Виола сощурилась.

– Это мыши.

– Твои мыши, – произнёс Сиф.

– Я просто съела одно диковинное растение, вот и всё. – Элли сделала шаг к Молворту, который съёжился и забился в угол. – Перестань себя так вести! Королева может войти в любой момент, – заявила она с намёком. – Что Она подумает, увидев, как ты пресмыкаешься на полу?

Молворт нескладно поднялся на ноги.

– А что, правда, Она может прийти сюда? Но я не надел свои лучшие брюки! – взвизгнул он, отчаянно оттирая пятно на рубашке.

– У тебя нет лучших брюк, – заметила Виола, подхватывая на руки Арчибальда, пытавшегося протиснуться в клетку с мышами. – А теперь пошли, Молворт, ты должен мне помочь в поиске потайных ходов. Где-то здесь обнаружатся громадные сундуки с золотом, которое мы сможем раздать обратно народу. – Она опасливо покосилась на Кейт. – Я хочу сказать, пойдём-ка пройдёмся и… полюбуемся искусством.

Кейт прижала палец к Эллиной щеке.

– Хм, мне кажется, в твоём лице уже чуть больше краски – хотя сказать сложно. Я никогда не встречала никого настолько бледного. Обещай мне, что перестанешь есть неизвестные растения.

Элли потёрла затылок. Двери распахнулись.

– Это Королева! – завопил Молворт.

— Она в вас крепко втюрилась, старина. Никогда себя так не вела. Впрочем, эта девица отлично знает, чего хочет. Развлекайтесь, но, повторяю, не забывайте о папаше. С другой стороны, ваша Элен…

На самом деле это был Квентин, древний иссохший старичок, так напоминавший черепаху. Он поправил очки и окинул взглядом мастерскую. Он увидел Элли и закричал.

— Что Элен?

– Враг! – застенал он, выронив тяжёлую книгу и схватившись за дверной косяк. – Враг здесь!

— Я в самом деле нахожу ее привлекательной.

– Держите себя в руках, Квентин, – рявкнула Кейт.

— Вот как! Неужели?

– Но это оный, бледная кожа, красные глаза – это знаки Врага!

— Решительно. Ей, правда, не тридцать пять. Хотя ждать не долго. Догадываюсь, что она опытнее, чем кажется. Надеюсь, не возражаете, если я попробую выяснить?

– Чего вы хотите?

— Постойте минуточку! Я ведь с ней обручен…

Старик оглядел собрание странных детей.

— Правда? При вашей последней встрече мне так не показалось. Будьте спортсменом.

– Я… мне было сказано, что здесь Королева.

— Слушайте!…

– Я её горничная, – веско проговорила Кейт. – Сообщите мне ваше послание, и я передам его Ей.

— Ш-ш-ш. Не повышайте голос, старина.

Он цеплялся за свою книгу как за щит.

Пока Батлер успокаивал Хью, посыльный, чисто по привычке, забарабанил в дверь гримерной.

– Это с фермы, – сказал он с дрожащей улыбкой. – Землепашцы говорят, что заметили улучшения. Поля растут быстрее.

За дверью послышалось шевеление, отрывистый шепот, шорох. Открывшая дверь дама — безусловно, мадам Фаюм собственной персоной — встретила их приветливой лучистой улыбкой.

Кейт повернулась к Элли, округлив глаза.

Фигура действительно замечательная. Джонсон не ошибся, назвав ее «французской пышечкой». Хотя, судя по смуглой коже, родилась мадам ближе к французскому Марокко, чем к Парижу, возможно, в ней была доля мавританской крови. Она уже сняла сценический грим с хорошенького оживленного лица с широкими ноздрями и красиво очерченными губами, но обычная косметика была почти столь же яркой, как театральный грим, подчеркивая блестящие черные волосы и живые, несколько навыкате темно-карие глаза. Вместо театрального костюма на ней был плотный халат, алый с золотом, под которым, видимо, ничего больше не было, кроме чулок, и туфли на высоком каблуке.

– Пока ещё рано судить, – быстро ответила Элли. – Нам нужно немного подождать, прежде…

Мадам мгновенно продемонстрировала визитерам искреннюю признательность и удовольствие, постукивая визитной карточкой по прекрасным зубам. Потом превратилась в образец корректности.

– У ТЕБЯ ПОЛУЧИЛОСЬ! – закричала Кейт, сграбастав Элли в объятия и горячо обнимая. Элли тоже обняла её и почувствовала, как напряжение в теле Кейт истаивает.

— Monseigneur le marquis?[21] — обратилась она к Батлеру с легким реверансом. — Je suis bien flattee, monseigneur.[22]

– Спасибо, – шепнула Кейт, пристроив подбородок к Элли на плечо. – Спасибо тебе.

— Mais pas du tout, chere madame![23] — промурлыкал Батлер, сняв шляпу, и поднес к губам протянутую руку.

Дневник Лейлы

Мадам Фаюм приняла поцелуй серьезно, торжественно, после чего с улыбкой подала руку Хью. Тот, чувствуя себя последним идиотом, повторил процедуру.

Она вдруг обратила внимание на посыльного, глазевшего во все глаза.

— Джонни! — Контральто наполнилось притворной суровостью. — Гадкий мальчишка! Уходи сейчас же! Убирайся…

Посыльный, скорчив безобразную гримасу, втянул в плечи голову и шмыгнул в дверь.

И все-таки, несмотря на радушие и оживление, несмотря на то, что мадам источала сексуальную привлекательность столь же сильно, как аромат «Шанель» номер такой-то, Хью первым делом почуял надо всем этим некую тень. Точно, точно! И сразу вспомнил ее убитого мужа, который наверняка выглядел рядом с ней совсем крошкой.

«Бедняга! — подумал он. — Видно, никто даже не думает о несчастном Абу…»

4798 дней на борту «Возрождения»

Сегодня я слонялась по Ковчегу, сжимая голубую орхидею из сада. На Рыночной палубе я видела, как Аарона Сакко вышвырнули из его собственной пекарни. Громадный скотина с одной деревянной ногой прохромал следом. Первый помощник.

– Поговаривают, что ты Сосуд Врага, – произнёс он.

– Что? – растерялся Сакко, нижняя губа его задрожала от ужаса. – Нет, это неправда.

Первый помощник расхохотался.

– Я слышал иначе. Слышал, будто ты разговариваешь с оным.

– Нет, пожалуйста. – Сакко встал на колени.

– Я тебе вот что скажу, отдай мне своё зерно и свою лавку, и, пожалуй, я никому не скажу.

Я закатала рукава, готовясь выйти вперёд, но как раз в эту минуту откуда ни возьмись шагнул Капитан Ковчега, большой и рассерженный. Он отвёл Сакко обратно в его лавку, а затем пришпилил Первого помощника к стене.

– Ты что творишь? – прошипел Капитан Ковчега.

– Нам нужно продовольствие, – сказал Первый помощник.

– Нельзя расхаживать, огульно обвиняя людей в том, что они Сосуд Врага! Дела и без того плохи!

– Китовая девчонка, – прошептал Первый помощник.

Капитан Ковчега обернулся и увидел меня.

– Ступай своей дорогой, Лейла, – велел он. На лбу его проступила крупная вена, и, понимая, что он не в том настроении, чтобы попусту тратить время, я побежала на Небесную палубу.

Море серебрилось в лунном свете, ветер свистел у меня в ушах. Держась за леера, я бочком спустилась по лестнице, бегущей по корпусу Ковчега к деревянной платформе, на которой умер Голубоглазый. Ковчег взрезал себе путь сквозь океан.

Я положила орхидею на водную гладь, но волны подхватили её прежде, чем я успела произнести заготовленные слова. Я склонила голову и всё равно сказала:

– Мне недостаёт тебя, Голубоглазый. Я не знаю, что мне делать без тебя. Я присматриваю за садом и за мальчишкой, но только я не знаю, чем я могу ему помочь. И меня тревожит то, что происходит на Ковчеге. Все точат зуб друг на друга. Когда ты был здесь, всё было проще. Я больше ни с чем не связана.

Я смотрела на горизонт и ждала. Сама не знаю, чего я ждала, ведь я знала, что Голубоглазого больше нет. И что здесь есть, кроме океана и этого ужасного корабля?

Фонтан брызг взметнулся высоко в воздух.

Тёмный плавник рассёк далёкие волны, и моё сердце затрепетало. Другой плавник, и ещё один. Я насчитала десять, затем двадцать.

– Я слышал, как они звали его вчера.

Я чуть не упала в море. Вару стоял рядом со мной и улыбался. Я вслушалась в грохот моря. За ним слышалась тихая песня из щелчков и посвистов. Песня, которую я узнавала.

– Голубоглазый, – прошептала я.

Вару кивнул:

– Я думаю, они его родичи.

– Но у Голубоглазого никогда не было семьи. Он был один, когда я нашла его.

– Они, должно быть, разлучились во время Потопления. – Вару прикрыл глаза. Туманные голубые тени вились у него по коже. – Они долгое-долгое время искали его.

Фонтан брызг снова прорезал ночной воздух. Песня была ласковая и печальная.

– Должно быть, им очень грустно – проделать такой путь понапрасну.

– Им не грустно. Они нашли ту часть его, что до сих пор жива.

Я нахмурилась.

– Тебя?

Вару покачал головой.

– Не меня.

Плавные чёрные тени поднимались и обрушивались вниз. Их песня нарастала всё громче, пока наконец я не чувствовала её дребезжание в собственных костях, а её тепло на сердце.

– Что они делают? – вопросила я. – Зачем это?

Вару улыбнулся.

– Они чествуют тебя.

21. Божество жизни

– Приветствуйте Великую Изобретательницу!

– О нет, опять, – простонал Сиф.

Рыночные торговцы перестали разворачивать свои прилавки, приветствуя Элли, проходившую через Рынок азалий. Элли заправила волосы за уши, всё лицо её расплылось в улыбке. Сиф закатил глаза:

– Так вот почему ты хотела пойти этим путём? Хотя он вдвое длиннее.

– Я не знаю, о чём ты говоришь.

– Ох и трудно тебе будет протискиваться в двери с такой распухшей головой.

– Ай, и всё дело в том, что в кои-то веки все смотрят не на тебя.

Сиф забурчал, но не смог до конца спрятать улыбку, когда какая-то девчушка подбежала к Элли и сунула ей букетик цветов, смятый в маленьком кулачке.

– Спасибо тебе, – сказала Элли, и малышка смущённо улыбнулась и ускакала.

Визгливый дебош привлёк Эллино внимание к высящемуся Ковчегу, бледному в утреннем свете, где среди армии испещряющих его поверхность статуй гнездились чайки. Привратник поклонился Элли, и она торопливо прошла вверх по лестнице, а Сиф последовал за ней с ящиком инструментов в руках.

Сиф всегда выглядел во дворце так же неуместно, как лев посреди бального зала. Он провожал пристальным взглядом слуг, спешивших мимо них с таким потоком посуды, каким можно было насытить целую армию: в каждой миске в голубоватом супе плавал один большущий персебес[12].

– Кого они собираются накормить? – бросил он. – Кита?

– Кейт устраивает утренний приём для Гильдии законников, – объяснила Элли. – И ты не найдёшь супа с персебес в желудке у кита. – Она покосилась на Сифа с кривой усмешкой. – Только странных мальчишек.

Сиф отмахнулся от неё, и тут к ним робко придвинулся слуга, с опаской глядя на Элли:

– Мисс… мисс Стоунволл? Королева пожелала видеть вас, как только вы придёте.

– А, спасибо, – Элли направила Сифа на величественную лестницу, поднимающуюся к носу Ковчега. Смотритель подозрительно оглядел Сифа, когда они пробежали мимо него.

– Ты же получила для меня разрешение находиться тут? – спросил Сиф.

– Конечно! То есть, кажется, да, – отозвалась Элли. – Но это не важно, потому что я с тобой, – она прижала ладонь к груди, охваченная острым чувством собственной незначительности.

– Хватит выглядеть такой самодовольной!

Они шагнули в покои Кейт и были встречены громадой Богоптицы, громоздящейся наверху; Сиф остановился как вкопанный, пронзённый её взглядом.

– Она ненастоящая, – сказала Элли.

– Я знаю.

Судя по состоянию комнаты, горничным этим утром пришлось одевать Кейт с боем: на статуях были полосы золотой краски для лица, из разбитого вдребезги глиняного горшочка на мраморный пол вытекала зернистая мазь, а Кейт лежала на спине со счастливой улыбкой на лице и вкривь и вкось размазанной по щекам пурпурной краской. На ней были длинный чёрный упелянд и головной убор из пурпурных перьев. Глаза её скользнули к Элли.

– Ты здесь! – жизнерадостно воскликнула она, а затем заметила Сифа и села. – Я хочу сказать, – прибавила она более низким голосом, – вы можете войти.

– Это всего лишь Сиф, – произнесла Элли. – Тебе не обязательно быть Королевой перед ним.

– Всего лишь Сиф, – буркнул Сиф. – Как мило.

Элли указала на беспорядок:

– Что, твои горничные напали на тебя?

Кейт насупилась.

– Они были несносны. Фелисити не смолкала о том, какой же Лорен Александр красивый. А потом Ясмин спросила меня, предвкушаю ли я Празднество Жизни. Как будто это имеет какое-то значение – благодаря твоим машинам фермы все зелёные и золотые, куда ни посмотри.

– Ну, вообще-то нам надо всё же понять, как тебе явить убедительные чудеса на Празднестве Жизни, если ты… эм… не сможешь овладеть своими силами вовремя, – сказала Элли. – Я конструирую одно приспособление, которое позволит тебе выбрасывать из рукавов цветы. А ещё я нашла такие растения, которые выглядят мёртвыми, пока их не польёшь, но, стоит их полить, мгновенно оживают.

– Замечательно, замечательно, – проговорила Кейт, а затем широко зевнула. Элли заметила мешки у неё под глазами. – Извини, я плохо спала, слишком была возбуждена. Я так долго тревожилась, что теперь даже странно чувствовать такое облегчение. О, и говоря о твоём усердном труде…

Кейт подскочила на ноги и взбежала по одной из золочёных лестниц к своей кровати.

– Там морская вода, – Сиф, нахмурясь, смотрел на Поставец слёз.

Элли удивлённо заморгала.

– Там должны быть слёзы предков Кейт, хотя она вообще-то подозревает, что это по большей части морская вода. Постой, ты это почувствовал?

Сиф потёр руку.

– Я всегда чувствую море.

Кейт слетела вниз по лестнице, сжимая свёрток сиреневой ткани.

– Вот. – Она развернула его, это оказалось длинное пальто. Оно было того самого цвета, что платья горничных.

– Оно… красивое, – промолвила Элли, в горле у неё пересохло.

– Я не имела в виду заменить бушлат твоей матери, – поспешно сказала Кейт. – Но… – Она оглядела старое Эллино пальто, покрытое сыпью большущих прорех, с каждым днём только увеличивавшихся. – Я думаю, что ещё один взрыв просто прикончит его. А в этом тоже много карманов, посмотри.

Она протянула пальто Элли, и та пощупала его пальцами. Ткань была настолько невесомая, что нельзя было с уверенностью сказать, что она и правда дотронулась до неё.

– Ты… ты сшила это?

Кейт кивнула.

– Ну, давай, примерь.

– Ох, – Элли принялась неловко переминаться с ноги на ногу.

Кейт зыркнула на Сифа.

– Невежливо смотреть, когда дама переодевается.

Сиф нахмурился:

– Это всего лишь пальто.

– Всё в порядке, – успокоила их Элли, одной рукой расстёгивая пуговицы на бушлате. Она попыталась вывернуться из него так, чтобы не задеть сломанную руку. Сиф и Кейт оба бросились помогать, но Кейт оказалась первой.

– Твоя бедная рука, – проговорила она, осторожно снимая бушлат. – Кости ужасно долго срастаются, да?

Элли чувствовала, как влажный воздух обхватил её кожу. Собственное тело казалось ей хрупкой и ломкой скорлупой, скрывающей жуткий древний секрет. Она бросила нервозный взгляд на Сифа, ожидая, что Кейт что-нибудь скажет. Но вместо этого Кейт мягко накинула новое пальто ей на плечи, избегая тревожить Эллину сломанную руку, и помогла ей продеть другую руку в рукав. Пальто было лёгким, как морская пена, и когда Элли двигалась, складки обвевали её прохладным воздухом.

– Я сшила его из шёлка, полученного от шелковичных червей с острова Бьянка, – гордо объявила Кейт, оглядывая Элли с головы до ног. – Идеально, – она улыбнулась так широко, что на щеках у неё появились ямочки. – Просто идеально.

– Мне больше нравится старое, – пробормотал Сиф, но Кейт то ли не услышала его, то ли притворилась, будто не слышит.

– Я думала, что ты могла бы надеть его… – начала она, и улыбка её приугасла. – На Празднество Жизни.

Глаза у неё стали круглые, и она надолго замолкла. Сиф с Элли переглянулись.

– Кейт, – сказала Элли осторожно. – Если ты не чувствуешь себя готовой к Празднеству Жизни, почему тебе не отложить его? Тогда у тебя будет больше времени, чтобы разобраться со своими силами, а у меня – чтобы придумать, как сфабриковать чудеса. Ну, знаешь, просто на всякий случай?

Кейт воззрилась на Элли.

– Отложить Празднество Жизни? Это не званый обед, Элли. Я не могу просто отложить его. Лорен такого не упустит – скажет, что я слаба. Уф, он будет на этом противном завтраке. Но мне хоть больше не нужна его помощь. Если бы твои машины не заработали, у меня не осталось бы иного выбора, как попросить его привезти зерно из родовых имений. А я уж лучше съем свои собственные пальцы.

– Пожалуйста, не ешь свои пальцы, – проговорила Элли. – И до Празднества Жизни ещё четырнадцать дней. Куча времени, чтобы ты научилась владеть своими силами. И, кстати, у меня на этот счёт были кое-какие задумки. – Она опустилась на колени рядом с принесённым Сифом ящиком. – Я помню, что ты скептически смотришь на то, чтобы одеться растением, но…

Кейт наклонила голову в сторону окна.

– Сосредоточься, Кейт, – упрекнула Элли. – Тебе не отвертеться в очередной раз.

– Тихо! – бросила Кейт.

Элли обратилась в слух.

– Что такое?

– Это похоже на чаек, – заметил Сиф. – Или… кто-то плачет?

У Кейт побелели губы.

– Это не кто-то один плачет.

Она подбежала к окну и высунула наружу голову. Теперь Элли слышала куда отчётливее – гул стенающей толпы, как на похоронах.

– Это со стороны ферм, – сказала Кейт. Она схватила со стула свой голубой плащ, чтобы прикрыть упелянд, и, накинув на головной убор капюшон, выскочила из комнаты. Сиф с Элли обменялись встревоженными взглядами и поспешили следом вниз по лестнице и за дворцовые ворота.

Гул стенаний звучал даже громче на улицах, перекатываясь между зданиями, будто стая раненых птиц. Кейт неслась впереди, Элли отставала, тяжело опираясь на свою трость. Переулки кишели привлечённым криками людом.

– Держись поближе ко мне, – попросил Сиф – перед ним толпа расступалась. Элли пыталась разглядеть над стеной плеч, что именно производит этот жуткий звук. Наконец перед ними простёрся западный берег острова.

То, что прежде было сияющей на солнце цветущей землёй, стало теперь зловонным болотом. Некогда золотые поля пшеницы сделались цвета ржавчины, а зелёная чаща кукурузы и сахарного тростника выцвела до гнойно-жёлтого. Лужи молочно-белой воды разлились у стеблей поникших растений, воздух был полон кислой уксусной вони. Элли зажала ладонью рот, чувствуя накатывающую тошноту – то ли от запаха, то ли от шока, она не могла сказать.

Они нашли Кейт, поникшую на земле в облепленном глиной плаще. Толпа прибывала, расползаясь по краю поля.

– Упаси нас! – вскричал какой-то мужчина.

Рядом с Элли женщина непрестанно бормотала себе под нос:

– Она убережёт.

Землепашцы в отчаянии стояли на коленях в комковатой земле, друзья осторожно пробирались через топь, чтобы утешить их.

– Элли, Сиф!

Виола протиснулась сквозь толпу, по пятам за ней поспешал Молворт.

– Королева сохрани! – взвизгнул он, увидев поля.

– Что за?.. – начала и не договорила Виола, бережно прижимая Арчибальда к груди. – Как это произошло?

Элли помогла Кейт шатко подняться на ноги. Руки её дрожали.

Один из разбрызгивателей удобрений неподалёку с шипением исторг облако зеленоватого пара, и уксусный запах усилился. Элли принюхалась.

– Это не моё удобрение, – сказала она. – Кто-то заменил его на что-то другое. Кто мог такое сделать?

Глаза Кейт остекленели.

– Он.

– ДРУЗЬЯ МОИ!

Голос прозвенел звонко, как трубный клич. Лорен стоял над людской толпой на шаткой платформе, похоже спешно сооружённой для этой самой цели. Он был одет в чёрный упелянд.

– Друзья мои, – повторил он, и толпа смолкла. – Скорбите со мной! Какая страшная трагедия постигла наш остров. Наши посевы пожухли и погибли. Скорбите со мной!

Он оглядел одно за другим запрокинутые к нему несчастные лица, и рыдания пронизали воздух. Элли прищурилась. Щёки Лорена были залиты водой, но вокруг глаз кожа ничуть не покраснела, как бывает от слёз.

– Боюсь, мои друзья, я знаю, почему это произошло. Я имею счастье быть близким другом Королевы. Я говорил ей, как глупо доверять непроверенному «изобретателю» будущность острова. Ребёнку.

– Это была твоя идея! – прошипела Кейт. – Ты привёл её ко мне!

– А теперь, по нечаянности или по злому умыслу, эта девочка отравила наши поля, и все мы страдаем.

Элли застыла, пригвождённая к месту. Она ойкнула, когда Кейт резко дёрнула её к себе, стягивая с неё новое пальто.

– Что ты делаешь?

– Никто не должен тебя узнать, – пробормотала она, перебросив пальто Молворту. – Спрячь это. Нам надо уходить, и немедленно.

Виола начала проталкиваться обратно сквозь толпу.

– С дороги! Пропусти! Дженскис, подвинь своего переростка-сынка, – бурчала она. Элли старалась, проходя мимо, ни с кем не встречаться глазами.

– Но, друзья, – продолжал Лорен, – не будем чрезмерно сурово осуждать Нашу Божественную Королеву за этот ужасающий просчёт. Она поступила так, полагая это правильным для своего народа. Воздадим Ей хвалу!

– ВОЗДАДИМ ЕЙ ХВАЛУ! – взревела эхом толпа, брызжа в воздух слюной.

– А теперь, друзья, – продолжал Лорен. – Я, как покорный слуга Её Божественного Величества, спрашиваю вас – доверяете ли вы мне?

– ДА!

– Тогда знайте, что я отвращу этот голод. Я попрошу Королеву отринуть эти опасные эксперименты. Но прежде того я со всей поспешностью доставлю на наш остров зерно, чтобы никто не остался голодным!

Аплодисменты грянули взрывной волной, и толпа подхватила клич «ЛОРЕН, ЛОРЕН, ЛОРЕН!». Он выжидал, пока все стихнут, с улыбкой глядя вокруг.

– И последнее. Мне тяжело говорить это, дорогие друзья, но долг велит мне позаботиться о безопасности Королевы. Мы не можем доверять этой изобретательнице, Элли Стоунволл!

Кейт и Элли перекинулись полным ужаса взглядом, подбираясь уже к самому краю людского столпотворения.

– Быстрее, – поторопила Кейт. Элли бездумно подняла глаза на стоявшую рядом женщину. Глаза той сузились.

– Постой… – произнесла она.

– Пошли! – подгоняла Кейт, таща Элли в сторону.

– Это она! – закричала женщина. – Это та девчонка!

– Идём, – прорычала Виола, выталкивая Кейт и Элли перед собой и вставая на пути женщины. – О чём ты говоришь, Гризельда? Думается мне, ты опять перепила старой кактусовой настойки.

Кейт, Элли, Сиф и Молворт торопливо поднимались по улице, но за ними потянулись следом и другие: группа из двадцати или более человек отлепилась от сборища.

– Уходите, – прошипел Молворт, указывая в проулок.

– Это не самый быстрый путь во дворец, – заметила Элли.

– Заткнись, тупица, и доверься мне! – прикрикнул он, швыряя Элли её пальто.

Они поспешили свернуть в проулок, и, обернувшись через плечо, Элли увидела, как Молворт широко улыбнулся поравнявшимся с ним преследователям.

– Хотите посмотреть, какой танец я только что придумал? – воскликнул он, принимаясь вертеться и выделывать коленца.

– С дороги, дурень! – прикрикнул грузный мужчина.

– Вы за той восковой девчонкой с чудным носом? – поинтересовался Молворт. – Она пошла в сторону «Королевского дуба», – он указал на улицу, уводящую прочь от Элли и Кейт. – Я слышал, там подают такой пирог с апельсиновыми цукатами – пальчики оближешь. И цены вполне разумные.

Кейт чесала вверх по улице, идущей к воротам Ковчега, откинув назад капюшон. Слёзы выписывали завитки на её выкрашенном пурпурной краской лице.

– Ничего, – бормотала она. – Всё хорошо. Нам не нужно его зерно.

– Правда? – с надеждой вопросила Элли.

Кейт кивнула.

– Есть ещё три королевских зернохранилища, схороненных на острове, это кроме того, что было уничтожено в пожаре на шахте Лоренца. Мы используем их, чтобы прокормить народ, пока фермы не оправятся.

Двери дворца распахнулись, как только они возволоклись по ступеням. Семь Стражей с клацанием вышагнули наружу, и, хотя Элли не могла видеть их лиц, по порывистости их движений было ясно, что они обеспокоены. Один оглядел Кейт, удостоверяясь, что она не ранена. Другой обнажил меч и нацелил его на Сифа.

– Убери это, – рявкнула Кейт, проталкиваясь мимо них в Большой атриум. Квентин подковылял к ней, сжимая связку писем и встревоженно поправляя очки.

– Моя Королева, я…

– Тихо, – цыкнула Кейт. – Королевские зернохранилища. Мы должны открыть их без промедления.

Кровь отхлынула от лица Квентина.

– Но именно об этом я и собирался сказать. Хранилища… они погибли. Уничтожены.

Кейт замерла совершенно без движения.

– Я послал Смотрителей проверить, – говорил Квентин. Он сглотнул. – Похоже на сильный яд.

У Кейт задрожали пальцы.

– Местоположение этих хранилищ было тайной, – изрекла она своим бесстрастным королевским голосом. – Даже для моего Королевского совета. Лорен не мог узнать о них.

– Лорен, Ваша Божественность?

– Кейт, – сказала Элли. – Лорен, должно быть, нарочно поджёг свои собственные шахты. Вот почему он оказался там как раз вовремя, чтобы спасти меня! Это была не случайность – это был саботаж.

– Кто сказал ему? – взревела Кейт. – Кто разболтал мои тайны?

Горничные вылетели из ближайших дверей и бросились в ноги Кейт, рыдая от облегчения. Семеро обступили всех их плотным кругом, и тут Кейт издала яростный вопль.

– УБИРАЙТЕСЬ! – кричала она. – Все до одного бестолковые-бесполезные. Семеро из вас молчат, и приходится только жалеть, что остальные могут говорить.

– Кейт, – осторожно произнесла Элли. – Они ни в чём не виноваты.

– Ты должна обращать к Королеве Ваша Божественность, – прошипела одна из горничных, бросив на Элли недвусмысленный взгляд.

– Да кому до этого дело! – возопила Кейт. – Лорен уничтожил меня! Он отравил фермы и зерно и уничтожил всё!

Она ринулась вверх по лестнице, и прислужники, пялившиеся на представление сверху, бросились врассыпную. Семеро и горничные поспешили следом.

– Оставьте меня! – взревела Кейт. – Вы все, просто пойдите вон!

Горничные разбежались, а Семеро отпрянули, как дети, которых отчитали родители. Кейт взлетела ещё на пять ступеней, а затем рухнула на колени, дёргая пальцы один за другим и содрогаясь всем телом, как молоденькое деревце под ураганным ветром. Слуги, горничные и Семеро – все оцепенело застыли в страхе, не смея даже приблизиться. Рыдания Кейт наполнили зал.

Элли взбежала по лестнице и помогла ей подняться. Кейт казалась негнущейся и неподъёмной, она вцепилась в Эллину руку, оставляя на ней следы ногтей. Глаза её были закрыты, и лишь изредка она издавала приглушённый стон, как будто пытаясь выплыть из кошмарного сна.

Они неловко прошествовали в спальню Кейт. Элли подвела Кейт к подножию одной из спиральных лестниц, и там она осела прекрасно одетой куклой. Элли осторожно сняла с Кейт головной убор, вздрогнув при виде капельки крови, оставшейся на оголовье там, где оно впивалось в кожу.

Кейт схватилась за Эллино запястье, умоляюще глядя на неё, дыхание вырывалось лихорадочными синкопами.

– ЛОРЕН! ЛОРЕН! ЛОРЕН!

Тысяча голосов распевала это слово с такой силой, что от одного звука у Элли сводило горло. Кейт глядела на улицы остекленелым неверящим взглядом. Она закрыла балконные двери.

– Кейт? – мягко окликнула Элли. Кейт стояла в тени аметистовой Богоптицы, и нос, и губы её подрагивали. На мгновение повисла полная тишина, а затем из неё исторгся горестный, леденящий кровь крик. Лицо её исказилось, как у шипящей кошки, щёки сделались ярко-алые, все мускулы напряглись. Она упала на колени и затихла.

Элли положила руку ей на плечо.

– Всё…

– Нет, не хорошо, – сказала Кейт. – Ничего не хорошо. Всё кончено. – Она обхватила колени. – Теперь они видят, как я слаба. Теперь мне ничего не остаётся, как принять помощь Лорена, и все будут любить его за это. Он хочет править островом, я знаю. Он настроит их всех против меня.

– Только если мы не сумеем доказать, что за всем этим стоит Лорен. Доказать, какое он чудовище. А мы это докажем. И мы продолжим заниматься твоим даром. Никому и в голову не придёт, что ты слаба, когда настанет Празднество Жизни. Ты покажешь им, на что ты способна.

Мадам Фаюм быстро оглянулась, осторожным движением закрыла дверь, и все трое остались стоять в коридоре. Потом она обратилась к Батлеру нежным, но бесстрастным тоном:

– Ох, Элли. Мои тренировки идут из рук вон плохо, и ты это знаешь.

— Я огорчена… Сильно! Очень. Ах! Зачем вы дважды присылали карточки какого-то дурацкого лорда, которого не существует, когда мне ужасно хочется познакомиться с великим Патриком Батлером? А?

Элли встала рядом с ней на колени:

Тот на мгновение опешил.

– В тебе столько решимости, что я правда верю, что у тебя всё получится.

— И зачем, — допрашивала мадам Фаюм, — послали в фойе расспрашивать обо мне своего шофера, безобразная физиономия которого всем отлично известна, раз вы повсюду его посылаете? Думали, мне не расскажут?

Кейт посмотрела на Элли долгим взглядом, а затем положила свою руку на Эллину.

— Вы прекрасная артистка, дорогая мадам, — усмехнулся Батлер. — Если бы вы провалились сегодня, то расколотили бы мебель в щепки и никого не желали бы видеть. А после столь потрясающего успеха…

– Ты так в меня веришь, – произнесла она с грустной улыбкой. – Как бы мне хотелось, чтобы ты пришла ко мне раньше. Быть может, последние шесть лет не были бы такими мучительными.

Зубы мадам Фаюм сверкнули в короткой улыбке, темно-карие глаза вспыхнули, засверкали.

Она закрыла глаза, и из-под сжатых век на щёки покатились новые слёзы.

— Я всех потрясла, правда? — просияла она. — Да, черт побери! — И объявила совсем другим, многозначительным тоном: — Вы мне нравитесь. Вы тоже… — Мадам оглянулась на Хью. — Как вас зовут?

– Знаешь, ты умудрилась даже меня заставить поверить. Надеяться. Что, возможно, я с самого начала ошибалась. Что, может, ну а вдруг, я могу делать всё то, на что они считают меня способной.

— Моя фамилия Прентис. Хью Прентис. Искрившиеся глаза сощурились, накрашенные ресницы почти сомкнулись.

Элли нахмурилась.

— Прен-тис? — повторила она почти точно с такой интонацией, с какой к Хью обращался ее покойный муж. От этого воспоминания по спине у него побежали мурашки. Ее лицо вновь омрачилось. — Прен-тис, говорите? Но ведь это… — Мадам замолчала, передернув пышными плечами, и добавила: — Ну, не важно. Вы — это вы. — Она посмотрела на Батлера. — И вы — это вы. Что мы здесь стоим? Нет-нет-нет, заходите! — И распахнула дверь гримерной.

– Но ты действительно можешь всё это делать, – сказала она. – Ты Сосуд. Ты Сосуд для Божества жизни.

Кейт вздрогнула и отвернулась.

Там не оказалось никаких театральных костюмов. Комнату, где царил ужасающий беспорядок, вполне можно было б принять за ее личный номер в отеле, если бы не отсутствие окон. Единственная лампа ярко горела над засыпанным пудрой туалетным столиком, на котором в данный момент прежде всего бросались в глаза большая открытая банка с кольдкремом и выцветшее полотенце. На краю стола слева стояла огромная ваза с красными и белыми гвоздиками.

– Нет, Элли. Нет.

Хью сделал три шага следом за Батлером, обошел стоявшую сбоку вешалку и замер на месте.

Неподалеку от туалетного столика сидел его дядя, мистер Чарлз Грандисон Прентис.

22. Экспедиция на Север

Хью открыл рот и закрыл, не вымолвив ни слова. Мадам Фаюм кивнула на цветы в вазе, собралась что-то сказать, но, увидев выражение лиц Батлера и Хью, промолчала.