Джон Гримвуд
Падший клинок
Посвящается Сэм, которая нашла Венецию более странной, чем представляла…
ПЕРСОНАЖИ
Тико, семнадцатилетний юноша со странными потребностями.
Семья Миллиони
Марко IV, известный как Марко Простак, герцог Венеции и государь Серениссимы.
Госпожа Джульетта ди Миллиони, пятнадцатилетняя двоюродная сестра Марко IV.
Герцогиня Алекса, вдова прежнего герцога, мать Марко IV и невестка принца Алонцо.
Принц Алонцо, регент Венеции.
Госпожа Элеонора, двоюродная сестра Джульетты и ее фрейлина.
Марко III, известный как Марко Справедливый. Прежний, погребенный герцог Венеции, старший брат Алонцо и крестный отец госпожи Джульетты.
Венецианский двор
Атило иль Маурос, бывший лорд-адмирал Средиземного моря, советник Марко III и глава тайной службы венецианских убийц.
Господин Брибанцо, член Совета Десяти, внутреннего совета, который правит Венецией вместе с герцогом. Один из богатейших людей города.
Госпожа Десдайо Брибанцо, его дочь и единственная наследница.
Сэр Ричард Гленвил, представитель Кипра в Венеции и рыцарь ордена Белых крестоносцев.
Принц Леопольд цум Бас Фридланд, незаконнорожденный сын германского императора. Тайный вождь Волчьего братства.
Патриарх Теодор, архиепископ Венеции и друг Атило иль Мауроса.
Доктор Хайтаун Кроу, алхимик, астролог и анатом герцога.
А\'риал, стрега герцогини Алексы (ее ручная ведьма).
Дом Атило
Якопо, слуга Атило и член Ассасини.
Амелия, рабыня-нубийка и член Ассасини.
Таможня
Родериго, капитан Доганы, без денег с тех пор, как отказался брать взятки.
Темучин, его сержант-полумонгол.
Уличные воры
Джош, пятнадцатилетний главарь банды.
Розалин, его тринадцатилетняя напарница.
Пьетро, младший брат Розалин
ЧАСТЬ 1
…О, целый ад каких-то чар опасных, Отец, в одной слезе его был скрыт…
[1] Жалоба влюбленной, Вильям Шекспир
1
Венеция, вторник, 4 января 1407 года.
Голый мальчик висел на деревянной стене, кандалы обхватывали обе лодыжки и одно запястье. Он несколько дней пытался освободить левую руку, обжигаясь о раскаленный наручник в надежде высвободить пальцы. Эта борьба вытянула из него все силы и, честно говоря, нисколько не изменила его положения.
— Помогите мне, — молил он. — Я сделаю все, что попросите.
Его боги молчали.
— Я клянусь. Жизнью клянусь.
Но его жизнь и так принадлежала им, даже здесь, в тесной клетке, где грудь горела при каждом вдохе, а кислый воздух становился все кислее. Боги забыли о нем.
Может, если бы он вспомнил их имена, дело пошло бы лучше.
В иные дни он сомневался в их существовании. А если они все же существуют, то полны своих забот. Ярость мальчика сменялась горечью и отчаянием, потом обращалась в призрак надежды и вновь сменялась новой волной ярости. И так раз за разом, снова и снова.
Левую руку жгло как огнем.
Какую бы магию ни использовали похитители, она сильнее его желания освободиться. Цепи новые и прочно крепятся к стене. Каждый раз, когда он хватался за цепь и дергал ее, пальцы шипели, как будто касались добела раскаленного железа.
— Милостивые боги! — прошептал он.
Как здорово было бы вернуть назад все те оскорбления, которыми он осыпал богов.
Он уже кричал на богов, проклинал их, призывал себе в помощь демонов — в отчаянии просил о помощи любого, кто услышит его крики. Какой-то уголок его сознания безумно желал снова забыться в крике, выплеснуть горечь и отчаяние. Но он уже давно сорвал голос. Да и кто придет в эту крошечную камеру без дверей? А даже если кто-то захочет прийти, то как он войдет?
Убийство. Изнасилование. Измена…
За какие еще преступления могут замуровать заживо?
Но в чем смысл наказания, если заключенный не может вспомнить свою вину? Мальчик не помнил своего имени. Не помнил, почему его замуровали в клетку чуть больше гроба. Он даже не помнил, кто заключил его сюда.
Земляной пол покрывали засохшие нечистоты.
Прошло уже несколько дней с тех пор, как ему хотелось мочиться; губы покрывала спекшаяся сухая корка. Мальчик хотел спать почти так же сильно, как и освободиться, но, засыпая, он всякий раз падал на свои цепи и просыпался от обжигающей боли. Он сделал что-то плохое. Очень плохое. И теперь даже смерть не хочет принять его.
Только бы вспомнить, что именно.
«У тебя есть имя. Какое?»
Вспомнить не проще, чем вернуть надежду и дотянуться до свободы. Следующие часы мальчик провел в лихорадочном бреду. Некоторые мысли оказывались неожиданно четкими, но большинство лишь освещало пустыню его памяти.
Вместо воспоминаний — ускользающие тени и неразборчивые голоса.
«Прислушайся, — сказал он себе. — Слушай».
Он попытался. Голоса слышались снаружи, из-за деревянных стен. Много людей, и они спорили. До него доносились звуки, не громче шепота, однако он понимал: язык ему незнаком. Один голос приказывал, другой возражал. Потом что-то ударило в стену прямо напротив него.
Как будто топор или молот.
Второй удар был еще сильнее. За ним последовал третий. Деревянный мир мальчика распался, внутрь ворвался свежий воздух. Сквозь узкую щель хлынул яркий свет, и мальчику показалось — боги наконец-то пришли к нему.
2
Позднее лето 1406 года.
Почти за четыре месяца до того, как мальчик очнулся и обнаружил себя в ловушке душной деревянной камеры, юная венецианка спешила по ветхим фундаментам на северной окраине города. В некоторых местах этого странного города дорожки вдоль каналов были сделаны из кирпича или даже камня. Здесь поверх свай, вбитых в илистое дно лагуны, лежала простая земля.
После заката солнца в Венеции повсюду небезопасно, особенно для пятнадцатилетней незамужней девушки, живущей в другом районе. Но рыжеволосая венецианка надеялась успеть к солеварням до заката. Она рассчитывала выпросить себе место на одной из барж, перевозящих соль на материк.
Бордовое платье покрывали пыль и потеки пота.
Она шла не больше часа, но попала в совершенно иной мир, тот, где шелковое платье притягивает завистливые взгляды. Ее старое платье дороже, чем лучшая одежда во всем кампо гетто. Надежда на безопасный путь испарилась, когда навстречу ей из тени выступила небольшая группа детей.
Госпожа Джульетта распахнула плащ и сдернула с шеи золотой медальон.
— Возьмите его, — сказала она. — Продайте. Вы сможете купить еду.
Мальчик с ножом криво усмехнулся:
— Мы воруем еду и обходимся без твоих побрякушек. Ты ведь нездешняя?
Джульетта помотала головой.
— Ты еврейка?
— Нет, — ответила она. — Я…
Она собиралась сказать… наверняка какую-нибудь глупость. Нелепый день. Находиться здесь — глупо. Останавливаться — глупо. Даже воспринимать его вопрос всерьез — глупо.
— Я вроде вас, — неубедительно закончила она.
— Ну да, конечно, — усмехнулся мальчик с ножом. Остальные рассмеялись. — Откуда у тебя эта вещь?
— Моей… — она запнулась. — Госпожи.
— Ты его украла, — заявил мальчик помладше. — Вот почему ты бежишь. От ублюдков из Стражи. Тебе стоит пойти с нами.
— Нет, — ответила Джульетта, — мне лучше идти дальше.
— Знаешь, что случится, если Стража схватит тебя? — спросила девочка. Она подошла вплотную и зашептала Джульетте в ухо. Если хотя бы половина была правдой, девушке следовало убить себя, лишь бы не быть схваченной. Но самоубийство — грех.
— А если даже Стража не схватит тебя, то…
Младший прикрыл рот, поймав взгляд своего вожака.
— Оглянись, — резко сказал тот. — Уже темнеет. Что я говорил?
— Прости, Джош.
Старший мальчик ударил его:
— Мы не называем имен рядом с чужаками. Мы не говорим о… Не перед закатом.
Он перевел взгляд на стоящую рядом девочку.
— Я избавлюсь от него. Клянусь. И плевать, что он твой брат.
— Я уйду с ним.
— Ты никуда не уйдешь, — ответил Джош. — Твое место рядом со мной. Твое тоже, — сказал он Джульетте. — К югу отсюда есть старый кампо. Мы успеем вовремя.
— Если нам повезет, — заметила девочка.
— Нам всегда везло.
— Всегда везло, а теперь не повезло, — послышалось из теней.
Голос, старый и усталый, звучал как сухой ветер на пыльном чердаке.
Из теней выступил Мавр, одетый в десятки оттенков серого. Аккуратно подстриженная бородка подчеркивала худобу лица, с которого смотрели глаза солдата, много повидавшего и уставшего от жизни. За плечами меч, на бедрах стилеты, а в руке арбалет — маленький, почти игрушечный, с зазубренной стрелкой размером с ее палец.
Мавр кисло улыбнулся, прицелился Джошу в горло и только потом обратился к девушке:
— Госпожа моя, не очень-то хорошо с вашей стороны…
— Нехорошо?
Госпожа Джульетта, стиснув кулачки, боролась со своим гневом.
Она уже привыкла сдерживать гнев на людях. Зато за закрытыми дверями он выплескивался в полную силу в рыданиях и криках о ее предстоящем замужестве. Ее мать вышла замуж, когда была на два года младше Джульетты. Девушки из благородных родов шли под венец в двенадцать и ложились в постель мужа в тринадцать, иногда чуть позже. По крайней мере у двух подруг Джульетты уже были дети.
Ее выпороли за отказ идти к алтарю.
Лишили еды, заперли в комнате, пока она не заявила, что убьет себя. Когда же ей напомнили, что самоубийство — грех, она пообещала вместо себя убить своего мужа.
Тетя Алекса, вдова прежнего герцога Марко III, печально покачала головой и послала за горячей водой и травами для успокоительного питья. А дядя Алонцо, младший брат покойного герцога, отвел Джульетту в сторону и заметил, что она очень кстати упомянула об этом…
Ее мир померк, стал мрачным, ужасным местом. Она не только должна выйти замуж за чужестранца, которого никогда не видела. Ее научат, как убить его в постели.
— Ты знаешь, чего от меня ждут?
— Госпожа, не мое дело…
— Конечно, нет. Ты просто лающий пес, сгоняющий скот в стадо.
Его глаза вспыхнули, и она улыбнулась. Он не пес, и она — не скот. Она госпожа Джульетта деи Сан Феличи ди Миллиони — племянница регента, двоюродная сестра нового герцога, крестница герцогини Алексы. Вся ее жизнь определялась связями с другими людьми.
— Скажи им, ты не смог меня отыскать.
— Я следовал за вами с той минуты, как вы сбежали.
— Почему? — девушке нужен был ответ. Только в последние полчаса ей казалось, что за ней кто-то следит. Неужели Мавр позволил ей пройти через всю Венецию, хотя мог остановить задолго до того, как она переберется на материк?
— Я надеялся, вы повернете назад.
Джульетта потерла висок. Лучше бы за ней послали молоденького офицера. Тогда она смогла бы накричать на него или очаровать, какими бы скудными ни были ее чары.
— Как я могу выйти замуж за человека, которого я никогда не встречала?
— Вы же знаете…
Джульетта топнула ножкой. Она понимала: каждая дочь — капитал. И дочери благородных родов — в большей степени, чем прочие. Но это просто… Может, она слишком начиталась поэзии. А вдруг она кому-то предназначена? Едва она задала вопрос, как уже пожалела о нем. Мавр промолчал, но презрение, мелькнувшее на его лице, говорило лучше всяких слов.
А если он живет на другом конце света или вообще еще не родился? А если умер сто лет назад? Или любит другую? Политику не интересуют девичьи фантазии. Даже фантазии принцессы.
— Позволь мне уйти, — взмолилась Джульетта.
— Госпожа моя, я не могу, — он печально покачал головой, не прекращая целиться в Джоша. — Попросите о чем-нибудь другом.
— Мне больше ничего не нужно.
Атило иль Маурос купил ей пони. Качал ее на коленях. Своими руками вырезал для нее медведя, сражающегося с лесорубом. Но он вернет ее в дом Дукале, таков его долг. Атило исполнял свой долг без страха или пристрастий. Это сделало его фаворитом прежнего герцога и принесло ему ненависть Алонцо, нового регента. Джульетта не представляла, что о нем думает тетя Алекса.
— Если ты меня любишь… — сказала она невыразительным голосом.
Господин Атило взглянул на арбалет в своей руке, потом на оборванных воришек и потянул Джульетту в сторону, подальше от их ушей, не прекращая целиться в главаря банды.
— Госпожа моя.
— Послушай меня, — ее подташнивало. Она устала, еще немного, и расплачется. — Король Янус — крестоносец. Черный крестоносец.
— Я знаю.
— А я узнала это из сплетен слуг. Они собираются выдать меня за бывшего палача, который нарушает принятые обеты бедности и целомудрия. Он позабыл об очищении страданиями. — От отвращения она скривила губы.
— Чтобы стать королем, — просто ответил Атило.
— Он чудовище.
— Джульетта… Германцы жаждут Венецию. И византийцы. Мамлюки хотят ваши колонии. Даже мой народ, мавры, будет счастлив, когда увидит, как тонет ваш флот. Король Янус был Черным совсем недолго. А нам нужен Кипр.
— Нужен? — презрительно переспросила она.
— Сила Венеции в ее торговых путях. Кипр ей необходим. И потом, тебе все равно придется выйти за кого-нибудь.
— И лучше — за него?
Мавр кивнул, и она спросила себя, видит ли он ярость в ее глазах. Злость сдерживала страх. Страх перед Черным крестоносцем.
— Мой господин, — вмешался Джош.
Атило приподнял арбалет:
— Разве я разрешал тебе говорить?
Его палец двинулся на спусковом крючке.
— Пусть говорит.
— Госпожа моя, вы не в том…
— …положении, чтобы приказывать? — горько продолжила госпожа Джульетта. Насколько она понимала, она никогда не была в таком положении. По крайней мере, со дня смерти матери. Джульетта — Миллиони. Принцесса с золотым детством. Каждый завидовал ей.
И она все отдала бы ради…
Госпожа Джульетта до крови прикусила губу. Бывали дни, когда жалость к самой себе вызывала отвращение даже у нее самой. Похоже, сегодня именно такой день.
— Давай выслушаем его, — предложила она.
Атило опустил крошечный арбалет и кивнул мальчику. Помилование, пусть и на краткий срок.
— Лучше ему сказать что-то стоящее.
— Мой господин, нам нужно уйти с улиц.
— И это все? — судя по голосу, Атило был удивлен. — Таков твой вклад в беседу? Только секунда отделяет тебя от смерти. И ты говоришь, нам следует уйти с улиц?
— Уже почти стемнело.
— Они боятся Стражи, — сказала Джульетта.
Неудивительно. «Тебя избивают, выкручивают руки, и так до тех пор, пока ты не сделаешь то, чего они хотят». Слова девочки звучали так, будто она испытала все на себе.
— Не Стражи, — отмахнулся младший мальчик. — Сейчас их уже можно не бояться. Они не выходят после темноты.
— Но они Стража.
— Подумай получше, — ответил он. — Они не связываются с тем, что выходит оттуда.
— С чем? — спросила она. Возможно, мальчик не заметил, как Атило предупреждающе нахмурился. А может, ему все равно.
— С демонами.
— Нет, — возразила его сестра. — Они чудовища.
— Атило… — ей не следовало называть старика просто по имени, без «мой господин» или какого-то титула. Пусть даже регент сместил его с должности адмирала Средиземного моря, которую Атило занимал при покойном Марко III… Все так сокрушались о герцоге Марко III. Его сын, нынешний герцог Марко IV, несчастный двоюродный брат Джульетты, был припадочным дурачком.
— Что? — сухо переспросил Атило.
— Мы не можем их здесь бросить.
— Можем, — ответил он. — Можем. — Слова прервало уханье совы, и его плечи чуть расслабились.
Атило тоже ухнул, сова ответила.
— Это тебя мы не можем бросить, — с горечью сказал он.
— Но если…
— У меня здесь пятнадцать клинков. Лучшие мои ученики. Мой заместитель, его заместитель, и еще тринадцать. Отличные солдаты. И я буду счастлив, если в живых останется хотя бы половина из них.
Джульетта не узнавала того пожилого человека, который вырезал для нее деревянные игрушки. Таким Атило видели в битве.
— Мы идем в безопасное место?
Он повернулся и посмотрел на нее. Тяжелый взгляд чуть смягчился.
— Госпожа моя, в эту ночь безопасных мест не будет. Не здесь и не сейчас. Я лишь надеюсь уберечь вашу жизнь.
— А дети?
— Они уже мертвы. Оставьте их.
— Я не могу… Мы не можем… — она вцепилась в его рукав. — Пожалуйста.
— Вы хотите спасти их?
— Да, — с признательностью ответила она, решив, что он передумал.
— Тогда отпустите их. У них больше шансов остаться в живых, если они сейчас спрячутся. Правда, ненамного. Но если они останутся с вами, тогда у них шансов нет вовсе. Казалось, госпоже Джульетте стало нехорошо.
— Наши враги охотятся за вами. Вы — их цель.
Он снял с бедра стилет, неуловимым движением перевернул его и протянул рукоять Джульетте. «Боже милостивый, — подумала она. — Он серьезен». Только усилием воли она не позволила клубку в животе овладеть ее телом. Еще чуть-чуть, и она опозорится прямо перед Атило.
— Найдите дубильную яму, — бросил Атило компании Джоша. — Не рядом, подальше отсюда. Залезьте в нее по уши. Не двигайтесь. Молчите, пока не наступит утро.
— Демоны ненавидят воду?
— Они охотятся по запаху. От вас воняет мочой. Найдите дубильную яму, и, может, вам повезет.
Атило отвернулся, тут же забыв о маленьких разбойниках. Может, им и вправду удастся уйти подальше.
— Держитесь рядом со мной, — сказал он Джульетте.
Атило шел по соттопортего, туннелям под жилыми домами, направляясь к маленькой площади. Несколько дубов на противоположной стороне не позволяли ей сползти в узкий канал. Атило обрезал веревку и оттолкнул потрепанную гондолу, так что она встала поперек канала, как шаткий мостик. Едва госпожа Джульетта перебралась по нему, Атило перерезал оставшуюся веревку и перепрыгнул на безопасную сторону. Лодка медленно поплыла по каналу.
— Куда мы направляемся?
— У меня есть дом, — ответил он.
— Особняк иль Маурос? — Ее сердце упало. Им придется дважды пересекать Большой канал на гондоле или обходить его, удвоив путь, пролегающий по самым опасным улицам Венеции.
— Другой дом, — бросил он.
Он взял ее за руку, но не ради того, чтобы успокоить или ободрить. Атило стиснул ее кисть и потащил вперед. Он хотел идти быстрее.
— Атило, ты… — Джульетта умолкла.
Старик пытается спасти ее. Он в ярости, таким она никогда его не видела. Лицо превратилось в боевую маску, глаза пронзают тьму.
— Прости, — сказала она.
Он замер, и Джульетте показалось… На мгновение ей показалось, сейчас он не удержится и ударит ее. Но уже в следующую секунду она увидела странную фигуру, следящую за ними из теней приближающегося квартала.
— Сюда.
Рывок направил ее к переулку. Но путь уже перекрыт, как и тот, которым они пришли.
— Убей себя, — произнес Атило.
Джульетта уставилась на него.
— Не сейчас, дурочка. Если погибну я и погибнут они…
Он указал на силуэты, появляющиеся из темноты. Кто-то стоял рядом с гротескными существами, преграждающими им путь, другие — на крышах или балконах.
— Не дай захватить себя.
— Они меня изнасилуют?
— Насилие можно пережить. Но ты не переживешь того, что с тобой сделают Волчьи братья. Хотя живой и здоровой ты можешь оказаться для них более полезной. А значит, ты точно должна убить себя.
— Самоубийство — грех.
— Позволить схватить себя — худший грех.
— Перед Господом?
— Перед Венецией. Это намного важнее.
Серениссима, имя Светлейшей Республики Венеции, придуманное поэтами, не отличалось точностью. Город уже давно не был светлым, а в нынешние дни не был и республикой.
По мнению Атило, Венеция больше напоминала бурлящий котел, в который откуда-то с небес все подбрасывали и подбрасывали горстки риса. И хотя каждое утро у стен находили тела нищих, на дне каналов новорожденных младенцев, а бедняков выбрасывали умирать прямо на улицу, чтобы не платить за похороны, город оставался таким же людным, тесным и дорогим, как и прежде.
Летом люди спали на крышах, балконах или под открытым небом. Когда наступала зима, они скапливались в убогих домах. Они испражнялись, совокуплялись, ссорились и дрались на виду как у чужих, так и у собственных детей. Лестницы таких домов всегда пахли особым запахом бедности. Немытое, воняющее сточными водами, засаленное страдание. Оно пропитывало кожу человека, пока та не становилась похожа на выделанную шкуру.
Дюжина ученых рисовала карты Венеции. В их числе был и китайский картограф, присланный Великим Ханом. Хан прослышал о городе, где каналы использовались вместо дорог, и пожелал узнать, много ли тут правды. На поверку все карты оказывались неточными, к тому же половина улиц имела больше одного названия.
Атило иль Маурос, обратившийся в мыслях к Венеции, недоумевал, почему же он всегда так неохотно покидал этот город, и думал о жизни, которая прошла в нем. Может, все дело в том, что не такой он видел свою смерть? В убогом кампо, рядом с ветхой церковью, поскольку в каждом кампо есть своя церковь. Хотя обычно не настолько запущенная. Церковь, разрушенный колодец, полуразвалившиеся кирпичные дома…
Он надеялся умереть в своей постели через много лет.
Его жена, прекрасная в горе, освещенная нежными лучами осеннего солнца; печальный мальчик у изножья кровати. Правда, для этого ему нужна хотя бы жена. Жена, сын и наследник, может, несколько дочерей, если они не доставят слишком много хлопот.
После осады Туниса герцог Марко III предложил ему сделку. Герцог пощадит город, а Атило поступит к нему на службу в качестве адмирала. А если он откажется, каждый мужчина, женщина и ребенок в городе, в том числе семья Атило, будут убиты. Великий пират Берберского побережья предаст тех, кого любит, и спасет их или останется верным и обречет их на смерть.
«Ублюдок», — с восхищением подумал Атило.
Даже сейчас, десятки лет спустя, он помнил, с каким трепетом встретил жестокое предложение Марко III. В тот день Атило произнес слова развода, отказался от своих детей, сменил религию и оказался на всю жизнь прикованным к Венеции.
Он принял звание адмирала Средиземного моря и спас людей, которые возненавидели его на всю оставшуюся жизнь. На публике он был советником Марко III. Мало кто знал, что вдобавок Атило является главой его ассасинов. Вначале враг, позже — хозяин, а потом — друг. Атило отдаст жизнь за его племянницу.
Никогда прежде Атило не видел такого сборища Волчьих братьев, тем более в своем городе. Он успел полюбить этот город. Сражение будет оплачено дорогой ценой. Сойтись с псами войны в открытом бою значило уничтожить Ассасини. Скорее всего, Атило уже никогда не дождется наследника. А уничтожить Ассасини — значит оставить Венецию без всякой защиты.
Стоит ли ее жизнь так дорого?
Пятнадцатилетние принцессы не должны сбегать, желают они быть невестами или нет. У них даже мысли такой возникать не должно. Если Джульетта выживет, ее ждет жестокая порка, когда Атило расскажет правду о ее побеге. Алонцо настоит на порке, даже если ее тетушка будет возражать. Для женщины, которая так любила травить своих врагов, Алекса слишком многое прощала своей племяннице.
— Мой господин…
Из темноты появился одетый в черное мужчина с луком в руках. Он быстро взглянул, какое оружие приготовил его командир, и немного расслабился, увидев арбалет.
— Мой господин, наконечник серебряный?
— Разумеется.
Мужчина посмотрел на Джульетту и замер, увидев у нее в руке стилет Атило.
— Она знает свой долг, — сказал Атило. — А твой — умереть, но защитить ее.
В скуолу
[2] Ассасини входил двадцать один человек, включая самого Атило. Вначале он называл своих людей буквами греческого алфавита, но, когда в скуоле появились выходцы из беднейших слоев Венеции, плохо знающие даже собственный алфавит, буквы сменились числами.
Мужчина средних лет, стоящий перед ним, имел номер 3.
Номер 2 сидел в кипрской тюрьме по обвинению, которое невозможно доказать — либо его освободят, либо он просто исчезнет. Зная короля Януса, последнее наиболее вероятно. Номер 4 отправился в Вену убить императора Сигизмунда. Скорее всего, он не справится. Номер 7 охраняет штаб-квартиру. Номер 13 — в Константинополе. А номер 17 — в Париже, пытается отравить принцев Валуа. Теоретически для сохранения скуолы Ассасини достаточно, чтобы выжил один из них.
Шестнадцать Ассасини против шести врагов.
При других обстоятельствах в победе никто бы не сомневался. Но Атило хорошо знал, кто такие императорские кригсхунды.
[3] Его клинки будут погибать в обратном порядке. Самые младшие постараются измотать чудовищ, тогда старшие получат шанс на победу. Судьей, определяющим условие победы, был Атило. В эту ночь победить — значит уберечь госпожу Джульетту от рук врагов.
— Пошли умирать, — приказал он своему заместителю.
Ухмылка мужчины исчезла в темноте.
— Числа! — услышал Атило его крик, и перед ними разверзся ад. Рычащие звери, покрытые серебристым мехом, бросились на площадь, оставив в переулке стонущий кусок мяса, мало похожий на человека.
— Что это? — слишком громко спросила Джульетта.
— Кригсхунды! — рявкнул Атило. — Еще одно слово, и я ударю тебя.
Он вскинул арбалет и выстрелил. Зверь уклонился от серебряного болта и метнулся к одному из Ассасини, заходящему со слепой стороны. Все произошло быстро. Лапа зверя ударила парня по голове, подтягивая ближе. Чудовищные челюсти сомкнулись на шее, едва не оторвав голову.
— Я думала, они выдумка, — прошептала Джульетта, но тут же зажала рукой рот и попятилась от Атило.
Мавр горько усмехнулся. Ее можно было бы обучить. Отдай они ему девушку на несколько месяцев, и он вернул бы дяде и тете личность, ценную не только фактом своего существования. Но им это не нужно. Им нужен товар, который можно продать подороже.
Призрак удачи и плохой расчет. Третий из самых младших Ассасини нырнул под лапу зверя и сумел ударить его мечом в бок, прежде чем кригсхунд достал парня, сломав шею и разорвав грудь.
— Убей чудовище, — взмолилась Джульетта.
— У меня нет лишних стрел.
Атило скользнул взглядом по окружающим домам. Не меньше полусотни людей смотрели на них из-за жалюзи или ставень. В бедных домах нечасто встретишь застекленные окна, так что люди не только прекрасно все видят, но и слышат.
Никто из них не придет на помощь. Да и с чего бы?
— Смотри, — сказал Атило, указывая Джульетте на ближайшего кригсхунда. Зверь начал изменяться, морда становилась плоской, а плечи сужались. Джульетта не сразу осознала увиденное. Вольфинг превращался в человека. Вой оборвался, обнаженный мужчина пытался запихнуть обратно внутренности, вываливающиеся из распоротого живота.
— Теперь мы убьем его.
Из темноты выступил один из Ассасини, меч взлетел и снес оборотню голову. Фонтаном брызнула кровь.
Бой был жестоким. Люди и звери рубили и рвали друг друга на куски. В грязи оставались лежать тела. Большинство — в клепаных доспехах, несколько — голые.
— Мой господин…
Джульетта, обратившись к Атило по правилам этикета, вернула себе присутствие духа. В лунном свете она по-прежнему казалась бледной. На взгляд Атило, они все казались слишком бледными. Но, по крайней мере, она перестала дрожать и уверенно сжимала стилет. Сейчас девушка походила на прежних принцесс Миллиони.
— Они атакуют…
— Я знаю, — ответил он, поднимая арбалет.
Офицер, получивший приказ в самом начале, поднял глаза и слегка поклонился в ответ на кивок Атило, как будто попрощался с ним. Потом прозвучал сигнал, и оставшиеся Ассасини разом бросились на врага.
Финал боя был кратким и яростным.
Мечи рубили, кинжалы втыкались под ребра, кровь брызгала во все стороны. Вонь стояла, как на скотобойне: дерьмо, кровь и распоротые кишки. Люди Атило умирали достойно, но они умирали. На земле лежали тела, и только некоторые из них голые. Один полутруп, покрытый мехом, дернулся к Атило. Из бока зверя торчала рукоять кинжала.
— Убей его, — взмолилась Джульетта.
Атило прицелился и выпустил болт в горло чудовища.
Зверь пошатнулся, рванул вперед и встретился со вторым болтом. Атило взвел арбалет и вложил третий болт, но огромная лапа кригсхунда выбила оружие из его руки.
«Неужели это моя смерть?»
Мысль пришла и исчезла. Сразиться с чудовищем из ада — не худший способ уйти из жизни. Но за его спиной племянница Марко III, и он не может просто так…