Сергей Гайдуков (Кирилл Казанцев)

Последний свидетель

Стадия первая:

Живой или мертвый

1

Около полудня большая темная туча нависла над Голубой мечетью, а порывы холодного ветра с моря вмиг очистили улицы древнего города, тем более что несли с собой липкие хлопья мокрого снега. Погода свирепствовала минут сорок, не больше, потом наступил краткий момент тишины, а затем обычный городской гул снова взметнулся вверх, заполняя собой все пространство вокруг, вплоть до самых узеньких переулков Стамбула.

Бондарев вылез из такси на европейском берегу Босфора и медленно пошел по набережной, поглядывая на притихшее, но все же тревожно-темное море. Уличных торговцев согнал с мест краткосрочный шквал, и они пока не торопились возвращаться обратно — так что никто не задержал Бондарева на пути к небольшому рыбному ресторану, где была назначена встреча. Ресторан был не из тех жемчужин района Ортакёй, куда целенаправленно завлекают туристов и потчуют их дозированным коктейлем азиатской экзотики и европейского сервиса. Это было небольшое заведение в полуподвале старого каменного здания, вывеска на котором не была продублирована на английском. Да и саму эту древнюю доску с кое-как нацарапанным названием ресторана трудно было считать полноценной вывеской. Если бы Бондарев был чуть более подозрителен, он бы мог подумать, что этот подвал наскоро подготовили именно для сегодняшней встречи.

Бондарев спустился на пять древних ступенек и толкнул тяжелую дверь.

Его ждали. Не то чтобы внутри висели приветственные плакаты или стояла группа встречающих, нет, даже наоборот — никто и не пошевелился, когда Бондарев переступил порог ресторана. Ни двое парней в кожаных куртках, которые сосредоточенно резались в нарды. Ни хозяин ресторана, который столь же сосредоточенно что-то подсчитывал на калькуляторе, сидя за соседним столиком.

Бондарев выбрал место поближе к двери, сел, расстегнул куртку. Президент Ататюрк сурово смотрел на него с портрета на стене. Хозяин ресторана пару раз стукнул по клавишам калькулятора и посмотрел на Бондарева. Смысл этого взгляда можно было расшифровать как «Надеюсь, вы ничего не будете заказывать?».

— Один кофе, — сказал Бондарев на средней паршивости английском. Хозяин вздохнул, повернулся в сторону кухни и громко продублировал заказ. Парни играли в нарды и думали, что быстрый оценивающий взгляд одного из них остался Бондаревым не замечен.

Хозяин лично поставил перед Бондаревым чашку с кофе, Бондарев в ответ зашуршал толстой пачкой турецких лир, которых чуть ли не килограмм полагался в оплату этой самой чашки. Между купюрами случайно завалялась визитка, сейчас она случайно упала на стол, и хозяин ресторана вынужденно покосился на прямоугольный кусок белого картона.

— Это я, — дружелюбно сказал Бондарев и постучал по визитке.

— Смит, — с трудом прочитал хозяин.

— Вот именно, — сказал Бондарев. — Джеймс Смит. Это я.

Хозяин презрительно качнул тяжелым щетинистым подбородком, будто бы фамилия Смит была слишком плебейской для этого прибежища аристократов, где ежевечерне собираются какие-нибудь Фицсиммонсы или Хаусхофферы. Однако деньги у Бондарева, несмотря на его непритязательную фамилию, он все же взял.

Бондарев едва пригубил горячий и дьявольски ароматный кофе, как вдруг оказался не один за своим столиком. Парень в кожаной куртке уже не играл в нарды и не сидел к Бондареву спиной. Он сидел к нему лицом, и, судя по шраму над правой бровью, парня звали Мурад.

— Это вы мистер Смит? — спросил он по-английски.

— Это я, — ответил Бондарев. — А это вы Мурад?

Парень молча кивнул.

— Это хорошо, — улыбнулся Бондарев и стал пить кофе.

Парень некоторое время молча наблюдал за ним, а потом не без труда составил из английских слов еще одну конструкцию:

— Вы можете мне сказать...

— Да, — согласился Бондарев.

— Вы можете мне сказать имя...

— Да, — сказал Бондарев.

— Тогда скажите. Потому что я хочу знать.

— Очень хорошо, — сказал Бондарев и отставил в сторону пустую чашку. — Я могу вам сказать. Но сначала я хочу поговорить о деньгах. Понимаете? Это важная информация, она стоит денег. Понимаете? Я специально приехал сюда, потратил свои деньги, потратил свое время. Мне нужна компенсация, понимаете?

Бондарев говорил медленно, чтобы турок все понял. Судя по выражению его лица, Мурад понял.

— Компенсация, — повторил он. — Деньги.

— Вот именно.

— Сколько вы хотите?

Бондарев изобразил глубокую задумчивость. Тут нужно было попасть в десятку — то есть назвать сумму, приемлемую для турка, но не настолько низкую, чтобы турок засомневался в ценности информации.

— Пять тысяч, — сказал Бондарев. — Пять тысяч американских долларов. Старые добрые зеленые деньги.

— Слишком много, — сказал турок.

— Нет, это не много, — возразил Бондарев и недовольно поморщился, однако под взглядом Ататюрка с портрета быстро оттаял. — Но я понимаю, что для вас это... Это в некотором роде личное дело. Семейное дело.

— Он был моим братом, — сухо ответил Мурад.

— Да, — Бондарев кивнул, показывая, как он ценит родственные связи в местной культуре. Он оценил родственные связи в пятьсот долларов. — Четыре пятьсот.

— Четыре, — сказал Мурад.

— Ох, — сокрушенно вздохнул Бондарев. — Четыре... Не очень хорошая цифра. Но я уважаю значение родственных связей в вашей традиционной культуре.

— Что? — переспросил турок.

— Хорошо, четыре, — сказал Бондарев.

2

Все меняется в этом мире, но кое-что и остается неизменным. Директору было странно сознавать, что этим неизменным компонентом в Зале Трех остается он сам.

Часы показывали двадцать один пятьдесят три, когда Директор вступил в подземный коридор — один из трех коридоров, которые вели в Зал. Телохранитель также спустился вниз, но, сделав пару шагов, повернулся спиной к стене, чтобы держать в поле зрения оба направления, и замер. Директор продолжил свой путь в одиночестве, вскоре превратившись для своего телохранителя в темную, уменьшающуюся в размерах фигуру неопределенных очертаний. Телохранителям тоже было свойственно время от времени меняться, а Директор был один и тот же — сутулый мужчина лет пятидесяти с небольшим, чуть более полный, чем ему самому бы хотелось, с чуть более редкими волосами, чем ему бы, опять же, хотелось. С торопливой походкой, от которой полы черного плаща развевались то ли как кавалерийская бурка, то ли как крылья экспериментального летательного аппарата. За семь минут Директор успешно преодолел подземный коридор, выстроенный некогда как часть московской системы защиты правительственных учреждений от ядерного удара, и остановился перед стальной дверью.

Сканер благополучно опознал рисунок сетчатки глаза, Директор отстучал на панели набор из семи цифр и подождал, пока дверь неторопливо и солидно отъедет в сторону. Потом он вошел в Зал Трех — так же как входил сюда несколько десятков раз до этого.

Директор сбросил плащ на поручень кресла — и в этот момент открылись две другие двери. Трое были в сборе, и двери за их спинами одновременно закрылись.

Оба вошедших были моложе Директора, но ненамного. Один был статным широкоплечим брюнетом в темном костюме. Мощная нижняя челюсть брюнета заявляла о его настойчивости и жесткости, а налет седины на висках лишь прибавлял импозантности облику. Второй был среднего роста шатеном с усталым продолговатым лицом, и он предпочел еще за стенами Зала снять пиджак, галстук и расстегнуть ворот рубашки. Президент не любил костюмы, и Директор об этом знал.

Брюнет — недавно назначенный министр внутренних дел — стоял по стойке «смирно» и ожидал каких-то формальных приветствий, но их не было, потому что так было принято в Зале Трех. Директор уже сел. Президент тоже, и министр с некоторой заминкой последовал их примеру. Следуя привычке, министр тут же вытащил нечто вроде ежедневника и приготовился записывать — еще одна оплошность, так как здесь не принято было вести записи. Министру это было простительно, поскольку он был первый раз.

Министры менялись, а Директор был один и тот же. И он подождал, пока Президент заметит прокол министра и сделает ему знак — убери.

— Итак, — сказал Президент. — Сегодня у нас новый человек... — Он показал на министра. Директор коротко кивнул. — И нам надо рассмотреть текущие вопросы.

Директор снова кивнул.

— Два, — сказал Президент.

— Четыре, — поправил Директор.

— Э-э... С моей стороны? С моей стороны имеется три вопроса для обсуждения, — отрапортовал министр.

— Очень хорошо, — сказал Президент, и Директору вспомнилось, что недавно в какой-то газете усталый взгляд Президента сравнили со взглядом охотничьей собаки, которая прыгнула, но не поймала дичь. Директору не впервой было видеть такой взгляд, и дело туг было даже не в том, что и президенты менялись, а Директор оставался. Иногда похожий взгляд Директор видел в зеркале. Чем больше знаешь, тем меньше у тебя поводов для веселья и оптимизма. У нынешнего Президента это был второй срок, так что знал он достаточно много.

— С кого начнем? — традиционно спросил Президент и получил традиционное согласие Директора на свое первенство. — Я начну... — сказал Президент, и усталость в его глазах сменилась на жесткость. — Как и в прошлый раз, я начну с господина Крестинского.

— Это уже ваш двенадцатый запрос, — Директор произнес это в пространство, ни на кого не глядя.

— По моим данным, господин Крестинский в прошлом месяце передал исламским террористическим группировкам полмиллиона долларов, — сухо произнес Президент.

— Шестьсот двадцать тысяч, — уточнил Директор.

— Он организовал переброску в Чечню отряда наемников, в составе которого был оператор канадского телевидения. Чтобы потом настругать фильмов о героическом сопротивлении борцов за веру и...

— Я в курсе, — сказал Директор, и министр вздрогнул от этих его слов, сказанных наперебой словам Президента. — Я в курсе, и я против, как и при двенадцати ваших предыдущих запросах.

— Его деятельность выходит за пределы моего терпения, — сказал Президент. — И это не просто личная месть, как вам может показаться...

— Я знаю, что это не личная месть. А вы знаете мои аргументы против ликвидации Крестинского, я их уже приводил. Сегодня я добавлю к ним еще один — в ближайшее время Крестинский будет занят другими проблемами. Они у него возникнут.

— Это не решение вопроса, — после паузы сказал Президент.

— Это не решение, — согласился Директор. — Над решением мы работаем.

— А вот эти его проблемы?.. Можно поподробнее?

— Нет.

— Тогда при нашей личной встрече?

Министр сделал вид, как будто его здесь нет. Директор вздохнул:

— Нет.

Министр очнулся от спячки и преданно посмотрел на Президента, готовый возмутиться, если понадобится.

Президент исподлобья посмотрел на Директора — Директор развел руками. Тот опыт общения с президентами, который имелся у Директора, говорил о следующем генезисе президентских запросов. Сначала они осторожничают, словно не верят, что Директор и его люди действительно готовы сделать такие вещи. Директору на этой стадии приходится буквально уговаривать их принять нужное решение. А потом они входят во вкус, и Директору уже приходится сдерживать их возросшие аппетиты. Под конец срока к президентам приходит какая-никакая мудрость и их пожелания становятся разумными и сбалансированными.

Этот Президент формально находился на третьей стадии, и в целом его запросы были разумны. За исключением Крестинского. Это было что-то вроде идеи фикс, что-то вроде Карфагена, который непременно должен быть разрушен.

— Значит, — медленно проговорил Президент, — вы хотите, чтобы он сидел себе в Аргентине и как ни в чем не бывало вел подрывную деятельность против России... и против меня лично? Вы этого хотите?

Министр, наверное, поежился от этого тона, но Директор был здесь не для того, чтобы ежиться.

— Я бы уточнил, что подрывную деятельность господин Крестинский ведет не только против вас... Он ее ведет против всех. Против всего мира вообще.

— Ладно, голосуем. Крестинский. Я — за.

— Я тоже, — быстро сказал министр.

— Я против, — сказал Директор.

— Решение не принято, — констатировал Президент. — В двенадцатый раз. И меня это не радует.

— Давайте перейдем ко второму пункту, — предложил Директор. Он-то знал, что по поводу Крестинского Президент может говорить бесконечно — как больной про свою хроническую и поэтому практически родную ему болезнь.

3

Мурад медленно запустил руку во внутренний карман куртки и вытащил оттуда туго стянутую резинкой долларовую «бомбу».

— Это деньги, — сказал он с гордостью.

— Я вижу, — сказал Бондарев.

— Теперь — вы.

Бондарев так же медленно вытащил из кармана фотографию и положил ее на стол изображением вниз. Мурад уставился на белый прямоугольник обратной стороны снимка, как будто хотел взглядом, как рентгеном, просветить его насквозь.

— Вот этот человек, — Бондарев понизил голос. — Я знаю, что он работает на ваше правительство. Он офицер разведки. Или был раньше офицером разведки. Его зовут Акмаль.

— Это точно он? — спросил Мурад, а его пальцы уже нетерпеливо подрагивали на свернутых купюрах; ему хотелось поскорее швырнуть Бондареву деньги и перевернуть снимок.

— Это он, — сказал Бондарев. — Абсолютно точно. Он велел убить твоего брата.

И Бондарев схватил брошенные в его сторону деньги. А Мурад перевернул снимок и внимательно вгляделся в запечатленное там лицо.

— Да, — сказал он несколько секунд спустя. — Да, это он.

Бондарев еще не успел переварить эту реплику — откуда Мураду было знать — он, не он? — как со стороны кухни послышалось:

— Это я?

И тут главное было не дергаться, потому что дергаться было поздно. Со стороны кухни, минуя прикинувшегося предметом интерьера хозяина, мягкой походкой к Бондареву шел человек, фотографию которого Бондарев только что продал Мураду за четыре тысячи долларов. То есть почти продал. Деньги лежали перед Бондаревым, но радости они уже не могли принести.

Впрочем, тут с самого начала дело было не в деньгах.

4

Дальше встреча покатилась как по накатанной колее. Министр почтительно помалкивал, пытаясь понять правила той игры, которую ему сегодня демонстрировали. Пожалуй, он был даже слишком почтителен, не стараясь по-настоящему вникнуть в суть тех четырех дел, которые немногословно изложил Директор. Министр просто присоединился к мнению Президента, а Президент был достаточно искушен в этой процедуре, чтобы знать — Директор не будет просить лишнего. Все четыре его предложения были одобрены. Второе предложение Президента тоже прошло, после чего наступил черед министра.

Он говорил осторожно, искоса поглядывая на Директора, а в сторону Президента стараясь не смотреть. Сначала министр рассказал о том, что в Румынии объявился бывший главарь челябинской банды, которая в девяностых года три беспредельничала на дорогах, мимоходом порешив с три десятка человек и опустошив немереное количество фур. Костяк банды уже давно переместился или на кладбище, или на нары, а вот главарь вовремя дал деру и теперь вроде бы всплыл в Бухаресте под чужим именем. Можно было начать юридическую канитель и попытаться вытащить гада на родину через прокурорский запрос, но разбирательство грозило затянуться на пару лет. За это время главарь успел бы исчезнуть не только из Румынии, но и из Европы. У министра с собой была пухлая папка с документами, но Директор не стал ее смотреть — он помнил эту историю. Поэтому он просто спросил:

— Живой или мертвый?

Министр на миг задумался, стал было поворачивать голову в сторону Президента, но потом решительно ответил:

— Мертвый.

Директор кивнул. Министр молча смотрел на него, будто ожидая еще каких-то слов или пояснений. Но Директору было нечего добавлять. Мертвый так мертвый.

— Дальше, — сказал Директор.

— Дальше... — вздохнул министр и все-таки посмотрел на Президента. Тот кивнул, словно подтверждая некое заранее достигнутое соглашение.

— Видите ли, — начал Президент. — Это немного не в наших правилах...

«Начало обнадеживает», — подумал Директор без раздражения и удивления. Ему уже приходилось слышать такие фразы.

— В принципе, эту проблему должны были решать люди... — Президент показал на министра, и тот согласно кивнул. — Но есть ряд обстоятельств...

— Рассказывайте, — просто сказал Директор, чувствуя себя кем-то вроде старого ювелира, которому принесли сомнительного происхождения ожерелье, и теперь он должен определить его истинную цену.

К счастью, министр излагал факты четко и быстро. Директор не успел устать от его рассказа.

— С нашими ресурсами там делать нечего, — завершил свою краткую речь министр.

— Да уж, — сделал первый вывод Директор и попытался привычно качнуться на стуле, однако уперся лопатками в высокую негнущуюся спинку. — Эту проблему должны были решать ваши люди. Раз уж они сами ее создали.

— Никто же не предпо... — развел руками министр, но Директор прервал его:

— Данные.

Министр положил на стол папку и толкнул ее в направлении Директора. Тот подтащил к себе эту сшитую папку бумаг и неохотно перелистал первые страницы. Теперь ему это не понравилось еще больше.

— Это, — сказал Директор и постучал пальцем по обложке папки, — ваша ошибка. Все это — ваша ошибка.

Министр хотел было что-то ответить, но взгляд Президента заставил его отказаться от этой затеи.

Директор перевернул еще страницу. И на какой-то миг пальцы его замерли в воздухе, а зрачки остекленели. Но никто этого не заметил.

Директор захлопнул папку, выдержал паузу и спросил:

— Живой или мертвый?

— Живой, — сказал министр. — Обязательно живой.

— Ладно, — сказал Директор, уже заранее представляя, как некоторое время спустя он будет с сожалением сообщать министру, что его последнее пожелание выполнить не удалось.

Мертвый. Непременно мертвый.

5

Хозяин ресторана осторожно переместился в угол и постарался принять такой вид, будто бы ничего особенного в его заведении не происходит. У него это хорошо получилось.

Акмаль взял фотографию и внимательно посмотрел на свое изображение.

— Четыре тысячи, — сказал Акмаль, в то время как чьи-то ловкие руки появились у Бондарева из-за спины и принялись проворно его обыскивать. — Странная сумма. С одной стороны, это слишком дорого за кусок бумаги. С другой стороны...

Он посмотрел на человека, который стоял у Бондарева за спиной, получил от него безмолвную гарантию безопасности и сел напротив Бондарева, рядом с Мурадом.

— С другой стороны, — продолжил он, — если это часть какой-то хитрой игры, то это чертовски дешево.

— Никаких игр, — сказал Бондарев. — Чистый бизнес.

Он подумал об удобном расположении ресторана рядом с набережной. Как стемнеет — все концы в воду. Дешево и сердито.

Тем временем Акмаль пристально его разглядывал, ожидая увидеть беспокойство, страх или неуверенность. Бондарев даже подумал о том, чтобы оправдать его ожидания, но тут из кухни появился еще один парень. Он встал в паре шагов от стола, за которым сидели Бондарев и Акмаль с Мурадом. Бондарев решил обойтись без театра.

— Не думаю, что это бизнес, — сказал Акмаль. — И не думаю, что тебя зовут Смит.

— Имеете право, — Бондарев слегка развел руками. — Имеете право думать. — Его руки вернулись на поверхность стола, но кисти уже лежали чуть ближе одна к другой.

— Это могут быть личные счеты, — продолжал говорить Акмаль. — Или это может быть поручение какой-то спецслужбы... Так или иначе, ты повел себя трусливо. Ты не решился сделать работу сам, ты попытался сделать ее руками другого человека, запудрив ему мозги. Ты использовал память о погибшем брате. Это отвратительно.

Мурад сурово насупил брови.

— Как всегда, — сказал Бондарев.

— Что? — не понял Акмаль.

— Отвратительная и грязная работа. Такой она всегда была, есть и будет...

— Что ты...

Акмаль торжествующе вскрикнул и схватил Бондарева за руку. Тут же Бондарева схватили сзади за плечи и прижали к спинке стула, Акмаль отдал команду по-турецки, и с запястья Бондарева быстро сняли часы.

— Сигнал твоим друзьям? — ухмыльнулся Акмаль. — Хотел подать сигнал?

Раз.

— Видишь? — это Акмаль повернулся к Мураду. — Видишь, что это за человек?

Два.

— У них целая банда. Наверное, это они и убили твоего брата. Так, да? — Это он уже спрашивал у Бондарева.

Три.

Акмаль подержал бондаревские часы на ладони и потом отдал их одному из своих парней. Его улыбка лучилась торжеством победителя.

Четыре.

— Твои друзья тебе теперь не помогут... — продолжал нести ахинею победителя Акмаль.

— У меня нет друзей, — сказал Бондарев. — Я один.

Акмаль на миг задумался, но в этот момент наступило ПЯТЬ.

6

В начале первого Директор был дома. Он зажег свет во всех комнатах своей большой квартиры, включил три из пяти телевизоров: круглосуточный информационный канал, «Дискавери» и спортивный. Теперь из разных комнат раздавались разные голоса, и можно было даже подумать, что Директор дома не один.

Так и не сняв ботинок, он прошел на кухню, вытащил из шкафа начатую бутылку коньяка и сделал себе большой бутерброд по собственному рецепту «Кошмар диетолога»: один толстый ломоть белого хлеба смазывается майонезом, другой, такой же — кетчупом, между ними кладется ломоть ветчины, сыр, порезанные соленые огурцы бочкового засола...

Но не сработало. Директор отложил бутерброд, аккуратно вытер губы, заткнул пробкой бутылку. Некоторое время он смотрел на экран телевизора, где антилопы панически спасались бегством от поджарого льва, который явно подкачался перед съемкой...

Минуту спустя картины дикой природы уже не существовало, на экране телевизора как будто пульсировала бессмысленная заставка, набор цветных точек. Директор вздохнул, встал с табурета и прошел в комнату, где по телевизору транслировались новости. Это его тоже не заинтересовало. Директор подошел к стеллажу с книгами, привстал на цыпочки и не без труда достал с верхней полки книгу, которая на самом деле оказалась фотоальбомом.

Директор еще несколько секунд просто держал альбом в руках, не раскрывая. Но затем он снова вздохнул — признавая, как слаб человек вообще и он, Директор, в частности.

Он раскрыл альбом и осторожно пролистал несколько страниц, пока не нашел то, что хотел.

Голова Директора дернулась назад, как будто он боялся, что фотография ударит его. Потом провел ладонью по глянцу снимка и внезапно подмигнул ему.

И в этот момент судьба одного человека была решена. Судьба другого человека была решена еще раньше. Просто с этой ночи два этих решения становились одним, а две судьбы сцеплялись намертво связью прочнее, чем стальная цепь.

7

А когда наступило ПЯТЬ, то случилось то, что и должно было случиться.

Турок, только что державший в руках часы Бондарева, теперь истошно вопил, тряся обрубком руки и заливая окружающее пространство кровью.

Акмаль держался за левую сторону лица — было непонятно, насколько сильно ему досталось, но досталось ему достаточно, чтобы он на несколько секунд полностью был занят своей болью и ничем иным.

Хозяин ресторана чуть сполз со стула, готовясь в случае необходимости рухнуть на пол.

Мурад, который остался невредим, испуганно вращал зрачками, пытаясь понять, что происходит.

А происходило то, что обычно и происходит, когда снимаешь с руки взрывное устройство, не нажав при этом блокирующую кнопку. Ты просто медленно считаешь до пяти, а потом стараешься использовать преимущества того, что ты к взрыву готов, а остальные нет.

Бондаревские часы относились к типу устройств, которые не должны разнести все вокруг, а должны произвести ошеломляющее и отвлекающее воздействие. Таким образом, они делают половину дела, а вторая половина оставалась уже чисто бондаревской заботой.

Горячая волна воздуха толкнула его, как и остальных, и одновременно с этой волной Бондарев толкнулся сам, ударив спинкой стула турка, который стоял позади. Рука ушла вверх и назад, вошла ошеломленному турку под подбородок. Хруста не было слышно, но Бондарев знал, что удар достиг своей цели.

Он свалился со стула вбок, встретился на полу с оседающим турком, вырвал у него из наплечной кобуры пистолет и вот так, с пола, выстрелил Акмалю в колено. Потом — в чьи-то еще ноги. И еще раз — на звук. Турок с оторванной кистью грохнулся сам — видимо, от болевого шока.

Оставалось произвести контрольные выстрелы и таким образом окончательно завершить эту неконструктивную встречу. У Бондарева ушло на это пять секунд. Пятая секунда была посвящена персонально Акмалю, который изумленно таращился на Бондарева уцелевшим глазом, не веря, что его работа сегодня повернулась своей грязной и отвратительной стороной именно к нему самому, а не к Бондареву. Потом Бондарев нажал на курок, и Акмаль перестал о чем-либо думать.

Мурад был забрызган чужой кровью, но невредим. Он оставался таким еще несколько мгновений.

— Зря ты мне не поверил, — сказал Бондарев, целясь Мураду в лоб. — Я иногда вру, но на этот раз я говорил чистую правду. Твоего брата убил он. А ты пошел к нему и заложил меня. Разве это правильно?

Из Мурада полились английские слова вперемешку с быстрой турецкой речью; что-то насчет того, что Акмаль большой человек, и Мурад хотел таким образом оказать услугу большому человеку.... Что-то насчет того, что брату уже не поможешь, а самому надо как-то жить...

Впрочем, все это было уже неважно. Секунду спустя Мурад замолчал, а Бондарев опустил пистолет. В углу осторожно кашлянул хозяин ресторана.

Бондарев с интересом посмотрел в его сторону. В ответ на него посмотрело дуло «ремингтона», невесть откуда взявшееся в руках пожилого турка.

— Хорошо ты с ними управился, — сказал тот на вполне сносном английском. — Брось-ка мне те четыре штуки. Ты пришел и ушел, а мне тут прибираться.

Бондарев подумал, что это логично, и швырнул хозяину ресторана забрызганные кровью деньги. Тот поймал их левой рукой. Дуло «ремингтона» не опустилось.

— Выходи вон туда, — сказал турок, кивнув в сторону кухни. — Не бойся, стрелять в спину не буду. Это у меня для самозащиты. Много вас тут ходит. Разные люди встречаются.

Бондарев в знак согласия кивнул. Не сводя глаз с хозяина ресторана, он двинулся в сторону кухни.

— Стой, — сказал вдруг турок. — Хочу спросить.

— Ну, — сказал Бондарев, потирая указательным пальцем спусковой крючок.

— Тебе работа нужна?

— Работа?

— Я видел, как ты сделал этих ребят. У тебя есть квалификация. Я знаю людей, которым нужны такие, как ты. Парни с квалификацией.

Это уже становилось интересным.

— Что за люди? — поинтересовался Бондарев.

— Хорошие люди. Богатые люди. Тебе понравится.

— Хм, — сказал Бондарев.

Неделю спустя Бондарев оказался заместителем начальника службы безопасности крупного среднеазиатского политика. Два месяца спустя этот политик стал президентом своей страны, а Бондарев сохранил свой пост. Это был самый стремительный карьерный рост за всю жизнь Бондарева.

А потом ему позвонил Директор.

Стадия вторая:

Операция

1

Окна кабинета Директора выходили во внутренний двор. На часах было начало двенадцатого вечера, и потому двор был пуст и освещен лишь одиноким фонарем. Но Директор, допоздна засидевшийся в кабинете, не смотрел в окно — оно было завешено портьерой из плотной ткани, не пропускавшей свет. К тому же Директор сидел к окну спиной, а лицом к двери — в соответствии с выработавшейся за многие годы привычкой.

Директор читал разложенные на столе бумаги — бумаги из той папки, которую ему дал министр. На первой странице вверху мелким шрифтом значилось кодовое название операции — «Красное солнце».

Директор перебирал белые листы с черными строчками хорошо пропечатанных букв. Некоторые из этих документов он видел уже не в первый раз. Новые, только что положенные на стол документы он читал медленно, с карандашом в руке, помечая едва заметной галочкой на полях особо значимые, как ему казалось, моменты. Язык документов был сухим и лаконичным, но за короткими предложениями, цифрами и инициалами людей Директор видел нечто такое...

Документы:

\"...следует бесспорный вывод, что за последние годы Казахстан стал регионом, через который проходит основной товаропоток наркотических веществ на территорию России, причем оттуда поступают как произведенные в Казахстане вещества, так и транзитные грузы из Турции, Таджикистана, Афганистана и других южных и юго-восточных государств. Протяженность российско-казахской границы облегчает доступ курьерам наркомафии на российскую территорию. Этому способствует также широкая вовлеченность населения сельских районов Казахстана, где большинство людей находится за чертой бедности, в операции торговцев наркотиками, так как других источников заработка в тех районах практически не существует. Казахские правоохранительные органы в данный момент не способны самостоятельно решить эту проблему, так же как и российские пограничные войска не способны на сто процентов закрыть границу. Между тем объемы транспортируемых наркотиков постоянно растут. Только Чуйская долина в Казахстане ежегодно дает в общий оборот 8 — 10 тонн марихуаны. Таким образом, проблема борьбы с преступными группировками, занимающимися переправкой наркотиков на территорию России, переходит в категорию вопросов национальной безопасности.

Эксперты правомерно проводят сравнение российско-казахской границы с границей США и Мексики. Через мексиканскую границу, как известно, перетекает львиная доля наркотиков и контрабанды вообще. Дабы изменить положение вещей, специальные службы США в течение ряда лет проводят секретные операции по уничтожению основных фигур латиноамериканского наркомафиозного синдиката. Они отправляют с этой целью в Мексику, Колумбию и другие страны мобильные, хорошо подготовленные группы, которые способны ликвидировать как отдельных важных лиц, так и уничтожать склады наркотиков, срывать транспортные операции и т.д.

Представляется возможным использование аналогичных методов и в нашей ситуации. Правительство Казахстана может быть поставлено в курс дела, если понадобится.

Перечень возможных операций прилагается...\" И еще несколько страниц с грифом секретности: «...полученные оперативные данные позволяют сделать вывод, что в конце июня в степных районах Казахстана состоится встреча представителей преступной группировки Сарыбая, которая занимается транспортировкой наркотиков через границу и продажей груза в России, и представителей группировки братьев Джанабаевых, которая осуществляет контроль над сбором и переработкой конопли в сельских районах страны. Предполагается, что будут обсуждаться цены и объемы поставок на период до конца года. Поскольку представлять обе стороны будут не главари, то охрана будет минимальной. Основная трудность состоит в выяснении места встречи, поскольку, по имеющимся сведениям, Сарыбай и братья Джанабаевы поочередно используют три точки для проведения своих встреч. Какая именно из трех будет использована на этот раз, неясно, поскольку источник информации был нейтрализован вскоре после передачи последней группы сведений...»

Нейтрализован — значит, человек, отправлявший из банды сведения в Москву, был разоблачен. Вероятно, его били несколько дней кряду. Мочились на него. Привязав один конец веревки к ноге, а другой — к луке седла, волоком таскали по степи. А потом отрезали уши и нос, пальцы на ногах и бросили посреди желтой равнины. Пока волки не почуют запах крови и не явятся довершать начатое людьми. Возможны, впрочем, и другие варианты...

И еще страница.

«...на основании вышеизложенного приказываю создать три группы особого назначения и высадить в указанных точках не позднее... Операцию проводить в контакте с соответствующими службами Казахстана. При этом соблюдать строгую секретность...»

Из этой докладной записки, рожденной в недрах МВД, не вытекало какого-то однозначного вывода. Или ставить в известность казахов, или соблюдать секретность. Обе эти вещи могли ужиться друг с другом лишь на бумаге. Когда же план становился реальным делом, то надо делать выбор — или одно, или другое. Или международное сотрудничество, или секретность.

Из того, что Директору было известно о воплощении этого плана в жизнь, следовал вывод — была выбрана секретность.

Директор взял прочитанные документы и отправил их в черную машинку, стоявшую на столе. Аппарат загудел, и из него полезли тонкие полоски изрезанной бумаги. Они укладывались в стальной контейнер. Потом и эти обрезки будут сожжены. Секретность.

В кабинете работал кондиционер, и здесь было гораздо прохладнее, чем в Казахстане неделю назад. Когда заканчивался июнь.

2

Первые слова, что произнес Михаил на казахской земле, были не совсем корректными по отношению к хозяевам:

— Вот это я ненавижу...

Хозяева — два офицера из Министерства внутренних дел, встречавшие московских гостей в аэропорту Караганды, — все поняли и не обиделись. Реплика Михаила относилась к погоде — жара будто навалилась на плечи, как только они вышли из самолета. В Москве традиционно — будь то политика или погода — сохранялась некоторая неясность, и на протяжении одной недели ртутный столбик то подпрыгивал за двадцать градусов, то съезжал вниз, к десяти, напоминая о холодном марте. Здесь же южное солнце старалось вовсю, чтобы оправдать разницу географического положения Москвы и Караганды. И разница ощущалась.

Пятеро мужчин, прилетевших из Москвы специальным рейсом, погрузили свой багаж — не очень объемный, но тяжелый — в маленький грузовичок, сами сели вместе со встречающими в два джипа. Их путь лежал на военную базу в окрестностях города, откуда вертолет должен был перебросить их южнее, хотя и не к конечному пункту их путешествия. Последние полтораста километров они должны были проделать самостоятельно. И по возможности не привлекая к себе внимания.

Пока джипы неслись по пустынной дороге, казах в рубашке защитного цвета без погон развлекал гостей скороговоркой на нейтральные темы.

— Погода в этом году — это что-то, — тараторил он, не отрывая глаз от дороги. — И так обычно в июне жара приличная, а уж в этом году... Наверное, озоновый слой, да? Скоро все будем черные, как негры, ходить...

Михаил подумал, что водителю осталось совсем немного до приобретения негритянского цвета кожи: шея казаха, на которую смотрел Михаил, была темной от солнца. Сам же Михаил, как и все четверо его спутников, имел весьма специфический городской вариант загара: лицо, шея и руки ниже локтей. В последнее время у них не было возможности полежать на пляже, чтобы получить более равномерное распределение ультрафиолета по телу. Не случайно перед вылетом командир, которого за глаза все четверо звали Гвоздь, строго наказал им захватить не меньше трех тюбиков крема для кожи.

— Черт знает, сколько мы там просидим, — сказал Гвоздь. — Открытая степь, солнце — с ума сойдешь. Нет ничего хуже, чем обгореть в такой ситуации. Будете мазаться, как дачники.

— Если бы там еще арбузы росли, как дыни, — вздохнул тогда Михаил. — Это была бы дача...

— Там кое-что другое растет, — усмехнулся Гвоздь.

Их группе было присвоено кодовое наименование «Верба». Еще была группа «Астра», она высадилась западнее. Группа «Бамбук» — южнее. Гвоздь был единственным из пятерых, кто знал точное местонахождение своих коллег. Или просто — своих. В случае чего, три группы могли связаться по рации, чтобы скоординировать свои действия. Но вообще выход в эфир был разрешен только в крайнем случае. Когда дойдет до настоящего дела.

Оставалось только неизвестным — какая из трех групп удостоится такой чести. Двум группам уготовано провести несколько дней под палящим солнцем в томительном и бесполезном ожидании, чтобы потом, испытывая известное разочарование, вернуться домой. А одной группе предстоит встретить, кого должно встретить, и исполнить то, что велит приказ. И получить все, что полагается за успешное выполнение приказа.

Приказа, который был доведен до их сведения на летном поле, за пятнадцать минут до вылета из Москвы. Только тогда они узнали и место, куда их отправляют, и цель, которую перед ними ставят.

Пока военный вертолет огромной зеленой стрекозой летел над степью, они были еще спокойны и даже веселы. Пока они двигались к цели и с ними что-то происходило. Самое тягостное начнется потом, когда место будет достигнуто и начнется ожидание — минуты, часы, дни, недели...

Сколько понадобится.

3

Еще несколько листов бумаги были подвергнуты тщательному изучению, прежде чем безжалостные ножи машины для уничтожения документов превратили их в мусор.

«...во исполнение приказа №... от... сформировать три группы специального назначения по пять человек в каждой. Согласовать подбор людей с... Отчет о проведении комплектационных работ представить не позднее...»

«На основании предоставленных критериев произведен отбор для операции (кодовое название „Красное солнце“): группа „Астра“... группа „Бамбук“...»

Директора первые две группы не интересовали. Он перевернул две страницы и вчитался в пять фамилий, шедших под заголовком \"Группа «Верба».

1. Гвоздев Анатолий Игнатьевич, 1974 года рождения.

2. Шустров Михаил Иванович, 1976 года рождения.

3. Павленко Александр Семенович, 1974 года рождения.

4. Кононыхин Олег Максимович, 1979 года рождения.

5. Акулов Сергей Павлович, 1980 года рождения.

Список вызвал у Директора странные чувства. Тогда, месяц назад, когда эти документы только еще проходили стадию утверждения, не одна пара глаз просмотрела список из пятнадцати фамилий участников операции «Красное солнце». В том числе не одна пара глаз просмотрела и список фамилий пятерых членов группы «Верба». Бумаги были подписаны и переданы дальше по инстанции. С точки зрения формальных процедур здесь все было благополучно — все пятнадцать имели соответствующую подготовку и боевой опыт, все славянского происхождения и не было никого старше тридцати пята лет.

С формальной точки зрения все было в ажуре. Но если бы вдруг тогда эти списки попали на глаза Директору, он бы сделал одно очень неформальное замечание. Он бы сделал одно сугубо индивидуальное соображение.

Которое тогда никто, конечно бы, не принял к сведению. МВД жило по своим законам, Контора Директора — по своим. И делать подобные замечания считалось абсолютным моветоном. Поэтому к Директору обратились не тогда, не месяц назад, когда на бумаге все было гладко и благополучно. К нему обратились теперь, когда где-то в казахстанских степях все вдруг пошло через задницу.

Для умников, которые составляли эти списки, — вдруг. Для Директора такой поворот событий был закономерным. Что-то в этом роде должно было случиться.

Что-то в этом роде должно было произойти — и дать Директору шанс. Шанс, упустить который было нельзя.

И тонко отточенный грифель карандаша блуждал вокруг пяти фамилий, описывая странные круги, словно человек за столом раздумывал, медлил. Но Директор не медлил. Все уже было решено. Все было решено давно и, в общем-то, помимо воли Директора. Он просто должен был сделать то, что должен.

А бумаги перед ним выглядели такими правильными. Карандаш замер в руке Директора, потом грифель коснулся бумаги, надавил на нее, оставив короткую отметину. Галочку напротив одного из пятерых членов группы «три».

Но эта отметина уже ничего не могла изменить. Директор сознавал бесполезность своего жеста, его запоздалость, но все же упрямо выводил галочку, делая ее все толще и толще, пока бумага вдруг не прорвалась.

Только тут он понял, что чересчур углубился в свои мысли. Он отложил в сторону карандаш, взял просмотренные листы и отправил их в аппарат для уничтожения бумаг. Еще одна порция бумажных обрезков мягко легла в контейнер.

Директор не был склонен к образному мышлению и поэтому не понял, насколько символичен был этот его жест в отношении листа бумаги с пятью напечатанными на нем фамилиями.

4

Они высадились на окраине маленького степного городка, который даже рассмотреть толком не было времени. Да и не на экскурсию они приехали. На окраине городка их ждали два джипа в камуфляжной окраске, выглядевшие как близнецы с теми машинами, на которых группа «Верба» добиралась из Карагандинского аэропорта до военной базы. Только по номерам да по стикерам полуголых девушек, наклеенным на приборную доску, можно было их отличить.

Здесь их стало на одного человека больше — казах из местной милиции поехал как проводник в степном бескрайнем просторе, который выглядел совершенно одинаково — хоть налево посмотри, хоть направо. Его звали Джума, и он был полностью уверен в том, что российские милиционеры, которых он сопровождает, приехали на поиски беглого московского финансиста, который пробирается через степи на юг, к иранской границе. В Москве постоянно случалось что-то в таком духе. Сначала человек взлетал к высотам власти и бизнеса, потом переходил дорогу кому-то более могущественному и тут же оказывался вором, взяточником и государственным преступником, после чего вынужденно скрывался за границей, а русские искали его в Польше, Швеции, Штатах или вот даже в Казахстане.

Джума посчитал эту историю вполне правдоподобной, так же как и казахское Министерство внутренних дел. Никто не подозревал, что пятеро русских, направляющихся в самое сердце степи, — специально тренированные бойцы подразделения «Волк» при МВД, а никакие не розыскники. Что интересует их на самом деле не беглый российский гражданин, а граждане Казахстана. И что целью операции является не задержание и транспортировка кого бы то ни было в Россию, а несколько другие процедуры.

Какие именно — Джуме никто никогда не сказал бы. И не позволил бы ему увидеть это. Его задачей было провести группу «Верба» к месту предполагаемой встречи казахских наркоторговцев и вывести обратно. Саму же операцию он не должен был видеть. Это можно было обеспечить разными способами. И это можно было обеспечить довольно просто, потому что Джуме было всего лишь девятнадцать, он был горд своей ролью проводника и не подозревал, что против него могут плестись какие-то козни.

Джума сидел в первом джипе, рядом с водителем, показывал дорогу и важно рассказывал о своих прежних заслугах в деле сопровождения чужаков по степи.

— А то еще два года назад наехали американцы, — презрительно усмехнулся Джума. — Из агентства по борьбе с наркотиками. Хотели поучить нас, как надо работать. Мол, у нас такой опыт... Привезли с собой машины, технику... Ну, а как выехали в степь, так у них вся техника накрылась: непривычна к пыли. Погода наша для них — хуже пытки. Слегли кто с ожогами, кто с дизентерией, работнички... Воды тут, видите ли, нормальной нету. Мы всю жизнь пьем, а они не могут. А один, это вообще улёт. — Джума покачал головой, вспоминая бестолковых американцев. — Помотались с ним на машине по степи, заехали в Жарык, это городишко такой... Он бегом в магазин, минеральной воды хотел купить. Нашел какую-то пепси-колу и сует продавцу кредитную карточку. У продавца глаза на лоб вылезли! У нас такого добра никто не видывал! Это в Астане да у вас в Москве, наверное, берут. Короче, одолжил я тогда американцу денег на бутылку и сказал, чтобы он свою кредитку убрал подальше да не пугал людей, пока назад к цивилизации не вернется... Он очень удивлялся.

Олег, ведший джип, не отреагировал на этот рассказ даже движением брови. Жара действовала на всех угнетающе, разговаривать не хотелось. Михаилу, например, грезился бассейн с ледяной водой, куда бы он с удовольствием сейчас рухнул. Именно с ледяной, чтобы по поверхности плавали маленькие льдинки. В свое время ему нравилось смотреть зимой на бассейн «Москва» — среди сугробов поднимается огромное облако пара, а в воде, что таится в этом облаке, плещутся голые люди, как будто не февраль на дворе. Сейчас он представлял противоположную картину: как среди песков вдруг возникает пусть маленький, но водоем с обжигающе-холодной водой, которая только и способна успокоить его обжигаемое жестоким солнцем тело.

Но нет уже бассейна «Москва», нет и оазиса прохлады впереди по курсу джипа. Есть только солнце, есть горячий ветер, желто-серая степь до горизонта да несмолкаемый треп проводника, раздающийся с переднего сиденья.

Он убаюкивает, хотя спать нельзя.

Он убаюкивает, хотя спать...

Он убаюкивает...

— Не спи, Миха, — толкает его в бок Гвоздь. — Не спи, замерзнешь.

В окружающих их обстоятельствах это звучит как особо циничная шутка. Михаил встряхивает головой и растягивает губы в вынужденной усмешке. Командир любит, когда его шутки понимают.

На место приехали поздним вечером, когда произошло невероятное — жара стала спадать, а ветер носил уже не горячую пыль, а прохладу, пусть и весьма относительную.

Джума удивился, когда вместо ужина и ночлега пятеро стали рыть что-то вроде траншеи. Потом Джума подумал, что таких широких траншей не бывает. Потом он догадался.

Это было укрытие для джипов: яма метров в пятнадцать длиной, заканчивающаяся с одной стороны вертикальной земляной стенкой, а с другой стороны имевшая пологий выезд для машин на поверхность. Сверху джипы были накрыты камуфляжной тканью, забросаны песком и жалкой степной растительностью.

После этого приступили к рытью ямы для людей. Ее габариты были меньше, поэтому управились быстрее. Когда стало светать, пятеро русских и Джума наконец-то сели за ужин, который был одновременно и завтраком. Затем двое — Олег и Серега — заступили на пост, то есть остались на поверхности, наблюдая за степью. Остальные забрались в только что выкопанное убежище и улеглись спать на земле, постелив брезент вместо простыни и подложив под головы вещмешки.

И каждый спал рядом со своим оружием. Это было главным — если что случится, то первым делом рука проснувшегося человека должна была нащупать оружейную сталь. А потом уже можно разбираться — что именно случилось, серьезно это или нет, стоит ли материть караульного за ненужную побудку или благодарить за спасение жизни.

5

Когда Директор стал разбираться с документами по операции «Красное солнце», ему показалось, что с этой затеей МВД уже с самого начала было что-то не в порядке.

Во-первых, информация пришла слишком поздно. Как подсказывал Директору его опыт, таково было зловредное свойство жизненно важной информации: она всегда запаздывала. Прошло несколько недель после «выключения» прежнего информатора, прежде чем в Москве сумели раздобыть подтверждение факта степной встречи из другого источника. Источника, на который особенно и рассчитывать не приходилось, поскольку информацию этот человек получил случайно.

Один из алма-атинских бизнесменов, приятельствовавший с братьями Джанабаевыми, повздорил с другим деловым человеком, имевшим «крышу» у людей жестоких и решительных, сразу же поклявшихся джанабаевского приятеля пустить на фарш. Тот кинулся искать заступничества у братьев, но обнаружил, что те в отъезде и вообще заняты — готовятся к горячему сезону уборки урожая. Бизнесмену было сказано, что братья станут посвободнее и смогут рассмотреть его проблему после встречи с людьми Сарыбая, которая состоится в конце июня. Среди людей, которым бизнесмен горестно поведал об этой истории, был и один мужчина средних лет, возглавлявший экспортно-импортную компанию и любивший при случае поделиться забавными сведениями из казахской жизни с российскими спецслужбами. Само собой, не просто так, а в обмен на кое-какие торговые льготы на территории Российской Федерации. Он слушал опечаленного алмаатинца краем уха, на следующий день передал содержание разговора своему знакомому из российского посольства, поскольку знал: наркомафия русских интересует.