Сергей Гайдуков

Никто не выйдет живым

1

Я стоял на сером песке пляжа, смотрел на тусклое осеннее небо и сжимал в руке пистолет. Темная холодная вода лениво набегала на берег, облизывала песок и возвращалась восвояси. Темная холодная вода накатывала и на остроносые ботинки маленького вьетнамца, который лежал лицом вверх на границе пляжа и воды. Его серые брюки были мокрыми до колен. Вьетнамцу было все равно. Он отбегался.

Я присел на корточки, внимательно осмотрелся и в конце концов нашел ее – теплую гильзу, вылетевшую из моего пистолета минуту назад. Я положил ее на ладонь и щелчком пальца отправил в реку. Она мгновенно исчезла. Словно ничего и не было.

Пистолет мягко опустился в карман моего плаща. Я посмотрел на часы – пять минут шестого. Должно было быть утро. Но солнце даже и не думало подавать признаки жизни из-за пепельного цвета облаков. Все было серым в тот день. Серым и холодным.

Холодными становились тонкие пальцы второго вьетнамца, все еще упрямо сжимавшие ремень коричневой дорожной сумки. Этому упрямству наверняка можно было бы найти лучшее применение. И невысокий жилистый парень умер, так же как и тот, чьи колени омывала сейчас холодная вода.

Мне пришлось приложить некоторые усилия, но я все же разжал мертвые пальцы. Поставил сумку позади себя. И стал рыться в карманах убитого. Это заняло совсем немного времени – картонная коробка сильно выпирала из кармана брюк, словно подсказывая, что не принадлежит этому человеку. Мне не надо было подсказывать. Я и сам это знал.

Крышка была приклеена скотчем. Я отодрал ленту, снял крышку и заглянул внутрь. Было бы забавно, если б коробка оказалась пустой. Или набитой пластмассовыми поделками. Убить двух человек ради набора дешевой бижутерии – это очень черный юмор.

Но коробка не была пустой. И то, что придавало ей тяжесть, не было дешевой бижутерией. Отнюдь.

Мне следовало бы довольно улыбнуться, но вид желтых зубов в мертвом оскале вьетнамца отбил такое желание. Мне было холодно, и я торопился убраться отсюда поскорее.

Я встал, сжимая коробку в ладонях как бесценное сокровище, и повернулся к коричневой сумке. Мне следовало положить коробку туда. Так удобнее сдавать имущество хозяевам. Я уже готовился к тому, чтобы сдать имущество и отчитаться о проделанной работе. Какой же я наивный.

Я думал: убить двоих вьетнамцев – достаточная цена, чтобы уйти с пляжа в это пасмурное утро. Я ошибался. Цены только что были повышены.

Шаг к сумке, протянутая рука – и я падаю лицом в песок. Выстрела я не слышал, зато боль в плече оказалась очень даже ощутима. Я чувствую толчки выходящей из меня крови. Коробка упала в песок. Моя кровь уходит в песок. Перед моими глазами – мириады серых песчинок, и ничего, кроме них.

Песок был холодным, как могильная плита. Все было серым и холодным в это утро.

2

Место для встречи было выбрано неудачно. Впрочем, выбирал его не я. Мне же досталось сомнительное удовольствие стоять в назначенном месте в назначенное время и ждать.

Это я умел. По сути, большую часть своей жизни я только тем и занимался, что ждал. Кого-то или что-то. Вот так и проходили годы – в ожидании лучшего, в воспоминаниях о прошедшем, в мечтах о несбыточном... Словом, я вполне был в состоянии отстоять в указанном месте и час, и два... Никаких проблем. Если бы не люди. Кто же это сказал и в каком фильме? Не помню. Но сказано неплохо. И очень актуально для меня: «Люди – это такие козлы!»

Сначала меня обхаживали шлюхи в коротких кожаных курточках и чулках в сеточку. Их было шесть или семь, и меня здорово бесило, что они закрывают мне проезжую часть. Ласковые девочки с припухшими губами и широко раскрытыми глазами, похожими на дисплей карманного калькулятора: там постоянно что-то подсчитывалось.

Я вежливо и поочередно послал их всех к чертовой матери. В ответ меня послали гораздо дальше и глубже. Вот так. Матерные слова вылетали из накрашенных ротиков, как пули из ствола автомата «узи».

Потом мне пытались продать марихуану, кокаин и пригоршню разноцветных таблеток. Толкач также был послан. Он не обиделся. Он знал, что без труда отыщет этой ночью других, более любезных клиентов. В окрестностях клуба «Ультра» спрос на дрянь химическую и дрянь растительную постоянно превышал предложение. Гиви Хромой забирал у толкачей свой процент за покровительство, и выручка за одну неделю равнялась месячному сбору со всех остальных точек Города, вместе взятых. Гиви как-то сам мне об этом рассказал. А я запомнил. У меня хорошая память.

Минут через пять после того, как толкач скрылся за углом, из проезжающего «мерса» высунулась гладко выбритая харя предпенсионного возраста и предложила заняться любовью за две сотни баксов.

– За час? – любопытства ради спросил я. Всегда занятно узнать, во сколько тебя оценивают другие. И сравнить с самооценкой.

– За ночь, – пожмотничала харя и причмокнула слюнявыми губами.

– За двести баксов работай кулачком, – обиженно ответил я. В собственных глазах я стоил гораздо дороже. Хотя, быть может, надо было побриться перед тем, как выйти из дома?

Харя из «мерса» предложила триста баксов, но и этот вариант я не стал обсуждать.

Кто знает, какие бы еще заманчивые предложения можно было получить, проторчи я в переулке за клубом «Ультра» еще с полчаса. Все могло случиться. Но я так и не дождался в тот вечер предложения сняться в порнофильме, купить краденый антиквариат или попробовать силы в качестве наемного убийцы.

Наконец приехал тот, кто должен был приехать.

Я сошел с тротуара и, быстро лавируя между машинами, подскочил к багровому «Дэу» и стукнул согнутым указательным пальцем в стекло. Номер на машине был тот самый, что мне назвали по телефону.

Дверца распахнулась, я влез в салон, подобрав полы плаща, сел на заднее сиденье и кашлянул, сигнализируя водителю, что все в порядке. Автомобиль тут же рванул вперед.

– Плохая мысль – назначать встречи в таком месте, – заметил я, не обращаясь конкретно ни к кому из троих людей, сидевших в салоне «Дэу». Я просто высказал мысль вслух и стал ждать, кто на нее отзовется.

– А что такое? – спросила дама с пышной прической, почти упиравшейся в потолок. Она сидела впереди меня, рядом с водителем, и статус «дамы» в моих глазах заработала одной лишь шеей – могучей, объемистой, возможно, специально тренированной для транспортировки на себе ожерелий вроде того, что обвивало загривок моей собеседницы в данную минуту.

– Там крутится много людей, – пояснил я. – Не самых приятных.

– А разве вам это в новинку? – строго спросила дама. Что-то заскрипело, и я увидел, что дама повернулась ко мне вполоборота. Ее лицо имело округлые очертания, а из-за обилия жировых складок на щеках, подбородке и шее напоминало разбухший шар теста. Этакий колобок в парике и с бриллиантами в ушах. Ну и косметика: краски на даме было не меньше, чем на уличных девицах, с которыми мне выпала честь общаться десять минут назад. Просто над дамой поработали более профессионально. Просто она не торчала по шесть часов кряду на улице, отчего на лице, вне зависимости от цвета пудры, просвечивала синяя замерзшая кожа. И еще она не материлась. Пока.

Даме было явно за сорок. Далеко за сорок. Так далеко, что пора начинать готовиться к празднованию пятидесятилетия. И этот факт нельзя было скрыть никакой косметикой. Двойной подбородок, полная грудь, колыхавшаяся в вырезе платья согласно рельефу местности. Голос опытной стервы, привыкшей помыкать мужьями, подчиненными и любовниками.

Но я не был ни мужем, ни любовником. Я просто наемный работник. И то – нанимаюсь я лишь тогда, когда клиент не вызывает у меня чувства отвращения. Даме следовало бы это знать.

– Значит, так, Константин, – властно произнесла она, положив пальцы на спинку своего сиденья и слегка постукивая ими по обшивке. Это напоминало судороги больших белых червей. – Ведь вас зовут Константин?

– Зовут, – согласился я.

– Так вот, Костя, – продолжила дама. – Я хочу, чтобы вы оказали мне одну услугу.

– Что за услуга?

– Это хорошо оплачиваемая услуга, – поторопилась сообщить дама. – На этот счет можете не волноваться.

Рядом со мной сидел черноволосый парень в расстегнутой куртке-парке. После слов дамы он едва заметно улыбнулся.

– Я совершенно не волнуюсь насчет денег, – ответил я. – Они меня не возбуждают. В этом смысле я импотент. Так что сначала я хотел бы услышать не об оплате, а о характере услуги. Быть может, вы предлагаете мне вид работы, за который я не возьмусь ни при каких условиях.

– А что, есть такие вещи? – удивленно спросил меня сосед. По его лицу было видно, что для него таких вещей не существует и при соответствующей оплате он и родную бабушку отправит на тот свет. Нечего сказать, приятное соседство.

– Ну, я не думаю, что эту мою просьбу вы откажетесь выполнить, – дама чуть сменила тон, широко улыбнувшись и продемонстрировав блеск фарфоровых зубов, словно на рекламном плакате стоматологического кабинета. Если она думала, что таким образом меня можно обаять, она ошибалась. Она переоценивала свое обаяние. Раз в сто.

– Дело очень простое, – сказала дама. – Я потеряла кое-какие вещи. И хотела бы получить их обратно.

– В «бардачке» не смотрели? – спросил я. Глаза дамы удивленно округлились. – Бывает, знаете ли...

– Вы не поняли, – отчеканила дама. – Я не какая-нибудь там дура, чтобы разбрасываться вещами по дому, а потом нанимать специального человека, чтобы их собирать.

– Рад слышать, – сказал я.

– Что именно?

– Что имею дело не с дурой, – сказал я. Мой сосед напрягся и заерзал.

Дама несколько секунд ошарашенно молчала, уставившись на меня как на неожиданно материализовавшегося в салоне машины призрака. Затем дама ожила, провела бордового цвета ногтями по обшивке кресла, вздохнула и продолжила:

– Надо найти вещи, которые у меня украли.

– А милиции вы не доверяете?

– У меня складывается такое впечатление, что вам эта работа не нужна! – возмутилась дама. – Хотите, чтобы этим занималась милиция?

– Я просто хочу знать.

– Что именно вы хотите знать?

– Почему это нельзя поручить милиции? Что здесь не так?

– Я отнесла заявление в милицию позавчера. Я выполнила все эти дурацкие формальности. Но, сами понимаете, никаких гарантий они не дают.

– Я тоже не даю гарантий.

– Я заплачу вам две тысячи долларов, если вы найдете украденные вещи, – ее глаза внимательно следили за моей реакцией.

– И вы думаете, что две тысячи долларов станут вашей гарантией?

– Я надеюсь, – сказала дама. – На милицию у меня особых надежд нет. Как мне объяснили знакомые, можно обратиться к бандитам, но за это придется отдать половину стоимости пропавших вещей. Это слишком жирно...

– И вы нашли самый лучший вариант, – закончил я. – Понятно... А почему бы вот этому бугаю не расстараться за такие бабки? – я кивнул на своего соседа. – Или это ваш муж?

Дама засмеялась. Парень в куртке снова напрягся – ни мои слова, ни ее смех ему явно не понравились.

– Нет, Юра – не муж. Юра – мой близкий друг, – сладко проговорила дама. Белые червяки перестали теребить обшивку и взметнулись вверх. Юра с неожиданным проворством ухватил протянутую ладонь и впился в нее губами, да так, что дама даже вздрогнула. Но уже секунду спустя блаженно опустила веки и расплылась в бездумной улыбке, вроде тех, что посещают прыщавые лица несовершеннолетних девиц, вбивших себе в головы, что к ним наконец пришла Любовь.

Сцена была совершенно неприличной. Я посмотрел на сверкающую лысину водителя «Дэу». Тот остался привычно равнодушен. Я перевел взгляд за окно, на проплывающие мимо витрины дорогих магазинов, напоминающие сверкающие аквариумы, полные желтоватого света. Вместо рыбок в этих аквариумах жили японские телевизоры, турецкие дубленки, малайзийские компьютеры и цветные фотографии ювелирных изделий – оригиналы выставлять хозяева магазинов побаивались. Там также стояли манекены, облаченные в английские шерстяные костюмы и итальянские шелковые рубашки. Манекены пристально вглядывались сквозь толщу стекла, словно пытались понять жизнь живых людей... Тщетно. Мы и сами ее не понимаем.

Я осторожно кашлянул. Юра перестал слюнявить пухлую руку своей подруги и откинулся на спинку сиденья. Его глаза были спокойны. Можно даже сказать – равнодушны.

– Извините, Костя, – дама медленно убрала руку. – Нам бывает трудно контролировать чувства.

– Понимаю, – кивнул я. – Давайте побыстрее обсудим ваше дело, я вылезу из машины, а там уж теряйте над собой контроль...

Наверное, дама понравилось мое предложение. Она поправила прическу, улыбнулась Юре и сказала, глядя на меня:

– В пятницу. Это было в пятницу на прошлой неделе. Я была в торговом центре на Некрасовской. Мы были в торговом центре. Я и Юра. Мы сделали кое-какие покупки... Потом поднялись на верхний этаж. Там есть очень неплохое кафе... Мы хотели слегка перекусить, отметить наши покупки. Юра делал заказ, а я отлучилась на некоторое время. Понимаете? – она постоянно пялилась на меня, словно ожидала с моей стороны проявления какой-то потрясающей профессиональной интуиции, словно надеялась, что я прямо сейчас решу все ее проблемы. С какой стати? Я же не представлялся ей Господом Богом.

– Понимаю, – чуть раздраженно сказал я. – После беготни по магазинам всегда хочется писать. Что же тут непонятного...

– Очень мило, что вы меня поняли, – ответила дама. Белые червяки снова заползли на спинку сиденья. Четыре пальца из пяти были украшены кольцами разной толщины. – Вот в туалете-то на меня и напали.

– Вот как? – я совсем не удивился.

– Вот так, – даму передернуло. Было понятно, что происшедшее произвело на мою собеседницу сильное впечатление. – Вот так! Два узкоглазых урода напали на меня, когда я стояла перед зеркалом. Один схватил меня за волосы и нагнул голову к раковине. Другой приставил нож к горлу.

– Бедные маленькие вьетнамцы, – понимающе кивнул я.

– Что?! – дама удивленно вскинула голову. Грудь колыхнулась в вырезе платья как розовое желе. – Вы еще их будете жалеть?!

– Конечно. Наверняка они лишь едва доставали вам до подбородка. Вы – женщина статная, а у них рост метр семьдесят считается великанским. Естественно, что им пришлось сначала нагнуть вам голову, а уже потом щекотать горло холодным лезвием.

– Я вижу, вы сочувствуете народам Южной Азии, – желчно сказала дама. – А как насчет того, чтобы посочувствовать мне? Два узкоглазых мерзавца сняли с меня кольца, серьги, брошь и ожерелье! На двадцать тысяч баксов! Что вы теперь скажете?!

Мне хотелось сказать, что не следует вешать на себя двадцать тысяч долларов, когда отправляешься в супермаркет. Но такое замечание не способствовало бы нашему взаимопониманию. Две штуки баксов никогда не будут лишними. И я сдержался.

А дама – нет. Она продолжала бичевать презренных грабителей:

– Подонки, промышляющие по женским туалетам! Или вы скажете, что это было нужно для закупки риса и теперь пять тысяч их родственников будут обеспечены едой на год вперед?! Может, вы скажете, что мы должны заботиться о голодающих в слаборазвитых странах?!

– Вряд ли эти двое пошлют денежные переводы своим родственникам, – ответил я. – Они продадут ваши побрякушки, купят в Таджикистане наркотиков, привезут сюда... Будут крутить деньги.

– Слава Богу! – воскликнула дама. – Вы все-таки согласны, что эти двое – бандиты.

– Согласен. К тому же лазить по женским туалетам – такая низость.

– Вот и я про то!

– Кстати, вы там были одни? Я имею в виду тот момент, когда вас грабили...

– Не знаю, – сердито отозвалась дама. – Я не заглядывала в кабинки.

– Довольно странно – большой универмаг. Масса покупателей. Обычно туалеты не пустуют.

– Вы что, эксперт по туалетам? – внезапно спросил Юра. Сказано это было с издевкой. Я вспомнил, с какой страстью дама посматривала на этого молодого человека, и решил не ввязываться в полемику.

– Я просто логически рассуждаю, – сказал я.

– Не надо тут логически рассуждать, – продолжил атаковать Юра. – Надо найти и вернуть драгоценности – только и всего.

– Ах вот что вам нужно! А я уже просто потерялся в догадках...

– Тихо, тихо, – тоном доброй учительницы младших классов проворковала дама. Ей явно понравилось выступление Юры. Он показал себя как мужчина: сказал что-то грубое и глупое. Ну разве он не прелесть?

– Мне кажется, все всё поняли, – сказала дама. – Костя, ваша задача – найти драгоценности. Нам с Юрой наплевать на самих грабителей...

– Вы хотите сказать, что готовы их выкупить? – спросил я.

– Вот именно. Конечно, по разумной цене.

– И что вы называете разумной ценой?

– Пять тысяч долларов, – сказала дама.

– За драгоценности, которые стоят двадцать тысяч?

– Их будет трудно реализовать. Это штучная работа, мы дали в милицию подробное описание всех украденных вещей... Нет, проще будет продать все мне.

– Проще будет попытаться забыть о случившемся, – возразил я. – Насколько я понял, это были далеко не последние ваши побрякушки.

– Это не побрякушки, – жестко возразила дама. – Это двадцать тысяч долларов, каждый цент из которых дался мне тяжелым трудом! Я не настолько богата и легкомысленна, чтобы разбрасываться драгоценностями.

– Ты что, боишься? – Юра привалился ко мне плечом, и я ощутил запах дорогой туалетной воды. Запах мне не понравился. Впрочем, Юрины слова в восторг меня также не привели. – Боишься, что не потянешь? Боишься узкоглазых?

Я неспешно повернулся к Юре, посмотрел ему в лицо и сказал:

– Я не боюсь узкоглазых. Я даже не боюсь голубоглазых прилизанных жиголо.

Юра ничего не ответил. Наверное, он не знал, кто такой жиголо. Надеюсь, потом посмотрит в словаре.

– Мальчики, давайте без эмоций, – вмешалась дама. – Ближе к делу, как говорил один мой знакомый милицейский следователь. Конспирации ради он засовывал папку с документами себе в штаны.

Юра изобразил на лице милую улыбку, что должно было сигнализировать об окончании всех разногласий.

– Костя никого не боится, – сказала дама, и я чуть не поперхнулся слюной от неожиданного комплимента. – Костя справится. Мы заплатим ему сегодня аванс, пятьсот долларов, и он будет постоянно держать нас в курсе дела. Я еще раз обращаю ваше внимание, Костя: нас интересуют драгоценности, а не сами преступники. Преступников пусть ловит милиция. Если может. Я просто хочу вернуть свое имущество. Понятно?

– Вполне, – кивнул я и взял протянутые деньги. – Только и вы поймите: здесь, вокруг вас, – не ресторан. И я не официант, которому можно сделать заказ, а потом предъявлять претензии, что он выполнен слишком медлительно. Тут у каждого свой маленький бизнес. У маленьких вьетнамцев – тоже. И вашим драгоценностям могли так быстро приделать ноги, что мне уже не успеть. Это реальность. И с ней ничего не поделаешь.

– Но я буду надеяться, – ответила дама. – Мне рекомендовали вас с лучшей стороны, Костя. Постарайтесь оправдать свою репутацию.

– Кстати о репутации, – сказал я, толкая дверцу «Дэу». – При любом исходе дела эти пятьсот баксов я вам не верну. У меня будут расходы в связи с поисками ваших побрякушек.

– Мне как раз рекомендовали вас в качестве весьма трезвомыслящего молодого человека, – удовлетворенно кивнула дама. А Юра поторопился захлопнуть за мной дверцу автомобиля.

Минуту спустя задние огни «Дэу» смешались с потоком других машин. Я огляделся по сторонам и обнаружил, что высадили меня в том же месте, где я томился в ожидании «Дэу» полчаса назад. Видимо, машина ездила по кругу, чтобы не удаляться от клуба «Ультра», где сладкая парочка моих нанимателей собиралась провести вечер. Что ж, каждый отдыхает так, как может.

Мне теперь было не до отдыха. Я отошел метров двести от клуба и поймал такси. Возьми я машину возле «Ультра», это удовольствие стало бы мне в два раза дороже. Логика таксистов проста: если ты крутишься возле клуба «Ультра», то у тебя деньгам тесно в карманах и они норовят выскочить наружу. И попробуй докажи, что это не так.

Я и таксист с пару минут обсуждали денежный вопрос, стараясь найти компромисс между его претензиями и моими возможностями. В конце концов соглашение было достигнуто, и старенькая «Волга» ядовито-желтого цвета тронулась с места. Я назвал конечный пункт нашей поездки весьма приблизительно. Чтобы не пугать таксиста. Назови я конкретное место, он мог бы и отказаться ехать. Мне же не хотелось тащиться в такую даль на своих двоих.

Десять минут спустя водитель свернул к обочине и спросил:

– Здесь, что ли?

– Почти. Вон туда, где светится вывеска, и направо.

– Сдурел, что ли?! – Таксист ударил по тормозам, и машина встала как вкопанная. – Я, чай, не вчера родился! Я туда не поеду! И днем бы не поехал, а уж сейчас – и подавно...

– Да тут метров триста всего осталось, – попробовал я уговорить таксиста.

– Ага, здесь я живой, здоровый и с машиной. А через триста метров буду без машины, без денег и с проломленной башкой! Все-таки есть разница... И договаривались мы ехать только до этого места! Все, парень! Приехали...

Приехали так приехали. Я вылез, и машина тут же умчалась в сторону центра. Не могу сказать, что в этот момент я чувствовал себя особенно комфортно – один, ночью, на западной окраине Города, слыша завывания бродячих псов, пьяные выкрики на непонятном языке и странную музыку.

Я знал, что у Желтого квартала плохая репутация, но я не знал, что это настолько соответствует действительности.

3

Вообще-то таксист зря ударился в панику: прогуливаться по Желтому кварталу в час ночи было не более опасно, чем по рабочим окраинам на юго-западе. Соблюдай все те же нехитрые правила – и останешься цел.

Не ищи неприятностей, они сами тебя найдут. Избегай хорошо освещенных мест – там ты заметен. Старайся выглядеть самоуверенным жестоким ублюдком – тогда тебя самого будут пугаться встречные. Не позволяй никому заходить к тебе со спины. Игнорируй пьяные выкрики, которые в иной ситуации заставили бы тебя оскорбиться. Пропусти мимо ушей и быстро пройди мимо. Тем более если эти крики исходят от компании человек в десять.

Но уж если неприятности тебя отыскали и обложили со всех сторон, дыша в лицо гнилью и табаком, – бей первым. Так, чтобы сломать челюсть или нос главному в этой кодле. И не стесняйся спасаться бегством. Это не рыцарский поединок, это драка человека с псами. Когда псов слишком много, от них убегают.

В Желтом квартале все обстояло примерно так. За одним исключением – я был белым. И я не мог оставаться незаметным. Когда я добрался до кафе «Золотой дракон», за моей спиной тянулся шлейф из десятка настороженных вьетнамцев. Они что-то громко обсуждали, размахивали руками, иногда хватали друг друга за руки, кричали, но затем снова отскакивали в стороны и замолкали. Не самая приятная компания.

И поэтому я торопился дойти до украшенных иероглифами стеклянных дверей «Золотого дракона». Здесь должно было быть поспокойнее.

Маленький колокольчик, висевший под потолком, издал дребезжащий звук, сигнализируя о моем прибытии. В кафе было накурено, играла музыка, но меня и увидели, и услышали. Приветливых улыбок на лицах этих людей я, правда, не заметил.

Я двинулся к стойке бара, все еще не вынимая рук из карманов плаща и глядя по преимуществу себе под ноги – чтобы не споткнуться. На полу валялись пустые бутылки, раздавленные картонные коробки и пластиковые тарелки, в которых здесь подавали еду. Еще на полу оказалась ступня. Довольно приличных размеров. Обутая в грубый коричневый ботинок. Носка на ступне не было, и там, где заканчивался ботинок, сразу начиналась серая забрызганная грязью штанина.

– Эй! – услышал я хриплый возглас. В детстве родители учили меня откликаться только на собственное имя, а не на всякие там клички и междометия. Меня звали не Эй. Я перешагнул через ступню и пошел дальше.

Владельцу грязного коричневого ботинка это не понравилось. Что было выражено пинком в мою правую икру.

– Эй, русский! – услышал я угрожающий хрип в спину. – Куда идешь? Водки нет, девочек нет, травки нет. Пошел вон отсюда!

Сидевшие за ближними столиками вьетнамцы одобрительно закивали. Им явно не нравилось, когда русские беспокоили их в неурочный час. Кто-то схватил меня за полу плаща и потянул назад, негромко повторяя:

– Иди, иди! Чего пришел?!

Я не хотел, чтобы мой плащ разодрали на кучу лоскутков, и хлопнул по назойливой желтой пятерне. Раздался вой, как будто я только что отрубил несчастному руку по самое плечо. Стало понятно, что в ближайшие шестьдесят секунд мне надо или успеть выскочить из «Золотого дракона» на улицу (где ненамного лучше), или вспомнить, куда я засунул свой медицинский страховой полис (если медицина сумеет что-то сделать с моим телом после того, как пятьдесят разъяренных вьетнамцев покажут мне на практике, что Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе они сходятся, лишь держа дубину за спиной).

Но тут из-под стойки бара вынырнул Старый Ли и вежливо сказал:

– Добрый вечер, Костя.

И все немедленно обо мне забыли. Все уткнулись в свои тарелки, присосались к маленьким бутылочкам рисовой водки, погрузились в чрезвычайно важные разговоры.

Старый Ли взял меня под руку и церемонно провел в свой кабинет, отделенный от зала железной дверью, узким коридором и еще одной железной дверью.

Мы сели в кресла друг напротив друга. Ли закурил что-то ароматное, явно произведенное не компанией «Филип Моррис» и никем из легальных производителей табачных изделий. Мне были предложены белый мартини и кусочек жареной рыбы со специями. Я не отказался.

– Ты не позвонил заранее, – констатировал Старый Ли, любуясь гобеленами на стенах своей каморки. – Случилось что-то экстренное?

– Не так чтобы очень... Но помочь разобраться в этой ситуации можешь только ты.

Ли довольно расплылся в улыбке. Он любил, когда собеседник подчеркивал его, Старого Ли, исключительность. Это было действительно так. Ли отличался от большинства вьетнамцев, населявших один из микрорайонов в западной части Города. Ли приехал в Город еще в середине семидесятых, присланный вьетнамским комсомолом на учебу в политехнический институт. Проучившись положенные шесть лет, Ли не стал торопиться возвращаться на родину. Он женился на своей сокурснице, получил работу, комнату в общежитии для семейных... Как выяснилось впоследствии, создание здоровой советской семьи вовсе не было целью Ли. Его интересовал бизнес. И как только Ли получил официальный статус местного жителя, он постарался развернуться, заведя обширные связи с фарцовщиками, валютчиками и прочими энергичными людьми теневой экономики. К тому моменту, когда создание кооперативов разрешили законом, Ли был подпольным миллионером.

Поэтому он не одобрил действий своих более молодых соплеменников, которые в начале девяностых годов стали делить сферы влияния в Городе с местными бандитами, используя весь обычный набор: поджоги, взрывы, убийства, похищения... Старому Ли это было не нужно. У него уже было все. И он лишь старался не потерять заработанное ранее. Ради чего ему приходилось быть очень вежливым и доброжелательным со всеми: от официальных властей и бандитов Гиви Хромого до налоговой инспекции и молодых вьетнамских бизнесменов, торговавших в Городе нелегально произведенной водкой. Старый Ли мог договориться с любым. И он договаривался.

Иной раз, приходя к Старому Ли, я видел весьма солидных людей, которые сидели в «Золотом драконе» за маленькими замызганными столиками и ждали своей очереди на прием к Ли. А тот никогда никому не отказывал, но никогда и не упускал своей выгоды.

Круглолицый, морщинистый, вечно улыбающийся Ли выглядел азиатским Санта-Клаусом, который делает подарки круглый год. Только вот подарки у него просят отнюдь не детишки, а взрослые деловые мужчины. И бороды у Старого Ли не наблюдалось – только жиденькая полоска усов над верхней губой.

– Это нужно лично тебе? – спросил Ли. – Или работаешь на кого-то?

– Работаю, – сказал я.

– Тебе я помог бы бесплатно, – развел руками Ли. – Но раз речь о ком-то незнакомом... Сколько ты можешь дать? Скажем...

– А знаешь ли ты ответ на мой вопрос? – перебил я Старого Ли. – Обсуждать твой гонорар, когда еще неизвестно, туда ли я пришел... Это как делить шкуру неубитого медведя.

– Костя, – ласково сказал Ли, – ну зачем ты обижаешь пожилого человека, ветерана войны с американским империализмом? Неужели было такое, чтобы ты спросил, а я не ответил? Чтобы ты пришел с печалью и не ушел с радостью? У меня всегда было что тебе сказать. А и даже если сейчас я ничего тебе не скажу, то к рассвету я буду знать достаточно. В нашем мире люди не умеют хранить секреты. А я пока еще не разучился слышать и запоминать.

– Женщина попросила меня помочь, – сказал я, допивая мартини.

– Так-так, – Ли поощрительно кивнул головой.

– Женщину ограбили двое твоих земляков.

– Ох, как нехорошо! – возмутился Ли. – Грабить женщин!

– Твоих земляков трудно винить. Мало кто удержался бы от соблазна: на той женщине висело золота и камней на десять тысяч баксов.

– Надеюсь, твоя знакомая не пострадала? – Старый Ли прижал ладони к груди, всем своим видом демонстрируя глубокое сожаление. – Ей не был причинен вред?

– Она насмерть перепугалась. А потом дико разозлилась. Ей жалко пропавших вещей. Она хочет их вернуть.

– Само собой разумеется, Костя, – скорбно заметил Ли. – Каждый из нас хотел бы вернуть утраченное или потерянное, но разве всегда это возможно? Мы теряем дорогие нам предметы, теряем дорогих нам людей... Подумай, Константин, что твоя знакомая могла бы потерять не только набор ювелирных изделий, она могла потерять здоровье. Ведь могло бы и так случиться, понимаешь? И как велика была тогда скорбь родных и друзей этой достойной женщины? Я думаю, что это было бы куда более серьезной потерей. Так не лучше ли радоваться тому, что не случилось худшее, чем печалиться о происшедшем досадном инциденте...

– Ты слишком много куришь, Ли, – сказал я. – И от этого в твоих словах мало смысла.

– Я лишь могу принести свои извинения этой уважаемой даме, – продолжил Ли, как будто и не слыша моего замечания. – Могу извиниться за весь мой народ, в котором, как и в любом другом народе, есть хорошие люди и плохие. Есть ученые и поэты, а есть отъявленные мерзавцы, способные обокрасть несчастную женщину... Такова моя доля: слава достойных сынов моего народа достается лишь им самим, а вот за позор негодяев отдувается только Старый Ли...

Ли был почетным президентом вьетнамского землячества, и я мог представить, где он понабрался таких фраз.

Он смотрел куда-то поверх моей головы, медитативно покачивая лысым черепом, но не забывая вовремя стряхивать пепел в пепельницу розового мрамора.

– Ты закончил обдумывать исторические перспективы вьетнамского народа? – спросил я несколько минут спустя, когда сигарета была выкурена и Ли наконец вспомнил о моем присутствии. – Ты готов вернуться с небес на землю?

– На небесах гораздо приятнее, – грустно заметил Ли. – Там никто не пристает с такими глупостями, как украденные побрякушки на десять тысяч долларов.

– Там занимаются оптовой торговлей драгоценностями? – уточнил я.

– Иногда я начинаю плохо о тебе думать, Костя, – укоризненно посмотрел на меня Ли. – Иногда мне кажется, что у тебя нет ничего святого. А ведь у каждого человека должно быть нечто, вроде нравственной опоры. Какой-то стержень, идеал, с которым человек сравнивает свои поступки... Мир изменчив, но что-то должно оставаться неизменным, иначе мир рухнет...

– Согласен, – кивнул я и переменил позу в кресле: единственным результатом этой болтовни было то, что у меня затекли ягодицы и ляжки. – Что-то должно оставаться неизменным. И я-то как раз думал, что для Старого Ли таким неизменным идеалом, такой нравственной константой...

– Прости, – перебил меня Ли. – Какое-то новое слово. Я его не понял...

– Потом напишу тебе на бумажке, – сказал я, и Ли удовлетворенно кивнул. – Так вот, я думал, что если уж Старый Ли и уважает в этой жизни что-нибудь, так это Конституцию Российской Федерации и соглашение о разделе территорий в Городе. Разве не так?

– Так, конечно, так! – Ли потянулся было за новой сигаретой, но я опередил его, ткнул пальцами в стенку шкатулки, и та отъехала на другой конец столика. В своем нынешнем состоянии Ли не мог подняться из кресла. Он проводил шкатулку печальным взглядом и трагически спросил меня: – Почему?

– У тебя уже крыша едет, Ли, – пояснил я. – Причем не в нужном мне направлении. Я хочу, чтобы ты слышал меня и понимал.

– Слышу, – вяло сказал Ли. – Понимаю!

– Так ты все еще признаешь соглашение о разделе территорий? – снова спросил я.

– Ли всегда был законопослушным гражданином. Ли всегда соблюдал соглашение. И мои люди соблюдают соглашение. Я уважаю и Гиви Ивановича, и всех остальных...

– Тогда ты будешь неприятно удивлен, Ли, – вздохнул я. – Тебе, наверное, не сказали.

– Мне «не сказали»? Мне все говорят...

– Женщину ограбили в торговом центре на Некрасовской. А это не ваша территория.

– На Некрасовской? – Старый Ли перестал улыбаться. Он полез в карман халата, вытащил маленькую коробочку с белыми таблетками, достал одну и положил под язык.

– Вот именно, – подтвердил я. – Там сейчас работает Валера Меломан, троюродный брат Гиви Хромого. Он не слишком обрадуется, когда узнает...

– Не узнает, – сказал Ли. Он уже не был расслаблен и благодушен. Он больше не походил на Санта-Клауса. Старый Ли был озабочен. – Ты ведь не станешь болтать направо и налево?

– Я никогда не болтаю направо и налево. Но моя знакомая хочет получить назад свои вещи. И если ты не сможешь ей помочь, я пойду к Валере Меломану и...

– Не надо никуда ходить, – оборвал меня Ли. – Зачем куда ходить? Уже ночь на дворе. Мы и так все прекрасно обсудим. Тебе понравилась рыба?

– Рыба была хороша, – одобрительно кивнул я. – И знаешь, чем она лучше твоих сигарет?

– Чем же?

– От нее не тянет на болтовню о судьбах разных народов.

– Правильно, – сказал Ли. – Плевать на народы. Будем разбираться с побрякушками. На Некрасовской, – повторил он. – Ну какая еще судьба может быть у народа, где каждый так и норовит обмануть Старого Ли?! Мне-то они сказали совсем другое...

И он произнес длинную и непонятную фразу на своем родном языке. Судя по интонациям, это было очень выразительное ругательство.

4

Ли позвонил по телефону, и нам принесли большое блюдо, на котором небольшой горкой были сложены маленькие зеленые листочки. Гостеприимный хозяин предложил мне угоститься, но я любезно отказался, предпочтя стороннее наблюдение за тем, как Ли размеренно разжевывал листья, сбивал языком в сочный комок и перекатывал его во рту наподобие жвачки. Эта процедура не мешала ему продолжать беседу по интересующему меня вопросу.

– Это не мои люди, – сказал Ли. – Это какие-то новые. Я их даже не знаю по именам. Хонг знает. Они пришли к Хонгу, чтобы узнать, кто может купить золото и камни. Хонг – мой человек. Он доложил мне. Но те двое говорили, что взяли товар тут неподалеку. Хонг пояснил им, что десять процентов надо отдать Старому Ли. Они не знали этого правила. Молодые, совсем глупые ребята.

– Я так понимаю, что десять процентов ты уже получил, – сказал я. – Что именно тебе перепало?

– Почему так плохо думаешь обо мне? – Ли возмутился, но не слишком. – Я ничего еще не получал.

– Нет, – возразил я. – Ты уже получил какую-то вещь. И она тебе страшно понравилась. Только не отпирайся. Зачем ставить себя в дурацкое положение? Ты же знаешь, что я прав.

Ли задумался, выплюнул бледно-зеленый ком изо рта и сказал:

– Ты прав, Костя. Мне уже отдали мою долю. Но откуда ты узнал?

– Профессиональные секреты.

– Скажи, прошу как друга, – настаивал Ли. – Просто хочу понять, как ты меня раскусил. Это интересно.

– Это действительно интересно, – согласился я. – Твои люди уважают соглашение и не лезут на чужую территорию. Стало быть, мою знакомую обработали какие-то свободные художники. Тебе на них должно быть плевать. Как и на мою знакомую. Тебе важно, чтобы о случившемся не узнал Валера Меломан, и тебе важно получить с этого дела как можно большую выгоду.

– Какая выгода, Костя? – развел руками Старый Ли. – Ты же мой друг...

– Все мы друзья, пока дело не касается денег. Я тебя знаю, Ли. Можешь не компостировать мне мозги. Так вот. Если тебе все равно, кому подыграть, ты должен был постараться выяснить, сколько может заплатить моя знакомая.

– Я спросил, – поторопился напомнить Ли.

– Так не спрашивают, – покачал я головой. – У тебя не было интереса в глазах. Ты уже получил какую-то вещь от тех двоих, и эта вещь тебе очень нравится. Ты не хочешь ее отдавать и поэтому начинаешь прикидываться ничего не знающим наркоманом. Я слишком хорошо тебя знаю, Ли.

– Так, значит, у меня не было интереса в глазах? – задумчиво произнес Ли. – Вот оно что... Каждый день приносит новое знание. Может, мне купить солнцезащитные очки, если я не могу так хорошо владеть выражением глаз, как раньше?

– Может быть. А мне ты рекомендуешь Хонга?

– Хонга, – кивнул Ли. – Ты же знаешь Хонга. Он парень со странностями. Но к нему можно привыкнуть. Ко всему можно привыкнуть. Даже к Хонгу. Он знает всех этих мальчишек. Он выведет тебя на двоих несознательных негодяев. Ты останешься доволен.

– Хонг должен знать, что я пришел от тебя.

– Конечно, – сказал Ли. – Иначе он не будет с тобой разговаривать.

– Иначе он просто отрежет мне голову.

– Ха-ха-ха! – тонким кукольным голосом засмеялся Ли. – Отрежет голову! Хонг отрежет голову! Отличная шутка! Просто как шутка того актера в телевизоре... Забыл фамилию.

Я терпеливо ждал, пока Ли вспомнит фамилию комика, с которым меня хотели сравнить. Не дождался.

– Неважно, – решил в конце концов Старый Ли. – И не волнуйся насчет Хонга. Не волнуйся.

– Я волнуюсь насчет драгоценностей моей знакомой. Ты не ошибаешься, и те двое ждут, что ты поможешь им сбыть украденное? Они не пустят драгоценности налево?

– Не волнуйся, дорогой Константин. Хонг объяснил тем двоим ситуацию. Как говорили в прежние времена – разъяснил политику партии. Они сказали, что все поняли.

– А если они решили действовать самостоятельно?

– Тогда, – Ли улыбнулся, – тогда Хонгу действительно придется взяться за старое. И отрезать двоим негодяям головы. В этом случае ты избежишь лишних хлопот.

– Но потеряю драгоценности.

– Посоветую тебе одно – поторопись найти Хонга. Он лучше меня знает, что и как.

– Хорошо, – я поднялся с кресла. – Всегда приятно иметь с тобой дело, Ли.

– И с тобой тоже, дорогой Константин. Напиши мне на бумажке то слово, которое я не знал. Очень прошу.

– «Нравственная константа»?

– Вот-вот, оно самое. На следующей неделе делегацию нашего землячества принимает мэр. Я буду произносить речь. И нас покажут по телевизору, – гордо сказал Ли.

– По какой программе?

– Обязательно позвоню тебе и скажу, дорогой Константин, – заверил меня Ли. – Я знаю, тебе будет приятно увидеть на экране лицо друга.

– Угу, – сказал я и написал на листке бумаги словосочетание, которое должно было на следующей неделе ударить по самому слабому месту нашего мэра – по его интеллекту.

– Большое спасибо, – Ли спрятал листок в карман халата. – А как насчет моего гонорара за помощь? Сколько может заплатить твоя знакомая?

Я обернулся и посмотрел в глаза Ли, стараясь выглядеть удивленным. А сам Ли, как оказалось, старался выглядеть заинтересованным.

– Ну, что ты видишь теперь в моих глазах? – хитро спросил он. – Видишь там правдивого, честного Ли? Или мне все-таки покупать очки?

«Каску сварщика», – хотел я сказать ему, но предпочел быть вежливым под стать хозяину:

– Там видна такая искренность, о которой я могу только мечтать, – ответил я.

– Льстец, – довольно буркнул Ли. – Ты все время льстишь.

– Нарываюсь на ответный комплимент, – сказал я. Но вместо комплимента Ли снова озаботился весьма меркантильными проблемами.

– Сколько она может мне заплатить?

– Будем считать, что она тебе уже заплатила.

– Как это? – Ли даже выпрямился в кресле. – Что ты имеешь в виду?

– Та вещь, которую тебе передал Хонг... Она же у тебя?

– Допустим.

– Раз уж она тебе так понравилась, оставь себе. Это будет твоим гонораром, – я не знал, как отреагирует на такое расточительство моя знакомая из «Дэу», но ничего другого мне не оставалось.

– Я вообще-то и не собирался ее отдавать, – сообщил Ли.

– Я так и понял.

– Но, может быть, что-то еще...

– Хватит с тебя, уважаемый Ли. Жадность плохо сказывается на здоровье. Мне же хотелось бы видеть тебя цветущим еще сто лет.

– Ну хорошо, – с очевидным разочарованием проговорил Ли. – Сойдемся на этом. Что касается Хонга...

– Ему я не заплачу ни копейки. И ты ему сам об этом скажешь. Пусть берет процент с тех двоих. Я не собираюсь кормить всех твоих земляков.

– Хонг расстроится, – Ли покачал головой.

– Пусть поплачется в подушку. Говорят, это помогает.

– Так твоя знакомая будет выкупать свои драгоценности у грабителей? – задумчиво пробормотал Ли. – Такое поручение ты получил?

– Твоя проницательность потрясает, Ли, – сказал я уже в дверях. – Я хочу заплатить тем двоим. А уж что вы с Хонгом сделаете с грабителями потом... Это ваше внутреннее дело.

– Хорошая мысль. Очень хорошая мысль. Конечно же, Хонг поможет тебе бесплатно, – сказал Ли. – Иди, не беспокойся.

– Кстати, какую именно вещь тебе подарили? Мне нужно вести учет, знаешь ли.

– Очень хорошая вещь, – зацокал языком Ли. – Если бы ты ее видел, ты бы понял мое пристрастие к ней. Золотой браслет с драконом. Пошлю племяннице. Она учится в Мюнхене. Девочке будет приятно, что дядя Ли заботится о ней.

– Мне бы таких родственников, – усмехнулся я, достал из кармана список украденных вещей и вычеркнул значащийся под номером четыре браслет. – Счастливо оставаться, Ли.

– Всегда приходи ко мне со своими печалями, – напутствовал меня Ли. – В наш век больших перемен так трудно найти честного человека, да еще в нашем бизнесе.

– Очень трудно, – согласился я, толкая железную дверь и выходя в коридор. – Практически невозможно.

Я шел к выходу из «Золотого дракона» и надеялся, что слова Старого Ли действительно окажутся правдой. Я надеялся, что Хонг перестал коллекционировать отрезанные головы. И я надеялся, что он мне поможет.

Вероятно, примерно такие же ощущения испытывает человек, очертивший на полу пентаграмму и ожидающий появления демона из преисподней, чтобы попросить у него помощи.

Помощи, от которой можно и ноги протянуть.

5

Старый Ли действовал оперативно. Вероятно, как только за моей спиной закрылась дверь, он позвонил Хонгу и проинструктировал его.

Во всяком случае, когда я вышел из «Золотого дракона» на улицу, мне недолго пришлось ждать. Из-за угла с ревом вылетели два сверкающих мотоцикла, распугали крутыми виражами собравшуюся возле кафе шантрапу, покрасовались перед выбежавшими из «Золотого дракона» маленькими вьетнамочками. Потом Хонг и его спутник остановили машины напротив дверей кафе и заглушили моторы.

Хонг снял с головы шлем, сделал несколько движений шеей, разминаясь, сплюнул на асфальт и зашагал в мою сторону. Я старался быть невозмутимым.

Хонг походил не то на космонавта, не то на «ангела ада» из американских боевиков. Он был одет в кожаную куртку со множеством блестящих заклепок, кожаные штаны, высокие ботинки «доктор Мартенс». При ходьбе эта амуниция скрипела, звенела, бренчала, сигнализируя за сто метров, что Хонг приближается и пора разбегаться. Публика, до того момента тусовавшаяся у «Золотого дракона», так и сделала. Я остался в одиночестве и не нашел ничего лучшего, как присесть на ступеньки.

Сходство с космонавтом закончилось, как только Хонг стащил с головы круглый блестящий шлем. При виде его лица хотелось сказать: «Таких не берут в космонавты». Но сказать очень тихо, чтобы Хонг не услышал. У него было болезненное самолюбие.

А еще у него был рост метр шестьдесят пять. Правда, в плечах Хонг был покрупнее меня. Создавалось впечатление, что некто как следует врезал Хонгу по макушке огромной кувалдой, отчего парня сплющило книзу.

– Хрм, – произнес Хонг, остановившись напротив меня. Я стал думать, что бы это могло значить, но оказалось, что Хонг просто откашлялся.