Стоило сержанту Хэкнеру намекнуть, что ужасный поклеп, возведенный на одного из лучших сотрудников ИЦП, может оказаться правдой, Гарольд Джонстон начал рвать и метать:

— Я слышал, что говорил по радио этот убийца-малолетка, и знаю, что каждое его слово — ложь. У Рики Харриса безупречная репутация.

— Мы никого не обвиняем, мистер Джонстон, — сказал Хэкнер. — Мы просто задаем вопросы.

— Так знайте, что ваши вопросы оскорбительны, — огрызнулся Джонстон.

В нем было как минимум тридцать килограммов лишнего веса. Воротник его рубашки не застегивался, а галстук был всегда затянут, насколько позволяла шея.

— Мистер Джонстон, — сказал Джед, — можете оскорбляться сколько хотите, но ваша обязанность — помогать нам. Если, конечно, вам нечего скрывать.

Джонстон поднялся со стула.

— Сержант Хэкнер, как вы смеете обвинять меня…

Хэкнер прервал его коротким жестом руки:

— Сядьте, пожалуйста, мистер Джонстон. Прошу прощения. Сегодняшний день был долгим и трудным. Мы все устали.

— Да, денек выдался нелегкий, — согласился Джонстон, усаживаясь обратно. — И само это дело не из приятных. Натан Бейли убил хорошего воспитателя.

Глаза Хэкнера превратились в щелочки:

— Знаете, ваша оценка Харриса сильно отличается от той, к какой склоняемся мы.

Джонстон нахмурился:

— После вранья, с которым Натан выступил по радио, ваши слова меня не удивляют.

Хэкнер устроился поудобнее.

— Почему Натана отправили в изолятор?

Джонстон смутился:

— Думаю, он плохо себя вел.

— А другие ребята тоже считают, что он плохо себя вел?

Джонстон усмехнулся:

— Сержант Хэкнер, мы в нашем заведении часто используем эвфемизмы, чтобы наша работа казалась менее… скажем, грубой, чем она есть на самом деле. Мы работаем в тюрьме. Здесь плохое поведение — понятие относительное. Я не спрашиваю ребят о том, как себя ведут их приятели. Во-первых, верить им нельзя, а во-вторых, выведать у них что-то — дело практически невозможное.

— Короче говоря, ваши сотрудники всегда правы?

— Можно и так сказать.

— Так вы поощряете безнаказанность, — возмутился Хэкнер. — Ваши люди могут делать все, что им вздумается, и, пока все шито-крыто, вы не вмешиваетесь.

Джонстон ударил кулаком по столу.

— Не надо читать мне нотаций, сержант. Разуйте глаза. Сама система прогнила насквозь. Мы делаем вид, что у этих ребят есть надежда на лучшее будущее, хотя на самом деле это не так. Дети здесь — животные, а мы — сторожа зоопарка. Так вот, считаю ли я, что те, кто здесь сидит, — лгуны? Да, потому что они лгут. Верю ли я своим людям? Да, потому что мне приходится это делать.

— У тех, кого помещают в ваш изолятор, всегда отбирают обувь? — спросил Хэкнер, сменив тему.

— Нет, я бы не сказал, что это обычная практика, — ответил Джонстон. — Но ничего необычного в этом нет.

— А с какой целью это делается?

Джонстон ответил быстро, словно ждал этого вопроса:

— Когда дети поступают сюда, они сдают нам все свои вещи. Мы выдаем им белье, одежду, туалетные принадлежности. Те, кто ведет себя примерно, могут заработать несколько очков на покупку собственного куска мыла или бутылки любимого шампуня. Эти вещи символизируют их статус. Когда они начинают плохо себя вести или их помещают в изолятор, воспитатели могут забрать у них что-нибудь важное.

Своим следующим вопросом Хэкнер выстрелил в него, как из пушки:

— У вас в журнале записано, что в первую же ночь в ИЦП Натан Бейли был изнасилован ручкой от швабры. Это что, входит в программу перевоспитания?

Во взгляде Джонстона загорелась злоба, граничащая с ненавистью:

— Можете думать обо мне что хотите, сержант, — прошипел он сквозь зубы, — но я никогда не попустительствовал насилию. Я просто мирюсь с реальностью. «Бог наградил меня разумом, чтобы я мог принять то, чего не могу изменить» — вот мой девиз, и он мне нравится.

— Ну да. Только мне больше нравится другой: «поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой».

Глава 7

Натан развалился на диване и, щелкая пультом, переключал каналы. Новости ему надоели. Однако он не без удовольствия отметил, что один из каналов отыскал более удачную его фотографию — школьную, из альбома пятого класса.

Может, потому, что его хорошо воспитали, как любил говорить отец, а может, и просто от скуки он постирал простыни, на которых спал. Нехорошо было уезжать отсюда, не застелив кровать. Кроме того, он убрал за собой на кухне. Но при всем желании быть хорошим гостем (или взломщиком?) он не мог заставить себя сделать что-нибудь с одеждой из ИЦП, и она так и валялась на полу в ванной.

Пока Натан бездумно переключал каналы, его мысли вернулись к печальной ситуации, в которую он попал. Теперь он видел ее в другом свете. Ну ладно, он убил того парня, и это было плохо. Но ведь на самом-то деле все произошло случайно — он просто защищался. Убегать из ИЦП было глупо. Так зачем же он сбежал? Наверное, испугался, да к тому же не хотел упускать представившуюся возможность.

Что поражало Натана, так это то, как быстро рос список его преступлений. К нему уже добавилась кража со взломом, а через несколько часов в нем будет еще и угон машины. Натан прикинул, что, пока он доберется до Канады, ему придется еще раза два влезть в чужие дома и угнать пару машин. Если его поймают, у него будут большие неприятности. Значит, попадаться нельзя.



Уже давно Уоррен Майклс не видел Хэкнера таким возбужденным.

— Успокойся, Джед. Джонстон просто высказал тебе свою точку зрения.

— Точку зрения! Этот человек сам представляет опасность для детей, которых он должен защищать. Уоррен, ты что, не видишь…

— Джед, — прервал его Майклс. — Я все понял: Джонстон опасен для своих подопечных. Но сейчас у меня нет времени думать о положении в ИЦП. И, надо сказать, у тебя тоже. Что там с Рики Харрисом? Что про него говорил Джонстон?

— Он сказал, что Харрис был образцовым работником.

— Придется исходить из этого, Джед. Мы ищем убийцу. Хотелось бы мне тоже сомневаться в виновности мальчика, но очень уж убедительны обличающие его улики.

Джед так просто не сдавался:

— Говорю тебе, Уоррен, что-то мы упускаем из виду.

— Вот что я тебе скажу. Давай поделим все дело на две части. Первая: мы должны поймать мальчика и посадить его под замок. А когда он окажется у нас в руках, мы сможем заняться расследованием. Потрясем и Джонстона, и этого Рики Харриса тоже. Согласен?

— Идет. Но под Рики я покопаю отдельно.

— Ладно, договорились. Скажи теперь, что там с дядей? Полагаю, его дом под наблюдением?

— Конечно. Но ни дядя, ни мальчик там не появлялись.

— Может, они вместе удрали из города?

— Возможно, однако маловероятно. Ведь все началось именно с того, что Натан сбежал от дяди, помнишь?

— А куда же еще он мог податься?

— Лучше спроси, куда не мог, — ответил Джед.

Уоррену пришлось с ним согласиться. Кроме дяди, у Натана не было других родственников. И именно это, как ни печально, делало его поведение непредсказуемым. Перед ним были открыты все дороги.



Доктор Тэд Бейкер засунул рентгеновский снимок под прижим просмотрового экрана и нахмурился. По меркам отделения «скорой помощи» сломанные пальцы не считались чем-то неотложным, но этот случай был явно исключением. Рука на снимке была не просто сломана, она была изувечена. Боль, должно быть, адская, подумал Тэд.

Изобразив на лице самое приветливое выражение, доктор Тэд, как его называли коллеги, отодвинул занавеску и обратился к пациенту:

— Добрый день, мистер Бейли. Я доктор Бейкер. В вашей карте написано, что вы повредили руку. Можно посмотреть?

Марк Бейли несколько мгновений изучал лицо доктора, после чего осторожно протянул ему правую руку, придерживая ее левой.

— Болит ужасно, док.

— Еще бы, — согласился Тэд. — Я видел рентгеновский снимок. Как это вас угораздило?

— Менял тормоза на своей машине, — объяснил Марк. — Я очень спешил, делал все тяп-ляп, и домкрат соскочил. Вы, поди, с такими случаями каждый день сталкиваетесь.

Тэд только улыбнулся в ответ. Он понимал, что Марк Бейли повредил руку совсем при других обстоятельствах — пальцы ему кто-то сломал нарочно.

— Значит, рука попала прямо под колесо? — спросил он, осторожно поворачивая поврежденную кисть.

— Точно, — ответил Марк, напрягшись в ожидании боли. Тэд доброжелательно улыбнулся пациенту и аккуратно положил изувеченную руку ему на грудь.

— Расслабьтесь, — посоветовал он. — Меньше всего я хочу причинить вам боль.

— Спасибо, док. Хорошо, хоть вы, для разнообразия, не сделали мне больно.

Интересно, подумал Тэд.

— Правда? Что вы имеете в виду?

— Что я имею в виду?

— Вы сказали — хорошо, что я, для разнообразия, не хочу причинить вам боль.

— Я так сказал? — удивился Марк.

— Хм. Кто-то сделал вам больно?

Марк рассмеялся:

— Только я сам, док.

— Почему же сломаны только два пальца, а не все?

Марк заметил неувязку в своей истории. Проклятье! Док что-то подозревает.

— Не знаю, — ответил Марк. — Видать, повезло.

Тэд Бейкер посмотрел в глаза пациенту, пытаясь понять, врет тот или нет.

— Если бы не ваш рассказ, я мог бы поклясться, что руку вам изуродовали нарочно. Вы уверены, что она действительно попала под домкрат?

— Под домкрат? Нет. На нее рухнула вся машина. Вы думаете, я вам вру, так что ли?

Тэд долго смотрел на него и наконец сказал:

— Человек в здравом уме не станет лгать врачу.

В конце концов, это твоя рука и твоя жизнь, подумал Тэд. Я свое дело сделал. Он щелкнул ручкой и убрал ее в нагрудный карман халата.

— Отдохните немного, мистер Бейли. Я скоро вернусь.



Было уже почти десять, темнело. Натан закончил писать записку Николсонам — он прочел фамилию хозяев на каком-то конверте — и пошел в гараж. Днем он уже отрегулировал сиденье в БМВ и потратил почти час на то, чтобы запомнить расположение рычагов и кнопок. Теперь Натан все делал быстро. Устроившись поудобнее, он пристегнул ремень и завел двигатель. Потом дотянулся до кнопки на солнцезащитном козырьке — она открывала дверь гаража.

Дверь начала с грохотом подниматься. Натан был уверен, что все соседи в радиусе двух кварталов звонят в полицию и сообщают об угоне машины Николсонов. Когда дверь полностью открылась, он включил заднюю передачу и стал выруливать по длинному, крутому скату.

На полпути он остановился, чтобы опустить дверь гаража. Затем, когда задние колеса съехали с тротуара, он круто вывернул руль, переключил рычаг на автомат и плавно нажал на газ. Машина рванулась вперед. Еще с тех пор, как он уехал на машине дяди Марка, Натан знал: рулить — не самое сложное. Труднее всего заставить машину ехать плавно. Тогда у него это получалось, и он был уверен, что получится и на этот раз.

Минут через десять он оказался на бульваре Кэннонбол. Натан помнил, что недалеко от дома дяди Марка бульвар пересекается с проспектом Принца Уильяма. Оттуда можно доехать до шоссе 66, с него свернуть на шоссе 81, а по нему направиться прямо на север, в Канаду.

БМВ вел себя послушно. Через пятнадцать минут Натан начал узнавать места. Примерно через два километра, вспомнил он, будет перекресток с «Макдоналдсом» и «Севен-илевен», от которого отходит дорога, ведущая прямо к дому дяди Марка.

Натан находился так близко к этому месту, что, казалось, сам воздух здесь пробуждает в его памяти картины, которые он надеялся навсегда забыть.

Ближе к перекрестку все машины стали ехать заметно медленнее и в конце концов остановились. Где-то впереди ночь прорезали яркие вспышки полицейских мигалок. Натану захотелось развернуться и поехать обратно, но такой маневр тотчас вызвал бы подозрение. Наверное, на перекрестке авария. Он легко проедет незамеченным.

Через четыреста метров подтвердились его худшие подозрения: на перекрестке не было никакой аварии — дорога там была перегорожена. Полицейские останавливали каждую четвертую-пятую машину, освещали салон фонариками и разговаривали с водителем.

«Господи! — вслух взмолился Натан, — не дай им остановить меня».

Натан перестроился в левый ряд. Не поворачивая головы, он скосил глаза на водителя в машине справа. Его можно было легко разглядеть даже в темноте: усатый блондин лет двадцати трех. Если я вижу его, они легко смогут рассмотреть меня, подумал Натан. Его сердце забилось сильнее, и он до немоты в пальцах сжал руль.

«Держи себя в руках», — сказал он себе, наверное, в сотый раз за день.

От полицейского заграждения его отделяли двадцать три машины и два мотоцикла. Шесть машин полиция пропустила, не проверяя. Осталось семнадцать. Руки Натана вспотели, коленки дрожали.

«Пожалуйста, Боже, ну пожалуйста, — молча молился Натан. — Пожалуйста, дай мне проехать. Пожалуйста, не дай им остановить меня».

На этот раз полицейские пропустили всего три машины и тщательно осмотрели четвертую. После этого беспрепятственно проехали пять машин. Работа полицейских казалась бессистемной: машины они останавливали наугад.

Перед Натаном теперь было восемь машин, три из них полицейские пропустили без досмотра. Потом они не остановили только две.

Моя машина третья, подумал Натан. А полицейские только что остановили ту, что ехала третьей!

К его ужасу, полицейские остановили следующую машину, никого на этот раз не пропустив. В отчаянии Натан пытался придумать, что делать, если его обнаружат. Все полицейские вышли из машин, подумал он. В случае чего он просто нажмет на газ и попытается удрать. Больше ему ничего не оставалось.

Полицейский осмотрел машину, улыбнулся, помахал водителю — и остановил следующую! В свете приборной панели Натан видел, как дрожит его правая нога на педали тормоза. Во рту было так сухо, будто он только что наелся мела.

Машина, стоявшая перед Натаном, чем-то заинтересовала полицейского. Он долго обшаривал фонариком заднее сиденье, а затем добрых полминуты разговаривал с водителем. Натан не мог разобрать, о чем они говорят, но обстановка там явно накалялась. Полицейский открыл дверь водителя, и приказал ему выйти. Водитель послушно вышел и положил руки на крышу машины. Одной рукой полицейский потянулся за наручниками, а другой помахал Натану, чтобы тот проезжал. На мгновение их глаза встретились. Может быть, полицейский и успел разглядеть Натана, но задержанный водитель как раз полез в драку. Натан наблюдал за схваткой в зеркало заднего вида и чуть не въехал в переднюю машину.

Только через несколько километров Натан осознал, что опасность миновала. Указатель на дороге сообщал, что до шоссе 66 осталось пять километров. От гордости у Натана закружилась голова. Он снова перехитрил их. Каждая полоска разметки на дороге приближала его к свободе. Он сможет начать жизнь заново и постарается забыть о том, как дядя Марк, Рики, судьи и сама смерть ворвались в его мир и так внезапно оборвали его детство.

Стекла были подняты, громко играло радио, кондиционер старался вовсю. Натан был свободен. Радостное ликование переполняло его грудь. Он выбросил вверх кулак и во всю глотку закричал: «Ура!»

Глава 8

Моника Майклс повернулась во сне, обнаружила, что мужа нет рядом, и тотчас проснулась. Часы на тумбочке показывали 3.21. Привстав на локте, она прислушалась, но дом молчал. Она очень волновалась за Уоррена. Сегодня вечером он был сам не свой.

Прошло уже девять месяцев с тех пор, как убили их сына, Брайана, но только два месяца назад Уоррен начал привыкать к мысли, что его больше нет в живых. Моника думала — по крайней мере надеялась, — что они оба наконец смирились с утратой. Благодаря консультациям психотерапевта, которым Уоррен всячески противился, Моника научилась открыто выражать свои чувства. Неделю за неделей она изливала на терапевта гнев, печаль и горечь. А Уоррен не проронил при ней ни единой слезинки. Как же она тогда ненавидела его за это.

Под конец, когда они реже стали ходить к терапевту — теперь уже не три раза в неделю, а два раза в месяц, — ее гнев пошел на убыль, а любовь вернулась. И Уоррен был по-прежнему рядом. Все такой же несокрушимый. Такой же сильный. Такой же добрый.

Накинув халат, она выскользнула из кровати и отправилась на поиски. Обычно, когда у Уоррена была бессонница, он, пока не заснет, смотрел телевизор. Но сегодня его в гостиной не было.

— Уоррен? — тихо позвала она. — Где же ты?

Моника заметила, что входная дверь приоткрыта.

— Что случилось, дорогой? — спросила она, тихо проскользнув к нему на крыльцо.

Уоррен сидел в кресле-качалке со стаканом виски. На нем были футболка и шорты, босые ноги он положил на перила.

— Привет, малышка, — сказал он. Моника села в соседнее кресло.

— Я волнуюсь за тебя, — сказала она. — Что происходит?

Уоррен глубоко вздохнул.

— Я… э-э… не все так просто с этим Натаном Бейли. — Он рассказал ей про видеозапись, про то, как вдруг Натан показался ему удивительно похожим на Брайана.

— Прости, — Моника попыталась утешить его. — Я знаю, как сильно тебе его не хватает. Но все дети в этом возрасте бывают похожи друг на друга.

Он натянуто улыбнулся:

— Наверное. Но из-за этого-то мне так трудно посадить его за решетку. Ты даже представить себе не можешь, что у него была за жизнь. За последние два года он потерял все. — Как и я, добавил он про себя.

Моника не стала нарушать тишину, повисшую во влажном ночном воздухе. Уоррен так же тщательно берег свою боль, как картежник скрывает проигрышные карты. Покуда никто не увидит его карт, он сможет блефовать.

Когда Джед Хэкнер пришел сообщить о смерти Брайана, душа Уоррена умерла прямо у Моники на глазах. Брайан был жизнью Уоррена. Они были похожи как внешне, так и душевным складом, они жили в собственном мирке — мирке для двоих, где больше никому не было места.

В тот октябрьский день, когда пьяный подросток отнял у них Брайана, Уоррен сильно изменился. Он продолжал жить прежней жизнью, но в ней уже не хватало главного. Ему никогда уже не стать прежним, и они оба знали это.

— Это несправедливо, — сказал он после долгой паузы. Вдвоем, но каждый наедине со своими чувствами, они еще больше часа сидели на крыльце, слушая назойливое щебетание огромного множества ночных существ. Моника держала Уоррена за руку и незаметно наблюдала, как слезы скатываются по его щетинистым щекам. У нее к горлу подступил комок, и Моника поняла, что любит собственного мужа больше, чем в тот день, когда он сделал ей предложение.



В четверть пятого утра Натан был где-то между Гаррисбергом и Уилкс-Барре, штат Пенсильвания. Он вел машину уже шесть часов, но уехал совсем не так далеко, как рассчитывал. Когда он свернул с шоссе, бак был почти пуст.

Проехав тот перекресток с полицейскими, он без труда промчался через Виргинию и Мэриленд. Единственной проблемой были судороги в правой ноге, которую все время приходилось держать вытянутой, чтобы доставать до педали газа. Ему хотелось есть. И пить.

Рекламный плакат сообщил Натану, что всего в одиннадцати километрах отсюда, в Литтл-Роки-Крик, продаются дешевые дома — ежемесячные выплаты от 180 долларов.

— Едем в Литтл-Роки-Крик, — скомандовал он машине.

Это был совсем новый район. Основной улицей здесь была Литтл-Роки-трейл, от которой отходило десять тупиковых улочек, вдоль которых и расположились почти все строения. Натан решил прокатиться по всем этим улочкам.

В конце десятого тупика его внимание привлекли три рекламных проспекта, засунутых под ручку парадной двери. Интересно, подумал он. Ему были видны двери других домов — рекламных проспектов там не было.

«Натан, ты — гений», — поздравил он себя. Выключив фары своего БМВ, но не глуша двигатель, он вылез из машины и на цыпочках подошел к двери гаража. Заглянув в окошко, Натан увидел, что в гараже есть свободное место. Больше того, там стояла «хонда».

Запомнив номер дома — 4120, он вернулся к машине и уехал. Первым делом нужно было спрятать БМВ. Он вспомнил, что прямо перед поворотом на Литтл-Роки-Крик он проезжал церковь, которая идеально подошла бы для этой цели. По пути к ней Натан читал названия улиц, чтобы потом легче было найти нужный дом.

Чувство расстояния обмануло его. Церковь оказалась не прямо перед поворотом, а примерно в километре от него. Когда он поставил БМВ в самом дальнем углу церковной стоянки, небо на востоке уже начало розоветь. Он и не думал, что рассветет так рано.

Выйдя из машины, Натан спрятал ключи под коврик и закрыл дверцу. Он надеялся, что, может быть, если возвращаешь ключи от угнанной машины, то ты — не вор.

Перед ним возвышалась католическая церковь Святого Себастьяна. Натан хотел было зайти побеседовать с Богом, но передумал. Ему и так не хватало времени. К тому же Бог, кажется, пока и без того прислушивался к его молитвам.

Возвращение в Литтл-Роки-Крик заняло у Натана целых сорок пять минут. Когда рассвело и на улицах появились машины, ему пришлось сойти с дороги и углубиться в лес.

Еще не было и шести, но воздух уже стал густым и влажным, а температура поднялась до 30. Его одежда намокла от пота, волосы липли ко лбу. Завидя наконец Литтл-Роки-трейл, он свернул и вскоре уже шел вдоль задних дворов стоявших на ней зданий. Как раз в это время люди обычно выпускают гулять собак. Одна из них, немецкая овчарка, следила за ним через забор, а потом свирепо залаяла. Ее поддержал целый собачий хор. Натан в ответ залаял на собаку. Вроде бы обычный двухметровый дубовый забор — а как он придает храбрости!

Задние дворы, казалось, тянулись бесконечно. Через некоторое время дома закончились, и Натан вышел к строительной площадке.

Дом номер 4120 стоял в конце тупика на противоположной стороне Литтл-Роки-трейл. Теперь Натан встал перед выбором. Если он пройдет через стройку, его наверняка увидят, и все будет кончено. Был и другой выход — лесом обойти стройку и добраться до нужного ему дома. Жаль только, он не знал, сколько ему придется идти. Оттуда, где Натан стоял, ему не было видно дальнего конца стройплощадки.

Натан решил, что пришло время сыграть в открытую. Он расправил плечи, пригладил пятерней волосы и запросто вышел из леса, делая вид, что живет в этом районе.



Тодд Брискоу швырнул бумажные салфетки в урну. Его жена, Пэтти, искала пятновыводитель. Их шестилетний сын и годовалый лабрадор съежились на другом конце комнаты.

— Питер, сколько раз я говорил убирать за собой еду? — сказал Тодд сыну.

Собака только что слизала целую банку клубничного варенья, которую Питер оставил на столе. Как долго они откладывали деньги на этот персидский ковер! И именно на него вырвало пса.

Тодд в сотый раз за утро посмотрел на часы.

— Пэтти, мне пора. Уже почти шесть. Собрание у Рейшмана начинается в восемь, а мне еще нужно распечатать графики, — сказал он жене.

— А, ну конечно, тебе пора, — ледяным тоном ответила Пэтти. — Ведь появилась работа по дому, не так ли?

Она пыталась начать ссору на вечную тему: «ты ничего не делаешь, а мне всегда остается черная работа». Это утверждение было правдивым лишь отчасти. Тодд работал главным бухгалтером в телефонной компании и часто бывал занят по вечерам и в выходные, но все же выкраивал время для семьи.

— Прости меня, пожалуйста, но мне и правда нужно идти, — сказал Тодд. Он взял свой кейс, послал ей воздушный поцелуй и направился к гаражу.

А это еще кто? Мальчик, лет эдак двенадцати, может, тринадцати, пересекал улицу в его направлении. Лицо показалось смутно знакомым, но Тодд не помнил, чей это ребенок. Мальчик выглядел прилично, но что-то все же заставило Тодда подумать, что он замыслил нехорошее.



Когда Натан заметил подъезжавшую машину, ему захотелось убежать и скрыться, но было уже поздно. Все, что ему оставалось, — продолжать идти и стараться не привлекать к себе внимания. Он даже не ускорил шаг, переходя улицу, но потом свернул в сторону шоссе, вместо того чтобы идти туда, куда хотел. Машина подъехала к нему сзади и притормозила, поравнявшись с ним. Натан вежливо улыбнулся и помахал водителю.



Тодд увидел, что мальчик машет ему, и помахал в ответ. Паренек выглядел совершенно нормальным и, уж конечно, не пытался улизнуть. Когда Тодд доехал до конца улицы, его мысли снова вернулись к собранию у Рейшмана. Он даже не обернулся.



Как только «шевроле» скрылся из виду, Натан свернул направо и пошел к лесу, едва сдерживая желание побежать. Снова оказавшись в спасительной полутьме, он прислонился к дереву и осел на землю.

— Какой же я дурак! — шепотом произнес он. — Зачем я вышел на открытое место? А если он узнал меня?

За последние сутки его выручало только невероятное везение. Когда-нибудь удача отвернется от него, и Натану придется выкручиваться самому. Разум подсказывал, что бесполезно волноваться о вещах, которые не можешь изменить, но именно из-за этих вещей он мог снова попасть в тюрьму или даже погибнуть. Вот для чего нужны взрослые, подумал он, — чтобы постоянно напоминать ему об этом. И вот почему ему было так одиноко без них.

Силы постепенно покидали Натана. Ему было необходимо поспать. Он с трудом поднялся на ноги и совершил двухсотметровый марш-бросок. Через десять минут он влез через подвальное окошко в дом номер 4120, прошел в спальню, разделся до трусов и мгновенно заснул.

Глава 9

Когда Джед Хэкнер подъехал к стоянке ИЦП, Уоррен Майклс уже ждал его там. После вчерашнего разговора предрассветный звонок Уоррена с просьбой встретиться здесь в девять утра выбил Джеда из колеи. На его вопрос зачем, Уоррен ответил только, что хочет поговорить кое с кем из обитателей Центра.

— Доброе утро, босс, — приветствовал Хэкнер Уоррена. — Как спалось?

Круги под глазами Уоррена служили достаточно красноречивым ответом на его вопрос.

По просьбе Уоррена Джонстон устроил им встречу с Тайроном Джефферсоном — уличная кличка Туз, — пятнадцатилетним подростком, имевшим три судимости, в том числе за стрельбу на улице. Туз сидел в соседней с Натаном камере, и Майклс надеялся, что с его помощью удастся выяснить, куда тот скрылся и кто мог ему в этом помочь.

Туз уже сидел за столом в пустом классе, когда туда вошли полицейские в сопровождении Джонстона.

Джонстон заговорил первым:

— Туз, это лейтенант Майклс, это сержант Хэкнер, они из полиции округа Брэддок. Они сейчас зададут тебе несколько вопросов. — Уоррен и Джед протянули руки, но Туз не шевельнулся.

— Если можно, нам хотелось бы поговорить с ним наедине, мистер Джонстон, — попросил Майклс. Его тон был дружелюбным, но при этом исключал любые возражения.

Джонстон на мгновение застыл, решая, как бы подостойнее удалиться. Ничего не придумав, он вышел из комнаты. Взгляд, которым он выстрелил в Джеда, говорил, что Джонстон считает именно его ответственным за это унижение. Тузу явно понравилось, как обошлись с управляющим Центра. Джеду тоже.

Уоррен сел напротив Туза и откинулся на спинку стула. Чернокожий подросток, одетый в форменный оранжевый комбинезон, бесстрастно и угрюмо взирал на происходящее.

— Я буду краток, — сказал Уоррен. — Я тебе не нравлюсь, потому что я полицейский, а я бы тебя и близко не подпустил к моим дочерям, понятно, да? Но у нас есть общие интересы. Натан Бейли сбежал отсюда прошлой ночью, убив воспитателя. У нас имеются основания полагать, что у него был сообщник. Пока мы не найдем этого сообщника или не убедимся, что Натану никто не помогал, ты будешь проводить гораздо больше времени взаперти. Так что я хочу, чтобы ты ответил на несколько вопросов, ясно?

Туз взглянул на Хэкнера, потом снова на Уоррена:

— Который из вас хороший полицейский, а который плохой? Перед началом шоу я хотел бы посмотреть программку.

Уоррен улыбнулся, но пропустил его вопрос мимо ушей.

— Натан сидел в соседней с тобой камере, верно?

Вместо ответа Туз принялся разглядывать свои ногти.

— Ты знаешь кого-нибудь, кто мог помочь ему сбежать?

Молчание.

— Куда он мог отправиться?

Ответа не было.

— Послушай, Туз, я знаю, ты мне не поверишь, но я ищу Натана ради его же блага. Если мы его не поймаем, он может погибнуть.

— Почему? Вы его пришьете?

— Нет, — ответил Майклс. — Но мальчишку ищет целая свора парней с ружьями. Они думают, что он хладнокровно убил Рики Харриса. Мы же с сержантом Хэкнером полагаем, что все было не совсем так. Если нам удастся разыскать его раньше остальных, есть надежда, что он не пострадает.

— Но если я буду молчать, — заключил Туз, — останется надежда, что его вообще не поймают. Кажется, он очень хотел выбраться отсюда. Надеюсь, ему удастся выйти сухим из этой переделки.

Туз всю свою жизнь положил на то, чтобы стать королем в тюрьме. Он взобрался на верхушку тюремной иерархии, где и пробудет еще шесть лет, пока его не выпустят. Но на свободе он, скорее всего, больше года не продержится. Майклс уже собирался уходить, когда заговорил Джед.

— А что Рики? — спросил он. — Так ли он был плох, как рассказывают?

Безразличие во взгляде Туза сменилось ненавистью.

— Надеюсь, он умирал медленно, — ответил Туз.

— Почему? — закинул удочку Джед.

— Если вы уже слышали, что он был плох, зачем еще спрашивать?

— Что ж, верно.

На некоторое время в комнате повисло неловкое молчание.

— Спасибо тебе за потраченное время, Туз, — сказал Уоррен, вставая. — Ты был очень терпелив. Желаю тебе спокойно досидеть срок. — Джед поднялся вслед за своим начальником, и они вместе направились к выходу.

— Эй, полицейские, — окликнул Туз, когда Уоррен уже взялся за ручку двери. Они оба повернулись к нему. — У Харриса был зуб на Бейли, но я не знаю почему. Хорошо, что Бейли смылся. Долго бы он здесь не протянул.

Уоррен вежливо кивнул в ответ:

— Спасибо, Туз.

— Я вам ничего не говорил.



Кендра и Стив Николсон не разговаривали друг с другом последние сто пятьдесят километров. Это была идея Стива — ехать домой из Диснейленда без остановок. Где-то в Южной Каролине Кендра дошла до точки и начала упрашивать его остановиться на ночь. Стив уговорил ее проехать еще сотню-другую километров. Но за Норфолком, штат Виргиния, Кендра сломалась и замолчала. С наступлением утра Стив почувствовал, что напряжение начинает спадать. Теперь, когда до дому оставалась всего пара километров, настроение Кендры должно было снова улучшиться.

— Вижу дом! — провозгласил Стив.

Дети — Джеми и Эми — захлопали в ладоши. Стив подогнал «рейндж-ровер» к самому дому и нажал кнопку, открывающую дверь гаража. Как только дверь начала подниматься, он сразу понял — что-то не так. Кендра среагировала первой.

— Где же машина? — ахнула она.



Патрульному Гарри Томпкинсу оставалось мучиться еще четыре часа, после чего предстояло встретиться с лейтенантом Майклсом. Этой встречей, как он полагал, бесславно закончится его карьера.

Его новым заданием было сидеть перед домом Марка Бейли в машине без опознавательных знаков полиции и ждать. Гарри закрыл глаза и по памяти зачитал описание Марка Бейли: «Белый мужчина, вес восемьдесят килограммов, светлые волосы и усы, голубые глаза. Ездит на красном „бронко“ с номерным знаком „ДИКАРЬ“. Необходимо допросить. В данный момент подозреваемым не является». Гарри открыл глаза, заглянул в листок и улыбнулся. Он пропустил пару слов, но все самое важное вспомнил.

А вот и Марк. Или по крайней мере его красный «бронко». Гарри наблюдал, как он подъезжает к дому и паркуется. Из машины вышел белый мужчина с толстой повязкой на руке.

Гарри Томпкинс вышел из машины и побежал через улицу.

— Извините, — позвал он. — Мистер Бейли!

Марк быстрее зашагал к дому, но он не успел пройти и половины пути, как Гарри уже поравнялся с ним.

— Извините, сэр, — сказал Гарри, — вы ведь Марк Бейли?

Марк принял скучающий вид, напряженно стараясь понять, что же известно полицейскому.

— Да. Что вам нужно?

— Хочу задать несколько вопросов. Почему вы пытались убежать от меня?

Марк неуклюже поднял забинтованную руку, как будто собирался сказать тост.

— Разве похоже, что я могу от кого-нибудь убежать?

Гарри понял, что Марк что-то от него скрывает.

— Полагаю, вы все же старались избежать встречи со мной. Где вы были всю ночь, сэр?

— Я был в больнице. — Марк помахал забинтованной рукой. — Произошел несчастный случай. На меня рухнула машина, когда я чинил тормоза.

— Вы знаете, что ваш племянник позапрошлой ночью сбежал из Исправительного центра для подростков?

— Я же сказал, что был в больнице, а не на Луне. Да, конечно, знаю. Вы что, думаете, я укрываю его здесь, у себя?

— А что, мне стоит так думать? — спросил Гарри.

— Послушайте, офицер, мы с племянником ненавидим друг друга. Я сам попросил, чтобы его посадили за решетку. Так что мой дом — последнее место, куда он может прийти.

— В таком случае, вы не будете против, если я зайду к вам?

— Вообще-то, я очень даже против.

— Но почему? — спросил Гарри. — Вы же сказали, что вам нечего скрывать.

— Потому что у вас нет ордера, и потому что я не обязан вас впускать.

— Что ж, мистер Бейли, — сказал Гарри. — Вы знаете свои права. Спасибо за потраченное время.

Дойдя до улицы, Гарри обернулся и крикнул:

— Мистер Бейли!

— Что?

— Вы сказали, что машина упала вам на руку. Где это произошло?

— У самого запястья. — И Марк скрылся в доме.

Сидя в машине, Гарри обдумывал последнюю дерзость Марка в контексте всего их разговора. Тот ужасно нервничал, пока речь не зашла о Натане. Потом он начал вести себя нахально. Когда они заговорили о его руке, он снова занервничал.

Подождите-ка! У дома только одна машина. Если на ней испортились тормоза, кто же починил ее и довез Марка до больницы?

Без сомнения, Марк Бейли в чем-то замешан. И это как-то связано с его больной рукой.

Гарри снова посмотрел на часы и с удовлетворением отметил, что его служба в полиции продлится еще три с половиной часа. Он решил потратить их на поездку в больницу.



Уоррен Майклс приехал к дому Николсонов первым из детективов, но фургон телевидения его опередил. Подойдя к парадной двери, он увидел знакомое лицо.

— Доброе утро, офицер Борсеч, — сказал Уоррен. Охранявший вход полицейский обрадовался, что его узнали.

Он пропустил Уоррена в просторную прихожую.

— Ничего себе домик, да?

— Да уж, — согласился Уоррен. — Так почему вы решили, что мальчик был здесь?

— Хотел бы я сказать, что такой вывод получен в результате сложнейшей дедуктивной работы, — сказал Борсеч, проводя Майклса по коридору. — Но все гораздо проще. — Он распахнул дверь в ванную и указал на кучу окровавленной одежды. — Он забрал кое-что из одежды детей Николсонов, поел из их холодильника и уехал на их БМВ.

— БМВ? У мальчика хороший вкус.

— Вот еще кое-что, — сказал Борсеч, протягивая листок линованной бумаги.

— Он оставил записку? — спросил Уоррен недоверчиво.

Борсеч кивнул:

— Самый вежливый вор на свете.

Прочитав записку, Уоррен покачал головой.

— А где хозяева? — спросил он, поднимая глаза.

Борсеч указал на двор. Уоррен проследил за его жестом. На дворе шла импровизированная пресс-конференция. Пока Уоррен был в доме, приехали еще два телевизионных фургона. Четверо — двое взрослых и двое детей — стояли на тротуаре спиной к дому. Перед ними расположились журналисты.

— Николсоны теперь надолго поселятся на экранах телевизоров, — сказал Уоррен.



Гарри Томпкинс поставил машину на больничной стоянке, прошел через приемную «скорой помощи», вежливо улыбнулся дежурной медсестре и вошел в отделение неотложки.

— Извините, — обратился Гарри к молодому фельдшеру, — мне нужно поговорить с доктором, помогавшим вчера пациенту по имени Марк Бейли.

— Травма руки, да? Тогда вам нужен доктор Бейкер.

— Тэд Бейкер?

— Вы его знаете?

Гарри пожал плечами: