1



На развилке Семен свернул с трассы. Дорога сразу стала уже, покрылась трещинами и выбоинами, а вскоре и вовсе лишилась асфальта. За дряхлыми ветлами промелькнула одна полуживая деревенька, другая. Скоро уже и щебенка перестала греметь по днищу, и под колесами зашуршали стебли пырея.

- Окна закройте! - крикнул Семен.

- Зачем? - не поняла Тамара на заднем сиденье.

- Сейчас поймешь, - усмехнулся Семен, резко затормозив.

Поднятые протекторами с сонного проселка клубы пыли догнали машину, припудрили крылья, капот, проникли через открытые окна в салон, вызвав дружное чиханье и недовольные возгласы.

- Ну? Что я говорил? - радостно бросил Семен, выскакивая из машины.

- Семка! Подлец! - пытаясь протереть глаза, почти выпал наружу Федор. - Уши тебе оборвать за такие шуточки. Директор института!

- Непременно! - согласилось, прыгая на траве, маленькое конопатое существо по имени Оленька.

- Для этого его надо сначала догнать, - усмехнулась Валентина.

- Семен! - заорал Федор, глядя, как его приятель, раскинув руки, замыкает в круг приличный кусок луговины. - Хватит дурить!

- И я так хочу! - завизжала Оленька, бросаясь в высокую траву.

- И что теперь прикажешь делать? - с укоризной спросила мужа Тамара, стряхивая пыль с блузки, рук, юбки и осторожно трогая прическу.

- А ничего,- тяжело дыша, бросил подходивший Семен. - Однако, дыхалка уже ни к черту. Тома, Валя, бросьте расстраиваться. Мы на природе. Искупаетесь сейчас.

- Где? - оглянулся Федор.

- Тут рядом, - засмеялся Семен. - Однако я предупреждал. Лучший способ чему-то научиться - испытать на собственной шкуре. Мне дед мой, к которому мы едем, рассказывал, как в юности езде обучался. На грузовом автомобиле. Это было чудо техники. Даже с коробкой передач. Причем не автоматической. Про руль я вообще не говорю. Силовой тренажер!

- Ну-ну, - скривился Федор. - А в качестве тормоза на этом автомобиле использовалась суковатая палка. Ее в грунт надо было втыкать.

- Палкой он заводился, - отмахнулся от приятеля Семен. - Рычаг вставлялся прямо в двигатель, крутился со значительным физическим усилием. Обучение проводилось так. Если машина глохла, ученик, то есть дед мой - Михалыч, хватал рычаг, выпрыгивал из кабины и начинал вращать двигатель. А инструктор в это время выключал в кабине зажигание и ждал, пока ученик от усталости с ног валиться не начнет. Только тогда искру давал.

- Ну, ты, инструктор, - усмехнулся Федор. - Ты еще расскажи, как дед твой по километру назад бегал, чтобы посмотреть, какой дорожный знак он только что проехал!

- А ты откуда знаешь? - удивился Семен.

- Да ты своим чудесным дедом мне уже все уши прожужжал, - ответил Федор. - Долго еще ехать-то?

- Так приехали уже, - махнул Семен рукой в сторону края поля, где синими штрихами поблескивал штакетник. - Тут он и живет. На отшибе. Дом за липами. За домом банька. За банькой речка. Три минуты по косогору вниз. Садитесь, сейчас подрулим.

- А чего это он на отшибе-то живет? - спросил Федор, возвращаясь на место и наблюдая, как Тамара и Валентина пытаются отловить разыгравшуюся девчонку.

- Бирюк он, - усмехнулся Семен. - К тому же еще и нанофоб.

- В самом деле? - удивился Федор. - И что? Жидкости через капрон процеживает?

- Через марлю, - кивнул Семен. - И еще магнит прикладывает. И к сыпучим продуктам тоже. Короче, старикан замечательный. Сам увидишь. Поехали, что ли?

2

Дед их словно ждал. Он бодро поднялся с серой колоды, вросшей в землю возле покосившейся, но свежеокрашенной калитки, прищурился, а затем поочередно и степенно пожал руки Федору и Семену, аккуратно поцеловал в щеку Тамару, поклонился Валентине и потрепал по косичкам Оленьку. Федор принялся рассматривать все еще крепкий дом. Девчонка сразу же побежала гладить добродушную дворнягу, а дед заторопился на кухню разогревать чайник. Семен открыл багажник, вытащил две больших сумки со снедью, подмигнул Тамаре:

- Тома, давай-ка, бери Валентину, Ольгу, и дуйте на речку. А мы сейчас займемся обедом. Да и деда надо уважить.

- Вы только не слишком увлекайтесь, - погрозила пальцем Валентина.

- Вы тоже, - серьезно ответил Федор.

- Да тут глубже, чем по пояс, пожалуй, что и ни одного места нет, - успокоила его Тамара и, окликнув Оленьку, повлекла за собой Валентину. - Пойдем, пойдем, купальник не нужен, тут не бывает никого.

Федор проводил глазами жену, на секунду задержал взгляд на стройной фигуре Тамары, вздохнул и пошел вместе с Семеном за дом. Под раскидистыми яблонями, развесившими зеленые, еще только завязывающиеся плоды, у бревенчатой стены приземистой баньки стоял большой стол, накрытый потертой клеенкой. Рядом гудела садовая печь, в которую Михалыч сноровисто добавлял полешки. В тазике с холодной водой лежал пук свежей зелени.

- Странно, - удивился Федор. - Место вроде тенистое, а комаров нет.

- Отчего же нет, есть, - усмехнулся в седую бороду дед. - Вечером пожалуют. На косогоре мы. Ежели днем ветерок, так всю эту живность благополучно сдувает. Вон, - он показал рукой на просвет между яблонь, - почитай от огорода и до речки - луговина.

Федор приложил к глазам ладонь, увидел мелькнувшую в высокой траве желтую панамку жены, короткую прическу Тамары и почувствовал какую-то необычную слабость, истому, словно был доставлен в это чудесное место не в салоне уютной машины, а пришел пешком.

- Ты садись, давай, милый человек, - повернулся к нему дед. - Отдыхай. Это раньше деревня - чтобы спину ломать была. Теперь деревня для отдыха.

- Не верится, что вы отдыхаете здесь, - провел рукой Федор, показывая ухоженные деревья, прополотые грядки, чистые дорожки. - Просто идеальное хозяйство.

- Спасибо, конечно на добром слове, - просиял дед, - но ты б лучше это внуку моему Семке сказал. Нет бы Ольку деду на воспитание на лето сдать, так шиш с маслом. Наведается раз в три месяца, продуктов городских привезет, и тут же обратно. Хорошо хоть в этот раз уважил, компанию организовал!

- Уважил, уважил, - по хозяйски успокоил деда Семен. - И сегодня обратно не поедем, не волнуйся. Ночлег дашь?

- А чего ж не дать? Дам! - степенно согласился дед. - Почитай родня все ж таки. Единственная на всем белом свете!

- Отчего же единственная? - не удержался от улыбки Федор. - Согласно генетическим исследованиям почти все люди дальние, но родственники.

- Ага, - крякнул дед. - Ваша ограда нашему забору двоюродный плетень.

- На-ка, зелень порежь, - пододвинул Семен Федору доску и нож. - И про научные достижения шибко не распространяйся. Михалыч науку не жалует. В его представлении от науки один вред.

- А то скажи польза? - подскочил дед, оторвавшись от пакета, из которого с кислой миной выуживал свертки и коробки со съестными припасами. - Назови мне хоть одну науку, что людям пользу принесла.

- Дед, не заводи шарманку, - поморщился Семен. - Беда в том, что ты видишь только те аргументы, которые твою точку зрения подтверждают. Давай-ка, лучше выпьем. А то угольки не скоро подойдут.

- И то дело, - улыбнулся Федор и потянул из пакета бутылку. - Вот, кстати, Михалыч, и первая польза от науки. Или водка из родника бьет?

- Родниковая, - с сомнением прочитал надпись на этикетке Михалыч, подвинул стопки. - Какая ж от водки польза? Удовольствие есть, а пользы нет никакой.

- А по мне удовольствие и есть польза, - вздохнул Федор, откупоривая бутылку и с интересом наблюдая, как дед накрывает один из стопариков выуженной из кармана белой тряпицей. - Для чего это?

- Для того, - огрызнулся Михалыч. - Может быть, от какой-нибудь науки и есть польза, да только нет ничего хуже, когда эту пользу или вред различить нельзя. Как эти ваши наны. Я еще Семкиному отцу говорил, когда он жив был, чтобы бросил этой хренотенью заниматься. А теперь просто плюнуть некуда, кругом они. Я раньше молоко в деревне у одной бабки покупал. А тут раз ее нет, другой. Наконец появилась. Где ты бродишь, спрашиваю. А она расхвасталась тут же, что в больнице была на процедурах. Что ей капельницу ставили, но только не лекарство в вены запускали, а эти наноблошки или еще что. Сосуды они прочищают якобы. Склеротические бляшки убирают.

- Дед! - протянул Семен. - Это ж рядовая процедура.

- Сомневаюсь! - ударил ладонью по столу Михалыч. - И поэтому молоко я у этой бабки брать перестал. Мне и так чудится, что на зубах у меня хрустит. Везде эта зараза. Ей и лечат, и руду добывают, и воду опресняют, вредителей уничтожают. Так и воюют, значит. У нас ведь какое правило, любое изобретение сразу в военное дело запускается, а уж если убить никого не получилось, или жертв мало, тогда пожалуйте в народное хозяйство. Так что вы меня хоть увольте, хоть как, а в моем доме никакой научной заразы не будет. Я все своими руками пощупать должен. А на слово не верил никогда и верить не буду. Да и еще сказать. Трактор и тот на поле то и дело ломается, а там детальки стальные, с руку или больше. А теперь представь, что эта ваша нана где-нибудь в артерии у меня заглохнет? Ты что, механика тоже ко мне в миниатюре отправишь?

- Какие-то у вас странные представления о нанотехнологиях, - поднял брови Федор.

- Странные, не странные, а до девяносто пяти лет дожил и еще поживу, - собрал в кулак бороду Михалыч и озорно прищурился. - А вот вам всем долгожительства не гарантирую.

- Ничего себе? Девяносто пять! - присвистнул Федор. - А не прибавляете? Лет так пятнадцать - двадцать?

- Прибавляю, - отозвался довольно дед, отправляя в рот пук зелени. - По годку двадцать седьмого июня ежегодно и прибавляю. В соответствии с собственным календарным днем рождения. А быстрее никак не выходит.

- Знай наших, - поднял стопку Семен. - За долголетие хозяина этого дома.

- Присоединяюсь, - крякнул дед и опрокинул стопку в рот, обнажив на мгновение два ряда белых здоровых зубов.

3

Когда Валентина и Тамара с Оленькой вернулись с речки, мясо, разложенное на металлической решетке, подрумянилось, картошка в чугунке рассыпалась, а овощи, порезанные в салат, дали сок и теперь вливали и свой дивный запах в аромат, стелившийся над праздничным столом. Даже девчонка, накормить которую в обычное время удавалось только силком, беспрекословно полезла за стол и потребовала немедленной и внушительной порции. Федор что-то прошептал на ухо Валентине, и теперь та с некоторым интересом, но без удивления наблюдала, как шустрый дедок по-молодецки вскакивает с места, чтобы принести то соль, то чайник из дома, и как он процеживает через тряпицу водку, и как водит обломком магнита из старого репродуктора над печеночным паштетом, и с подозрением принюхивается к неестественно красному яблоку.

- Вот то будут яблоки, - показал Михалыч на покачивающиеся в ветвях зеленые шарики, - а это очень подозрительный фрукт. Оно, конечно, может и вкусно, да только и тут думаю, без нанов не обошлось.

- Скорее без генетики не обошлось, - возразил Федор. - А вот что касается нанотехнологии, мне ваши опасения кажутся напрасными. В конце концов - если выражаться обыденным языком, то это всего лишь действительная возможность подковать не только блоху, но и кое-что значительно меньшее.

- Для куражу наука, значит, - облизал губы Михалыч. - А польза-то какая от этого?

- Ну, ты дед, даешь, - удивился Семен. - Большая польза. Без этого теперь ни один механизм не обходится, ни одна отрасль хозяйства.

- Не знаю, - усомнился дед. - Только я вот что скажу вам, доверия у меня к этой вашей науке нету. Я вот живу тут, горя не знаю, если не считать, что внук с женой и правнучкой редко заглядывает. Телевизора у меня нет. Радио тоже нет. Тырнета тем более. Телефон только обычный и все. И не страдаю я по этому добру. Семен хотел мне здесь этот… видеофон поставить, а я так подумал, что ежели поставит, так я его вообще только по видеофону видеть буду. Зато нигде как у меня не отдохнете, и здоровье не поправите.

- Вот за это выпить нужно обязательно, - подхватил речь деда Федор и, поднявшись, провозгласил. - За островок дикой, но чудесной природы в поместье дорогого Михалыча и за здоровье хранителя этой красоты!

Дед поднялся, приосанился, выпил, смахнул слезу, подхватил ведро и заторопился на родник, сообщив, что банька уже подходит, а ключевой водички еще не наношено. Федор рванулся в помощь, но Семен остановил его, выждал и, когда дед, громыхая ведром, скрылся за калиткой, прошептал:

- Чтобы дед ни творил, не пытайся ему помогать. Обидишь смертельно. Ты, да и я - здесь гости. Он хозяин. Радушнее хозяина не найдешь, но помогать или советовать - ни-ни!

- Вот как у вас строго? - удивился Федор. - Похоже, действительно бирюк Михалыч?

- И не кричи, - добавил Семен, улыбнувшись. - Слух у старика такой, что морской акустик позавидует. За сто шагов обычный разговор разбирает.

- Семен, - воскликнул Федор. - Так может, есть в его словах правда? Подальше от нашей технологической действительности, поближе к дикой природе? У меня такое чувство возникло, когда я смотрел, как дед твой движется, что не он меня старше, а я глубокий старик.

- Подожди хоронить-то себя, - остановил его Семен. - Пойдем-ка лучше искупаемся. Ну что? Отпускаете, девушки?

Девушки уже уселись раскладывать пасьянс. Оленька, было, рванулась вслед за дедом к роднику, но Тамара локо ухватила ее за подол и, жестко притянув к скамье, дала в руки карты. Семен о чем-то пошептался с женой, положил перед ней на стол небольшой кофр, подхватил с яблоневого сука полотенце и повлек за собой Федора вниз по склону. Трава на косогоре неожиданно оказалась слегка подвяленной солнцем, идти по ней было легко, и когда снизу потянуло спасительной прохладой от узкой речки, Федор даже не успел вспотеть. От выпитой водки где-то в груди и у висков плескалась легкость, перемежаемая светлой усталостью.

- Стой же ты, чертяга противный! - крикнул радостно Федор, когда Семен остановился на берегу и начал стягивать с себя футболку. - Я сейчас пьяный, поэтому все могу сказать. Веришь, уже больше десяти лет, как ты у меня Тамарку увел, а я все на нее смотреть спокойно не могу.

- Я тоже на нее смотреть спокойно не могу, - согласился Семен. - Только я не уводил ее, а просто нашел и никому не отдам.

- Вот ты так всегда, - присел на траву Федор. - Решаешь что-то и делаешь так, как решил.

- Так как надо, - ответил Семен.

- А как надо? - переспросил Федор. - Ты что, не понимаешь, что послезавтра решится судьба моей лаборатории? И моего проекта, и всего института? Если ты меня послезавтра не поддержишь, если не согласишься с началом проведения опытов с наномодулями с открытым контуром, финансирование урежут, исследования отложат, а через полгода под эту же тему подпрягутся еще с десяток лабораторий, и не факт, что мы будем наиболее предпочтительным вариантом.

- Знаешь, что меня пугает больше всего? - спросил Семен, войдя в воду и задумчиво смотря, как прижатые ступнями длинные зеленые ленты водорослей шевелятся на течении.

- Что?

- Вот эта спешка. Ты же сам прекрасно понимаешь, что расчеты не подтвердили прогнозируемость образуемых систем. Да, тысячи опытов на мышах и на рыбках. Да, оздоровление организмов, увеличение в полтора раза активного срока жизни объекта. Но ведь ты сам не вполне представляешь, как это работает. И готов начать эксперименты на людях?

- Эксперименты? - переспросил Федор. - Возможность спасти миллионы жизней уже сегодня ты называешь экспериментами? Ну ладно, я согласен, что отдаленные последствия могут быть неожиданными. Наномодули с неполным контуром взаимодействуют друг с другом, самовоспроизводятся и демонстрируют способность создавать системы с неожиданными и не всегда предсказуемыми характеристиками. Но ведь на этот случай всегда есть банальная процедура очистки организма от наноэлементов. Процедура, которая практически не дает сбоев. Никогда. Ты слышишь? Мы застрахованы!

- Слышу, - хмуро сказал Семен. - Хорошее сочетание понятий. Практически и никогда. Давай вернемся к этому разговору, но позже. Сходим в баньку, попаримся, а потом поговорим.

- Ну что ж, давай, - хмуро бросил Федор, поднялся, а затем прямо в одежде с диким криком бросился в речку.

4

Банька выдалась на славу. Казанок с горячей водой дымился в углу потемневшего сруба. Вода шипела на раскаленных колосниках. Под потолком стоял густой пар. Распаренные и довольные дамы, скрутив длинные волосы полотенцами, отправились пить чай на веранду, а Семен и Федор, заняв места на опустевших полатях, еще долго нещадно хлестали друг друга дубовыми вениками и глотали влажный пар.

- Все, больше не могу, - пожаловался Федор, вываливаясь в предбанник и погружая ковш в кастрюлю с квасом. - Вот теперь я уже точно не удивляюсь, что Михалыч в девяносто пять как козлик прыгает.

- Как козлик, говоришь? - пустил смешок в бороду, открывая дверь, Михалыч. - Хорошо, если бы как козлик. Семка, ты лекарство-то мое не забыл? Опять спина неметь начала, и провалы в памяти повторяются. Вроде бы помню, что до обеда делал, а бывает, просыпаюсь утром, и половину вчерашнего дня из памяти как корова слизнула.

- Склероз, дед, - покачал головой Семен. - Ну, ничего, это мы сейчас поправим с тобой. Укольчик и все пройдет.

- Ну, давай свой укольчик, - закряхтел дед, ложась на скамью и приспуская штаны. - Только ты смотри, чтобы как обычно, без этих ваших нанов.

- Какие наны? - улыбнулся Семен, наклоняясь к сумке. - Через иголку? Брось!

- Боишься, Михалыч? - приготовился поддеть деда Федор, но осекся, увидев побелевшее лицо Семена и показанный кулак.

- Боюсь, милок, - согласился дед. - Только не этих ваших микроштучек, а смерти своей. Она ж рядом ходит, я знаю. Слышу я ее. На зубах она у меня хрустит. Так вот, чтобы смерти избежать, главное ее увидеть. Глаза-то у меня о-го-го, а все одно мелочь вашу, что я тряпкой процеживаю, разглядеть не могу. А то, чего не видишь, оно самое страшное как раз и есть.

- Вероятно, - растерянно пробормотал Федор, расширенными глазами наблюдая, как Семен снаряжает шприц, как наполняет его розовой жидкостью из четырехугольного бокса и, наконец, делает укол в дедову ягодицу. Дед слегка напрягся, затем вздохнул и замер.

- Тридцать минут отключки, - пробормотал Федор. - Но пять кубиков очистки! Как бы реанимацию не пришлось вызывать?



- Только десять минут, - хмуро ответил Семен, убирая инструмент. - Но зато, надеюсь, до нашего отъезда он будет безопасен.

- Что значит, безопасен? - переспросил Федор. - И вообще, ты собираешься мне хоть что-то объяснить? Ты же только что проделал наноочистку. Причем ввел убийственную дозу.

- Именно для этого я тебя сюда и привез, - ответил Семен. - Смотри.

Он задрал дедову рубаху, и глазам Федора предстало тело двадцатилетнего парня. Идеальный изгиб позвоночника, крепкие мышцы, широкие плечи. Не иначе дед по привычке сутулился. Да и какой дед?

- Что это? - еле проговорил Федор. - Что это?!

- То самое, - усмехнулся Семен. - Наномодули с открытым контуром. Самоорганизующиеся системы. Стабильные и безотказные. Именно те, над которыми мы с тобой безуспешно бьемся уже десять лет.

- Это ты сделал? - побелевшими губами спросил Федор.

- Нет, - покачал головой Семен. - Отец.

- Он же умер пятнадцать лет назад! - вскричал Федор. - Ты же говорил, что его эксперименты закончились неудачей?

- Он погиб пятнадцать лет назад, - повысил голос Семен. - Я тогда в его лаборатории всего лишь лаборантом подвизался. Здесь это и случилось. Отец приехал по звонку. Фельдшерица звонила, сказала, что удар у деда. Отец и рванулся сюда. Приехал, упал и умер. Кровоизлияние. Хотя патологии никакой не было. И у фельдшерицы сельской, которая Михалычу укол делала, тоже кровоизлияние. Вот там, где я круги на луговине нарезал, ее и нашли. И все это в один день.

- Убийство? - переспросил, похолодев, Федор.

- Кровоизлияние, - повторил Семен. - Инсульт. Отец был ведущим специалистом института. Ни одна комиссия ничего не нашла. Случайное совпадение. Просто два здоровых, практически молодых человека получили одновременно и в одном месте инсульт. И умерли.

- А дед? - спросил Федор.

- Дед больше всех убивался, - ответил Семен, подбрасывая в руке четырехугольный бокс. - С тех пор и нанофобия у него. Он после того безобидного укола этой фельдшерицы едва тоже не умер. Страшная аллергия у него началась, глаз видно не было. Не знаю, как я его от больницы уберег. Вот этой штукой и спас. Это сейчас ей организм от наномодулей очищают и аллергии лечат. А тогда мы только мышам ее и кололи, чтобы приготовить их к следующим опытам.

- Бред, - покачал головой Федор. - Ни склероз, ни сенсорику этим не лечат. Раствор действует только на наномодули.

- А ты не больно ему верь, - вздохнул Семен. - Он говорит не то, что чувствует, а то, что в голову ему втемяшилось. Вот, например, Михалыч считает, что неминуемо погибнет, когда от дома отойдет. На похороны не поехал. Он вообще дальше родника от дома не отходит.

- Что твой отец сделал с ним?

- Года за два до смерти отца у деда тоже инсульт был. Полный паралич, потеря дара речи, прогнозы неутешительны. Ему тогда уже под восемьдесят стукнуло. Организм дряхлый, хуже некуда. Короче смерти ждали с часа на час. А отец уже тогда занимался этой темой. Ну, вот именно тогда и выяснилось, что некоторые микромеханизмы могут вступать во взаимодействие с организмом на клеточном уровне, и более того, перестраивать себя с учетом изменения внешних условий.

- Ну, так и мы этим теперь занимаемся! - воскликнул Федор. - Но где результаты опытов твоего отца?

- Я их уничтожил, - вздохнул Семен.

- То есть? - воскликнул Федор, вскакивая на ноги.

- Именно, что уничтожил, - повторил Семен, потянулся к вешалке и снял с нее еще один небольшой кофр. В точности такой же, как болтался на плече Тамары, отметил про себя Федор.

- Фотографироваться хочешь? - язвительно спросил он друга.

- Нет, - покачал головой Семен, откинул крышку, достал из кофра продолговатый предмет, нажал на клавишу. Раздался треск, между контактов вспыхнула голубая молния, запахло озоном.

- Электрошокер? - удивился Федор.

- Да, - кивнул Семен. - Давно уже как-то попытался деда привезти в город. Точнее испытывал я его. Чувствовал что-то. Еле уговорил. Но только и на сто метров не отъехал. Дед словно окаменел мой. А я вдруг такую головную боль почувствовал, что едва успел электрошокером его ткнуть. Только что кровью потом не плевался.

- Так и у Тамары не фотоаппарат? - прошептал Федор. - Так она знает?

- Отец вколол деду приличный объем, - продолжал говорить Семен. - Затем привез сюда. Через пару дней дед пришел в сознание, еще через неделю начал ходить. Отец не хотел его из деревни забирать. Сам понимаешь, чем ему это грозило. Да и хотел исследования продолжить.

- Ну и что? - спросил Федор. - Отец погиб. Но ты, ты можешь продолжать исследования? Почему ты уничтожил результаты его исследований?

- Я боюсь, Федор, - тихо сказал Семен. - Не за себя. За всех нас. Я еще студентиком по просьбе отца приезжал сюда каждый месяц, делал наноочистку. А в тот раз забыл. Опоздал на неделю. Хотя отец и предупреждал, что у деда ломки могут начаться. Когда все это случилось, дед просто кишел наномодулями. Но что с меня взять, годы молодые были, голова пустая. А дед тут по полу катался. Так или иначе, только молочница как это увидела, сразу в медицинский пункт побежала. Я с ней потом разговаривал. С отцом же поговорить уже не успел. Он, когда звонок этот от фельдшерицы принял, побелел как… Так на меня взглянул перед отъездом. Никогда себе этого не прощу. Именно тогда он и сказал мне, что если с ним или с дедом что-то случится, всю документацию по этому проекту надо уничтожить. И я сделал это.

- Значит это действительно возможно, - прошептал Федор, задумался, поднял голову. - Но зачем было повторять очистку каждый месяц? Вы продолжали делать ему инъекции?

- Нет, - сказал Семен. - Наномудоли уничтожаются полностью, я проверял. Но потом они появляются вновь. Другие. Неизвестные. Тысячи разновидностей!

- То есть? - не понял Федор.

- Организм их сам вырабатывает! - прошипел раздраженно Семен. - Это уже не Михалыч. Или не только Михалыч. Это генетически измененное существо. То, что сделал отец, то, что продолжаю делать я - это преступление. Это угроза всему человечеству!

- Ну, уж угроза? - присвистнул Федор. - С чего ты взял, что именно дед убил твоего отца, эту фельдшерицу? Это слишком фантастично. А вот твой молодой дед - это реальность. Его надо изучать. Необходимо взять образцы крови. Это победа, понимаешь? Победа!

- Пиррова победа, - прошептал Семен. - Ломки более никакой нет. Только стариковская мнительность. Наномодулей нет. Измененные клетки Михалыча вне его организма инертны и неустойчивы. И у меня нет образцов предыдущего штамма. И я даже не знаю, что деду вколола погибшая фельдшерица. Я ничего не знаю! Не прошу себе эту просроченную неделю никогда.

- Подожди! - поднял руку Федор, но Семен жестом заставил его замолчать.

Дед зашевелился, встряхнул головой, подтянул штаны, сел на скамье, виновато улыбнулся.

- Ой! Что-то я прикорнул маленько. Вот так-то милок, - он погрозил Федору пальцем. - Старость не радость, поживи с мое, поймешь когда-нибудь.

5

Вечер скомкался. Семен все больше отмалчивался. Федор сидел подавленный. Несмотря на то, что дед балагурил, сыпал анекдотами и какими-то забытыми историями. Оленька играла с Валентиной в пьяницу, а Тамара наливала чай и то и дело встревожено посматривала то на деда, то на Семена, то на Федора. Наконец чай остыл, вазочки с вареньем опустели, и все отправились спать. Семен потащил хнычущую Оленьку в горницу, Тамара загремела посудой в полумраке кухни, а Федор вслед за Валентиной отправился на веранду. Пристройка прилепилась прямо к кухне, оставленное окно было задернуто белой занавеской, и в нем в тусклом свете керосиновой лампы шевелилась гибкая тень Тамары.

- Все забыть не можешь, - как-то устало, без обиды, но горько прошептала Валентина.

- Да забыл уже, - сказал Федор, положил руку ей на спину, но она не ответила, замерла, притворилась спящей. Откуда-то, наконец, налетели вялые комары. Федор задернул тюль, взглянул на потемневшее окно кухни, прислушался к исчезающим во тьме шагам и неожиданно придвинул к двери тяжелое ведро с водой. Лег на кровать, стараясь не касаться жены, постарался уснуть, но сон не шел. Он не мог сказать, что не любил Валентину. Было какое-то теплое чувство, что есть рядом родная, привычная и даже красивая женщина, для которой он, начинающий грузнеть сорокалетний начальник лаборатории остается вихрастым молодым лаборантом. «Надо было парня взять с собой сюда», - неожиданно вспомнил об оставленном у тещи сыне Федор и тут понял. Понял, отчего так напряжена Валентина, хотя он никогда не позволял себе при ней даже взглянуть на свою старую обжигающую любовь, которая вот уже более десяти лет жена его лучшего друга. Валентина ловила его взгляды на Оленьку. Ее он рассматривал, не таясь, и почти всегда с грустью думал, что вот эта замечательная девчонка вполне могла бы быть его дочерью.

«Лопух», - выругал себя Федор, прислушался к стариковскому покашливанию во дворе и неожиданно улыбнулся. Вколоть бы самому себе порцию этих таинственных наномодулей на старости лет, чтобы вспомнить ощущения, которое может дарить молодое и послушное тело. И тут же добавил шепотом, вспомнив предстоящий ему доклад - «Бред, абсолютный бред».

Уже ночью, когда почти начало сереть небо от раннего июньского утра, Федор встал, нащупал босыми ногами сандалии, едва не опрокинул ведро и, чертыхаясь, вышел во двор. Висевшая над головой чуть обгрызенная Луна сделала ночь светлой, и в этом сумраке у калитки на колоде сидел Михалыч. Федор невольно сделал шаг в его сторону и замер. Михалыч сидел неподвижно. Как истукан. И смотрел на Федора или на дверь дома. Только глаза на его теле жили. Но жили они не какими-то едва заметными движениями, а блеском. Глаза блестели черными живыми провалами, словно по их гладкой поверхности стекала и пряталась под веки влага. Федор сделал шаг назад, вновь замер, чувствуя, как сжимается сердце и корни волос взбугриваются мурашками, и убрался обратно на веранду.

Утром он неожиданно уснул, но вскоре был разбужен голосами во дворе, встал, умылся у бочки с дождевой водой, увидел Семена. Тот вгляделся в его лицо, нахмурился, вздохнул:

- Значит, совсем уже не действует? Здесь, на колоде?

Федор кивнул.

- Он тут каждую ночь сидит. И зимой и летом. С тех пор как отца похоронили, - объяснил Семен.

- Это словно и не он был, - ответил Федор.

Как-то тихо позавтракали, попили чаю. Дед тоже был молчалив, хотя все уже успели привыкнуть к его зубоскальству. Добродушному подтрудниванию с оттенком превосходства пожившего человека.

- Ну, что внук? - весело спрашивал он Семена, шутливо расстегивая ремень на штанах. - Дашь правнучку на перевоспитание?

- Надо подумать, - корчил серьезную мину Семен.

Оленька начинала возмущенно повизгивать, но уже без вчерашнего энтузиазма. Ну, вот чаепитие закончилось. Семен принял у деда несколько банок варенья, обнялся и поспешил к машине. Заурчал двигатель, Федор, который уселся на заднее сиденье рядом с Валентиной, обнял ее, оглянулся и увидел у калитки деда. Он стоял маленький, сморщившийся, сутулый и даже смахивал с лица слезу. И все вчерашнее вновь показалось ему каким-то сумасшествием.

- Почему он не отходит от дома? - спросил Федор.

- Не знаю, - пожал плечами Семен. - Здесь он пришел в себя. Когда утенок выбирается из скорлупы, он считает матерью первый увиденный движущийся предмет. Возможно что-то подобное.

- Ха-ха! - взвизгнула Оленька на заднем сиденье. - Дед утенок!

Тамара наклонилась вперед и бросила на колени Семену электрошокер.

- Больше не поеду сюда.

Сказала и отвернулась к окну. Федор оглянулся. Валентина смотрела на Семена с недоумением, но, поймав взгляд мужа, улыбнулась, пожав плечами.

- Значит, я поеду один, - спокойно ответил Семен.

- Это ничего не значит, - вдруг сказал Федор. - Запретами нельзя ничего остановить. Это неправильно. Наука не может существовать в каких-то границах.

Семен посмотрел в зеркало заднего вида.

- А что делать с Михалычем?

- Ничего, - развел руками Федор. - Пусть и дальше… процеживает все через капрон.

- Однажды ему это надоест, - ответил Семен.