Кирилл Гольцов

ОСТАНОВКА ПОСЛЕДНЕГО ВАГОНА

роман

Глава I

КАПСУЛА

Я оторвал пальцы от скрипучей чёрной клавиатуры, неприятно подающейся под руками, и, выгнувшись, с ощущением тянущей боли в спине посмотрел в окно. Где-то там, в серо-голубом небе робко светило солнце, и даже не верилось, что наступил последний день лета. Но это было именно так, от осознания чего я почему-то почувствовал уныние и нежелание возвращаться к этому глупому письму, на которое были потрачены уже добрых три четверти часа. Пожалуй, стоит выйти прогуляться на набережную, покурить и немного развеяться — процедура, ставшая для меня практически ритуалом за последнее время. Да, самое лучшее решение, тем более что затёкшая шея и отдающая чем-то колючим спина, точно нуждались в непродолжительном отдыхе.

С сомнением посмотрев на висящую в шкафу напротив куртку, в которой, придя на работу пораньше, чувствовал себя вполне комфортно, я решил ограничиться пиджаком, небрежно переброшенным через спинку вертящегося стула. В конце концов, несмотря на резкое похолодание после аномально жаркого лета до сих пор не верилось, что буквально пару недель назад я изводился от духоты и смога, позволяя себе приходить в офис по пятницам в майке и шортах. Да, сейчас это казалось прямо-таки нереальным, пусть и пара сделанных фотографий всё-таки в какой-то мере подтверждала то, в чём вроде была уверена память. В любом случае хорошо, что обещанный в прогнозах на эту ночь ноль градусов, не подтвердился, что, как мне казалось, позволяло робко надеяться на бабье лето.

— Доброе утро! — раздался сзади негромкий знакомый голос, и, обернувшись, я увидел свою коллегу — молодую подтянутую девушку, которая была полновата и почему-то всегда очень коротко стригла ногти на своих и без того мальчишечьих пальцах-обрубках.

Она пришла на работу всего полгода назад, но уже успела сделать много такого, от чего о ней сразу же поползли разнообразные слухи, вылившиеся в однозначный вердикт коллектива — странная. Я ничего такого особенного не замечал, хотя однажды был удивлён, увидев, как она целует портреты кинозвёзд, вывешенные этажом ниже. В общем-то, ничего, конечно, в этом такого и не было, но прикосновение губ к пыльным, залапанным невообразимой чередой пальцев стёклам лично у меня вызывало брезгливость. Невольно подумалось, что вечером она ими же будет целовать своего молодого человека, если, конечно, таковой был, и мне точно не хотелось оказаться на месте этого счастливца. Впрочем, Маша точно не была в моём вкусе, поэтому я отмечал всё это про себя просто постольку поскольку.

— Ты не вниз собрался? — она сделала большие глаза, отчего стала напоминать смешного совёнка. — Можем спуститься вместе, мне как раз нужно занести в канцелярию бумаги.

Я знал, что она не курит, но имеет привычку стоять рядом, вдыхать дым и неизменно просить, чтобы кто-нибудь прикурил и дал ей сигарету. Маша держала её в руке, как говорится, за компанию, деловито стряхивала пепел и неизменно убеждала всех, что ей очень нравится этот запах, а некурящий мужчина в её сознании ассоциируется с голубым или больным человеком. На мой взгляд, весьма обидный и спорный подход, который, несомненно, был известен и всем некурящим мужчинам в нашем офисе, составлявшим подавляющее большинство. Поэтому не приходилось удивляться, что девушку недолюбливала далеко не только прекрасная половина коллектива, что, похоже, нисколько её не смущало. Кто-то, наверное, сказал бы, что Маша — просто дурочка, но я почему-то видел в этом силу воли и умение очень правильно реагировать на неприятные вещи. Это невольно вызывало уважение и, несмотря на однажды охарактеризованную ею мою персону, как «длинноволосый гуманоид», отнюдь не отбивало желания приятно и позитивно общаться.

— Хорошо, идёт! — улыбнулся я и тут же сделал шаг назад — Маша случайно наклонила пластиковый стаканчик, который сжимала почему-то большим и безымянным пальцами. Налитый в нём размыто пахнущий растворимый кофе потёк по её белой кофточке.

— Ой, вот неумёха… — расстроилась девушка и почему-то виновато посмотрела на меня. — Как думаешь, останутся пятна?

Я неопределённо пожал плечами и невольно отметил, как некрасиво смотрится кофе, налитое в один пластиковый стаканчик. Я всегда, чтобы не обжечься и добиться устойчивости, брал пару и уже привык к опрятному белому виду. Впрочем, для офиса было приемлемым всё — даже мешать сахар ножом или вилкой из-за постоянно заканчивающихся пластиковых ложек. Их почему-то выкладывали только один раз в день и считали вполне достаточным штук тридцать на коллектив в почти сто человек. Своеобразный подход, но наверняка за ним что-то крылось. Иногда я об этом размышлял и постоянно приходил к одному и тому же вопросу: если не экономия и равнодушие, то что же здесь быть ещё?

— Может, застирать? Поможет, если сразу?

Маша стала торопливо расстёгивать пуговицы, под которыми оказалась полупрозрачная белая рубашка, через которую ясно просвечивался широкий чёрный лифчик.

— Как думаешь, такой меня кто-нибудь захочет?

Как бы между прочим, поймав мой взгляд, спросила она и заулыбалась.

— Наверняка да. Уверен, ты это сразу поймёшь! — усмехнулся я и тут обратил внимание на необычный кулон, висящий на шее девушки, чем-то смахивающий на капсулу, жёлтого цвета и с какими-то странными неровными выемками, напоминающими поверхность плоских ключей повышенной секретности. Длинная тёмная нитка в нескольких местах грубо отпечаталась на коже, и я почему-то подумал, что лучше бы уж Маша носила кулон на маленькой каучуковом шнурке — так его будет всем видно и никаких проблем не будет. Впрочем, конечно, это было исключительно её дело, тем более, если речь шла о талисмане или чём-то подобном.

— Ты смотришь на мою грудь или я чего-то не понимаю? — спросила девушка, игриво засмеявшись и нарочно выгнувшись вперёд. — Что чувствуешь? Желание, заинтересованность, недозволенность, тайну?

— Нет, мне просто понравился твой кулон. Необычный.

— Ах, это… — Маша почему-то занервничала и, отбросив с лица пряди волос, сказала, — Хорошо. Извини, что тебе придётся идти одному — я пока хочу попытаться что-то сделать с кофточкой. Вот так!

Я кивнул и, проводив её взглядом, поколебавшись, бросил в мусорное ведро оставленный ею на моём столе пластиковый стаканчик с остатками кофе. Потом подумал, что неплохо зайти в столовую, которая как раз была по пути к выходу и налить чего-нибудь погорячее с собой — буду уютнее себя чувствовать, да и курить на сухую я не любил. Как часто говаривала моя бывшая девушка, уместно применительно и к этому случаю, без смазки ни одно дело толком не сладить.

Набросив на плечи пиджак, я миновал коридор, прошёл под аркой и оказался в большом зале, где трудилось неисчислимое количество операторов на телефоне. Практически все они были женщинами и создавали какой-то особый, усыпляющий и баюкающий гул, от которого я себя всё время чувствовал каким-то уставшим и неуютно-посторонним. Временами казалось, что они сливаются в некоей невыносимо затянувшейся волне или молитве и могут превратиться в гигантского говорливого монстра, который просто прилёг отдохнуть, но способен в любой момент подняться, вобрать в себя всех этих людей и стать огромным, пугающим и явно плохо настроенным к тем, кто не разговаривает по телефону. Что он предпримет, увидев меня? Может, не убьёт, а просто, прикоснувшись, заразит чем-то вроде вируса и после этого я не смогу ни на мгновение расстаться с трубкой, испытывая непреодолимое и вечное желание с кем-нибудь говорить. Жуткая обречённость! Поэтому, наверное, не было ничего удивительного в том, что это место, заставленное столами с очень узкими проходами и неизменными колоннами, преграждающими проход, я всегда предпочитал миновать как можно быстрее.

Вскоре я свернул направо и упёрся в две двери, одна из которых вела в столовую, а другая — в женский туалет. Уборная для мальчиков почему-то располагалась между этажами, но в данном случае я не возражал — уж слишком открытым было это место, чтобы не испытывать некоторой неловкости, входя и выходя отсюда. Впрочем, изначально предполагалось, что чуть дальше будем размещён и мужской туалет, который даже заранее огородили высокими железными шкафами, сделав нечто вроде коридора. Он напоминал мне старую компьютерную игру-ходилку «Вольфенштайн» и каждый шаг в этом узком пространстве неизменно отдавался гулким эхом, наверняка отлично слышимым со стороны. Сейчас же здесь сделали нечто вроде комнаты отдыха для охраны. Хотя, как это, так и другое место обладали одним большим недостатком — в них нельзя было курить. Поэтому приходилось спускаться на пару лестничных пролётов вниз, дожидаться один из четырёх медлительных лифтов, спускаться на первый этаж, потом тратить ещё минут десять на пересечение огороженной территории и только потом можно было оказаться на набережной.

Толкнув дверь столовой, я оказался в уютном помещении с тремя рядами столов, простенькой и обшарпанной кухонной стенкой, оборудованной даже посудомоечной машиной, на которой неизменно висела надпись «Не пользоваться!», микроволновой печью и парой кулеров, которые почему-то раз в пару недель неизменно ломались и потом дня три бездействовали. Возможно, это было связано с тем, что у них отсутствовала сверху привычная бадья с водой, издающая глубокие булькающие звуки, а приборы подключались напрямую к центральной системе водоснабжения, с использованием фильтров. Собственно, в этом для меня никакой проблемы не было, но отдельные коллеги почему-то принципиально отказывались пить такую воду и закупали по пути на работу бадеечки с экологически чистой жидкостью. У меня на этот счёт были большие сомнения, однако если им так спокойнее, то почему бы и нет. Однажды я попробовал воду из бутылки с обнадёживающим названием Святой родник земли нашей или что-то в таком роде, в результате от приторного запаха пластмассы почувствовал тошноту и вылил после первого же робкого глотка.

Войдя в столовую, я тут же пошатнулся и закашлялся от резкого неприятного запаха. Это была гремучая смесь того, что сотрудники принесли из дома и разогревали в микроволновой печи, очень скоро начинающая напоминать ужасный смрад, от которого у меня к горлу неизменно подкатывала тошнота. И как только эти люди здесь сидят, мило беседуют, да ещё и умудряются в себя что-то запихнуть? Сделав маленький глоток воздуха, и задержав дыхание, я быстро прошёл к кулерам и понял, что кофе мне не хочется точно. И так растворимый напиток здесь закупался самой средней ценовой категории, а от окружающего смрада казалось, что начни я заливать гранулы кипятком, меня непременно вырвет в этот самый пластиковый стаканчик. Что же — просто холодная вода, тоже вовсе не плохо.

С трудом проделав путь назад, я поскорее захлопнул дверь и вдохнул полной грудью. Да, как хорошо, что я не ношу ничего с собой из дома, иначе, наверное, пришлось бы закупаться жвачками, чтобы заглушать запах рвоты. Впрочем, я вообще в последнее время предпочитал не обедать, обнаружив в какой-то момент, что всё труднее начинает даваться подъём по лестнице, а весы однозначно показали 78 килограммов против привычных 69. Вначале это вызывало лёгкий дискомфорт, а временами даже спазматические боли в желудке, как будто кто-то грубо посасывает и вытягивает его стенки изнутри. Потом вошло в норму и стаканов двадцать чая и кофе, которые я выпивал за рабочий день, вполне стало хватать, чтобы нормально продержаться до обильного домашнего ужина.

— Что, пообедал? — радостно приветствовал меня прохаживающийся здесь же охранник, с которым мы пару раз случайно сталкивались в метро по дороге на работу и, видимо, по этой причине, он считал, что мы уже, по меньшей мере, стали добрыми знакомыми.

— Нет, пойду сейчас на набережную, покурю.

Ответил я, неприязненно косясь на его криво заправленную в необъятные брюки рубашку. Кажется, если бы не широкий ремень и массивные подтяжки, одежда разорвалась бы в клочки от распирающего во все стороны тела, и охранник стоял бы на посту голым.

— Вот и правильно. Тем более что, похоже, сегодня целый день будет солнечно… — вздохнул он и громко шмыгнул носом. — А я вот, представляешь, где-то подцепил этот чёртов насморк, и никак не вылечусь. Хотя по такой погоде ничего удивительно здесь и нет. Сам-то как? Не кашляешь?

— Нормально… — протянул я и, прислонив электронный пропуск к узкому чёрному прямоугольнику с неприятно мерцающей красной лампочкой, побыстрее выскользнул за дверь.

Спустившись по ступеням вниз и оказавшись возле лифтов, я привычно выжал все четыре кнопки вызова и стоял, вслушиваясь в разрозненный, но далёкий гул, несущийся из шахт. Вот почему-то всегда так — случаи, когда я подходил, а лифт был здесь, можно было сосчитать по пальцам обеих рук за все два года моей работы. В общем-то в течение дня это не имело особого значения, но когда я спешил вечером домой, подобная задержка, несомненно, весьма раздражала.

— Вот, смотри. Я же тебе говорила — цены очень хорошие! — раздался сзади громкий, срывающийся на пронзительный писк голос. Повернувшись, я увидел трёх молодых хохочущих девчонок, которые цеплялись друг за друга и указывали ярко наманикюренными пальчиками на большой рекламный щит с аппетитно сфотографированными блюдами и своеобразным приглашением: «Добро пожаловать на третий этаж, там обед и полдник ваш!».

Прозвучал мелодичный звонок, и двери последнего лифта, трясясь, распахнулись.

— О, давайте сюда!

Девушки, почему-то пригибаясь, быстро заполнили кабину и выжидающе смотрели на меня. Однако я предпочёл подождать ещё немного, чем ехать целых десять этажей в такой возбуждённой компании. Видимо, это их озадачило, так как вскоре взгляды девушек стали серьёзнее, задумчивее и словно затуманились. Что произошло с ними потом и как они прокомментировали моё странное поведение, я так и не узнал — двери сомкнулись и больше мы в тот день не встречались.

Вскоре подошёл лифт прямо напротив меня и, зайдя в кабину, я увидел своё затенённое отражение в большом зеркале — наверху из шести возможных работали только две точечные лампочки. Образ почему-то показался зловещим и излишне молодым или просто испуганным. Нет, такой я сам себе явно не нравился — очень даже хорошо, что никого рядом нет.

— Тогда вниз! — прошептал я и, не поворачиваясь, нажал клавишу первого этажа.

Как всегда, я проделал весь путь, стоя спиной к дверям, так как очень не любил, когда кто-то непременно хотел заскочить в кабину в самый последний момент помогать ему в этом или видеть разочарованный и даже обвиняющий взгляд. Однажды здесь же я помог одной беременной незнакомке, схватившись за резиновые оборки закрывающихся дверей, а на следующий день, на правой ладони появился болезненный нарыв, из которого я потом извлёк ядовито-чёрный и очень твёрдый кусок резины. Вот и совершай после этого добрые дела — нуждающихся в помощи всегда почему-то оказывалось несоизмеримо больше, чем меня одного.

Именно об этом я стоял, и некоторое время размышлял, неприязненно глядя на залапанные чьими-то отпечатками ладоней двери и зеркало. И что, скажите, пожалуйста, здесь можно было такое делать? Грязная, зашарпанная кабина, а кто-то дотрагивался до не пойми чего, а потом ещё наверняка этими же пальцами извлекал из пачки сигарету, чтобы засунуть в рот, или держался с кем-то за руку. Противно, негигиенично и непонятно, точно так же, как и многие мои коллеги, почему-то никогда не споласкивающие после посещения туалета руки и считающие это нормой. При этом они рассматривали как вполне приемлемое, протянуть их для рукопожатия и частенько удивлялись — чего это я постоянно, без видимой причины, споласкиваю руки. Чудаки, хотя если бы они узнали, что я ещё и протираю их потом влажными гигиеническими салфетками, наверное, вообще считали бы меня повёрнутым на чистоте.

Дрожание кабины прекратилось, лифт остановился и я повернулся лицом к дверям, невольно отметив, что створки держатся кривовато. Потом они медленно распахнулись, и я оказался в холле, где уже дожидалось человек десять. Именно поэтому мне и приходилось оборачиваться — пару раз выходило так, что какая-нибудь многочисленная компашка настолько стремительно заходила в лифт, что я не успевал оттуда выбраться. Возможно, они думали, что мне тоже наверх, раз, приехав на первый этаж, я стою спиной к дверям. Странные — кнопки, ведущей в подвал, не было и в помине. Так откуда же я мог сюда приехать, как не сверху?

Посторонившись и пропуская охваченных каким-то нездоровым ажиотажем людей, я поднялся по невысокой лестнице, приложил пропуск и, показав его же молодому и комично дёргающемуся в такт несущейся из наушников музыке, охраннику, вышел во внутренний двор. Здесь мне пришлось невольно остановиться и некоторое время с недоумением смотреть на множество рассыпанных вокруг бумаг с официальными печатями нашей организации, ярко синеющими с кажущихся сероватыми листов, большая часть которых плавала в паре крупных луж. Впервые приходилось наблюдать здесь подобный беспорядок, особенно если учесть, что в конторе все были буквально помешаны на безопасности — даже пустые листы по этим соображениям пропускались через уничтожители бумаг. Можно было, конечно, обратить внимание охранника на явный непорядок, но я посчитал, что это точно не моё дело, иначе потом не оберёшься хлопот со службой безопасности. Поэтому стараясь не наступать на бумагу, я зигзагами пересёк двор, вошёл в арку и, повернув направо, упёрся в опущенный шлагбаум. Чтобы его миновать, пришлось низко пригнуться, пытаясь не потерять при этом чувство достоинства, и вот я оказался на территории, где разрешалось курить.

Встав на краю узкой дороги, я ждал, пока в очень плотном потоке машин, который почему-то присутствовал здесь всегда, появится небольшой просвет — тогда я смогу оказаться на пешеходной дорожке, обрамляющей набережную. Рядом стояла красивая разлапистая иномарка, которую от нечего делать я стал рассматривать и лишь немного позже обратил внимание на четырёх людей, сидящих в ней и неотрывно, весьма грозно, за мной наблюдающих. Их откровенно бандитские рожи точно не вызывали желания познакомиться поближе, поэтому я постарался поскорее перейти на другую сторону и дал себе слово, больше в этом направлении не смотреть. Мало ли чего или кого эти люди ждут. Вдруг они киллеры или ещё чего подобное и вовсе не редкое в наше время? Пусть многие и утверждают, что бандитские времена лихих девяностых годов уже в далёком прошлом, однако таким мнениям мне почему-то верилось слабо, когда речь шла о соотечественниках. А тут я рассматриваю, запоминаю и вообще отвлекаю их внимание от дела. Надеюсь, что это, конечно, лишь моя мнительность, но, пожалуй, затягивать с курением не стоило.

Подойдя к металлическому парапету с затейливыми завитушками, я достал сигарету и потратил не менее минуты, чтобы прикурить от одноразовой зажигалки на порывистом и, кажется, бьющем по мне со всех сторон ветру. Вообще-то в кармане у меня болталась «Зиппо», но и сегодня я снова забыл заправить её бензином, поэтому приходилось рассчитывать только на этот маленький жёлтенький предмет, явно сделанный в Китае. А во время своих утомительных и безуспешных попыток добыть огонь я почему-то снова вернулся мыслями к этим грозным ребятам в машине, поймав себя на том, что не могу вспомнить и описать ни одного лица. Собственно, сейчас это не имело никакого значения, однако в случае вопросов со стороны милиции, может оказаться неприятной штукой, даже попахивающей попыткой скрыть что-то от следствия. Забавно, что даже образ автомобиля, который я вроде как внимательно изучал не менее минуты, как-то ускользал и размывался в памяти. Впрочем, такое бывало со мной частенько, даже по отношению к людям, с которыми сталкивался постоянно, а вот названия или места запечатлевались почему-то всегда с первого раза и весьма детально. Например, я сейчас мог в мельчайших подробностях вспомнить весь путь к одному из мест собеседований, где мне пришлось побывать всего раз и около четырёх лет назад. Но вот эти бандитские рожи были совсем недоступны, и картинка перед глазами почему-то упорно не хотела появляться.

Наконец я прикурил и, с наслаждением выпустив длинные струи дыма из носа и рта, огляделся. Замечательный, хотя и прохладный день, ярко светит солнце и уже непривычно греет, вызывая ностальгию по совсем недавним сорока с лишним градусам, от которых ни знал, где укрыться в прохладе. По грязной воде Москва-реки шла сильная рябь и, как я не сосредотачивался, чтобы разглядеть отражение высящегося на другом берегу бизнес-центра, ничего внятного не удавалось — лишь размытые штрихи и неясные очертания, которые не получалось собрать воедино. Возможно, мешал не только ветер, но и утки, которые скользили по поверхности, а над ними порхали голуби. Птицы в изобилии сидели и на парапете, жадно всматриваясь в лица стоящих здесь людей и видя в каждом движении обязательный подброшенный кусок хлеба. Впрочем, через пару стоек левее какая-то пожилая женщина действительно крошила батон и всё пыталась добросить куски до уток, но они неизменно оказывались перехваченными голубями. Пара птиц расположилась прямо напротив меня и, не успел я поднять ко рту стаканчик, чтобы хлебнуть воды, они вспорхнули, и чуть было не столкнулись со мной в воздухе. Наверное, думали, что у меня там для них насыпан какой-нибудь корм и мне почему-то показалось очень правильным разочаровать птиц. Возможно, для кого-то они и олицетворяли символ мира и прочие высокие материи, но для меня просто были теми, кто часто гадил прямо на стёкла в моей квартире в небольшом подмосковном городе Тиндо, на удивление буквально кишащем этими птицами, как Венеция. Или это только так повезло именно нашей улице? Возможно, так как, по словам старожилов, здесь когда-то размещались голубятни, хотя за прошедшие с той поры лет сорок вряд ли хоть одна из живущих птиц могла это помнить. Разве что только по рассказам, передаваемым из клюва в клюв.

Слева раздался скрип тормозов и какие-то крики. Я повернулся, но за плотными рядами стоящих по обочинам машин не смог ничего рассмотреть. Возможно, на кого-то наехали или произошло что-то подобное, но впрочем, меня это никак не касалось. Мой взгляд невольно задержался на крохотной «Оке», втулившейся перпендикулярно двум припаркованным массивным джипам, и я вынужденно улыбнулся, прочитав выведенные кем-то на её пыльном стекле слова: «Эта пролезет в любую щель». В самом деле, несмотря на все видимые минусы, в современном городе, пожалуй, только на подобных мини-машинках и можно твёрдо рассчитывать на возможность встать там, где нужно, а не возможно. Хотя даже несмотря на это меня к таким автомобилям не тянуло, впрочем, как и к любым другим. Однажды сосед по дому захватил меня с собой с утра в Москву на «Калине», и я прибыл на работу с опозданием почти в час, при том, что выехал из дома минут на 40 раньше обычного. Вот и вся цена этим машинам, если говорить о той же Москве — масса хлопот, потраченного впустую времени и, пожалуй, самое главное — неопределенность. А дачи у меня никогда и не было, поэтому внятных аргументов для хотя бы мыслей о возможности обзавестись собственным железным конём, пусть и в перспективе, как-то не приходило.

Я хотел было опять вернуться к созерцанию набережной, но тут неожиданно увидел, что к моей тени на капоте белой легковой «Тойоты», припаркованной в шаге, присоединилась другая — массивная и густая. Это сразу озадачило — стоящий сзади «Хаммер» практически касался каменного столба, следовательно, протиснуться там не то что такому человеку, но даже и ребёнку было практически невозможно. И, тем не менее факты были, как говорится, налицо. Заинтригованный и где-то немного испуганный, я обернулся, но никого сзади не увидел. Как такое может быть? Несмотря на множество сообщений в прессе обо всём необычном, с чем сталкиваются люди, мне никогда не приходилось увидеть ничего эдакого, видимо, поэтому я и верил исключительно в возможность рационального объяснения любого явления. А раз так, то просто я чего-то не учёл, вот и весь ответ на загадку — невнимательность. Повернувшись, я снова увидел, что тень рядом никуда не исчезла, но вскоре начала раскачиваться, словно готовясь к прыжку, метнулась вправо, и, на мгновение задержавшись на ограде, исчезла в стороне водной глади. И тут меня осенило — это просто что-то было сверху, похожее очертаниями на человека, вот и всё, никаких чудес. Я тут же с надеждой и, пожалуй, уверенностью задрал голову, но так ничего и не увидел ни в небе, ни за собой.

— Может, кто-то что-то нёс, и солнце отбросило такую тень… — рассеянно пробормотал я, постепенно всё больше склоняясь к мыслям, что, наверное, мне просто это всё померещилось. Да, пожалуй, такое объяснение будет самым правдоподобным, да и вообще, надо закурить вторую сигарету и возвращаться на работу — дела за меня никто не сделает.

Тем не менее, несмотря на множество вариантов появления этой тени — начиная с обыденных и кончая самыми фантастическими — вопрос меня почему-то опечалил и заставил нервничать. Как однажды в детстве мне даже неоднократно снилось по ночам, как я иду по тёмной, освещаемой редкими фонарями улице, а впереди мелькает спина случайного прохожего, от которого тянется вперёд длиннющая чёрная тень. Потом он выходит на площадь и на него со всех сторон падает свет, образуя на асфальте сразу десяток теней, которые начинают колебаться, отчаянно рваться в стороны и, наконец, разбегаются, кажется, чтобы опять собраться вместе в невидимой отсюда стороне и бросится на меня. Я останавливаюсь, не хочу идти дальше прямо в их кровожадные руки, но ничего не могу с собой поделать — ноги несут вперёд, и тут все фонари вокруг гаснут. Что происходило дальше, я никогда не видел — на этом моменте сон неизменно обрывался, и я просыпался в поту и с вырывающимся из груди сердцем. Ужас какое-то время ещё окутывал меня практически видимой пеленой, но потом всё проходило. Однако снова засыпать после этого я боялся и неизменно долго лежал с распахнутыми глазами, стараясь думать о чём-то хорошем и не вспоминать о тенях и свете, который может их легко вызвать.

На другой стороне дороги кто-то громко чихнул, я вздрогнул и быстро отвёл взгляд от Тойоты в сторону бизнес-центра. И здесь увидел, что, должно быть, на одном из верхних этажей величественного здания начинается пожар. Сначала это был лишь небольшой, но хорошо различимый на фоне неба дымок. Потом пелена начала шириться и, недолго думая, я полез в карман за сотовым телефоном, чтобы позвонить и вызвать пожарных. Пальцы нерешительно замерли над клавиатурой и нужный номер, несмотря на то, что он кричал с множества развешанных повсюду в здании плакатов, выскочил из головы. Потом я вспомнил о том, что вроде бы для любых чрезвычайных ситуаций, ввели единый номер «01» и решил позвонить туда. Большой палец выжал «0», и тут аппарат выскочил из моей ладони и, ударившись об ограждение, упал в Москва-реку. Вот так незадача. Я быстро склонился над парапетом и смотрел, как телефон, качаясь на волнах, постепенно погружается в тёмные глубины и безвозвратно в них исчезает. Обидно, но в принципе, ничего особо страшного не случилось — аппарат был служебный, как и СИМ-карта, к тому же старенький. Плохо другое — сейчас придётся потратить массу времени на заполнение множества бумажек и ожидание нового оборудования. И тут же я почему-то вспомнил расхожее выражение — добрые дела наказуемы, невольно согласившись с этим утверждением и мысленно упрекнув себя за то, что не перевалил эти заботы на плечи того же охранника в будке у шлагбаума, до которого и было всего-то шагов десять.

— Что, упустил? — крикнула мне старушка, у которой кончился хлеб, но она продолжала стоять с распахнутым пакетом в руках, как будто ожидая, что там может появиться что-то ещё.

— Да, получается так! — ответил я и выпустил в её сторону густую струю сигаретного дыма.

— Надо быть аккуратнее, молодой человек. Теперь будете думать, хороший урок.

— Вы правы, спасибо за участливость… — усмехнулся я и, опёршись о парапет, снова стал вглядываться в колышущуюся воду. И не потому, что рассчитывал увидеть неожиданно всплывший телефон, а просто не хотел продолжать этот беспредметный и поучительный разговор с совершенно посторонним человеком.

Утки, видимо, устав болтаться в волнах, стали забираться в квадратные ниши у самой воды в обрамлении набережной. Интересно, зачем они нужны? В голове смутно всплывали какие-то параллели с бассейном, где в широкие, идущие по всему периметру, отверстия, сливалась лишняя вода, но вряд ли здесь было что-то похожее. В любом случае домики для уток вышли неплохие, и оставалось только порадоваться, что птицы могут передохнуть и укрыться от непогоды в таком комфортном месте.

Потом я взглянул на бизнес-центр, и моё внимание сосредоточилось на приближающейся ярко-розовой точке, как ни странно, совершенно позабыв как о пожаре, так и потерянном сотовом телефоне. Вскоре я убедился, что это была девушка, одетая в кричащую куртку, на фоне которой всё окружающее казалось блёклым и не выразительным. Она рассеянно шла, как будто что-то напевая, но в её короткой причёске, обнажающей уши, не было заметно следов наушников или проводов. Замечательно, значит у человека просто отличное настроение — весьма редкое сейчас в Москве явление, которое не может не радовать. Девушка дошла до парапета, остановилась практически напротив меня, подняла голову и оказалась весьма симпатичной, хотя я всегда предпочитал подружек с длинными волосами. В какой-то момент я даже пожалел, что нас разделяет столько воды, и она не стоит на моей стороне. Поэтому мне оставалось просто любоваться на неё, ожидая, в лучшем случае, игнорирования, а в худшем — перехода незнакомки в другое место, подальше от разных некультурно пялящихся мужиков. Однако не произошло ни того, ни этого — девушка тоже смотрела на меня и улыбалась, потом подмигнула и приветливо помахала рукой.

Будучи к себе хоть в какой-то мере объективным, я прекрасно понимал, что вряд ли, тем более на таком расстоянии, произвёл на незнакомку столь неотразимое впечатление. Наверное, она просто увидела кого-то из хороших знакомых, стоящих с моей стороны — вот и всё. Лёгкое разочарование пробежало внизу моего живота, и, стараясь выглядеть естественным, я неторопливо обернулся, не увидев, однако никого, кто ответил бы ей на столь бурные приветствия. Даже пожилая женщина, кормившая птиц, успела куда-то скрыться, чему я был искренне рад. Странно, но возможно, этот некто просто уже пошёл в сторону моста, видневшегося невдалеке слева, и я его не вижу сейчас за машинами. А некоторые люди вообще идут и ничего не замечают вокруг, как ни пытайся привлечь их внимание — может, здесь было нечто подобное. Утвердившись в этих самых вероятных и логичных мыслях, я снова спокойно повернулся и тут же увидел, как девушка вытягивает вперёд руку, смеётся и указывает пальцем именно на меня. Здесь никаких сомнений быть не могло. Ну что же, раз так, то это очень даже приятный сюрприз. Решив про себя, что сегодня, несмотря ни на что, у меня точно удачный день, я широко улыбнулся в ответ и тоже помахал ей рукой, которая, правда, замерла, когда я увидел кое-что необычное.

Рядом с незнакомкой было открытое пространство, только чуть вдали стояла одинокая низкая лавочка, которую, понятно, никто не спешил занять в такой прохладный, несмотря на робко пригревающее солнышко, день. Но вот прямо на парапете набережной, возле её колышущейся тени, появилась неподвижная и густая — точно такая же, какую я недавно видел на капоте машины рядом со своей. Это снова озадачило и, что бы там ни было, показалось нехорошим предзнаменованием. Однако казалось, что девушка ничего не замечала, а просто начала строить мне милые забавные рожицы и даже что-то выкрикивать, только я никак не мог разобрать слов.

— Не слышу, не понимаю!

Мой голос, наверное, практически невозможно было услышать с такого расстояния, но незнакомке, кажется, это каким-то образом удалось. Может быть, как некоторые люди, она умела хорошо читать по губам или, совсем уж невероятное предположение, так хорошо меня чувствовала, что слова были излишни. Кто знает? Ведь, наверное, именно такими возможностями должна обладать настоящая вторая половинка, помимо, конечно, всех прочих достоинств.

Она кивнула и показала рукой в сторону моста, потом изобразила на парапете пальцами движущегося человечка и снова махнула влево. Что же на любом языке эти жесты, видимо, означали, что девушка хочет встретиться со мной именно там. Интригующе — ничего подобного у меня ещё ни разу не было и, если это выльется в первое свидание, то оно будет на моей памяти самым необычным и, пожалуй, романтичным. А там — кто знает, но в последнее время я как раз всё чаще начал задумываться о семье и детях. Может быть, именно так и происходят судьбоносные вещи?

Давая понять, что всё ясно, я энергично закивал головой и с долей нерешительности двинулся в направлении моста. Незнакомка последовала моему примеру и неожиданно побежала вперёд, лукаво поглядывая на меня и, широким жестом, приглашая присоединяться к этому ребячеству. В моём случае, это было вовсе не так просто — кругом стояли машины, и, тем не менее принимая игру, я постарался максимально быстро следовать в параллель ей. Правда, один неудачно обогнутый автомобиль, громко зазвенел раздражающе-резкой сиреной сигнализации, но на это никто не обратил внимание. Машины парковали здесь всегда так близко к потоку, что часто от ветра проезжающего транспорта, тот или другой автомобиль начинал отчаянно мигать фарами и гудеть, постепенно успокаиваясь и дожидаясь новой волны. Когда же пытался протолкнуться грузовик, то ему приходилось переходить буквально на шаг, а водителю — ежесекундно метаться по кабине, убеждаясь, что никого не задел.

В какой-то момент девушка остановилась, схватившись руками за решётку парапета и, весело смеясь, вытащила что-то из кармана. Отсюда я не мог рассмотреть, что это, даже, несмотря на высоко поднятую незнакомкой руку, сжимающую, видимо, какой-то маленький предмет, и вытянула её в мою сторону. И как это понимать? Какой-то подарок для меня? Чудно — прямо как в каком-нибудь романтическом фильме, только, наверное, что-то подобное было бы уместно всё-таки со стороны ухаживающего кавалера, а не девушки. В любом случае это цепляло и, пошарив в своих карманах, я извлёк на ладонь маленькую серебряную монетку с изображением свирепого тигра в прыжке. Её мне подарил на Новый год один хороший знакомый, взяв слово, что я стану неразлучен с этим символом года, и тогда он обязательно принесёт мне не только деньги, но и удачу. Что же, возможно, на самом деле подействовало, и этот маленький сувенир, несмотря на осень, наверняка придётся весьма кстати к такому случаю. Даже если девушку мне суждено сейчас увидеть в первый и последний раз, такие воспоминания, которые, несомненно, я ещё долго буду прокручивать в голове, того явно стоят.

Я поднял над головой руку с монеткой, переливающейся в лучах солнца, и сделал вид, как будто бросаю её в сторону незнакомки. Это неожиданно расстроило девушку — она посерьёзнела и стала быстро, но явно отрицательно качать головой. Потом показала на меня, сделав крестообразный жест руками, и снова вытянула свою руку в мою сторону, кивая. Должно быть, это означало, что речь почему-то идёт только о чём-то с её стороны, а мои подарки не принимаются. Возможно, кто-то из моих знакомых назвал бы это прямо-таки идеальным вариантом девушки, но я привык радовать окружающих подарками и подобное пренебрежение как-то задевало. Впрочем, если нам всё-таки судьба встретиться на мосту, мы обязательно проясним этот момент и, вполне возможно, окажется, что я просто как-то не так её понял. Более того, в голове мелькнула неприятная мысль, что этим я вполне мог невольно и оскорбить человека, подразумевая некую плату за знакомство, что, впрочем, было маловероятно — ведь речь же шла всего лишь о какой-то монетке. Хотя кто этих женщин разберёт?

Почему-то всё ещё хмурясь, незнакомка снова повторила нетерпеливый жест в сторону моста и теперь уже в быстром, явно раздражённом темпе начала вышагивать в этом направлении. Я тоже двинулся вперёд и тут увидел, что куртка девушки неожиданно поблекла, словно её загородила какая-то тень и в следующий момент незнакомка, отчаянно вскрикнув, упала на асфальт, похоже, извиваясь в неудержимых конвульсиях.

— Нет! — непроизвольно выкрикнул я и стремительно побежал в сторону моста. Сам того не заметив, я оказался на трассе, где мне тут же загудели, а кто-то громко и явно ругательно кричал, но я не видел ничего вокруг. Добравшись до широких ступеней, я мгновенно взлетел вверх, запнувшись и чуть не упав в паре мест, но не сбавляя темпа понёсся вниз и через несколько минут оказался возле девушки.

И что это на меня нашло? В конце концов, мы были совершенно незнакомы, а я бежал так, словно от этого зависела жизнь очень дорого мне человека. Необъяснимый импульс или между нами произошло нечто большее, чем просто необычная встреча? Размышлять об этом сейчас почему-то не хотелось, и мне пришлось оставить всё это на потом. Запыхавшись, я не понимал и не знал — что надо делать и как теперь корректно себя повести. Впрочем, было очевидно одно — корчащийся передо мной человек, нуждался в помощи, и просто стоять в стороне от этого и размышлять было самым настоящим преступлением.

— Я здесь. Что случилось? Чем мне помочь? — торопливо забормотал я, опускаясь на одно колено и бережно взяв голову девушки в свои подрагивающие руки.

— Кирилл? — незнакомка поперхнулась, и её лицо болезненно исказилась.

— Да, это я. Мы разве знакомы? — удивлённо спросил я, впрочем, думая больше о каком-нибудь очередном банальном совпадении. Подобные вещи происходили со мной частенько и уже не вызывали особых эмоций. Например, не так давно мы с хорошей знакомой зашли в СПА-салон и тут же появившийся откуда-то высокий бородатый мужик, схватив меня буквально за шиворот, поволок в сторону красиво отделанной ракушками и раскрашенной граффити стены. Уточнив моё имя, он напялил на меня форму скалолаза и дал наказ — перед каждым подъёмом обязательно громко переспрашивать. — Страховка готова?

Позднее оказалось, что это было просто совпадение — тренер ждал ученика по записи, которого звали именно Кирилл, но тот так в этот день и не явился. Вот он и подумал, что это точно я. Забавно, но выяснив это недоразумение, я потом ещё побывал там раз десять, весьма проникнувшись лёгкими ощущениями лазаний по стене и полётов на страховке под потолком.

— Это тебе. Бери быстро и положи в карман!

Девушка всхлипнула и с силой вдавила мне в руку маленькую жёлтую капсулу. Лишь только взглянув на неё, я с удивлением отметил, что она точно такая же, как и та, что я недавно видел на шее Маши. Что же это такое? Опять просто совпадение, как и с именем, или здесь всё же нечто совсем другое?

— Уже убираю. Не волнуйся. — Произнёс я и оглянулся — кажется, набережная в этот момент вымерла, и не было никого, к кому можно было бы обратиться за помощью.

— Теперь нагнись ближе и запоминай… — прошептала девушка и я, не переча, наклонился так, что почувствовал её влажные губы на своём ухе, и от слов незнакомки мои длинные волосы, кажется, пронзило волнами свежести. — Три, семь, один, четыре. Повтори!

Я послушно выполнил то, что она просила и опять заговорил. — Что случилось? Вы подвернули ногу или что?

— Ты меня что, не слушаешь? — с неожиданной силой подавшись вперёд, прошипела девушка и дёрнула меня за штанину. — Повторяй цифры!

— Три, семь, один, четыре. Довольна? А теперь…

— Никому их не говори, они понадобятся тебе в последний момент. Жаль, что я не увижу, что там такое. Но винить, кроме себя, больше некого! — незнакомка захрипела, кашлянула и попыталась улыбнуться. — Хорошо, что это ты. Вблизи — весьма ничего.

— Спасибо! — усмехнулся я в ответ и тут увидел бегущего ко мне мужчину средних лет в форме. Должно быть, это охранник из бизнес-центра, который громко отдувался, сильно размахивал рукой, в которой сжимал рацию и безумно вращал глазами.

— Помощь сейчас будет, держись! — ободряюще сказал я, и крикнул. — Звоните в скорую. Человеку плохо!

— Нет, мне хорошо, ты просто не понимаешь. Они не спасут меня, а ты — будь осторожнее. Они скоро придут к тебе. Готовься их встретить достойно и не позволяй им начать говорить… — прошептала девушка, её взгляд начал затуманиваться, а изо рта потекла тонкая струйка крови, почему-то напомнив мне о весеннем берёзовом соке. — Повтори опять цифры!

Я быстро произнёс их и аккуратно положил голову незнакомки на свой ботинок — почему-то мне показалось это лучше, чем холодный асфальт и не так высоко, как на колене. — Полежи, не разговаривай, тут рядом человек, который уже вызывает помощь. Они сейчас приедут.

— Не важно. Я уже всё сказала и сделала. Прощай…

Незнакомка в последний раз громко вздохнула и, кажется, в её пронзительных серых глазах что-то потухло. Видимо, это и есть тот момент, когда душа покидает тело, и я содрогнулся, впервые испытав тяжёлое ощущение, как будто у меня в руках осталась всего лишь большая бесполезная кукла. Чувствовалось ли здесь что-то особенное или просто я накручивал лишнее? Может быть, но на мгновение словно нечто возвышенное коснулось меня и, неспособное задержаться, растворилось в пространстве. Кроме того, неожиданно возникло острое сожаление, что я не узнал имя девушки, что, впрочем, не имело уже никакого значения.

— Помощь уже в пути. Как она? — прохрипел приблизившийся охранник, отдуваясь и брызгая мне в лицо слюной.

— Боюсь, что уже никак — всё…

— Не может быть. Это твоя девушка, парень? Мне очень жаль. А что случилось?

— Нет, я впервые её вижу — просто увидел, что человек упал и попытался помочь… — пробормотал я и не был уверен, что мужчина расслышал хоть одно слово.

— Да, странно. Обычно здесь полно людей, а сейчас прямо какая-то пауза. Мы с тобой не врачи — давай-ка подождём, что они скажут.

— Хорошо!

Мне неожиданно показалось безразличным — ждать кого-то или нет, кроме того, я вдруг отчётливо понял, что сегодня не хочу оставаться на работе. Такое со мной было впервые, но казалось, что произошедшее, несмотря на всю банальность, словно позволило пережить мне слишком многое и другое, чтобы мои планы и взгляды на жизнь остались неизменными. Да, именно так — окружающее показалось чересчур простым, приевшимся и разочаровывающим. Незнакомка же — неким проводником, который может отвести в нечто другое и желанное. А вернуться к банальному набору текста на компьютере означало, несомненно, оскорбить память этой девушки и, что ещё хуже, отказаться от продления эйфории от чего-то неуловимого, но очень важного, оставшегося внутри меня от неё. Возможно, на эту тему я буду ещё долго размышлять в течение дня, а сейчас хотелось просто принять и сделать частью себя.

— Гляди-ка, как странно! — неожиданно воскликнул охранник и показал, как куртка незнакомки стала опять светлеть, насыщаться и, словно кто-то убрал тень, вскоре засияла тем необыкновенно ярким цветом, который привлёк, кажется, мгновение назад, моё внимание. — Что это было?

— Не знаю, может, какой-то новый материал… — пробормотал я, думая, что мы оба прекрасно знаем — дело совсем не в этом. Тогда в чём? Ответа пока не было и, как во многих подобных ситуациях, никто не стал озвучивать свои сомнения вслух, посчитав вполне достаточным уже высказанное, пусть и заведомо ошибочное, мнение. Но и держать теперь её не имело никакого смысла. Я отступил, позволив голове незнакомки медленно опуститься на асфальт, потом подошёл к ограждению и, не задумываясь, бросил в воду серебряную монетку, которую собирался подарить девушке.

— На счастье, возвращайся назад, если только такое возможно… — прошептали мои губы, но на это ответил только приближающийся вой сирены скорой помощи.

Глава II

ПРОЯСНЕНИЕ

Врачи «скорой», как ни удивительно, практически не проявили ко мне интереса. Несмотря на полную приемлемость такого развития событий, я был даже где-то немного смущён, огорчён и разочарован, что они просто выслушали пару моих коротких ответов и, пожалуй, гораздо больше внимания уделили подоспевшему на выручку охраннику, который болтал без умолку, но всё больше что-то несвязанное. Впрочем, главное, что факт смерти девушки они подтвердили и, зачем-то официально поблагодарив за то, что мы сделали всё, что могли, забрали тело незнакомки и умчались.

Мы долго смотрели, как причудливая рубленая машина растворяется в пробке на дальнем мосту, вяло помигивая синими спецсигналами, но не включая сирену. Было в этом что-то сродни прощанию и последнему обязательному взгляду близких людей в могилу на пока оставшийся не заброшенным чёрной землёй светлый кусочек гроба, в котором лежит дорогой, навсегда потерянный человек. Не хватало разве что траурной музыки, хотя подойдя с долей фантазии, её вполне можно было расслышать в окружающем гуле, сливающем в единый ненавязчивый фон стройку и шелестение шоссе. Кажется, на какое-то время это меня заворожило, но чуть позже я перевёл рассеянный взгляд на охранника и пробормотал. — Приятно было познакомиться. Ещё раз, спасибо!

— Да не за что, не за что. Это ты молодец!

Он энергично взмахнул рацией, и её антенна промелькнула в опасной близости от моего лица. На этом со спокойной душой я посчитал нашу встречу законченной и, обменявшись вялыми рукопожатиями, мы разошлись, чтобы больше никогда не встретиться. Хотя думаю, охранник меня точно запомнил из-за необычности обстоятельств нашего короткого, но яркого знакомства, впрочем, как и я его.

Теперь мне предстоял всего лишь путь назад, который неожиданно показался несказанно долгим и отталкивающим. Хотелось просто взять и брести куда-нибудь, до тех пор, пока мышцы мучительно не заболят от усталости и станет нестерпимо хотеться присесть куда угодно, хоть на асфальт. Только надо не сдаваться, а продолжать движение, чтобы потом рухнуть в изнеможении и понять, что дошёл до предела. Да, вымотаться физически — это позволит позабыть о чём-то новом и томящем, появившемся внутри и, кажется, проникающим с каждым мгновением всё глубже. Что это? Может быть часть души незнакомки, шок от умершего на моих руках человека, чего никогда раньше не случалось, или что-то ещё? Не знаю, но я почему-то точно мог сказать, что теперь возвращения к той привычной и серой жизни быть не может. Какое-то прикосновение к тайне или нечто вроде переворачивающей все устои новости бурлило во мне и мгновенно превращало вещи, казавшиеся очень значительными и приоритетными, во второстепенные и даже вообще не важные. Впрочем, если убрать смятение и некоторую рассеянность, это были хорошие ощущения — они, наверное, впервые в жизни дарили мне чувство неуловимой свободы и причастности к чему-то вечному, необъяснимому, но великому, направляющему и, несомненно, правильному. Да, именно так!

— Ой, осторожнее.

Меня что-то толкнуло в плечо, и я увидел пожилую женщину, которая отшатнулась, схватившись за перила моста, и обеспокоенно вглядывалась в моё лицо. — Смотрите, пожалуйста, куда идёте!

— Да, извините, — кивнул я, делая шаг в сторону и глядя на стоящего рядом с дамой мужчину с неопрятной белой копной волос, развивающихся по ветру и необычайно морщинистым лицом. Впрочем, эта пара тут же исчезла из моего внимания, и через пару шагов я опустился на пешеходную дорожку, обрамляющую набережную.

— Молодой человек, подождите! — снова раздался сзади скрипучий голос и, обернувшись, я увидел спешащую ко мне, чуть было не сбитую недавно женщину, которая протягивала вперёд руку, сжимающую серо-чёрную мыльницу со смешно топорщащимся кожаным ремешком. — Вы не будете столь любезны сфотографировать нас с мужем?

— Конечно, без проблем!

Я взял в руки неприятно тёплый кусок пластмассы и, пропуская мимо ушей пояснения вот тут кнопочка, а на экране всё видно, махнул рукой, приглашая их занять исходное положение. — Вас на фоне чего щёлкнуть? Воды, бизнес-центра или просто на мосту?

— Пожалуй, по-всякому… — виновато улыбнулся старик и притянул к себе жену.

Я уделил несколько минут съёмкам этой пары, которая потом ещё долго благодарила и дошла со мной чуть ли не до входа в контору. Там мы, наконец, расстались, и мне удалось доехать на лифте до десятого этажа безо всяких происшествий, привычно поднявшись по успевшим высохнуть ступенькам. Войдя в дверь и вскинув руку с пропуском, я стремительно направился в сторону бормотания и стрекотания телефонных леди, полный решимости как можно скорее разыскать Машу. И тут, когда я повернул за колонну за колонну, меня что-то чуть было не сшибло с ног. Оказалось — именно она.

— Ой, ты чего это? — обиженно спросила она и всхлипнула.

— Извини, пожалуйста. Ты-то мне и нужна!

— Ладно, только я немного спешу…

— Поверь, это очень важно! — воскликнул я, глядя, как Маша пританцовывает на месте и бросает красноречивые взгляды куда-то за мою спину. — Думаю, это много времени не займёт. Скажи, откуда у тебя эта подвеска?

— Понимаешь, я очень хочу в туалет, и… Что ты сказал?

— Жёлтая капсула или что там это такое на нитке у тебя на шее. Откуда она?

Маша остановилась, некоторое время не отрываясь смотрела мне в лицо, потом очень тихо прошептала. — Почему ты спрашиваешь?

Я невольно отстранился, видя, что по щекам девушки побежали слёзы и, открыв ладонь, где всё ещё сжимал предмет, переданный незнакомкой, поднёс его к лицу Маши. — Вот почему!

И тут она неожиданно стала смеяться — всё громче, закашливаясь, пуская слюни, но похоже, не в силах себя сдержать. Потом девушка попыталась что-то сказать и лишь с третьего раза я разобрал. — Ну вот — описалась. Придётся остаток дня проходить без трусиков.

Маша приподняла юбку, и я увидел, что там действительно всё мокрое, невольно поморщившись от слабого, но неприятного запаха. — Ты подожди меня, ладно. Не пописаю, так хоть немного приведу себя в порядок в туалете!

Стекающие по её голым, небрежно выбритым ногам, капли, на какое-то время заворожили меня своей животностью и чем-то далеко выходящим за рамки обыденного офисного дня. Поэтому я автоматически кивнул, а когда смысл её слов дошёл до меня, ничего другого, кроме как, стоять и караулить девушку возле туалета, не оставалось. Хорошо, несколько минут, в любом случае меня точно никак не устраивали, но потом я хотел очень обстоятельно поговорить с Машей. С другой стороны, возможно, стоило бросить эту капсулу туда, где уже покоился служебный телефон и серебряная монетка? Какой смысл выяснять здесь что-то и суетиться? Что может быть проще — забыть о произошедшем на набережной и продолжать жить, как ни в чём не бывало? Вроде бы по трезвым размышлениям, ничего, однако где-то в глубине души я чувствовал, что такой номер у меня не пройдёт, в чём имел возможность убедиться, но позже.

— Вы что здесь делаете? — раздался резкий голос и, повернувшись, я увидел одного из директоров нашей конторы, который стоял, раскачиваясь на пятках переливающихся оранжевым туфлей и пристально, осуждающе смотрел мне в лицо.

— Ничего. Жду кое-кого. — спокойно ответил я и, для верности, добавил. — По работе!

— И почему вы занимаетесь этим возле женского туалета?

— Так уж получилось…

Вздохнул я и, разведя руки в стороны, попытался обратить дело в шутку, натянуто улыбнувшись, но предсказуемо, не встретив никакой ответной реакции.

— Я давненько за вами наблюдаю и могу сказать, что вы немного странный, — Ответил директор и, слегка колышась, замер, не опуская носки на ковролин. — И работой вашей мы не очень-то довольны. Смотрите, как бы нам не пришлось с вами расстаться!

— Я делаю всё, что могу! — теперь уже сухо, но с обидой, которую не смог скрыть, ответил я, сдержавшись, чтобы не добавить: «За такие деньги скажите спасибо, что я вообще на работе иногда бываю!»

Однако правда состояла в том, что это место меня полностью устраивало — конечно, зарплата была, скажем прямо, не конкурентоспособной, зато выплачивалась без задержек, раз в квартал часто бывали премии, не практиковался ненормированный рабочий день и задачи по большому счёту были абсолютно выполнимыми, хотя и несколько однообразными. В результате у меня оставалась масса времени на себя и бесплатный неограниченный доступ в Интернет, чем я никогда не пренебрегал воспользоваться.

— Думаю, вы себя недооцениваете. Надеюсь, вы сделаете правильные выводы из нашего разговора и станете уделять больше внимания работе. В противном случае, следующая наша встреча будет уже последней.

Директор, наконец, опустился на носки, щёлкнул каблуками и со смешной важностью, плохо сочетающейся с этим низеньким лысым человеком, скрылся за колонной.

Я проводил его взглядом и заметил, что дверь столовой медленно приоткрывается, неся в коридор волну смрада и звона. Какая-то женщина средних лет застыла, держась за ручку, и кому-то невидимому мне отсюда наставительно выговаривала о том, что надо добиться консистенции гуще, чем в блинах. За её спиной я видел только часть мойки и энергично что-то там трущую вспененной губкой девушку. Справа от неё стояла пара прозрачных полных стаканов с чаем и в каждый на моих глазах попало как минимум по капле моющего средства. Впрочем, на это никто не обратил внимания, а радостная женщина средних лет в странной кофте, напоминающей чешую ящера, подхватила стаканы и, жмурясь, отпила из одного. Судя по выражению лица, она нашла это восхитительным, но меня опять чуть не вырвало, и я поспешил отвернуться в сторону. Конечно, можно было бы предостеречь человека, но это, скорее всего, ни к чему не приведёт и в следующий раз повторится та же история — просто, как любил выражаться один мой знакомый, такие люди. Поэтому лучше отвлечься и сказать про себя что-нибудь обидное в адрес директора, что, впрочем, мне не удалось, так как дверь туалета распахнулась и появилась Маша.

— Что, стоишь, ждёшь? Ну, вот и я!

— Отлично. Давай где-нибудь в сторонке усядемся, что ли… — сказал я, неопределённо обводя рукой пространство вокруг и прекрасно понимая, что подобное можно позволить себе только в одной из переговорных комнат, которые не имели у нас номеров, а именовались почему-то разными российскими городами. Забавно, но это часто вызывало путаницу, так как по номерам комнат можно было легко понять корпус и этаж их размещения, а вот названия «Москва», «Ленинград» или «Рязань» надо было просто знать. К тому же их необходимо было заранее резервировать, смиряясь с тем, что, скорее всего, всё там не только прослушивается, но и снимается на видеокамеры службой безопасности. Такая обстановка под наш разговор казалась мне явно неуместной.

— Ладно. Вот в столовой можно расположиться!

Я тут же энергично замотал головой и, вздохнув, предложил:

— Идём в кафешку у торгового центра, я тебя чем-нибудь угощу. Как?

— Сойдёт.

— Вот и отлично. Погоди, я только захвачу вещи…

Я быстро дошёл до своего рабочего места, заблокировал компьютер, но выключать не стал, чтобы в случае чего создать для руководства иллюзию недолгого отсутствия. Просто ушёл на перекур — и всё. Впрочем, в случае чего, коллеги обязательно «накапают» о моём слишком длительном уходе, тем не менее, на поверхностный взгляд это должно вполне сойти. Кроме того, я был уверен, что молния не попадает дважды в одно место, поэтому считал маловероятным сегодняшний интерес ко мне руководства. Впрочем, сделал это скорее по привычке, чем действительно как-то беспокоясь сейчас на этот счёт.

Взяв куртку и ноутбучную сумку, в которой обычно носил зонт и пару журналов в дорогу, я через минуту присоединился к Маше, комично расхаживающей по коридору с заложенными за спину руками и устремлённым в потолок задумчивым взглядом.

— А вот и я!

— Отлично. Идём. Мне кажется или охранник уже приметил неладное и пытается заглянуть мне под юбку?

Я пожал плечами и показал рукой, чтобы она шла вперёд, не из-за галантности или чего-то подобного, конечно — просто не любил сам открывать эту тугую входную дверь, на замке которой почему-то был прорисован толстый крест, напоминающий символ православной веры. Наверняка это просто логотип какого-то производителя, но подобная символика невольно настораживала и вызывала тяготящие вопросы. Сформулировать их для себя внятно я так почему-то и не смог, но неприятный осадок, несомненно, оставался.

— А это тебе. Сувенир! — рассмеялась Маша, быстро вложив мне что-то в руку и устремляясь вперёд.

Я взглянул и тут же крепко сжал пальцы на неприятно-мокрых и холодных трусиках девушки. Ещё не хватало, чтобы кто-то из коллег стал свидетелем этой сцены — точно поползут нехорошие слухи о нас обоих или каких-то моих индивидуальных извращениях. Поэтому мне не оставалось ничего другого, как быстро опустить руку и терпеливо дожидаться первой же урны вне работы, чтобы избавиться от предмета женской одежды, который, в других обстоятельствах и не с этой девушкой, мог бы исключительно возбудить, а никак не вызвать непроизвольное передёргивание плечами от омерзения.

— Где ты там? — позвала Маша, и я устремился следом.

— Как ощущения? — улыбнулась она, когда мы начали спускаться по лестнице.

— Скажу честно, не из приятных!

— Вот-вот, а представь теперь — каково мне. Видишь, до чего ты меня довёл. Заметь, с самого утра у нас сегодня с тобой как-то так всё получается. Кстати, если тебе это интересно, то я сейчас как раз ни с кем не встречаюсь.

Я подумал про себя, что это как раз ничего хорошего мне не сулит, но мило улыбнулся и ответил. — Буду иметь в виду, обязательно. Но сразу скажу, что отношусь очень настороженно к служебным романам, уверен, как и ты!

— Нет — я не такая зануда!

Маша качнулась и, вильнув бёдрами, шутливо подтолкнула меня попой. — Ладно, не переживай. Не стану на тебя без спросу бросаться.

Я чуть не навернулся на мокром кафеле ступенек, которые всегда почему-то весьма некстати драит в течение рабочего дня целый штат уборщиц и предпочёл промолчать.

— Мне прямо кажется, что это самое настоящее свидание. — с придыханием сообщила Маша, когда мы дождались лифта и были прижаты к зеркалу вкаченной после нас тележкой с колышущимися коробками, пестрящими красными надписями: «Близорукость и дальнозоркость отступают ночью — специальная акция». — Как думаешь, меня часто куда-нибудь приглашали?

— Откуда мне знать? — буркнул я, чувствуя, как на мой ботинок всё больше наезжает колесо, а широкоплечий разнорабочий в шуршащей поблёскивающей униформе, похоже, испытывает от этого большое удовлетворение, противно усмехаясь и косясь в нашу сторону.

— Почему-то ребятам всегда кажется, что девочки нарасхват, а на самом деле, чтобы ты знал, это вовсе не так. Вот у меня есть подружка — такая красавица, что может стать даже Мисс мира, если захочет участвовать в конкурсе. И что ты думаешь? Встречается…

Здесь, к счастью, мы добрались до первого этажа, и я не узнал подробности очередной «слюнявой» истории, которые меня совершенно не волновали, а скорее наоборот — раздражали.

Терпеливо дождавшись, пока рабочий вывезет свою громыхающую тележку и, вовремя вставив ногу в закрывающиеся за ним двери, я выбрался в холл. Здесь стояла кучка хихикающих девушек, которые стали красноречиво на нас посматривать, и, уверен, сразу строить самые невероятные предположения. Вот так и рождаются совершенно беспочвенные слухи, хотя по большому счёту, я всегда обращал на них очень мало внимания, хорошо зная природу этого явления. Тем не менее, я постарался быстро подняться по лестнице и, пропустив Машу перед собой в очередную дверь, с облегчением оставил эту толпу позади, услышав, громкий взрыв смеха. Возможно, ко мне это и не имело никакого отношения, но скорее всего, именно наша пара станет предметом их пустых бесед как минимум на протяжении всей поездки на лифте.

— Ваши пропуска! — грозно сверкнул стёклами узких очков молодой коротко стриженый охранник, и мы синхронно подняли руки. — Проходите, и в следующий раз показывайте без напоминаний!

Я кивнул и увлёк девушку по гулкому проходу в сторону внутренней территории — хоть и огороженной, но находящейся под открытым небом. При этом засовывая руку в карман, невольно отметил, что случайно, вместо пропуска, показал свою пластиковую зарплатную карту, чего, как ни удивительно, умудрился не заметить охранник. Впрочем, видимо, он относился к тому типу людей, которому важно что-то предъявить, а остальное не имеет никакого значения. Или он больше смотрит на поведение человека?

— А давай прыгать по лужам! — восторженно крикнула Маша, когда мы шли по тёмному, мокрому асфальту в сторону шлагбаума с помигивающей оранжевой лампой. — Это так здорово, весело и интересно!

— Нет, нас ждёт мороженое и горячий кофе. — Протянул я, невольно отметив, что все разбросанные листы бумаги уже собранны, и о необычном происшествии, когда я просто вышел покурить, ничего больше не напоминает.

— Фи, какой ты неромантичный. Мог бы и поддержать девушку.

— Извини, но меня сейчас занимает нечто совсем другое…

Когда мы дошли до шлагбаума, начал накрапывать дождь. Я поёжился, представляя, как скоро окажусь дома и как следует переберу в памяти всё, что сегодня случилось, зная по крайней мере ответ хоть на какие-то неожиданно появившиеся вопросы. Весьма приятная, надо сказать, перспектива, учитывая, что болел я очень редко, а последний раз был в отпуске больше года назад — всё время находились какие-то дела и рабочие необходимости.

Показав очередному стражу порядка наши пропуска, мы оказались напротив набережной, и отсюда можно было видеть то место, где я попрощался с незнакомкой. Только сейчас я обратил внимание, что к ограде набережной напротив прикручен большой, слегка погнутый, круглый знак — перечёркнутый жирной линией, странно похожей на цвет куртки девушки перед смертью якорь. Видимо, в этом месте нельзя было останавливаться судам, хотя за всё время работы здесь я видел в этом месте Москва-реки всего лишь пару прогулочных катеров и несколько уборочных корабликов, собирающих в огромные гнутые сетки и сачки неизменно в изобилии плавающий на поверхности мусор. Точно так же, как и машина «скорой», забравшая мёртвое тело незнакомки и увезшая его, в конечном счёте, на свалку. Даже не верится, что с этого момента прошёл всего-то от силы час — создавалось ощущение, что с этим знанием и сожалением я прожил уже долгие годы и считал важным, неотъемлемым элементом собственной памяти. Однако сейчас не стоило на этом зацикливаться, поэтому я с облегчением бросил комок трусиков в первую же попавшуюся урну. Потом решительно взял плетущуюся всё время сзади Машу за руку и твёрдо повёл в сторону небольшой симпатичной кафешки, расположенной прямо за поворотом, возле гремящей и бурлящей стройки, на месте которой всего-то месяца четыре назад был просто заброшенный клочок земли с приземистыми каменными строениями и большой деревянной собачьей будкой. Я сам не видел, но коллеги рассказывали, что там периодически поселялись какие-то грозные бездомные псы и вроде как даже неоднократно покусывали кое-кого из прохожих. Не знаю, насколько можно было верить подобным историям, однако это невольно заставляло меня сбавлять здесь шаг и бдительно оглядываться в поисках возможного возникновения подобных проблем.

— Посмотри, как я иду! — как-то озабоченно сказала Маша, и я отметил, что, и в самом деле, это сейчас напоминает то, к чему вполне можно применить термин «раскоряка». — Никогда не задумывался, почему девочки так красиво ходят, виляя задом?

— Наверное, чтобы нравиться себе и окружающим?

— Нет, всё гораздо банальнее, как и многое, связанное с женщинами… — вздохнула спутница и грустно улыбнулась. — Видишь, если мы будем ходить так же свободно, как мужчины, то станем все смотреться вот так — нелепо, словно какие-нибудь кавалеристки. Поэтому хочешь не хочешь, а приходится соблюдать линеечку, а уж красота там и всё прочее, так сказать, лишь отличный побочный эффект, не более того.

— Интересные мысли. Как-то не задумывался о таком. — Ответил я и почему-то невольно вспомнил, как нелепо смотрятся болтающиеся женские руки, особенно с длинным маникюром, при быстром движении, если им не за что уцепиться — сумку там или партнёра.

— Вот поэтому у мужчин всегда гораздо меньше проблем, чем у женщин. Помни это и относись к нам, как к уже обременённым массой хлопот, пусть и невидимых со стороны, даже если кажется, что женщина ничего такого и не делает. Вот так вот. Ладно, мы туда?

Девушка опять перешла на шаг по линейке и многозначительно показала на симпатичный, переливающийся огоньками вход, неподалёку от которого располагалось похожее, но гораздо менее привлекательное заведение — палатка с резиновым шатром, куда сквозь большие дыры задувал ветер, кажется, без труда двигая блёклые дешёвые пластиковые столы и стулья.

— Конечно. Ты обо мне плохо думаешь! — усмехнулся я и через минуту мы уже сидели в комфортной, но чуть душной и пропахшей какими-то специями атмосфере. Здесь было тепло, и продолжающийся на улице дождик, кажется, набирающий силу, чертил забавные разводы по стёклам больших окон, старательно огибая нарисованные там чашки с кофе и чьи-то бесполые руки. Из этого я про себя заключил, что краску клали поверх и она хоть немного, но выпирает. Если по такой поверхности провести рукой с закрытыми глазами, то можно даже попытаться угадать — что же находится под пальцами, или ошибиться и весело над этим посмеяться в тёплой компании.

— Принести меню или сделаете заказ сразу? — спросила нас быстро подошедшая и какая-то запыхавшаяся низкорослая официантка в синем передничке и большим, косо приколотым, значком с надписью «София. Обращайтесь ко мне!» на груди.

— Нам два любых мороженых, кофе и много булочек с корицей, если есть! — быстро сказала Маша и, подняв брови, вопросительно посмотрела на меня. — Или ты хочешь что-то ещё?

— Нет, всё правильно, — ответил я и почему-то заметил на лице официантки лёгкое разочарование.

— В таком случае… — начала она, но потом просто громко захлопнула папку с меню, которое успела разложить на столе и, дёрнув плечами, быстро удалилась.

— Что же, вот мы и одни. Теперь, пожалуйста, расскажи всё, что сможешь. — Попросил я, заранее почему-то отвергая такой банальный ответ, как зашла в магазин, понравилось, купила, больше ничего не знаю.

— Сначала скажи — где ты взял капсулу?

Я неохотно и очень кратко изложил свою историю, ожидая какой-нибудь реакции в стиле какой ужас, но Маша оставалась совершенно спокойной.

— Что-то примерно такое я и думала. Они с ней заговорили, выбрали тебя и она передала. Глупая девчонка — она же знала правила, вот и попала в беду!

— Мне нужно знать подробности.

— Хорошо. — Маша кивнула и наморщила лоб. — Ты никогда не смешил или шокировал людей?

— Нет.

— Ты мне кажешься человеком достаточно наблюдательным и серьёзным, поэтому их выбор, наверное, правильный!

— Так что?

— Расскажу. Да, пожалуй, с этого всё и началось. В прошлом году я рассталась со своим молодым человеком. В общем-то, по правде говоря, ничего в нём такого особенного и не было, но всё-таки стало для меня большой трагедией — это были первые отношения, которые я считала действительно серьёзными. И вот однажды я поехала на пруды, где мы любили одно время гулять — не знаю сама зачем: может быть даже, чтобы ещё немного поистязать себя под видом успокоения приятными воспоминаниями. Людям свойственны такие вещи, но они очень редко приводят к чему-то хорошему. И там было искусственное дерево из металла, увешанное ленточками и замками. Знаешь, куда всё это добро цепляют на счастье, удачу, и ещё не разберёшь даже чего?

Я кивнул и положил руки на стол, машинально теребя простенькую пластмассовую салфетницу с невнятными затёртыми узорами. Почему-то мне пришло в голову, что многие люди до меня сидели здесь так же и трогали её, выслушивая что-то важное, пытаясь высказать наболевшее или просто томясь ожиданием. Да, теперь ко всем ним присоединился и я.

— Вот-вот, но это было романтичным. Мы зашли с ним на рынок, купили какие-то дюбеля для дома, ещё что-то и этот самый замок средних размеров с золотыми ключиками. Потом пришли туда и вместе заперли этот символ нашей любви и верности, выбросив ключи в пруд. Не знаю, как нас поняло дерево и насколько исполнило самое сокровенное желание каждого, но буквально через пару недель мы расстались и, как ни странно, наверное, почувствовали от этого облегчение оба. Так бывает, хотя никакого внятного повода и не было. Мы не ссорились или в чём-то подозревали друг друга, а просто в какой-то момент почувствовали, что не хотим больше видеться и честно поделились этими мыслями друг с другом. Думаю, что-то такое случалось у каждого в жизни. Но у меня это неожиданно через пару дней переросло в депрессию и даже какую-то манию, склонную навязчиво вспоминать малейшие моменты совместной жизни. Так вот, не знаю даже зачем, но я снова оказалась у этого дерева — одна и без всяких перспектив новых отношений, как, во всяком случае, мне тогда казалось. Невесело, правда?

— Да уж. — Протянул я, чувствуя, что пока Маша доберётся до сути, наверное, рабочее время закончится само собой, и возвращаться в офис не придётся в любом случае. Однако дальше дело пошло неожиданно быстрее.

— И вот я нашла этот замок, хотя почему-то думала, что его давно кто-то снял и выбросил. Ведь далеко не мы одни побывали здесь, а, значит, дерево нужно было периодически освобождать от груза, иначе не останется места для других. Но кто мог бы этим заниматься, честно говоря, я не представляла. А потом увидела на ветках, рядом со своей, чью-то большую тень, и неожиданно очень сильно испугалась. Быстро повернулась, но рядом никого не было, и от этого пришла в настоящий ужас. Берег вокруг был пустынный и только очень далеко какие-то малыши катались на детских квадроциклах. Потом я опять обернулась к дереву и снова чужая тень была там — она двигалась по изогнутым железным листьям и словно подкрадывалась. Мне хотелось бежать туда, где есть вокруг люди, понятный и привычный мир, но я не могла сдвинуться с места и тут почувствовала, как что-то легко, даже нежно, касается моей шеи. Ощущения были приятные и немного щекотные, даже где-то будоражащие своей таинственностью. А потом всё исчезло — тень метнулась в сторону и пропала. Я, кажется, бесконечно долго стояла, не в силах пошевелиться, а когда наконец обернулась, то по-прежнему не увидела никого вокруг. Но страха больше не было — его место заняла теперь лишь лёгкая озадаченность. Ведь там и спрятаться-то толком было негде. Но какие-то непривычные ощущения на шее остались и, аккуратно протянув руку, я нащупала этот самый шнурок, а на нём — капсулу. Признаться, сначала я приняла это за какой-то романтичный жест тайного поклонника или Сергея, моего бывшего, что было вероятнее, однако потом что-то привлекло моё внимание на небольшом островке песчаного пляжа. Подойдя ближе, я увидела, что это неровно выведенные кем-то цифры, которые начинали постепенно размываться, окатываемые набегающими на берег волнами. Вскоре они пропали совсем, правда, не раньше, чем я их запомнила, сама не понимая зачем. Вот так-то. Ни в тот день, ни на следующий или через неделю, ничего необычного не происходило. Конечно, я терялась в догадках, порой фантазируя совсем безумно, но скорее пребывала в приподнятом настроении и ждала теперь чего-то хорошего, чем боялась.

— А какие там были цифры? — тихо спросил я, подумав, что они вполне могут совпадать с теми, что назвала мне незнакомка.

— Не скажу и тебе не советую кому-нибудь доверять свои!

— Почему?

— А ты вот слушай дальше и можешь узнать немного больше.

— Всё, молчу, молчу.

В этот момент к нам снова подошла официантка по имени София, с грохотом поставив две прозрачных ёмкости с мороженым, чашки кофе и печальную щербатую тарелку с маленькими булочками.

— Это ваше! — зачем-то пояснила она и насупилась. — Что-то ещё?

— Нет, то есть да — принесите счёт, пожалуйста! — ответил я, так как всегда предпочитал сразу расплатиться, чтобы, безо всяких проблем в случае необходимости в любой момент встать и уйти.

— Ладно, только не давайте крупные купюры, только на чай, а то сдачи нет. — Сказала София и взглянула на меня с таким выражением, словно говорила лишь то, что ей предписано, на самом деле прекрасно зная, что у такого парня, как я, в лучшем случае, по карманам звенит мелочь.

— Хорошо, учтём! — кивнул я и пристально посмотрел на официантку. Та некоторое время с вызовом разглядывала меня, потом хмыкнула и пошла в сторону стойки, по дороге ловко смахивая жёлто-серой тряпкой крошки с соседних столиков.

— Ладно, нас немного прервали. Так что же с этими цифрами?

— Прошёл примерно месяц, и вот однажды я ехала в метро к подружке, а на меня не отрываясь смотрел какой-то мужчина средних лет. Он мне сразу не понравился — терпеть не могу мужиков, которые делают маникюр на мизинцах рук и почему-то считают это чем-то крутым. Мне кажется, что сегодня такой человек так отнесётся к двум пальцам, потом ко всей руке, а дальше начнёт пудриться, подкрашивать веки, губы и станет заглядываться на симпатичных парней. У тебя-то с этим как?

Я вытянул перед ней свои руки с коротко остриженными ногтями и постучал ими по столику, словно показывая, что они у меня натуральные.

— Хорошо, здесь ты точно в норме. Так вот, когда поезд остановился на моей станции, я вышла, а он — за мной. Потом шёл следом по эскалатору, вышел на улицу и держался на расстоянии, словно думал, что я его не заметила. Сначала предсказуемо разволновавшись, я хотела обратиться к первому же встречному милиционеру, но потом почему-то так не сделала. Вокруг было людно и, остановившись недалеко от автобусной остановки, я развернулась и пошла прямо на незнакомца, решив выяснить всё сразу. Иначе мне бы потом непременно много дней мерещился везде его образ, и я начала бы бояться всего на свете. Поэтому речь, конечно, не о решительности, а скорее выборе меньшего из зол. А он и не пытался убежать — просто стоял и ждал меня. Я подошла, а незнакомец медленно вытащил из кармана пальто руку, на большой палец которой была намотана верёвка с точно такой же капсулой, как и таинственно оказавшаяся на моей шее у дерева желаний…

Маша протяжно зазвенела ложкой и отправила в рот порцию мороженого. — И тут вся моя настороженность исчезла. Значит, этот некто мог мне объяснить случившееся или просто сложить две капсулы, которые идеально вошли бы в пазы друг друга и сказать, что этот таинственный даритель — он, который давно и тайно влюблён в меня. В общем-то, получилось всё несколько иначе. Он представился Анатолием, спросил моё имя и попросил показать кулон. Едва взглянув, кивнул и очень вежливо попросил уделить прогулке с ним всего несколько минут. Я, конечно, согласилась и вот, что узнала. Оказывается, он был знаком ещё с двумя людьми, которые имели точно такие же капсулы, а на меня вышел, как ни странно, по тени, которая не могла ни от чего отбрасываться и тем не менее была замечена им в метро. По его словам, он уже несколько раз ошибался, попадая из-за этого в разные комичные ситуации, и очень обрадовался, что наконец-то именно ему улыбнулась удача. Теперь вот и мы с тобой нашли друг друга, но должно быть шестеро — одного не хватает.

— И что всё это значит?

— Он сказал, что есть какое-то место, куда надо идти только тогда, когда мы все шестеро будем вместе. Там каждый вложит свою капсулу во что-то и наберёт только ему известные цифры. И, если всё правильно, то должно произойти нечто, позволяющее получить небывалый приз. Правда, я так и не поняла, о чём идёт речь — деньги, вещи или что-то другое. Похоже, Анатолий и сам толком не знает. Конечно, я сказала ему, что на подобные игры у меня нет ни времени, ни желания, в ответ на что узнала, что, раз выбрана, просто так уйти от этого нельзя. Теперь и тебе надо быть очень осторожным, если не хочешь кончить, как та девушка на набережной.

— Дальше…

Я смотрел, как Маша отхлёбывает кофе и отправляет в рот ещё одну порцию мороженного, но к своей не притронулся.

— Эти тени, они вовсе не такие безопасные и если ты что-то будешь делать неправильно, то начнёшь слышать их голоса. Это, так сказать, первое и последнее предупреждение. Потом, если не исправляешься, они назовут тебе место, время и того, кому ты должен передать капсулу, после чего тебя ждёт смерть. Насколько я поняла, отказаться от передачи нельзя, иначе начинается что-то совсем ужасное. Вот это и привело к твоей сегодняшней встрече с прекрасной незнакомкой.

— А что не надо делать?

— Собственно, условие всего одно и очень простое: не быть как все. То есть приветствуется странность, комичность и прочие подобные оригинальные вещи, а мерилом твоих стараний станет отношение окружающих. Если про тебя поползут слухи, как, например, обо мне и люди частенько начнут покручивать у виска пальцем, значит, несомненно, ты на правильном пути и всё в порядке. Поэтому дорогой, хочешь или нет, а тебе придётся теперь соответствовать. Вот и получается так, что мы все заинтересованы как можно скорее найти где-то блуждающего этого самого шестого и вставить свои капсулы в это нечто. Даже не из-за каких-то наград и призов, а просто затем, чтобы избавиться от этого бремени и получить возможность снова стать самими собой. Собственно, на этом и всё. Мы обменялись с Анатолием телефонами и договорились созвониться, как только я отыщу кого-нибудь ещё с капсулой или это сделает он. Тогда надо будет собраться вместе и действовать. Поэтому конечно, я непременно сейчас с работы позвоню ему и всё расскажу. Хотя может так оказаться, что он уже всё знает и эта девушка — один из тех двух людей, о которых он говорил. В любом случае конец истории.

— Ну а что про тени? Откуда они, кто всё это затеял?

— Не имею ни малейшего понятия. Анатолий вскользь упомянул, что есть человек, которому дали первую капсулу, и он должен знать немного больше, но, наверное, так ему ничего пока и не сказал. Да и не всё ли равно? Есть цель и необходимость её достичь — не надо ничего усложнять и пытаться прыгнуть выше головы!

— Понятно. Какой-то бред. Ты уверена, извини за прямой вопрос, что в себе? — неожиданно разозлившись, спросил я и подался вперёд. — Я слышал, конечно, что ты сумасшедшая, но не верил, а теперь вижу, что у тебя галлюцинации, какие-то параноидальные мысли и мания преследования. Психушка, видимо, уже море слёз пролила без такого человека! Зачем ты мне всё это рассказывала? Неужели подумала, что я вот так просто поверю во всю эту чушь?

Некоторое время Маша молча доедала мороженное, потом всхлипнула. — Зачем ты так? Сам просил всё рассказать и вот теперь кричишь, обзываешься. И тени наверняка видел ни от чего. Значит, наверное, и ты псих?

— Просто твой рассказ так…

Я запнулся и подумал, что на это трудно что-то возразить. В самом деле, я это видел на капоте машины, по куртке незнакомки и эти мысли, наверное, явственно отобразились у меня на лице, поскольку Маша легонько похлопала меня по руке и примирительно сказала. — Вот видишь. Тебе просто нужно подумать, разобраться, а потом мы можем, если захочешь, опять об этом поговорить. Как считаешь?

— Думаю, что это здравая мысль, которую, признаться, весьма неожиданно услышать именно от тебя, — усмехнулся я. — Ничего больше не хочешь мне сказать? А?

— Нет. Мой телефон ты знаешь, я твой — тоже. Поэтому в случае чего созвонимся, да и в офисе будем постоянно сталкиваться. Хотя вот ещё что — капсулу надо всегда носить при себе и ни в коем случае не потерять. Это будет обозначать верную смерть — постарайся быть повнимательнее. Поэтому, пожалуйста, веришь ты в это или нет, лучше повесь её на шею. Так оно вернее будет, и ты ничем не рискуешь, даже если ничего подобного взаправду нет. Ну как крестик что ли — просто кулон и всё. Тем более согласись, его можно смело назвать унисексовым.

Маша отодвинула в сторону свою порцию мороженого и двумя большими глотками, причмокнув, допила кофе.

— И что? Наше свидание пока можно считать оконченным?

— Наверное, да, — кивнул я и, повесив после короткого раздумья капсулу на шею, приподнялся, пропуская девушку вперёд и невольно подумав, что вряд ли смогу с ней вот так просто сладить, если она неожиданно набросится сзади и попытается меня убить. Впрочем, откуда такие мысли? Поверил ли я Маше или действительно посчитал лишь плодом больного воображения? Трудный вопрос и против положительного ответа, казалось, поднималось всё в моей голове, но душа, или что там внутри, явственно нашёптывала, что это всё правда, от которой можно убегать, не верить или делать что-то ещё, но она такой и останется. В любом случае, всё сказанное и произошедшее сегодня явно нуждалось в осознании, и моя идея уехать домой показалась здесь очень дальновидной и здравой. Тем более едва подумав о том, что я мог бы сейчас вернуться на работу, что-то внутри меня выказало такое отторжение даже теоретического допущения этой возможности, что, уверен, за вещами бы мне точно не пришло в голову туда возвращаться после этих посиделок.

Мы молча вышли из кафе и направились в сторону набережной, обратив внимание, что дождь прошёл, и о нём напоминают лишь большие лужи в неровностях асфальта, напоминающие гигантские кляксы. Я всё хотел что-то ещё спросить, но почему-то никак не мог сформулировать свои мысли. Странно — никогда не замечал за собой ничего подобного и уж дежурных фраз, от которых так быстро и просто можно было перейти к интересующей теме, у меня было заготовлено в достатке. А может, в этом молчании и было что-то весьма красноречиво говорящее или даже сближающее? Наверное, хотя даже познакомившись с Машей ближе, объединённые теперь вроде как общей странной тайной, я особой симпатии к ней по-прежнему не испытывал. Да и что мог изменить такой короткий эпизод, который я даже ещё толком не обдумал и в полной мере не осознал? Наверное, действительно ничего.

Правее, возле массивной синей машины, вытянувшись по струнке, стояли три милиционера, которые сразу бросались в глаза своей неуместной неподвижностью на фоне спешащих в разные стороны людей. Их словно каменные и ничего не выражающие лица, явно не скрывали периферийного происхождения молодых людей, и единственный, кто казался здесь более-менее живым и вменяемым — большой лохматый пёс в наморднике, сидящий прямо перед ними. Один из блюстителей порядка крепко, до красноты в руке, держал широкий коричневый поводок и почему-то напомнил мне слепого, который дожидается зелёного света на перекрёстке и полностью уверен, что собака-поводырь в нужный момент встанет и поведёт его вперёд.

— Ой, какой славный, — прошептала Маша и неожиданно быстро сделала несколько шагов в сторону милиционеров. Потом нагнулась, некоторое время всматривалась в глаза псу, который, похоже, был несколько удивлён и смущён подобным вниманием, да так, что перестал тяжело дышать и даже, кажется, прикусил кончик своего слюнявого языка. Уделив какое-то время безмолвному созерцанию собаки, девушка порывисто поднялась и, встретившись с расширившимися от непонимания глазами крайнего блюстителя закона, как ни в чём не бывало пошла дальше, призывно махнув мне рукой.

— Какой, а? Скажи!

— Да, ничего. Похоже, ты изумила их, — натянуто улыбнулся я и мельком оглянулся, увидев, что все трое с теми же ничего не выражающими лицами, молча смотрели нам в след и, похоже, попросту не знали — как реагировать на это пустяковое происшествие.

— Ничего страшного. Ладно, ты, наверное, на работу сегодня не пойдёшь?

— Да. А почему ты так решила?

— Просто у тебя взгляд не поблек — пустячок, а заметный.

— Может и так. Ладно, спасибо, что согласилась поговорить. Тогда до завтра. Увидимся! — кивнул я, и в какой-то момент мне показалось, что Маша тянется ко мне, рассчитывая на поцелуй. Позже, конечно, я отбросил эту мысль как заведомо нелепую и быстро зашагал вперёд, оставляя позади вход в контору слева и суету на строительной площадке справа. Уже заворачивая за поворот у набережной, откуда выезжал огромный грузовик, остановившийся поперёк дороги и включивший аварийные огни, я обернулся и увидел, как Маша наклоняется к небольшой чёрной машине, медленно двигающейся по улице, и громко кричит. — Сиденье-то подними повыше, а то и дороги не видишь!

Вынужденно остановившись и слушая пронзительные автомобильные гудки, несущиеся откуда-то из-за грузовика, который, видимо, успел собрать пробку, я действительно разглядел за рулём «мини» необычайно низко сидящую женщину средних лет, голова которой была практически вровень с рулём. Похоже, она выговаривала в пространство что-то злобное, кривила рот и поглядывала в зеркало заднего вида, явно поминая недобрым словом Машу. Забавно, что руль был обёрнут в чехол с большими божьими коровками на зелёном фоне, сквозь который как-то нездорово-бело и неестественно смотрелись руки водителя.

Глава III

СТРАННЫЙ ВЕЧЕР

Я трясся в маршрутке, нещадно прижимаемый множеством пакетов, которыми была буквально завалена рухнувшая на сидение рядом пожилая женщина дородной комплекции и с удивительно скрипучим голосом. От неё пахло неприятной затхлостью и чем-то вроде привокзальных чебуреков. Пассажирка всё время дёргалась, суетливо осматривалась — не выпало ли чего из вещей на пол, и беспрестанно возмущалась, что она как пенсионерка, должна платить деньги за проезд. Её слова в основном были обращены к крохотному седому мужчине, который сидел через ряд к нам и старательно отводил взгляд. Именно на него, кивнул водитель, постучав пальцем по висящему над ним плакату с размашистой надписью «Предусмотрено одно место для бесплатного проезда пенсионеров, ветеранов и инвалидов». Конечно, оказаться вторым и платным пассажиром из этой категории было слегка обидно, однако мне казалось, что это всё-таки вовсе не повод вести себя подобным вызывающим образом, тем более, если речь шла всего-то о двадцати пяти рублях.

— А вы чего улыбаетесь? Думаете, расселись тут и можете с комфортом ехать! — неожиданно набросилась на меня эта женщина и с силой плюхнула мне на колени один из своих свёртков — холодный и, кажется, мокроватый. — Вот, подержите лучше. Или не видите, как мне тяжело?

Я вздрогнул, и хотел было ответить что-то резкое — возможно даже бросить ей в лицо то, что оказалось у меня на коленях, но неожиданно перед глазами появился образ Маши и в ушах зазвучали её слова о том, как теперь надо себя вести. Правда всё это или нет, но мне почему-то показалось очень правильным отреагировать на действия пенсионерки так, как она не ожидает. К тому же чем-то грубым, скорее всего, я только её распалил бы и нашёл себе новые лишние проблемы. Поэтому натянув на лицо широкую улыбку, я взмахнул руками, случайно отбросив в сторону один из её мешочков, свешивающихся с двух скрюченных пальцев, и закричал:

— О, еда!

Потом бросился открывать вручённый мне свёрток, всем своим видом демонстрируя вожделение от того, что там может оказаться нечто съедобное, которое я тут же готов проглотить.

— Ты чего это? Что делаешь, а? Посмотрите только, люди добрые! — заголосила пенсионерка и тут же выхватила свой кулёк, усевшись ко мне полубоком, опасливо озираясь и громко бормоча. — Совсем уже молодёжь невменяемая пошла. Обкурился чем-то, что ли, или студент какой приезжий. Хамы и нищие!

Я проигнорировал всё сказанное и теперь уже с совершенно искренней улыбкой стал смотреть в окно. Мимо пронёсся массивный памятник с устремлённым внутри гигантского шара человеком, неизменно встречающий всех въезжающих в Тиндо, являющийся непременным объектом паломничества фотографов и просто зевак. Однажды на моих глазах один такой любитель съёмок чуть было не попал под небольшой поезд, который редко, но проходил как раз с другой стороны, о чём неизменно почему-то забывали даже местные жители. Куда и зачем он ездил, оставалось загадкой, однако хотя бы раз в месяц я видел эти блёклые и, кажется, надорвавшиеся вагоны, которые неизменно производили впечатление явления из какого-то другого, старого и загадочного Мира или времени.

В руках я мял купленную на развале у платформы линзу-закладку, которая, если верить информации на простенькой упаковке, могла увеличивать изображение в 6 и более раз. Продавец, сначала произведший весьма благоприятное впечатление, радушно показывая и рекомендуя все свои товары в категории «до 100 рублей», превратился в конце в весьма неприятного и непонятно на что разобиженного субъекта. А всего-то он окончательно убедился, что кроме этой самой закладки я не собираюсь больше ничего брать. Собственно, я всегда старался игнорировать подобные точки, где заведомо толком ничего путного не купишь, разве что «настоящие французские духи» по 200 рублей за большой флакон, однако мне хотелось дома внимательно рассмотреть капсулу, а другого места, где можно было бы отыскать по пути лупу, в голову не приходило. Разумеется, я не надеялся увидеть там какие-то разгадки и не думал, что рассмотрю линию, по которой её можно будет открыть, однако кулон, стоивший жизни человеку, по моему мнению, нуждался в очень пристальном изучении. Тем более если хоть что-то из сказанного Машей было правдой.

— Остановите у фонтана! — попросил я, и ослабевшее было ко мне внимание окружающих, вспыхнуло с новой силой. — Можно пройти?

Пенсионерка встрепенулась и очень недовольно приподнялась, сразу же ссыпала тюки на освободившееся место. Увидев это в зеркало, водитель довольно резко прикрикнул. — Вещи на сиденья не ставить или платите как за проезд пассажира!

Чем всё это закончилось, я так и не узнал — маршрутка притормозила у покосившейся остановки с выгоревшими плакатами, поздравляющими с Днём победы. Учитывая, что завтра наступала осень, это звучало скорее как издевательство и, на мой взгляд, лишний раз подчёркивало формальное отношение к этому празднику, чтобы там не кричали политики с экранов телевизоров. Возле блестящей серебром урны стояли два понурых мужчины средних лет, между которыми я выпрыгнул, хлопнул дверью и успел разобрать из слов попутчицы только что-то вроде «пока никого нет, могу поставить, а потом уберу».

Теперь мне предстояло пройтись пешком минут пятнадцать, что по такой погоде радовало предсказуемо мало. Дождя не было, но чрезвычайно влажный и даже затхлый воздух при каждом вдохе отдавал какой-то будоражащей болезненностью по всему телу, словно я начинал заболевать. А ведь кто-то сейчас сидит в тёплых отдельных квартирах или даже лежит в мягкой постели, смотрит телевизор и не представляет себе того, что испытывает какой-нибудь одиноко бредущий по улице человек типа меня. Для таких людей всё происходящее за окном — лишь фон: привычный, но недостойный большего внимания. Возможно, дело здесь было в равнодушии или в собственном жилье, что на настоящий момент было для меня недостижимой мечтой. Как говорится, сытый голодного не разумеет, ведь мой деревянный старый домик на окраине никак нельзя было сравнить с этими, пусть и панельными, страшными, но добротными домами. А ведь в шестикомнатной квартире там я жил не один, а с восемью соседями, на которых приходилась всего одна ванна, туалет и кухня.

Окружающее поражало непривычным и даже неуместным для практически наступившей осени обилием зелёной листвы. Даже клёны, в буйстве красок которых традиционно должны были пойти завтра в школу дети, ничем не напоминали сентябрьских красавцев. Всё было уныло, как-то недоговорено, неполно и неправильно. Сейчас уже с трудом верилось, что всего лишь месяц назад, Подмосковье буквально умирало от жары, и в государственных инстанциях рассматривался вопрос о том, чтобы отсрочить занятия в школах. Обычная осень по погоде, но не по внешней сущности. Вот и мой двухэтажный деревянный дом, стоящий чуть в стороне от кирпичных, выглядел совсем стареньким, уставшим и просевшим куда-то назад. Но, на самом деле, это было не так — здание отличалось редкостной прочностью и ни в чём не уступало камням или бетону, а в хорошую погоду, пожалуй, и выигрывало. Хотя каждую ночь, засыпая, я неизменно слышал множество смешивающихся в невнятный гул шорохов и таинственных поскрипываний. Это чем-то напоминало мой прошлогодний полёт в Ленинград, когда самолёт вёл себя в воздухе именно таким образом, а я задавался вопросом — не развалится ли лайнер за тот короткий отрезок времени, что отделял город на Неве от Москвы. Но как тогда, так и сейчас ничего подобного не происходило и постепенно стало неотъемлемой сущностью жизни — привычной и могущей обеспокоить только в случае каких-то действительно кардинальных изменений. Иногда, лёжа поздней ночью в кровати, мне было приятно думать, что дом тоже бодрствует вместе со мной, помогает, настраивает и даже осторожно, чтобы не обидеть, даёт правильные советы, высказывается. Однако как я ни прислушивался и ни пытался интерпретировать скрипы в слова, ничего не выходило, кроме игры в да и нет. Забавно, что большинство моих решений было принято именно под воздействием такого случайного фактора, как шорох — неизменно служивший отрицательным ответом, и скрип — значит, некто со мной соглашался и одобрял. Понятно, что по большому счёту всё это было самыми настоящими глупостями, но они, как ни странно, очень помогали жить, вселяя уверенность и даже некоторое ощущение превосходства над окружающими, у которых не было кого-то такого мудрого и неведомого, кто мог бы дать дельный совет. Наверное, подобное чем-то роднилось с религией, кого там ни воображай себе как Творца, хотя с моими более чем скромными запросами речь скорее шла о чём-то вроде ангела-хранителя. Порой мне казалось, что я даже его видел — маленькую девочку, словно прозрачную белую тень от чего-то необъятного и немыслимого, но вечного и доброго. Она никогда не приближалась, но бывало, надолго замирала на другом конце комнаты, а я не решался с ней заговорить, боясь обидеть и лишиться этой поддержки. Иногда мне казалось, что она что-то тихо-тихо шепчет и даже вроде бы различалось многократно повторённое, но не очень понятное мне слово или фамилия Хельман. Возможно, именно его тень ребёнка винила в каких-то невзгодах или даже своей смерти, но мне казалось, что если это на самом деле человек, то жил он много сотен лет назад и уже давным-давно искупил свою вину, если она вообще была. А как раз сегодня я очень надеялся, хотя старался об этом и не думать, что мой добрый ангелок снова появится и подскажет мне — что в происшествии на набережной правда и к чему всё это приведёт. Впрочем, и дельный совет дома оказался бы здесь весьма кстати, но, по-моему, они никогда не говорили одновременно. Может быть, настолько уважительно относились к мнению друг друга или причина была в чём-то недоступном для моего понимания.

Подойдя к подъезду, я еле успел отклониться от резко распахнувшейся двери и, остановившись возле мокрого лысоватого куста, безучастно смотрел, как оттуда вылетела неопрятная девушка с опухшим от пьянства лицом и растянулась в луже, подняв целый фонтан брызг. Её звали, по-моему, Клава и она уже много лет с переменным успехом сожительствовала с мрачной личностью, обитавшей на первом этаже нашего дома и продающей наркотики, не будучи чуждой употреблять их самому. Мы встречались всего несколько раз, и этот вечно скукоженый, грязный и ни с кем не разговаривающий человек, вызывал у меня исключительно чувство омерзения. Пребывая в дурмане, он видел нечто, недоступное другим, с кем-то спорил, обходил невидимые преграды и неизменно хмурился, плакал или тряс головой во все стороны настолько энергично, что, казалось, она может отскочить в любой момент.

— Дрянь, а где же они? — раздался голос этого индивидуума и вскоре в дверях появился он сам. — Я точно клал туда, а сейчас ничего нет. Продала или как?

Клава, обтирая грязными руками лицо, по которому сочились серые капли, всхлипывала и невыразительным голосом гудел:

— Ничего не трогала, ничего не трогала.

Возможно, у неё был сломан нос и, заприметив вдали дворника, который старательно сметал лужи у кирпичных домов, я про себя порадовался, что он ещё не добрался сюда. В противном случае Клава могла упасть куда более болезненно.

— Да ты только на себя посмотри. Пошла вон!

— Ничего не трогала, ничего…

Я решительно выступил вперёд и, оказавшись напротив дверного проёма, загораживаемого соседом, мягко, но твёрдо поинтересовался:

— Можно пройти?

Кажется, он только через какое-то время понял, что рядом есть кто-то ещё, потом, видимо, попытался осознать смысл услышанного, и немного отклонился в сторону, не отрывая горящий ненавистью взгляд от девушки.

Я прошёл в маленький холл и неприятно заскрипел по обитым линолеумом ступенькам, вспоминая, как по милости таких лихих соседей пару лет назад оказался в отделении милиции. В тот день, выпив пару бутылок пива, я возвращался домой после встречи с приятелем и был изумлён, когда на площадке первого этажа меня без всяких слов скрутили люди в форме и затолкали в припаркованную у подъезда машину. Вскоре я оказался на четыре долгих часа запертым в обезьяннике вместе с каким-то бомжом, беспрестанно бьющимся головой о стены и бормочущим:

— Они меня обложили, зажгите свечу и будет выход.

Потом оказалось, меня приняли за одного из клиентов этого типа, пришедшего купить дозу, но когда ситуация прояснилась, хоть и с видимым сожалением, но отпустили. Понятно, никаких извинений я не услышал, получив в напутствие только трудновыполнимое пожелание:

— Постарайся, чтобы мы тебя там больше не видели!

Понятно, что после этого неприятного происшествия особой симпатии к такому соседу, при всей лояльности, у меня не появилось, а неприязнь напротив — стала гораздо острее. Но высказывать это каким-то образом было бы попросту бессмысленно, точно так же, как призывать зайцев образумиться и покупать билеты. Хотелось лишь поскорее обо всём забыть и стараться быстрее подниматься на площадку второго этажа.

— О, кого я вижу! Пораньше сегодня? — приветствовал меня спускающийся по лестнице сосед по квартире. — Отлично. У меня есть как раз что показать!

Этого худощавого, с непропорционально большой головой человека все звали Петровичем, и он был единственным, кроме пожилой бабушки, обитателем квартиры, который практически всегда был дома или возле него. Насколько я знал, Петрович проектно работал с фирмами по дизайну и составлял нечто вроде объёмистого руководства о том, как правильно оформлять Интернет-сайты. По квартире, в общем, он никогда ничего не делал, игнорируя установленные графики дежурств и прочие низменные вещи, но почему-то всегда охотно соглашался вынести мусорное ведро. Хотя контейнеры находились от дома на весьма внушительном расстоянии, Петрович неизменно посмеивался и приговаривал: прогулка мозгам, пустые мысли — на свалку.

— Да, вот так освободился. Чувствую себя что-то не очень, поэтому давайте как-нибудь до следующего раза, — сказал я, для убедительности, кашлянув.