Андрей Добров

Полет «Сапсана»





Мне надо было в Питер. Друзь­я посоветовали поехать на «Сапсане»: утром садишься в поезд — и к началу дня уже в Северной Пальмире (или Венеции — я вечно путаюсь).

Все дело в скорости. «Сапсан», как известно, развивает более двухсот километров в час. Это очень неприятно — особенно если сидишь спиной к движению, да еще в семь утра, да еще проснувшись в пять, да еще без завтрака. Но люди привыкают и к этому.

Сто лет назад один из пассажиров первых поездов рассказывал: «Мы мчались с сумасшедшей скоростью — тридцать километров в час, и ветер срывал с нас шляпы!». Ученые всерьез обсуждали: сможет ли человеческий мозг выдержать напряжение такой сумасшедшей скорости. Тысячи лет человечество передвигалось со скоростью идущей шагом, ну максимум рысью лошади, а тут — тридцать километров в час!

Вот и я пытался привыкнуть к скорости в двести. Конечно, есть такие умники, которые давно привыкли к такой скорости, причем на улицах Москвы. Им даже мигалки выдают, чтобы они могли быстро ездить. Тут есть один секрет: если быстро едешь, то ничего не видишь. Летишь на интуиции и мастерстве. Вот и люди с мигалками воспринимают окружающий их мир на интуиции и мастерстве — кто с большим, кто с меньшим успехом. При этом, правда, теряются детали, отдельные судьбы, маленькие поселения, моногородки и прочее.

Вот и я, сидя в пластмассовом чреве «Сапсана», видел, как мимо мелькают станции, но прочесть их названия мой мозг не успевал. Если раньше ты ехал — Москва, Голицыно, Фирсановка, Крюково, Бологое, — проделывал некий путь, такое Москво-Питерское дао, то теперь ты садишься на Ленинградском вокзале в Москве, а выходишь на Московском вокзале в Ленинграде. И все — никакого Пути-дао. Функционально до стерильности.

Представьте себе «Сапсан» во времена Венечки Ерофеева, герой которого сел бы в поезд на Курском вокзале, а уже через двадцать минут вышел бы из него в Петушках практически трезвый. Он бы нашел свою любовь и остался жив. А мы бы потеряли целую книгу — причем одну из лучших.

В России путешествие — это литературная форма. Чичиков едет за мертвыми душами, Петруша Гринев — через Симбирск в место службы, Радищев — из Петербурга в Москву. На «Сапсане» он мог бы успеть сыграть на нетбуке в пасьянс, и только.

Когда едешь на телеге, то успеваешь рассмотреть окружающий мир до деталей. Ты едешь в мире, в нем самом, окруженный им, накрытый небом, по расстеленной дороге, всеми органами чувств воспринимая его. Когда ты пролетаешь мимо в пластмассовом угре «Сапсана», ты отстранен от мира, ты дышишь кондиционированным воздухом и максимум, что успеваешь увидеть, — проносящиеся мимо дома и массы леса.

Мы стараемся исключить дорогу из нашей жизни. Нам кажется, что прогресс должен работать, как черт: сел на черта и из Диканьки перенесся в Питер. Что мы выигрываем? Комфорт, экономию времени и сил.

Но мы и что-то проигрываем. Не бывает в жизни так, чтобы выигрывать без проигрыша. Мы, как США, — живем в долг, не понимая, что нам предъявят. Мало того, мы считаем, что нам ничего никто предъявить не может, потому что мы — Короли Вселенной.

Мужчина, которому не нужно бегать, охотиться и драться, наращивает жир. Это природная функция. Если у мужчины нет пресса, то организм, чтобы прикрыть живот, как самое уязвимое и не защищенное костями место, формирует толстый жировой слой — именно для того, чтобы клыки хищника увязли в этой слежавшейся массе и человек мог иметь шанс на еще один удар каменным ножом. Именно поэтому прогресс сопровождается ожирением.

А чем компенсирует природа нашу потерю привычки самостоятельно мыслить? Нашу зависимость от мнения телекомментаторов? Каким жиром в нашем мозге? Нарастим ли мы мозговой живот?

Человеческий организм приспосабливается. И к плохой жизни, и к хорошей. Мы очень функциональны: если развитый мозг не нужен, он деградирует, как деградировали наши хвосты — до рудиментарных позвонков. Как деградировала мужская грудь — она не дает молока и выполняет чисто декоративную роль.

Что мы теряем, приобретая скорость? Мы теряем красоту мест, которых не видим. Мы теряем друзей, которых завели бы в дороге. Мы теряем все те жанровые сценки, которые иллюстрируют жизнь в России. Мы теряем опыт. Наши знания о жизни в России складывается в основном из телевидения. Телевидение показывает нам красоту мест, показывает нам жанровые сценки и знакомит с разными хорошими людьми. Но на самом деле это просто говорящие картинки, которые существуют вне нас. А мы существуем вне них.

Когда ты едешь на юг, видно, как природа из северной начинает превращаться в южную — темные еловые леса уходят назад, дорога льется по степи, вдруг появляются пирамидальные тополя — еще далеко от юга, еще далеко даже до Воронежа, пыль становится светлее, тоньше, свет солнца тоже как будто выгорает. И, наконец, после двух дней пути, после всех этих богомерзких кафе, где тебя кормят люди, не умеющие готовить, после рискованных обгонов и одуряющей жары появляется море — огромное, безразличное к тебе и твоим проблемам, само по себе море.

Если исключить дорогу, если прилететь самолетом, то море кажется совсем обыденным — что-то типа огромной ванны.



Журнал ОднакО

http://odnakoj.ru/magazine/zhivoj_ygolok/polet_sapsana/

2010 / #12 (28) / Живой уголок / Полет Сапсана 05.04.2010