— Хотите что-нибудь выпить? — спросил он.

— Например?

— Виски, пиво?

Было только десять утра. Валландер покачал головой. Хотя он был бы не прочь выпить пива.

— Нет, спасибо, — сказал он.

Экберг встал и скоро вернулся со стаканом виски.

— Чем вы занимаетесь? — спросил Валландер.

Ответ Экберга удивил его. Меньше всего он ожидал услышать такое.

— У меня консалтинговая фирма по подбору персонала. Я занимаюсь в основном тем, что разрабатываю методы решения конфликтов.

— Любопытно, — сказал Валландер. Он был все еще не вполне уверен, что Экберг с ним не шутит.

— Кроме этого я держу портфель акций, и в настоящий момент они приносят мне прибыль. Доход у меня сейчас стабильный.

Валландер решил, что Экберг говорит правду. Он вернулся к теме наемников.

— Как случилось, что вы стали интересоваться наемниками?

— Они представляют то лучшее, что есть в нашей культуре, но что, к сожалению, исчезает.

Валландера покоробил его ответ. Самое ужасное, что Экберг, казалось, искренне верил в то, что говорил. Валландер не понимал, как такое возможно. В его голове быстро пронеслось, что Экберг, вероятно, не единственный шведский бизнесмен, носящий такие татуировки. Мог ли кто-нибудь предположить, что финансистами и экономистами будущего станут культуристы, держащие у себя в гостиных настоящие музыкальные автоматы?

Валландер вернулся к теме разговора.

— Как вербовали людей для войны в Конго?

— В некоторых барах в Брюсселе и даже в Париже. Никакой огласки. Кстати, так делают и до сих пор. Особенно после того, что случилось в Анголе в семьдесят пятом году.

— А что случилось?

— Некоторые наемники не вернулись вовремя. В конце войны они попали в плен. Новое правительство начало судебный процесс. Большинство из них были приговорены к смертной казни и расстреляны. Все это было очень жестоко. И совершенно бессмысленно.

— За что их приговорили к смерти?

— За то, что они были наемными солдатами. А какая разница? Солдат всегда наемник.

— Но ведь они не имели никакого отношения к войне? Они же пришли со стороны. И воевали, чтобы заработать.

Экберг проигнорировал комментарий Валландера. Как будто это было ниже его достоинства.

— Они должны были вовремя выбраться из зоны военных действий. Но в боях потеряли двух своих военачальников. А самолет, который должен был забрать их, приземлился не в том месте, в саванне. Все складывалось крайне неудачно. В плен взяли примерно пятнадцать человек. Большая часть сумела выбраться. Многие из них дошли до Южной Родезии. Под Йоханнесбургом есть памятник тем, кого казнили в Анголе. На его открытие съехались наемники со всего мира.

— Среди расстрелянных были шведы?

— Это были в основном англичане и немцы. Родственникам дали сорок восемь часов на то, чтобы забрать их тела. Приехали очень немногие.

Валландер думал о памятнике под Йоханнесбургом.

— Другими словами, между наемниками всего мира существует большая общность?

— Каждый отвечает сам за себя. Но общность есть. Без нее нельзя.

— Наверное, многие становятся наемниками именно поэтому? Потому что ищут общности?

— На первом месте деньги. Потом — риск. И потом — общность. В таком порядке.

— Так правда состоит в том, что наемники убивают за деньги?

Экберг кивнул.

— Естественно. Наемники никакие не чудовища. Они обычные люди.

Валландер испытывал все большее отвращение. Но он понимал, что Экберг верит в каждое свое слово. Такого убежденного человека он не встречал уже очень давно. Ничего чудовищного в этих солдатах, готовых убить кого угодно за приличную сумму денег, нет. Напротив, это выражение их человечности. Так считал Юхан Экберг.

Валландер достал копию фотографии и положил ее перед собой на стеклянный стол. Затем пододвинул ее Экбергу.

— У вас тут повсюду киноафиши, — сказал он. — А вот это — настоящий снимок. Сделанный в стране, которая тогда называлась Бельгийское Конго. Больше тридцати лет назад. Еще до вашего рождения. На ней три наемника, один из которых — швед.

Экберг наклонился и взял фотографию. Валландер ждал.

— Вы узнаете кого-нибудь из этих трех мужчин? — спросил он через не которое время.

Он назвал два имени. Терри О’Банион и Симон Маршан.

Экберг покачал головой.

— Вполне возможно, что это не настоящие их имена, а имена, которые они взяли себе, став наемниками.

— В таком случае мне эти имена знакомы, — сказал Экберг.

— Человек посередине — швед, — продолжил Валландер.

Экберг встал и направился в смежную комнату. Вернулся с лупой в руках и стал заново рассматривать снимок.

— Его зовут Харальд Бергрен, — сказал Валландер. — Я приехал из-за него.

Экберг ничего не ответил. Он продолжал смотреть на фотографию.

— Харальд Бергрен, — повторил Валландер. — Во время той войны он вел дневник. Вы узнаете его? Вы знаете, кто это?

Экберг отложил в сторону лупу и фотографию.

— Конечно же мне известно, кто такой Харальд Бергрен, — ответил он.

Валландер вздрогнул. Он не знал, что ему мог ответить Экберг. Но то, что он услышал, было для него полной неожиданностью.

— Где он сейчас?

— Его нет в живых. Он умер семь лет назад.

Вообще Валландер не исключал такой вероятности, но все же он испытал некоторое разочарование, что это случилось так давно.

— Отчего он умер?

— Он покончил собой. Обычный поступок для мужественного человека. Для того, кто привык вести вооруженную борьбу в тяжелых условиях.

— Почему он покончил с собой?

Экберг пожал плечами.

— Думаю, ему все осточертело.

— Что осточертело?

— Что может осточертеть, когда человек кончает с собой? Сама жизнь. Скука. Усталость, одолевающая тебя, когда каждое утро смотришь в зеркало.

— Как это произошло?

— Он жил в Соллентуне, к северу от Стокгольма. Одним зимним утром он положил в карман пистолет, сел в автобус и доехал до конечной остановки. Вышел в лес и застрелился.

— Откуда вы все это знаете?

— Знаю. И это значит, что он вряд ли имеет какое-либо отношение к убийству в Сконе. Только если он не стал привидением. Или не подложил мину, которая взорвалась только сейчас.

Валландер не взял с собой дневника Бергрена. Сейчас он об этом пожалел.

— В Конго Харальд Бергрен вел дневник. Мы нашли его в сейфе убитого. Торговца автомобилями, которого звали Хольгер Эриксон. Вам что-нибудь говорит это имя?

Экберг покачал головой.

— Вы уверены?

— С памятью у меня все в порядке.

— Вы не знаете, как туда мог попасть этот дневник?

— Не знаю.

— Как вы думаете, что могло больше семи лет назад свести этих людей?

— Я видел Харальда Бергрена всего один раз. Это было за год до его смерти. Тогда я жил в Стокгольме. Однажды вечером он зашел ко мне. Он был очень возбужден. Сказал, что в ожидании новой войны разъезжает по стране, работая месяц здесь, месяц там. У него ведь была профессия.

Валландер забыл о такой возможности. Хотя это было написано в дневнике — на самых первых страницах.

— Вы имеете в виду, что он был автомехаником?

Экберг впервые был удивлен.

— Откуда вы знаете?

— Из дневника.

— Торговцу автомобилями мог потребоваться еще один автомеханик. Может, Харальд был в Сконе и там познакомился с этим Эриксоном.

Валландер кивнул. Конечно же, могло быть и так.

— Харальд Бергрен был гомосексуалистом? — спросил Валландер.

Экберг улыбнулся.

— Еще каким, — ответил он.

— Это обычно среди наемников?

— Да нет. Но и необычным не назовешь. Наверное, такое встречается и среди полицейских?

Валландер не ответил.

— А такое не встречается среди консультантов по разрешению конфликтов? — вместо этого спросил он.

Экберг встал и подошел к музыкальному автомату. Он улыбался.

— Встречается, — сказал он.

— Вы даете объявления в «Терминаторе», — продолжил Валландер. — Вы предлагаете свои услуги. Но там не говорится, что это за услуги.

— Я посредник.

— В чем?

— Я даю информацию о различных работодателях, которые могут представлять интерес.

— Наемная служба?

— Иногда. Иногда личная охрана, охрана транспорта. По-разному. При желании я мог бы завалить шведские газеты любопытнейшими историями.

— Но вы этого не делаете?

— Я дорожу доверием своих клиентов.

— Я не принадлежу к газетному миру.

Экберг опять сел.

— Терр’Бланш в Южной Африке, — сказал он. — Лидер нацистской партии буров. У него два шведских телохранителя. Это просто пример. Но если вы заявите об этом публично, то я естественно, буду все отрицать.

— Я ничего не скажу, — сказал Валландер.

Больше вопросов у него не было. Что на самом деле означали ответы, которые он получил от Экберга, он пока не знал.

— Можно я оставлю фотографию себе? — спросил Экберг. — У меня небольшая коллекция.

— Можно, — ответил Валландер и встал. — У нас есть оригинал.

— А у кого негатив?

— Я бы и сам хотел это знать.

Уже на пороге Валландер понял, что у него есть еще один вопрос.

— Для чего вы все это делаете?

— Мне присылают открытки со всего мира, — ответил Экберг. — Только поэтому.

Валландер понял, что другого ответа он не получит.

— Я не уверен. Но может случиться, что я позвоню. В случае, если у меня появятся еще вопросы.

Экберг кивнул. И закрыл дверь.

Когда Валландер вышел на улицу, дождь превратился в дождь со снегом. Одиннадцать часов. В Евле ему больше делать нечего. Он сел в машину. Харальд Бергрен не убивал Хольгера Эриксона и Ёсту Рунфельдта, естественно, тоже. То, что могло стать вероятной версией, рассыпалось у них в руках.

«Придется начинать все заново, — подумал он. — Придется вернуться к исходной точке. Вычеркнем Харальда Бергрена. Забудем про дневники и ссохшиеся головы. Что мы тогда увидим? Наверное, что среди последних работников Хольгера Эриксона был Харальд Бергрен. И что еще он был гомосексуалистом.

Самый верхний слой расследования ничего не дал.

Надо копать глубже».

Валландер завел двигатель и, нигде не останавливаясь, поехал в «Арланду». В аэропорту он не сразу нашел место, где должен был оставить взятую напрокат машину. В два часа он сидел на диванчике, ожидая своего вылета. Он рассеянно листал забытую кем-то вечернюю газету. Дождь со снегом прекратился, еще когда он подъезжал к Уппсале.

Самолет вылетел вовремя. Валландер сидел у прохода. Он почти сразу заснул. А проснулся оттого, что ему заложило уши, когда самолет уже садился в «Стурупе». Рядом с ним сидела женщина, которая штопала носки. Валландер удивленно посмотрел на нее. Потом ему пришло в голову, что он должен позвонить в Эльмхульт и спросить про машину. В Истад ему придется ехать на такси.

Но выйдя из самолета и направившись к выходу, он вдруг увидел Мартинсона. Он понял, что что-то случилось.

«Только не новое убийство — подумал он. — Что угодно. Но только не это».

Мартинсон заметил его.

— Что случилось? — спросил Валландер.

— Зачем ты выключаешь мобильный телефон, — сказал Мартинсон. — Тебе невозможно дозвониться.

Валландер замер.

— Мы нашли сумку Ёсты Рунфельдта, — сказал Мартинсон.

— Где?

— Она лежала на видном месте у обочины дороги на Хёер.

— Кто ее нашел?

— Кто-то остановился пописать. Он заметил сумку и открыл ее. В ней лежал листок с именем Рунфельдта. Этот человек читал об убийствах в газетах и сразу позвонил. Там сейчас Нюберг.

«Хорошо, — подумал Валландер. — Это уже что-то».

— Тогда едем, — сказал он.

— А тебе не нужно сначала заехать домой?

— Нет, — ответил Валландер. — Это мне нужно меньше всего.

Они направились к машине Мартинсона.

Неожиданно Валландер поймал себя на том, что торопится.

23

Сумка лежала на том же месте, где ее нашли.

Это произошло совсем рядом с обочиной, и два полицейских автомобиля и группа людей вызывали любопытство многих, проезжающих мимо.

Нюберг был занят поиском и закреплением следов. Один из ассистентов держал его костыль, а сам он, стоя на коленях, ковырял какой-то предмет на земле. Когда подошел Валландер, он поднял глаза.

— Ну как Норланд? — спросил он.

— Сумки я не нашел, — ответил Валландер. — Но там очень красиво. Правда, холодно.

— Если нам повезет, мы сумеем установить довольно точно, сколько она тут пролежала, — сказал Нюберг. — Ведь это важно, не так ли?

Сумка была закрыта. Никакой бирки с адресом или рекламой туристического агентства.

— Вы говорили с Ваньей Андерсон? — спросил Валландер.

— Она уже была здесь, — ответил Мартинсон. — Она опознала сумку. Мы открыли ее. На самом верху лежал пропавший бинокль Ёсты Рунфельдта. Так что сумка наверняка его.

Валландер попытался сосредоточиться. Они на трассе 13, к югу от Энеборга. Здесь рядом перекресток, где можно, в частности, свернуть к Лёдинге. Если же ехать в другую сторону, то окажешься южнее озера Крагехольмсшё, недалеко от Марсвинсхольма. Валландер подумал, что они находятся как раз между местами преступлений. Или в углу треугольника, вершиной которого был Истад.

«Тут все очень близко, — подумал Валландер. — Мы посередине невидимого центра.

Сумка лежит на восточной стороне дороги. Если тот, кто ее туда положил, ехал на машине, то ехал он, вероятно, на север, от Истада. Но еще он мог приехать из Марсвинсхольма, свернуть на перекрестке у Сёвестада и потом поехать на север». Валландер попытался взвесить эти две альтернативы. Нюберг, конечно, прав: будет намного легче, если они определят, когда была оставлена сумка.

— Когда мы сможем ее забрать? — спросил он.

— Не позже, чем через час, — ответил Нюберг. — Я скоро закончу.

Валландер кивнул Мартинсону, и они пошли к его машине. На пути из аэропорта Валландер рассказал, что одно важное обстоятельство эта поездка все-таки прояснила. Но никак не помогла им в другом вопросе: почему Хольгер Эриксон завещал деньги церкви в Емтланде, — это по-прежнему оставалось загадкой. Зато теперь они знали, что Харальд Бергрен умер. В истинности слов Экберга можно было не сомневаться. Он не станет бросать слов на ветер. Прямого отношения к смерти Хольгера Эриксона Бергрен иметь не мог. Однако им предстоит выяснить, работал ли он у Эриксона, хотя рассчитывать, что это куда-нибудь их приведет, не приходится. В головоломке расследования некоторые отдельные части нужны лишь для того, чтобы разгадать самое важное. С сегодняшнего дня Харальд Бергрен и есть именно такая второстепенная часть.

Они сели в машину и поехали в Истад.

— Может, Хольгер Эриксон давал безработным наемникам подработать? — предположил Мартинсон. — И после Бергрена был еще кто-то, кто не вел дневника? И по какой-то причине ему вдруг взбрело в голову вырыть Эриксону яму с кольями?

— Это, конечно, возможно, — неуверенно сказал Валландер. — Но как тогда объяснить то, что случилось с Ёстой Рунфельдтом?

— Пока что мы этого не знаем. Может, нам надо сосредоточиться именно на нем?

— Эриксон все-таки погиб первым, — ответил Валландер. — Возможно, конечно, что это ничего не значит. Но ведь у нас нет не только мотивов и улик. Нам совершенно не за что зацепиться.

Мартинсон какое-то время ничего не говорил. Они проезжали Сёвестад.

— Как туда попала его сумка? — вдруг спросил он. — Он же должен был ехать в противоположном направлении — в сторону Копенгагена. И тогда проезжал бы Марсвинсхольм. Что же на самом деле произошло?

— Я бы тоже хотел это знать, — ответил Валландер.

— Мы осмотрели машину Рунфельдта, — продолжил Мартинсон. — Она стояла за домом. «Опель» девяносто третьего года. Там все в порядке.

— А ключи?

— Ключи мы нашли в квартире.

Валландер вспомнил, что до сих пор не узнал, заказывал ли Рунфельдт такси на то утро, когда он должен был уезжать.

— Хансон сказал, что говорил с фирмой «Такси». Рунфельдт заказал машину в Мальмё на пять утра. Но у них записано, что вызов был ложный. Шофер подождал какое-то время, после чего они позвонили Рунфельдту, так как думали, что он проспал, но к телефону никто не подошел, и шофер уехал. Хансон сказал, что человек из «Такси», с которым он разговаривал, описал все очень подробно.

— Выглядит, как хорошо спланированное нападение, — сказал Валландер.

— И убийца, похоже, был не один, — заметил Мартинсон.

— К тому же, они очень хорошо знали о планах Рунфельдта, например, что тот уезжает рано утром. Кто мог это знать?

— Список таких людей ограничен, но вообще-то он есть. Кажется, его составила Анн-Бритт Хёглунд. Об отъезде Рунфельдта знала Анита Лагергрен из туристического бюро, знали дети Рунфельдта — дочь, правда, знала только, в какой день, но не знала, что рано утром. И вроде все.

— А Ванья Андерсон?

— Она думала, что знает. Но как потом оказалось, нет.

Валландер медленно покачал головой.

— Об этом знал кто-то еще, — сказал он. — Среди этих людей нет человека, которого мы ищем.

— Мы начали просматривать список его клиентов. В целом, судя по найденным сведениям, за все годы у него было около сорока… — назовем это заданиями. Иначе говоря, не так уж и много. Четыре задания в год. Но существует все же вероятность, что тот, кого мы ищем, был его клиентом.

— Это нужно тщательно проверить, — ответил Валландер. — Работа не из легких. Но, возможно, ты прав, и убийца действительно клиент Рунфельдта.

— У меня такое предчувствие, что это расследование затягивается очень надолго.

Валландер мысленно согласился с Мартинсоном.

— Хотелось бы надеяться, что ты ошибаешься, — сказал он. — Но это вряд ли.

В половине шестого они подъехали к Истаду.

— Дети Рунфельдта вроде решили продавать цветочный магазин, — сказал Мартинсон. — Они предложили Ванье Андерсон. Но, кажется, у нее нет денег.

— Откуда ты это знаешь?

— Звонил Бу Рунфельдт. Они с сестрой хотели уехать после похорон.

— Когда похороны?

— В среду.

— Хорошо, пусть уезжают, — ответил Валландер. — Если понадобится, мы их найдем.

Они свернули на стоянку у здания полиции.

— Я говорил с механиком из Эльмхюльта, — сказал Мартинсон. — Твоя машина будет готова к середине следующей недели. Судя по всему, ремонт обойдется тебе довольно дорого. Но ты, наверное, в курсе? Еще он пообещал, что машину доставят в Истад.

Когда они вошли, у Сведберга сидел Хансон. Валландер коротко рассказал о своей поездке. Хансон был сильно простужен, и Валландер посоветовал ему пойти домой.

— Лиза Хольгерсон тоже больна, — сказал Сведберг. — Похоже, у нее грипп.

— Разве уже началась эпидемия? — удивился Валландер. — Тогда у нас могут быть проблемы.

— Да нет, у меня самая обыкновенная простуда, — заверил Хансон. — К завтрашнему дню все пройдет.

— У Анн-Бритт Хёглунд заболели оба ребенка, — сказал Мартинсон. — Но завтра возвращается ее муж.

Валландер ушел, попросив позвать его, когда привезут сумку. Он хотел написать отчет о своей поездке и собрать все необходимые для этого чеки. Но по дороге передумал и вернулся.

— Могу я взять чью-нибудь машину? — спросил он. — На полчаса.

Несколько рук протянули ему ключи. Он взял машину Мартинсона.

Уже стемнело, когда он поехал на Вестра Вальгатан. Судя по ясному небу, ночь обещала быть холодной. Градуса два-три ниже нуля. Он оставил машину у цветочного магазина и пошел по направлению к дому Рунфельдта. В окнах горел свет, и он подумал, что это, наверно, его дети. Полицейских там больше не было, и они могли начать собирать вещи и выкидывать ненужное. Последний итог жизни покойного. Валландер вдруг вспомнил о своем отце. О Гертруде и своей сестре Кристине. Ведь он даже не съездил в Лёдеруп помочь им разобрать вещи отца. Хотя вещей было немного, и необходимости в его помощи не было, показаться там все-таки следовало. Валландер не мог понять, почему он забыл — то ли мысль эта была ему неприятна, то ли просто закрутился.

Он остановился у подъезда Рунфельдта. Улица была пуста. Желая восстановить картину происшествия, он встал перед парадным и огляделся. Потом перешел на другую сторону улицы и опять посмотрел вокруг. Рунфельдт на улице. Время пока неизвестно. Вечер или ночь. Он без сумки. Спускается зачем-то на улицу. Если это утро, то он берет сумку с собой. Улица пуста. Он ставит сумку на тротуар. Откуда появляется такси? Где он его ждет — у парадного или на другой стороне? Что-то происходит, и Рунфельдт вместе с сумкой исчезает. Сумку находят на обочине дороги, ведущей в Хёер. А самого Рунфельдта обнаруживают мертвым, привязанным к дереву недалеко от замка Марсвинсхольм. Валландер посмотрел на обе двери дома. Спрятаться там негде. Он взглянул на фонари. Те, что освещали подъезд Рунфельдта, целы. «Машина, — подумал он. — Здесь, прямо у крыльца стояла машина. Рунфельдт спускается, из нее кто-то выходит. Допустим, Рунфельдт испугался и издал какой-то звук, но тогда наблюдательный сосед непременно бы его услышал. Если же человек был ему незнаком, то Рунфельдт, скорее всего, только удивился. Человек подходит. Ударяет его. Или угрожает ему?» Валландер вспомнил, как отреагировала Ванья Андерсон, увидев тело Рунфельдта в лесу. За то короткое время, что его считали пропавшим, он сильно похудел. И Валландер поэтому был убежден, что его морили голодом. Итак, Рунфельдта в бессознательном состоянии волокут в машину, а может быть, угрожают или затаскивают силой. Он исчезает. Сумку находят у дороги на Хёер. Прямо у обочины.

Увидев сумку, Валландер в первую очередь подумал, что ее специально положили на видном месте.

Опять какая-то демонстративность.

Валландер вернулся к подъезду и начал с начала. Рунфельдт выходит на улицу. Он собирается в путешествие, которого с нетерпением ждал. Он едет в Африку смотреть на орхидеи.

Но тут мимо Валландера проехала машина, и он сбился.

Он начал ходить взад-вперед у парадного, думая о том, что, вероятно, десять лет назад Рунфельдт убил свою жену. Заранее подготовил прорубь и утопил ее. Жестокий человек, он избивал женщину, которая родила ему детей. Со стороны — услужливый продавец цветов, страстно увлеченный орхидеями. И вот он собирается в Найроби. Все, кто разговаривал с ним за несколько дней до исчезновения, единодушно подтверждают, как искренне он радовался предстоящему путешествию. Любезный человек и чудовище в одном лице.

Валландер стал прохаживаться от парадного до цветочного магазина. Он думал о взломе и пятне крови на полу. Спустя два или три дня после того, как Рунфельдта видели в последний раз, кто-то вламывается в магазин. Ничего не украдено, ни одного цветка. На полу кровь.

Валландер отрешенно покачал головой. Было что-то такое, что от него ускользало. Под поверхностью скрывался еще один слой. Ёста Рунфельдт. Знаток орхидей и чудовище. Хольгер Эриксон. Любитель птиц, поэт и торговец автомобилями. О чьих жестоких выпадах по отношению к окружающим тоже ходили слухи.

«Их объединяет жестокость, — думал Валландер. — Вернее, скрытая жестокость. У Рунфельдта она проявляется более отчетливо. Но сходство между ним и Эриксоном есть».

Валландер вернулся к подъезду. Рунфельдт выходит на улицу. Ставит сумку на землю. Это если дело происходит утром. Что потом? Он ждет такси. Но когда оно приезжает, Рунфельдта уже нет.

Валландер остановился на ступеньках. Рунфельдт ждет такси. А что, если приехало другое такси, ненастоящее? Ведь Рунфельдт знает только, что заказал такси, но знать, какая именно машина приедет и кто за рулем, он не может. Он садится в машину. Шофер помогает ему с сумкой. И они едут в Мальмё. Но дальше Марсвинсхольма они не уезжают.

Можно ли считать, что события развивались именно так? Что Рунфельдта держали где-то недалеко от леса, где его потом нашли мертвым? Но сумку-то его обнаружили на шоссе по дороге в Хёер. В совершенно другом месте — ближе к Хольгеру Эриксону.

Валландер понял, что зашел в тупик. Конечно, предположение о еще одном такси ему и самому казалось не особенно правдоподобным. Но, с другой стороны, он не знал, что и думать. Совершенно ясно только одно: случившееся у подъезда Рунфельдта было хорошо спланировано. Кем-то, кто знал о его поездке в Найроби.

Валландер поехал обратно в полицейский участок. У входа он увидел кое-как припаркованную машину Нюберга. Значит, сумку уже привезли.



Ее положили на расстеленный на столе полиэтилен и пока не открывали. Нюберг пил кофе вместе со Сведбергом и Хансоном. Они ждали его возвращения. Мартинсон разговаривал по телефону, было слышно, что с кем-то из детей. Валландер отдал ему ключи от машины.

— Сколько она там пролежала? — спросил Валландер.

Ответ Нюберга озадачил его. Такого он услышать не ожидал.

— Самое большее два дня, — сказал Нюберг. — Максимум три.

— То есть, ее довольно долго держали где-то еще, — добавил Хансон.

— Тогда напрашивается еще один вопрос, — сказал Валландер. — Почему преступник только сейчас решил от нее избавиться?

Ответа никто не знал. Нюберг натянул резиновые перчатки и открыл сумку. Как раз, когда он собирался вынуть лежавшие сверху вещи, Валландер его остановил. Он склонился над сумкой, не понимая, что привлекло его внимание.

— Мы ее сфотографировали? — спросил он.

— В открытом виде — нет, — ответил Нюберг.

— Сфотографируй, — сказал Валландер. Сумка была упакована как-то не так. Валландер, правда, не сразу понял, в чем дело.

Нюберг ушел и вернулся с фотоаппаратом. У него болела нога, и он велел Сведбергу залезть на стул и сделать снимки.

Потом они стали распаковывать сумку. Перед Валландером возник образ человека, собравшегося в путешествие в Африку практически налегке. Никаких неожиданных предметов или вещей в сумке не было. В боковом кармане документы и довольно большая сумма денег в долларах. На дне — несколько записных книжек, литература об орхидеях и фотоаппарат. Они молча разглядывали содержимое. Валландер пытался понять, что привлекло его внимание, когда открывали сумку. Нюберг начал разбирать несессер и рассматривал название на каком-то пузырьке.

— Для профилактики малярии, — сказал он. — А Рунфельдт знал, что может пригодиться в Африке.

Валландер осмотрел пустую сумку. Внутри за молнию зацепился какой-то предмет. Нюберг вынул его. Это оказалась пластмассовая прищепка для именной таблички.

— Может, он ездил на конгрессы? — предположил Нюберг.

— В Найроби он ехал фотографировать, — ответил Валландер. — Конечно, она могла заваляться с какой-нибудь предыдущей поездки. — Он взял ее через салфетку за булавку сзади и поднял к глазам. От нее пахло духами. Он задумался. Поднес Сведбергу, стоявшему рядом с ним.

— Ты чувствуешь, чем она пахнет?

— Лосьон после бритья?

Валландер покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Это духи.

Все, кроме простуженного Хансона, по очереди понюхали. Все согласились с тем, что она пахнет духами. Женскими духами. Валландер выглядел все более озадаченным. Эта табличка казалась ему знакомой.

— Кто-нибудь из вас видел такие таблички раньше? — спросил он.

Ответил Мартинсон.

— По-моему, их используют в областном совете Мальмёхюс. Такие есть у всех, кто работает в больнице.

Валландер мысленно с ним согласился.

— Странно получается, — сказал он. — Именная табличка, пахнущая духами, лежит в сумке Ёсты Рунфельдта, которую он собирался взять с собой в Африку.

В ту же минуту он понял, что его остановило, когда открыли сумку.

— Я бы хотел, чтобы сюда приехала Анн-Бритт Хёглунд, — сказал он. — Больны ее дети или нет. Может, с ними полчаса посидит ее волшебная соседка? Мы бы ей за это заплатили.

Мартинсон набрал номер. Разговор был очень коротким.

— Она едет, — сказал он.

— Зачем ты ее вызвал? — спросил Хансон.

— Мне только нужно, чтобы она кое-что сделала с этой сумкой, — ответил Валландер. — Больше ничего.

— Нам сложить вещи обратно? — спросил Нюберг.

— Как раз этого делать не надо, — ответил Валландер. — Именно поэтому я и хочу, чтобы она приехала. Сумку сложит она.

Они удивленно на него посмотрели. Но никто ничего не сказал. Хансон высморкался. Нюберг сел на стул и вытянул больную ногу. Мартинсон выскользнул из комнаты, видимо, позвонить домой. Валландер вышел в коридор и встал перед картой Истадского полицейского района. Он изучал дороги, соединяющие Марсвинсхольм, Лёдинге и Истад. «Где-то обязательно должен быть центр, — думал он. — Какая-то реальная географическая точка, общая для всех событий. Очень редко преступник возвращается туда, где было совершено преступление. Однако он часто по нескольку раз проходит мимо одного и того же места».

По коридору торопливо шла Анн-Бритт Хёглунд. Валландер, как всегда, почувствовал угрызения совести за то, что вызвал ее. Ей часто приходилось оставаться одной с двумя детьми, и сейчас Валландер как никогда понимал ее проблемы. Правда, на этот раз для вызова у него были полнейшие основания.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

— Ты знаешь, что мы нашли сумку Рунфельдта?

— Да, я слышала.

Они вошли в зал заседаний.

— На столе — содержимое сумки, — сказал Валландер. — Надень перчатки и уложи все обратно.

— Я должна сделать это как-то по-особенному?

— Так, как ты это обычно делаешь. Когда-то ты мне говорила, что всегда собираешь вещи мужа. Другими словами, тебе не привыкать.

Она начала. Валландер был благодарен ей за то, что она не задавала никаких вопросов. Они наблюдали за ее действиями. Анн-Бритт Хёглунд уверенно выбирала нужные вещи и складывала в сумку. Закончив, она отошла назад.

— Застегнуть?

— Не надо.

Они собрались вокруг стола и смотрели на то, что получилось. Все было так, как предположил Валландер.

— Откуда ты знал, как Рунфельдт укладывает свою сумку? — спросил Мартинсон.

— Подождем с комментариями, — прервал его Валландер. — Кажется, в столовой сидит кто-то из дорожной полиции. Позовите его.

Вошел полицейский, о котором говорил Валландер. Его звали Лаурин. Они уже успели выложить все вещи обратно на стол. Было видно, что Лаурин устал — Валландер слышал, что, вылавливая пьяных водителей, на дорогах усилили ночной контроль. Валландер попросил его надеть резиновые перчатки и уложить вещи на столе в сумку. Лаурин тоже ни о чем не спрашивал. Валландер заметил, что к заданию он отнесся серьезно и укладывал все аккуратно. Когда Лаурин закончил, Валландер поблагодарил его, и тот ушел.

— Совершенно по-другому, — сказал Сведберг.

— Ничего доказывать я не собирался, — сказал Валландер. — Вряд ли это вообще возможно. Но когда Нюберг открыл сумку, я почувствовал, что что-то не так. Мужчины, как мне кажется, укладывают вещи иначе, чем женщины. А эта сумка была упакована так, словно это делала женщина.

— Ванья Андерсон? — предложил Хансон.

— Нет, — ответил Валландер. — Не она. Сумку укладывал сам Ёста Рунфельдт. В этом мы можем быть почти уверены.

Анн-Бритт Хёглунд первая поняла, к чему он клонит.

— Ты хочешь сказать, что ее потом переупаковали? И что это сделала женщина?

— Я ничего не хочу сказать. Я просто пытаюсь думать вслух. Сумка пролежала на улице несколько дней. Ёста Рунфельдт исчез гораздо раньше. Где была сумка все это время? Возможно, ответив на этот вопрос, мы сможем объяснить и странную нехватку в ее содержимом.

Никто кроме Валландера об этом раньше не задумывался. Но все сразу поняли, что он имеет в виду.