Джон Диксон Карр
Часы-убийцы
Предисловие
Джон Диксон Карр – английский писатель американского происхождения, родился в 1905 году в Пенсильвании. Был журналистом. Как автор детективных романов выступил в 1930 году с произведением \"Оно ходит по ночам\". Публиковался под собственным именем и под псевдонимом Карр Диксон и Картер Диксон, что давало ему возможность разрабатывать две самостоятельные серии детективных романов, объединенных сквозными главными героями.
Бессмертна фигура придуманного им в 1933 году детектива доктора Гидеона Фелла – врача и ученого, героя 24 его книг. Доктор Фелл является героем и романа \"Черные очки\", который заслуженно считается образцом решения \"загадки запертой комнаты\" – одной из самых эффектных, но одновременно и самых трудных схем построения детективного романа. Еще 22 сюжета посвящены сэру Генри Мерривейлу, олицетворяющему трезвый ум и английский здравый рассудок, а в пяти книгах в качестве главного героя появляется инспектор Бенколин.
В 1936 году по рекомендации Дороти Сайерс писатель принят в члены Детективного клуба (председательствовал на собрании Г. К. Честертон). В 1948 году он возвратился в Соединенные Штаты, где был избран президентом ассоциации писателей детективного жанра, а также членом нью-йоркского клуба Добровольцев с Бейкер-стрит.
Диксон Карр считался специалистом по Артуру Конан Дойлу, книгу о нем выпустил в 1949 году. В беллетризированной биографии автора романов о знаменитом сыщике Шерлоке Холмсе \"Жизнь сэра Артура Конан Дойла\" он попытался \"реконструировать\" образ писателя, которого считал своим учителем. При этом он опирался на документы, старые бумаги, письма, в которых, по словам Д. Карра, \"заключены живые чувства, заключено то, что он чувствовал тогда, когда в жилах его бежала горячая кровь, – заключена правда\". Здесь он отказался от своего обычного тяготения к мистификации, стилизации, литературной игре.
А вот игру в Шерлока Холмса (а о нем сочинялись анекдоты, основывались многочисленный клубы его почитателей и подражателей, составлялись биографии и энциклопедии, ему даже был установлен памятник на месте его несостоявшейся гибели – на утесах Раушенбахского водопада и т. д.), поддержал, создав совместно с сыном Конан Дойла Адрианом сборник \"Подвиги Шерлока Холмса\", где \"описал\" те истории, которые великий сыщик упоминает лишь вскользь. Он как бы сам становится сыщиком и ведет расследование... Для Карра вообще характерен интерес к реконструкции прошлого, к разгадке конкретных исторических тайн. В романе \"Убийство сэра Эдмунда Годфри\" он даже выдвинул свою версию знаменитого преступления XVII века.
После 1950 года Диксоном Карром были написаны десять исторических детективов, воссоздающих Англию XIX века, а в \"Тайне лондонского моста\" и \"Дьяволе в бархате\" – даже XVIII и XVII веков. К этой серии принадлежит и роман \"Скандал в Хай Чимниз\".
Умер писатель в феврале 1977 г. Произведения Джона Диксона Карра пользовались и пользуются огромной популярностью среди любителей детектива всего мира, они переведены практически на все европейские языки, однако в нашей стране до сих пор почти не издавались.
И. А. Осиновская
1. Открытая дверь в Линкольнс Инн Филдс
– Загадочные преступления? – задумчиво отозвался доктор Фелл, после того как мы успели обсудить уотерфолское дело и ряд других, не менее странных случаев. – Не сказал бы. Загадочными они выглядят, только если вырывать факты из их естественной связи. Возьмем, например, такую историю, – с одышкой астматика продолжал он. – Вор проник в часовую мастерскую и украл стрелки больших башенных часов. Он ничего не взял, ни к чему не притронулся, кроме двух почти ничего не стоящих стрелок... Ну? С чего бы вы начали, если бы вам было поручено расследовать этот случай? Как бы вы вообще квалифицировали преступление?
Я думал, что доктор просто дал волю воображению, как это ему часто случалось делать, сидя в удобном кресле перед полным бокалом. Поэтому и брякнул, не задумываясь, что обвинил бы, пожалуй, вора в попытке убить время, и ждал уже, что услышу в ответ презрительное хмыканье. Результат, однако, оказался иным. Доктор Фелл закурил сигару, его багровое лицо и огромный двойной подбородок выглядели задумчиво, – если так можно сказать о двойном подбородке; маленькие глазки за пенсне на широкой черной ленте сузились в щелки. Несколько мгновений он молчал, поглаживая свои длинные разбойничьи усы, а потом решительно кивнул.
– Верно! Уверяю вас, вы попали в самую точку! – он ткнул сигарой в мою сторону. – Потому, знаете ли, от этого убийства и пробирает мороз по коже. Кошмарная идея пришла в голову Боскомбу – а ведь фактически он затеял все только для того, чтобы как-то убить время!..
– Боскомб – убийца?
– Во всяком случае, он сознался, что хотел убить. Что же касается настоящего убийцы – тут дело обстоит хуже. Меня трудно назвать нервным человеком, – продолжал, громко пыхтя, Фелл, – слишком уж я тяжеловесен, сами поглядите. Клянусь, однако, что это проклятое дело изрядно меня пугает – единственный в моей жизни случай, других не припомню. Напомните как-нибудь, чтобы я рассказал вам о нем.
Больше об этом деле я от него не слышал, потому что вечером мы втроем, вместе с его женой, пошли в театр, а на следующий день я уехал из Лондона. Сомнительно, впрочем, что он стал бы подробно рассказывать о том, как ему удалось спасти честь Скотленд Ярда при обстоятельствах, не имеющих прецедента в истории криминалистики. Для всех, кто знает доктора Фелла, будут, несомненно, интересны подробности дела, которое смогло даже доктора лишить его вошедшего в поговорку спокойствия. В конечном счете я услышал всю эту историю от профессора Мелсона, того самого Мелсона, который был свидетелем во время процесса. Дело происходило осенью, а на следующий год доктор Фелл окончательно перебрался в Лондон (почему – вы узнаете в конце книги); более того, этот случай был последним официальным делом старшего инспектора Девида Хедли. Нет, он не ушел на пенсию, – сейчас Хедли – начальник полиции графства, – но об этом тоже потом.
Поскольку четыре месяца назад умерло одно из главных действующих лиц этой истории, исчезли причины хранить о ней молчание. Предоставим поэтому слово фактам. Между прочим, когда Мелсон кончил свой рассказ, я понял, почему он до сих пор с предубеждением относится к позолоте и окнам в потолке, хотя и его трудно причислить к нервным людям; понял, в чем состоял дьявольский замысел преступника и почему он избрал столь своеобразное оружие; понял, наконец, почему Хедли назвал этот случай \"делом о летающей перчатке\" – короче говоря, мне стало ясно, почему доктор Фелл считает его самым трудным из своих дел.
Мелсон хорошо помнил, что все началось ночью 4 сентября – ровно через неделю он должен был отплыть домой, чтобы успеть к началу нового учебного года. Он сильно устал. Отпуск не отпуск, если человек поддастся подсознательной потребности, поддерживая свою научную репутацию, \"подготовить публикацию\". Труд под названием \"Ранние исторические произведения епископа Бернета, сокращенное издание под редакцией Уолтера С. Мелсона\", летом продвигался вперед очень и очень медленно. В тот вечер, однако, настроение у Мелсона было отличное. Еще бы, ведь рядом с ним шагал его старый друг, – на голове старая широкополая черная шляпа, на грузном теле поблескивающий в свете уличных фонарей черный плащ, – в пылу беседы сильно стуча тростью по мостовой безлюдной улицы.
Они шли в сторону Холборна, время приближалось к полуночи, ночь была ветреной и холодной. Гостиницы в эту пору года переполнены, и Мелсону не удалось найти себе ничего лучшего, чем неуютный двухкомнатный номер на третьем этаже дома в Линкольне Инн Филдс. В столь поздний час они шли из кино: доктор Фелл, страстный поклонник дарования мисс Мириам Хопкинс, уговорил друга посмотреть два сеанса подряд. Мелсон зато похвастался чудесной находкой: накануне в антикварном магазине Фойла ему удалось купить средневековую латинскую рукопись, и доктор не терпящим возражений голосом заявил, что не пойдет домой, пока хоть одним глазком не взглянет на нее.
– Между прочим, – пропыхтел он, – не думаете же вы всерьез так рано ложиться спать? Не огорчайте меня, дружище! Если такой молодой и подвижный человек, как вы...
– Мне сорок два года, – перебил Мелсон.
– Если мужчина старше тридцати лет заводит разговор о позднем времени, – пророкотал его друг, – значит, он начинает покрываться плесенью. Вот я смотрю на вас, – Фелл поправил пенсне, – и что я вижу? Разочаровавшегося, унылого Шерлока Холмса. Куда девалась ваша былая жажда приключений? Неутолимое любопытство?
– Грейт Тернстайл-стрит, – глянув на табличку, сказал Мелсон. – Нам теперь направо. Кстати, – добавил он, постукивая трубкой по ладони, – если уж речь зашла о неутолимом любопытстве. Занимаетесь каким-нибудь новым расследованием?
– Может быть, займусь, еще не знаю, – пробурчал Фелл. – Возможно, удастся что-то выжать из убийства в магазине, хотя вряд ли...
– А что там стряслось?
– Хедли упомянул о нем вчера за ужином, но подробностей он и сам еще не знает. Не получил еще рапорта, хотя послал туда одного из своих лучших людей. Началось с серии краж в большом универмаге, и преступницу – это женщина – не удалось схватить за шиворот...
– Ну, магазинные кражи...
– Знаю, знаю. Только в этих кражах есть что-то чертовски странное. К тому же у истории есть продолжение! Жуткое, черт бы его побрал, продолжение, Мелсон! – Несколько секунд Фелл молча пыхтел, поправляя на носу очки. – До продолжения дело дошло неделю назад в универмаге \"Гембридж\". Вы что – газет не читаете? В ювелирном отделе была какая-то распродажа или что-то в этом роде, толпа огромная. Среди толпы – один из мелких сыщиков, нанятых фирмой, незаметный человечек в простом пиджаке, с напомаженными волосами. Внезапно он хватает кого-то за руку; свалка, крик, поднос с дешевенькими стразами летит на землю. В разгар суматохи наш человечек вдруг со стоном повалился на пол. Кто-то обратил внимание на расплывающееся под ним кровавое пятно. Когда его перевернули, оказалось, что живот у него распорот каким-то острым предметом! Вскоре он умер.
Они свернули в переулок, и в лицо им ударил холодный сырой ветер. Жалюзи магазинов были опущены, вывески поскрипывали на ветру, их позолоченные буквы слабо вспыхивали в неровном свете газовых фонарей. Была ли причиной тому мрачная тема разговора или замирающий шум ночного города, но Мелсон нервно оглянулся.
– Господи! – вырвалось у него. – Не хотите же вы сказать, что кто-то убил человека, чтобы не быть пойманным на магазинной краже?
– Именно так. И как убил, старина! Отвратительная, должен сказать, история. Никаких следов, никакого описания внешности, известно только, что это была женщина. Видели ее человек пятьдесят, по меньшей мере, но описывают все по-разному. Исчезла, вот и все. Худшее, что могло случиться. Никакого следа, который мог бы куда-то привести.
– Пропало что-нибудь ценное?
– Карманные часы старинной работы, лежавшие на рекламном стенде. – Неожиданно в голосе Фелла появилась резкая нота: – Кстати, Мелсон, в каком доме вы живете на Линкольне Инн Филдс?
Мелсон невольно сделал шаг назад – отчасти потому, что хотел зажечь свою трубку, отчасти из-за того, что у него внезапно стало нехорошо на душе. То ли маленькие немигающие глаза Фелла, разглядывавшие его в свете спички, то ли глухие удары часов, где-то вдали отбивавших полночь, пробудили его фантазию. На мгновение Мелсону почудился в коренастой закутанной в плащ фигуре доктора какой-то злой дух, вокруг которого, словно крылья, взметнулись черные ленты пенсне. И ко всему еще далекий глухой бой часов – все мы немного суеверны... Он затоптал спичку, и они пошли дальше. Только звук шагов нарушал теперь угрюмую тишину ночи.
– В пятнадцатом. А что?
– Ну, тогда слушайте внимательно. Судя по всему, ваш ближайший сосед – человек, весьма заинтересовавший меня в последнее время. Странный старик по имени Карвер. Часовой мастер с очень хорошей репутацией. Гм-м, даже превосходной. К слову сказать, вы имеете представление о часовом деле? Любопытное занятие. Универмаг часто брал у Карвера напрокат не очень ценные экземпляры старинных часов для своей выставки; пропавшие часы тоже принадлежали ему, но вообще-то, насколько я знаю, они при случае выпрашивали интересные экспонаты и в музее Гилдхолла. Я только ломаю голову...
– Вы, жалкий обманщик! – взорвался Мелсон, но тут же засмеялся, и в ответ широкая улыбка появилась на круглом, словно полная луна, лице Фелла. – Подозреваю, что вас на самом деле ничуть не интересует моя рукопись. Сейчас, однако, – на мгновение он заколебался, – я вспомнил, что совсем позабыл рассказать вам, какая странная история произошла у нас сегодня утром.
– Странная история?
Мелсон бросил взгляд в конец улицы, где в свете фонарей уже можно было разглядеть бледную зелень деревьев Линкольне Инн Филдс.
– Это была шутка, – ответил он задумчиво, – вернее, что-то вроде шутки. Случилось это сегодня утром. Я вышел после завтрака выкурить трубку и немного подышать воздухом, было около девяти часов. Здесь почти у каждого дома высокое крыльцо с навесом на оелых колоннах и каменными скамейками по бокам. Выйдя на улицу, я увидел шагавшего по нашей стороне полицейского. Я присел на скамейку, закурил и стал лениво разглядывать соседний дом... Меня заинтриговала вывеска этого самого часового мастера, на которой стояло \"Иоганнес Карвер\". Любопытно, откуда в наше время такое имя – Иоганнес?
– И что дальше?
– А дальше началась забавная история, – неохотно проговорил Мелсон. – Внезапно распахнулась дверь, выскочила какая-то старушка с горящими глазами и едва не скатилась по ступенькам прямо к ногам как раз подошедшего к их дому стража порядка. Сначала мне показалось, что речь идет о каком-то ограблении, потом, что она требует отправить соседских детей в исправительную колонию... орала она, хоть уши затыкай. За ней вышла женщина помоложе, собственно говоря, красивая белокурая девушка... (и до чего же красивая, – добавил про себя Мелсон, – вся какая-то воздушная, солнечные лучики в волосах...) Само собой, чтобы они не решили, будто я подсматриваю за ними, я сделал вид, что просто отдыхаю, не обращая на них никакого внимания. Судя по тому, что мне удалось краем уха услышать, эта старуха – экономка Иоганнеса Карвера. Иоганнес, оказывается, последние несколько недель работал над большими башенными часами, которые сэр такой-то заказал ему для своего деревенского поместья. Не то чтобы у мастера так уж лежала душа к этой работе, но он взялся за нее, чтобы услужить этому самому сэру, своему доброму другу... так, во всяком случае, говорила старуха. Накануне вечером Карвер закончил работу, покрыл циферблат лаком, выкрасил корпус и оставил часы сохнуть. А потом кто-то пробрался в мастерскую и изувечил часы – украл обе стрелки. Шутки ради, надо полагать?
– Не нравятся мне такие шутки, – после короткой паузы ответил Фелл. – Совсем не нравятся. – Он взмахнул тростью. – Ну, а что сделал бдительный страж порядка?
– Явно был изумлен до глубины души. Сделал массу заметок в своем блокноте, но, пожалуй, ничего больше. Девушка постаралась успокоить старуху, сказав, что, вероятно, все это шутка, хотя и не очень смешная, потому что часы как-никак испорчены. Потом они вошли в дом. Самого Иоганнеса я так и не видел.
– Гм-м... Девушка-родственница Карвера?
– Думаю, что да. Доктор Фелл пробурчал:
– Черт возьми, Мелсон, надо будет поосновательнее расспросить Хедли. Не знаете, живет еще кто-нибудь в том доме?
– Точно не знаю, но дом довольно большой, так что, скорее всего, живет. Ну да, я же видел на двери табличку с фамилией какого-то адвоката. Послушайте, вы думаете, что все это может быть связано...
Они уже подошли к северному концу Линкольн Инн Филдс. Площадь казалась намного больше, чем при дневном свете. Тротуары перед домами были чисто подметены, сквозь спущенные шторы кое-где пробивались полоски света. Деревья парка выглядели сейчас как дремучий лес. Лунный свет был таким же холодным, как и свет уличных фонарей.
– Свернем направо, – сказал Мелсон. – Еще через два дома... – Он показал рукой на плоский фасад здания. – Вон там живу я, а в соседнем доме – Карвер. Не знаю, имеет ли смысл стоять и глазеть...
– Как знать? – перебил Фелл. – Взгляните-ка, дверь приоткрыта.
Они отпрянули в тень. Мелсон был потрясен – тем более, что в доме номер 16 царила полная темнота. В обманчивом свете фонарей и луны дом напоминал нарисованную пастелью картину: узкое, высокое, неуклюжее здание из кирпича с белыми прямоугольниками оконных рам. Несколько ступенек вели к крыльцу с крохотным навесом, поддерживаемым каменными колоннами. Тяжелая дверь слегка покачивалась. Мелсон готов был присягнуть, что даже слышит ее поскрипыванье.
– Что это, по-вашему? – обратился он к Феллу и почувствовал, что в голосе его внезапно появились визгливые нотки.
Тут же он умолк, потому что в густой тени растущего перед домом дерева что-то шевельнулось – там несомненно кто-то скрывался. Дом внезапно ожил. Послышались чьи-то переходящие в плач причитания неразборчивые обрывки фраз звучали так, словно выкрикивавший их обвинял кого-то. Тень отделилась от дерева, вышла на мостовую, и Мелсон с облегчением различил очертания полицейского шлема. Затем послышались тяжелые шаги, вспыхнул фонарик, и полицейский начал подниматься по ступенькам дома номер 16.
2. Часовая стрелка убийцы
Доктор Фелл, тяжело пыхтя, подбежал к крыльцу и кончиком вытянутой трости коснулся плеча полицейского. Луч фонарика повернулся к нему.
– Что случилось? – спросил доктор. – И, если можно, не светите, пожалуйста, мне в глаза.
– Вам-то что надо, сэр? – чуть раздраженно проворчал полицейский.
– Посветите, впрочем, еще секунду. Что же это, Пирс? Не узнаете меня? Я вас сразу узнал. Видел вас в управлении... Вы ведь из людей инспектора Хедли, не так ли?
Чуть помявшись, полицейский пришел к выводу, что появление доктора Фелла вряд ли может быть случайным.
– Не припоминаю, сэр, но все равно можете зайти со мной, – выдавил он из себя в конце концов. Доктор Фелл махнул рукой переминавшемуся с ноги на ногу Мелсону, и они вошли в дом вслед за констеблем Пирсом.
Внутри, в длинном холле, не было уже совсем темно. Со стороны лестницы, которая в конце комнаты вела на второй этаж, падал вниз свет. Кошмарные вопли умолкли, словно кто-то ждал, прислушиваясь к происходящему. Откуда-то слева, из-за закрытой двери, до Мелсона донеслись странные звуки. Сначала он принял их за торопливый взволнованный шепот, но потом сообразил, что это тикает множество часов. В то же мгновение наверху прозвучал женский голос:
– Есть там кто-нибудь? – Что-то зашелестело, и тот же голос выкрикнул: – Я больше не выдержу! Я не могу пройти мимо него, говорю вам, не могу! Столько крови! – слова перешли в рыдание.
Услышав эти слова, Пирс как-то странно вскрикнул и побежал наверх. Луч фонарика прыгал перед ним по ступенькам, оба спутника Пирса бежали следом за ним. Прекрасная дубовая лестница с тяжелыми перилами, покрытая слегка вытертым ковром. Солидный английский дом – в таком доме просто не место насилию. В конце лестницы была открытая двустворчатая дверь. Свет из комнаты за дверью обрисовывал силуэты двух людей, стоявших возле порога; чуть подальше, в кресле, сидел и третий.
На самом пороге лежал на спине, чуть изогнувшись на правый бок, человек. Желтоватый свет очерчивал глубокими тенями лицо и вздрагивавшие еще мускулы руки. Шевелились и веки, из-под которых поблескивали белки глаз. Рот был приоткрыт, спина сгорблена, как от приступа боли. Мелсон готов был присягнуть, что слышал еще шорох царапающих ковер ногтей, но это была лишь только предсмертная агония, потому что кровь уже не лилась изо рта. Нога лежавшего последний раз вздрогнула, и веки больше не шевелились.
Мелсону стало нехорошо. Он невольно шагнул и, потеряв равновесие, едва не свалился с лестницы. И хотя удалось удержаться на ногах, внезапно он разозлился: мало было видеть труп, еще и это.
Одна из стоявших у двери фигур оказалась женщиной – той, которая только что кричала. Мелсон мог видеть только ее силуэт да отблеск света на белокурых волосах. Сейчас, однако, она быстро обошла вокруг трупа, чуть не потеряв при этом одну из нелепо шлепавших домашних туфель. Подойдя к полицейскому, женщина схватила его за руку и, тяжело дыша, проговорила:
– Он умер, поглядите же только! – В ее голосе появились истерические нотки. – Что теперь будет? Что будет? Почему вы не арестуете его?! – Она указала на мужчину, стоявшего у двери и смотревшего прямо перед собой лишенным всякого выражения взглядом. – Это он стрелял! Смотрите же: у него в руках пистолет!
Мужчина пришел в себя, словно только сейчас сообразив, что сжимает в руке, не спуская палец со спускового крючка, большой с длинным стволом автоматический пистолет. Чуть не выронив, он быстро сунул его в карман. Полицейский шагнул вперед, мужчина повернулся к нему, и они увидели, что голова незнакомца непрерывно трясется, словно у паралитика. При всем том это был аккуратно одетый, хорошо выбритый мужчина. Золотая цепочка пенсне подрагивала в такт тику его лица. Острый подбородок и узкий рот в нормальных обстоятельствах можно было бы назвать решительными; с ними вполне сочетались длинный нос, глаза под густыми темными бровями и мышиного цвета напомаженные волосы. Сейчас лицо мужчины казалось морщинистым и усталым – от растерянности, потрясения, а может быть, просто от страха. Попытка сохранить Достоинство выглядела жалкой, хотя, поднимая руку в долженствующем выказать неодобрение жесте, он сумел даже изобразить нечто похожее на улыбку.
– Но, дорогая Элеонора... – начал он сдавленным голосом.
– Не смейте приближаться ко мне! – взвизгнула девушка. – Почему вы его не арестуете? Он же застрелил человека! Разве вы не видели пистолет?
Гулкий добродушный, почти ласковый голос положил конец истерике. Доктор Фелл спокойно повернулся к девушке. Свою широкополую шляпу он держал в руке, и взлохмаченные волосы падали ему на лоб.
– Кхм-м... – откашлялся Фелл и потер пальцем нос. – Вы уверены в том, что говорите? Насчет выстрела? Мы втроем стояли перед домом, но ни один из нас выстрела не слышал.
– Но разве вы не видели? Ведь у него в кармане... И, наверное, с глушителем, – там на конце была какая-то штука...
Она умолкла, потому что склонившийся над трупом полицейский выпрямился и решительно шагнул к стоявшему у дверей мужчине.
– Ну, сэр, – бесстрастно произнес полицейский, – ваш пистолет. Дайте-ка его сюда.
Плечи мужчины беспомощно поникли, и он забормотал скороговоркой:
– Не надо так, господин полицейский, не надо. Я к этому не имею никакого отношения. Можете мне поверить. – Теперь у него тряслись уже и руки.
– Спокойно, сэр. Пистолет, пожалуйста. Только спокойно. Подайте его мне и, если можно, рукояткой вперед. Вот так. Ваше имя, будьте добры?
– В-все это какая-то ошибка, уверяю вас. Кальвин Боскомб. Я...
– А кто этот убитый?
– Не знаю.
– Еще чего! – Пирс раздраженно хлопнул рукой по своему блокноту.
– Но я же говорю, что не знаю! – Боскомб немного овладел собой; скрестив руки на груди, он в оборонительной позе прислонился к раме двери. На нем был серый халат с аккуратно завязанным поясом.
Пирс тяжело повернулся к девушке:
– Кто этот человек, мисс?
– Я... я не знаю. В первый раз его вижу.
Мелсон взглянул на девушку, повернувшуюся сейчас лицом к свету, сравнивая свое впечатление с тем, которое у него возникло, когда он видел Элеонору (кстати, Карвер ли ее фамилия?) утром на улице. Возраст, скажем, лет двадцать семь – двадцать восемь. Безусловно красива – в традиционном смысле этого слова, который, не в обиду будь сказано кинозвездам, остается все же самым правильным. Среднего роста, тонкая, стройная, красивые глаза, нос, губы. Однако был в ее внешности какой-то кричащий диссонанс, настолько поразивший Мелсона, что ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, в чем же он, собственно, состоит. Девушка, судя по всему, выскочила прямо из постели, потому что ее длинные волосы были растрепаны, ноги обуты в домашние туфли, а на красно-черную пижаму наспех наброшена синяя кожаная куртка с поднятым воротником. Тем не менее, щеки ее были напудрены, а свежий слой помады на губах резко выделялся на бледном лице. Синие глаза с испугом смотрели на полицейского. Она плотнее запахнулась в куртку и повторила:
– Я же говорю, что никогда его не видела. Почему вы так смотрите на меня?! – Она бросила быстрый взгляд на труп. – Какой-то грабитель, да? Не могу понять, как ему удалось войти, если только он, – она кивнула в сторону Боскомба, – не впустил его. Мы каждый вечер запираем дверь на замок и на цепочку.
Пирс потер нос и что-то нацарапал в своем блокноте.
– Гм-м, так. А ваше имя, мисс?
– Элеонора... – на мгновение она замялась. – Элеонора Карвер.
– Что же вы? Не знаете собственной фамилии?
– Конечно, знаю. Только какое это имеет отношение к делу?! – вспыхнула девушка, а потом быстро добавила: – Извините, пожалуйста, но я совсем растерялась. По-настоящему меня зовут Элеонора Смит; мистер Карвер – мой опекун, то есть вроде опекуна, и он хочет, чтобы я носила его фамилию,...
– Стало быть, вы утверждаете, что стрелял вот этот господин?
– О, я уже и сама не знаю, что наговорила!
– Спасибо, Элеонора! – неожиданно и с мольбой в голосе проговорил Боскомб. Его впалая грудь ходила ходуном. – Пройдем, может быть, в мою комнату? Сядем и хоть не будем смотреть на этот кошмар.
– Нельзя, сэр. Ну, мисс, – с унылым терпением произнес полицейский, – может, все-таки расскажете нам, что тут произошло?
– Но если я и сама не знаю!.. Я спала, вот и все! Внизу, в задней комнате, рядом с мастерской. Внезапно потянуло сквозняком, моя дверь хлопнула. Я встала, чтобы закрыть ее поплотнее, выглянула в холл и увидела, что входная дверь приоткрыта. Мне стало немного страшно. Я высунула голову из дверей и тогда услышала наверху голоса и увидела свет. И его увидела. – Она кивнула в сторону Боскомба. Страх в ее глазах постепенно таял, во взгляде появилось нечто вроде легкого ехидства. Она глубоко, прерывисто вздохнула. – Я услышала, как он сказал: \"Господи! Умер!..\"
– Если позволите, я объясню... – с отчаянием перебил ее Боскомб.
Фелл уже давно внимательно присматривался к девушке и собирался что-то сказать, когда она заговорила вновь:
– Мне было страшно. Я тихонько поднялась по лестнице – ковер заглушает шаги – и прокралась сюда. В дверях я увидела его, наклонившегося над телом, а в дальнем углу комнаты стоял, отвернувшись, еще один мужчина.
Только сейчас они обратили внимание на человека, сидевшего в конце комнаты Боскомба за столом, на который падал свет небольшой лампы. Он сидел, положив локти на стол и опустив голову на руки. Затем решительно встал и, засунув руки в карманы, не спеша подошел ближе. Крупный мужчина со слегка оттопыренными ушами. Лицо его до сих пор все время оставалось в тени; несколько раз он кивнул, но как-то неопределенно, не обращаясь ни к кому. На труп он даже не взглянул.
– Это все, что я знаю, – подытожила Элеонора Карвер. – Но только что же ему, – она взглянула на труп, – тут понадобилось... зачем он так напугал нас... Какой-то бродяга? Хотя, если подумать, будь он умыт и прилично одет, он, пожалуй, напоминал бы... – Ее взгляд скользнул с трупа на лицо Боскомба, и она умолкла. Теперь все смотрели на покойника.
При жизни он вряд ли представлял собой такое уж приятное зрелище, подумал Мелсон, мысленно пытаясь снять с лица погибшего гипнотизирующую маску смерти. Одет в слишком короткий, истрепанный неопределенного от грязи цвета костюм, кое-где сколотый английскими булавками. На вид лет пятьдесят, каким-то странным образом лицо кажется одновременно и худым и одутловатым. Воротник с медными пуговицами глубоко врезается в морщинистую красную, как у индюка шею; из-под испачканной кровью трехдневной щетины на верхней губе видны испорченные зубы. Вопреки всему этому (возможно, сказывался эффект смерти) не похож на обычного бродягу. Размышляя о нем, Мелсон обратил внимание на одну деталь, которая находилась в вопиющем несоответствии со всем остальным: на ногах убитого были совсем новые теннисные туфли.
Пирс резко повернулся к Боскомбу:
– Покойный, случайно, не был вашим родственником?
Боскомб с явным удивлением и даже возмущением воскликнул:
– Моим? Что вы! Моим родственником? Могло же такое прийти в голову! – Он снова задергался, хватая ртом воздух, и у Мелсона создалось впечатление, что подобное предположение возмутило Кальвина Боскомба ничуть не меньше, чем обвинение в убийстве. – Это уже чистая фантастика. Я ведь сказал, что не знаю, кто он. Хотите знать, что тут произошло? Ничего! То есть, точнее говоря, я и мой друг, – он кивнул в сторону неподвижно стоящего мужчины, – сидели у меня в комнате и беседовали. Мы выпили по рюмочке на прощанье, и он уже взялся за шляпу, когда...
– Одну минутку, сэр. – Блокнот снова появился в руках полицейского. – Ваше имя, пожалуйста?
– Питер Стенли, – ответил высокий мужчина. Тяжелый невыразительный голос звучал чуть хрипловато. – Питер Э. Стенли. – В глазах его мелькнуло такое выражение, словно он повторял хорошо усвоенный урок, навевающий ему какие-то неприятные воспоминания. – И... э-э, я живу не здесь. Мой адрес: Велли Эдж Роуд, 211, Хемпстед. Покойного я не знал.
– Можете продолжать, сэр.
Боскомб, бросив нервный взгляд на своего товарища, продолжал:
– Как я уже сказал, мы сидели, беседуя, как и пристало спокойным добропорядочным людям... – Было в этих словах нечто, показавшееся и самому Боскомбу неуместным, излишним; на его лице появилась слабая улыбка. – Короче говоря, мы сидели в этой комнате. Дверь была закрыта. Я вижу, что особо подозрительным вам показался мой пистолет, но это недоразумение. Я не стрелял из него. Я только показал мистеру Стенли, как выглядит глушитель системы Гротта. Он еще не видел таких...
Стенли засмеялся. Как видно, этот человек не мог больше сдерживаться. Одну руку он прижал к груди жестом раненого человека, другой, опущенной вниз, ухватился за раму двери. Мертвенно-бледное лицо напоминало серую глиняную маску, готовую рассыпаться на тысячу частей от распиравшего ее смеха. Слезы текли у него из глаз, он ловил ртом воздух, издавая какие-то жуткие звуки. Элеонора Карвер вскрикнула и отступила на шаг.
– Прошу прощения, старина, – воскликнул, наконец, Стенли и хлопнул Боскомба по спине. – П-прошу прощения, господин полицейский. Приношу всем свои извинения. Я ничего такого не имел в виду. Ха-ха-ха! Строго говоря, все верно: он действительно показывал мне его.
Шутовским жестом он вытер глаза. Пирс шагнул вперед, но доктор Фелл положил руку ему на плечо.
– Спокойно, – бесконечно усталым голосом проговорил Фелл. – Что было дальше, мистер Боскомб?
– Понятия не имею, кто вы, сэр, – таким же усталым голосом ответил Боскомб, – и не знаю, что вы здесь делаете. Во всяком случае, вы, как видно, принадлежите к редко встречающейся разновидности людей разумных. Поэтому еще раз повторяю, что мы сидели здесь с мистером Стенли и разглядывали пистолет, когда неожиданно за дверью послышалось какое-то царапанье и стук. – Он прикоснулся к одной из створок двери, тут же отдернул руку и посмотрел на пол. – Этот человек повалился в открывающуюся дверь – упал на спину, как вы сейчас можете видеть. Клянусь, больше мне ничего не известно. Я не знаю, что ему тут было нужно, не знаю, как он сюда попал. Мы ему не открывали.
– Однако кто-то должен был ему открыть, – сказал Фелл, а затем, после короткой паузы, кивнул Пирсу и указал тростью на труп. – Вероятно, и вы обратили внимание, что из этого пистолета, действительно, не стреляли. Переверните труп!
– Не положено, сэр, – ответил полицейский. – Надо позвонить в управление, вызвать оперативную группу и только тогда...
– Переворачивайте! – коротко приказал Фелл. – Ответственность я беру на себя.
Сунув в карман пистолет и блокнот. Пирс наклонился и осторожно приподнял труп. Левая рука убитого скользнула по ковру и упала вниз, рот приоткрылся. Полицейский вытер руки и отступил в сторону.
Тонкая металлическая игла на добрую ладонь торчала из затылка трупа, как раз над первым позвонком. Она наискось пробила шею и застряла, вероятно, где-то в грудной клетке. Достаточно необычное оружие! Странную иглу покрывала позолота, на которой виднелись пятна уже застывшей крови. Конец иглы был дюйма в полтора шириной, со странным четырехугольным отверстием, как в автомобильном гаечном ключе.
Элеонора Карвер вскрикнула.
– Да, – проговорил Фелл, – кто-то, вероятно, оказался у него за спиной, как раз когда он поднялся на последнюю ступеньку. А эта штука... – он говорил, обращаясь как будто только к девушке, – что ж, я не удивлюсь, если это окажется часовой стрелкой. Литой стрелкой больших башенных часов, таких, скажем, как те, которые мистер Карвер делал для сэра – не знаю, как там его.
3. Разбитое окно
– Знаете, – словно извиняясь, продолжал Фелл, – боюсь, что дело окажется чертовски неприятным. Так что, хотя я терпеть не могу официальные методы, до прибытия Хедли мне придется взять руководство на себя.
Стенли, все еще терший себе глаза, внезапно опустил руки. Безжизненная маска его лица ожила, покрывшись бесчисленными морщинками.
– Вы? – проскрипел он, выпрямляясь. – Примете руководство? Великолепно! А что, черт возьми, вы знаете об этом деле, дружище?
– Понятно! – пробормотал Фелл тоном человека, которому неожиданно что-то стало до очевидного ясным. – Наконец-то понятно. Я сразу же обратил внимание на своеобразный оттенок вашего голоса. Вы заставили меня основательно поломать голову, мистер Стенли. Гм-м... да. Кстати, мистер Боскомб, у вас здесь есть телефон? Чудесно... Пирс, будьте добры позвонить по номеру 27. Я знаю, что вы должны доложить и в свое отделение, но сначала позвоните все-таки в Скотленд-Ярд. Попросите инспектора Хедли, он наверняка еще там, этой ночью он собирался работать допоздна. Пусть захватит полицейского врача – хотя бы для того, чтобы обсудить кое-что со мной. И не очень расстраивайтесь, если он обругает вас. Гм-м... Подождите-ка! Спросите у Хедли, кто занимается случаем в универмаге \"Гембридж\", и скажите, чтобы Хедли непременно взял его с собой. Думаю, он найдет здесь кое-что любопытное для себя... Мисс Карвер?
Девушка спустилась на несколько ступенек по лестнице – туда, где тени были погуще, – и усердно вытирала лицо платком. Сейчас она положила платок в карман, и Мелсон увидел, что следы пудры и помады уже исчезли с ее лица. Бледность стала еще заметнее, а синие глаза темнели, становясь почти черными, когда ее взгляд падал на Боскомба; в остальном она уже вполне овладела собой.
– Я не собираюсь покидать вас, – заметила она. – Не считаете ли вы только, что следовало бы разбудить экономку и старика... то есть моего опекуна? – Крепко сжимая рукой перила лестницы, она продолжала: – Не знаю, как вы сообразили, но это действительно часовая стрелка. Нельзя ли чем-нибудь прикрыть беднягу? Так еще хуже, чем когда он лежал лицом к нам... – Ее била дрожь.
Боскомб быстро шагнул в комнату и сдернул с кушетки пыльное покрывало. Фелл одобрительно кивнул, и Боскомб прикрыл труп.
– Но что все это означает?! – вырвалось у девушки. – Можте, вы знаете? Не знаете, верно ведь? Может, этот несчастный был взломщиком?
– Вы и сами знаете, что нет, – спокойно ответил Фелл. Приподняв трость, он несколько мгновений всматривался в холл, затем бросил взгляд на бледное лицо Боскомба, посмотрел на утихомирившегося уже Стенли, но никто не выразил желания поддержать разговор. – Я подозреваю, чего он мог хотеть. И дай бог, чтобы я ошибался.
– Кто-то, – хриплым монотонным голосом, словно читая написанные на стене слова, пробормотал Стенли, – кто-то пробрался вслед за ним в дом, поднялся по лестнице и...
– Не обязательно. Мисс Карвер, прошу вас, включите здесь свет.
Опередив девушку, Боскомб щелкнул находящимся рядом с дверью выключателем. Свет люстры залил высокий застланный красным ковром холл длиной в добрых двадцать, а шириной в семь метров. Почти трехметровой ширины лестница тянулась вдоль правой стены. Два высоких окна со стороны улицы были плотно закрыты коричневыми шторами. Наверху, справа от лестницы, виднелись две открытые двери и почти в самом углу – закрытая третья. В задней стене имелась лишь двустворчатая дверь, ведущая в комнату Боскомба. Слева от лестницы – еще три закрытых двери. Все двери, как и стены, были белыми, потолок выкрашен под дерево. Стоявшие между окнами часы с одной стрелкой (довольно уродливая штука, подумал Мелсон) были единственным предметом обстановки. Фелл с безучастным видом обвел взглядом холл и тяжело вздохнул.
– Х-ха, – протянул он, – ну, так. Большой дом. Чудесно. Сколько человек живет здесь, мисс Карвер?
Девушка с капризным видом подошла поближе, подобрав, прежде чем Боскомб успел наклониться и помочь ей, слетевшую с ноги туфлю.
– Ну, разумеется, сам хозяин. Он, потом миссис Стеффинс, я зову ее тетушкой, хотя на самом деле она мне и не тетка. Потом еще мистер Боскомб, мистер Полл и миссис Горсон, она занимается хозяйством. Мистер Полл сейчас в отъезде. – Ее тонкая верхняя губа слегка вздернулась – Ну и, конечно, наш адвокат...
– Кто этот господин?
– Не господин, а госпожа, – ответила Элеонора и равнодушно кивнула в сторону первого этажа. – Не то чтобы она и впрямь была нашим адвокатом, но мы очень гордимся ею.
– Выдающаяся личность, – вставил Боскомб.
– Несомненно. Зовут ее Л. М. Хендрет Наверное, видели ее имя там внизу, на табличке? \"Л\" означает Люси. И открою вам один секрет. – Она говорила нервной скороговоркой, но ее светло-синие глаза уже насмешливо улыбались. – Буква \"М\" означает Микки. Удивительно, что она не проснулась от всей этой суматохи. Она снимает половину первого этажа.
– Удивительно, как ухитряются спать и остальные – кивнул Фелл. – Полагаю, скоро придется их разбудить, потому что мой друг Хедли способен сделать самые превратные выводы из того факта, что люди продолжают крепко спать, как и положено тем, у кого совесть совершенно чиста. Гм, да... Ну, а где же спят все эти люди, мисс Карвер?
– Люси, как я уже говорила, внизу. – Повернувшись, она указала на двери слева. – Первая из комнат напротив – это выставка дяди Джо. Вы ведь знаете, что он – часовой мастер? Следующая – салон, дальше комната тетушки, а за ними – моя. Миссис Горсон и служанка живут в полуподвале. Здесь наверху... первая дверь справа ведет в спальню дяди Джо. Та, что за ней, – в небольшую комнатку, где он работает в плохую погоду. Когда тепло, он сидит в сарайчике на заднем дворе, чтобы никому не мешать своим стуком. С другой стороны холла – комнаты мистера Полла, но его сейчас нет, я уже говорила об этом. Все.
– Да, да, понимаю. Погодите-ка, чуть не забыл! – снова оглядевшись вокруг, сказал Фелл и указал на крайнюю справа, расположенную почти в самом углу, дверь. – А что это? Какой-нибудь чулан?
– Это? Дверь на крышу, – быстро проговорила девушка, – вернее, в коридор. В конце коридора еще одна дверь, несколько ступенек, небольшая подсобная комнатка, а потом уже крыша...
Фелл с рассеянным видом шагнул вперед, а девушка, улыбаясь, прислонилась к двери.
– Она закрыта. Мы всегда ее запираем.
– Вот как? А, какая, собственно, разница! – ответил доктор, круто повернулся и, задумчиво озираясь вокруг, продолжал: – У меня совсем другое в голове. Не могли бы вы показать мне, где именно стояли, когда поднялись по лестнице и увидели сцену у двери? Прошу вас. Мистер Боскомб, выключите, пожалуйста, люстру. Вот так. Только не спешите, мисс Карвер. Вы стояли на шестой ступеньке... на пятой? Точно? Короче говоря, на пятой ступеньке сверху и смотрели вверх так же, как и сейчас, правильно?
Теперь свет пробивался только из комнаты Боскомба, и Мелсону вдруг снова стало не по себе. Взглянув на лестницу, он увидел обращенное вверх бледное лицо девушки и ее сжатые в кулаки руки. Тень ее головы и плечей отчетливо вырисовывалась на фоне полутемного холла, освещенного лишь светом уличного фонаря, проникавшим через узкое окно возле входной двери. Фелл наклонился вперед, и тень вздрогнула.
В этот момент раздался голос, настолько резкий, что девушка отшатнулась.
– Чего, черт возьми, вы хотите добиться своими фокусами?! – прогремел Стенли и решительно шагнул в сторону холла. Фелл медленно повернулся к нему. Мелсон не мог видеть лица доктора, но и Стенли и Боскомб отпрянули назад.
– Кто из вас открыл правую створку двери? – спросил Фелл.
– П-простите? – пролепетал Боскомб.
– Вот эту. – Фелл шагнул вперед и ткнул рукой в широко, почти настежь распахнутую створку двери за головой убитого. Затем он повернул ее таким образом, чтобы полоса тени упала на закрытое покрывалом скорченное тело. – Ведь когда вы увидели тело, было вот так, не правда ли?
– Я к ней не прикасался, – сказал Стенли. – Я и близко не подходил... к этому вот. Спросите у Боскомба, если не верите.
Боскомб дрожащими руками поправил пенсне.
– Я отворил ее, сэр, – проговорил он с некоторым достоинством. – Прошу прощения, но я понятия не имел, что делаю что-то не так. Я отворил, чтобы из комнаты падало больше света.
– О, ничего плохого вы не сделали, – мягко, с легкой улыбкой ответил Фелл. – А теперь, мистер Боскомб, если не возражаете, мы воспользуемся на время вашим гостеприимством – у меня еще несколько вопросов. Мисс Карвер, не могли бы вы разбудить своего опекуна и тетушку? Расскажите им, что произошло, и попросите быть наготове.
Когда Боскомб с озабоченным лицом пригласил их в комнату, извинившись за беспорядок, – так, словно только что не был убит человек и словно в комнате действительно не было прибрано, – Мелсон был еще больше сбит с толку. Потому что Боскомб явно не казался человеком, который мог бы интересоваться пистолетами с глушителями. Хитрый человечек, хитрый и наверняка безжалостный под маской любезности; в то же время – судя по полкам на стенах – большой любитель книг. Манера держаться крайне нервная, порывистая и при этом весьма аккуратная внешность: черная пижама, серый шерстяной халат, домашние туфли, отделанные мехом.
Мелсона смущало и то, что оба мужчины явно лгали. Он чувствовал эту ложь и в атмосфере комнаты, и в непонятно враждебном поведении Питера Стенли. Неприятное ощущение еще усилилось, когда он увидел Стенли при ярком свете. Этот человек не только вызывающе вел себя, но был болен, и болен давно. Нервно подергивающиеся уголки глаз, непрерывно, словно что-то пережевывая, медленно движущаяся челюсть. Костюм дорогой, но изрядно поношенный, с бахромой на рукавах; галстук, завязанный узким узлом вокруг старомодного высокого воротничка. Стенли уселся в кресло рядом со столом и вынул сигарету.
– Ну? – проговорил он, следя своими налитыми кровью глазами за разглядывавшим комнату Феллом. – Что ж, на мой взгляд, комната вполне подходящая для убийства. А вы как полагаете?
У Мелсона на сей счет пока еще не сложилось никакого мнения. Высокая, со слегка покатым потолком комната. Посредине потолка прорезано окно, две открытые створки которого пропускают свежий воздух, а остальная часть задернута черной бархатной шторкой. Два окна в задней стене комнаты также зашторены. Дверь в левой стене вела, вероятно, в спальню. Вокруг всей комнаты тянулись ряды книжных полок, над которыми висело несколько картин и среди них – с некоторым удивлением обнаружил Мелсон – отличная копия \"Золотой молодежи\" Хогарта. Что-то, однако, нарушало безупречный порядок комнаты, в ней словно чего-то не хватало. В центре круглого стола была настольная лампа; с одной стороны от нее – песочные часы, с другой – тонкой работы старинная медная шкатулка, украшенная странной формы зеленоватыми крестами. Слева от стола, напротив стула, на котором сидел Стенли, стояло похожее на трон кресло с высокой спинкой и резными ручками. Мелсону показалось странным, что кто-то до блеска вытер пепельницу, хотя в комнате еще чувствовался запах табачного дыма, а на столе не было бокалов, тогда как на буфете виднелись открытые и початые бутылки...
\"Черт побери, – подумал Мелсон, – во всем этом что-то не так. Или это просто нервы?\"
Из спальни доносился голос говорившего по телефону Пирса. Мелсон еще раз обвел глазами комнату, и его взгляд снова остановился на украшавших шкатулку странных зеленоватых крестах. Возле входной двери большая ширма из тисненой кожи отгораживала почти весь угол. На чеканную медную раму были натянуты попеременно черные и желтые полосы кожи; на черных золотом изображены языки пламени, желтые разукрашены красными и шафранного цвета крестами.
В памяти Мелсона всплыло слово: \"санбенито\". Что это, собственно, такое – санбенито? Между тем ширма привлекла внимание и Фелла. Шли секунды, наступила неловкая тишина, а доктор продолжал пристально смотреть наширму. Слышалось только его астматическое дыхание да еще шорох почему-то бьющейся об окно шторы. Доктор подошел поближе к ширме, ткнул в нее тростью и заглянул за нее...
– Прошу прощения, сэр, – шагнув вперед, довольно резко проговорил Боскомб, вероятно, не выдержавший нервного напряжения, – полагаю, что у нас есть дела поважнее, чем...
– Чем что? – отозвался, нахмурившись, Фелл...
– ...чем разглядывание моих кухонных принадлежностей. Там стоит газовая горелка, на которой я иногда готовлю себе завтрак. Не столь уж захватывающее зрелище...
– Гм-м-м, пожалуй. Похоже, что вы – ужасно неаккуратный человек, мистер Боскомб. Коробка с кофе перевернута, весь пол залит молоком. – Фелл повернулся и жестом остановил Боскомба, шагнувшего уже было, чтобы навести порядок – Нет-нет. Обратите лучше внимание на другое, а огорчаться из-за пролитого молока вряд ли стоит – что случилось, то случилось. Полагаю, мы понимаем друг друга?
– Не сказал бы.
– Говорю о ковре и следах мела на нем, – проворчал доктор, указывая в сторону похожего на трон кресла. – Откуда взялись эти меловые следы на ковре? Честно говоря, я озабочен: слишком много тут непонятных вещей.
Боскомб, словно опасаясь, что Фелл опередит его, быстро уселся в кресло-трон. Схватившись руками за ручки кресла, он бросил на Фелла полный горькой насмешки взгляд.
– Кто бы вы ни были, сэр, и каким бы ни было ваше официальное положение, я готов ответить на ваши вопросы. Признаюсь, что... гм... ожидал более серьезного отношения к случившемуся. Не вижу ничего загадочного в том, что я опрокинул булытку с молоком или что кусочек мела упал на ковер. Видите вот эту штуку за диваном? Это сложенный бильярдный стол... Я далек от того, чтобы подгонять вас, сэр, но, может быть, вы скажете все-таки, что вас интересует?
– Прошу прощения, сэр, – произнес голос из спальни. Пирс, с трудом сдерживая волнение, обратился к доктору. – Если не возражаете, думаю, у меня есть о чем спросить их.
Боскомб словно оцепенел.
– Я зашел, чтобы позвонить по телефону, – торопливо продолжал Пирс, принимая позу рвущегося в атаку регбиста, – еще перед тем, как этот джентльмен явился сюда за покрывалом. Он взял его с этого вот дивана. Только там были еще кое-какие вещи, и он сунул их за диван. Вот, например...
Боскомб вскочил с места, но Пирс, опередив его, опустился на колени и, пошарив за диваном, вытащил пару связанных вместе шнурками потрепанных дырявых башмаков со свежими следами грязи. Из одного башмака торчала пара грязных нитяных перчаток.
– И вот еще что, – продолжал Пирс. – Одна из перчаток распорота, и в ней застряли осколки стекла, можете взглянуть сами! Вот к этому окну, – Пирс с грозным видом подступил к окну с колышущейся шторой, – я подошел, чтобы проверить, не прячется ли кто-нибудь за шторой. Никто там не прятался, но внизу тоже были стекла. Тогда я поднял штору вот так и...
Окно не было прикрыто полностью. Стекло рядом с ручкой оказалось выбитым, а на белом подоконнике даже издали виднелись следы грязной обуви.
– Что скажете, сэр? Эти башмаки куда больше подошли бы нашему покойнику! Уж наверняка лучше, чем те белые штуковины, которые сейчас у него на ногах! И еще, сэр, я спросил бы у них: не через окно ли вошел в дом этот человек?.. – Тем более, что, взгляните-ка, прямо под окном растет дерево, взобраться на которое смог бы и ребенок. Вот так!
Наступила мертвая тишина. Еще через секунду Мелсон испуганно вздрогнул! Стенли снова разразился диким хохотом, колотя кулаками по спинке своего стула.
4. Труп на пороге
– Мой друг болен, – очень тихо проговорил Боскомб. В его до сих пор непроницаемых глазах можно было прочесть искреннее изумление – не тем, что он попадает под подозрение, а тем, что случилось нечто непредвиденное, катастрофическое.
\"Час от часу не легче, – подумал Мелсон. – Человек, способный забыть о разбитом окне и грязном подоконнике, это уже не просто совершивший ошибку преступник, а самый настоящий сумасшедший.\"
– Мой друг болен, – откашлявшись, повторил Боскомб. – С вашего позволения я налью ему немного коньяка... Успокойся, старина.
– Что? – вспылил Стенли, его добродушное настроение словно рукой сняло. – Это ты из-за меня извиняешься? Значит, я болен, говоришь? И, разумеется, не отвечаю за свои поступки? А что если я наплюю на всех вас? – Он широко ухмыльнулся. – Через пару минут Хедли будет здесь и, держу пари, он поймет меня... Слушай, братец, – с мальчишеской бравадой, которой противоречило подергивание его век, обратился он к полицейскому, – да благословит господь бог тебя и всех таких, как ты, всю вашу шайку, всех... – голос Стенли прервался, он громко глотнул слюну, а потом еще более зычно продолжал: – Знаешь ты, с кем разговариваешь? Имеешь понятие, кто я?
– Я давно уже ждал, когда вы об этом напомните, – кивнул Фелл. – Если не ошибаюсь, когда-то вы были старшим инспектором уголовного розыска.
Стенли медленно перевел на него взгляд и внезапно притихшим голосом добавил:
– В знак признания былых заслуг уволенный в отставку.
– Так как же, сэр, – обиженным тоном спросил Пирс у доктора, – хотите вы немного расспросить их?
Фелл не удостоил его внимания.
– Дерево! – неожиданно воскликнул доктор. – Дерево! Матерь божья! Это уж всему предел! Кошмар какой-то! Скажите... – оборвав на полуслове, он обернулся к Пирсу. – Сынок, – проговорил дружелюбно доктор, – вы проделали отличную работу. Я всех их основательно допрошу, будьте уверены, но прежде у меня есть для вас одно поручение. – Фелл вынул карандаш и блокнот и, не переставая говорить, начал что-то писать в нем. – Вы дозвонились до Хедли?
– Так точно, сэр, и он уже выехал сюда.
– Спросили, кто занимается случаем в универмаге?
– Да, сэр. Инспектор Эймс. Мистер Хедли сказал, что прихватит его с собой, если только сумеет найти.
– Прекрасно. Пожалуйста, возьмите вот это. – Фелл вырвал листок из блокнота. – Сейчас ни о чем меня не спрашивайте. В перспективе у вас повышение в звании. Ну, с богом. – Фелл смерил суровым взглядом Стенли, которому Боскомб уже сунул в руку наполненный до половины стакан коньяка. – Господа, не хотел бы торопить вас, но подозреваю, что мой друг, инспектор Хедли, может выйти из себя, увидев эти башмаки, а в таких случаях он бывает не слишком вежлив. Не думаете ли вы, что лучше было бы объяснить все мне? И уж, во всяком случае, коньяк я бы на вашем месте пить не стал.
– Идите вы к черту, – огрызнулся Стенли и залпом опорожнил стакан.
– Ну-ну, – сказал Фелл, – проводите-ка его, пожалуйста, в ванную. Не хотелось, чтобы... Вот так, только осторожно – Он подождал, пока Боскомб довел до двери с трудом державшегося на ногах Стенли, а затем, вытерев руки, неверной походкой вернулся – Этого человека, – продолжал Фелл, – всего лишь шаг отделяет от нервного расстройства. Полагаю, мистер Боскомб, теперь вы мне расскажете, что здесь на самом деле произошло сегодня ночью?
– Думаю, – слегка раздраженным тоном отозвался Боскомб, – что вы и сами могли бы при желании в этом разобраться – Он с кислым видом подошел к бару, откупорил бутылку ликера и снова повернулся к Феллу. – Скажу только одно: мне не хочется, чтобы этот псих сделал какую-нибудь глупость, когда до него дойдет, что я всего лишь собирался пошутить... Готов признать, что разбитое окно выглядит довольно странно...
– Весьма. И легко может привести вас на виселицу. У Боскомба задрожали руки.
– Но это же абсурд! Совершенно чужой человек, взломщик, забирается в окно. Что нам остается делать, как не заколоть его часовой стрелкой, а потом морочить себе голову, натягивая ему на ноги новые туфли! Звучит исключительно правдоподобно, не так ли? Зачем бы это нам понадобилось? Взломщика ведь можно было спокойно застрелить.
– Если не ошибаюсь, у вас был при себе и пистолет.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – задумчиво, склонив голову на бок, проговорил Боскомб, – но, по-моему, никаким законом не запрещено влезать в свое собственное окно – даже надев пару старых башмаков. Башмаки мои. Окно тоже разбил я. Почему – к делу не относится, но сделал это я.
– Знаю, – негромко заметил Фелл.
\"Что они, рехнулись все?\" – спрашивал себя Мелсон, приглядываясь то к Феллу, то к Боскомбу, которого замечание доктора взволновало, кажется, больше, чем все до сих пор услышанное. Доктор Фелл заговорил теперь уже громче:
– У меня еще масса других \"как\" и \"почему\". Я хочу знать, почему Стенли прятался за ширмой, а вы сидели в том большом кресле, когда мистер X поднимался по лестнице. Зачем вы приготовили эти перчатки и башмаки, так тщательно вычистили пепельницу, вымыли стаканы. Мне надо знать, с кем спутала Элеонора Карвер лежавшего на пороге мистера X. Короче говоря, – Фелл искоса глянул на ширму и слегка взмахнул рукой, – короче говоря, я хочу знать правду, которую так нелегко будет выяснить в этом доме, где все поставлено с ног на голову. Гм, гм... Что касается меня, не удивлюсь, даже обнаружив, что кто-то здесь расхаживал по потолку. Может быть, и в прямом смысле слова...
– Что?
– ...кто-то расхаживал по потолку. Мои слова достаточно ясны? Нет, вижу, что нет. Ладно, оставим это, – Фелл небрежно махнул рукой, – и будем считать лишь игрой воображения... Добрый вечер, сэр! Мистер Иоганнес Карвер?
Мелсон вздрогнул. Он не слышал звука шагов; благодаря толстому ковру любой входивший в комнату появлялся, словно призрак. Стоявший в дверях человек не соответствовал представлению о нем Мелсона. Он воображал себе невысокого седого старичка, а перед ним был мускулистый мужчина более шести футов ростом, несмотря на чуть сгорбленную спину. Сейчас он, потирая рукой лоб, смотрел на закрытое покрывалом тело; в его взгляде было больше беспомощности и неуверенности, чем страха – так смотрит ребенок на свой кровоточащий палец. Крупная голова, соломенного цвета с проседью волосы; бледно-голубые глаза, окруженные глубокими морщинами. Тяжелый подборрдок, решительно очерченный рот, морщинистая шея... Одет он был в полосатую пижаму и поношенные туфли.
– Этот... – начал он, подыскивая подходящее слово, – этот... Матерь божья! Я вижу, что этот бедняга...
– Несомненно умер, – сказал Фелл. – Мисс Карвер рассказала вам о том, что произошло? Отлично. Будьте добры поднять край покрывала и сказать – знаком ли вам этот человек?
Карвер почти сразу же опустил покрывало:
– Да, да, конечно. В том смысле, что я его не знаю. Хотя, погодите... – преодолевая отвращение, он снова приподнял покрывало. – Ну, конечно... во всяком случае, так мне кажется. У меня, знаете ли, неважная память на лица. – Он задумчиво потер лоб, блуждая взглядом по комнате. – Имени его я не знаю, но видел определенно... Ну, разумеется, в трактире! Он часто торчал там. Я тоже... гм... люблю там посидеть... Миссис Стеффинс возражает, разумеется. – С внезапной решимостью в голосе он добавил: – Но ей-то какое дело, правда? – и снова огляделся вокруг. – Вот так, значит. Элеонора сказала, что он заколот стрелкой от часов. Но чего ради? В моей коллекции все на месте. Проснувшись, я сразу проверил сигнализацию – полный порядок. Что же случилось?
Он кашлянул и вдруг широко раскрыл глаза.
– Хо-хо! Боскомб! Часы Маурера! Они в сохранности?
Боскомб похлопал рукой по стоявшей на столе медной шкатулке. – Разумеется. Они здесь. В полном порядке. Э-э... могу я, Карвер, представить вас нашему инквизитору? Должен признать, что встреча с ним доставила мне немалое удовольствие. Мы как раз обсуждали ряд чрезвычайно любопытных вопросов.
Карвер вновь оживился:
– Постойте-ка, да это же доктор Фелл! Доктор Гидеон Фелл! Мое почтение! Элеонора показывала мне вашу фотографию в какой-то газете. Помните, Боскомб, когда мы спорили из-за его книги? О роли сверхъестественного элемента в английской прозе. Кое-чего я там не понял... – Карвер, явно не без усилия заставил себя вернуться к старой теме: – Покажите ему Маурера, Боскомб! Это наверняка его заинтересует.
Боскомб, пока общее внимание было отвлечено от него, сумел взять себя в руки, и только подергивание век выдвало его волнение.
– Ну... гм... – сдавленным голосом проговорил он, – должен извиниться перед вами, сэр, но раньше мне как-то не пришло в голову... Может быть, выпьете глоток чего-нибудь? Скажем, коньяка?
– Гм-м... Разрешите сначала представить вам профессора Мелсона, занимающегося изучением творчества епископа Бернета. Не слишком благодарная тема, – добавил Фелл. – От рюмочки коньяка я, пожалуй, тоже не откажусь – только, если можно, не надо добавлять туда рвотного.
– Рвотного?
– А что, разве это было не рвотное? – вежливо осведомился Фелл. – Я, знаете ли, видел, как вы добавляли его в стакан Стенли. Меня даже заинтриговало, какой вкус у такого коктейля.
– Похоже, что вы замечаете буквально все, – холодно сказал Боскомб. – Не буду отрицать, я решил, что Стенли лучше... гм... на время удалиться. Коньяк, доктор Мелсон?
Мелсон покачал головой. То, как этот часовщик с безупречными манерами и книжный червь, манеры которого были почти безупречны, восприняли факт чьей-то смерти, показалось ему отвратительным.
– Спасибо, – произнес он вслух, – в другой раз. – Пытаясь изобразить улыбку, он добавил: – Боюсь, что в этом смысле я не сторонник традиций. Никогда не мог пить в доме, где находится покойник.
– Вам это действует на нервы? Почему? – спросил Боскомб и слегка скривился. – О чем это я начал говорить? По мнению доктора Фелла, я попал в довольно неприятную ситуацию. Тем не менее...
Карвер перебил его голосом, полным искреннего удивления.
– Вы всерьез полагаете, доктор, что кого-либо из жильцов дома можно заподозрить в убийстве такого... такого бедняка?
– Он не был бедняком, – решительно возразил Фелл. – Не был бродягой. И не был взломщиком. Вы не обратили внимания на его руки? Он проник в дом неслышно – но он не пришел воровать. Внутри его ждали. Входная дверь была оставлена открытой для него.
– Чепуха, – сказал Карвер. – Какая еще входная дверь? Я ясно помню, что перед тем как лечь спать, запер ее и наложил цепочку...
– Вот именно, – кивнул Фелл. – Хотел бы расспросить вас подробнее. Вы сами запираете двери на ночь?
– Нет, обычно это делает миссис Горсон, но в четверг у нее выходной. Как правило, дверь запирается в половине двенадцатого, но... четверг, конечно, исключение из этого правила. В этот день она ездит повидаться со своей подругой, по-моему, где-то на окраине, – проговорил он так, словно речь шла о каком-то страшно далеком таинственном месте. – Возвращается она довольно поздно и идет прямо к себе в полуподвал. Да, я ясно помню, что запер двери, потому что миссис Стеффинс устала, хотела лечь пораньше и попросила меня оказать ей эту услугу.
– Следовательно, вы заперли их. В котором часу?
– В десять. Помню, я еще громко спросил: \"Все дома?\", хотя и так видел, что в комнате мисс Хендрет горит свет, мистер Боскомб еще раньше поднялся наверх, Элеонора дома, а мистер Полл уехал.
Фелл нахмурился.
– Вы сказали, что обычно дверь запирается в половине двенадцатого. А если кто-то возвращается домой позже этого времени? У кого-нибудь еще есть ключ от двери?
– Нет, нет. Миссис Стеффинс боится, что он мог бы потеряться и попасть в руки каких-нибудь бандитов. К тому же, – в спокойных глазах Карвера блеснул насмешливый огонек, – она считает, что собственный ключ – причина всяческой распущенности. \"Сплошное искушение\", говорит она. Мисс Хендрет – она обычно не пользуется парадным ходом – это немало забавляет... На чем я остановился? Да, конечно... Тот, кто приходит позже, звонит миссис Горсон. Она встает и отворяет дверь. Потрясающе просто.
– Не спорю, – согласился Фелл. – Судя по вашим словам, запирая дверь, вы не знали, что мистер Стенли тоже находится в доме?
Карвер нахмурился и искоса поглядел на Боскомба.
– Гм... Это странно. Совсем забыл о нем. Наверняка он пришел позже... Разумеется! Помните, Боскомб? Я заглянул к вам взять что-нибудь почитать на вечер. Вы еще сидели и курили. Один. Вы даже показали мне снотворное, которое собирались принять, и сказали, что намерены лечь пораньше. Ха-ха! – облегченно вырвалось у Карвера. Он ткнул своим узловатым пальцем в сторону Фелла. – Вот вам и объяснение, сэр! Конечно, Стенли пришел позже и позвонил Боскомбу – просто, как оплеуха! Боскомб спустился, чтобы отворить ему дверь, забыл снова ее запереть, и вор запросто смог проскользнуть в дверь... Разве не так?
Фелл собрался уже что-то рявкнуть в ответ, но сдержался и только угрюмо посмотрел на Боскомба:
– Ну, что вы скажете?
– Святая правда, доктор, – устало ответил Боскомб. – К сожалению, я как-то совсем позабыл об этом. – С легкой иронией в голосе он добавил: – Непростительная, разумеется, небрежность с моей стороны, но так уж оно было. Я не ожидал Стенли и, когда он пришел, забыл, на беду, запереть дверь...
Боскомб умолк, и в ночной тишине отчетливо послышался гул мотора автомобиля, а затем скрип тормозов. Обрывки фраз, звук шагов на лестнице. Несколько мгновений, показавшихся страшно долгими в этой безмолвной холодной комнате, Фелл не отрывал глаз от Боскомба и Карвера. Все молчали. Феллл поставил на стол нетронутый стакан, вежливо наклонил голову и вышел из комнаты.
В холле кипела жизнь. Мелсон, последовавший за доктором, попал уже в самый разгар деятельности людей из Скотленд Ярда. Группа мужчин в темных костюмах резко выделялась на фоне белых стен. Между штативом фотографа и зеленым чемоданчиком дактилоскописта стоял старший инспектор Девид Хедли, сдвинув шляпу на затылок и безуспешно пытаясь поймать губами кончики своих седых усов.
Мелсон знал и любил Хедли. Доктор Фелл тоже не раз повторял, что больше чем с кем-либо другим ему нравится спорить с Хедли – так удачно они дополняют друг друга. Склонности их были совершенно различны, но они сходились в своих антипатиях, а это и есть основа всякой истинной дружбы. При внешности и манерах атамана разбойников Хедли разговаривал, тем не менее, сдержаннее и тише, чем его друг доктор. Видно было, что в такие минуты, как сейчас, ему нелегко дается это профессиональное спокойствие.
Рядом с Хедли стояла женщина и негромкой скороговоркой что-то ему объясняла. Утром Мелсон видел маленькую энергичную миссис Стеффинс только мимоходом и теперь понял, что его первое впечатление было совершенно ошибочным. В действительности это была невысокая крепко сбитая женщина с тонкими, однако (во всяком случае, при искусственном освещении), чертами лица, как у мейссенских фарфоровых статуэток. Фиалковые глаза и красивые белые зубы – они как раз блеснули в этот момент – как у совсем юной девушки. Лишь когда ее охватывало волнение или гнев, становились заметны скрытые слоем пудры морщины на лице и мешки под глазами. Одета она была наспех, но в гораздо лучшее платье, чем то, в котором Мелсон видел ее утром. Да и седины в волосах как будто поубавилось. Такая женщина должна быть страшным деспотом, подумал Мелсон, хотя, вероятно, прибегает к террору, только когда никакие увещевания уже не помогают.
– Да, да, мэм, разумеется. Понимаю, понимаю, – сказал Хедли, сопровождая свои слова таким жестом, словно пытался отогнать назойливую муху. Тут же он нетерпеливо повернулся к лестнице. – Где этот старый жулик прячется? Бетс! Поищите-ка... Ну, наконец-то!
Доктор Фелл, спускавшийся с лестницы, приветственно взмахнул тростью и что-то невнятно пробормотал. Миссис Стеффинс, на мгновение умолкнув, изобразила на своем лице улыбку, но тут же, покачивая головой, заговорила, теперь уже погромче:
– И еще одна, по-моему, очень важная вещь... Хедли надвинул поглубже шляпу и рассеянно кивнул.
За его спиной появилась унылая фигура полицейского врача доктора Уотсона. Хедли бросил на Фелла мрачный взгляд.
– Где это вас носит, друг мой? – сердито закусив губу, проговорил Хедли. – Добрый, вечер, господин профессор! Не знаю, каким ветром вас сюда занесло, но меня сюда черти притащили – это уж точно. С чего вы решили, Фелл, что убийство взломщика на Линкольнс Инн Филдс связано с делом Джекки-потрошительницы?
– Джекки-потрошительницы?..
– Журналисты придумали, – нетерпеливо махнул рукой Хедли. – По крайней мере, короче, чем каждый раз объяснять, что речь идет о неизвестной женщине, распоровшей живот сыщику в универмаге \"Гембридж\". Итак?
– Знаете, – пропыхтел Фелл, – я сейчас обеспокоен больше, чем когда-либо. И мне обязательно надо кое-что выяснить. Вы привезли того, кто у вас занимается этим делом... как там его? Инспектора Эймса?
– Не смог его найти – куда-то запропастился. Зато привез его последний рапорт – сам еще не успел прочесть. Ну, так в чем тут дело? Где труп?
Фелл глубоко вздохнул и снова стал подниматься по лестнице. Он шел медленно, постукивая тростью по перилам. Карвер и Боскомб стояли в дверях комнаты, но Хедли окинул их лишь мимолетным взглядом. Натянув перчатки, он прислонил свой портфель к стене и приподнял покрывало. В лице Фелла было что-то вынуждающее к молчанию, зловещее. Мелсона бил озноб, пока Хедли в мертвой тишине, наклонившись, разглядывал труп...
Инспектор издал какой-то странный, идущий из глубины звук и рывком распахнул вторую створку двери, чтобы пропустить побольше света.
– Уотсон! Уотсон!
Когда Хедли выпрямился, лицо его было неподвижным, но глаза горели яростью и ненавистью.
– Да, я не привез с собой Эймса, – проговорил он и механическим жестом указал на покрытое покрывалом тело. – Эймс здесь.
5. Двое на крыше