Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Перевод с английского: newoksa, bazalmont, garik007, 2014.

Вычитка и редактура: newoksa, lyuda_m, rediens.

Для booktran.ru, 2014.

Джеймс Кори «Человек без чести»

Лично Джорджу Луису, по Милости Бога Королю Великобритании, Франции и Ирландии. 30 сентября 172…

Ваше Величество, когда-то я был благородным человеком.

Я не хочу на склоне лет рассказывать про то, как губернатор Смит отозвал моё каперское свидетельство, или про то, как я был втянут в аферу и вынужден был выбирать между верностью короне и собственной честью джентльмена. Я сделал выбор и смирился с последствиями. Многие десятилетия я вел свою команду вдоль карибских вод, движимый чувством преданности, отчаяния и жаждой мести, изменившими мою сущность до неузнаваемости — вот только из кокона рождалась не бабочка, а мерзкая гусеница. Дурная слава обо мне пошла задолго до того, как я окончательно превратился в униженного, беспощадного и жестокосердного человека. Я потопил десятки кораблей. Я не гнушался требовать выкуп даже за членов королевской семьи. То, что не принадлежало мне по праву, я брал по необходимости. Не сомневаюсь, Вы слышали мое имя, произносимое с осуждением. Сплетники не врут, потому что я сотни раз превращал эту исконную клевету в истину. Не стану притворяться, что раскаиваюсь в содеянном. В ответ на преданность и старания я когда-то был награжден предательством, и в силу дурной натуры считаю, что однажды подорванное доверие — подорвано навсегда.

Подозреваю также, что неожиданную кончину губернатора Смита причислят к моим заслугам или обвинят меня в его гибели. Я обращаюсь к Вам не в поисках прощения или попытки защититься от необоснованных обвинений. Моя единственная надежда в том, что Вы прочтете эти строки и разберетесь в обстоятельствах смерти губернатора и моей роли в этом деле. Прошу вас об одном — читая моё откровение, понимайте две вещи: видит Бог, губернатор пал не от моей руки, хотя тысячу раз заслуживал такой расплаты. И еще кое-что — когда-то я был честным человеком.

Теперь представьте, как мой корабль, «Доминик Османский», убаюкивают августовские волны. Ураган обрушился на побережье тремя днями ранее. Воздух и море хранили спокойствие, кое случается только перед бурей или после нее. Изнуренные жаром, мы скользили по волнам, отливающим небесной лазурью и отражающим солнечный круг, подобно всевидящему оку Всевышнего или божьего ставленника, сурово взирающего на наши грешные головы оттуда, сверху. Движение меж бесконечных стихий рождало чувство глубокого умиротворения и навсегда врезалось в память. Трюм был набит соленой свининой, пресной водой, лаймами и ромом. В команде — только верные сноровистые люди, заслужившие моё доверие. Мы неделями могли не видеть землю или другие суда, прежде чем я замечал первые признаки беспокойства.

Но в тот день всё получилось иначе.

Куахог первым увидел терпящий бедствие корабль, издав дикий клич сверху, из мачтовой бочки. Акцент у Куахога, скажу я вам, один из самых необычных, какие только встречаются на Карибах. Позывной «На судне!» в его устах звучал, как «назУн дэ». Он рапортовал о задымленности, выкрикивая «якОль, якОль!» Для нас, кто плавал с ним не первый день, смысл этой тарабарщины был ясен, но в отсутствии злого умысла, думаю, никто не был уверен до конца. За Куахогом надежно закрепилась репутация весельчака, и никто из команды, включая меня, не удивился бы, если бы он только сделал вид, что заметил что-либо в море, лишь бы посмеяться сверху, глядя как мы разбегаемся по палубе врассыпную, словно тараканы. Итак, я не спешил командовать об изменении курса, пока не поднялся наверх с подзорной трубой и собственноручно не убедился в существовании этого призрачного корабля.

Абсолютно точно, это был торговый флейт, который сел на мель. Некогда гордо реющие паруса свисали с мачт, разорванные пушечными ядрами. От судна тянуло дымом. Орудийные амбразуры были наготове, полдюжины пушечных стволов выглядывали навстречу, но матросов не было видно. Судя по изорванному в клочья флагу, корабль принадлежал Дании. Перила и корма были разбитыми и обгоревшими. Оглядываясь назад, понимаю, в чем заключалась моя ошибка. Ошибка человека, не раз видевшего следы морских артиллерийских побоищ и ни разу не встречавшегося со следами обгорания от ручного оружия. Я посчитал, что судно пострадало от удара молнии, по злому року или умыслу человеческому, и попало в водоворот недавней бури. Легкий трофей, какой поймаешь не часто, лишь по счастливой случайности. Воодушевленный я скомандовал: «Полный вперед!»

Как сейчас могу вспомнить мгновение, когда мы свернули с намеренного курса по направлению к чернеющей точке, диаметром не превосходящей монету в вытянутой руке. Очертания мачт быстро приобретали форму, различимую даже невооруженным глазом. Не успев перевести дух, мы оказались перед громадиной. Вблизи степень понесенных ею повреждений стала очевидней. Сажа по бокам превратила верхние доски обшивки в уголь, плоть корабля была изъедена пробоинами. Я был уверен, что низкая посадка обусловлена не весом перевозимого груза, а тем, что флейт набрал воды. Белый дым, поднимающийся от судна, был следствием сильного перегрева. Пороховой арсенал мог взорваться в любой момент, пока мы были рядом, и этот факт весьма тревожил меня. Флейт нес гордое имя «Варгуда ван Хаарлема». Бьюсь об заклад, что все названия торговых судов в этих водах были у меня на слуху, но о «Варгуде» я не слыхивал. Следовало насторожиться, но я поступил опрометчиво, и, что еще прискорбнее, пошел на поводу собственного любопытства. Я приказал взять судно на абордаж, передав командование первому помощнику мистеру Коплеру, и перешёл на полуразрушенную палубу.

Первое, что бросилось в глаза на месте — человеческие трупы. Большинство было одето в парусину, что обыденно как для экипажей линейных кораблей, так и для матросов торговых и пиратских судов. Однако несколько мертвецов, судя по мундирам, являлись при жизни солдатами колониальной гвардии. И среди этого месива была еще большая чертовщина — какие-то фрагменты, в большей степени напоминающие лапы гигантских крабов, толщиной эдак с крупное человеческое бедро и длинной с меня самого. Я поручил людям двигаться осторожно и быть готовыми уносить ноги на «Доминик», о чем повторяться при случае не пришлось бы. Не стыдно признаться, что обстановочка на «Варгуде» навевала жуть. Прогуливаясь по палубе, я вспоминал байки о «Летучем Голландце» и чумных кораблях, бессрочно дрейфующих по океанским течениям, когда их экипаж уже давно сгинул. У горящего квартердека было жарко как в кузне, но хилое пламя, как ни странно, не набирало мощи. Паруса далеко не холщовые, из необычной огнестойкой материи. За штурвалом — обгорелый труп, руки которого приварились к рулевому механизму. Когда я задумался, что за дьявольское пекло случилось здесь, мистер Дэрроу, третий помощник капитана, окликнул меня.

Мистер Дэрроу был исключительно лаконичным человеком, будучи родом из Новой Англии, и асом морского дела, каких немного. Его тревожный тон всегда пробирал меня до костей. Повторяюсь дословно.

— Капитан Лоутон, вы нужны в трюме.

Понимаю, что фраза сама по себе не значит ничего особенного, но уверяю Ваше Величество, что это прозвучало не лучше приглашения из Преисподней. Я достал пистолеты и нырнул в трюм, подготовленный к тому, что обнаружу там нечто, доселе невиданное.

Я ошибся.

Для тех моряков, кто всю жизнь имел дело с линейными кораблями, трюмы торговых судов казались чем-то невероятным. Вместительные и хорошо защищенные, они надежно хранили груз, превращая путешествия из Старого Света в Новый в весьма прибыльные кампании. В огромном внутреннем помещении, где царила тьма, я увидел полдюжины своих людей и еще пару вещей: поддоны с золотыми слитками, выложенными в форме пирамид Инков, и силуэт окровавленной женщины, держащей в одной руке меч, а в другой — пистолет.

Осмысливая происходящее, я понимаю, что трюм не был достаточно освещен, чтобы рассмотреть подобные детали, но клянусь жизнью, что я видел эту женщину в полумраке так же ясно, как днем. Она была на полголовы выше меня, и это при том, что я далеко не низкорослый человек. Бархатная кожа цвета кофе с молоком, волосы лишь на полтона темнее. На ней были мужские брюки и парчовый жакет, которым мог бы щегольнуть любой придворный муж. Жакет был ушит по фигуре. Глаза цвета охры и свирепый взор, львиная грациозность в чертах лица, подчеркнутая острым волевым подбородком.

Я заметил, что она серьезно изранена, но продолжает стоять насмерть, преграждая путь к сокровищам. Конечно же, как только я шагнул вперед, дуло её пистолета оказалось у моего лба. Сомнений не было, что малейшего движения ее пальца будет достаточно, чтобы отправить меня к праотцам. Мистер Дэрроу склонился над юнгой по имени Картер, лежащем на палубе, поддерживая раненого за плечо.

— И как это понимать? — спросил я.

— Это моё, — ответила женщина. — Всё это добро принадлежит мне. Хотите его — придется меня прикончить, как вы уже прикончили мою команду.

— Я никого не убивал, мисс, — возразил я, заметив про себя, — на этом корабле, по крайней мере. Мое имя Александр Лоутон, капитан Лоутон.

— Лоутон?! — переспросила леди. Я заметил, как она удивилась. — Тот, который воевал с губернатором Смитом?

— И проиграл эту войну, — добавил я, ухмыльнувшись.

— Как и я, — призналась незнакомка. — Вы просто посланы мне Небесами! Вы поможете вернуть мой корабль!

Дэрроу лишь бросил взгляд в мою сторону, и мы поняли друг друга без слов. Леди путала реальность, будучи серьезно изможденной, поскольку просила вернуть судно, на котором мы все находились сей момент.

— Опустите оружие, и я сделаю, что смогу, — предложил я.

Рука ее не дрогнула.

— Сначала поклянитесь честью джентльмена, — бросила она в ответ.

Ваше Величество, трудно описать эмоции, которые возникли у меня при этих словах. Мы могли стереть эту даму в порошок, но в ее тоне не было мольбы. Она не просила, а требовала. В течение многих лет, произнося разные клятвы, я лишь сотрясал воздух, не более того. Но леди была настойчива, будто мое слово джентльмена действительно что-то значило.

— Не могу клясться тем, чего у меня нет, — признался я. — Но обещаю, что вам не причинят вреда.

Выражение ее лица стало серьезным. Незнакомка опустила пистолет и, теряя последние силы, стала обмякать на глазах. Все, что я смог сделать — это вовремя упасть на колени, чтобы предотвратить ее падение.

— Картер был ранен, — пояснил мистер Дэрроу, — при попытке отогнать мисс от золота.

— Мне казалось, что я поступаю правильно, — оправдывался молодой Картер.

— Жить будешь? — спросил я, поднимая обморочную даму.

— Выживу или сдохну, сэр, но второй раз не рискну встать на её пути.

Я оставил мистера Дэрроу наедине с горящим кораблем и понес женщину, имя которой еще не знал, на «Доминик», в лазарет доктора Коха. Ваше Величество, вероятно наслышан о докторе Кохе и его несколько подмоченной репутации. Наслышаны не безосновательно, спорить не стану. Мы все имели сомнительное реноме. Однако уверяю Вас, что как только я показался на пороге его каюты с незнакомкой на руках, которая все еще не пришла в чувства, он не изменил клятве Гиппократа и проявил по отношению к пострадавшей такую опеку, на какую способна лишь сучка, зализывающая раны своему щенку. Кох отправил меня прочь из лазарета, чтобы произвести осмотр повреждений, и дал слово, что позовет обратно, как только леди придет в себя. Свое обещание доктор не выполнил, но, учитывая обстоятельства, я не мог держать на него зла.

Вернувшись на обгоревшую палубу, я застал хрипуна Дэрроу за рассуждениями о том, что груз, перевозимый «Варгудом», по всем признакам был легальным. Золото так богато и заманчиво переливалось в солнечных лучах. Небывалый пейзаж! Металл словно ожил и осознал свою притягательность. Не спуская глаз со своей доли сокровищ, я вдруг понял, что этот трофей в истории моих побед займет особое место.

Собравшись с духом, я отдал было приказ поднимать груз на палубу, но крик «Эй! Назун дэ» нарушил наши планы. Я взял рупор и вызвал Куахога.

— Зундо на ризонте, — начал докладывать Куахог. — Над валить!

Эта часть оказалась абсолютно понятной для тех, кто плавал с Куахогом: к нам приближался линейный корабль, и что еще хуже, судно шло под флагом заклятого врага, губернатора Смита. Вторую часть рапорта Куахога — «Черти щупатые!» — я оставил без внимания. Позже я понял — мой отважный наблюдатель хотел этим сказать, что видел самых настоящих монстров. Вся команда, как один, мгновенно мобилизовалась. Сходни между «Домиником» и «Варгудом» были в ту же секунду сброшены, канаты разрублены, а парус поднят.

Осмелюсь предположить, что Вашему Величеству не случалось провести несколько лет на борту бок о бок с экипажем, подобным моему. Позвольте тогда рассказать о том, как усиливается взаимопонимание между мужчинами, которые плавают долго в одной связке: единение такое, что всё становится понятно и без слов еще до того, как отдаются приказы, командовать практически не приходится. Прошу не считать меня за хвастуна, когда я утверждаю, что моя команда действовала, как единое существо с сотней рук и общим разумом, поскольку этим заявлением, как и всем, сказанным ранее, я стремлюсь излагать исключительно факты. Если я скажу, что не прошло и пяти минут, как мы отошли от «Варгуда» и встали на курс, я даже преувеличу. «Доминику» требовались лишь малая осадка, поднятый парус и опытная рука мистера Коплера на штурвале. Эта комбинация позволяла нам уходить от погони дюжину раз. Впрочем, окидывая взором морские просторы и оглядываясь на преследователей, я понял, что вражий корабль быстро нагоняет нас. Мы попали под бриз, и оставалось лишь верить, что удача, сопутствующая губернатору по каким-то причинам, покинет его вскоре, и у нас появится шанс на спасение.

Ожидания мои не оправдались.

В течение следующего часа стало очевидно, что губернаторское судно не просто держит ход, а превосходит «Доминик» по скорости. Через подзорную трубу я видел, как форштевень разрезает волны с такой мощью, словно корабль гнала неведомая сила. По палубе шныряли легко опознаваемые мундиры колониальных гвардейцев. Было там еще кое-что. Я думал, что оно лишь причудилось. Над солдатами возвышалась массивная статуя, напоминающая в большей степени громадного паука, но это был не паук. Когда в такелаже я разглядел еще одного, судорожно дергающегося и явно подающего признаки жизни, я припомнил фрагменты с «Варгуда», которые принял за конечности краба. Звучит невероятно, но поверить в происходящее было не менее сложно. То были не статуи, а ужасные твари, сошедшие со страниц Откровения Иоанна Богослова об апокалипсисе. И к тому же одна из этих тварей нашла свой конец раньше, чем обречённому кораблю удалось убежать от преследователей, а теперь ещё две твари, колониальные гвардейцы и сам губернатор Смит мчались ко мне, чтобы закончить работу. У врага было больше пушек и множество солдат с мушкетами. Губернатор призвал в союзники адский легион, никак не меньше. На борту «Доминика» не было паники: ни тебе причитаний, ни молитв. Только напряжение, вызванное страхом и осознанием того, что нам несдобровать, если будем пойманы.

Наблюдения поглотили меня настолько, что появление гостьи на палубе осталось незамеченным. Уловив запах крови и магнолии, я отложил подзорную трубу и увидел за спиной незнакомку. Доктор Кох перевязал раны тряпками и марлей и примотал левую руку к ребрам, но женщина держалась молодцом, словно не была ранена. Говоря, она чеканила каждое слово.

— Где мы?

Я назвал наши примерные координаты, но леди настойчиво просила показать карту. Бегло изучив карту Карибского моря, она указала смуглым перстом на точку недалеко от нашей позиции.

— Сюда! — сказала она. — Доставьте нас сюда.

— Если повернем, нас перехватят.

— Если мы не повернем, они опередят нас.

Одно другого не лучше.

— В этом месте вы курсировали, когда на вас напали? — осведомился я.

— Это так, — подтвердила догадки леди. — Сейчас это наш единственный шанс!

Отмечу, сомнения промелькнули в моей голове. Всего лишь пару часов назад эта же самая женщина требовала вернуть ее на корабль, на котором сама же находилась. Я держал ее изможденное тело на руках. Оснований доверять адекватности ее суждений не было. Чувствуя мою напряженность, леди заглянула мне прямо в глаза. В полумраке трюма, будучи не в себе от боли и страха, она не утратила своей привлекательности. В свете карибского солнца она была просто неотразима. Радостное безрассудство обуяло меня. На лице расплылась ненаигранная улыбка, какую себе позволял лишь в далеком романтическом прошлом.

— Мистер Коплер, — обратился я к рулевому. — Право руля!

«Доминик» застонал от внезапного виража, его фланги и лонжерон изогнулись под тяжестью воды и мощи воздушного потока. Губернаторский корабль изменил курс вслед за нами, приближаясь к «Доминику». Уже можно было различить название судна. «Афродита» подобралась настолько близко, что стали видны клубы дыма и слышны звуки оружейных выстрелов, направленных солдатами в нашу сторону в надежде достать хоть кого-то. Реи и мачты кишели огромными паукообразными монстрами, издающими мерзкий звук, похожий на крики чаек. Не успев занять огневую позицию, враги раскрывали амбразуры. Мы находились на краю мгновения, после которого наш доблестный поход рисковал окончиться и продолжиться битвой.

Только два человека на «Доминике» в тот момент отвлеклись от происходящего и наблюдали за лазурными водами, по которым мы неслись навстречу смерти. Ваш покорный слуга и моя прекрасная незнакомка… Ваше Величество никогда не плавал на Карибах, подозреваю. Как бывалый моряк могу Вас уверить, что ни одно европейское море, даже Средиземное, колыбель цивилизации, не может сравниться с кристальной прозрачностью вод, кою можно застать в штиль на Карибах. Если смотреть вглубь, сквозь отражение облаков, кажется, будто плывешь по воздуху. Я рассматривал со своей попутчицей пеструю зелень морского дна, увидеть которую в этих широтах не ожидал. Вдруг леди истошно завизжала, как я тогда подумал, от восторга. Где-то глубоко под нами нечто, принятое мной за океанское дно, зашевелилось и, медленно перевернувшись, направилось в нашу сторону. Море вспенилось. Приглушенные крики с «Афродиты» разнеслись по волнам. Четыре громадины поднялись из пучины, образуя свод, который, казалось, доставал до неба. Словно Посейдон, сжавший нас в кулак, свод сомкнулся и поглотил солнце.

Оглушительный рев, какого я не слыхивал в жизни, заполнил все пространство. Каждой клеткой своего тела я ощущал страшную массу, будто попал в невидимые божественные тиски. Оказавшись во мраке, я еще мог различить, как мои матросы припадают к палубе, и слышал, как деревянная конструкция «Доминика» стонет в знак протеста. Я боялся, что океан захлестнет нас, перекатившись через леер, но масса, каковой бы она не была, казалось, не нарушала баланса корабля. Незнакомка поскользнулась на палубе, придавленная той же неведомой силой. Ее торжествующее выражение лица было последним, что я увидел, теряя сознание…

Существует пропасть между мирами, Ваше Величество. Более внушительная, чем любой из океанов. Бесконечную тьму ее пустоты освещают мириады роскошных звезд и вечно сияющее солнце. Корабли, курсирующие в этой небесной бездне, превзойдут в размере любое морское чудовище, какое я только знавал на Земле. Как бы Вам описать всё великолепие судна, на котором мне посчастливилось очнуться? Как рассказать о грациозности его форм, пронзительно величественной обстановке? Представьте себя идущим по широкому нефу Собора Святого Павла, где вместо мраморных колонн Вас встречают светящиеся арки, в которых вырабатывается энергия, производимая специальными кристаллами жизни. Они сияют невероятным синим светом, похожим на экзотических бабочек. Словно смытая потоком детская игрушка, бедняжка «Доминик», верно служивший нам пристанищем многие годы, завалился на бок. Через широкий иллюминатор я рассматривал звезды, неподвижные и сияющие без мерцания, каких Вы не увидите на Земном небосклоне.

И, конечно, врагов. Преследователи «Серкерии», судна столь же прекрасного, сколь обреченного, облепили корабль со всех сторон, повторив его форму в гротеске. Бездушные насекомоподобные твари роились в вакууме. Тысячи мерзких когтистых лап выглядели демонически. Их панцири светились изнутри. Зловещее желтоватое мерцание по всем признакам имело сернистую природу. Зазубренные клешни, торчащие из поганых тушек, не просто резали при прикосновении, но и были ядовиты, ко всему прочему. Ваше Величество, «Серкерия» как две капли воды походила на тот корабль, на котором достопочтенный губернатор Смит несся на всех парусах под командованием этих насекомых-демонов.

Забегаю вперед. Ничего из описанного выше я еще не знал, пребывая в объятиях необъяснимого сна. Определенно, я ничего не знал до того момента, пока не пробудился под зов незнакомого голоса.

— Капитан! Прошу, капитан, очнитесь!

Убежден, что Ваше Величество прекрасно знает, как действенно чувство страха за подопечных, которые могут оказаться в беде, возвращает к реальности из недр бессознательного состояния. Потребовалось большое усилие, чтобы очнуться. Но окончательно в себя я пришел позже. Кое-как продрав глаза, я не ожидал сюрпризов. Первой неожиданностью стал незнакомец, который меня разбудил. Стоя на коленях, он был той же высоты, что и я в полный рост. Сгорбленная фигура была покрыта мягкой буроватой шерсткой. Лицо выражало озабоченность и какую-то невообразимую доброту, образно походило на морду смиренной, безмятежной жабы, только непривычно пушистой.

Но оказалось, что незнакомец обращался вовсе не ко мне.

— Каковы наши дела, Лаан? — спросила моя спасительница.

Вопрос прозвучал тихо. Это был голос волевой личности, борющейся с болезненным состоянием или дремотой.

— Сплав, добытый вами, мы отвоевали, — отчитывался человек-лягушка, — но иккеанский флот дышит нам в спину. Капитан, а что с командой?

— Все погибли, Лаан, — ответила леди, поднимаясь на ноги. — В морской битве я выжила одна. По счастливой случайности и не без помощи этих землян.

Разволновавшись еще больше, жабоподобный человек издал глубокий гортанный звук и стал оглядывать нашу разношерстную команду. Ну, и потрепанный же видок был у нашего брата, скажу я Вам! Молодой Картер распластался на кристаллической палубе, а Куахог прилег рядышком, как будто решили вздремнуть. Мистер Коплер стоял на коленях, разглядывая окружающую обстановку. Глаза, как блюдца. Доктор Кох склонился над грудой тел, спеша помочь пострадавшим. Удивляться происходящим чудесам ему было некогда. Признаюсь, сам я сидел, оцепенев от страха, думая о прекрасной удаче или ужасном роке, закинувшим нас неизвестно куда. Когда леди встала на ноги, я поднялся вслед за ней, как того требовал этикет, и в меньшей степени из-за какой-либо физиологической потребности. Только мистера Дэрроу потусторонняя реальность никак не трогала, мне кажется. С адвокатским спокойствием на лице он обратил свой чубатый лоб в сторону женщины.

— Тысяча извинений, — сказал третий помощник капитана, — сплав, о котором идет речь к золоту Инков отношения не имеет, не так ли?

Человек-лягушка вздрогнул, а женщина улыбнулась на этот вопрос. Оба повернулись к Дэрроу.

— Вы правы, — призналась леди. — Это не настоящее золото, а редкостный сплав, который формируется в литосфере некоторых планет в результате вулканической активности.

— Вот видишь! — обратился Дэрроу к Картеру, который только что очухался. — Я ж тебе говорил, что оно слишком легкое. Из чистого золота слитки весили бы больше.

— Вы такой умный, сэр, — восхитился юнга. — Что скажете? Мы умерли или как?

— Пока нет, — опередила с ответом женщина, которую называли капитаном необычного судна. — Но скоро погибнем: без экипажа «Серкерии» от врагов не оторваться.

— Мадам, — вступил я в беседу, — боюсь, я недооценил вас и тяжесть вашего положения. Мои люди ничего не знают об управлении судами, подобных этому, но мы провели столько лет вместе в море, что это преимущество глупо скидывать со счетов.

Прекрасная незнакомка взглянула на меня. Испытываемое ею сомнение я ощутил практически кожей.

— Вы предлагаете передать вам управление «Серкерией»?

— Капитан, — перебил ее человек-лягушка. — Какие варианты есть еще?

Представьте, Ваше Величество, ситуацию с обратной стороны. Вообразите, будто я остался на борту «Доминика» без поддержки самых ценных членов экипажа. Смог бы я сохранить хладнокровие и не воспротивился бы перспективе передать управление любезному Лаану, даже если бы мы находились между вражьим судном и рифами, о которые рисковали разбиться? Определенно не смог бы. Управление кораблем — штука сугубо интимная. Передача штурвала в незнакомые руки — как измена вере, неожиданная смена конфессии. Несмотря на то, что леди и я понимали неотвратимость решения о союзничестве, в ее взгляде читалось сомнение.

— Лаан, — сказала она. — Разведи этих людей по позициям, посвяти в курс дела и окажи максимальную поддержку. Капитан Лоутон, вы поможете мне в командном узле.

— Думаете, хорошая идея — взять в заложники моих матросов?

— Если предпочитаете считать их заложниками — считайте! — огрызнулась она.

Я сдался, Ваше Величество.

Продвигаясь по просторным интерьерам «Серкерии», Карина Меер, так звали мою строптивую капитаншу, посвящала меня в суть дел. Постараюсь резюмировать в этом письме всё, о чём она мне поведала. Небесное тело, которое земляне называют Марсом, когда-то было колыбелью многочисленной и процветающей цивилизации. Величественные города, построенные из кристаллов жизни и соединенные сетью каналов сладкой воды, развернулись на равнинах и в горах. Семь разных рас, населявших Марс, соседствовали гармонично и конфликтно, враждуя и мирясь, по образу и подобию земных народов. Карина рассказывала о детстве, когда пыталась ребенком отыскать в большом ночном небе яркую точку, которая по существу являлась нашей грешной планетой. Ее повествование захватило мое воображение целиком и полностью. На месте величественных городов теперь лежат руины, каналы пересохли. Иккеанская раса всей своей мощью обрушилась на оставшиеся народы по причинам известным только их насекомству. Население планеты было вынужденно уйти вглубь марсианской коры, куда иккеанцы опасались спускаться. В просторных пещерах нашли свое убежище мягкотелые чешуйчатые манаи, лучистые имэску, громадные неповоротливые норианы, механические акреоны, соплеменники Лаана — мудрые и кроткие сориды и наши инопланетные родственники — гуманоиды. Шесть покоренных народностей влачили жалкое существование в кромешной тьме и полнейшем отчаянии до тех пор, пока Герметон, брат Карины, в результате алхимических исследований не изобрел редкий сплав, способный генерировать невероятную энергию. Большие надежды возлагались на солнечные двигатели, которые можно было бы создать и приструнить иккеанцев, набрав достаточное количество сплава.

Покоренные расы заслали своих разведчиков к глубинам вселенной в поисках драгоценного материала. Земля оказалась в зоне их интересов. Внедрившись в ядро нашей планеты, марсиане получили шанс на свободу. Движимые жаждой открытий, подпольщики упрочили свое положение и наращивали мощь, но, несмотря на это, баланс сил остался нестабильным. Нежданный союз между иккеанцами и землянами пророчил погибель всем шести марсианским расам. Эти страхи не были безосновательны, как Вы видите.

Однако выслушайте следующее: прогуливаясь по переливающимся коридорам «Серкерии», я ощущал силу этого великолепного судна. Имей я хотя бы одно такое, Ваше Величество, не преминул бы провозгласить себя Императором Всея Европы! Ни один флот не смог бы противостоять мне. Ни одна армия не заставила бы сойти на сушу. Нет городов, которые не дрогнули бы в тени этого корабля. Представьте теперь мощь врага, готового поработить сам Ад вместе с чертями, и благодарите Всевышнего, что щупальца иккеанцев не добрались еще до Англии. И снова я предвосхищаю события…

Вернемся же к команде. На своих новых постах мои ребята показали себя во всей красе. Морская закалка подарила каждому из них интуитивное понимание кинетики и механики, которому в академии не научат. Лаан и несколько оставшихся членов экипажа Карины Меер выкладывались по полной, чтобы помочь нам освоиться. Мы бороздили космические просторы, а угроза преследовала нас по пятам. Минуты перетекали в дни, дни в недели. Беспокойство овладело нами, но сейчас не об этом. Иккеанские корабли всячески пытались нарушить наши планы, сбить с маршрута, обогнать. Мы не высыпались, работали на износ и были измождены и напуганы. Спасались лишь шутками и взаимоподдержкой. С приближением к красной планете отчаяние врага становилось всё заметнее. На какое-то время я даже уверовал, что мы обыграем-таки иккеанцев. Но их войска превосходили новоиспеченный экипаж «Серкерии» по численности и сноровке. Мы попали в капкан.

И даже тогда, когда нас окружили со всех сторон, враг не терял бдительность. Ведь зверь, загнанный в угол, опаснее всего. Так я и встретился снова с губернатором Смитом.

Только представьте меня, Ваше Величество, на капитанском мостике «Серкерии». Капитан Меер стояла рядом, насупив брови. На широкой карте, по сути представляющей из себя емкость с жидкостью, светящимися линиями отражалась траектория движения нашего корабля и всей вражьей флотилии, словно божественный художник ежесекундно выводил ее кистью. Запах палёного мяса еще витал в воздухе — немое свидетельство последней схватки. Скромный Лаан и мистер Коплер заняли позиции позади меня. Каждый координировал свою часть глобальной системы, в которую слились обе наши команды. Только тогда нас приняли на «Серкерии» как своих. Я не знал, по какому чудесному принципу работает широкая кристаллическая панель, стоящая передо мной, но в ней сменялись панорамы, и, как в заколдованном сказочном зеркале, отражался не только мой облик, но и физиономия губернатора Смита. Время потрепало морскую крысу. Его желто-серая шевелюра на висках серебрилась сединой, от сладкой жизни тело оплыло жирком. Улыбался он также приветливо, как и раньше, когда я ошибочно принял его улыбку за дружескую, потеряв бдительность.

— Капитан Лоутон?! — удивился губернатор. — Не надеялся встретиться с вами здесь!

— Сэ-э-эр, — поздоровался я.

— Лоутон, ваша каперская кампания закончилась. Преступница Карина Меер будет задержана моими союзниками и предана правосудию. Это лишь вопрос времени. Вижу, наши догадки подтвердились — вы и ваш экипаж вынуждены прислуживать госпоже Меер.

— Я никого не удерживаю силой, — парировала Карина. — Вы перепутали меня с иккеанцами, которые пленяют народы и манипулируют их волей.

— Как бы то ни было, — продолжил губернатор, — у меня есть предложение, капитан Лоутон. Мои союзники предпочли бы мирную сделку по передаче обвиняемой и золота, украденного ею. «Серкерия» вне зоны их интересов. Если ваши люди будут столь любезны обеспечить конвой Карине Меер и откроют шлюзы для моих делегатов, корабль останется за вами по праву спасения.

— Искренность ваших намерений, сэр, я ставлю под сомнение, — признался я.

— Отнюдь, сэр! — убеждал меня губернатор. — Я даю вам слово джентльмена, и мы оба знаем, что я не нарушаю своих обещаний.

И это было правдой, Ваше Величество. Смит искусно, словно дьявол, умел убеждать и нарушал правила сделок также филигранно, как Мефистофель, не запятнав своей чести, включая наше с ним дельце, очернившее мою репутацию. Заручившись его обещанием получить корабль, странствующий между мирами, в обмен на Карину и сплав, я мог бы стать новым капитаном «Серкерии». В том не было сомнений.

Нужно ли объяснять Вашему Величеству причину моих колебаний? Скепсис вообще присущ таким людям, как я. Догадались ли Вы, что я не метался между перспективами потерпеть поражение или стать свободным и всемогущим? Не об этом я задумался. Мой искренний ответ последовал незамедлительно. Грубый по форме, он содержал посыл, с физиологической точки зрения невыполнимый.

В тот же миг иккеанцы перешли в наступление.

В пустоши между мирами не так просто взять судно на абордаж. Атакующий корабль нагонял нас, раскочегарив свои дьявольские двигатели до предела. Кровожадные челюсти впивались в обшивку судна. Иккеанские войны вторгались в залы и камеры «Серкерии». Большую часть уродцев мы положили в первый же час, хотя захватчикам удалось продвинуть свои позиции вглубь. Монстры были огромными, Ваше Величество, но невероятно шустрыми в противовес габаритам. Яркие лучи, испускаемые из устройств на их лапах, испепеляли человека за сущее мгновение. Кроме чертовых крабов из Преисподней, армия врага состояла из колониальных гвардейцев, призванных служить Короне, но превратившихся в наёмников адского альянса.

Мы бились повсюду: в коридорах и залах, в топливных хранилищах и во всех восьми служебных камерах. Доктор Кох вытравил врагов обратно на суда с помощью ядовитого газа, который они добыли с инженером Октусом Октатаном, манаэ по происхождению. Куахог, молодой Картер и мистер Дэрроу ухитрились спасти из руин «Доминика» пушку и разнесли ею вдребезги с дюжину паучьих иккеанцев. Желтая слизь то и дело разлеталась в стороны вместе с кусками панцирей. С гордостью докладываю, что все мои люди, от первого хулигана до последнего мерзавца, сражались героически, словно бравые ветераны былых времен. Стволы палили без промедления. Сабли выстроились в такую мясорубку, в которую боялись соваться даже наводящие ужас иккеанцы. Защищаясь неистово, мы несли огромные потери и отступали все глубже и глубже. На последних минутах боя мы остались с капитаном Меер вдвоем. В одной руке сабля, в другой — агрегат из стекла и серебра, горящий изумрудным светом. Всё, чем я сдерживал врагов, стоя спиной к спине с Кариной. До сих пор помню те ощущения. На короткий миг зловоние смерти и дым растворились, и в ноздри ударил аромат магнолии. Надеюсь, когда-нибудь на смертном одре это станет моим последним воспоминанием.

Конечно, мы проиграли битву. Хоть и заставили вражье войско изрядно попотеть. Но их численность была несоизмерима с нашей. Меня завалили на пол, сковали по рукам и ногам и поволокли в каземат к остальным. На тюремном полу можно было насчитать с сотню матросов, оставшихся от двух экипажей вместе взятых. Где-то четверть моей былой команды сгинула. Тела моряков свалили в кучу у одной из стен вместе с останками экипажа Карины Меер. Мертвые люди, судьба которых была тесно переплетена с моей, в чьи мечты я когда-то был посвящен… Среди них попадались всякие, не из числа милосердных и кротких. Но это были мои люди, и сейчас их нет! Связанная капитан Меер лежала рядом. На оголенных плечах — обширные синяки, губа разбита после встречи с вражеским кулаком. Окликнув Коплера и Дэрроу, я несколько успокоился, услышав их голоса в ответ.

— Следовало принять предложение губернатора, — заявила Карина.

Любопытный Картер хотел узнать, о каком предложении шла речь, но я проигнорировал его вопрос.

— Когда вы сдались на «Варгуде», я пообещал, что вы не пострадаете. Убежден, что Смит пренебрег бы этим обещанием. Поэтому выбора у меня не оставалось, — пояснил я.

Карина обернулась ко мне настолько, насколько только смогла. Её красноречивая улыбка выражала печаль и радость, восхищение и отчаяние одновременно.

— А если бы вы не дали обещание? — любопытствовала она. — Если бы ваша, так сказать, слегка подорванная вера в достоинство все же не сдерживала бы вас, вы бы предали меня?

Воцарилось недолгое молчание. Странное внутреннее смущение, в которое я был ловко загнан прелестной леди, неожиданно стало ключом в понимании того, что я могу себя сломать и возродиться новым человеком. Картер не успокаивался и ворчал:

— Неплохо было бы узнать условия той сделки, которую предлагал Смит…

Доктор Кох цыкнул на салагу. После тяжелого вздоха последовало признание:

— Я бы не предал вас. Даже если на карту поставлены жизни моих ребят и моя собственная, никого не отдал бы на растерзание морской крысе и его новым союзникам.

— А вы сами поняли, что, не смотря на отсутствие чести, что-то вас все равно сдерживает от предательства? Честь — это саквояж без ручки, который тяжело нести и жалко выкинуть. А от добра добра не ищут.

Что могу сказать в оправдание, Ваше Величество? В тот день я подвергся тяжелому испытанию тела и духа. Лицом к лицу встретился с громадными паучьими тварями, атакующими меня погаными жвалами, и проводил в последний путь людей не менее родных, чем члены семьи. После пережитых злоключений идея того, что нынешний Александр Лоутон, Карибский Каратель, может уйти со сцены, была подана, словно на блюдце, так непринужденно и мило. Лежа в переполненной темнице, я вскинул взор к небу и мысленно искал контраргументы для Карины. Потеря чести не означает полную утрату человечности. Еще с юности и на протяжении стольких лет я защищал свою честь и идеализировал это понятие настолько, что оно вышло мне боком. Мое честолюбие было уязвимым местом, по которому и ударил губернатор Смит, чтобы разделаться со мной. Мои морские походы, законы и правила приличия, которые соблюдались на показ, — всё стало мелочным в какой-то момент. Вы бы хотели, чтобы раздумья пошли мне во благо? Чтобы я образумился и достиг духовного просветления, переполненный добрыми чувствами? Этого не случилось. Напротив, мысли жалили меня. И как оскорбленный Ахиллес, я ушел в сторону дуться, услышав в спину нежный укор Карины Меер, что я сам волен выбирать, кем быть.

— Мадам, — возмутился я, — ваш оптимизм не уместен.

Ваше Величество, в период хандры до сих пор вспоминаю те удивление и душевную боль, которые отразились на лице Карина в ответ на сказанные мной грубости. Думаю, она могла бы подойти и вступить в спор, чтобы помочь мне лучше понять самого себя. Однако я повернулся к Карине спиной и продолжил свой собственный внутренний диалог. Словно напыщенный индюк, я провалялся в таком настроении какое-то время и начал горько сожалеть о том, что когда-то вступил на чертов «Варгуд ван Хаарлем». Не буду досаждать подробностями, поскольку этот момент истории не критичен в рамках всего повествования. И даже если бы был, я предпочел бы упустить его. Какие бы грехи не были мне присущи, бить себя в грудь, утверждая, что я прямолинейный человек, не стану.

— Капитан Лоутон, — окликнул меня мистер Коплер, вернув из раздумий к реальности.

Сам не понял, как на глаза накатили слезы. Откашливаясь, я незаметно вытер их о плечо.

— Мистер Коплер, — обратился я к первому помощнику, — гляжу, вы высвободили руки?

— Так точно, сэр.

— Обошел меня в этот раз, — процедил мистер Дэрроу.

— О! У меня палец свело, сэр, иначе я бы ему врезал! — разозлился Коплер.

— Будем надеяться, что в ближайшее время соревноваться в мастерстве высвобождения нам не придется, — урезонил их я. — Пошевеливайтесь — есть шанс отвоевать корабль.

Законы, по которым происходит абордаж и захват чужого корабля, не имеют ничего общего с перехватом судна, на котором находишься в данный момент. В первом случае все стороны в курсе, что оппонент вооружен и что схватка началась. А во втором, как бы так сказать, только одна сторона имеет преимущество в вооружении, а вторая — знает об угрозе нападения. Из двух зол я лично выбираю прямой бой, но не потому, что брезгую бить исподтишка. Вооружение более весомый аргумент, чем надежда авантюристов. После сигнала тревоги очень скоро восстанавливается баланс сил, который редко благоволит сбежавшим пленникам. С первыми охранниками, встретившимися на пути, мы разделались быстро: без лишнего шума завалили иккеанскую многоногую тварь и парочку губернаторских гренадеров, прихватили их оружие и проскользнули внутрь «Серкерии». Помещение, которое являлось нашей тюрьмой, находился далеко от ее кормы: до капитанского мостика не добраться, а вот до грузового отсека, где хранился драгоценный сплав инков, и до машинного отделения с двигателями, которые заменяли сразу и мачту, и парус, и рулевой механизм, еще куда ни шло. Времени на раздумья не было. Карина с отрядом отправились на захват груза, в то время как я с ребятами должен был отвоевать машинное отделение. Наши отряды были смешаны: в равной пропорции состояли из экипажей «Доминика» и «Серкерии», хотя каждый капитан мог бы остаться при своих людях, что вполне нормально.

Хотел бы я приукрасить историю о том, как мы штурмовали машинное отделение. Громадные пульсирующие механизмы, превышающие по габаритам самые крупные линейные корабли (и таких было с дюжину), загораживали проходы и загоняли в тупики, делая маршрут настолько сложным и извилистым, что литром крови не обошлось бы. В отчаянной схватке с личинкоподобными тварями, которых иккеанцы держали на кораблях невольниками, я несколько раз был отрезан от своей группы. Представьте, каких-то пару месяцев назад я и не подозревал о существовании на свете этих мерзких «недожуков»! Предпочел бы вообще о них не знать, но время не повернуть вспять. В самый разгар баталии раздался сигнал тревоги, и мы потеряли свое преимущество: эффект неожиданности не удался.

Когда Карина Меер добралась до нашего отряда на летающей повозке, иккеанский легион был уже в пути. Наши спевшиеся затейники, доктор Кох и Октус Октатан, соорудили временные баррикады, сузив проход в машинный отсек до размера монеты. Надежда на побег накрылась медным тазом, так как все пути были блокированы. Я понял, что наш план обречен, но всем своим видом демонстрировал обратное. Крепко держа оборону, я подбадривал команду и веселился, словно шут на плахе. Пристрелку немногочисленного трофейного оружия мы произвели тут же, открыв огонь по тесным корабельным ходам, исторгнувшим из своих глубин крики гвардейцев и мерзкое курлыканье иккеанцев, позже сменившееся монотонным жужжанием буров, прорубающих свежий проход к нашему логову.

Решив сообщить Карине дурные вести, я застал мисс Меер за чудесными светящимися картами (как те, которыми она пользовалась на капитанском мостике). Вместо яркой отметки, которая отображала «Серкерию», и красных огоньков иккеанской флотилии, плывущей вдогонку, на карте виднелась лишь одинокая «Серкерия», облепленная вражеским десантом со всех сторон настолько, что напоминала хребет ощетинившегося кота. И, как будто повторяя этот изгиб, снизу карты уже просматривалась обширная выпуклая часть самого Марса.

— Мы в западне. Враги на подходе, — рапортовал я капитану Меер.

— Даже ближе, чем кажется. Облепили нас, словно пиявки, — задумчиво произнесла она.

— Весьма печально, — вставил я словечко.

— Да как вам сказать… Оно, может, нам даже на руку, — удивила меня ответом Карина и показала на светящемся марсианском глобусе некую деталь, которую я упустил.

На фоне раскрасневшейся планеты выделился мелкий серый объект, с детской ноготь в диаметре.

— Вот тут Дворец Подземелья, главная крепость и врата в пещеры, в которых скрываются мои соотечественники. Здесь меня ждет брат. Я должна передать ему сплав, пока остаётся хоть малейшая надежда на спасение моего народа.

— Карина, — обратился я впервые к ней по имени, ибо уже было не до правил приличия, — я не знаю, как это сделать, если только не продырявить корпус и скинуть груз прямо туда.

Ни тогда, ни сейчас не понимаю, как женщины могут быть одновременно безмятежны и безрассудны.

— Прямо… Туда… — поддержала она моё сумасшедшее предложение.

Это был приговор «Серкерии», Ваше Величество. Ни в Небесах, ни в Океанах, не было кораблей, равных этому. И мы, его отчаянная и сроднившаяся команда из осколков двух экипажей, собственными руками привели приговор в исполнение… В тот момент, когда мерзкие иккеанцы поняли наш убийственный план, было уже поздно. Адские паразиты засуетились в попытке оцепить багры и дреки, но скорость и ожесточенность, с которой мы неслись навстречу Марсу, вводила их в замешательство. Немногие «счастливчики», успевшие отцепиться, тут же сгорели в пламени, поглотившем «Серкерию» словно огненный шар. Остальные десантные суда держались крепко, поэтому разбились по инерции о марсианские скалы, когда мы неожиданно скинули скорость, чтобы не влетать на всех парусах сразу в Ад, а успеть поздороваться хотя бы с Апостолом Петром.

«Серкерия» таяла на глазах, кристаллические панели разлетелись в стороны. Ух, и жесткая посадочка была, скажу я Вам! Один из гигантских двигателей оторвался от крепления и пронесся мимо нас, прежде чем улететь в багряное небо и детонировать. Ветер бил в лицо запахом крови и раскаленного железа. Величественная «Серкерия», словно гордый племенной бык, поверженный на корриде, в последний раз вздернула голову ввысь, к лунам Марса, Фобосу и Деймосу, свыклась с участью и, умиротворенная, встретила свою благородную кончину. Всё это время я держал Карину за руку. В недрах могучей «Серкерии», среди темно-синих осколков кристаллов и кусков искореженного металла, покоился деревянный остов «Доминика Османского». Как мне известно, оба наших корабля, павшие жертвами во спасение, и по сей день лежат там вместе, словно жених с невестой, похороненные в одной братской могиле, окропленной кровью мертвых врагов.

Слегка контуженный после крушения, я выполз наружу. Планета встретила меня бесконечными красными дюнами. Неподалеку виднелись руины грандиозных городов. Шпили и башни своими вершинами скребли небеса и были лакомым куском для молний. Изрядно высохший гигантский канал, более широкий, чем какая-нибудь Амазонка, храни ее Господь, сворачивал на юг, унося с собою темные густые воды. Капитан Меер приблизилась ко мне и положила свою руку на моё плечо.

— Когда-нибудь я всё это восстановлю. Клянусь, «и на Марсе будут яблони цвести»! — торжественно произнесла она.

Мы продолжили лихорадочно готовиться к заключительному марш-броску. Боеспособная половина экипажа возводила баррикады из подручных средств и сдерживала в бухте выживших после крушения иккеанцев. Марсианские лазерные пистолеты и стальные тесаки были нашими основными аргументами в этом деле. Другая половина подбирала по округе разлетевшийся груз и складывала обратно на летающую повозку, на которой тот хранился ранее. Ее воздушная платформа была не исправна: волочилась одним краем по земле, оставляя за собой пыльную траншею. Доктор Кох врачевал раненных, а Лаан произнес траурную речь над павшими. Восход Солнца, прогнавший сумрак с руин марсианских городов, стал сигналом к сбору. Привязав тросы к сломанной платформе, мы потянули груз по направлению к горизонту. Вдыхать воздух, которым до тебя не дышал ни один землянин, наблюдать призрачное свечение собственной плоти, топтать ногами багряную землю чужой планеты было весьма необычно. Мы забрались так далеко, куда ни один гражданин империи еще не добирался. Даже мой известный тезка, Александр Македонский, не мог представить такого масштаба, что можно плыть куда-то через звездную пустошь, в которой действуют силы, непостижимые разумом. Судьба миссии уже в который раз держалась на мужественных плечах англичан, вернее, на их спинах, и зависела от воли народов, имеющих столько же много общего между собой, сколько имеют муравей и муравьед. Общая цель объединяла нас — это Дворец Подземелья, массивный серый мираж в призрачном зареве Огней Святого Эльма, который уже маячил вдали.

Отчаяние, овладевшее нами в последние часы, просто не выразить словами. Тросы впивались в ладони и резали плечи. Я шел в связке с ребятами, как обычный бурлак. Заработанные в былую морскую бытность мозоли не шли ни в какое сравнение с жутью нынешних испытаний. Тело дрожало от перенапряжения, сухожилия скрипели, как деревянные корабельные доски. Нападать паучьи твари стали чаще и с каждым часом ожесточались сильнее, чувствуя силу родных просторов, на фоне которых выглядели еще более ужасно и демонически. Снова и снова мы давали им отпор. С клинков лилась желтая утробная жижа, кровавый след струился по песку позади нашего отряда. До последнего вздоха буду гордиться своей командой, сплоченной единой волей и идущей стеной через нещадные дюны.

Оставалось полпути до Дворца, когда в небе появились воздушные разведчики неприятеля.

Представьте, если сможете, Ваша Светлость, широкий марсианский небосклон цвета сирени. Представьте Солнце, которое также дарит свет Вестминстеркому Аббатству и висит над Лондоном, но здесь, на Марсе, принимает совершенно замысловатый вид, от центра к краю переливаясь радугой. Вообразите обширные городские руины, которые раньше были гордостью семи народов, а теперь их кристаллические системы жизнеобеспечения разрушены стихией и войнами. Мысленно нарисуйте огромную реку, воды которой практически недвижимы, словно кровь векового старца. Израненные и отчаявшиеся мы тянули не лямку, а надежду на спасение, крепясь, что было мочи, и уже не в силах подняться с земли, словно подбитые мотыльки. В разряженном воздухе витала примесь сгоревшего пороха и металла. Солнце жарило так, как бывает в тропический полдень. Вдруг раздался знакомый ор Куахога:

— Поный штоп! Шправ агонь!

Представьте рой стрекоз, каждая из которых жирней человеческой руки. Вихрем взметнувшись в небо на востоке, они сначала сбились в могучую волну огромного пожарища, затем рассредоточились в воздухе. Я услышал крик Карины и увидел, как ее смуглое лицо побледнело от страха.

— Надо прибавить темп, — занервничала она. — Центральный улей нас обнаружил. Если их бойцы доберутся до нас раньше, чем мы доберемся до убежища, — всё, конец!

— Должен… з-з-заметить, — встрял мистер Дэрроу, не в силах совладать с одышкой, — мне эти жуки-тупаки… перестают нравиться.

Молодой Картер ухмыльнулся:

— Эк вы, сэр, извратились над рифмой! Жуки-пауки-тупаки. Даже смешно получилось.

— Стараюсь, как могу, на службе Его Шутейшества! — торжественно произнес мистер Дэрроу.

Мы вернулись в строй и продолжили тянуть лямку. Потеряв счет времени, мы жили лишь текущим моментом, изнемогающие от физической боли и впавшие в агонию. В головах крутилась только одна мысль — быстрей бы добраться до Дворца Подземелья.

С приближением к заветному месту ландшафт стал меняться. Низкорослые пурпурные кустарники пришли на смену пустынным дюнам. Насекомоподобные ящерицы разбегались из-под ног. Огромный жужжащий рой вражеских разведчиков заслонил солнце, но мы продолжали двигаться в сумраке. Песчаные равнины чередовались с обтесанными каменными оврагами, составляя сеть лабиринтов, на которые дробился ландшафт. Мы не знали, когда враг может нанести удар, и страх провалить миссию подгонял отряд. То, что мы однажды посчитали богатствами царского масштаба, становилось неподъемным грузом вопреки надеждам. Может, оно так просто казалось в моем изможденном состоянии, но был один позитивный момент в чреде наших злоключений — чем дальше мы удалялись от «Серкерии», тем реже нападали иккеанцы: оставшиеся бойцы отлично держали заслон, не давая врагу прорваться, пока мы тянули свою повозку. Я позволил себе несколько передышек. Кровь струилась по рукам и груди, пот разъедал рубцы от ранений. Я забывал об этом, видя, как близка наша цель. Дворец Подземелья во всей красе развернулся перед нами. Широкая каменная кладка, характерная для главных соборов. Энергетические потоки, обеспечивающие жизнь, с сумасшедшим ритмом бегущие по поверхности строений. Они светились словно северное сияние и придавали дополнительную глубину пейзажу. Мистер Коплер ускорил темп, призывая людей двигаться быстрее и работать на износ, пока спины пополам не переломятся. Видя, как бедняги скалятся от натуги, я заменил самых обессиливших на отдохнувших матросов, которым вновь предстояло попотеть на славу. У проклятого Сизифа задачка была не легче нашей, но в отличие от него мы не переставали верить и были настойчивы. Ну и не стоит забывать о взаимовыручке, которая стерла границы между англичанами и карибцами, соридами и манаэ. Однако не ясно: испытания были посланы нам в искупление или в наказание?

Карина Меер подошла ко мне сзади. Внимание уже было настолько рассеяно, что я помнил происходящее лишь вспышками, и поэтому появления красавицы не заметил. Где-то в ходе нашего нескучного предприятия Карина обожгла костяшки на правой руке и получила серьезный порез на шее, но ни разу не жаловалась на это.

— Капитан Лоутон, — окликнула она меня. — Можно к вам обратиться?

— К вашим услугам, — ответил я, поворачиваясь на голос.

Уже в тот момент я догадывался, о чем пойдет речь. Отстранившись на несколько шагов от экипажа, мы остановились в голубой тени огромного кристалла, выступившего на поверхность из недр Марса.

— Мы не доберемся до пункта назначения раньше, чем враг доберется до нас, — сообщила капитан Меер. — Мы не сможем нести груз в разгар сражения.

— Я так и думал.

— Может быть, вы со своей командой отправитесь вперед и встретитесь с моим братом, приведете помощь? А я встану на защиту груза, как уже делала раньше.

Полагаю, любого другого человека ее улыбка убедила бы, что предложенное решение вполне взвешено. Однако я уже продумал альтернативы. Крушение «Серкерии» не могло остаться незамеченным нашими друзьями-подпольщиками, так же как и активность иккеанцев, преследовавших нас. Предложение Карины не означало ничего другого, кроме как крах надежды на положительный исход миссии. Она решила разыграть эту карту, чтобы спасти жизнь мне и моим людям.

— Есть еще вариант, — ответил я. — Позвольте мне вступить в переговоры. Если Смит возглавляет эту орду, иккеанцы, вероятно, подчинятся его приказу. А данное слово чести губернатор не нарушит.

— О чем вы собрались говорить с ним или его хозяевами? — спросила капитан Меер.

Пришла моя очередь улыбаться.

— О том, что первое взбредет в голову! — заявил я.

Секунду она смотрела на меня с недоверием. Всё время нашего знакомства, начиная с «Варгуда», я ни разу не предлагал Карине свое покровительство. Она не оскорбилась возможности доверить жизнь в мои руки, но решение далось ей не просто.

Приготовления были недолгими. Закончив с ними, я позаимствовал у доктора Коха кусок белой сорочки и соорудил древко для флага из ветки марсианского дерева, такого же странного и красного, как и всё вокруг.

Менее чем через час губернатор появился перед равниной, которую я выбрал для нашей финальной схватки. Карина Меер заняла позицию чуть поодаль меня. Половина объединенного экипажа, оставшаяся с нами, караулила накрытый брезентом груз. Кто сидел, кто стоял. Почерневшие от крови веревки, за которые мы волокли повозку, стелились по пыльной земле.

Переговорщики неприятеля поднялись из оврага с восточной стороны: пять иккеанский боевых пауков во главе с губернатором Смитом. Впервые за десять лет я встретился с заклятым врагом. И что же я узрел? Пыльный жакет из черного бархата и растрепанные волосы, патлами торчащие во все стороны на яйцевидной черепушке. Все та же любезная гримаса, с которой я познакомился, когда имел несчастье перейти его дорожку в первый раз. Однако возьмусь судить — что-то изменилось в его взгляде. Никогда не считал себя знатоком человеческих душ и чутким наблюдателем, но прошу поверить моим словам — было нечто безрассудное в глазах губернатора.

— Утро доброе, капитан Лоутон, — поздоровался Смит. — Капитан Меер, ух, и заставили же вы погоняться за собой! Мои поздравления с достойно сыгранной партией. Рад, что мы можем её закончить как цивилизованные люди.

— Это еще поглядеть нужно, — перебил я губернатора. — Мы еще не обсудили все условия.

— Условия? Вы очаровательны, капитан Лоутон! Условия таковы, что вы с вашими союзниками должны сдаться или, видит Бог, рассвета вы больше не встретите ни на этой планете, ни на какой другой.

— Видит Бог? — выпалил я яростно. — Слышать такое от человека, продавшего душу дьяволу…

— Давайте сформулируем лучше так, — с издевкой добавил Смит, — что я просто присоединился к победителям. Скажем, я посол доброй воли, хотя еще не назначенный официально. Рано или поздно иккеанцам покорятся оба мира, и их союзники разделят триумф и власть.

В смехе Карины Меер выразилось абсолютное презрение, не требующее слов.

— Не пойдет, — отрезал я. — Возможно, ваше войско побеждает в этой игре, но только для того, чтобы смягчить горечь поражения. Требую гарантии помилования.

Иккеанцы, сопровождавшие губернатора, заклацали жвалами с ужасающе пронзительным звуком. Уверен, Смита передернуло не меньше моего от этого лязга, сравнимого с бряцанием тысячи ножей.

— Дорогой капитан Лоутон, я уже предлагал контроль над «Серкерией» в обмен на вашу помощь.

Я демонстративно зевнул. За моей спиной молодой Картер присвистнул:

— А! Так это то самое предложение?

— Вы мудрый человек, — вкрадчиво продолжал Смит. — Теперь я понимаю, что недооценил ситуацию. Положение вещей несколько изменилось, поэтому вот вам новое предложение: прикажите своим людям перейти на нашу сторону и возьмите под стражу мятежное войско мисс Меер. Гарантирую вам возврат на Землю и мои глубочайшие извинения. Персонально прослежу за тем, чтобы вас реабилитировали, и чтобы в любом уголке Британской империи никто не смел попирать ваше честное имя. Готов поручиться за вас лично.

И я оторопел, Ваше Величество. Какая перспектива открылась передо мной — использовать губернатора Смита как орудие мести от лица всех невинно оклеветанных этим негодяем! Возвыситься в глазах общественности! И тут я понял, что обрел честь раз и навсегда, словно поклялся в беззаветной любви. На мгновение я мысленно вернулся в прекрасный дом, где однажды случилось отужинать в далекой молодости. Вспомнил чувственный взгляд прекрасной девушки, влюбленной в меня до того, как я впал в немилость всего света. Захотелось снова увидеть её, прильнуть к сладким устам, далеким и почти забытым.

— Маловато будет, — объявил я. — Требую письменного признания вашей вины и публичного заявления, что оно написано не по принуждению. Покайтесь в собственных уловках и обмане, опорочивших мою честь. Это и будет извинением передо мной и моими людьми. Потянете такую цену, сэр?

Прищурив глаза, губернатор зашипел, словно осерчавшая змея. Я чувствовал пристальный взгляд Карины, но не обернулся. Все наши до последнего смолкли. Ветер скучно гонял пыль под ногами.

— По рукам, — наконец решился губернатор. — Даю слово чести, что исполню свою часть соглашения. А сейчас вы исполните свою.

В тот же миг, как было угодно провидению, сиреневое марсианское небо раскрасилось зелеными сигнальными огнями, запущенными со стороны Дворца Подземелья. Оглушительный победный вопль раздался позади меня. Команда торжествовала, и напряженная Карина наконец воспрянула духом.

— Не исполню! Ты, жалкое подобие человека со свиным нутром! — бросил я в ответ негодяю. — Думаешь, напугал меня? Меня, не раз качавшего девятый вал? Да я сотни раз оказывался с клинком в руке против головорезов пострашнее тебя! Кто ты такой, чтобы меня прощать?

— Что за? — возмущенно заорал губернатор.

— Это сигнал нашего отряда, который добрался в целости и сохранности до Дворца Подземелья. Всё это время, пока ты торговался со мной, наши люди спасали груз. Теперь золото там, откуда ты его в жизни не достанешь.

Молодчик Картер с мистером Дэрроу откинули брезент и продемонстрировали кучу пыльных марсианских булыжников. Надо было видеть, как губернатор разинул рот от удивления! Такое неподдельное изумление, что можно было разглядеть все его пломбы.

— Сделке конец! — заорал он и вытащил пистолет из-за пазухи. Глаза Смита разгорелись убийственным гневом. — Да в вас не осталось ни капли чести, сэр Лоутон!

— Вы идиот, Смит, — встряла в наш диалог Карина. Она гордо, по-королевски, вздернула подбородок. — Честь становится никчёмным и бессмысленным понятием в руках таких людей, как вы, губернатор.

Смит перевел пистолет и направил его в лоб мисс Меер. Палец дрожал на спусковом крючке. Карина презрительно прищурилась, но не выказала и тени страха.

— Прибереги свой детский пыл для других! — куражился я, выйдя на передний план, чтобы принять удар на себя. — У такого труса, как ты, мочи не хватит выстрелить! Все вокруг знают, что ты обманщик и шут гороховый. Это ж притча во языцех! Принимать твои извинения — всё равно, что напиться добровольно из твоей ночной вазы. Если ты и есть воплощение самой чести, то к черту такую честь! Сэр, вы ничто! Вы… пустое… место… И точка! — отчеканил я последнюю фразу.

Благочестивый губернатор Смит повернулся ко мне и выстрелил, Ваше Величество, как я того и добивался.

Можно ли считать разыгранный спектакль безумной буффонадой лишь потому, что пуля могла попасть не в моё брюхо, а с той же вероятностью умертвить самую прекрасную из всех женщин на свете? Очень похоже на то. Но мой спектакль со счастливым концом. Пришедшийся на меня удар не сравнится с тем, как лягается мул. Хотя убежден, что такой неприятности в Вашей жизни не приключалось. По инерции я подался назад и упал, не в силах удержаться на ногах. Хочется верить, губернатор при жизни имел достаточно возможностей, чтобы понять, что дурной нрав и склонность к насилию сделали его уязвимым. Теперь Господь сможет объяснить ему это лично. До того, как Смит успел призвать на помощь сатанинские силы, Карина Меер подскочила к негодяю и перебила трахею одним ударом локтя. Смит попятился, как и я. Даже в этом пытался подражать, не говоря о многом другом.

Схватка не замедлила себя ждать. Карина и оставшиеся бойцы набросились на иккеанцев. На мгновение наши со Смитом взгляды встретились. Из моей утробы текла кровь. Его лицо побагровело от тщетных попыток вдохнуть хотя бы глоток воздуха. Потом он закатил глаза и всем телом навалился на землю. Как говорится, «за что боролся, на то и напоролся».

После окончания перестрелки доктор Кох и Карина поспешили ко мне на помощь. Мы смогли выиграть день, но дорогой ценой. Я уговаривал мисс Меер и ребят бросить меня — зачем им лишний балласт. Но команда отказались, поэтому иккеанское войско настигло нас быстро. Мистер Дэрроу смастерил какие-то носилки из ног поверженных тварей, а потом…

А потом началось такое, Ваше Величество! Нужны ли подробности того, как мы бились с иккеанцами на подступах к Дворцу Подземелья, и как салага Картер всех нас спас, вскарабкавшись с ножом в зубах на неприятельский корабль, словно перед ним был безобидный муляж паука? Надо ли рассказывать о судьбоносной встрече с Герметоном, братом Карины, и о его коварном плане разгрома членистоногих? Хотите ли слушать истории о великолепных подземных пещерах и хоре Еланин, столь же таинственном, сколь безумном? А про смертных гномов Инрен-Каха или ястребоманоидов из Ниш? Может, рассказать Вам о венерианских королевах, которых легко принять за растения? Я мог бы очаровывать Ваше Величество этими фантастическими и бесконечными история многие ночи, словно находчивая Шахерезада. Однако, зачем всё это? Я решил изложить факты, связанные со смертью губернатора Смита, как очевидец и участник событий. И вот я полностью удовлетворил свое желание.

Ваше Величество, не я погубил губернатора, хотя косвенно стал причиной его бессрочной кончины. Я изменил общепринятым земным канонам и кодексу чести, отказавшись от гарантии помилования как условия сделки. Я принял удар на себя, защищая леди и чужое отечество, столь же неизвестные мне, сколько беззаветно полюбившиеся. Понимая весь риск, я, не задумываясь, поставил на карту жизнь, ибо в мире есть более прекрасные и благородные объекты для восхищения, чем слепое служение Госпоже Чести. Я стал их адептом. И все же… Когда-то я был честным человеком.

Искренне Ваш, капитан Александр-Огастус Лоутон, ныне и навсегда гражданин Марса.



Узнать о творчестве Джеймса Кори, отблагодарить переводчиков и редакторов данного рассказа, поспособствовать появлению на русском языке других произведений, официальный выход которых в России под большим вопросом, можно на сайте Booktran.ru — иностранная фантастика и фэнтези на русском языке. Анонсы, новинки, переводы. Мы Вас очень ждем!