наш далекий прародитель имел недюжию силу и ломал о свое тело колья, бревна, не говоря уже о сваях. К великому сожалению история не сохранила нам святых мощей нашего великого прародителя. Вы улавливаете смысл, уважаемый?

Я угукнул. Улавливаю. И даже больше, чем может показаться на первый взгляд. Интересно, что бы сказал паПА, если бы узнал, что у него в сейфе лежат священные мощи прародителя Кол О,Бока.

— Вы, стало быть, колободчане? — поинтересовался я. Это ведь естественно. На Земле земляне. На Марсе марсиане. А здесь, стало быть, колободчане.

— Здесь вы, молодой человек, ошибаетесь. Мы не имеем права называться именем прародителя. Условности, знаете ли, предрассудки. Мы раса, которая называет себя тимуровцами.

Юрк поправил на шее-талии красный галстук и почему-то вскинул согнутую руку к макушке. Его ассистенты, отложив в сторону инструменты повторила его жест.

— Наше предназначение служить добру, — Юрк пригладил топырящуюся плесень, — Помогать ближнему и прежде всего самим себе.

— Мой корабль…, — ну надо же узнать зачем пустили на дно Вселенский Очень Линейный Корабль.

— Это было необходимо, — слишком кротко ответил Юрк, — Мы действовали исключительно в ваших интересах.

— Вот как? — терять любимый корабль никогда не было моей мечтой.

— Именно. Вы потеряли одну вещь, и мы хотели вам ее вернуть. Мы же тимуровцы, самая честная раса во вселенной. Но на все запросы наших звездных кренделей вы не отвечали. Пришлось открыть предупредительный огонь.

— Подождите, подождите, — мысли о корабле мгновенно отошли на второй план, — Вы сказали, что я что-то потерял? Неужели это…

— Абсолютно верно. Это вполне живой человек. Весьма симпатичный, на наш взгляд. И что самое интересное, совершенно нам не нужный. Внешний вид, правда, несколько не соответствует вашему, но думаю различные пластические операции помогут придать этому вполне сносные черты.

Я уже готов был упасть в обморок, а еще лучше расцеловать в плесневелую макушку самого Юрка. Неужели я нашел свою куколку. Так неожиданно. Просто не вериться. Это чудо, необыкновенное чудо.

— Где же она, — я соскочил со стола, — Приведите ее!

Юрк слегка задумался.

— Странно, — наконец, сказал он, — Мы почему-то думали, что этот человек мужского пола.

— Да ее все путают, — я вертел головой по сторонам, радостный от перевозбуждения. Или возбужденный от радости. Для меня это одно и тоже, — Она, знаете, как по морде может вдарить? Лучше любого мужика.

— Да?? — Юрк похлопал глазами, — Что ж. Даже наука может ошибаться. Любезный, провидите этого… эту женщину.

Ассистент, который натачивал на круге топор, проследовал через лабораторию и скрылся за дверью. Прошло несколько томительных минут, в течение которых я то вскакивал со стола, то вновь присаживался. Юрк в это время монотонно рассказывал о многочисленных добрых поступках, совершенных тимуровцами в различные исторические эпохи. По большей части это было сшибание инопланетных звездолетов, оказавшихся слишком далеко от дома.

В дверь просунулась голова ассистента вместе с остальным телом.

— Заводи, любезный, — махнул рукой Юрк.

Ассистент посторонился, пропуская вперед то, что привел с собой.

Если кто-то думает, что перед моими глазами стояла целая и невредимая Ляпушка, тот глубоко и обидно ошибается.

Покачиваясь на широко расставленных ногах, с прозрачной канистрой, наполненной, наверняка, коньяком, с многочисленными дырками от пуль, снарядов и зарядов, стоял бармен собственной персоной.

Я застонал, закрывая глаза, что бы не видеть это несчастье. Я так и знал, что Волчара, гаденыш, наврал про перенос во времени. А я купился! Поверил! В широкополую шляпу и лошадь. Дурак. Но бармен тоже хорош. Тебе голову напрочь отстрелили? Отстрелили. Ну и помирай себе потихонечку. Так нет. Шляется по свету и тьме, расы целые беспокоит.

— Это не мое, — заявил со всей серьезностью я, — Мой повыше был и курил постоянно.

— Ну и ладно, — легко согласился Юрк, — Если не ваш, найдем других хозяев. А пока он побудет у нас и мы узнаем, почему он так долго существует?

— Проспиртован, — авторитетно заявил я, даже не подозревая, что через несколько лет великий ученый Юрк откроет секрет долголетия для своей нации. Проспиртованный батон, оказывается, будет жить в два, а в то и в три раза больше, чем обычно. А если его еще и одеть в пластиковый антибактериальный скафандр, то жизнь увеличится несоразмерно.

Но все это будет через несколько лет. А сейчас Юрк даже не придал моему предположению должного внимания.

— Так, значит, я могу быт свободен? — предположил я, — Найденная вами фигура не является моей, следовательно, вы зря подбили мой корабль, и…

— Давай вот без этого, — перешел на более легкую форму обращения Юрк, и подал знак свои ассистентам. Пока те скручивали мне руки и тщательно уклонялись от укусов, он тщательно протер руки маслом подсолнечным и просушил их, размахивая по сторонам.

— Сволочи, — по причине абсолютной округлости ассистентов, мои руки скользили по их телам, не имея возможности за что-нибудь зацепиться и произвести контрприем из арсенала охотника за бабочками. Кузьмич, честь и хвала героям, перестал гавкать и самоотверженно врезался со всего маху в батоны, пытаясь сбить их с ног. Но разве такую махину свалишь? Ассистенты Кузьмича даже не замечали.

— Крутите сильнее, — посоветовал Юрк батонам, — А то этот индивидуум начнет требовать компенсацию за свой металлолом. Того и гляди побежит жаловаться, что с ним обошлись грубо и не по правилам. Да врежьте ему пониже пояса. У них там шоковый центр. Вот так, это по-нашему. По тимуровски.

Перенести боль в шоковом центре способен не каждый. Тем более я, урод, у которого не было ни одного искусственного органа. Уговаривал паПА в свое время поставить металлокерамику, да я, дурак, не согласился.

— Собаку привяжите к ножке, — приказал Юрк, когда со мной было покончено и я, позорнее времени не помню, лежал распластанный на белой простыне со связанными руками и ногами.

Кузьмича отловили при помощи обыкновенного сачка и привязали туда, куда поступило распоряжение. К ножке стола. А чтобы Кузьмич не шибко тявкал, заклеили рот супер клейкой лентой.

— Вот теперь мы с тобой поговорим на более близком расстоянии, — Юрк пододвинулся поближе к столу.

— Пилить будешь, — скосил я глаза на двуручную пилу. Кричать и дергаться со связанными конечностями много ума не требует. А вот разобраться что к чему и по возможности подготовиться, совершенно необходимо.

— Ты все увидишь сам. И поймешь, если не совсем отупел в космосе. Подайте-ка мне клещи.

— А зачем вам этот ужасный инструмент? — безмятежно поинтересовался я, наблюдая, как Юрк проверяет на специальной установке момент отворачивания, откусывания и выдергивания. Все датчики указывали на то, что параметры у клещей согласно требований стандарта.

— Перед тем, как заняться исследованиями, я позволю еще немного рассказать о нашем обществе, — щелкая перед моим лицом, задумчиво произнес Юрк, — Иначе ты, человек, не поймешь всю торжественность своего предназначения.

— А может, отпустите, пока не начали, — я стал немного паниковать, что, впрочем, не слишком характерно для моего выдержанного характера охотника за бабочками.

— Не отпустим. Любезные, приготовьте мыло и стробоскоп, — ассистенты умчались за мылом и этим… копом, — Дело в том, что мы вот уже много лет ищем шестой элемент.

— Шестой элемент?

— Именно. Без него наша цивилизация может погибнуть. Я объясню. Объяснять, наш девиз. Согласно древним преданиям наш прародитель был уничтожен шестью силами. Шесть темных сил были причастны к его гибели. Пять из них мы нашли и они готовы в любой момент послужить нам для высшего назначения.

Я тихо заскулил, но Юрк не обратил на писк внимания.

— Шесть элементов. Шесть сил. Даже представить страшно, как много мы сделали, чтобы найти их. Три элемента ты, человек, кажется, уже мог видеть. Это длинноухий элемент, рыжий элемент, серый элемент. Четвертый ты не видел, но слышал. Его мы нашли совсем недавно. Сбили корабль, обыскали и, к нашему великому удивлению, обнаружили то, что уже отчаялись разыскать. Может быть я тебя с ним познакомлю. В чем-то, вы, несомненно, похожи.

— А пятый? — мне стало интересно, чем все это закончится.

— Пятый? Пятый, собственно, не элемент, а конструкция. Это слишком сложно, ты не поймешь. Если в общих чертах только… Напоминает небольшой домик из прямоугольных кирпичей с высокой температурной средой внутри. Именно в этой конструкции, по преданию, зародилась жизнь нашего прародителя.

Пришли ассистенты. Принесли мыло и прочее с труднопроизносимым названием.

Юрк понюхал маленьким носом мыло и остался доволен.

— Хозяйственное! Противобактериальное. С содой и клубничным ароматом. Дерьма не держим, — и обращаясь ко мне, — Нравиться клубничное?

Мне было все равно, земляничное, гвоздичное. Да хоть и из того, чего здесь не держат. Меня другое в данный момент интересует.

— Юркаша, ты не отвлекайся. Про шестой элемент забыл рассказать. И каким таким боком я к этим элементам отношусь?

— Тогда пусть останется земляничное, — Юрк аккуратно положил мыло на мой живот, — А что касается шестого элемента… Шестой элемент самый главный.

— Согласно старинным преданиям… ну… — поторопил я Юрка. Ассистенты уже тащили к столу здоровенную, сверкающую трубу, которая, я даже боялся себе в этом признаться, называлась стробоскопом. Хм, когда припрет сразу название вспоминается.

— Согласно преданиям шестой элемент являлся заказчиком зверской расправы над нашим прародителем Кол О,Боком. И шестой элемент, по нашему мнению, это ты. Вот такая грустная история. Начинаем любезные. Клиент услышал все, что хотел. Пора приступать.

Если бы я не был таким честным, то, несомненно, в этом месте написал бы, что, мол, я поднатужился, поднапружился, порвал веревки и перевешал всех потомков Кол О, Бока. И тогда бы мне пришлось описывать все то, через что мне пришлось пройти.

Но я всегда являлся самым честным охотником за бабочками и привык выкладывать всю правду. Какой бы она не была позорной и отвратительной.

То, что сделали со мной, я знаю, будет сниться мне по ночам еще долгие годы. То, что сделали со мной слишком бесчеловечно и противоестественно. Это было ужасно.

Юрк клещами разжал мне рот, а ассистенты, вложили туда притащенную блестящую трубу. Потом навалились всей своей массой на концы трубы, не давая мне ее выплюнуть. Потом, по команде Юрка, ассистенты мгновенно откинули трубу в сторону, а вместо ее запихали в рот кусок земляничного мыла.

Я по инерции стиснул зубы, практически насквозь прокусив кусок. Но сделать мне это не позволили, вернув на место трубу.

Юрк извлек обслюнявленное хозяйственное земляничное, обтер его и посмотрел на свет.

— Превосходный оттиск. Просто великолепный. У тебя что, одного зуба не хватает?

Я замычал, страшно ворочая глазными яблоками. То, что я хотел сказать не важно. Любой может представить себя на моем месте.

— А на восьмом зубе начинается кариес. И скрежетать зубами поменьше надо. Эх вы, люди! Такое богатство вам досталось, а вы не бережете. Вот если бы у нас…, — Юрк беззвучно пощелкал беззубым ртом, — Освободите его, любезные. Но не развязывайте.

Ассистенты вынули трубу и отошли в сторонку. И правильно сделали. Я отплевывался от земляничного минут пять. И долго, и далеко.

— Попросили бы, сам надкусил. Зачем связывать надо было? — ворочая языком, проверяя, не осталось ли где земляничного вкуса, спросил я Юрка, который продолжал любоваться слепком.

— Неужто? — удивился Юрок, — Может быть, но так надежнее. Со злости всегда надежнее получается. Сейчас мы его сверим с исходным отпечатком, и тогда решим наши дальнейшие шаги.

— Что за исходный еще?

— У нас нет всех мощей нашего прародителя Кол О,Бока. Но небольшой фрагмент все же сохранился. Это кусок тела с отпечатками зубов заказчика.

— Вы хотите сказать…

— Совершенно верно. Если они окажутся идентичны с вашими, то наши поиски завершены. А это значит, что вскоре свершиться знамение. Я сейчас. Любезные, присмотрите за ним.

Юрк удалился, шаркая ножками, а я остался лежать связанным столе, в компании двух ассистентов. Вроде бы ничего, но слишком молчаливые они оказались. И нервными. Один сразу же ухватился за наточенный топор, а второй взял шило.

Поэтому я не стал делать попытки к освобождению, полагая, что работа у батонов и так нервная и мои действия могут привести к окончательному психическому срыву. Лучше подождать великого ученого. В конце концов только самое тупое существо во всей Великой Галактике не знает, что отпечатки зубов строго индивидуальны. Как и отпечатки пальцев. Как и радужная оболочка глаз. Как и спектральный анализ выпускаемых газов. Взрывающихся звезд, конечно, чего же еще.

Придет, вот, Юрк и скажет, просим мы у тебя, человек прощения. Ошибочка вышла. Прими наши самые огромные извинения. Тебе за причиненный ущерб новый космический корабль, крендель по-ихнему. А собачке твоей суповой набор искусственных косточек.

Двери распахнулись, и на пороге появился сияющий, как свежеиспеченный блин, Юрк. Он держал в одной руке кусок мыла с моими отпечатками зубов, а во второй целый рулон перфокарт.

Он подбежал к столу и попытался меня расцеловать. Но не получилось. Помешал живот, совмещенный с шеей и головой.

— Мы сделали это, — возбужденно зашептал Юрк, показывая мне перфокарты.

— Не сошлось? — еще была, была маленькая надежда. Но радостное лицо во се тело подсказало, мне ничего не светит.

— Сошлось, еще как сошлось. Вероятность ошибки, ты только вслушайся в эти цифры, человек, вероятность ошибки составляет всего одну ста миллионную процента.

— Ну что ж, — вздохнул я, — Отсутствие результата тоже результат. Раз не пригодился вам, то пойду я. Меня и так заждались.

— Ты наверно меня не понял, — Юрк стал серьезен, — Мы нашли шестой элемент. Понимаешь? Ты не виноват, что все сошлось. Скорее всего именно твой прародитель, если так можно выразиться, был заказчиком.

— Потомок за прародителя не отвечает, — сделал я слабую попытку восстановить истину. Но разве можно добиться справедливости, лежа голышом на столе, покрытой белой простынею.

— Хватит болтовни, — перебил меня Юрк, — Наша цивилизация слишком долго ждала этого дня. Уже оповещены все средства массовой информации. Нация в ожидании действа. Поднимите его и тащите в зал Возрождения.

— А это еще что такое? — успел спросить я, уже находясь на руках ассистентов.

Но ничего не ответил Юрк. Он уже углубился в изучении перфокарт, все еще не веря в привалившее счастье.

Я хоть и маленький, но тяжелый. Бедняги ассистенты сдохли через десять шагов. Но они были умными ассистентами. Сбросили меня на пол, ухватились за ноги и потащили, не слишком заботясь о состоянии моего затылка. Главное, чтобы челюсть осталась целой, а все остальное роли не играет.

Когда волокли по ровной поверхности, еще ничего. Так, в затылке шуршит только. А вот ступени совсем иное дело. Язык раза два прикусил. И что обидно, до крови прикусил, чего со мной еще ни разу в жизни не случалось.

Перед залом Возрождения, как я понял, меня все же подняли на ноги. Может у них считалось неприличным входить в помещение с низко опущенной головой, а может и наоборот, с высоко задранными ногами. Их же, батонов, никто не поймет. Так или иначе, ассистенты подхватили меня под мышки и мы все трое ввалились в требуемое место.

Я бывал на различных планетах, и видел немало красивейших мест. Но зал Возрождения даже на меня произвел впечатление.

В центре зала сооружение о котором, без всякого сомнения, упоминал Юрк. Кирпичная конструкция, покрытая белым пластиком. В этой штуковине сбоку имелось отверстие, куда во время нашего с ассистентами появления, посторонний батон накладывал сухие напалмовые брикеты. На верху конструкции круглая труба, уходящая высоко в потолок и скрывающаяся там.

Далее.

Зал Возрождения представлял собой строгий пятиугольник, из пяти стен которого над конструкцией с трубой нависали импровизированные языки. Все разного цвета. Белый, рыжий, серый, коричневый и желтенький в красную полосочку.

Их предназначение стало мне понятным сразу же после того, как на трех первых языках я заметил привязанных животных. Длинноухого, Рыжего и Серого. Бедняг давно хватил старый друг всех испуганных Кондрат и они безучастно взирали с высоты на простирающуюся под ними суету.

Подоспел Юрк. Он важно раскланивался другим батонам, которые постепенно наполняли зал. Все отмахивал рукой, и ему также отвечали. Замечено, кстати, что у диких народов всегда нетрадиционное приветствие.

— Это зал славы, — сказал мне он, потрепав за подбородок, — Мое имя просвистит на всю галактику. Вся нация будет рукоплескать мне на субботних показах. Прелестно. Да! Я же не познакомил тебя с четвертым элементом. Мы только что выловили его в самых густых кустах парка. Разреши представить, наш четвертый элемент.

Я повернул голову и остолбенел.

К лестнице ведущей на четвертый, коричневый язык, тащили слабо упирающегося Министра Культуры Земного Содружества товарища Медведева.

— Мама родная… Это ж…

— Знаком? — Юрк стаскивал с пояса-шеи красный галстук, готовясь напялить на себя белый халат. Бумажный кулек с прорезями для рук и ног.

— И это четвертый элемент? — я еще мог представить себя в качестве одной из частей дикого эксперимента, но Министра!? — Вы тут совсем сдурели. Это ж живой человек!

— Ты о себе беспокойся. Человек, понимаешь! А когда нашего прародителя жизни лишали, забыли об этом звании? Наверняка ведь считаете, что человек, по-вашему, звучит гордо? А у нас, у тимуровцев, совсем все наоборот. Тертый калач, вот что гордо звучит.

— Я хочу с ним поговорить, — как можно более твердо заявил я. Юрк взглянул на настенные часы в виде бублика, и кивнул головой.

— Поговори, коль охота. Время есть.

Выразительно взглянув на собирающихся мне помочь ассистентов, я запрыгал в сторону Министра Медведева. Пару раз, запутавшись в валяющихся на полу кабелях я падал, вызывая непонятный истерический смех среди представителей нации батонов. Чего, чего, а падать шарообразные булки не умели. Куда ни шлепнись, везде пятая точка.

Когда Министр Культуры заметил, что к нему, подпрыгивая, приближаюсь я, он чуть в обморок не свалился. Увидеть знакомое лицо, хоть и не имеющее полного гражданского статуса, в этом аду, наверно, что-то значит. Министр открыл рот, и завопил на весь зал Возрождения:

— Родной! Ты! Здесь! А где спасатели? Где героический космический флот Земли? Где дежурная рота прапорщиков с огнеметами? Где моя личная секретарша?

По опыту зная, что у людей в такие минуты просыпается длительное шоковое состояние, я, подпрыгов как можно ближе к Министру, изо всех сил боднул его головой в толстый и мягкий живот. Жаль, до подбородка не достал, поэффективнее бы было. Ну и так сойдет.

Министр прекратил орать, по причине сбившегося дыхания, любезно предоставив мне вставить пару фраз.

— Спасателей нет. Где Земной космический флот не имею понятия. Прапорщиков с огнеметами, насколько мне известно, запретили специальной конвенцией, как оружие массового уничтожения. А секретарша симпатичная?

Министр перевел дыхание, повертел головой, убеждаясь, что кроме урода вокруг из землян никого нет и только тогда понял, что все его вопросы напрасны. На глазах появились слезы, он прижал меня к своей груди и стал гладить по голове.

Давно заметил, что некоторые люди могут без всякого стеснения нарушать законы Великой Галактики и плевать на возможность попасть в поселенцы в особо нестандартных ситуациях. При нормальных обстоятельствах Министр бы на меня даже не взглянул. А тут, видишь ли, любовь к ближнему взыграла.

— Да отпустите вы меня, — отпихнулся я от теплого живота, — Не для того я двадцать метров прыгал. Ну же!

Министр всхлипнул, но отстранился.

— Как вы сюда попали, Министр? Чего дома не сиделось? С прапорщиками и секретаршами.

Министр тяжело вздохнул, показывая всю трагичность ситуации и быстренько рассказал, как было дело.

Летел на собственной яхте на жаркие пляжные комплексы Андромеды-два. (Дерьмо там, а не пляжи. Зато нет сухого табачного закона. Кури сколько влезет, хоть на толчке, хоть у центрального фонтана.) Естественно, жене сказал, что за картошкой на дачу. Летел он летел, значит, вдруг сверху ослепительный луч света. Все приборы вырубило одним махом. Министр давай яхту заводить по-новому. Дыр, дыр. Дыр-дыр. Ничего не выходит. Только вольфрамовые аккумуляторы посадил. (Дурень, надо было попробовать инерцией воспользоваться. Завелось бы корыто с пол-оборота).

Убедившись, что яхта мертва, Министр выбрасывает в открытый космос спасательные буи с радиопередатчиками. Потом бросается выяснять, что же все-таки случилось?

И тут появляются потомки Кол О,Бока собственной персоной. В зеленых пленочных скафандрах. Сердце у Министра слабенькое и он падает в обморок.

Спустя какое-то время, Министр ни хрена не помнит, очнулся в кустах малины. Первая мысль, конечно, о спасении. Но не тут то было. Рядом стоят существа, напоминающие хлебобулочные изделия и суют ему в рот пряники. Делать нечего, пришлось скушать все двадцать пять килограмм. Жить-то хочется. Хлебобулочные изделия возрадовались и удалились, оставив его на подножьем малиновом корму. Как жив остался, до сих пор не знает.

Заканчивался рассказ Министра тем, что не далее как час назад его, задерганного и умирающего от пере кормления медовыми пряниками, выловили и притащили сюда.

— И что они собираются делать со мной, я не знаю, — закончил свой коротенький рассказ Министр Медведев и вопросительно взглянул на меня.

Всего, конечно, я не знал, но был уверен, что ничего хорошего с ним не случится. Об этом я и доходчиво сообщил Министру.

Министра мое сообщение расстроило чрезвычайно жутко. Губы у него задрожали, а в глазах вновь появилась влага. От всего этого и у меня в носу защипало. Когда один помираешь, легче. А если вдвоем и более, то хочется всегда показать, что тебе гораздо хуже, чем всем остальным.

— И никаких шансов? — прошептал Министр.

Я пожал плечами.

Может шанс и был, не знаю. Тимуровцы могли использовать нас каким угодно образом.

— Надо отсюда драпать немедленно, — Министр заговорщицки подмигнул, — Ты сможешь это организовать?

Я чуть не рассмеялся. Ну дает дядя! Я тут спеленатый, как кукла, весь веревками обмотанный, и должен что-то организовывать.

— Почему вы думаете, что я могу что-то для вас сделать? А? — чем выше начальство, тем больше оно верит в своей народ.

— Но ведь ты же охотник за бабочками, — Министр сделал удивленные глаза, — В свое время я собрал о тебе некоторые сведения, для личного пользования, конечно. Ты же, урод, выходил сухим из всех смертельных ситуаций.

— А вот про урода не надо, — обиделся я, — Мы сейчас все уроды. Не взирая на рост, массу и другие отличительные признаки. Взяли тоже моду, как что, так урод. А по поводу всего остального… Шпионили значит? Да, ладно. От меня не убудет. А спасти вас я, наверно, вряд ли смогу. Разве чудо какое.

— Вот, вот, — Министр мгновенно схватился за эту ниточку, — Сделай, пожалуйста, чудо. Спаси меня. Ну, и себя, конечно, тоже. И тогда озолочу.

— Двадцать пять миллионов брюликов плюс налоги, — а вдруг какая заковырка получиться? Может и не собираются нас бублики жизни лишать? Промурыжат, да на волю отпустят. Тогда и счет можно предъявить.

Министр был согласен на все. Даже на немедленное подписание чека. От ничего не стоящей в настоящее время бумажки я отказался. Взял простое министерское обещание. Ведь всем известно, что крепче клятвы Министра во всей вселенной ничего нет.

— И как ты собираешься меня спасать? — спросил Министр, буквально на глазах приходя в себя. Вот что значит вера в надежного человека.

— Не знаю. Пока не знаю, — лицо Министра погрустнело, и я немного скорректировал ответ, — Но есть небольшие задумки. Вы же знаете, что в нашем деле, деле охотников за бабочками, даже небольшие задумки могут привести к весьма неожиданным последствиям. Есть план. Понятно?

Министр важно закивал. Уж кто-кто, а он знал, что такое плановое ведение хозяйства.

— Долго еще? — это Юрк. Надоело стоять в одиночестве. Кстати, вот у него и поинтересуемся, что там с нами собираются делать.

— Юраша, а вот это самое действо, — я показал подбородком на разноцветные языки, — Оно не слишком больно?

Главный ученый нации оттопырил нижнюю губу и критически осмотрел нас с Министром.

— Если выдержите двадцати тысячный пончиковый разряд, что в принципе невозможно, то может быть немного больно. Впрочем, можете во время Возрождения кричать. Говорят, что это иногда помогает. Сам я не пробовал. А что это с четвертым элементом?

Четвертый элемент в обличии Министра Культуры Земного Содружества медленно валился на пол. Напоминание о двадцати тысячном пончиковом разряде его доконало. Меня тоже. Но я не подал виду.

— И как это будет выглядеть? — в любой информации тренированный мозг способен отыскать слабое место. И сейчас, своими вопросами, я пытался получить как можно больше слабых мест.

Юрк побарабанил пальцами по пузу с заплесневелой корочкой, но решил, что разглашение интересующей меня информации не является государственной тайной и выложил все, что знал.

— Пончиковый разряд, накопленный нами за пятьдесят лет, вылетит вон оттуда, — Юрк показал на острый стержень в потолке зала Возрождения, — Он пронзит своим инерционным потоком четыре составляющие, чтобы пройдя через них и, сгенерировав высокочастотные генные колебания, устремиться к пятому элементу. То есть заказчику.

— Ко мне, — понимающе кивнул я.

— Вы неплохо соображаете для человеческого представителя. В другое бы время я с удовольствием бы с вами поработал поплотнее.

— Да чего уж там, — смутился я, — А то, что мы люди весьма сообразительны, это точно подмечено. Смогли же вашего прародителя Кол О, Попу замочить.

— Кол О, Боку, — чуть нахмурившись, поправил меня Юрк.

А не хрен сомневаться в умственных качествах человечества.

— Вы к технической стороне поближе, — напомнил я, — Мы остановились на том, что луч ваш устремиться к пятому элементу. А дальше?

— Расплавив пятый элемент до атомных составляющих, — в этом месте у меня нервно задергались все атомные составляющие, — пучок разряда попадет в энергетический уловитель аппарата для Возрождения и воспламенит находящиеся там напалмовые брикеты. В результате горения данного вида топлива внутри аппарата создастся высокая температура и начнется сам процесс Восстановления прародителя.

— Из чего?

— Протеиновая масса, разработанная нашими генетиками уже находиться в заранее подготовленных формах аппарата. Не хвастаюсь, но хочу отметить, что процентное содержание протеиновой постоянной к гидромассе выверено безупречно. Содержание содового составляющего три процента. Дрожжевые консерванты десять процентов. Глюкоза…

— Подождите, — остановил я Юрка, который ударился в цифры, ничего для меня не значащие, — Вы хотите сказать, что пять элементов вам нужны для того, чтобы зажечь в этой чертовой конструкции простой огонь?

Юрк изумленно похлопал меня по плечу.

— Превосходно! С вашим умом только теории относительности открывать.

— Относительность подождет, — до меня дошла наконец вся элементарность процедуры восстановления, — Если вам нужен простой огонь, то почему бы ни воспользоваться … я не знаю… спичками. А хотите, я разожгу костер исключительно с помощью двух палочек?

Юрк задумался, изучая меня пытливым взглядом.

— В этом что-то, несомненно, есть, молодой человек. Мы, члены ученого совета, как-то не рассматривали данную возможность. Интересно, интересно. Спички, говорите? И брикеты загорятся? Вы уверены, коллега?

— Ха! Вы еще спрашиваете, — свобода присела рядом и во все зенки наблюдала за нами, — Устрою самый настоящий тимуровский костер. И батон ваш прародительский восстановится за милую душу.

Юрк почесал затылок с правой стороны. Хотя, может он почесал и поясницу, но все с той же правой стороны.

— Создание высоких температур без использование разрядов высокой плотности, — забормотал он, — Восстановление с минимальными затратами. За это можно получить Сдобовскую премию.

— Половину мне, — вставил я, мысленно приплюсовывая энную сумму к двадцати пяти миллионам Министра.

Наверно, не стоило мне заводить разговор об этой половине. Глазки Юрка забегали, он весь покрылся коричневыми пупырями и с него стали падать на пол целые хлопья белой плесени. Сгниет, а премией делиться не станет.

— Ну вот что, коллега, — Юрк весь собрался, стал серьезным и деловым, — Ваше предложение заслуживает всевозможных похвал, но боюсь, что в настоящее время наша великая нация не сможет им воспользоваться. Вы должны понимать, что отпущенные нам средства использованы. Энергия накоплена, элементы собраны. С вашими идеями нужно еще поработать. А это долгие годы исследований и разработок. А сейчас, будьте любезны, займите свое место. Я и так уделил вам слишком много внимания, коллега.

Вот она, консервативность в полном ее проявлении. Такую идею батон заплесневелый губит. Песню, а не идею. И далась мне эта половина премии.

Ко мне подвалили два ассистента и потащили желто-красному языку. Но я успел кинуть в спину Юрка презрительные слова о душителях научных открытий, о ретроградстве, консервации, конфронтации, консерватизме, консерватории и о киндер-сюрпризах. Юрк умный батон, сам поймет, что предназначалось именно ему, а что, всей остальной нации.

Привязав меня в вертикальном положении к языку, ассистенты быстро покинули опасное место, оставив меня одного. Относительно одного, конечно. Со своего места я отчетливо видел остальных четверых товарищей по несчастью, включая Министра. Если первые три элемента находились в устойчивой ступоре, то Медведев громко требовал вызвать к себе адвоката, представителя межзвездного Красного Креста и секретаршу с чашечкой хорошего, крепкого кофе.

Сейчас, разбежался. Где ему здесь найдут хорошее кофе? Фантаст хренов.

— Через минуту начинаем отсчет! — Юрк говорил в микрофон хорошо поставленным голосом, — Всему обслуживающему персоналу покинуть опасную зону. Повторяю для плохо слышащих. Покинуть опасную зону.

Предупреждение ко мне не относилось, поэтому я даже дергаться не стал.

Сновавшие взад вперед многочисленные ассистенты и сам Юрк торопливо выкатились из зала Возрождения. Створки захлопнулись со страшных грохотом, отрезая их от опасной зоны.

Через полминуты они появились на втором этаже зала Возрождения, в специальной комнате, огороженной от нас толстым стеклом. Я видел, как Юрк напялил на глаза черные, во всю ширину тела, очки, постучал по микрофону и сказал:

— Протеиновая масса на исходные позиции!

В полу распахнулся люк, и из него выехал на резиновых гусеницах робот доисторической сборки. В железных лапах он держал голубую кастрюлю, в которой клокотала и пузырилась светло серая масса. Робот подъехал к аппарату Возрождения и замер.

— Выдвинуть форму! — скомандовал Юрк.

Из аппарата Возрождения, из самого его нутра вылез черный поднос.

— Произвести загрузку формы.

Робот перевернул кастрюлю, вывалил все ее содержимое на поднос, после чего быстренько заскочил обратно в половую дырку и задраил за собой люк. Поднос с протеиновой массой завибрировал, изгибаясь и закручиваясь, потом замер успокаиваясь.

— Поздравляю всех с завершением первого этапа, — радостно возвестил Юрк из своего укрытия.

На подносе лежал аккуратненький круглый мяч, немного испачканный, но в целом даже похожий на тот, что я видел у паПА в кабинете.

— Тридцатисекундная подготовка! — радость Юрка закончилась и он вновь перешел в рабочий режим, — Подключить контакты!

Стержень над головой покраснел до окалины.

— Двадцать секунд до разряда! Охладители на полную мощность!

С потолка стала капать вода.

— Пятнадцать секунд!

Первые три элемента вышли из ступора и завыли. Признаться честно, мне тоже стало немного не по себе. Этот вой… Эта подготовка к разряду… Неприятно.

Элементы выли истошно и с чувством. Больше всех старался длинноухий элемент, похожий на зайцев с планеты ледяных столбов. Со слухом у него, как и у Кузьмича моего, было не очень, и производимый им вой напоминал мне писклявое жужжание сбитого в детстве рогаткой дворецкого.

Министр Культуры в это время, пользуясь тем, что ему оставили свободными руки, достал из карманов ручку, блокнот и быстро-быстро исписывал один листок за другим. Скорее всего изъявляет свою последнюю волю. Завещание, там. Напутствие будущим потомкам. Интересно, а он не забыл про двадцать пять миллионов брюликов? А то ведь все достанется секретарше и прапорщикам с огнеметами, которых запретили специальной конвенцией.

— Десять секунд!

Голос у Юрка напряженный какой-то. Переживает, бедняга. А вдруг не получится? А вдруг не сработает? Второй попытки не будет. Ага! Рубильник ему принесли. Значит сейчас от десяти до единицы считать станет. Ну что ж, пора подумать о том, как профессионально, а главное качественно, спасти жизнь охотника за бабочками. И если получиться попробовать все-таки получить чек у Министра. Десять секунд, большой срок.

— Десять! Семь! Пять! Три!..

Вот ведь дурацкая нация. Все через одно место делает, Даже считать как следует не научилась! Но я то хорош. Охотник за бабочками должен моделировать любые ситуации с непредвиденными факторами. А не сумел. За это и получай разряд по самые подмышки. Жаль, не успел.

— Один! Разря-я-яд!

Высоко, у самого горла, тугой, набухающий кусок распер тело, разрывая его на части.

Жизнь у охотника за бабочками, к сожалению самого охотника за бабочками и к понятной радости бабочек, одна. И бывает порой очень жаль, что проживается она бесконечно непутево….

Конец книги

Г. Мурманск С. Костин

…безобразие!!!!..заморить такого парня!!!!..

…С.Костин — гад!!! На мыло его! На мы-ло! На мы-ло! Чего сопли распустили? Помогайте! На мы-ло! На мы-ло!

…охотника за бабочками так просто из жизни не вычеркнешь!!!.. Писаки…

…еще повоюем… Где Кузьмич, едрен таракан!..




ЗАЯВЛЕНИЕ
«Мы, нижеподписавшиеся, настоятельно рекомендуем, так называемому писателю, С. Костину не брать грех на душу и любыми доступными средствами спасти главного героя повествования. В случае положительного решения вопроса обязуемся не наносить вышеназванному С. Костину легких и тяжких телесных повреждений».
Подписи:
Волк (Вселенский Очень Линейный Корабль)
Кузьмич (первый помощник)
Хуан (просто Хуан)
М.П. … отсутствует



РЕЗОЛЮЦИЯ:
К исполнению. Просьбу удовлетворить под личный контроль. С.Костин
Продолжение книги написано по многочисленным просьбам команды Вселенского Очень Линейного Корабля. К дальнейшим событиям писатель С.Костин не имеет никакого отношения и не в коем образе не отвечает за содержание.
К резолюции прилагаются:
1. Заявление команды.
2. Справка с травматологического пункта.
3. Заявление в восьмое отделение милиции с отказом возбудить уголовное дело по причине отсутствия состава преступления.


КОММЕНТАРИИ СПЕЦИАЛИСТА

«Довели вселенную до ручки. Теперь сами выпутывайтесь!»

«……………….» — (содержание предыдущих страниц. Перечитывать необязательно)

— … Пошел разряд! — Юрк аж подскочил от волнения.

Я прикрыл глаза, чтобы их, не дай бог, не опалило двадцатью пятью тысячами пончиками.

Зал Возрождения затрясло мелкой лихорадкой, с потолка посыпалась штукатурка, вперемежку с искрами от лопнувших светильников. На конце штыря образовался ослепительный, переливающийся молниями, шар. В какой-то момент он сорвался с места, рас четверился, и яркими росчерками чудовищной энергии ударил по четырем элементам.

Странно и страшно было видеть, как пронзаются энергетическими копьями живые тела. Как в безумном, молчаливом крике искажаются от боли элементы. Длинноухие, рыжие, серые тела падают, не в силах сопротивляться удару и затихают навечно. И только Министр Культуры Земного Содружества продолжает писать что-то на мгновенно обуглившихся листках.

А еще через мгновение четыре молнии, словно четыре дьявольских стрелы, нацеливаются в меня. И летят навстречу, сливаясь в один, тугой и жаркий, сгусток.

Стальные двери, отделяющие зал Возрождения от всего остального мира, рассыпаются на мелкие осколки. Что-то неуловимо стремительное несется ко мне, перегоняя звук, свет и даже мысль. И заслоняет меня, уже готового перейти на другую сторону жизни, от энергетического сгустка.

— Кузьмич?! — успеваю не то сказать, не то подумать я.

И я не ошибаюсь.

Кузьмич, этот маленький, но очень смелый бабочек, встречает гордой грудью и отважным сердцем двадцать пять тысяч пончиков. Легко отражает их, крякая. И только потом, когда неимоверной силы разряд, отраженный от него, начинает бездумно скакать по залу Возрождения, поворачивается ко мне и со счастливым лицом сообщает:

— Уломали мы все-таки его.

Я не понимаю, о чем говорит мой маленький друг. Да и нет времени понимать. Протягиваю навстречу связанные руки. Кузьмич быстро кивает головой, и в одно мгновение перекусывает веревки. Вот что значит большую часть жизни грызть сухарики.

Не обращая внимания на разразившееся в зале Возрождения стихийное бедствие, я распутываю узы на ногах, откидываю их в сторону и только потом ловлю Кузьмича

— К Министру.

Теперь уже Кузьмич не понимает о чем говорю я, но в следующую секунду замечает на коричневом языке фигуру, которая тщетно пытается продуть спекшуюся от невероятной жары ручку. Мы, почти одновременно, спрыгиваем вниз и несемся навстречу к Министру. На ходу Кузьмич успевает спросить, во сколько тот оценил собственное спасение.

— Много, — выдыхаю я, сберегая силы. Еще не все кончено. Еще все только начинается.

Разбушевавшаяся стихия огненными языками скачет по залу, заставляя нас вилять по сторонам. Это немного задерживает, но мы приближаемся к Министру все ближе и ближе.

За спиной раздается взрыв, и тот час слышится веселый звук загоревшихся напалмовых брикетов. Вот ведь как получилось. И в живых остались и аппарат в рабочее состояние привели.

Я карабкаюсь по лестнице вверх, туда, где Министр Медведев, почти обуглившийся, черный, как уроженец заирской области, плача, собирает в кучку пепел от завещания.

Еще один взрыв. Это лопается бронированное стекло, за которым прячутся Юрк и его сподручные. Мимо меня проносятся штук сто пятьдесят осколков. Один из них чуть не срезает Кузьмичу крылья.

— Ля, — кричит Кузьмич и более внимательно следит за проносящимися мимо осколками.

Потолок рушиться в тот момент, когда я подползаю к Министру и начинаю развязывать его веревки. Министр весьма слабо понимает, что происходит, ни капли не помогает, а только, даже, мешается, пытаясь восстановить по памяти текст завещания.

Я понимаю, что он сейчас находиться в шоковом состоянии и напоминаю, что Министр должен мне пятьдесят миллионов брюликов за спасение. Министр, слыша о брюликах, мгновенно приходит в себя и тут же выписывает чек на нужную сумму на манжете своей рубашки. Кузьмич, врубившись в суть вопроса, отрывает у Министра манжет и обвязывается им, как знаменем.

Мы с Министром прыгаем вниз. Первым долетает, естественно, Министр, а потом, сверху на него, я. И только потом на меня приземляется Кузьмич, который по причине наличия манжета уже не способен самостоятельно взлететь.

Я хватаю Кузьмича и засовываю его…. Господи, я же голый! Стаскиваю с Министра пиджак, он мне как раз по пятки, обвязываю пояс подобранным огрызком провода и потом уже засовываю Кузьмича в карман.

— Не выпускать живыми!

Это голос Юрка. Никак успокоиться не может. Наверно хочет содрать с нас за нанесенный материальный ущерб. Я так понимаю, что зал Возрождения восстановлению не подлежит. Сносит его надо до самого основания, чтобы затем построить новый.

— Куда? — к Министру вернулась способность трезво мыслить, и он смотрит на меня, как на старшего во всем этом бардаке.

Я говорю: — «Туда», — показывая на выломанные Кузьмичем стальные двери. И хоть вокруг достаточно дыр для бегства, мы устремляемся к указанному мной проему.

Но сделав два шага, приходиться остановиться и залечь за аппарат с Возрождающимся прародителем.