Стив Альтен
Предисловие
Роман Стива Альтена «Завещание майя» удивительным образом сочетает в себе интереснейшие сведения из раннего периода истории человечества и трезвый взгляд на современную политику. Отношения между героями романа, обычными людьми, стоит им попасть в необычные обстоятельства, развиваются совершенно неожиданно. Роман будет интересен как любителям научной фантастики, истории и мифологии, так и тем, кто увлекается психологией отношений.
Автор лихо закручивает сюжет вокруг вечных вопросов и проблем, которые среди забот повседневности часто отступают на второй план. Все мы, современные образованные люди, привыкли скептически усмехаться в ответ на предупреждения о скором Апокалипсисе, забывая, что наш мир давно находится на пороховой — то есть ядерной — бочке. Стив Альтен заверяет нас: фитиль короток, а факел к нему могут поднести амбициозные политики.
Мы считаем, что наследие древних цивилизаций интересно лишь археологам и историкам; привыкли скептически относиться к сенсациям и открытиям, ведь желтая пресса разучила нас доверять. Герой романа Юлиус Гэбриэл, археолог, сделал действительно сенсационное открытие, связанное с предсказанием древних майя. Но как заставить поверить ему коллег и широкую общественность? Ведь амбиции ученых, как и амбиции политиков, безграничны.
Джордано Бруно, Галилей, Дарвин… Их открытия опередили время и были признаны только после жарких дискуссий. Что же делать обычному человеку, не супергерою, не сверходаренному, если он вдруг понимает, что весь наш мир, такой большой и в то же время такой маленький, стоит на краю гибели? А спасение человечества зависит только от него самого…
Автор приглашает читателя в удивительное путешествие сквозь время — от истоков пророчества майя к зловещему Судному дню. Он не пугает и не предупреждает — он приглашает задуматься над тем, что действительно ценно и важно: о доверии и способности мыслить не по шаблону, о свободе от стереотипов и понимании, что ответственность за судьбу мира начинается с ответственности за свои поступки.
И наконец, несколько слов об авторе «Завещания майя». Стив Альтен родился 21 августа 1959 года в Филадельфии. Долгое время профессионально занимался спортом и работал тренером в школах и университетах. Ему прекрасно известно, что такое воля к победе и преодоление препятствий. Широкую известность ему принес цикл романов «Мег», в которых он рассказывает о доживших до наших дней гигантских доисторических акулах — мегалодонах. Первая книга серии была экранизирована в 2001 году и в нашем кинопрокате шла под названием «Охотник на акул». По роману «Завещание майя» автор сам написал сценарий, и эта экранизация демонстрировалась на канале «Природа».
Бестселлеры Стива Альтена о мегалодонах помогли американским подросткам отвлечься от комиксов и компьютеров и начать читать книги. Впрочем, «Завещание майя» рассчитано на более серьезную аудиторию.
Читателю предстоит проделать удивительный путь сквозь пространство и время — от древнего города Чичен-Ица, колыбели майяской цивилизации, Стоунхенджа, великих пирамид Гизы, храмов Ангкора в Камбодже и рисунков в пустыне Наска к Белому дому, от времен динозавров — к последним месяцам 2012 года…
Благодарности автора
С большой гордостью и признательностью я хотел бы поблагодарить тех, что помог мне закончить «Завещание майя».
В первую очередь я благодарю своего литагента, Кена Этчити и его команду «Этчити эдиториал/энтертеймент интернэшнл», за их тяжелую работу и за настойчивость. Браво редактору Майклу Мичману (ЭЭИ) за его виденье текста и Эду Стакеру из «Стакер эдиториал» за великолепные комментарии.
Благодарю Тома Догерти и чудесных людей из «Тор Букс», редактора Боба Глисона, Братана Кэллагана, а также Мэттью Снайдера из «Креатив Арт Эдженси» в Лос-Анджелесе и Дэнни Бэрора из Бэром Интернэшнл. Благодарю Боба и Сару Швангер за техническое редактирование.
Также спасибо всем тем, чей личный опыт я использовал при написании «Завещания майя»: Гэри Томпсону, доктору Роберту Читвуду и жуткому персоналу исследовательско-лечебного центра Южной Флориды, рабби Ричарду Эклеру, Барбаре Эсмедине, Джеффри Мо, Лу Маккеллан, Джиму Кимбаллу, Шону Койну и доктору Брюсу Вишнову. А также авторам Грэхэму Хэнкоку, Джону-старшему Дженкинсу и Эриху фон Дэникену, чьи труды немало повлияли на мою историю.
Особую благодарность выражаю Биллу и Лори Макдональд из «Аргонавт-грей вулф продакшн» www.AlienUFOart.com, которые помогали в редактировании и предоставили удивительные иллюстрации, использованные в этом романе, а также Мэтту Херрманну из «Виллейндизайн» за его графические работы и фотографии.
Я очень признателен Роберту Марлину из «Марлин интерактив дизайн» за его бесценный труд по созданию и поддержке моего интернет-сайта.
И наконец — моим читателям: спасибо вам за ваши письма. Ваши комментарии всегда великолепны, а ваши предложения очень много для меня значат.
ДНЕВНИК ЮЛИУСА ГЭБРИЭЛА
Я стою перед огромной пустошью, и меня терзает то же чувство всеобъемлющего одиночества, которое наверняка испытывал ее создатель многие тысячелетия назад. Передо мной лежат ответы на вопросы — решение загадки, которое ясно и определенно даст понять, будет ли существовать наш биологический вид.
Будущее человеческой расы— что может быть важнее? Да, я стою здесь один — путешествие, предпринятое для понимания прошлого, привело меня в это чистилище из камня и песка. Осталось сделать лишь решающий шаг.
Годы взяли свое. И я превратился в сущую развалину. Когда-то известный археолог, теперь я стал посмешищем для бывших коллег. Муж, любовник — сейчас для меня это лишь смутные воспоминания. Отец? Едва ли. Скорее, эгоистичный наставник, ничтожество, переложившее тяжкую ношу на плечи собственного сына. Каждый шаг по каменистой пустыне болью отдается в суставах, а в мозгу звучит одна и та же сводящая с ума мантра, напоминающая о Судном дне. Какие высшие силы выбрали именно мою семью из тысяч прочих, чтобы обречь ее на мучения? Почему именно нам достались глаза, способные видеть знамения судьбы и смерти, в то время как другие люди остаются блаженно слепыми?
Сошел ли я с ума? Эта мысль никогда меня не покидает. Каждый день я снова и снова перечитываю свой дневник, хроники своих исследований, с единственной целью — напомнить себе, что прежде всего я ученый, и не просто ученый, я археолог — исследователь прошлого, человек, ищущий истину.
Но что хорошего в истине, если ее нельзя принять? Коллеги, без сомнения, считают меня деревенским дурачком, который кричит пассажирам «Титаника» об опасности, смерти и айсбергах, когда непотопляемый корабль отходит от берега.
Суждено ли мне спасти человечество или я погибну, не успев развенчать образ деревенского дурачка? А может, я положил жизнь на возню с ошибочной теорией?
Хруст песка и камня под ногами прерывает эту исповедь дурака.
Это мой сын. Пятнадцать лет назад моя любимая жена назвала его в честь архангела Михаила.
Майкл. Он кивает мне, и черную дыру, образовавшуюся на месте моего сердца, заполняет отцовская любовь. Именно ради Майкла я продолжаю жить, именно он — та причина, по которой я еще не прервал своего жалкого существования. Моя безумная затея лишила его детства, но хуже всего было то, что много лет назад я совершил по собственной воле. Я продал бы душу за то, чтобы вернуться назад и изменить его судьбу.
Господи, позволь моему истерзанному сердцу протянуть достаточно долго, чтобы я успел достигнуть цели.
Майкл указывает вперед, туда, где нас ждет очередной фрагмент огромной мозаики. Осторожно ступая, чтобы не повредить поверхность пампы, мы приближаемся к тому, что я считаю началом оставленного три тысячи лет назад сообщения. В самом центре плато Наска, покрытого загадочными линиями и гигантскими зооморфными фигурами, находится он — идеальный круг, выложенный рядами покрытых патиной черных камней. От этого круга, словно солнечные лучи на детском рисунке, расходятся двадцать три линии. Все они, кроме одной, тянутся метров на двести.
Одна линия соответствует солнцестоянию, другая равноденствию — это вкупе со множеством других данных позволяет делать предположения об их связи со многими древними конструкциями.
Больше всего меня интригует двадцать третья линия, идеально ровная борозда на поверхности пампы, которая тянется по каменистой поверхности на двадцать три мили!
Я слышу возглас Майкла: он с металлоискателем обнаружил то, ради чего мы пришли к центру рисунка.
Что-то спрятано под верхним слоем грунта!Воодушевленные, мы начинаем копать с новыми силами, снимая верхнюю корку из гипса и камня, чтобы добраться до скрытой под ними желтой почвы. Да, этот акт вандализма тяжким грехом ложится на плечи археолога, но я заверил себя, что наша цель оправдывает средства.
Наконец оно у нас в руках — сияет под палящим солнцем. Гладкий белый полый контейнер из какого-то пока неизвестного металла, не более уместный в пустыне Наска, чем моя скромная персона с лопатой в руках. На одном боку изображено нечто, напоминающее канделябр. Мое больное сердце затрепетало, когда я понял, что за символ находится в моих руках.
Трезубец Паракаса,личная подпись нашего космического учителя. Похожий геоглиф около двухсот метров в длину и немногим более пятидесяти метров в ширину находится на склоне горы неподалеку.
Майкл достает камеру, а я открываю контейнер. Дрожащими руками я достаю его содержимое — кусок древней ткани, на которой что-то изображено, но я не успеваю рассмотреть рисунок: артефакт, соприкоснувшись с воздухом, начинает рассыпаться.
Мы нашли древнюю карту мира, аналогичную той, которую пятьсот лет назад обнаружил турецкий адмирал Пири Рей (есть даже теория, согласно которой именно этой картой воспользовался Колумб, когда отправился в свою экспедицию в тысяча четыреста девяносто втором году). До сих пор карта четырнадцатого века остается загадкой, ведь на ней изображена еще не открытая к тому времени Антарктида, а ее береговая линия соответствует реальной форме континента, скрытой под тоннами льда. Только с помощью спутника современным ученым удалось установить, насколько потрясающе точны данные карты Пири Рея, и теперь они ломают головы над тем, как без применения воздухоплавательных аппаратов была создана эта карта.
Возможно, именно эта технология помогла нашим предкам создать удивительные рисунки на плато Наска.
Как и карта Пири Рея, пергамент в моих ладонях изображал поразительно точную картину мира, свидетельствуя о том, что создатель карты обладал великолепными познаниями в области тригонометрии. Был ли неизвестный картограф великим учителем человечества? В этом я не сомневаюсь. Вопрос в другом:
зачемон оставил нам столь подробную карту?
Майкл успел сделать несколько поляроидных снимков, прежде чем древний документ рассыпался, уйдя пылью сквозь пальцы. И всю информацию о нем мы узнаем лишь благодаря этим моментальным снимкам. Изучая их, мы нашли объект, которому картограф явно придавал огромное значение, — небольшой кружок в водах Мексиканского залива к северо-западу от полуострова Юкатан.
Месторасположение этой отметки ошеломило меня. Определенно это был
недревний город, а нечто совершенно иное. Я почувствовал, как холодный пот выступил на коже и левая рука привычно занемела.
Майкл заметил в моих глазах признаки приближающейся смерти и, обыскав мои карманы, быстро нашел нужное лекарство и положил таблетку мне под язык.
Пульс замедлился, онемение отступило. Я коснулся его щеки и знаком велел сыну возвращаться к работе, а потом с гордостью наблюдал, как он исследует металлический контейнер, как сияют его умные черные глаза. Ничто не могло укрыться от глаз моего сына. Ничто.
Несколько минут спустя он поделился со мной открытием, которое, возможно, объясняло значок на карте, расположенный в Мексиканском заливе. Металлодетектор имел приспособление для проведения спектрального анализа, и он определил молекулярный состав сплава, из которого был сделан найденный нами контейнер.
Древний цилиндр состоял из иридия. Чистейшего иридия.
ПРОЛОГ
Спиральная галактика — один из ста миллиардов звездных островов, движущихся сквозь темную материю мироздания. Воронка галактики, включающая около двухсот миллиардов звезд и бесчисленное количество других космических тел, вращается, как сияющий космический водоворот.
Рассмотрим строение галактики поближе. Если взглянуть на нее в системе трех измерений, то первым, на чем остановится наш взгляд, будет ядро галактики, состоящее из миллионов красных и оранжевых звезд, вращающихся в облаках космической пыли. Диаметр ядра составляет пятнадцать тысяч световых лет (световой год приблизительно равен шести триллионам миль). Вокруг этого своеобразного центра, напоминающего по форме линзу, располагается плоский диск галактики двух тысяч световых лет шириной и ста двадцати тысяч световых лет в диаметре. Именно здесь сконцентрирована основная масса галактических тел. От диска отходят спиральные рукава галактики, дом самых ярких звезд и сияющих облаков газа и пыли, — это космические инкубаторы, в которых зарождаются новые звезды. Диск окружен гало, в котором изредка встречаются шаровидные скопления звезд — самые крупные представители галактического семейства.
Отсюда мы двинемся дальше, к сердцу галактики, участку сложной структуры, окруженному вращающимися облаками газа и пыли. В центре этого скопления скрывается истинная движущая сила нашей галактики, огромная черная дыра — плотная вращающаяся воронка гравитационной энергии, масса которой в три миллиона раз превышает массу нашего Солнца. Она алчно поглощает все, до чего может дотянуться силой своего притяжения: звезды, планеты, материю и даже свет. В результате этого процесса и происходит вращение нашей галактики.
Теперь давайте посмотрим на нашу спиральную галактику под другим утлом — с точки зрения четвертого измерения, объединяющего время и пространство. Невидимые потоки энергии пронизывают тело галактики, словно артерии, вены и капилляры. Некоторые потоки настолько сильны, что могут увлекать за собой звезды, а другие больше похожи на тонкие микроскопические струны. Все они питаются гравитационными силами черной дыры, расположенной в центре галактики. Войдя в один из таких потоков, вы попадете на своеобразное скоростное шоссе четвертого измерения, способное доставить вас сквозь любые преграды в любую точку пространства-времени. Если, конечно, ваше средство передвижения выдержит такую поездку.
Галактика вращается вокруг своего чудовищного центра, поэтому эти змееобразные каналы энергии вращаются вместе с ней, пронизывая ее, словно спицы гигантского колеса.
Словно песчинка, подхваченная могучим потоком гравитационных сил, объект размером с астероид мчался сквозь ткань четвертого измерения, войдя в портал пространства-времени, расположенный в рукаве созвездия Ориона. Овальный объект, в диаметре достигающий семи миль, от разрушительных воздействий защищало изумрудно-зеленое антигравитационное силовое поле. Но космический путешественник был не один. Под прикрытием остаточного магнитного поля большого объекта следовал еще один корабль — маленький, обтекаемый заостренный корпус которого был покрыт мерцающими золотистыми солнечными панелями.
По космическому шоссе сквозь четвертое измерение пространства-времени странники достигли внутренней части рукава Ориона. В отдалении возникла Солнечная система — девять планет, вращающихся вокруг одинокой желтой звезды. Огромный иридиевый корабль, попав в гравитационное поле, быстро приближался к своей цели — Венере, второй от Солнца планете, к скоплению невыносимого жара, к миру, окутанному кислотными облаками с наполненной углекислотой атмосферой.
Меньший корабль приблизился к нему сзади, выдав врагу свое присутствие, тогда иридиевый гигант моментально изменил курс и, увеличив скорость, попал в поле притяжения третьей планеты: большая часть ее поверхности была покрыта водой, а в атмосфере преобладал кислород.
С ослепительной вспышкой меньший корабль выпустил из расположенной над кормой похожей на плавник антенны раскаленный заряд энергии, который устремился сквозь ионный поток защитного поля, словно молния, притягиваемая металлом. Достигнув иридиевого корпуса противника, заряд раскалил его, отчего тот запылал всеми цветами радуги. Возникло короткое замыкание в системе навигации большего корабля, и он сбился с курса. Несколько мгновений спустя поверженный гигант уже находился в гравитационном поле голубой планеты.
Потеряв управление, огромный корабль устремился к Земле. С мощнейшим звуковым ударом пришелец вошел в атмосферу. Внешняя оболочка пошла трещинами и ослепительно вспыхнула, превращая корабль в гигантский огненный шар, падающий в тропическое море. При столкновении с водой он замедлился лишь на долю секунды и с такой силой врезался в морское дно, что на месте его падения образовался огромный кратер. Наносекунду спустя с ослепительной вспышкой в атмосферу выплеснулось сто миллионов мегатонн энергии.
Чудовищный взрыв встряхнул всю планету, температура в эпицентре достигла тридцати двух тысяч градусов — это выше температуры на поверхности Солнца. Одновременно возникли два раскаленных газовых шара: первый в виде облака горячей каменной пыли и иридия — того, что раньше покрывал уничтоженную при столкновении оболочку корабля; второй последовал за ним лавиной раскаленного пара и углекислого газа — результат столкновения с известняковым морским дном и толщей потревоженной воды.
Раскаленная пыль и выброшенные при испарении газы взмыли в атмосферу, отмечая путь гигантского объекта. Колоссальной высоты волны всколыхнули море: внушающее ужас цунами поднялось на сотню метров, дойдя до мелководья, и устремилось к суше.
В оглушающей тишине стая велоцирапторов окружала свою добычу — десятиметровую самку коритозавра. Почувствовав опасность, утконосая рептилия выпрямилась во весь свой впечатляющий рост и втянула воздух, вычленяя среди сотен ароматов запах приближающейся стаи. Трубным воплем сообщив остальным о приближении опасности, она сквозь джунгли галопом понеслась к морю.
Внезапно вспышка света ослепила утконосую рептилию. Та, пошатываясь, сделала несколько шагов и замотала огромной головой, пытаясь вернуть себе способность видеть. Придя в себя, она заметила двух рапторов: они выскочили из джунглей ей наперерез, блокируя пути к отступлению. Остальная стая набросилась на коритозавра и принялась терзать ее спину бритвенно-острыми зубами. Один из охотников вцепился в горло добычи, остальные рвали на куски брюхо более крупного динозавра. Захлебнувшись кровью в предсмертном крике, лишенная возможности двигаться самка коритозавра упала на землю, мелкие хищники придавили ее к песку пляжа, острыми клыками терзали ее глаза, рвали беззащитную плоть на части.
Через несколько минут все было кончено. Хищники рычали, вырывая из пастей более удачливых сородичей куски мяса, разрывали все еще дрожащую плоть добычи в клочья. Занятые едой велоцирапторы не заметили, как под ними задрожала земля.
Темная тень нависла над их головами. Похожие на птиц динозавры все как один посмотрели вверх; с их челюстей капала кровь. Над ними вздымалась огромная стена воды.
Волна высотой в двадцать два этажа взметнулась и обрушилась, с сокрушительной силой впечатывая охотников в прибрежный песок. Цунами, движимое кинетической энергией, рвануло на север, уничтожая все на своем пути.
Тысячи миль побережья были уничтожены в смертоносном водовороте. Растительность, живые существа, верхние слои почвы тропического леса — все было сметено с лица земли. Те жалкие остатки леса, которые уцелели после цунами, запылали от раскаленного ударной волной воздуха. Пара птеранодонов попытались вырваться из разверзнувшегося ада, но не успели они подняться над деревьями, как обжигающий ветер испепелил перепонки их кожистых крыльев.
Выброшенные ударной волной высоко в небо куски иридиевой обшивки корабля и осколков каменистого морского дна горели в атмосфере и, устремленные назад на землю, рассыпались тысячами метеоров. Несколько часов спустя вся планета была окутана густым облаком пыли, дыма и пепла.
Лесные пожары бушевали в течение нескольких месяцев. Почти год ни один луч солнца не мог пробиться сквозь почерневшее небо к тому, что раньше было тропическими лесами. Из-за временного прекращения фотосинтеза погибли тысячи видов растений и животных на суше и в море. Вместо привычной смены сезонов наступила многолетняя ядерная зима.
Так секундный катаклизм уничтожил обитель динозавров, царствовавших на Земле сто сорок миллионов лет.
Несколько дней золотистый обтекаемый кораблик оставался на орбите уничтоженного мира, а его датчики внимательно следили за активностью в месте столкновения с поверхностью планеты. Дорога домой, пролегавшая сквозь четвертое измерение, давно исчезла. Вращение галактики унесло точку входа в червоточину.
На седьмой день изумрудно-зеленый свет пробился из глубин морского дна. Секундой позже мощный радиосигнал, сообщающий об аварии, улетел в открытый космос.
Инопланетная команда зависшего на орбите корабля попыталась заглушить сигнал, но было уже поздно.
Зло пустило корни в новом космическом саду. И пробуждение стало лишь вопросом времени.
Золотистый космический корабль сменил орбиту, зависнув прямо над своим врагом. Солнечные панели внутренней системы излучателей заблокировали и отсекли все входящие и исходящие сигналы. Затем корабль погрузился в летаргию, подавая энергию лишь в камеры жизнеобеспечения.
Для обитателей корабля время остановилось.
Начался отсчет времени для планеты Земля…
1
Исследовательско-лечебный центр Южной Флориды располагался в семиэтажном здании из белого бетона за оградой из аккуратно подстриженного вечнозеленого кустарника. Здание находилось на выезде из этнического района к западу от города. Как и у большинства деловых строений, крыша этого здания была увенчана кольцами колючей проволоки. Но в данном случае она предназначалась не для того, чтобы удержать любопытствующих снаружи, а для того, чтобы не выпустить из здания его обитателей.
Доминика Вазкез, тридцати одного года от роду, громко ругаясь, лавировала в плотном потоке машин, чтобы вырулить на шоссе 441. Первый день ее интернатуры, а она уже опоздала. Увернувшись от подростка на мотоскейте, который вырулил не на ту полосу дороги, она загнала машину на парковку для гостей, заглушила мотор и поспешила к зданию, на ходу собирая угольно-черные, достающие до плеч волосы в пучок на затылке.
Двери на фотоэлементах распахнулись, пропуская ее в прохладный от работающих кондиционеров вестибюль.
За столом регистратуры сидела испанка, давно разменявшая пятый десяток, и читала утренние новости с тоненького монитора размером с папку для бумаг. Не поднимая глаз, она поинтересовалась:
— Я могу вам чем-то помочь?
— Да. У меня назначена встреча с Маргарет Рейнке.
— Назначена она явно не сегодня и не на сегодня. Доктор Рейнке здесь больше не работает. — Женщина нажала кнопку прокрутки, выводя на монитор следующую порцию новостей.
— Я не понимаю. Я говорила с доктором Рейнке две недели назад.
Служащая наконец подняла глаза от монитора.
— А кто вы?
— Вазкез, Доминика Вазкез. Я из Университета Флориды, прибыла для прохождения годичной последипломной интернатуры. Доктор Рейнке должна быть моим куратором.
Служащая сняла телефонную трубку и набрала внутренний номер.
— Доктор Фолетта, здесь девушка по имени Домино Васс…
— Вазкез. Доминика Вазкез.
— Прошу прощения. Доминика Вазкез. Нет, сэр, она внизу, в вестибюле, утверждает, что она — интерн доктора Рейнке. Да, сэр. — И повесила трубку. — Можете присесть вон там. Доктор Фолетта спустится через несколько минут и поговорит с вами. — Женщина повернулась спиной к Доминике, снова уткнувшись в новостной дайджест.
Прошло десять минут, прежде чем в коридоре появился крепко сбитый мужчина на вид лет шестидесяти.
Энтони Фолетта выглядел так, будто ему самим Провидением отведено место тренера или вратаря на футбольном поле, но никак не в коридоре штатного приюта для невменяемых преступников. Густые седые волосы были зачесаны на затылок огромной головы, которая, казалось, росла прямо из плеч — такой короткой была его шея. Голубые глаза мигали из крошечных щелей между опухшими веками и пухлыми щеками. Несмотря на лишний вес, он был скорее накачанным, чем толстым, а живот лишь слегка выдавался под расстегнутым белым халатом.
Ей достались натянутая улыбка и протянутая толстая ладонь.
— Энтони Фолетта, новый шеф отделения психиатрии. — Голос у него оказался глубоким и скрипучим, как старая газонокосилка.
— Что случилось с доктором Рейнке?
— Личные обстоятельства. По слухам, у ее мужа обнаружили скоротечную форму рака. Думаю, она решила пораньше уйти на пенсию. Рейнке говорила мне о вашем приезде. Если у вас нет никаких возражений, я буду вашим куратором.
— Никаких возражений.
— Хорошо. — Он развернулся и зашагал по коридору обратно, Доминика догнала его и пристроилась рядом.
— Доктор Фолетта, как давно вы работаете в этом центре?
— Десять дней. Я перевелся сюда из клиники в Массачусетсе. — Они приблизились к дежурному на первом посту внутренней охраны. — Передайте охраннику ваши водительские права.
Доминика порылась в сумочке и протянула мужчине ламинированную карточку, взамен которой тот выдал ей временный пропуск.
— Пока что воспользуйтесь этим, — сказал Фолетта. — В конце дня, перед уходом, отдадите его обратно. Ваш значок интерна будет готов к концу этой недели.
Она прикрепила пропуск к лацкану блузки и последовала за доктором к лифту.
Фолетта показал три пальца камере слежения, вмонтированной над его головой. Дверь закрылась.
— Вы бывали здесь раньше? Знаете планировку?
— Нет. Мы с доктором Рейнке общались только по телефону.
— Здесь семь этажей. Администрация и главный пост охраны располагаются на первом. Главный пост контролирует передвижение персонала и внутренние лифты для пациентов. На втором этаже расположен небольшой медицинский пункт для престарелых и хронических больных. На третьем этаже вас ждут столовая и комнаты отдыха. Кроме того, там же есть переходы в бельэтаж, во двор и палаты пациентов. На четвертом, пятом, шестом и седьмом квартируют наши постоянные обитатели. — Фолетта хохотнул. — Доктор Блэквелл называет их «клиентами». Интересный эвфемизм, не находите, учитывая, что сюда они прибывают в наручниках?
Они вышли из лифта и миновали пост охраны, аналогичный тому, что встретил их на первом этаже. Фолетта махнул рукой, и они проследовали по короткому коридору в его кабинет, заставленный картонными коробками, в которые были свалены документы, оправленные в рамки дипломы и личные вещи.
— Прошу прощения за беспорядок, я все еще обустраиваюсь. — Фолетта убрал со стула принтер, жестом пригласил Доминику садиться и, неуклюже пробравшись сквозь завалы к кожаному креслу, расположился в нем, откинувшись на спинку, чтобы дать простор своему выдающемуся животу.
Он открыл ее личное дело.
— Хм. Понятно, получили докторскую степень во Флориде. Много футбольных матчей посетили?
— Не очень. —
Пользуйся возможностью! — Похоже, вы раньше и сами играли в футбол.
Фраза прозвучала как отличный пароль: пухлое лицо Фолетты словно засветилось изнутри.
— «Файтинг блю хенс»
[1]из Делавэра, выпуск семьдесят девятого года. Начинал атакующим таклом.
[2]Рейтинг 1-АА. Мне светило место в нижнем круге Национальной футбольной лиги, если бы я не повредил колено об Лехая.
— А что вас привело в судебную психиатрию?
— Мой старший брат страдал навязчивыми идеями. И всегда был в конфликте с законом. Его психотерапевт, который в свое время окончил Делавэр, был большим любителем футбола. Он часто приходил к нам в раздевалку после матчей. Когда я повредил колено, он воспользовался своими связями и помог мне поступить в высшую школу. — Фолетта подался вперед, положив личное дело Доминики на стол. — Но давайте поговорим о вас. Меня кое-что интересует. Вы из Университета Флориды. Существует множество учреждений, которые расположены гораздо ближе к месту вашей учебы. Что привело вас именно сюда?
Доминика прочистила горло.
— Мои родители живут на Санибеле. Это всего в двух часах езды от Майами. Но я не часто бываю дома.
Фолетта вел толстым пальцем по строчкам ее личного дела.
— Здесь сказано, что вы родом из Гватемалы.
— Да.
— И как вы оказались во Флориде?
— Мои родители — мои настоящие родители — умерли, когда мне было шесть. И меня с двоюродным братом отправили в Тампу.
— Но ненадолго?
— Это важно?
Фолетта поднял на нее глаза. Они больше не казались сонными.
— Я не особо люблю сюрпризы, интерн Вазкез. Прежде чем разбираться со здешними обитателями, я хотел бы разобраться с психологией собственно персонала. Большинство здешних резидентов не создают особых проблем, тем не менее, важно помнить, что иногда мы имеем дело с крайне жестокими индивидуумами. Для меня безопасность превыше всего. Что с вами произошло в Тампе? Каким образом вы оказались в детском приюте?
— Достаточно сказать, что с моим двоюродным братом правила безопасности не сработали.
— Он изнасиловал вас?
Доминика решила ответить прямотой на прямоту:
— Если вам так важно это знать, то да. Мне тогда было всего десять.
— Вы наблюдались у психиатра?
Она уставилась на него.
Держи себя в руках, он проверяет тебя.
— Да, до семнадцати лет.
— Вам неприятно об этом говорить?
— Это случилось. Это в прошлом. Да, я уверена, что это повлияло на выбор карьеры, если вы к этому клоните.
— И на ваши интересы тоже. Здесь сказано, что у вас черный пояс второй степени по тхэквондо. Случалось пользоваться достижениями на практике?
— Только на соревнованиях.
Его веки раздвинулись шире, голубые глаза впились в нее изучающим взглядом.
— Скажите, интерн Вазкез, вы представляли себе лицо своего двоюродного брата, когда били своих соперников?
— Иногда. — Она убрала с глаз упавшую прядь волос. — А кого представляли вы, когда играли в футбол в составе этих ваших «Файтинг блю хенс»?
—
Туше. —Он снова уставился в личное дело. — Часто бегаете на свидания?
— Моя личная жизнь вас тоже интересует?
Фолетта выпрямился в кресле.
— Травмирующий сексуальный опыт, подобный вашему, часто приводит к расстройствам на сексуальной почве. А я, как уже говорил, хочу узнать, с кем мне придется работать.
— У меня нет отвращения к сексу, если вы спрашиваете об этом. Но у меня
естьвполне здоровая подозрительность к сексуально озабоченным мужчинам.
— Это не «дом на полпути»,
[3]интерн Вазкез. Вам понадобится по-настоящему дубленая шкура вместо нежной кожицы, если вы собираетесь работать с психически неуравновешенными преступниками. Для таких, как они, прелестные выпускницы колледжа являются лакомым кусочком, на котором можно заработать определенную репутацию. Вы приехали из Флориды и, думаю, должны быть благодарны за такое предупреждение.
Доминика глубоко вздохнула, расслабляя закаменевшие от напряжения мускулы.
Черт тебя дери, засунь свое эго подальше и прислушайся к его словам.
— Вы правы, доктор. Прошу прощения.
Фолетта закрыл папку с документами.
— Дело в том, что я запланировал для вас специальное задание, но мне нужно было удостовериться в том, что вы справитесь с ним.
Доминика снова приободрилась.
— Испытайте меня.
Фолетта достал из ящика стола толстую коричневую папку.
— Как вам уже известно, на этом государственном объекте работа построена на вере в мультидисциплинарный командный подход. Каждый резидент находится под наблюдением отдельного психиатра, клинического психолога, социального работника, сиделки и ответственного за реабилитацию терапевта. Первой моей реакцией, когда я только прибыл сюда, было ощущение, что все это как-то чересчур, но с результатами их работы не поспоришь, особенно когда дело касается таких вещей, как жестокое обращение с пациентами и подготовка их к участию в последующих судебных разбирательствах.
— Но не в этом деле?
— Нет. Я хочу, чтобы этого резидента вы рассматривали как моего пациента из больницы, в которой я работал штатным психологом.
— Я не понимаю. Вы привезли его с собой?
— Шесть месяцев назад наша клиника лишилась финансирования. Он определенно не может вернуться в общество, поэтому его нужно было куда-то перевести. Я знаю историю его болезни как никто другой и поэтому подумал, что для всех заинтересованных лиц меньшим из зол будет оставить его под моей опекой.
— Кто он такой?
— Вы когда-нибудь слышали о профессоре Юлиусе Гэбриэле?
— Гэбриэл? — Это имя показалось ей знакомым. — Подождите-ка, это не тот археолог, который несколько лет назад неожиданно скончался прямо посреди лекции в Гарварде?
— Двенадцать лет назад, — улыбнулся Фолетта. — После трех десятков грантов на проведение исследовательских работ Юлиус Гэбриэл вернулся в Штаты и заявил своим коллегам, что древние египтяне и майя построили свои пирамиды с помощью инопланетян и что все эти постройки предназначены для спасения человечества от тотального уничтожения. Можете себе представить? Смехом аудитории его сдуло со сцены. Возможно, он умер от унижения. — Щеки Фолетты тряслись, когда он хихикал. — Юлиус Гэбриэл просто просится на плакат с подписью «параноидальная шизофрения».
— Так кто такой этот пациент?
— Его сын. — Фолетта открыл папку с документами. — Майкл Гэбриэл, тридцать шесть лет. Предпочитает, чтобы его называли Мик. Первые двадцать пять лет жизни провел, работая бок о бок с родителями на археологических раскопках, чего, по-моему, любому ребенку будет достаточно для нарушения психики.
— За что его взяли под стражу?
— Мик сломался во время отцовской лекции. Суд выявил у него параноидальную шизофрению и приговорил к пребыванию в приюте для умалишенных штата Массачусетс, где я стал его клиническим психиатром, каковым и оставался даже после того, как в две тысячи шестом стал там директором.
— У него то же расстройство, что было у его отца?
— Конечно. Сын, как и отец, уверен в том, что какая-то ужасная катастрофа сотрет человечество с лица земли. Кроме того, у Мика стандартная для параноиков мания преследования, в основном порожденная смертью отца и его собственным заключением. Он жалуется, что секретные правительственные службы держат его под замком столько лет. По уверениям Мика Гэбриэла, он является искупительной жертвой, невинным человеком, который призван спасти наш мир, в чем ему мешают безнравственные амбиции самовлюбленных политиканов.
— Простите, но смысл последней фразы от меня ускользнул.
Фолетта пролистал документы, вытащив пачку поляроидных снимков из коричневого конверта.
— Вот тот человек, на которого он напал. Хорошенько рассмотрите эти фотографии, интерн. Убедитесь, что при случае он не пробьет вашу защиту.
На снимках было запечатлено лицо зверски избитого человека. Правую глазницу залила кровь.
— Мик сорвал со сцены микрофон и избил им жертву до потери сознания. В результате бедняга потерял глаз. Думаю, имя жертвы вам знакомо. Пьер Борджия.
— Борджия? Вы шутите? Государственный секретарь?
— Это случилось примерно одиннадцать лет назад, до того как Борджия стал делегатом Объединенных Наций. В то время он претендовал на пост сенатора. Это нападение определенным образом сыграло ему на руку на выборах. До того как политическая машина вытолкнула его наверх, Пьер был довольно неплохим ученым. Вместе с Юлиусом Гэбриэлом он проходил докторантуру в Кембридже. Хотите верьте хотите нет, но эти двое начали работать бок о бок сразу после выпуска из университета и до той крупной ссоры пять или шесть лет вместе исследовали древние руины. В конце концов семья Борджия заставила его вернуться в Штаты и заняться политикой, однако давняя вражда так и не остыла.
Судя по всему, именно Борджия заявил Юлиуса в качестве главного докладчика в тот день. Должно быть, Пьер сказал что-то, чего не должен был говорить, и это заранее настроило публику. У Юлиуса Гэбриэла было больное сердце. После того как он свалился за сценой с инфарктом, Мик сорвался. Понадобилось шесть полицейских, чтобы скрутить его. Все это есть в документах.
— Но это похоже на внезапный нервный срыв, спровоцированный…
— Интерн, такую ярость можно накопить только за долгие годы. Майкл Гэбриэл был вулканом, ждущим извержения. Мы имеем дело с ребенком, которого двое выдающихся археологов растили в самых безлюдных областях планеты. Он никогда не ходил в школу, у него не было возможности социализироваться в общении с другими детьми, что в результате привело к крайней степени антисоциализации личности. Черт, да у Мика наверняка не было ни одного нормального свидания. Все, чему он научился в жизни, было передано ему его единственными спутниками — родителями, из которых по крайней мере один был невменяемым.
Фолетта протянул ей папку.
— А что случилось с его матерью?
— Умерла от рака поджелудочной железы, когда их семья жила в Перу. По какой-то непонятной причине мысли о ее смерти до сих пор преследуют его. Пару раз в месяц он просыпается с криками. По ночам его мучат жуткие кошмары.
— А сколько лет было Мику, когда она умерла?
— Двенадцать.
— Как вы думаете, почему ее смерть до сих пор так травмирует его?
— Не знаю. Мик отказывается говорить об этом. — Фолетта поерзал, но при его габаритах устроиться с комфортом на таком маленьком кресле было непросто. — По правде говоря, интерн Вазкез, Майкл Гэбриэл не особо меня любит.
— Невроз переноса?
[4]
— Нет. У нас с Миком никогда не было стандартных отношений врача и пациента. Я с самого начала превратился для него в тюремщика, в часть его паранойи. Наверняка такое отношение связано с тем, как прошли первые несколько лет его пребывания в клинике. Мик очень тяжело привыкал к заключению. На шестом месяце пребывания здесь он сорвался на одного из охранников, сломал ему обе руки и намеренно отбил мошонку. Яички несчастному пришлось удалять хирургическим путем. Где-то в папке есть фотографии, если желаете…
— Нет, спасибо.
— В качестве наказания за это нападение Мик провел почти все десять лет в одиночном заключении.
— Это немного жестоко, вы не находите?
— Не там, откуда мы прибыли. Мик гораздо умнее тех людей, которых мы наняли для его охраны. Для всех заинтересованных будет лучше, если он останется в изоляции.
— А ему позволят участвовать в сеансах групповой терапии?
— Здесь очень строгие правила для большинства пациентов, но в данном случае ответ — нет.
Доминика снова взглянула на поляроидные снимки.
— И насколько мне следует беспокоиться о том, что он может на меня напасть?
— В нашем деле, интерн, вам всегда следует быть настороже. Есть ли вероятность, что Мик Гэбриэл на вас нападет? Есть всегда. Думаю ли я, что он обязательно это сделает? Сомневаюсь. Последние десять лет нелегко ему дались.
— А у него есть шанс когда-нибудь вернуться в общество?
Фолетта покачал головой.
— Никогда. Это последняя остановка на жизненном пути Мика Гэбриэла. Он никогда не сможет приспособиться к жизни в обществе. Мик боится.
— Чего боится?
— Своей собственной шизофрении. Мик утверждает, что чувствует чье-то присутствие, которое становится сильнее, подпитываясь человеческой ненавистью и жестокостью. Его фобия выходит на новый виток каждый раз, когда очередной злобный подросток хватает папин пистолет и устраивает в школе стрельбу. Такие вещи действительно выбивают его из колеи.
— Меня тоже.
— Но не до такой степени. Мик становится настоящим зверем.
— Его держат на препаратах?
— Мы даем ему «зипрексу»
[5]дважды в день. Это значительно снижает его агрессию.
— И каких действий вы ожидаете от меня?
— Закон штата требует, чтобы его лечили. Пользуйтесь возможностью получить немного опыта.
Он что-то скрывает.
— Я благодарна вам за предоставленную возможность, доктор. Но почему именно я?
Фолетта оттолкнулся от стола и встал, мебель заскрипела от его веса.
— Поскольку я директор этой клиники, я прекрасно понимаю, что может возникнуть конфликт интересов, если пациента буду вести только я.
— Но почему не собрать команду…
— Нет. — Похоже, Фолетта начал терять терпение. — Майкл Гэбриэл остается моим пациентом, и я решаю, какой вид терапии лучше всего подходит ему, — я, а не совет попечителей. Скоро вам самой выпадет шанс убедиться, что Мик хитрит, — он очень умный, он хорошо соображает и тонко чувствует многие вещи. Его IQ около 160.
— Довольно необычно для шизофреника, вы не находите?
— Необычно, не невероятно. Я считаю, что он просто играет с социальным работником и реабилитационным терапевтом. И нужен кто-то с вашим уровнем подготовки, чтобы оценить его уловки.
— Так когда я смогу его увидеть?
— Прямо сейчас. Его поместили в изолированную камеру, где я смогу наблюдать за вашей первой встречей. Сегодня утром я рассказал ему о вас. И он ждет возможности с вами поговорить. Просто будьте осторожны.
На каждом из четырех верхних этажей клиники, которые персонал называл отделениями Исследовательско-лечебного центра, содержалось по сорок восемь резидентов. Каждое отделение имело северное и южное крыло, в каждом крыле располагалось по три подотдела — маленькие комнаты отдыха с диванами и телевизорами. Вокруг каждой такой комнаты располагалось по восемь одиночных палат. На всех этажах находились посты охраны и медицинского персонала. Окон на этажах не было.
Фолетта и Доминика воспользовались лифтом для персонала, чтобы попасть на седьмой этаж. Охранник-афроамериканец разговаривал с одной из сиделок на главном посту медперсонала. Одиночная палата, в которую они направлялись, находилась по левую руку от охранника.
Директор поздоровался с охранником и представил ему нового интерна. Марвису Джонсу уже минуло сорок, и в его добрых карих глазах светилась уверенность, которую мог дать лишь богатый опыт. Доминика заметила, что охранник не вооружен. Фолетта объяснил, что ношение оружия на верхних этажах клиники запрещено.
Марвис отвел их через центральный пост охраны в изолированную камеру, одна из стен которой почти полностью состояла из защитного стекла, прозрачного только с одной стороны.
Майкл Гэбриэл сидел на полу лицом к затененному стеклу, прислонившись к дальней стене камеры. На нем была белая футболка и такие же штаны. Он оказался на удивление хорошо сложен: с пропорционально развитым мускулистым телом, ростом под два метра весил он чуть больше девяноста килограмм. Темно-каштановые волосы спадали до плеч, завиваясь на концах. Лицо пациента оказалось привлекательным и чисто выбритым, лишь по правой щеке шел шестисантиметровый шрам от подбородка и вдоль челюсти до уха. Глаз он не поднимал.
— А он симпатичный.
— Как и Тед Банди,
[6]— парировал Фолетта. — Я буду наблюдать за вами отсюда. Уверен, что Мик будет самим очарованием, пытаясь произвести на вас впечатление. Когда я решу, что достаточно, я пришлю сюда сиделку с его дозой медикаментов на сегодня.
— Хорошо. — Ее голос дрогнул.
Расслабься, черт тебя подери.
Фолетта улыбнулся.
— Вы нервничаете?
— Нет, просто немного волнуюсь.
Она вышла из комнаты наблюдения, сделав знак Марвису, что камеру можно открывать. Дверь распахнулась, и ей показалось, словно десяток бабочек испуганно вспорхнули в ее животе. Она медлила, но ровно столько, сколько понадобилось, чтобы успокоиться; затем вошла внутрь и, услышав двойной щелчок закрывшейся за спиной двери, вздрогнула.
В камере два на три метра прямо перед ней оказалась привинченная к полу и стене железная кровать, накрытая тонким матрасом из мягкого материала, а рядом с ней один стул, также привинченный к полу. Затемненное стекло, сквозь которое за комнатой наблюдали, находилось за ее спиной — его ничто не прикрывало и не загораживало. В комнате витал запах лекарств.
Мик Гэбриэл стоял, слегка наклонив голову, поэтому Доминика не могла видеть его глаз. Она с натянутой улыбкой протянула ему руку.
— Доминика Вазкез.
Мик поднял на нее глаза — немного дикие и настолько темные, что невозможно было различить, где заканчивается радужка и начинается зрачок.
— Доминика Вазкез. Доминика Вазкез. — Каждый слог он произносил очень отчетливо, словно стараясь впечатать их в память. — Очень приятно с вами…
Внезапно улыбка исчезла с его лица.
В ушах Доминики загрохотал пульс.
Сохраняй спокойствие. Не двигайся.
Мик прикрыл глаза. С ним что-то происходило. Доминика видела, как заиграли желваки, четче проступил шрам, ноздри раздулись, словно у животного, вынюхивающего добычу.
— Разрешите подойти к вам поближе? — Он произнес эти слова очень тихо, практически прошептал, но ей передалась буря эмоций, скрытая за этим нарочито спокойным тоном.
Доминика поборола желание броситься к затемненному стеклу.
Он снова открыл глаза.
— Клянусь душой своей матери, я не причиню вам вреда.
Следи за его руками. Будь готова ударить коленом, если он бросится.
— Можете подойти, только не делайте резких движений, хорошо? Доктор Фолетта наблюдает за нами.
Мик сделал два шага вперед и остановился перед ней чуть ближе, чем на расстоянии вытянутой руки, затем наклонился, приблизив лицо, закрыл глаза и втянул носом воздух — так, словно она была бутылкой коллекционного вина.