— Наша мать ездила в Диано на воды, — заметила Дач\'осмин Лантевин. — Они не вылечили ее, но почти избавили от болей, за что мы всегда будем благодарны вашему деду.

Майя спросил себя, помогли бы целебные источники его матери, и утратил нить беседы в попытке подавить безмолвный гнев на отца, который так и не разрешил Ченело ту поездку. Его внимание привлек вопрос Лантевела:

— Ваше Высочество, мы правильно поняли, что вы остановили переговоры о браке эрцгерцогини Ведеро?

Майя передернул ушами, в результате чего тихо и нежно зазвенели его серебряные и нефритовые серьги.

— Наша сестра в трауре.

— Но вы разорвали соглашение с Тетимада, а оно, как мы слышали, было близко к завершению.

— Доверяете ли вы своим источникам, Лантевел? — Спросил Пашавар, и Лантевел уверенно кивнул.

— Но все-таки, — сказал он, — не кажется ли вам, Ваше Высочество, что переговоры неизбежно придется начинать заново и, очень вероятно, с менее выгодной позиции.

— Мы не видим ничего выгодного в нашем текущем положении. И наша сестра не желает вступать в брак.

Он мысленно выругал вино, когда заметил, с каким вниманием все присутствующие уставились на него.

— Для женщины благородной крови, — резко заметила Осмеррем Пашаван, — брак не является вопросом собственного выбора. Эрцгерцогиня это знает.

— Так же как знала и наша мать, — сказал Майя. — Мы считаем, что для начала будет достаточно заключить наш собственный брак.

— Лучше бы вы поискали Императрицу в более традиционном Доме, — ответила Осмеррем Пашаван. — Девочки Чередада придерживаются таких же нелепых понятий, как и ваша сестра.

— Мы не находим понятия нашей сестры нелепыми, — возразил Майя. Он сделал глубокий вдох, пытаясь развеять алую пелену ярости перед глазами. Осмерем Пашаван не выглядела особой чувствительной, но он боялся испугать Меррем Ортему. — В отличие от вас, мы не считаем брак единственным предназначением женщины.

— Это спорный вопрос, — задумчиво протянул Лантевел. — Как и вопрос о том, чем же может заниматься женщина, если она по каким-либо причинам не нашла себе мужа.

Он выразительно посмотрел в сторону Дач\'осмин Лантевин.

— Женщинам, не имеющим детей в браке, так же трудно найти себе занятие, — сказала она. — Ведь их больше ничему не учили.

— Все женщины имеют обязанности, — отрезала Осмеррем Пашаван, хотя предательски порозовевшие кончики ее ушей показывали, что она вовсе не хотела поразить больное место Лантевада.

— Но чем же определяются границы этих обязанностей? — В голосе Дач\'осмин Лантевин звучала вежливая настойчивость. — Не все женщины обладают талантом в воспитании детей. Зачем принуждать их к тому, на что они не способны?

— Мы и понятия не имели, что вы настолько дальновидны, — кисло заметила Осмеррем Пашаван.

Ее «дальновидны» прозвучало почти как оскорбление.

— У нас было достаточно времени, чтобы рассмотреть этот вопрос, — сказала Дач\'осмин Лантевин.

Было ясно, что она не собирается капитулировать, и все почувствовали облегчение, когда при смене блюда разговор перешел на пустяки.

На десерт был подан анвернельский торт со специями, и среди довольного сопения Майя наконец решился затронуть тему моста. Как он и ожидал, Пашавар немедленно ощетинился, но при этом совершенно неожиданно высказался о мосте как о «воздушном замке Варенечибела».

— Он не принесет ничего, кроме огромных расходов.

— Мы не знали, что наш отец был заинтересован в строительстве моста.

— Ах, да, — сказал Лантевел, — он считал, если не будет найден способ соединить восток и запад, Этуверац неминуемо распадется. Наверное, он не мог не замечать, что Истандаарта всегда будет нашим слабым местом, если не будет найден способ преодолеть ее.

— Это правда, — согласился Пашавар, — но это не оправдывает всех сумасшедших, одолевающих правительство своими безумными изобретениями.

— Мы разговаривали с джентльменом из Гильдии часовщиков, — сказал Майя. — Он не показался нам безумным.

— Неужели? — Удивился Пашавар, и Майя напрягся. Но Пашавар не выглядел недовольным. — Мы считали вас слишком правильным и послушным для хорошего правителя, но возможно, были неправы.

— Но вы же Свидетель Справедливости! — Запротестовал Майя, и все рассмеялись.

— Мы сказали «Правило», а не «Закон», — едко возразил Пашавар. — существенная разница, Ваше Высочество. — Император, который нарушает законы, опасен, как бешеная собака, но Император, не нарушающий правила, почти так же плох, потому что он никогда не сможет определить, когда пришло время изменить закон.

— Мы понимаем, — сказал Майя, хотя был не совсем в этом уверен.

— Мы не оправдываем привычку и лень.

— Ведь это чревато разрушительными последствиями, — чопорно поддакнул Майя, что снова заставило всех присутствующих рассмеяться.

— Итак, — продолжал Пашавар, — вы разговаривали с часовщиком. Мы полагаем, вы желаете, чтобы теперь его выслушал Коражас.

— Именно, — сказал Майя.

— И вы предпочли бы, чтобы мы не препятствовали этой затее.

— Да.

— Выпейте бренди, Пашавар, — предложил Лантевел. — Так вам будет легче проглотить свои возражения.

— Если ваш бренди не очень хорош, Лантевел, мы будем возражать из принципа. — Пашавар повернулся к Майе. — Это не изменит нашего мнения.

— Конечно, нет.

— И не изменит нашего решения при голосовании.

— Мы этого не ждем. Мы лишь желаем предоставить часовщикам право быть выслушанными.

— Хммм, — сказал Пашавар, обращаясь, в основном, к своему бокалу, но Майя счел это капитуляцией.

Действительно, когда на следующем заседании он вновь собрал все свое мужество и повторно вынес предложение о мосте, Пашавар не блокировал его, и Коражас согласился, что часовщики «должны быть услышаны». Согласие не было единодушным, но Майя того и не ожидал. Важным был тот факт, что без поддержки Пашавара Бромар не смог организовать veklevezhek, о котором говорил Меррем Халежан.

* * *

Это было единственной победой дня, в остальном исполненном разочарований. Во-первых, Чавар был вынужден признать, что расследование гибели «Мудрости Чохаро» топчется на месте.

— Нам нужно больше времени, Ваше Высочество, — сказал Чавар, и Майя счел, что дело намного серьезнее, чем можно было ожидать.

Затем Майя дал аудиенцию лорду Бромару, в результате которой сам Майя пришел к убеждению, что Бромар идиот, а тот, вероятно, укрепился во мнении, что Император безумен. Мир с Назморхатвер был признан иллюзией, и даже если Анмуртелеан и стоял на месте варварского улимера, этот факт не мог быть признан существенным. Бромар вообще не понимал, почему Император считает этот вопрос достойным его внимания. Даже идея переговоров с варварами будет высмеяна в Коражасе.

В тот вечер Майя вернулся в Алсетмерет усталым и расстроенным, но напомнил себе, что должен быть рад по крайней мере тому, что часовщики будут, наконец, выслушаны. Мер Халеж обрадуется и Меррем Халежан тоже. Он не знал, будет ли довольна Мин Вечин, но отмахнулся от этого вопроса. Лучше вообще не думать о ней.

* * *

Зимним вечером спустя две недели Майя в последний раз перед зимними праздниками ужинал в обществе Арбелан Жасани. Послы и высокопоставленные лица покинули Унтеленейс и должны были вернуться только через неделю после Солнцеворота.

— Время праздников постоянно удлиняется, — сказал он. — Как история о ткачихе и ее кошке.

— Которая обмотала пряжей весь дом? — Заметила Арбелан, улыбаясь.

— Точно.

— Эту историю рассказывала вам мать?

— Да, — ответил Майя. — У нее была книга с чудесными иллюстрациями. Она привезла ее из Баризана. Думаю, ее сожгли вместе с остальными ее вещами.

— Вам ее не хватает, — сказала Арбелан.

— Конечно. Мы ее очень любили.

Некоторое время Арбелан молча созерцала вино в своем бокале.

— У нас был выкидыш, — сказала она.

Майе удалось не посмотреть на нее, он целиком сосредоточился на своей тарелке, а она продолжала:

— Мы были почти уверены, что сможем дать Варенечибелу ребенка. Он так и не узнал об этом.

Майя попытался откашляться.

— Как долго?..

— Четыре месяца, возможно. Достаточно, чтобы начать надеяться. Достаточно, чтобы начать мечтать — не об одобрении Варенечибела, мы достаточно хорошо узнали его за десять лет брака — но о самом ребенке. О сказках, которые мы бы рассказывали ему, о песнях. Или ей. — Она замолчала, а потом с внезапно яростью произнесла. — Мы мечтали о дочери.

Она знала, что идет против воли Варенечибела, мечтая о дочерях и внучках.

— Наша мама, — осторожно сказал Майя, — незадолго до смерти сказала нам, что не жалеет о браке с Варенечибелом, потому что у нее есть мы. Мы никогда не знали, что она на самом деле чувствовала, хотя знаем, что она сказала правду. Но она тоже молилась о дочери.

— Да, — согласилась Арбелан.

В ее голосе звучало удовлетворение, словно он ответил на давно волновавший ее вопрос, и это дало ему надежду, что она, в свою очередь, сможет помочь ему.

— Вы знаете вашу старшую племянницу Четиро? — Спросил он.

— Которая должна стать вашей Императрицей? — Уточнила Арбелан, насмешливо подняв брови. — Мы плохо знаем ее, как, впрочем, и всю нашу семью, ибо им было запрещено навещать нас в Сеторее…

— Да, — Майя вспомнил, что говорил ему Беренар о брате Арбелан.

— Но мы так же не знаем ничего плохого о Четиро, — добавила Арбелан, глядя на Майю, словно не была уверена, чего он ждет от нее.

— Нет. Мы уверены, что нет, — сказал Майя. — Просто мы интересовались, что она за человек.

— Ах, извините, Эдрехазивар. После подписания своего брачного контракта она прислала нам очень вежливое письмо, и мы надеялись, что, может быть, сможем сойтись с ней поближе, но сейчас мы не можем сказать вам ничего, кроме того, что она внучка нашего брата и ей двадцать два года.

На три года старше. На самом деле, это было не так уж и много, хотя он ощущал эти годы, словно зияющую пропасть. И еще она верна своему долгу, Майя сам в этом убедился.

— Спасибо, — Майя надеялся, что его голос не выдает опустошения, которое он чувствовал в своей душе.

Дач\'осмин Чередин предупредила его о Мин Вечин, но Майя нуждался в добросовестной жене не больше, чем в еще одной служанке. Ему нужен был друг, которого у Императора, казалось, не будет никогда.

* * *

Он ушел в постель рано вечером. Немер с Ависом переплели его волосы, а Эша убрал драгоценности и принес горячий кирпич для императорской кровати. Майя попрощался с Дажисом, охранявшему наружную комнату, а затем пожелал спокойной ночи Телимежу, который занял привилегированное положение в оконной нише и тихо сказал:

— Добрый снов, Ваше Высочество.

Затем Майя лег и молча повторял молитву к Чтео, пока не провалился в сон. Это хоть немного заменяло невозможную в его положении медитацию.

Его сны смешались в беспорядочный бред; он проснулся внезапно и не мог понять, что же его разбудило. Короткий крик, приглушенный стук? Темнота в комнате была черна, как смоль, ни намека на луч света между задернутыми шторами. Стараясь расслышать, он затаил дыхание, но ничего не было.

— Телимеж? — Прошептал он в темноту, чувствуя себя дураком, трусом, глупым маленьким мальчиком… но Телимеж не ответил.

И в этот момент Майя ощутил приближающуюся угрозу.

— Телимеж?

Он сел, отбросив одеяло. Он точно знал: если Телимежу по какой-то причине потребуется покинуть спальню, Дажис тут же займет его место. Значит, Телимеж был в комнате, но не мог ответить. У Майи мелькнула лихорадочная мысль о припадках, которыми страдал один из местных жителей, помогавших Хару в Эдономее. Пытаясь лихорадочно нащупать ночник, он беспокоился, не задохнулся ли Телимеж собственным языком.

Но в ту же секунду дверь распахнулась, и он понял, что беспокоился не о том. Свет ослепил Майю, он поднял руку, чтобы защитить глаза, и изо всех сил пытался выкарабкаться из кровати, но сразу же упал, споткнувшись о тело Телимежа, который лежал на полу, бесчувственный или мертвый.

Жесткие руки схватили его, вздернули на ноги, и он успел заметить только расплывчатый отблеск на гребне Драхада, прежде чем ему на голову упал мешок. Его руки машинально потянулись к лицу, но были удержаны и заведены за спину.

— Не делайте этого, Ваше Высочество, — произнес незнакомый голос. — У нас нет приказа повредить вам, и мы не желаем этого, но, не колеблясь, применим силу при необходимости. Вы понимаете?

Майя попытался ответить, но мешок заглушал его голос. Он кивнул, и голос сказал:

— Ладно, тогда идем.

Он не знал, куда его тащат. Какие-то коридоры, лестницы, ведущие вниз, где он чуть не упал, дверной проем, где ему пришлось согнуться чуть ли не вдвое, снова лестница, холодная и узкая, запах камня и воды, а затем жесткие пальцы на его локтях разжались, и он упал на холодные каменные плиты. Его подняли на ноги и сдернули с головы мешок, оставив моргать перед его невесткой Шевеан Драхаран, принцессой Унтеленейса.

Майя не удивился, увидев ее. Фамильный гребень Драхада указывал на Ведеро либо на Шевеан; но с другой стороны, Ведеро, как незамужняя женщина, до сих пор находилась под защитой главы Дома, и не могла распоряжаться собственным отрядом телохранителей. И Ведеро никогда не отрицала его права на престол. То была Шевеан, и Майя лишь надеялся, что ее недовольство не повлечет за собой открытого противостояния.

Он молчал, зная, что выглядит нелепо и смешно в одной рубашке и с заплетенными в длинную косу волосами; кроме того, он не хотел давать ей дополнительное оружие, если скажет что-нибудь нелепое или просто не справится со своим голосом. В конце концов, устало подумал он, он знал, что она скажет. Она пристально смотрела на него, и они могли бы еще долго оставаться в молчании, но дверь открылась, и в комнату вошел еще один человек.

Улерис Чавар, лорд-канцлер Этувераца.

Присутствие Шевеан не удивило Майю, но появление Чавара оказалось полной неожиданностью. Как доверчив и наивен он был, ведь Чавар был его открытым противником с первого дня в Унтеленейсе.

— Ваше Высочество, — сухо сказал Чавар. — Мы приносим извинения за неудобства, но считаем, что этого хотел Император.

Он имел в виду Варенечибела.

— Перестаньте, — яростно прошипела Шевеан. — Общение с гоблинами бесчестит мертвых.

— И создает самые нелепые и неестественные прецеденты передачи власти, — закончил Чавар. — Мы не можем позволить вам ввергнуть Этуверац в разруху и хаос, как вы, безусловно, собираетесь сделать. Мы должны остановить вас. Вам следует подписать бумаги.

— Бумаги?

— О вашем отречении, — нетерпеливо пояснил Чавар.

— Вы отречетесь от престола в пользу нашего сына, — сказала Шевеан, ее голос все еще дрожал от ярости, которую она копила несколько месяцев, — и удалитесь в монастырь на севере Че-Четора.

— Посвященный Чтео, — добавил Чавар; казалось он вообще неохотно позволяет говорить Шевеан, то ли потому, что она женщина, то ли из опасения, что она скажет что-нибудь лишнее. — Его монахи дают обет молчания.

Самым ужасным было то, что это предложение казалось Майе невероятно соблазнительным. Тишина, строгая чистота, поклонение Матери падающих звезд. Не нести ответственности ни за кого, кроме себя. От капитуляции его удержала не жажда власти и даже не забота о своих подданных. Простая истина, пронзившая его холодом до мозга костей: независимо от того, что обещал, даже свято веря в свои слова, Чавар, Шевеан убьет его, как только найдет способ это сделать.

Затем появились и другие соображения: факт, что Идра еще ребенок; что регентства в Этувераце всегда были эпохой бедствий; что политика Чавара приведет страну к разорению; что до сих пор не известно, кто взорвал «Мудрость Чохаро»; что народу меньше всего нужен еще один Император наряду с Зимним.

— Что вы сделали с нашими нохэчареями? — резко спросил Майя.

— Лейтенан Телимеж невредим, — ответил Чавар. — Сонное колдовство, не более того.

— А Дажис Атмаза?

Смех Шевеан казался хрупким и острым, как тонкие льдинки.

— А кто, как вы думаете, исполнил колдовство?

Майю захлестнула горячая волна стыда и разочарования. Если даже его нохэчарей отвернулся от него, может быть, Чавар и Шевеан были правы? Может быть, он просто заблуждался, уверяя себя, что его правление предпочтительнее их альтернативы?

Возьми себя в руки! Голос в голове прозвучал пронзительно и резко, как голос Сетериса, хотя Сетерис должен был бы радоваться его гибели. Может быть, в смятении подумал он, это Император Эдрехазивар VII упрекает Майю, мечтавшего стать буфетным мальчиком.

Возьми себя в руки! Не твоему лорду-канцлеру решать, можешь ли ты быть Императором, и тем более не твоей невестке.

Он выпрямился и посмотрел Чавару прямо в лицо.

— Мы будем говорить с Идрой. — Чавар выпучил глаза, и Майя решил, что вот теперь его вполне устраивает внешний вид лорда-канцлера. — Если вы хотите сохранить это отречение в тайне, мы должны поговорить с нашим племянником. В противном случае вам придется нас убить.

— Не горячитесь так, Ваше Высочество, — предупредил Чавар.

— Мы спокойны, заверяем вас. Дайте поговорить с Идрой или убейте нас. Это ваш выбор.

Чавар и Шевеан шепотом провели переговоры, в результате которых два телохранителя были отправлены за Идрой. Майя почувствовал облегчение при мысли, что Идра не был вовлечен в заговор своей матери, и снова погрузился в кошмарные воспоминания о регентствах прошлых веков. Редкий ребенок-Император доживал до совершеннолетия, и Майя не хотел, чтобы Идра присоединился к их скорбному перечню.

Минут через десять или пятнадцать появился принц Унтеленейса, завернутый в широкий халат, вероятно, когда-то принадлежавший его отцу.

— Мама, что случилось? Почему… — А потом он узнал Майю и затих, широко распахнув глаза.

— Привет, кузен, — сказал Майя.

— Ваше Высочество, — ответил Идра и довольно сносно поклонился. — Мама, что это такое?

Она ответила не сразу, и Майя подумал, а когда она, собственно, планировала рассказать все сыну? Просто собиралась разбудить утром с новостью, что он теперь Император?

Идра ждал, и, наконец, Шевеан произнесла:

— Это то, чего хотел бы ваш дед. Вы знаете, что он считал вас своим наследником после вашего отца.

— Вы свергаете нашего дядю, — решительно заявил Идра.

— Он не годится для Этувераца, — сказала Шевеан. — Полукровка, выскочка без воспитания и манер. Он не Император, Идра!

— Он погубит Этуверац, — с нажимом произнес Чавар. — Он не имеет ни малейшего представления о государственных делах и управлении страной.

Идра нахмурился.

— Несомненно, для этого и существуют императорские Советники.

— Вы не понимаете, — сказал Чавар.

— Никто и не ожидает, что вы будете править сами, — добавила Шевеан. — Вы еще ребенок.

— Мы всего лишь на четыре года моложе дяди. — И если мы ничего не понимаем, как мы сможем быть Императором лучшим, чем он?

Сетерис дал Майе только поверхностные знания риторики и логики, однако, вполне достаточные, чтобы понять, что Идру-то учили очень тщательно.

— Вы будете иметь регентов, Идра, — сказала Шевеан.

Глаза Идры встретились со взглядом Майи. Лицо и уши мальчика выражали явную тревогу, и Майя спросил себя, помнит ли он истории Белтанхиара V и Эдретелемы VIII, а так же всех несчастных мальчиков, погребенных ныне в Унтеленейсмере?

— А что будет с дядей, мама? — Спросил Идра. — Вы собираетесь его… убить?

— Конечно, нет, — слишком горячо возразила Шевеан.

— Он уедет в монастырь на севере Че-Четора, — объяснил Чавар. — Монахи будут добры к нему.

Идра помолчал несколько мгновений, все еще хмурясь. Затем он выпрямился и решительно произнес:

— Нет.

— Что? — Голоса Чавара и Шевеан слились в дружный хор.

— Нет, — повторил Идра. — Мы отказываемся узурпировать трон нашего дяди.

— Идра! — Воскликнула Шевеан, но Идра не дал ей договорить.

— Мы не считаем, что дедушка хотел этого.

— Идра, вы знаете, что он чувствовал…

— Он был Императором, — сказал Идра, в упор глядя на мать. — Он не хотел, чтобы законы попирались подобным образом только из личного предпочтения. А нашему отцу было бы стыдно за тебя, мама.

Это неожиданно детское замечание после очень взрослых рассуждений оказалось весьма болезненным ударом. Майя впервые видел Шевеан в таком замешательстве. Она не ответила, зато вмешался Чавар:

— Вы не понимаете преимуществ…

— Вы слишком любите собственную политику, — сказал Идра. — Весь двор это знает, лорд Чавар. Но наш наставник, Лейлис Атмаза, говорит, что это вовсе не означает, что другая политика плоха. И мы не понимаем, как вы можете оценивать политику Императора, когда Эдрехазивар у власти всего четверть года.

— Вы ничего не знаете…

— Именно поэтому мы не считаем, что сможем стать лучшим Императором, чем наш дядя, — подвел итог Идра. — Мы не будем этого делать.

Чавар в панике начал искать новые способы убеждения:

— Вы знаете, что делаете с вашей матерью, мальчик? Вы понимаете, что с ней будет?

То же самое, что и с вами, недобро подумал Майя. Но промолчал. Он должен был услышать, сдержит ли Идра свое слово.

— Мы не сможем изменить то, что она сделала, — с несчастным видом сказал Идра, — И, лорд Чавар, это еще худшая причина для узурпации трона, чем те, о которых вы уже упоминали.

— Идра, мы зашли слишком далеко, чтобы останавливаться сейчас, — вмешалась Шевеан. — У нас нет времени для угрызений совести.

— Мать, — сказал Идра, и Майя с удивлением понял, что мальчик взбешен не меньше своей матери. — Говорить об этом бесполезно. Мы ничего не сделали. Мы ничего не знали. Если бы нам было известно хоть что-то, вы бы не «зашли так далеко». Мы никогда не согласимся с тем, что вы сделали. Мы не можем поверить, что вы хотели втянуть нас в преступление.

— Ради тебя! Идра, мы сделали это ради вас!

Идра отпрянул назад, словно кошка, обнаружившая, что поставила лапу во что-то липкое.

— Мать, — тихо сказал он, — это страшная ложь.

Лицо Шевеан побелело, и она прорычала:

— Хватит об этом. Талар, уведите эрцгерцога прочь.

Майя подозревал, что она хотела высказаться покрепче, но была вынуждена выбирать слова. И все же Шевеан ошиблась. Если бы она позволила Идре уйти самостоятельно, телохранители послушались бы ее, но теперь, после ссоры своих господ, они, очевидно, считали, что в семье появился новый глава.

— Талар, — сказал Идра, — мы с сожалением вынуждены просить вас больше не исполнять приказания нашей матери.

— Идра! — От потрясения Шевеан позабыла о гневе.

Вероятно, ей никогда не приходило в голову, что Идра может бросить ей вызов. Идра смотрел на нее без внешних признаков волнения, но Майя заметил, что он начал дрожать. Я не хотел ставить тебя перед выбором, с горечью подумал Майя, а капитан телохранителей пробормотал:

— Мы не понимаем, Ваше Высочество.

— Поговорим об этом позже, — сказал Идра. — Ваше Высочество, каковы будут ваши распоряжения?

И в то же мгновение дверь содрогнулась от пинка дворцового гвардейца.

* * *

Позже Майе рассказали о том, как Немер, оглушенный одним из телохранителей Шевеан, пришел в себя на холодном мраморном полу. Он подполз к Телимежу и обнаружил, что не может его разбудить. Потом Немеру удалось, несмотря на тяжелое сотрясение мозга, шатаясь и падая, преодолеть три лестничных пролета до станции пневматической почты, где всегда дежурит девушка. Девушка первым делом отправила срочные сообщения гвардии Унтеленейса, а затем разбудила слуг Алсетмерета. Неудивительно, что именно Цевет первым поинтересовался, где сейчас находится Шевеан, и куда она могла уйти, остальное было делом недолгого времени. Майе оставалось только оградить Идру от ареста вместе с Чаваром, Шевеан и ее телохранителями.

До рассвета еще было далеко, хотя Майя не удивился бы, обнаружив солнечные лучи над восточным горизонтом. Он отдал приказ перевести Идру с сестрами в Алсетмерет; солдаты были отправлены, чтобы охранять, но не арестовывать без уважительной причины Чавада и Драхада, для Немера вызвали врача, после чего Майя сказал Цевету:

— Все остальное может подождать еще четыре часа, — и вернулся в свою холодную разоренную постель.

Он не мог заснуть, просто лежал, составляя в уме неприятный список срочных дел, начиная с назначения нового лорда-канцлера и заканчивая Дажисом.

Мысль о Дажисе снова заставила его подняться с постели.

— Ваше Высочество? — Сказал Бешелар.

Его голос звучал немного странно.

Майя едва заметил, что Бешелар и Кала вместе с Цеветом были первыми, кто обнаружил его в лабиринте подвалов под покоями принца Унтеленейса. Он так привык к своим нохэчареям, что перестал видеть их. Вот почему он не заметил недовольства Дажиса, а оно должно было быть очевидным, раз Шевеан с Чаваром удалось использовать его.

Возможно, он тоже думал, что ты недостоин править… Майя отбросил эту мысль и решительно спросил Бешелара:

— Что будет с Дажисом?

Бешелар бросил на Майю испуганный и несчастный взгляд.

— Ваше Высочество, это должен решить Атмазар.

Майя гордо направился к двери спальни и распахнул ее. Кала, единственный человек в комнате, вскочил на ноги.

— Ваше Высочество, вы… — он плакал.

— Что будет с Дажисом?

Кала побледнел еще сильнее, хотя это казалось невозможным, но не попытался уклониться от вопроса.

— Ваше Высочество, он совершит сэппуку.

Сэппуку. Самоубийство в соответствии со строгими ритуалами Ули. Внезапно мир содрогнулся перед глазами Майи, но Кала подхватил его под руку и заставил сесть в кресло.

— Откиньте голову на подголовник, — голос Калы звучал ласково, словно он говорил не с Императором. — Вдохните поглубже. Вот и все.

— Мы просим прощения, — сказал Майя, помня, что Бешелар маячит в дверном проеме. — Мы не хотели.

— Конечно, нет, — ответил Кала, и Майя испытал благодарность за доброту в его голосе. — Это был шок, Ваше Высочество. Мы сами виноваты.

— Нет, ибо мы ни о чем вас не просили. Можем ли мы что-нибудь сделать? Подать прошение о помиловании в Атмазар?

— Ваше Высочество, — Кала запнулся, и когда Майя поднял на него глаза, заметил, как Кала пытается побороть слезы в голосе.

— Это был глупый вопрос, — сказал он, желая освободить Калу от необходимости ответа.

— Нет, Ваше Высочество, совсем не глупый. Но… Дажис нарушил клятву нохэчарея и сделал это не по неосторожности, но по собственному выбору. Он выбрал предать вас, и его участь будет решена не Адремаза и не Вашим Высочеством. Никем из людей, потому что он дал клятву богине. — Кала сделал паузу, сглотнул и добавил: — Если бы вы умерли, мы… — он обвел комнату рукой жестом, включающим Бешелара и отсутствующего Телимежа, — …совершили бы сэппуку вместе с ним.

— Он этого не заслуживает, — прорычал Бешелар.

— Ох, — сказал Майя.

— Не один Дажис нарушил присягу прошлой ночью, — мягко заметил Кала.

— Да, — согласился Майя, но любил он только Дажиса.

Любил? Что за беспомощный детский лепет. Он покачал головой.

— Можем ли мы увидеть его? Перед… — Ему пришлось остановиться, чтобы проглотить комок в горле.

— Он придет, чтобы просить прощения, Ваше Высочество, — сказал Кала. — Чтобы заключить с вами мир перед уходом.

— Мы надеемся, что он также попросит прощения у Телимежа, — добавил Бешелар.

— Да, — согласился Кала. — Это еще одна нарушенная клятва.

— Зачем? — Это слово вырвалось из горла Майи с такой силой, что заставило закашляться. — Почему он это сделал?

— Честно говоря, Ваше Высочество, — сказала Кала, — не можем себе представить. Мы бы… — он стоял неподвижно, только выше поднял подбородок. — Я бы никогда так не поступил. Я бы не смог причинить вам такую боль. Даже без всякой клятвы.

— Я тоже, — признался Бешелар, но его голос звучал так, словно это признание вытащили из него клещами. — Ваше Высочество, вам надо поспать. Мы можем вызвать доктора Ушенара со снотворным, если это поможет.

— Нет, — сказал Майя. — Мы не можем спать. Мы не должны были пренебрегать своими обязанностями.

— Ваше Высочество, — запротестовал Кала, — вы ничем не пренебрегали.

— Обморок — это не слабость, — примирительно сказал Бешелар. — Мы все-таки пошлем за доктором Ушенаром.

— Нет! — Возразил Майя. — Никаких врачей.

— Тогда, по крайней мере, ложитесь снова, — попросил Кала. — Если хотите, вы можете продиктовать нам список неотложных дел, а мы поработаем вашим секретарем.

Это был настолько похоже на конфетку для капризного ребенка, что Майя покраснел и расправил уши.

— Благодарим вас, нет. Вызовите наших эдочареев, пожалуйста.

Аврис и Эша были исполнены неодобрения, как и Кала с Бешеларом. Майя спросил о Немере.

— Он отдыхает, Ваше Высочество, — многозначительно произнес Аврис и добавил, еще более внушительно: — Как следовало бы и вам.

— Мы совершенно здоровы, — возразил Майя, — мы не настолько хилы, что одна бессонная ночь сможет подорвать наши силы.

— Вы просто не видели себя в зеркало, Ваше Высочество, — едко заметил Эша.

— Мы не спрашиваем ничьих советов, — Майя знал, что его гнев несоразмерен, но был не в силах унять его. — Нам нужно многое сделать, и мы не собираемся прятаться от своих обязанностей под одеялом.

Больше эдочареи спорить не пытались, и Майя спустился в Черепаховую гостиную в состоянии сдерживаемой холодной ярости, которую никогда прежде не чувствовал. Цевет либо внимательно наблюдал за ним, либо был предупрежден, потому что был собран, деловит и воздерживался от замечаний.

— Ваше Высочество, мы сожалеем, но существуют явные свидетельства того, что Осмин Бажевин знала о замысле принцессы Шевеан.

— Осмин Бажевин? — Тупо переспросил Майя. — То есть она… ох.

— Она призналась, как только гвардейцы Унтеленейса вступили в покои принцессы. Она знала, но молчала из страха перед принцессой.

— Идиотка, — сказал Майя, прежде чем успел взять себя в руки.

Уши Цевета дернулись, но он просто подтвердил:

— Да, Ваше Высочество, — и ждал.

— Отправьте ее в Эсторамир к Шевеан, — приказал Майя и сомкнул зубы, преграждая дорогу потоку новых ругательств.

Несправедливо было бы называть Осмин Бажевин неблагодарной, после того, как он сам позволил ей выбрать наименее неприятное решение из всех непривлекательных вариантов. Но все же он дал ей возможность выбора и позволил жить с Шевеан, хотя и сомневался в целесообразности этой дружбы. И еще он так устал от предательств этой ночи.

Цевет откашлялся.

— Кроме того, Ваше Высочество, мы сочли необходимым задержать большую часть служащих лорда-канцлера, в том числе вашего двоюродного брата Осмера Нелара.

— Мы не удивлены, — сказал Майя. — Как много членов нашего правительства участвует в заговоре, как вы думаете?

— Только Свидетель епархии, — быстро ответил Цевет. — Кажется, монастырь был его идеей.

— Нам следует поблагодарить его, — с горечью заметил Майя.

Действительно, прекрасная идея.

— Другие Свидетели Коражаса верны вам, Ваше Высочество. Они уже прислали письма поддержки, как и члены Парламента и маркиз Лантевел в том числе. Наши сотрудники расследуют каждый нюанс этого дела.

Он заколебался, и Майе пришлось сделать сознательное усилие, чтобы не нахмуриться.

— Что такое, Цевет?

— Мы только хотим заверить Ваше Высочество, что не имеем ни малейшего сомнения в лояльности вашей семьи и секретарей.

— Да исключением Дажиса.

— Да, Ваше Высочество, — с несчастным видом согласился Цевет. — И мы… мы хотели бы так же заверить Ваше Высочество в нашей личной верности. Если у вас есть хоть малейшее сомнение, мы подадим в отставку. Мы не…

— Остановитесь, Цевет! — Майя посмотрел на него. — Милостивые богини, почему вы думаете, что мы сомневаемся?

— Но, Ваше Высочество, мы перешли к вам от лорда-канцлера и мы знаем… мы знаем, что когда вы выбрали нас своим секретарем, вы выбирали между нами и Осмером Неларом. Мы не хотим, чтобы вы чувствовали, что…

— Ничего подобного мы не чувствуем, — твердо заявил Майя. — Мы и мечтать не могли о лучшем секретаре, и нам ни разу не пришло в голову сомневаться в вашей преданности. Кроме того, — он сумел выдавить из себя кривую улыбку, — если бы вы участвовали в заговоре лорда Чавара, он был бы организован гораздо лучше.

Майя видел, как распрямляются плечи Цевета, а улыбка, вернувшаяся на лицо секретаря, выглядела намного лучше, чем его собственная.

— Тогда, Ваше Высочество, есть еще один личный вопрос, который, как мы думаем, Вы могли бы решить до наступления утра.

— Да? — Сказал Майя.

— Дети, Ваше Высочество. Принц Идра и его сестры. Они переведены в детскую Алсетмерета, как вы и приказали, но горничная, приставленная к ним, говорит, что они очень боятся и тревожатся. Мы считаем, что вы значительно поможете, если поговорите с ними.

— И что мы должны им сказать? — Мрачно удивился Майя. — Что их мать вовсе не предательница?

— Они понимают, что сделала их мать, Ваше Высочество, — сказал Цевет. — Даже Ино, самая младшая. Мы считаем, что им будет спокойнее, если они буду знать, что вы не обвиняете их.

— Конечно, не обвиняем.

— Тогда вы должны им это сказать.

— Но мы не можем, Цевет. Мы ничего не знаем о детях!

— Ваше Высочество, — просто сказал Цевет. — У них больше никого нет.

* * *

Эта простая истина заставила Майю отправиться в детскую Алсетмерета, которая находилась на первом этаже правого крыла за собственной системой больших решеток. Императрицы, заметил Майя, могли при желании жить в Унтеленейсе: ни Сору с Арбелан, ни вторая жена Варенечибела Императрица Лэшань никогда не жили в Алсетмерете, но наследники Императора были совсем другим делом.

Может быть, я с самого начала должен был перевести Идру сюда, подумал Майя, но он знал, что не смог бы это сделать.

У решетки дежурили два гвардейца, а еще двое у дверей детской комнаты. Майя почувствовал облегчение, убедившись, что никто не пренебрегает безопасностью детей. Один из охранников открыл дверь и объявил:

— Его Императорское Высочество Эдрехазивар Седьмой.

Да уж, теперь испуганные дети почувствуют себя в полной безопасности, подумал Майя, но не имел права упрекнуть гвардейца за точное выполнение устава. В сопровождении Калы с Бешеларом он вошел в комнату и обнаружил, что дети Шевеан уже поднялись ему навстречу; ладошки девочек сжимали руки их брата. Идра поклонился, а Ино и Миреан присели, так и не отпустив друг друга. У всех троих были красные глаза и припухшие веки. Слишком много людей в Алсетмерете плакали сегодня ночью.

— Пожалуйста, садитесь, — попросил Майя, чувствуя себя неуклюжим и грузным, как грозовая туча.

Он опустился в потертое кресло и ждал, пока дети снова усядутся на диван. Он сделал глубокий вдох и, благодарный Бешелару за то, что тот закрыл дверь, отбросил формальности:

— Меня зовут Майя. Я надеюсь, что вы будете называть меня по имени.

Глаза маленьких девочек расширились. Идра прикусил нижнюю губу, а затем осторожно сказал:

— Спасибо, Майя.

Он не помнил, как давно его не называли по имени, во всяком случае кто-то, кроме Сетериса. Незнакомое странное чувство почти сковало его язык и губы.