Мое упрямство вступает в игру. Я поворачиваю голову в сторону. Он поворачивает её обратно легким движением своих пальцев.
Теорию мести Энн уже обдумала и отвергла. Джейми оживляется.
Оливия... предупреждает он. Его глаза проделывают отверстия в моей голове. Рукой я ощущаю жар его груди, и я знаю, его сердце бьется также быстро, как и мое.
– Мы должны составить списки, иначе так ничего и не узнаем.
Эмили открывает заднюю дверь. В кухне становится чуть свежее.
Скажи это, Оливия. На этот раз, черт возьми, скажи это. Он смотрит на мои губы, выжидающе. Я думаю о лжи. Мне не нравится, каким напористым он стал. Мне было очень комфортно играть в игры.
– Думаешь, все мы в школе изводили одного и того же заморыша? – усмехается Пол.
Я хочу.... чтобы ты.... Я ищу подходящее слово, но не могу его найти. Может, ты сначала просто поцелуешь меня, а затем мы узнаем, что я чувствую?
– И убили его в честь создания нашей банды, – прибавляет Энн.
Он зажимает язык между своими зубами и смотрит на мой рот так, словно изучает его. Я практически падаю обморок.
– Хмурым зимним днем в лесу, – подхватывает Пол.
Он перемещает руки, убирая одну из них с моего предплечья и упираясь ею в ствол дерева выше моей головы, второй же рукой приобнимая меня за талию.
– И холодный ветер унес отголоски жестокого детского смеха... – хихикает Энн.
Мы стоим лицом к лицу, соприкасаясь лбами. Мое дыхание учащается, грудь приподнимается в ожидании. Понимаю, что звучит как клише, но бабочки начинают порхать в моем животе, покалывание и тепло распространяются по телу, сигнализируя о сильнейшей форме желания, которую я когда-либо испытывала.
– И вот теперь, в годовщину его смерти, кто-то затеял вечеринку...
Держась обеими руками за его рубашку, я усиливаю хватку. Чего ты ждешь?
– Какие же вы оба циники, – говорит Джейми.
Играющий, влюбленный в рыжую, симулирующий придурок!
– Да нет, – возражает Энн. – Мы просто так. Брин щелчком выбрасывает окурок в открытую
Он прищуривается, и мне хочется поцеловать морщинки, которые образуются на внешних уголках его глаз. Его голос звучит грубо и одновременно искренне, когда он говорит:
дверь.
Если я тебя поцелую, то уже не остановлюсь.
– Мы бы помнили, если б в школе травили одного и того же одноклассника.
Я закрываю глаза. Это угроза. Очень хорошая угроза.
– А может, мы все забыли, – высказывается Джейми.
Я и не прошу тебя об этом, шепчу я напротив его губ.
– Ну ладно, – сдается Брин. – Кто-нибудь учился в школе в Саутэнде?
И в этот момент я чувствую прикосновение его губ к своим, и мне хочется умереть. Он прикусывает мою нижнюю губу, оттягивая ее назад. Мои руки покидают его грудь, обвивая его шею.
Ты сказал никаких игр.
Все качают головами.
Он улыбается напротив моего рта. Я стою на цыпочках, прижимаясь к каждому теплому дюйму его тела. Один нежный поцелуй.. второй..третий. Его поцелуи отражают его индивидуальность. Он любит дразнить, чередуя быстрые и медленные, жесткие и мягкие. Я уже начинаю привыкать к его ритму, когда его язык скользит в мой рот. Я смущенно вдыхаю, задыхаясь. Он снова улыбается, и это так чертовски сексуально. Я целую его еще сильнее.
– Значит, месть вроде отпадает? Тия входит в кухню и садится.
Еще несколько легких, порхающий поцелуев, а затем он начинает набирать обороты. Наши рты врезаются друг в друга, словно два разъяренных грозовых облака. Его руки перемещаются вверх по моему животу.
– Ну, что тут у вас? – спрашивает она.
Я начинаю ответную атаку, ведь он умудрился свести меня с ума. Я целую его за все то время, на протяжении которого я не получала его поцелуев, за все то время, на протяжении которого он целовал Лию вместо меня. Я целую его потому, что именно я все разрушила, а ведь я могла бы целовать его каждый день. Он прерывает поцелуй, чтобы поцеловать чувствительное место на моей шее.
– Будем составлять списки, – сообщает Эмили.
Оливия, произносит он мне на ухо. Я дрожу от звука его голоса. Когда его голос понижается, прямо как сейчас, я знаю, что он говорит серьезно. Мы оба тяжело дышим.
– А-а, – говорит Тия. – Я думала, мы их и так составляем.
Ты любишь меня?
– Да, а теперь в списках будет прошлое, – поясняет Эмили.
Я оцепенела. Мурашки бегут по моей спине.
– Она считает, кто-то нам решил отомстить, – добавляет Энн.
Джейми отсчитывает шесть чистых листов бумаги.
– Вот, – объявляет он. – Пусть каждый напишет дату и место рождения, девичью фамилию матери, адреса школ, города, где жил, имена и приметы братьев и сестер, имена и приметы партнеров и бывших партнеров...
– Это еще зачем? – спрашивает Тия.
– Чтобы узнать, что нас всех объединяет, – поясняет Пол.
– Может, мы все трахались с одним и тем же человеком, – говорит Эмили. – А мы и не знаем.
– Ясно, – кивает Тия.
– Нет, это вряд ли. Я никогда ни с кем не трахалась, – замечает Энн.
– Ну так сделай с этим что-нибудь, – советует Тия.
– По-моему, она правду говорит, – вмешивается Пол.
– А если это на каникулах случилось? – Тия пропускает слова Пола мимо ушей. – Вдруг все мы отшили одного и того же пляжного красавчика?
– Отпад, – говорит Эмили.
– А как насчет работы? – добавляет Брин. – Может, мы все горбатились на одного босса.
– Вариантов тьма, – заключает Джейми.
Энн соображает, не слишком ли сложна задача. Она перебирает в уме гипотезы: очень может быть, что однажды вечером они заглянули в один и тот же клуб и не помогли человеку, которому стало дурно. Или случайно увидели то, чего не должны были видеть, или купили помеченный товар. Или же просто оказались в неподходящем месте в неудачное время – на собеседовании в понедельник 6 сентября 1999 года. Так или иначе, если уж применять научные методы и искать реальную связь, следовало бы загнать биографии в базу данных и потом искать совсем уж изощренно. Мысленно Энн начинает писать программу для такой базы данных, а затем погружается в приятные грезы – как ее программу используют для международного шпионажа и еще, может, в детективных расследованиях. К своему листу Энн так и не притронулась.
Он хватает меня за подбородок, поворачивая его к себе.
Эмили подает зажаренный завтрак.
Я понимаю, что если не отвечу ему, он уйдет. Мне хочется быть честной с ним, хочется сказать, как долго я уже люблю его, рассказать, почему я люблю его, но все, что я могу сделать, так это прошептать слабое: Да.
– Как ты умудряешься не толстеть от такой пищи? – удивляется Тия.
Скажи это, говорит Калеб.
– А я ее не ем, – объясняет Эмили. – Только готовлю.
Я стиснула зубы.
Завтрак проходит в тишине, все что-то пишут. Вскоре просят еще лист, потом еще. Энн размышляет, почему Джейми не дорожит запасами бумаги. Почти опустошив тарелку, Энн выходит из кухни. Ее раздражает запах жареного и бесит навязанная задача. Энн не любит, когда от нее чего-то требуют. Она направляется в библиотеку.
Он трясет меня. Скажи это.
– Куда она? – спрашивает Джейми.
Откуда он знает, что нужно сделать, чтобы я это произнесла?
Я люблю тебя! кричу я на него. Он выглядит так, словно я только что ударила его. Я сумасшедшая.
– Какая разница? – отзывается Тия. Библиотека умиротворяет, потому Энн туда и идет. В библиотеки никто не ходит – уж точно не крутые и не такие, кто хочет кого-нибудь подцепить. Всеобщий заговор крутизны Энн ловко использует. Стоит всех убедить, будто нечто вовсе не круто – и наслаждайся в одиночестве. Там, где крутые не бывают, можно уединиться и поплакать.
Я тянусь к его талии, прикасаясь к пуговице его джинсов. Он совсем не ожидал этого.
Он оцепенел. Его тело напряжено. Я целую Калеба, пытаясь сломить его сопротивление. Это срабатывает, и он обрушивается на меня, словно цунами. Он прерывает поцелуй, чтобы снять рубашку, а затем возвращается так быстро, что я едва успеваю вздохнуть.
Энн сама не понимает, почему плачет. Наверное, по привычке – она вечно льет слезы, выходя из комнаты, где полно народу. Кто знает – может, ей просто не нравится, что ее насильно держат на этом острове. Но, когда она пытается перечислить, чего ей по-настоящему недостает, вспоминается какая-то ерунда: «Дома и на чужбине», вишневый шампунь, резинки для волос с собачками и крошечными бубенчиками, всякие вещи. Немного не хватает вечерних прогулок по Лондону и мыслей. А может, она от природы плакса. Товарищи по несчастью ей даже не противны. Все довольно приятные – кроме Тии, но и она ничего, если постарается.
Я протягиваю руки, чтобы прикоснуться к нему. Его мышцы напрягаются под моими пальцами. Он невероятно красив: широкие плечи, узкая талия. Я убираю свои руки, неуверенная в себе. Калеб хватает меня за запястья, возвращая мои руки обратно на свою кожу. Он эксперт в этом деле, а я новичок, и это понятно нам обоим. Он напирает на меня, управляя моментом. Снимая мою рубашку через голову, он целует мои плечи, одновременно расстегивая бюстгальтер. Я снимаю штаны.
В библиотеке четыре экземпляра «Бури». Все на английском. Энн вытирает глаза. Пока остальные на кухне с увлечением играют в экзамен, она пытается разузнать, кто их сюда привез, или, по крайней мере, кто хозяин дома. Он говорит по-английски и, скорее всего, закончил университет – конечно, если не существует иной демографической группы, которой свойственно хранить дома по четыре экземпляра «Бури». Эти «Бури» составляют весь раздел «Литература». Остальные разделы – «Философия», «Религия», «Психология», «Экология», «Политика» и «Утопии». Раздел утопий, оказывается, обширный – не только теоретические труды, но и невразумительные научно-фантастические романы.
Он отступает назад и смотрит на меня. Я раздавлена этим диким, мужским моментом, но позволяю ему наслаждаться видом, потому что никогда не делала это раньше. Мне кажется, что я нахожусь на обозрении всего мира. Я никогда не позволяла никому видеть меня голой.
Когда он заканчивает любоваться на меня, то притягивает меня к себе.
Энн гадает, кто и зачем собрал эту библиотеку. Если коллекция складывается постепенно, в ней больше пыли и старья. Энн заглядывает в тома с классикой – в основном, современные переиздания. Еще есть несколько книг о возобновляемых источниках энергии. На одной обложке Энн с удивлением видит непонятную конструкцию с вертушкой наверху – совсем как та, что стоит возле дома. Энн просматривает аннотацию на пыльной суперобложке: это и вправду ветряк для системы электропитания.
Господи, Оливия, говорит он, уткнувшись в мою шею. Я не знаю, что означают его слова. Я отступаю назад, чтобы взглянуть на его лицо. Выражение его глаз изменилось. Оно уже не такое спокойное, каким было раньше. Они больше не смеются. Они полны желания и похоти. Я так боялась этого момента.
В кухне Джейми обрабатывает поступающие на листках данные. Энн садится к столу.
Он приподнимает меня одним легким движением, и я ощущаю прохладное покалывание травы своей спиной. Я могу почувствовать запах цветов апельсинов в воздухе. Я обвиваюсь вокруг него, ожидая.
– А твои записи где? – спрашивает Джейми.
Он владеет временем, владеет мной. Наши глаза закрыты. Я не знала, на что это будет похоже. Мне хочется застонать. Хочется вцепиться ногтями ему в спину и обхватить его ногами, но я слишком гордая, чтобы сделать хоть что-нибудь из этого. Он увлеченно наблюдает за моим лицом. Он хочет увидеть реакцию, но все мои чувства спрятаны внутри, и он не может их разглядеть...
– У меня их нет.
Он входит, затем выходит и снова входит. Посасывает мою нижнюю губу. Смеется мне в рот. Я убираю голову назад, чтобы взглянуть на него.
– Почему? – спрашивает Эмили.
Ты - та самая
– Лишняя возня, – отвечает Энн и начинает готовить себе клубничный коктейль.
Я не знаю, что он имеет ввиду. И не хочу знать, ведь сейчас мне так хорошо.
Джейми вздымает.
Он хватает меня за запястья, фиксируя их над моей головой.
– Общее у Пола и Тии – Бристоль, – сообщает он. – Пол родился в Бристоле, а Тия училась там в университете. Но если верить остальным, больше никто к Бристолю отношения не имеет.
Расслабь ноги.
– Я был в Бристоле, – сообщает Брин.
Впервые в жизни я делаю то, что мне говорят. И к моему удивлению, все ощущается еще лучше. Я сжимаю губы и поворачиваю голову в сторону, что спрятать от него свое лицо. Он пробегает зубами по мочке моего уха, и мурашки вновь пробегают по всему телу. Посмотри на меня. Его голос немного хриповат. Я смотрю на него. Он двигается жестче. Мое дыхание сбивается. Жестче... и я дышу так, словно только что пробежала марафон.
– Почему же не написал? – спрашивает Джейми.
Так хорошо чувствовать тебя...
– Забыл, – отвечает Брин. – Мы там всего один день пробыли. Мне тогда было лет пять.
И это срабатывает. Нечто, напоминающее стон, срывается с моих губ в районе его ключицы, когда я прижимаю свое лицо к его груди. Когда я снова поднимаю на него глаза, на его лице читается выражение, а-ля «Эврика!». Так вот как я могу заставить тебя стонать?
– А я никогда не бывала в Бристоле, – говорит Энн.
И после этого он говорит поистине грязные вещи мне на ухо. Он нашел мое слабое место. Я издаю стоны, о которых буду жалеть до конца своих дней.
– Так не пойдет, – решает Тия. – Человеческий фактор все путает.
Я ощущаю, что подхожу к вершине наслаждения, но не хочу, чтобы все заканчивалось. Он полностью контролирует мое тело и разум. Я не люблю терять контроль над собой. Когда он прижимает голову к моему плечу, я пользуюсь возможностью изменить положение наших тел, чтобы оказаться сверху. Он позволяет мне в течение нескольких минут управлять нашими движениями, после чего берет под контроль мои бедра. Двое могут играть в эту игру. Я наклоняюсь, чтобы прошептать ему на ухо:
– У троих из нас есть сестры по имени Сара, – продолжает Джейми.
Жестче, Калеб....и не вытаскивай... Его глаза закрываются, и его пальцы зарываются в моих бедрах. Я ощущаю свою маленькую победу до тех пор, пока он не переворачивает меня на спину.
– Ну и что? – спрашивает Тия.
«Я бы этого не делала», мой оргазм отвечает на его предложение.
– Просто любопытный факт. Все равно других совпадений нет.
Но я не произношу ни слова.
Джейми закуривает и откидывается на спинку стула.
Мы не разговариваем по пути домой. Калеб помог мне навести порядок в своей квартире. Мы заполняет с десяток огромных мусорных пакетов остатками того, что раньше было моей жизнью, запихивая сломанные тарелки и стаканы в один мешок, а клочья моей одежды - в другой.
В кухне хаос. В раковине гора грязной посуды. На столе такая куча мусора, что Пол перемещается к задней двери, где продолжает свои изыскания в области электроники, явно забыв обо всем с стальном. Его голова в солнечном пятне, темные волосы блестят. Будто почувствовав взгляд Энн, он поднимает голову и мимолетно улыбается. Она смотрит в свой стакан, через соломинку выдувая розовые пузыри.
Мы работаем в тишине, и лишь радио играет на фоне. Я делаю перерыв от того, чем занимаюсь, чтобы подумать о том, что произошло в апельсиновой роще.
– Я знаю, что у нас общего, – говорит Брин.
Я ощущаю вкус соленых слез на своих губах, когда вытаскиваю фотографию Томаса Барби из треснувшей рамки. Это всего лишь плакат, но он мой, и я любила его. Прежде чем я смогла скомкать его, Калеб выхватил его из моих рук и убрал в сторону.
Мы можем исправить это, говорит он, пробегаясь пальцами по моей скуле.
– Что? – оживляется Эмили.
Когда я нахожу антикварную фарфоровую статуэтку, принадлежащую когда-то моей бабушке, разбитой в углу на полу, то запираюсь в ванной, чтобы поплакать. Калеб, ощущая значимость расписанной в ручную статуэтки, оставляет меня и незаметно убирает все осколки за исключением головы, которой чудом удалось уцелеть. Я нашла ее позже, завернутую в папиросную бумагу и убранную в коробку, где были и других уцелевшие предметы, которые, по мнению Калеба, мне хотелось бы сохранить. Когда все, что раньше было моим, было уложено в десять мешков, стоящих у парадной двери, Калеб обнимает меня и уходит. Я прислоняюсь к окну, выходящему на автостоянку, и наблюдаю за тем, как он направляется к своей машине. Я испытываю настолько сильное чувство одиночества, что мне кажется, словно мои легкие закрываются. Я прижимаю ладони к вискам, сдавливая их. Я не могу больше так. Не могу больше лгать. Он слишком хороший и не заслуживает всего того, что я с ним сделала. Он заслуживает того, чтобы узнать правду от меня, а не от Лии. Я бегу к двери и открываю ее нараспашку. Калеб, подожди!
– Мы все приехали на собеседование. Может, в этом дело.
Он практически дошел до своей машины, когда останавливается и оборачивается.
Энн заинтригована: никто и пальцем не шевелит, чтобы выжить на острове. Никто не помышляет о бегстве. Никто не играет в лидера. На самом деле она не чокнутая, а Джейми – не ботаник. Все не как полагается. Куража ни у кого нет.
Я бегу к нему, не беспокоясь насчет того, что я все еще одета в старый шерстяной свитер. Подбежав, я обнимаю его.
– От поисков генератора ты тоже намерена отлынивать? – спрашивает Тия у Энн.
Прости меня за то, что я была таким ужасным человеком, говорю я, прижимая свое лицо к его груди. Мне очень жаль.
– Как и от вашей нелепой писанины... – начинает Энн.
О чем ты говоришь? он берет меня за подбородок, приподнимая его, чтобы взглянуть на мое лицо. Ты хороший человек.
– Ладно, – перебивает Эмили. – Мы с Энн пойдем наверх.
Нет, я не такая, я яростно качаю головой из стороны в сторону. Я ужасно испорченная. Он улыбается, поглаживая меня о спине, словно я ребенок. Затем он наклоняется, и я ощущаю прикосновение его губ на своей шее. Он целует меня, слегка прижимая свои губы.
– Зачем? – спрашивает Энн.
Почему ты продолжаешь говорить подобное о себе, смеется он нежно. Ты нравишься мне такой, Ужасно Испорченная. Его ноги начинают перемещаться в такт тихой мелодии, и я начинаю двигаться вместе с ним. Я чувствую прикосновение холодного воздуха к своим босым ногам, его теплых рук к своей спине, которые затем переплелись с моими пальцами.
– Ну, поможешь мне спальни привести в порядок.
Это все, что меня волнует, Оливия.
– А я пойду искать генератор, – говорит Тия. – Кто со мной?
Ты изменишь свое мнение, говорю я ему, когда узнаешь ... кто я на самом деле.
– Я, – отвечает Брин. – Я иду. Заодно дров наколю для камина.
Я уже знаю, кто ты.
– Нам надо поговорить, – заявляет Эмили, едва очутившись наверху. Она действует как многозадачная система: занимается делом первостепенной важности – втягивает Энн в работу – и заодно выщипывает брови. Только богу известно, где она раздобыла пинцет. С такими навыками выживания одна эта девушка могла бы стать образцовой армией Джейми.
Я качаю головой, пока неизбежные слезы наполняют мои глаза.
– Хорошо, – отвечает Энн. – О чем ты хочешь поговорить?
Ты ничего не знаешь.
У Эмили темные брови. И корни волос тоже – теперь видно, когда она зачесала волосы назад. Там, где Эмили выщипывает волоски, кожа краснеет, и Эмили бормочет что-то про гамамелис.
Я знаю все, что должен знать. Ничего не говори.
– Хочешь поговорить про гамамелис? – уточняет Энн.
Потом я закрыла свой рот, закрыла крепко-накрепко, избежав своего признания ... снова. Я чувствую, как правда решительно борется со временем. Но прямо сейчас он напевает «Yellow», и мы танцуем под небом, обнимая друг друга в последний раз. Пусть Лия расскажет ему. Я останусь трусихой.
– Нет, просто... Послушай, может, все-таки угомонишься?
Позже этим же вечером, я сижу на диване, одетая в халат, укутав мокрые волосы полотенцем, когда раздается резкий стук в дверь.
– Я? – удивляется Энн. – Что я такого сделала? Правая бровь уже побагровела, и Эмили принимается за левую.
Я отбрасываю полотенце в сторону и широко распахиваю дверь, надеясь увидеть Калеба.
Здравствуй, Оливия.
Глава 8
Лия.
Джейми размышляет о Джерри Спрингере. И о Брине.
Она улыбается мне, словно мы с ней старые подружки.
Какого черта? говорю я скорее себе, нежели ей, но она выглядит удивленной. Я отхожу в сторону, пропуская ее.
Как вышло, что они опять вернулись к разговорам о собеседовании? Можно подумать, здесь у них собеседование. А отдел кадров где? А вопросы? О Джерри Спрингере он вспоминает потому, что Брину на этом шоу дал бы роль гостя, а не человека в критической ситуации. В отличие от Эмили, Джейми не помнит темы всех передач, зато видел шоу, которое называлось «Дорогая, я действительно мужчина». А передачу с участием Брина следовало бы назвать «Дорогая, я действительно глуп – не слушай мою дурацкую болтовню». Кроме того, Джейми сердится: никто его не попросил принести дров или поискать генератор. От злости Джейми корежит. А ведь он не злой. Даже не злопамятный.
Она теребит волосы, накручивая прядь вокруг своих молочно-белых пальцев, и небрежно осматривает комнату.
Пол домывает посуду.
Ты прибралась.
– Зачем ты это делаешь? – спрашивает Джейми. Пол пожимает плечами:
Я приподнимаю брови, словно скучая. Если она пришла воевать, то мне это не интересно.
– Ненавижу бардак.
Итак... говорю я, что тебе нужно?
Разобранные по винтику мобильники лежат на чистом столе. Джейми рад, что у него не было мобильника. Впрочем, остальные охотно отдали свои телефоны Полу. Вытерев руки, Пол садится к столу. Как-то между делом он успел приготовить кофе и теперь ставит кружку перед Джейми.
Оу, я здесь, чтобы заключить с тобой сделку, она выжидательно смотрит на меня, сужая свои ореховые глаза.
– Спасибо, – говорит Джейми.
От нее воняет дорогими духами и новой одеждой. Я наблюдаю, как она облокачивается на спинку дивана, словно она слишком хороша, чтобы сидеть на нем. Она похожа на китайскую статуэтку из благотворительного магазина. Я иду в ее сторону, сталкиваясь с ней взглядом.
Говори, зачем пришла и убирайся отсюда, требую я.
– На здоровье.
Она прокашливается, издавая легкое щебетание, и кладет руки на колени.
Уверена, ты знаешь, что кое-какие компрометирующие тебя вещи находятся теперь в моем распоряжении.
– Что это? – Джейми указывает на кучку деталей.
Да, я знаю, что ты украла мои письма и фотографии, отвечаю я.
– Как что? Телефоны.
Признаюсь, то, как ты снова притянула к себе Калеба, выше всяких похвал, она достает портсигар с монограммой из своего клатча и открывает крышку. Он рассказал мне, как ты манипулировала им, как только вы начали встречаться. Вау!
– Я хотел спросить, что ты делаешь?
Она берет в руку сигарету, прокручивая ее между пальцами. Я вспоминаю, как Джим делал тоже самое. Я теряю все свое восхищение данным процессом.
– Уже сделал. – Пол улыбается. Он придвигает к себе клубок проводов, жидкокристаллические дисплеи и клавиатуры. – Смотри.
Ты словно насморк, Оливия, который сам по себе не пройдет. Но ты уйдешь и оставишь меня с моим женихом в покое.
Джейми смотрит. И ничего не видит.
Он такой же твой жених, как и мой, отрезаю я. На самом деле, насколько я знаю, коробочка с обручальным кольцом все еще лежит в ящике с носками, и он не планирует надевать его тебе на палец. Я удовлетворенно смотрю, как цвет пропадает с ее лица.
– Это «Новейшая змейка», – объясняет Пол.
Если бы не было этой аварии и если бы ты не показалась снова на горизонте, то я бы уже прямо сейчас носила это кольцо. А знаешь почему? Потому что он выбрал меня. Он бросил тебя и встретил меня. Ты просто его маленькое увлечение. Ты совсем ничего не значишь для настоящего Калеба. Она задыхается. Ее глаза пылают огнем, как и ее волосы.
– «Новейшая змейка»?
Я чувствую, как порох воспламеняется в моих жилах. Она ничего не знает о Калебе. Я была той, в кого он впервые влюбился. Я была той, кто причинил ему больше всего боли. Я была связана с ним разбитым сердцем и слезами сожаления, и видит Бог, это гораздо более крепкая связь, чем у нее когда-либо возникнет с ним.
– Ну да. Знаешь «Змейку»? Компьютерная игра, на мобилах тоже есть?
Если ты считаешь, что я ничего не значу для него, то почему тогда ты сейчас здесь?
– У меня нет мобилы.
Она обдумывает мои слова.
– Но ты знаешь, что в некоторые телефоны встроены простые игрушки?
Я здесь, чтобы предложить тебе спасение. Я подозрительно наблюдаю за тем, как ее алые губы обвиваются вокруг сигареты.
Джейми кивает. Ему хотелось такой, но Карла не одобрила.
Я вся во внимании.
– Так вот, «Змейка» – лучшая. Задача – двигать по экрану объект в виде змейки и собирать «пищу». Касаться краев экрана и задевать собственный хвост нельзя. Но чем больше «пищи» съедает змейка, тем длиннее становится, и тем труднее маневрировать.
Если Калеб узнает о том, как ты использовала его, то.... думаю, ты знаешь, что тогда произойдет, она стряхивает пепел на мой кофейный столик. Если ты прекратишь видеться с ним, если ты исчезнешь, то я не расскажу ему ничего.
– А чем отличается «Новейшая змейка»? – спрашивает Джейми.
Не расскажешь ничего? Я издеваюсь над её выбором слов, который напоминает речь воспитателей из детского сада, и закатываю глаза. Он узнает, что я сделала, когда память вернется к нему. Что изменится для меня, если ты сейчас расскажешь ему, по сравнению с тем, если он сам узнает об этом позже?
– Можно вдвоем играть. Вот смотри.
Ты получаешь возможность уйти по собственному желанию. Сохранить некое подобие целостности. Подумай об этом, дорогая. Подумай, как ты будешь унижена, когда он обнаружит твою маленькую ложь. Будут обиды, слезы, боль, и понадобится гораздо больше времени, чтобы все это зажило. Не пойми меня не правильно. Ты меня совсем не заботишь. Я делаю это ради Калеба, которого хочу защитить.
Он подает Джейми цифровую клавиатуру от одного из телефонов. Видимо, вместо джойпада. Клавиатура соединена с жидкокристаллическим экранчиком; вторая, которую держит Пол, – тоже. Пол нажимает несколько клавиш.
Мне трудно поверить, что единственное, о чем ты беспокоишься в данной ситуации, это Калеб, вкрадчиво говорю я. Она встает, бросая окурок от своей «Чарльстон» на мой ковер, и тушит его ногой.
– Вот так... Видишь, на экране две змейки? – спрашивает Пол. – Это твоя, а вон та – моя. Мы охотимся
Это ты у нас эгоистичная сука, Оливия. Давай не будем путать происходящее. Я никогда не делала то, что делал ты! Никогда! Ее слова жалят меня своей правдой. Даже эта больная женщина никогда не обманывала человека, которого любила. Я настолько потрясена ее словами, что делаю угрожающий шаг в ее сторону.
за «пищей» – вон точка в дальнем левом углу. Нельзя задевать собственные хвосты, края экрана и друг друга. Я считаю, игра стала гораздо лучше.
Когда я встретила его, он все еще пытался справиться с болью, которую ты ему причинила, она указывает на меня пальцем. Мне потребовался год, чтобы убедить его в том, что ты этого не стоишь. Год, шипит она. Ты всего лишь белое отрепье, и я не позволю тебе снова быть рядом с ним! Ты понимаешь меня?
Слышится негромкий писк – змейка Джейми умирает.
И я понимала. Возможно, если я боролась бы за него также, как это сейчас делает она, мы все еще были бы вместе.
– Что нажимать? – спрашивает он.
Я вздохнула. Если я откажусь от ее предложения, она пойдет прямиком к Калебу со всеми доказательствами. Конечно, я могла бы смириться с погромом в квартире и шантажом, но даже в своей совокупности ее «преступления» были ничем по сравнению с тем, что сделала я. Я была диареей, в то время как она была всего лишь расстройством желудка. А что насчет Калеба? Он, несомненно, бросил бы Лию, если бы узнал, что она сделала, даже несмотря на то, что это причинит ему боль и сделает его одиноким. Каким монстром я должна быть, чтобы разбить ему сердце...снова? Неужели только так я могла досадить Лии? Если я исчезну, то со временем он забудет обо мне. Как делал это раньше.
За час Пол успевает набрать четырнадцать очков, Джейми – восемь.
Я уступаю.
– Ты же говорил, что собираешь передатчик, – напоминает Джейми, яростно давя на клавишу, чтобы слопать «пищу» раньше проворной змейки Пола.
Хорошо. Убирайся. Я иду к входной двери и открываю ее, даже не взглянув на Лию. Я хочу, чтобы она убралась из моего дома и из моей жизни. Не было ни одного человека, которого бы я ненавидела больше, чем саму себя. Она держит паузу, пока идет к выходу, смотря мне в глаза. Сука.
– Да, но посмотрим, что они скажут, когда увидят вот это! – отвечает Пол.
Я всегда выигрываю. Она бросает конверт у моих ног и уходит. Я захлопываю дверь, после чего пинаю ее ногой. Я хожу по квартире, выкрикивая всевозможные ругательства, какие только могу придумать.
В конце концов батареи начинают садиться. Джейми закуривает.
Пришло время забыть его. Мне кажется, словно мое сердце вот-вот взорвется от боли. Мне нужно убраться отсюда, из этого места, насыщенного Калебом. Именно! Решено. Я уезжаю отсюда и никогда больше сюда не вернусь.
– Еще кофе? – спрашивает Пол.
ГЛАВА 13
(Переводчик: [unreal]; Редактор: [unreal])
– Ага, – кивает Джейми.
Прошлое
Пол находит две чистых кружки.
Я была представлена гадюке, которую Калеб называл «мамой», в первый день сентября спустя всего лишь пару месяцев после нашей первой годовщины. Мы подъехали к двухэтажному особняку с колонами около четырех часов. Калеб припарковался возле большого фонтана, который выплевывал воду прямиком в мою сторону. Я отвернулась, почувствовав себя оскорбленной.
Это всего лишь статуя, Герцогиня, сказал он, с улыбкой глядя на меня. Она не кусается. Я пару раз по-пьяни залезал в этот фонтан, и думаю, тебе стоит об этом знать.
– Скажи, ты тоже думаешь, что вся эта хренотень – такое особое собеседование! – спрашивает он.
Я слабо улыбнулась и стала обходить машину вкруг по наиболее длинной траектории, чтобы избежать встречи с ним взглядом.
– Фигня. А ты?
Калеб взял меня крепко под руки, и мы пошли к входной двери. У меня было отчетливое впечатление, будто он думал, что мне хочется сбежать. А ведь мне, и правда, хотелось.
– Без понятия. Всякое бывает. Они пьют кофе.
– Забыл: ты откуда? – спрашивает Джейми.
Когда дверь распахнулась, я получила краткий проблеск того, что его мама думает о встрече со мной. Она была застигнута врасплох, возможно из-за того, что мы приехали минутой ранее, нежели она ожидала. Ее лицо было угрюмым, когда она посмотрела на своего мужа, словно они только что обменялись не лучшими словами. Я видела, как неодобрительно он посмотрел на нее, и я ощущала нутром, что этот взгляд посвящался мне. Секунду спустя напряжение, повисшее ранее в воздухе, убежало под коврик, и они оба заулыбались нам, приветствуя меня в своем доме. Я стояла в стороне, словно забытый аксессуар, пока Калеб обнимал свою маму, целуя в щеку. Она оценивала меня даже тогда, когда гладила его по волосам, вслух восхищаясь тем, каким красивым он был. Я чувствовала ее неприязнь, пока ее глаза переместились от моих волос обратно к моему лицу, и она вежливо попросила сына представить нас друг другу. Наконец, Калеб похлопал своего отца по плечу, в поистине мужском приветствии, а затем повернулся ко мне.
– Из Бристоля. Точнее, из-под Бристоля. А ты?
Это Оливия, услышала я и, робко улыбаясь, вышла из-за его широких плеч.
– Из Тонтона, – Джейми снова закуривает. – Ты, кажется, в университете искусство изучал?
Его дорогая мама посмотрела на меня с отвращением и сделала шаг вперед, чтобы пожать мне руку. Я была раздосадована ее, не заставившей себя ждать, неприязнью. Мне хотелось получить ее одобрение. Я хотела заполучить его также сильно, как я хотела ее сына.
Пол смеется.
Калеб, ты нашел себе самую прекрасную девушку во всей Флориде, сказал его отчим, подмигивая мне. Я расслабилась.
– Что ты смеешься?
Очень приятно наконец-то познакомиться с тобой, кивнула его мать.
– Ты такой вежливый, – объясняет Пол. – Очень мило.
Я увидела, как Калеб перевел взгляд от меня к своей матери, и все внутри меня сжалось. Он все понимал. Я посмотрела вниз на свои дешевые туфли, сгорая со стыда. Я купила их специально для этого случая. Мне хотелось бы уметь лучше скрывать от него происходящее. Я пожалела, что не купила более дорогую пару обуви.
– Мило?
Ужин уже готов. Давайте пройдем в столовую? Она легким движением запястья велела нам следовать за ней. Дорога до столовой была невероятно мучительной. Я почувствовала себя изгоем, не вписывающимся их окружение. Мама с сыном шли передо мной, прижимаясь друг к другу плечами. Она смеялась над всем, что он ей говорил. Отчим Калеба исчез сразу же после того, как было озвучено приглашение к столу, и появился вновь только тогда, когда мы все уже сидели за столом. Я с горечью подумала о том, что они даже не заметят, если я вдруг исчезну.
– Ну да. Это не оскорбление. Не лезешь из кожи вон, не выпендриваешься, как остальные.
Джейми не знает, комплимент ли это. Он возвращается к своему вопросу.
Я сидела, вжавшись в кресло, пока отчим Калеба задавал мне вежливые вопросы, касающиеся моей учебы в университете, в то время как его мама смотрела на меня, словно на индейку в День Благодарения. Люка, как все ее называли, была около пяти футов ростом с длинными светлыми волосами и потрясающе голубыми глазами. Она была похожа скорее на старшую сестру Калеба, нежели на его маму, и я подозревала, что за это стоит поблагодарить целую команду пластических хирургов. Она была красивой, прекрасно воспитанной и самоуверенной, и я уверена, что она считает, что я не достаточно хороша для Калеба.
– Искусство, да?
Чем занимаются твои родители, Оливия? спросила она меня, положив на свою тарелку тонкий кусочек баранины.
– Ага, – кивает Пол. – А ты?
Я никогда раньше не ела баранину и сейчас я пыталась размазать каплю мятного желе по одному из кусочков.
Джейми рассказывает про математику, и Пол явно поражен не меньше Энн. Почему вся эта богема считает, что числа – это романтично? Джейми все пытается выяснить, где Пол научился из четырех телефонов собирать странные конструкции и почему предпочел «Новейшую змейку» более полезному устройству (вроде спасательной капсулы, как в «Команде А»
[44]). Увы, о себе рассказывать Пол не любит. Джейми узнает только, что после учебы Пол поменял специализацию и теперь работает с компьютерами. В остальном прошлое Пола для Джейми – потемки.
Оба моих родителя мертвы, сказала я. Дальше последовал вопрос, ответа на который я боялась больше всего.
– Значит, ты гик? – улыбается Джейми.
Ой, мне очень жаль слышать подобное, но могу я поинтересоваться, что с ними случилось? Я взглянула на ее жемчужные украшения и кремового цвета брючный костюм, и мне захотелось сказать, мол: «Нет, не можете!», тем же надменным тоном, каким она разговаривала со мной. Но вместо того, я прикусила свой язык ради Калеба.
– Что-что? – смеется Пол.
Мой отец покончил жизнь самоубийством, когда мне было тринадцать, а моя мама умерла от рака поджелудочной железы, когда я училась в выпускном классе старшей школы. Когда они еще были живы, моя мама работала учительницей пятых классов, а отец постоянно менял свою работу с одной на другую.
– А я, по классификации Энн, нерд, – объясняет Джейми и замечает, что при упоминании об Энн глаза Пола слегка меняют цвет. – Но ты – настоящий нерд, ты ведь с компами работаешь и все такое.
Она выглядела невозмутимой, но я заметила, как напряглась ее рука, когда она сжала ножку бокала. Я не была фифочкой. Я всего лишь пятно грязи в роскошном обществе, которым она жила. Она сойдет с ума, если я стану ее невесткой.
– Хм... да, я к людям редко выбираюсь, – соглашается Пол, – но много играю. Значит, я отаку.
Как ты с этим справляешься? она выглядит невероятно милой на этот раз, даже чересчур милой, но я понимаю, что сейчас Калеб видит в ней очень хорошую мать.
– Кто?
Вы будете удивлены тем, с чем может справиться человек, когда у него нет другого выбора. Калеб сжал мою руку под столом.
– Гик по-японски.
Должно быть, тебе было очень тяжело, говорит она.
– Они вообще не вылезают из дома?
Было, я закусила губу, потому что сейчас мне захотелось заплакать. Я попалась на ее сладость, словно гребаная мушка дрозофила, и теперь ей удалось разоружить меня.
– Нет. Слово означает, что для тебя хобби – смысл жизни, и ты им постоянно занимаешься. Играл когда-нибудь в «Метал Гир Солид»?
Калеб, дорогой, сказала она своим медовым тоном. Ты принял решение насчет Лондона?
Джейми качает головой:
Лондон? Я взглянула ему в лицо. Он задержал дыхание. Его янтарные глаза светились.
Нет. Мы еще не обсуждали это.