Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

— Алло! — Крейн нахмурился. — Доктор Ашер! Алло!

Тишина.

Все так же хмурясь, Крейн повесил телефонную трубку. Взглянул на стопку бумаг на столе, затем повернулся и быстро вышел из кабинета.

35

Когда Крейн был на седьмом уровне в последний раз (меньше чем пять часов назад), отведенная под научные помещения палуба жила обычной рабочей жизнью. Но сейчас, выйдя из лифта, Крейн внезапно оказался среди полного хаоса. Пронзительно верещали сирены, слышались крики, мимо бежали морские пехотинцы, лаборанты и ученые. Все это было очень похоже на панику.

Крейн остановил рабочего в оранжевом комбинезоне.

— Что происходит? — спросил он.

— Горит! — ответил запыхавшийся мужчина.

Крейн вдруг испугался. Бывший подводник, он был научен бояться пожара под водой.

— Где? — воскликнул он.

— В декомпрессионной камере.

Выдернув из руки Крейна свой рукав, рабочий поспешил дальше.

Страх Крейна усилился. Возгорание — это плохо, но пожар с кислородом — куда как хуже…

Ашер!

Ни о чем больше не думая, Крейн покинул площадку у лифта и бросился по коридору.

Ответвление коридора, где находился вход в декомпрессионное отделение, было забито спасателями и рабочими. Пробираясь через толпу, Крейн уловил едкий запах дыма.

— Пропустите доктора! — крикнул он, пролезая через люк и проталкиваясь в пост управления.

За пультом находился Хопкинс, один из молодых лаборантов-медиков. Рядом с ним стоял коммандер Королис. Когда Крейн подошел, офицер коротко глянул на него и, ни слова не говоря, вернулся взглядом к Хопкинсу.

— Что случилось? — спросил у лаборанта Крейн.

— Не знаю. — По лбу Хопкинса стекал пот, а руки летали над панелью управления. — Я был в патологоанатомическом, когда сработала сигнализация.

— Когда это было?

— Две минуты назад, может быть, три.

Крейн глянул на часы. Ашер звонил ему менее пяти минут назад.

— Бригаду доврачебной помощи вызвали?

— Да, сэр.

Крейн глянул сквозь стеклянную перегородку на саму декомпрессионную камеру. Внутри за иллюминатором камеры подпрыгнул язык пламени.

О господи! Она еще горит!

— Почему не включили противопожарную систему? — закричал он Хопкинсу.

— Не знаю, — ответил тот, продолжая лихорадочно щелкать переключателями на панели. — Обе системы орошения — и основная, и резервная — почему-то заблокированы. Я собираюсь провести аварийную разгерметизацию.

— Ни в коем случае! — воскликнул Крейн. — Там же было максимальное давление.

— Спринклеры не работают, и единственный способ — открыть люк и потушить огонь, — ответил Королис.

Доктор с яростью посмотрел на него.

— Давление установлено на две с половиной атмосферы. Я сам его выставлял. Если вы резко откроете камеру, Ашер погибнет.

Коммандер опять глянул на Крейна.

— Он уже погиб.

Питер открыл рот, собираясь что-то сказать, но сдержался. Прав Королис или нет, а огню нельзя давать распространяться: если он доберется до кислородных баллонов, возникнет угроза для всей станции. Крейн в гневе ударил кулаком по металлической переборке и выскочил в приемную.

Возле входа в камеру собрались спасатели, они готовили огнетушители и надевали специальные маски. Внезапно ожил динамик над стеклянной перегородкой, отделявшей пост управления.

— Полная разгерметизация через пятнадцать секунд, — раздался голос Хопкинса.

Команда проверила оборудование и натянула респираторы.

— Разгерметизация завершена, — сказал Хопкинс. — Открываю люк.

Щелкнули электронные замки, распахнулась дверь в камеру. Приемная тут же наполнилась жаром и черным дымом. Едко завоняло горелым пластиком и тошнотворно — паленым мясом. Крейн непроизвольно отвернулся. Его глаза вдруг наполнились слезами. За спиной послышался топот ног, кто-то выкрикивал приказы, пронзительно засвистели огнетушители.

Крейн повернулся. Пожар еще тушили, но люди были уже внутри, и черные клубы дыма сменились плотным туманом от пламегасящего состава. Крейн шагнул вперед, протолкался через спасателей. И резко остановился.

Ашер лежал на полу, свернувшись калачиком вокруг своего компьютера. Криптолога Мэрриса нашли неподалеку. Они опустились на пол, пытаясь избежать дыма и огня. Тщетная попытка: одежда начальника отдела научных исследований обугленными лохмотьями свисала с его тела, а жутко почерневшая кожа отходила от плоти. Густая копна седых волос сгорела, и кустистые брови превратились в крошечные черные завитки.

Крейн поспешно склонился, чтобы произвести общий осмотр. И остановился. Невозможно представить, чтобы Ашер был еще жив. Из ушей ученого текла кровь, но он не двигался. Баротравма — внезапное падение давления — разорвала барабанную перепонку. И это еще самое слабое из последствий. Аварийное снижение параметров вызывает массовое образование воздуха в тканях, газируя кровь. А вдыхание дыма и обширный ожог третьей степени…

Крейн прикусил губу. Внезапность трагедии, потеря друга — все это обрушилось на него, но в глубине души он испытывал чуть ли не облегчение оттого, что ученый погиб. Такие ожоги и вскипание крови причиняют человеку невообразимые мучения.

Спасатели уходили, туман рассеивался. Отовсюду стекал состав, которым тушили огонь. Снаружи раздались голоса — подоспела бригада доврачебной помощи. Крейн осторожно положил ладонь на плечо Ашера.

— Прощайте, Говард, — сказал он.

Глаза Ашера открылись.

Крейн сначала решил, что это результат сокращения мускулов, так как некоторые химические реакции продолжаются и после смерти. Но глаз двинулся, и взгляд остановился на нем.

— Жидкость! — тут же закричал Крейн парамедикам, даже не оглядываясь, где они. — Физраствор! Как можно больше! Скорее! Ледяные компрессы!

Мучительно медленно ученый поднял руку, которая представляла собой обгорелое мясо на костях. Он схватил Крейна за воротник и подтянул к себе. Руководитель отдела научных исследований с трудом разлепил обгоревшие, почерневшие губы; кожа от усилий лопнула, засочилась сукровица.

— Не говорите сейчас, — успокаивающе произнес врач. — Лежите спокойно. Мы доставим вас в палату, все будет хорошо.

Но Ашер его не слушал. Он еще крепче стиснул рубашку Крейна.

— Оуо… — прошептали пересохшие губы.

Рядом с Крейном появился фельдшер и пальцами в перчатках начал снимать обгоревшую одежду пострадавшего, намереваясь начать внутривенное введение лекарств. Второй склонился над Мэррисом.

— Расслабьтесь, — прошептал Крейн Ашеру. — Сейчас вам помогут.

Ашер сжал пальцы еще сильнее, несмотря на то что конечности его дернулись в конвульсии.

— Оуу…

Он издал тонкий вздох и вздрогнул всем телом. Глаза закатились, обожженное горло булькнуло. Рука разжалась, соскользнула на пол, и больше он ничего не сказал.

36

Крейн сидел за столом у себя в каюте и глядел на монитор компьютера, но ничего не видел. Миновало уже несколько часов после трагедии, а ему все еще было не по себе. Он долго стоял под душем, сам отнес одежду и медицинский халат в прачечную, но в каюте по-прежнему пахло палеными волосами и кожей.

Он так не хотел верить в то, что произошло, что ощущал себя почти парализованным. Неужели всего восемь часов прошло с тех пор, как он проводил вскрытие тела Чарльза Вассельхоффа? Тогда им надо было выписывать только одно свидетельство о смерти.

Теперь три. Плюс еще три — из Сферы.

В памяти Говард Ашер остался таким, каким Крейн увидел его впервые две недели назад — загорелым улыбчивым человеком на экране в библиотеке платформы «Сторм кинг». «Питер, у нас здесь научное и историческое открытие всех времен». Ашер никогда больше не улыбался так много, как в тот первый день. Сейчас Крейн задумался о том, сколько в этой доброжелательности было напускного — чтобы новичок почувствовал себя уютно.

В дверь тихо постучали, она распахнулась — на пороге стояла Мишель Бишоп. Ее темно-русые волосы, полностью убранные с лица, подчеркивали высокие скулы. Темные глаза покраснели, в них застыла печаль.

— Питер, — сказала она очень тихим голосом.

Крейн повернулся в кресле.

— Да…

Она оставалась в дверях, держась непривычно застенчиво.

— Я просто хотела убедиться, что с вами все в порядке.

Он покачал головой.

— Даже лучше.

— Вы ничего не говорили. Ни слова, когда мы переносили тело Ашера в медпункт, даже при проведении осмотра. Я… решила, что надо побеспокоиться.

Крейн ответил не сразу.

— Не могу понять, что же испортилось в декомпрессионной камере. Отчего начался пожар? Почему не сработала система тушения?

— Спартан уже велел провести расследование. Он разузнает, что там случилось.

— Мне надо было самому позаботиться. Лично проверить камеру. Выяснить, исправна ли противопожарная система.

Бишоп шагнула вперед.

— Вот об этом как раз и не надо думать. Вы сделали все необходимое. Произошел несчастный случай. Ужасная трагедия.

Крейн вздохнул.

— Надеюсь, вы правы.

— Только не вините себя, Питер. А то напущу на вас Корбетта.

Доктор вяло улыбнулся.

Они немного помолчали, и Бишоп заговорила снова:

— Пожалуй, надо вернуться в медпункт. Вам принести чего-нибудь из аптечки? Ксанакс, валиум?

Крейн помотал головой.

— Все пройдет.

— Тогда я загляну к вам попозже. — И она повернулась, собираясь уходить.

— Мишель…

Женщина оглянулась.

— Спасибо.

Она кивнула и вышла из каюты, тихо закрыв за собой дверь.

Крейн медленно повернулся к компьютерному терминалу. Несколько минут он сидел не шевелясь, смотрел на экран. Потом резко оттолкнулся от стола, встал и зашагал по каюте. Но и это не помогло — он вспомнил, как почти так же ходил Ашер в тот день, когда Крейн узнал, чем же на самом деле заняты специалисты на станции «Глубоководный шторм».

А все началось только четыре дня назад…

Была в этом какая-то жуткая насмешка. Он наконец раскрыл тайну, но Ашер погиб, так и не узнав об этом. Тот самый человек, который и вызвал его сюда, чтобы разгадать загадку.

Конечно, горько напомнил себе Крейн, не он один нашел решение. Кажется, Говард тоже что-то узнал. Но теперь начальник отдела научных исследований мертв — спонтанный пневмоторакс, газовая эмболия и ожоги третьей степени восьмидесяти процентов поверхности тела.

Бишоп права: он неестественно молчалив после гибели Ашера. Причина не только в полученной травме, хотя и без шока здесь не обошлось. Дело в том, что он не может говорить. Ему очень хотелось рассказать Бишоп о том, что он узнал, поделиться своим открытием. Но у нее не было необходимого допуска. Не имея возможности высказаться, Крейн обнаружил, что больше разговаривать ему не о чем.

А протоколы вскрытия все-таки надо писать.

Крейн вернулся за стол, включил терминал. Мигающая иконка показывала, что ему пришло письмо.

Вздохнув, Крейн запустил почтовую программу и при помощи мыши проделал все необходимые для входа процедуры. Сообщение по электронной почте было только одно, и странно, что не был указан отправитель. Крейн открыл письмо.


«Время для длинных рассказов одно, для сна же — другое» (Гомер. Одиссея. Песнь одиннадцатая).[12]
Доктор Ашер был человеком длинных рассказов. Важных слов. А теперь ему остался только покой.
Это действительно трагедия.
Слишком много смертей, а мы даже не добрались до цели. Я начинаю опасаться худшего.
Все бремя теперь легло на твои плечи, доктор. Я вынужден здесь оставаться, ты — нет. Найди ответ и уезжай скорее.
Если приходится работать в темноте, нельзя оставаться одному. Найди друга.
Боюсь, с тех пор, как мы беседовали в твоей каюте, иррациональных чисел стало больше. Но возможно, это и к лучшему, потому что ответ на твою головоломку находится среди них.
Желаю приятного утра.
Ф.


Крейн, хмурясь, глядел на компьютерный экран, не зная, что делать с этим загадочным посланием. «Найди друга…»

Раздался тихий стук в дверь каюты — это, наверное, вернулась Бишоп и принесла лекарства, которые ему не нужны.

— Входите, Мишель, — произнес он, закрывая почту.

Дверь открылась. На пороге стояла Хьюи Пинг, программист.

Крейн с удивлением посмотрел на нее.

— Извините, — сказала она. — Надеюсь, я вам не помешала?

— Нисколько, — ответил Крейн, придя в себя. — Прошу.

Пинг вошла, села в предложенное Крейном кресло.

— Я только что узнала о гибели доктора Ашера. Это случилось бы раньше, но я нашла кое-что странное в своем кабинете. Но как только я услышала… в общем, мне надо было с кем-то поговорить. Знаете, вы единственный человек, о котором я подумала.

Крейн склонил голову. Пинг вдруг встала.

— Наверное, с моей стороны это эгоистично. Вы же были там… наверное, вам сейчас…

— Все в порядке, — ответил Крейн. — Пожалуй, мне тоже надо поговорить.

— О докторе Ашере?

— Нет. — «Это еще слишком свежо», — подумал он. — О том, что я узнал.

Пинг снова медленно села.

— Вы же знаете, что я провел все возможные исследования, пытаясь выяснить причину заболеваний сотрудников?

Пинг кивнула.

— Я ничего не мог добиться, пока меня не осенило: люди жаловались на два абсолютно разных типа симптомов. Первые чисто физиологические: тошнота, мышечные тики и тому подобное. Другие психологические: бессонница, угнетенное состояние, даже мании. Я всегда считал, что должно быть нечто объединяющее. Но какой фактор подходил бы к обоим случаям? Тогда я и решил, что причина неврологическая.

— Почему?

— Потому что мозг управляет и телом, и духом. Я велел сделать энцефалограммы. И как раз сегодня получил первые результаты. У каждого пациента в дельта-волнах отмечаются всплески, а ведь эти частоты у взрослых неактивны. Что еще более странно, так это то, что картина пиков одинакова для всех пациентов. И тут мне пришла безумная мысль. Я построил график электрических импульсов. Знаете, что я открыл?

— Не могу представить.

Крейн выдвинул ящик стола, достал конверт из плотной бумаги и молча вручил его Пинг. Она открыла и вытащила компьютерную распечатку.

— Это цифровой код, который вычислил Ашер, — сказала она. — То послание, которое передают подводные стражи.

— Совершенно верно.

Пинг нахмурила брови, не понимая. И вдруг ее глаза округлились.

— Неужели… Вы же не хотите…

— Да. Пики на графике дельта-волн совпадают со световыми импульсами. То, что нашел Ашер, и это сообщение — одно и то же.

— Но как это возможно? Почему мы ничего не определили?

— Я точно не знаю. Но предположения у меня есть. Мы уже знаем, что подводные стражи передают свои сообщения на каждой волне электромагнитного излучения, которую мы способны уловить, — радиочастоты, микроволновое излучение, ультрафиолетовое, инфракрасное. Мы также знаем, что создатели этих стражей обладали технологиями намного более развитыми по сравнению с нашими. Поэтому кто может утверждать, что это же сообщение не передается на миллионах других волн или на иных типах частот, которые мы не можем зарегистрировать и о которых даже представления никакого не имеем?

— Например? — спросила Пинг.

— Не знаю. Может, кварковое излучение. Или какие-нибудь новые виды частиц, которые могут проходить сквозь материю, как бозоны Хиггса. Главное то, что какая-то неизвестная разновидность, недоступная для наших измерительных приборов, вносит помехи в электрические импульсы, вырабатываемые головным мозгом.

— Почему тогда не все страдают?

— Потому что биологические системы неодинаковы. У одних людей более крепкие кости, а у других — более устойчивая нервная система. А может быть, конструкция станции непроизвольно обеспечивает в некоторых местах эффект клетки Фарадея.

— Что это?

— Клетка Фарадея? Специальная конструкция, сооружаемая для отражения электромагнитных полей. Но знаете что? Думаю, что здесь все находятся под влиянием этого излучения — просто в разной степени. Я и сам в последнее время чувствую себя не так, как обычно… А вы?

Хьюи на секунду задумалась.

— Да, пожалуй…

Они немного помолчали.

— Вы собираетесь отнести это адмиралу Спартану? — спросила Хьюи.

— Пока нет.

— Почему? Мне кажется, что вы выполнили свою работу.

— Спартан не очень благосклонно относится к мнениям, которые отличаются от его собственного. Я бы не хотел ставить его в известность раньше времени, чтобы не получить от ворот поворот. Чем больше у меня доказательств, тем лучше. А значит, надо найти и другую информацию.

— Какую?

— Ашер перед своей гибелью что-то обнаружил. Там, в декомпрессионной камере. Я знаю, потому что он сам говорил об этом по телефону. Говард упомянул, что у него все на компьютере. Мне надо заглянуть туда, чтобы выяснить, что же он нашел. Потому что перед самой смертью Ашер отчаянно пытался мне что-то сказать: он пытался произнести какое-то слово, которое начинается с «оу».

Хьюи снова нахмурилась:

— Оу?

— Да.

— Что это? Или кто?

— Разгадка — в компьютере, если он не слишком обгорел и его еще можно включить.

И снова каюта погрузилась в задумчивое молчание. Наконец Крейн поднялся и повернулся к Хьюи Пинг.

— Не хотите прогуляться по Таймс-сквер, выпить эспрессо?

Хьюи улыбнулась.

— Конечно.

Они вышли в коридор.

— Может быть, я могу вам помочь.

— Как?

— Лето перед защитой диплома я провела, работая с устройствами восстановления данных.

Крейн обернулся к ней.

— Вы хотите сказать, что умеете извлекать информацию с поврежденных жестких дисков?

— Вообще-то я сама это не делала, я была тогда на практике. Но я много раз наблюдала за операциями, а в некоторых помогала.

Они остановились у лифта.

— Вы говорили, что нашли что-то странное, — вспомнил Крейн. — Что это было?

— Простите? А, да. Помните, я показывала вам линии поглощения, которые испускал артефакт в моем кабинете?

— Вы еще сказали, что такие могут быть только у отдаленной звезды.

— Правильно.

Двери лифта с шипением раздвинулись, они вошли, и Крейн нажал кнопку с номером девять.

— Так вот, — продолжала Хьюи, — просто ради забавы я провела сравнение этих данных с параметрами известных звезд. Дело в том, что у каждого небесного тела своя уникальная комплексная характеристика. И можете представить, я нашла полное подобие.

— Между вашим маленьким подводным стражем и звездой?

Хьюи кивнула.

— Если говорить точно, то это в ста сорока световых годах от нас. Альфа Лебедя, или М-восемьдесят один.

— Думаете, наш маячок оттуда?

— Ну да. У этой звезды только одна планета. Газовый гигант с океанами из серной кислоты и атмосферой из метана.

Крейн озадаченно потер подбородок.

— Ошибки быть не может?

Хьюи покачала головой.

— Исключено. Характеристики линий поглощения так же неповторимы, как и отпечатки пальцев.

— Вы думаете, что кроме всего прочего они хотят нам сообщить, откуда они явились?

— Мне кажется, да.

— Странно. Что может понадобиться планете из метана и кислоты на Земле, полной кислорода и воды?

— Вот именно.

Двери открылись на нужном этаже, и Хьюи, обернувшись, задумчиво посмотрела на Крейна.

37

Пол отделения гипербарической терапии был завален мусором — пустыми огнетушителями, упаковками бинтов, одноразовыми перчатками. Коммандер Терренс В. Королис обходил все это с брезгливой осторожностью кота.

Двое охранников в черной униформе стояли по бокам двери, закрывая доступ в зону, которая считалась местом преступления. У поста управления находился еще один. Командира, Вобурна, Королис нашел в приемной, рядом с декомпрессионной камерой — тот разговаривал с лаборантом в белом халате. Входной люк был открыт; по верхней его части бежали глубокие следы огня, они же виднелись и на потолке, покрытом густым слоем черной копоти.

Увидев офицера, Вобурн кивнул лаборанту и вышел вслед за Королисом в помещение поста управления. Коммандер подождал, пока Вобурн закроет за собой дверь.

— Доложите обстановку, командир, — сказал Королис.

— Сэр. — Несмотря на легкую хромоту, мускулистый Вобурн двигался легко и точно. — Цепи безопасности были намеренно блокированы.

— Внутренние системы? Спринклеры? Система затопления?

— Отключены.

— А сам пожар? У вас есть предположения, как он начался?

Вобурн указал большим пальцем в обзорное окно, за которым была приемная.

— Компрессор. Лаборант считает, что его намеренно испортили.

— Как?

— Похоже, что понижающий трансформатор отключили, когда нагнетающее устройство работало на полную мощность.

Королис медленно кивнул.

— И обороты тут же подскочили.

— Да, компрессор перегрелся и вспыхнул.

— Сколько времени для этого потребовалось?

— Лаборант говорит, если человек знал, что делал, то это могло бы занять минуты две-три, не больше.

Королис кивнул сам себе. Да, человек знал, что делал. Как знал, где взрезать обшивку купола лазерным резаком.

Хорошего саботажника обучают, как ломать, как взрывать, — он может почти все.

А Королис знал все о такой подготовке. Он повернулся к Вобурну.

— Какие-нибудь камеры здесь снимали?

Вобурн покачал головой, и его седеющие волосы засияли в искусственном освещении.

— Никак нет, сэр.

Королис молча посмотрел через стекло. Лаборант нырнул в камеру и пропал из виду. Кроме солдат в темных комбинезонах, других свидетелей не было.

Он снова повернулся к Вобурну.

— Вы закончили? — спросил он.

Хотя дверь была закрыта, он говорил даже тише, чем раньше.

Вобурн оглянулся, лицо его хранило нейтральное выражение. Он едва заметно кивнул.

— Никто не видел, как вы взяли?

— Только наши люди, сэр.

— Прекрасно.

Вобурн опустился на колени перед пультом управления, пошарил под ним и вытащил тонкий портфель из черного баллистического нейлона. Он вручил портфель и ключ Королису.

— Сэр, нужно ли продолжать расследование? — спросил Вобурн. — Выяснять, не заметил ли кто из ученых что-нибудь или кого-нибудь?

— Спасибо, командир, в этом нет необходимости. Дальше я буду работать сам и сообщу о своих находках адмиралу.

— Так точно, сэр, — четко отсалютовал Вобурн.

Королис посмотрел на него, поджав губы. Потом сделал ответный жест и вышел из помещения.

* * *

Каюта Королиса находилась на одиннадцатом уровне, в специальном секторе, отведенном для военных. Он шагнул внутрь, тщательно запер дверь и только потом прошел к столу. Свет в каюте был тусклым. Там, где у прочих размещались картинки в рамочках и книги для развлекательного чтения, у Королиса стояли мониторы системы видеонаблюдения и брошюры секретных инструкций.

Он положил нейлоновый портфель, полученный от Вобурна, на облицованный шпоном стол и отпер его ключом. Расстегнув портфель, коммандер вытащил портативный компьютер, сильно обгоревший с одной стороны.

Каюта наполнилась едкой вонью горелого пластика.

Королис повернулся к панели кондиционера и включил фильтрацию воздуха на полную мощность. Присел у стола и подтянул к себе клавиатуру компьютерного терминала. Он набрал пароль для подключения к сети, затем еще один, длиннее, чтобы войти на закрытый сервер станции, куда доступ имел только он. Потом загрузил программу обработки звука, что используют аудио-инженеры, занимающиеся восстановлением звуковых дорожек, а также те, кто прослушивает чужие разговоры. Выведя на экран список файлов, коммандер выбрал нужный. На экране появился сложный видеокадр, на котором главное место занимала временная диаграмма сигнала — монозапись звука, зафиксированная крохотным микрофоном.

Королис включил в компьютер наушники. Настроил фильтр программы, чтобы убрать посторонние шумы, прибавил громкости и нажал кнопку «пуск».

В наушниках послышался голос Крейна, удивительно четкий, если вспомнить, какое маленькое подслушивающее устройство записывало этот голос.


«Ашер перед своей гибелью что-то обнаружил… Я знаю, потому что он сам говорил об этом по телефону… Говард упомянул, что у него все на компьютере… Мне надо заглянуть туда, чтобы выяснить, что же он нашел… Потому что перед самой смертью Ашер отчаянно пытался мне что-то сказать…»


Послышался ответ; программа распознавания определила его как голос Хьюи Пинг. Королис слушал, и лицо его мрачнело.

«Разгадка — в компьютере», — продолжал Крейн.

Щелкнув мышью, офицер остановил запись. Еще один щелчок закрыл файл и вывел пользователя из программы.

Королис поднялся, отнес поврежденный ноутбук Ашера в дальний угол комнаты, где на полу стоял серый ящик. Встав на колени, коммандер расстегнул защелки, открыл крышку и вытащил громоздкий предмет — прибор для размагничивания.

Он еще раз проверил, заперта ли дверь в каюту. Потом медленно и осторожно, стараясь держаться подальше от собственного компьютера, поднес аппарат к ноутбуку и провел им несколько раз над встроенным жестким диском. Даже если компьютер пережил огонь, магнит выведет его из строя, так что восстановить что-либо будет невозможно.

Крейн и Хьюи Пинг представляли серьезную угрозу безопасности, и тут бдительность окажется нелишней. Это только начало. Что делать дальше, Королис хорошо себе представлял.

38

Холодильная камера 1-С на последнем уровне станции и в самых благоприятных обстоятельствах была местом мрачным. Температура поддерживалась точно на значении три с половиной градуса по Цельсию.

Покрытие пола состояло из деревянных поддонов, под которыми в мелком трюме плескалась грязная холодная вода. Скудное освещение погружало наводящее клаустрофобию помещение в унылый мрак. Воздух пах плесенью и разделанным мясом. Из звуков слышался только тихий стук капель.

Адмирал Спартан стоял в центре помещения и разглядывал изуродованные останки Сферы-один. Она возвышалась перед ним, словно гигантский комок смятой фольги, обмотанная тяжелой цепью и подвешенная к потолку за большой, жуткого вида крюк. Сбоку лежала толстая синяя драпировка, которую адмирал снял, чтобы разглядеть искореженные обломки.

«Дела идут не лучшим образом», — подумал адмирал.

Что вызвало эту жуткую катастрофу? Будучи военным, целью всей жизни он поставил победу, которой можно добиться, предвосхищая будущее — и собственное, и противника, — и либо помогал ему свершиться, либо препятствовал. Но как можно предугадывать ошибки, если правила, с которыми приходится иметь дело, абсолютно, непостижимо чужие?

Да, после гибели Сферы-один Сфера-два и Сфера-три продолжили работы без промедления. Были внесены изменения, рекомендованные Ашером и его учеными, и происшествий больше не случалось. Проходка шла даже более гладко, чем предполагалось, — третий, самый тонкий слой земной коры оказался сложен из мягкого илоподобного материала, который легко извлекался, и до поверхности Мохо оставалось всего несколько дней.

Ашер. Адмирал вспомнил предложение начальника отдела научных исследований, сделанное им сразу после аварии Сферы-один и гибели экипажа: «…то, что они хотят нам сказать, настолько важно, что они забивают все доступные частоты, чтобы передать это сообщение…»

А теперь и Ашер погиб.

За спиной у Спартана заскрежетал металл, и дверь в помещение открылась, бросив в темноту полосу желтого света. Коммандер Королис, который, как кошка, не любил ни сырости, ни холода, вошел в холодильник, подперев дверь клинышком, чтобы не закрылась.

Спартан посмотрел на него.

— Докладывайте, коммандер.

Офицер приблизился.

— Система орошения в декомпрессионной камере была выведена из строя. А компрессор подвергли перегрузке, что вызвало взрыв и пожар в самой камере. Нет никаких сомнений: это был акт саботажа.

— Акт убийства.

— Может быть, сэр.

Спартан снова повернулся к разрушенному аппарату.

— На этот раз, кажется, целью был определенный человек, а не вся станция. Почему?

— У меня еще нет ответа, сэр. Может быть, мы просто вовремя успели.

Адмирал еще раз глянул на Королиса.

— Вовремя, коммандер?

— Нам повезло на этот раз, что саботажник не нацелился на объект большей стратегической важности.

Спартан моргнул несколько раз.

— Понятно. А что за стратегический объект у нас имеется, более важный, чем доктор Ашер?

— Его польза для проекта в последнее время стала сомнительной. Он, сэр, стал словно Кассандра. Его разговоры о предопределении и несчастьях, его стремление замедлить ход раскопок — все это плохо сказывалось на настроениях экипажа.

— Да, верно.

Спартан подумал, что если у Королиса и есть недостатки, то искренность среди них не значится.

— Но, сэр, это в любом случае мое личное мнение. Честно говоря, я удивлен, что вы думаете по-другому.

Адмирал проигнорировал намек, махнув рукой в сторону Сферы-один.

— А это?

— Записи переговоров были тщательно изучены, так же как и черный ящик снаряда. В отличие от декомпрессионной камеры тут нет никаких следов вмешательства или нечестной игры. Просто сбой оборудования, и все.