Кирилл Григорьев
Лекарство для безнадежных
Пролог
Кап…
Кап…
Холодная струйка воды стремительно сбежала по шее.
Кап…
Тупая боль разливалась в груди.
Кап…
Перед глазами было серое размытое пятно, постепенно темнеющее, вбирающее сочность осенней ночи. Где-то рядом на фоне неторопливой дождевой капели ухнул филин.
Кап…
Прелый запах слежавшихся листьев наполнял тьму.
Пальцы ощутили холод мокрой податливой земли.
Кап…
Ненависть вспыхнула внутри ослепительным шаром.
Ненависть.
Он перевернулся на спину и увидел далеко вверху сходящиеся кроны деревьев. В правую руку больно вонзилась ветка.
Он сел, стряхивая с себя землю и листья.
Вокруг был лес, темнота и холод. Капель ночного дождя и шепот сонных деревьев.
Осень и одиночество.
Голова гудела словно колокол. Боль, пульсируя, переливалась от виска к виску. Он, поморщившись, провел по лицу, покрытому грязью и спекшейся кровью. Волосы оказались жесткими и слипшимися.
Меня били. Долго и мучительно больно. Нет, поправился он тут же. Убивали. Так, чтобы насмерть, насовсем. Меня убили, похоронили в холодном лесу, присыпав землей и завалив листьями. Кто? За что?
Вопросы позже.
Он со страхом ощупал мокрую рубашку и джинсы. Остаться калекой в осеннем лесу было самым страшным. После… Возвращения…
Цел, облегченно подумал он, оглядываясь по сторонам и натыкаясь вокруг только на темнеющие деревья. Жив. А ненависть скоро даст ответы на все вопросы…
Часть первая
Первый раунд
Тарас Петровский
1
Рев пожарной сирены плыл над клубами пара.
Кругом суетились. Сосредоточенные пожарные разматывали уходящие в черное марево шланги, милиция разгоняла толпу зевак, а сотрудники лаборатории в перепачканных сажей халатах вытаскивали уцелевшее оборудование. Тополева видно не было, но его голос, моментами срывающийся на фальцет, соревновался в громкости с сиреной. Петровский огляделся, с холодным сожалением прикидывая потери.
Лабораторный корпус сгорел практически дотла. Два этажа сложнейших коммуникаций, звукоизоляционных материалов, следящего и регистрирующего оборудования. Остались лишь стены с потрескавшейся от температуры штукатуркой, перекосившиеся рамы и кое-где просевшая крыша. Мощный вычислительный комплекс, размещенный на первом этаже и стоивший астрономическую сумму, умер вместе со зданием, так, толком, и не вступив в строй.
— Ты что, обалдел?! — заорал Тополев где-то в глубине смешавшихся клубов дыма и пара. — Куда ставишь, олух?!
Что-то грохнуло и покатилось по асфальту, металлически позвякивая.
Петровский пошел на голос.
Тополев предстал перед ним весь измазанный сажей, потный, постоянно прихлебывающий из бутылки с водой. Он прыгал рядом с кучей уцелевших компьютеров, каких-то проводов, шлангов, грязных мониторов и видно было, как его распирает от желания сделать то единственно важное, главное, что, конечно же, никто другой сделать не может. Он даже не говорил, нет. Антон кричал громко, нервно и зло.
— Ага, — только и смог сказать Петровский, окинув картину взглядом.
— Тарас Васильевич!.. Спасаем!.. Что можем!.. Сгорело очень много!.. Но мы!.. Стараемся!..
— Я слышу, — кивнул Тарас.
— Почти вся лаборатория!.. Сгорела!.. Почти!..
— Я слышу, — повторил Петровский. — И не ори так, не глухой. Или ты теперь с сиреной конкурируешь?
Тополев закусил губу, секунду подумал и отхлебнул из бутылки.
— Я тебе пытаюсь дозвониться вот уже несколько часов. Почему телефон не берешь?
— Не до того было, Тарас Васильевич.
— Понятно. Я вот что узнать хотел. Что у нас с оцеплением? — осведомился Петровский.
Антон посмотрел на него непонимающе.
— С каким оцеплением?
— В лесу.
Антон наморщил лоб.
Потом, хлопнув по нему рукой, виновато посмотрел на Петровского. И, судя по губам, про себя он банально выругался.
— Пожар начался в три часа ночи, — произнес Антон после паузы. — Я сразу — сюда.
Петровский уставился себе под ноги, обдумывая услышанное.
Потом поднял голову.
— Значит, …у нас там никого нет? — взгляд его стал тяжелым.
Антон пожал плечами.
— Совсем забыл, Тарас Васильевич.
Лицо Петровского пошло пятнами. На скулах заиграли желваки, губы сжались.
— Ты что, Антон, а?! — рявкнул он. — Ты когда научишься расставлять приоритеты?! Да, бог с ним, с оборудованием, пропади пропадом вся эта несчастная лаборатория…! Ты понимаешь, что теперь будет…?
— Что? — немедленно насупился Тополев.
Из клубов дыма вынырнул деловитый лаборант с грудой грязных клавиатур и молча вывалил их на кучу уцелевшего.
Тарас оборвал себя на полуслове и немедля поймал парня за халат.
— Ты кто? — спросил он.
— Зюкин Петр, — буркнул тот. Половина его лица была замазана сажей, словно Петр Зюкин был вовсе не лаборантом, а профессиональным спецназавцем, прибывшим на сложное и ответственное задание во имя Родины.
— Назначаешься здесь старшим, — распорядился Петровский. — Все что можно спасти — спасайте. И приглядите, чтобы пожарники уцелевшее не уволокли. Понял?
Глаза Тополева округлились.
— А… — начал было он.
— А ты — со мной, — зло бросил Тарас и оглянулся. — Понял, Зюкин Петр?
— Да, Тарас Васильевич.
— Пошли-ка, поговорим, Антон.
Всю дорогу до машины Тарас шел впереди, яростно сжимая кулаки, как танк, разрывая телом клубы дыма, а Тополев плелся сзади, недоуменно прихлебывая из бутылки. Он устал, измотался и жутко хотел спать. И, вдобавок ко всему, совершенно не понимал из-за чего, собственно, весь сыр-бор.
Подумаешь, оцепление не выставили. Ну и что? Тут оборудование горит на немыслимое количество денег, а там….
У машины Петровский со злостью рванул дверь машины.
— Залезай, — коротко бросил он.
2
Как заставить людей думать по-своему? Как объяснить им, что важно, а что нет? Как объяснить им все это? Н-да, верно говорится, свои мозги не приделаешь…
Петровский положил руки на руль и посмотрел на Тополева. Тот невозмутимо глотнул из своей бутылки.
— Что, Тарас Васильевич? — поймав его взгляд, спросил Антон.
— Ты очень здорово подвел всех нас, понимаешь? Знаешь, что, благодаря твоей забывчивости мы сейчас имеем?
— Нет, — честно ответил Тополев.
— Очень опасного человека на улицах Москвы, — ответил Тарас и голос его дрогнул. — Очень опасного…. Даже так. Давай говорить напрямую. Не очень опасного, а настоящего монстра. Через несколько десятков часов его должно скрутить так, что он начнет убивать направо и налево.
— Тарас Васильевич! — растерялся Тополев. — Вы же ни словом, ни намеком…. Мы же с вами вчера…
— Я тебе сказал вчера выставить оцепление? Неужели ты думаешь, что я что-то говорю просто так?
— Но, Тарас Васильевич… Кто же знал, что начнется пожар…. Я ведь толком даже и поспать не успел. Мне как позвонили, так и вскочил. Оделся, в машину прыгнул — и в путь. Какое там было что-то помнить! Но неужели мы сейчас ничего сделать не можем?
Петровский вздохнул.
— Боюсь, что мы уже опоздали.
Он сидел и прикидывал, как скоро обо всем станет известно. Маньяк, теряющий свое «я» в огромном городе, очень быстро объявится в истеричных и падких на кровь сводках новостей. Сколько же он успеет убить прежде, чем мы его возьмем, подумал Петровский. Скольких?…
Петровский в затруднении потер лоб.
— Не знаю, — горько произнес он. — Его надо было брать еще теплым. Тогда, ночью. А сейчас… Конечно, мы может отправить людей, попробовать прочесать лес. Вполне вероятно, что он до сих пор еще там. Отлеживается…. Да выброси ты эту бутылку, бога ради!
Антон быстро спрятал воду под сиденье.
— Может милиция? — с надеждой поинтересовался Тополев.
Петровский фыркнул.
— Антон, ты у меня сколько? Лет пять работаешь?
— Шесть, — поправил Тополев.
— Неужели ты еще не понял, что милиция, в большинстве своем способна только идентифицировать трупы?
Тополев вздохнул.
— В лес я отправлю людей в течении получаса, Тарас Васильевич, — сказал он. — Можем также отправить группы по местам его вероятного появления.
— А ты знаешь такие места? — покосился на него Петровский.
— Ну, родители, — в затруднении произнес Тополев. — Друзья… Девушка у него есть, надеюсь?
— А я откуда знаю? Я с ним общался-то всего пару дней. И, кроме того…. Родители, друзья…. Вполне вероятно, что он ничего о себе не помнит.
— Как это? — открыл Антон рот.
— В некоторых случаях бывает амнезия, — пояснил Петровский. — В редких. Но, учитывая наше везение и то, что он до сих пор не объявился, я склонен полагать, что это как раз наш вариант. К счастью, беспамятство быстро проходит, от силы день-два, и обычно странно выборочное, частичное. То есть что-то человек помнит, что-то нет. И никто не сможет точно сказать, какие воспоминания у него сейчас сохранились. Родители… не знаю… Скорее, какие-нибудь сильные переживания. Ну, там несчастная любовь, заветное место, где хулиганы морду били, любимый угол в детсаду…
— Ага, — в растерянности произнес Тополев. — Значит, к нам он в добром здравии не придет?
— Ни к нам, ни к матери…, — сказал Тарас. — Он даже не помнит, была ли у него когда-нибудь мать. Он пойдет к кому-то другому…. К кому, как полагаешь?
— К девушке, — резонно ответил Антон.
— И это вряд ли, — покачал головой Петровский. — К кому-то, с кем у него были связаны сильные переживания. Стрессовые. Скорее, к своим бывшим подельникам.
— Тарас Петрович! Но ведь мы может отправить группы и туда!
— А ты знаешь, где это? …Я вот, например, нет….
Петровский несколько мгновений смотрел вперед, на дорогу.
— Как же все не вовремя, — произнес он. — Пожар этот, что б ему….
— Неприятности ко времени не бывают, — согласился Антон почти философски.
Петровский, покосившись на него, решительно завел машину.
— Значит так, Антон, — сказал он. — Давай-ка, вот как поступим. Отправишь людей на прочесывание леса. Первое. Второе. Постарайся выяснить о нем все. Где родился, вырос, в какой школе учился, институтских друзей и недругов. Причем, мне это надо быстро. Третье. Группы к родителям, к девушке, если она у него есть, на прежнее место работы. Далее. Подключай отдел Токарева и всю информацию о происшествиях в городе пропускай через себя, понял, всю…. Оставь под рукой пару групп. Запусти нюхачей, может, они его обнаружат. Свяжись с нашими на ментовском пульте, может там что проскочит. Опять же больницы…. Если его скрутит по серьезному, не исключен шанс обращения в скорую помощь…
— Тарас Васильевич… А… Простите… А обычно сильно бывает?
Петровский посмотрел на него.
— Обычно, — он подчеркнул слово «обычно», — очень сильно. Выворачивает наизнанку в полном смысле этого слова.
Антон помолчал.
— Не могу себе представить, — признался он.
— И не надо… Просто поверь на слово — это очень, очень больно…. Петровский достал мобильник.
— И если хоть что-то всплывет, мне звони немедленно. Впрочем, давай-ка лучше созваниваться через час.
Антон сосредоточенно кивнул.
Открыл дверь, вылезая.
Остановился, и, вытаскивая бутылку, оглянулся.
— И все-таки, Тарас Васильевич, на что мне особенно обратить внимание? — поинтересовался он.
Петровский пожал плечами.
— Телевизор смотри и слушай радио, — посоветовал Тарас грустно. — Найдет он своих или нет, след за ним все равно останется. И след этот, к несчастью, наверняка будет кровавый…
Иван Житцов
1
Демон приходил обычно под утро.
В надвинутом на голову черном капюшоне, сосредоточие беспросветной тьмы, он вселял в Ивана настоящий животный ужас.
Сегодня демон пришел к нему в полночь.
— Иван, — прошептала тьма, когда он, пошатываясь, отливал излишки пива за опорой платформы. — Ждешь меня?
С перепуга Иван едва не обмочил свои поношенные джинсы. Оттер мокрые пальцы о грязную штанину. Бежать от демона бессмысленно — Иван усвоил это еще в первое его появление. Впрочем, демон обычно бывал к нему непривычно милостив и нечеловечески великодушен.
— Если честно, не жду, — собрав остатки мужества, пробормотал Иван, бессильно опершись на опору.
Тьма напротив его лица сгустилась, обретая знакомые очертания.
— Значит, ты все еще не веришь мне?
Иван нервно сглотнул.
Ну, как не поверить в существо, подарившее фантастическую сумму денег? Даже по меркам не то, что новых, новейших русских.
— Верю.
— Прекрасно, — удовлетворенно прошептал демон. — Знаешь, что за все хорошее в жизни надо платить?
— Мне-то чем? — простодушно буркнул Иван, ощутив насущную потребность присесть. — Ничего же нет у меня…
Это все Галька, подумал он со злостью. Конечно, соглашайся, нашептывала она ему вчера на драном матрасе в их доме. Будут деньги — исправим все. И жизнь, и судьбу и даже раскрошившиеся зубы. Начнем новую жизнь, с нуля, безо всяких палочек и оговорок. Дом наш выкупим, обустроим, вставим двери с окнами, и не позволим никакому засранцу-архитектору даже близко к нему подобраться. И, кроме того, еще существуют дети, окончательно положила его на лопатки Галька-искусительница. Неужели ты, Ванюша, не желаешь иметь наших общих любимых маленьких прекрасных принцесс и принцев?
Распаленный таким образом Иван неистово любил Галину до рассвета, а поутру ответил демону бесповоротным согласием.
По рукам, нисколько не удивился демон и рассказал ему, что, где и как. Дельце оказалось совсем плевым и ровно через час Иван с Галиной уже ломали непрочные замки. Позвали на праздник близких друзей: калымщика Вову, умевшего открывать бутылки глазом, бывшего канатоходца Семена Семеновича, повредившего в цирке спину и теперь передвигающегося только бочком, да весельчака Понюшку (никто не знал, как его на самом деле зовут), помнившего три тысячи семьсот два анекдота и умевшего плеваться дальше всех. Тихо мирно посидели, с достоинством отметили великое событие.
А вот теперь…
Достукался, сразу понял Иван, с затаенным страхом ожидая ответа. Душу ни за что не отдам, решил он про себя с отчаянием.
— Кое-что у тебя все-таки есть, — подтвердила тьма худшие его опасения.
— Душа? — испуганно нашелся Иван.
— Твоя душа мне ни к чему, — поставил точку демон. — Есть важное дело, Иван. И помочь в нем мне можешь только ты.
— Ну, что же, — заправил в джинсы выбившуюся рубашку Иван и перевел дух. — Если душа ни к чему — тогда пошли. Рассказывай про свое дело.
— Оно простое, — прошептал демон, обволакивая его клубящимися щупальцами тьмы.
А Иван, обернувшись, глянул напоследок на уютно горящий огонь неподалеку, где, обнявшись, сидели его друзья и единственная любимая.
2
Демон не давал скучать по дороге.
Рассказывал страшные истории, заботливо поддерживал Ивана, когда его уставшие ноги спотыкались о кочки в темноте.
— Куда мы? — совсем запыхавшись, поинтересовался Иван.
— Да тут, рядом, — неопределенно ответила тьма.
— Может, передохнем?
— Уже пришли.
Иван посмотрел вперед.
Там сияла огнями заправочная станция. У ближайшей колонки заправлялся замызганный «Бычок». Пожилой водитель, поигрывая ключами, внимательно следил за быстро меняющимися цифрами на счетчике.
— И что? — оторопел Иван.
— Магазин видишь?
— Да.
— Идешь туда, покупаешь много воды. В двухлитровых бутылках пластмассовых, запомнил?
— Мне же не отпустит никто. Выгонят, пахнет от меня. Да и вообще…
— Деньги, Ваня, решают все, — хмыкнул демон.
— Ладно, — кивнул Иван, решительно подтянув джинсы. — Сколько брать-то?
— Бутылок восемь, — задумчиво произнес демон, очевидно, что-то про себя прикидывая. — Или сразу десять.
Следуя по бугристой дороге к магазину, Иван размышлял о том, почему демон сам не может воды купить. Возможно не всесильные они все-таки, эти порождения зла? Вот хочется попить, а не можется. А помочь страждущему напиться — это ж вообще благое дело! Даже Галька так говорила, а она-то уж точно — девушка интеллигентная и образованная. Все-таки два курса МИФИ окончила, пока не слилась в крепкой дружбе с зеленым змием.
Заспанная продавщица в магазине отгрузила ему воду без особых разговоров. Только покосилась недовольно, да поинтересовалась, давать ли в комплекте с водой пакеты.
— Давать, — задумавшись на мгновенье, согласился Иван. — Мы ведь так, милочка, пешечком пришли.
С двумя черными пакетами и оттянутыми руками под недобрым взглядом охранника выбрался, наконец, Иван на свежий воздух. Огляделся по сторонам. Демона нигде не было.
— Эй, — осторожно позвал Иван.
За углом магазина во тьме что-то зашевелилось.
Иван смело свернул туда.
Поставил пакеты на асфальт, вытер набежавший пот со лба.
— Пей, — отдышавшись, предложил он. — Хорошая водичка, прямо из холодильника.
Демон зашуршал пакетами.
— Прекрасно, — удовлетворенно произнес он.
— Я пошел? — поинтересовался Иван с надеждой.
— Куда, Ваня? Дело еще не закончено.
— Что ж еще? — удивился Иван.
У его ног зажурчала, расплываясь черным пятном по асфальту, только что купленная вода.
Демон сунул ему в руку пустую бутылку.
— А теперь нам нужен бензин, — сказал он.
— Зачем? — испугался Иван уже по-настоящему.
— Сегодня мы зажжем с тобой костер, Ваня, — пояснил демон. — Ты ведь любишь большие костры?
— Я не могу, — затрясся Иван так, что едва не опрокинул пакет с бутылками. — Мне нельзя. Меня доктора лечили от этого. Мне даже Галька спички не дает!
— Со мной можно, — усмехнулся демон.
— Я не могу! Честное слово не могу!
— Помнишь, Ваня, домик дачный родителей твоих? — вкрадчиво напомнил демон. — Помнишь, как хрустели сгорающие доски? Как вокруг тебя кружились огненные мотыльки? В тот момент ты был настоящим, Ваня! Ты был повелителем огня, Прометеем! Помнишь ли ты?
У Ивана подкосились ноги. Он сел на корточки, спрятав в руках внезапно запылавшее лицо.
— Мне нельзя! — простонал он. — Не говори так! Мне совсем нельзя об этом…
— Ах, как лопались стекла, Ваня! — мечтательно произнес демон. — С таким серебристым веселым звоном… И запах, вспомни. Аромат мечтательности и размышлений, Ваня.
— Огоньки, — поднял голову Иван. — Много огоньков, скачущих, сливающихся, перетекающих друг в друга.
— Мириады волшебных огоньков, — согласился демон. — Хочешь посмотреть?
— Хочу, — вздохнул Иван. И почувствовал, как затряслись в предвкушении руки. — Очень хочу, друг мой.
Вадим Немченко
1
Крик терялся под высокими сводами ангара и многократным эхом отдавался в ушах.
Вадим брезгливо поморщился.
Парень, привязанный к стулу, оказался неожиданно голосистым и выносливым. А два часа долбанной воспитательной работы были потрачены впустую.
— Дальше? — деловито поинтересовался Сашок, поднимая налитые кровью глаза. Его пальцы нервно поглаживали сталистую проволоку. — Поехали?
— А смысл? — досадливо пожал плечами Немченко. — Давайте сюда девку.
Он присел на корточки, доставая сигареты.
За длительное время беседы лицо парня напротив превратилось в кровавое месиво. Сквозь местами уже спекшуюся маску проступал переломанный нос и губы, ставшие теперь чем-то черным распухшим страшным. Глубоко в прорезях маски лихорадочно метались обесцвеченные болью глаза.
А, симпатичный был мальчик, подумал Вадим. Жаль дурака. Чертовски жаль.
— Знаешь, друг, что теперь будет? — затягиваясь, произнес он.
Сашок позади фыркнул.
— Знаешь?
Черные корка на месте губ шевельнулась и выплеснула наружу кровь.
— Не слышу. Что?
— Мрази… — прошептал парень, однако выходило у него что-то вроде «ма-а-си».
— Значит, знаешь, — удовлетворенно кивнул Немченко. — У тебя хорошая сучка. Красивая. Породистая. Ты все еще раздумываешь о молчании? Или нет?
— Ма-а-си…
— Вот что я тебе скажу, друг, — Вадим внезапно ощутил усталость и тоску. — Люди не понимают насилия. Они смотрят его по телику, читают о нем в газетах, встречают на улице. Но это насилие их не трогает по настоящему. Ведь оно направлено не на них. Так… На кого-то… Кого-то нереального убивают, пытают, насилуют…. Каждый полагает, что его-то точно пронесет…. Конечно, он не такой, он счастливый… Верно? Ты ведь тоже так думал? Что родился под счастливой звездой?
Немченко несколько раз затянулся.
— Сегодня твоя звезда закатилась…. В общем-то, она закатилась еще тогда, когда ты первый раз засунул руку в мой кошелек. Подобная дискуссия с того несчастного момента стала лишь вопросом времени. Поэтому, давай на чистоту. Для тебя здесь все уже закончилось. Это не подлежит ни обсуждению, ни просьбам. Но ты еще можешь купить жизнь своей девки. Своей любимой, ни в чем, собственно, не виноватой женщины. Которая, как мы с тобой оба понимаем, просто проходила мимо. Я даже готов пойти на то, что бы отпустить ее за мои деньги. Ответь мне: ну, разве это не настоящий гуманизм?
Сашок позади фыркнул.
Парень молчал.
— Не хочешь, — грустно констатировал Немченко. — Тогда давай я тебе расскажу, что сейчас с ней случится. Для начала бабу твою используют по прямому женскому назначению, а потом ее будут резать. Медленно. С удовольствием. С перекурами и передышками. Видел когда-нибудь, что, на самом деле, у баб под кожей? Думаешь, любовь и красота? Нет, братишка…. Все, как у нас — одно большое сплошное дерьмо….
Парень безмолвствовал.
— И если ты не вмешаешься, ее сегодня тоже не пронесет. Она, как и все люди, сделана из обычных костей и мяса. Видишь, я с тобой полностью откровенен. А ты?
Бульканье крови.
— Ма-а-си…
— К черту! — сплюнул Вадим и отшвырнул сигарету, поднимаясь. — Где вы там?!
Девчонка уже не сопротивлялась. Она бессильно висела между Костей и Толяном, словно груда мокрого белья, развешанного между двумя крепкими столбами. Веревкой были руки.
Длинные спутавшиеся волосы, легкое платье. Красивое лицо с кровоподтеком на левой щеке. Лет девятнадцать. Хороша, подумал Вадим мельком. И ведь любит, его, падаль, любит. Как она вцеплялась Сашку в лицо? Как дикая кошка за котят. Ну, почему же всяким уродам достаются такие достойные женщины?
— Ну? — обернулся Немченко к парню. — Последняя возможность.
Вместо ответа проснулся телефон у него в кармане.
На втором такте мелодии из «Кармен» Вадим поднял трубку.
— Да? — произнес он, и в этот момент девчонка издала нечеловеческий, переходящий в ультразвук крик. Так обычно завывают корабельные сирены — тоскливо и протяжно, опустошающее безнадежно.
— Развлекаешься? — расслышал сквозь визг холодный голос Вадим. Этот проклятый Голос он хотел бы сейчас слышать меньше всего.
— Закройте ей пасть! — рявкнул Вадим, прикрывая трубку. — Ну?!
Выстрел гулко прозвучал в пустоте ангара.
Грузное падение…
Удаляющийся серебристый звон гильзы, скачущей по бетону.
У Вадима что-то оборвалось внутри. Он прикрыл глаза и несколько секунд постоял так, не оборачиваясь. Два часа…. Два, твою мать, моих часа…. Сорок тысяч долларов…. Все напрасно…
Немченко знал уже, что может увидеть, обернувшись.
— Опять твои остолопы напортачили? — сочувственно осведомился Голос в трубке.
Волна бешенства накрыла Вадима с головой.
ДВА МОИХ ЧАСА!!!
МОИ ДЕНЬГИ!!!
Он повернулся, вырывая пистолет из-за пояса. Его лицо свело судорогой от злости.
Девчонка лежала на полу, ноги ее были неестественно вывернуты, а около головы растекалась черная лужа крови. Сашок изучал ее с интересом из-за спины изуродованного парня, левый — Костик — тупо стоял, переваривая происшедшее, а правый — Толян — с довольным видом прятал ствол в кобуру подмышкой. Ослепленный бешенством Вадим увидел только его конопатое лицо с бородавкой на нижней губе, да раскинутые на полу ноги девчонки.
ДВА ЧАСА!!!
Его пистолет привычно дрогнул в руке, роняя гильзы.
На лбу Толяна лопнули кровью два волдыря, он поднял руку, недоуменно посмотрел на ладонь, ставшую красной и навзничь рухнул назад. Сашок с Костиком залегли. Остались только Вадим и его пленник, с искаженными болью прорезями маски, искаженными болью не физической, но душевной. На мгновение Вадим встретился с ним взглядом. Там была вся правда о жизни и смерти. Готовность к вечному Пути и нечеловеческое горе. И спокойная готовность уйти.
Люди иногда достигают предела чувствительности к физической боли. Но после пересечения предела боли душевной, тратить дальше время бессмысленно.
Я окружен идиотами, с ненавистью подумал Вадим и еще два раза нажал на курок.
И только когда выстрелы умерли в вышине ангара, поднял трубку.
— Да, — произнес он, выдохнув сквозь сжатые зубы. — Немного опять напортачили. Но теперь я готов поговорить.
— Давай-ка выйдем на улицу, — посоветовал Голос. — Подальше от вашего занятного шоу.
2
Солнечный день резко контрастировал с полумраком ангара. Вадим поморщился и невольно отступил в горбатую металлическую тень. Бабье лето, мельком подумал он. Лето мертвых молоденьких баб.
— Отошел? — отечески осведомился Голос.
— Почти. Что хотел?
— Сразу к делу, Вадим. Мне нужен один товарищ. Очень нужен. Уверен, ты сумеешь его для меня найти.
— С какой стати? — буркнул Немченко.
— А наша дружба?
— Ты о чем?
— Понимаю, — ответил Голос после паузы. — Иногда разочарование готово свести с ума. Зря потраченное время, нервы… А, знаешь ли, ты вообще все это зря затеял. У парня денег не было. Он и в самом деле не знал, куда они делись. Он не соврал тебе ни полслова. На твои деньги теперь бомжи у Казанского вокзала бухают, те, что уперли его кейс.
— Мой кейс, — машинально поправил Немченко, и тут до него дошло. — Откуда ты знаешь?!
— Есть многое на свете, друг Горацию, что и не снилось нашим мудрецам, — нараспев процитировал Голос, хмыкнув. — Я очень многое знаю, Вадим. А ты опрометчиво отказываешься от моей дружбы.
У него перед глазами встали безвольно раскинутые ноги девушки на бетонном полу ангара. Девятнадцать лет. Немного младше моей Машки… Еще плюс один грех на душу.
— Я смогу их найти? Твоих якобы бомжей…
— Со мной ты сможешь все, Вадим.
Немченко облизал пересохшие губы.
— Зачтено, — кивнул он. — Что за товарищ тебе нужен?
— Паренек один шустрый, — сказал Голос. — Живой и невредимый. По своим каналам я выяснил его имя. Он очень опасный человек, а теперь в бегах.