29 декабря, ночь

Роз

Тем вечером в кино атмосфера была странная. Стоя в очереди за попкорном, Роз и Сьюзи со всех сторон слышали встревоженные перешептывания. У Роз сильно болела голова, словно шепоты застревали у нее в черепной коробке, не в силах вырваться наружу. Кругом мерещились какие-то тени, прятались по углам зала, в глазах у людей.

Не так давно Роз сказала Сьюзи, что у нее нет настроения звать гостей на новогодний праздник. Она попыталась не обращать внимания ни на кого вокруг. Люди перешептывались. Но с ними никто не говорил.

И вдруг неторопливой походочкой подкатил Билли Марлин. Нос у него покраснел и распух раза в два. Понятное дело, настроение у него было хуже некуда. А когда Билли был в плохом настроении, Роз прекрасно знала, на ком он его выместит.

– Что, Сьюзи, отращиваешь волосы? Слава богу. Наконец-то станешь хоть немного похожа на девчонку.

Сьюзи ощетинилась. Роз поискала глазами Харви – он помог бы удержать Сьюзи от драки.

Потом вспомнила: Харви сегодня не пришел, и виновата в этом она сама.

Она крепче ухватила Сьюзи под руку и настойчиво покачала головой: мол, не надо устраивать ссору в кино, этим проблему не решить.

Лицо Сьюзи перекосилось от ярости, но она кивнула. Губы сжались в тонкую линию.

– Роз, слышишь, вроде бы что-то жужжит? Муха, что ли, залетела?

Роз гордилась своей подругой Сьюзи. Так им всем и надо!

– Нет, не слышу. Но это и впрямь очень раздражает. Пойдем скорее в зал.

– Пойдем! – отозвалась Сьюзи. – Кстати, я собираюсь подстричься под машинку. Как ты думаешь?

Роз одобрительно кивнула:

– Думаю, тебе очень пойдет!

– Погодите-ка, – остановил их Билли. Он никогда не упускал случая поиздеваться над Сьюзи. Вот и сейчас ухватил ее за руку.

Роз задумалась, не позвать ли персонал.

– А, Билли! – воскликнула Сьюзи, как будто только что заметила его. – Что это с тобой? Тебе заехали в нос! Расскажи мне, кто этот отважный герой.

– А тебе-то что? – насупился Билли.

– Хочу пожать ему руку, – пояснила Сьюзи. – И сказать, что отныне я в него влюблена.

– На дверь наткнулся, – еще сильнее насупился Билли.

– Ого! – бодро отреагировала Сьюзи. – Не знаю, как мне удастся влюбиться в дверь, но придется.

– Патнэм, да прекрати же! – потребовал Билли.

Сьюзи и Роз заговорили хором.

– Это я-то должна прекратить? – возопила Сьюзи.

– Ты же сам начал ее задирать!

– Ну ладно! – сдался Билли. – Нам надо держаться всем вместе, даже уродам. Сплотиться перед лицом настоящей угрозы.

– Какой такой угрозы? – осведомилась Сьюзи. – С кем сплачиваться? С тобой? Если ты соберешь вокруг себя одну банду, я непременно вступлю в другую! И назову ее «Банда, в которой нет Билли».

– Даже если по другую сторону будут ведьмы? – заявил Билли.

Роз потеряла дар речи.

– Разумеется! Я буду на стороне ведьм! – Уж если Сьюзи разойдется, остановить ее было трудно. Потом заморгала: – Что-что? Ну-ка, объясни.

Билли открыл было рот, но тут его ткнула локтем в бок какая-то женщина в коричневом пальто. Средних лет, вся в жемчугах. Роз узнала ее в лицо – та была прихожанкой отцовской церкви, – но как ее зовут, так и не вспомнила.

– Тише ты, – шикнула она на Билли. – Сам же слышишь, что они говорят. Они с ведьмами заодно. Знаю я эту Розалинд. Ходит рука об руку с этой тварью, Сабриной. – Она метнула на Роз испепеляющий взгляд: – Отец был бы в тебе очень разочарован.

Роз похолодела. Примерно так же шептали ей на ухо призраки.

Она понимала, что ее отец и Сабринина тетушка Зельда – люди очень разные, догадывалась об этом еще прежде, чем узнала, что Зельда поклоняется Сатане. Но и у отца, и у Зельды было одно общее качество – уверенность в том, что они никогда не ошибаются. Лет в восемь Роз и Сабрина часто обсуждали, как нелегко живется, когда взрослые ждут от тебя, что ты станешь точь-в-точь похожей на них.

– Я и сама не знаю, какой хотела бы стать, – говорила Сабрина, качаясь на качелях рядом с Роз. – Еще не решила. Но хочу, чтобы мне дали возможность самой это понять. А ты уже решила, кем хочешь стать?

Роз призадумалась и в конце концов ответила:

– Давай будем просто хорошими людьми.

На лице Сабрины вспыхнула ослепительная улыбка – она всегда появлялась, когда Сабрина не сомневалась, что нашла правильный ответ. Она протянула руку Роз, чтобы, сцепившись, покачаться вместе.

– Давай будем просто хорошими людьми, – эхом отозвалась она. – И лучшими подругами.

Иногда и саму Роз одолевали мрачные мысли о Сабрине. Она могла не раз представлять, как отомстит ведьмам, но если при ней кто-то плохо отзывался о Сабрине, она не злорадствовала, а, наоборот, впадала в бешенство. Не смейте обижать мою лучшую подругу!

– Она не такая, – невольно выпалила Роз.

– Какая – не такая? – переспросила дама. – Хочешь сказать, она не ведьма?

Роз умолкла. Вот бы сейчас поговорить с бабушкой! Она помогла бы разобраться во всей этой истории с Сабриной и ведьмами. Но бабушки со всей ее мудростью уже не было в живых. Надо обходиться своим умом. Роз уже ни в чем не была уверена. До чего же болит голова!

Прихожанка и Билли ушли, склонив друг к другу головы и напряженно переговариваясь.

Маленькое личико Сьюзи наморщилось от огорчения.

– Как ты думаешь, может, предупредить Сабрину? Или ее тетушек?

– О чем предупредить? – спросила Роз. – Среди людей всегда ходят всякие разговоры. Я и раньше слышала, что Спеллманов называют ведьмами.

– Но Билли никогда этого не говорил! Тем более на полном серьезе!

– Это пока еще не предвещает ничего особенного.

Но Сьюзи не успокаивалась. Роз прикусила губу.

– Если и вправду все узнают правду о ведьмах… Так ли уж это плохо?

– А что может случиться?

Голос у Сьюзи был очень встревоженный. «Непохоже на нее», – подумала Роз. У подруги не было причин бояться магии. Ее семью не проклинали никакие ведьмы. Сьюзи всегда считала ведьм своими друзьями. Сабрина и ее тетушки всегда помогали Сьюзи, и она наверняка охотно поможет им в ответ.

Пусть она им ничего не рассказывает. Надо ей помешать. Эта мысль прозвучала в голове, как змеиное шипение.

Это будет разумно, уверяла себя Роз. Сьюзи вечно ввязывается в драки. Она может пострадать. Ее, Роз, задача – помешать этому. А ведьмы могут и сами о себе позаботиться.

– Я понятия не имею, что произойдет, если все узнают о ведьмах, – признала Роз. – Но, наверное, им стоит узнать. Люди заслуживают правды.

Сьюзи зарделась и кивнула.

– Послушай, – продолжала Роз. – Ты ведь мне доверяешь, правда?

Глаза Сьюзи широко распахнулись.

– Конечно.

– Та женщина, которая разговаривала с Билли, ходит в церковь моего отца, – сказала Роз. – Я порасспрашиваю и выясню, что происходит. И нет нужды беспокоить Сабрину и ее тетушек. Помалкивай пока, ладно? Если затевается что-то плохое, я это остановлю, честное слово.

Сьюзи надолго задумалась и, поколебавшись, кивнула.

«С ней дело улажено», – подумала Роз и встряхнула головой, чтобы хоть немного унять боль.

Они зашли в дамскую комнату, потом сели на свои места. И повсюду их преследовали шепотки. Ничего конкретного, никто не обращался к ним напрямую, но смутные слова шелестели в воздухе, как сухие листья.

«Ведьмы».

«В переулке ведьма».

«Надо с ними что-то делать».

«В Гриндейле всегда было нечисто».

Девушки выбрали романтическую комедию: Роз чувствовала, что им обеим сейчас нужно спокойствие, солнце и бесшабашное веселье, которого так не хватает в жизни.

Зал был набит битком, на зимних куртках медленно таял снег. Фильм начался. На экране плескались волны, сияло солнце. А на улице было так много льда и темноты, что эти дивные картины казались фантастикой. И пускай свет был искусственным, Роз все равно радовалась, глядя на него.

Но вскоре виски пронзила боль, в глазах все стало расплываться. Зрение отказало совсем. Она видела лишь тени и ощущала лишь панику. Когда-нибудь, очень скоро, тени сомкнутся совсем и не выпустят ее. Она больше никогда ничего не увидит. И это сделали ведьмы.

Если все узнают о ведьмах, может, кто-нибудь их остановит? Пусть их остановят.

Роз с трудом перевела дыхание. Не хотелось пугать Сьюзи, которой и так за последние дни довелось немало пережить. Пусть себе смотрит кино и радуется.

Во мраке стены заколыхались и придвинулись ближе. У нее больше не было сил оставаться тут.

– Я на минутку, – шепнула она и, пошатываясь, встала.

Роз ощупью пробиралась к выходу, наступала на ноги, на каждом шагу шепотом извиняясь. Даже когда дверь открылась, серые кляксы, застилавшие взор, лишь посветлели, но не исчезли.

Она попыталась нашарить поручни. Не надо было выходить одной.

Вокруг кружились тени.

Роз вслепую побрела по коридору и вдруг на кого-то наткнулась.

– Простите! – пролепетала она, хватаясь за незнакомца в поисках опоры.

– Чего ты извиняешься? – спросил юношеский голос. – Я только рад, когда красивые женщины сами падают ко мне в объятия. Сейчас, правда, я немножко занят, но…

Он умолк. Роз озадаченно вспоминала, чей это голос. Поскольку лица постепенно исчезали из ее поля зрения, она научилась различать людей по голосам, жестам, одежде. Гриндейл – городок маленький, и люди здесь не любят изменять привычкам.

А голос у него был своеобразный. Она никак не могла определить акцент. Какой-то совсем незнакомый.

Роз поняла, что попала в объятия к совершенно незнакомому человеку.

– Погоди-ка, – сказал незнакомец. – На тебе что, лежит проклятие?

Последние силы покинули ее: она в руках у колдуна!

Парень потянул ее за собой, и она покорно побрела, спотыкаясь, неведомо куда. Потом он решительно усадил ее на скамейку у дверей. Почувствовав опору, Роз немного успокоилась, но затем незнакомец коснулся ее лица, приподнял подбородок, словно хотел поцеловать. Сердце забилось, как колотится о прутья, обезумев от ужаса, пойманная в клетку птица.

– И верно, проклятие, – бодрым голосом заявил он. – Очень сильное. Наследственное, да?

Роз кивнула, еле дыша.

– С проклятием я, к сожалению, ничего поделать не в силах, – продолжал он, – но могу временно облегчить симптомы.

Роз сидела, дрожа, крепко сжимая кулаки. Незнакомец придвинулся ближе.

– Я прошу во имя света, окажи красотке честь, – прошептал он ей на ухо. – Пусть ее глаза прозреют, пусть увидит все как есть.

Боль в висках утихла. Тени поблекли и расступились, а с ними ушла и паника.

– Спасибо, – пролепетала она.

Но лица колдуна она так и не разглядела. Лишь услышала удаляющиеся шаги и веселье в низком голосе:

– Считай это случайным добрым делом. Я слышал, доброта нужна всем.

Роз закрыла глаза, мечтая, чтобы зрение вернулось. А когда открыла, вокруг было светло. Свет был холодный, флуоресцентный, но все равно увидеть его было так радостно. И столь же радостно было увидеть лица Сьюзи и – кто бы мог подумать! – Харви, выходивших из разных залов. Харви в панике озирался по сторонам, но, увидев Роз, успокоился.

– Роз! – окликнула Сьюзи. – Ты не вернулась, и я стала волноваться…

Она осеклась. Роз чувствовала себя гораздо лучше, но выглядела, видимо, не очень, потому что Харви и Сьюзи бегом бросились к ней. Первым прибежал длинноногий Харви.

– Роз, как ты себя чувствуешь? Как глаза?

Он осторожно взял ее за плечи, всмотрелся в лицо. Прикосновение было далеко не таким задушевным, как у того незнакомого парня, но у того оно было каким-то обезличенным, а сейчас – нет. Это, без сомнения, Харви.

Она его видела, видела отчетливее, чем когда-либо за последние несколько месяцев, видела у него на лице участие и заботу. Роз чуть не расплакалась от радости.

– Со мной все хорошо, – заверила она их обоих. – Правда.

А Сьюзи уже хмурилась, с подозрением глядя на Харви:

– Ты что, смотрел фильм ужасов? Один?

– Гм, – промямлил Харви, – так, заскочил на минутку.

Сьюзи сдвинула брови:

– Харви, ты ведь даже не любишь ужастики. Почему не позвал нас?

Харви смущенно переглянулся с Роз, встал и выпустил ее плечо.

– Не знал, будете ли вы рады меня видеть.

Сьюзи посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Вот балда. Не понимаешь, что мы всегда рады тебя видеть?

И толкнула его в бок. Харви усмехнулся, глядя на нее сверху вниз. Роз стало очень стыдно. Ей не хотелось, чтобы между ними что-то разладилось. Сьюзи и Харви всегда были лучшими приятелями.

– Спасибо, Сьюзи. Раз уж я здесь, давайте подвезу вас домой.

– Совсем не обязательно, – пробормотала Роз.

– А я все равно подвезу, – ответил Харви. – Если тебе плохо, я не дам тебе ни шагу ступить по улице.

– Ну как же я… Харви, прекрати!

Харви наклонился, подхватил Роз одной рукой за талию, другой под колени и поднял со скамейки.

Сьюзи восторженно захлопала в ладоши:

– Харви, молодец!

Роз сжала кулачок и ткнула Харви в грудь. Ей было неловко от такой близости к нему и при этом совестно – ведь она не такая миниатюрная, как Сабрина или Сьюзи.

– Нельзя же так!

Он одарил ее своей знакомой улыбкой, как обычно, слегка кривоватой, как будто его обуревали сразу несколько чувств.

– Можно.

Харви безо всяких видимых усилий вынес ее в холодную ночь. Ей и в голову не приходило, что он такой сильный.

Сьюзи трусила рядом с Харви, держа Роз за свисающий ботинок.

– Роз, ты слышала, что говорит мужчина? Не беспокойся. Мы тебя доставим.

Роз неуверенно обняла Харви за шею.

– Я согласна со Сьюзи, – прошептала она. – Мы всегда рады тебя видеть.

Он склонил голову и улыбнулся. Когда он был счастлив, на лице всегда читалась нотка удивления, а когда чувствовал, что его любят, то бывал потрясен. Роз было жаль его до глубины души. Папа у нее, конечно, не подарок, но она никогда не сомневалась, что он души в ней не чает. А у Харви отец – сущий кошмар, поэтому Харви во всем сомневается. Постоянно тревожится, что он недостаточно смелый, недостаточно умный, что никто его не любит.

Роз так хотелось поцеловать его. Он никогда об этом не догадывался. А она никогда не говорила.

Из-за Сабрины.

Мрачный голос в голове прошептал: «Из-за этой ведьмы».

Пусть колдовство сольется с красотою

29 декабря, ночь

Сабрина

Мне снилось, будто я целуюсь с Харви на крыльце своего дома, а вокруг кружатся осенние листья. У меня на шее сверкает новое ожерелье, и лицо Харви, обращенное ко мне, тоже светится. Я обвила его за шею, он подхватил меня и закружил, повторяя, что любит меня, любит, любит.

Золотые листья превратились в золотые огни, у нас за спинами завертелось ярмарочное колесо обозрения – как в тот день на летнем празднике. Харви смотрел на меня, сначала ему было страшновато, потом он заулыбался. Я поклялась себе, что никогда, ни в коем случае, не причиню ему боль. И ему никогда не будет страшно.

«Тем не менее ты не сдержала слова, – проговорил мой собственный голос, как будто я шептала сама себе на ухо. – Он тебе доверял, а ты причинила ему столько боли».

Огни и радости летнего дня рассеялись, и вот уже долгой темной ночью я сижу напротив Харви и объясняю, что я сделала с Томми. Харви пытается понять, голос его дрожит.

А потом в женском туалете я, рыдая, рассказываю Роз и Сьюзи о том, кто я такая на самом деле, и боюсь, что они отвернутся от меня, но нет. Не отвернулись. Наоборот, заключили меня в объятия. Я приникла к подругам, спрятала лицо на плече у Роз, крепко сжала Сьюзи за талию. Не знаю, что я без них делала бы.

Потом все мои друзья вспыхнули ярким пламенем. Они сгорели в адском огне, как сгорели когда-то тринадцать ведьм Гриндейла, и это случилось из-за меня. Я кричала и вопила, но ничего поделать не могла. Они погибли из-за того, что я их любила. Их пепел на моих руках.

Я проснулась, вся дрожа, взмахнула рукой. То ли хотела заслониться от чего-то, то ли к чему-то тянулась. Не знаю. Ударилась рукой об оконную раму и вскрикнула от внезапной боли. Наверное, прикусила язык: рот наполнился вкусом крови.

На покрытом изморозью окне, там, куда попала моя ладонь, виднелся ледяной отпечаток. Я уставилась на него и постаралась не думать о том, что случилось бы, если бы я тянулась к человеку, которого люблю.

Я потянулась, встала со скамейки у окна, где уснула, свернувшись калачиком с книгой о том, какими заклинаниями можно победить Сатану. Медленно побрела к спальне. Проходя мимо зеркала в раме из белых роз, вздрогнула: мне показалось, оттуда на меня смотрит привидение.

Но нет. Не привидение. Всего лишь я сама, бледная, как мои обновленные волосы. Снова вспомнилась моя золотоволосая мама.

Я всегда знала, что не похожа на нее. Да этого и быть не могло. Ведь я выросла среди ведьм.

Добравшись до кровати, я рухнула на нее как была, прямо в пушистых тапочках с зайчатами. И в следующий миг ворвался Эмброуз. Он хохотал, словно какой-то невидимый бес нашептывал ему анекдоты, хотя, может, это делал его фамильяр-мышонок, сидевший в кармане.

– Добрый вечер, сестренка!

– Не такой уж и вечер.

Эмброуз лишь махнул рукой:

– Я собирался поговорить с тобой вечером.

За последнее время на меня обрушилось слишком много плохих новостей. Я внутренне сжалась, голос прозвучал резко:

– О чем? И почему не поговорил?

Братец помолчал.

– Потому что моя жизнь не вращается вокруг одной тебя.

– Знаю. Прости. – Я прикусила губу.

– Сам иногда диву даюсь, – пробурчал Эмброуз, но голос оставался веселым. – Независимо от тебя, мое существование полно волнующих приключений. Угадай, кого Пруденс на днях назвала красавчиком? Вашего покорного слугу. И правильно делает, что не молчит об этом.

– Рада за тебя.

– Ну да. Вечером мы с Люком были очень заняты.

– Должно быть, играли в крестики-нолики, – ухмыльнулась я.

– Скажем так, я вышел победителем с тройным перевесом в счете.

Эмброуз вальяжно подошел и ухватился за столбик в изножье моей кровати. На пальцах блеснули бесчисленные кольца. Сегодня он надел бронзовую шелковую рубашку и кожаные штаны. До сих пор было непривычно видеть братца в одежде для выхода, а не в бесчисленных роскошных пижамах. Недавно отец Блэквуд снял с него домашний арест. Формально ему было разрешено ходить только в Академию невиданных наук и обратно, но Эмброуз был не из тех, кто играет по правилам. Он вовсю пользовался новообретенной свободой. Я вычислила, что сегодня он, должно быть, ходил с Люком в кино. Но Люк, похоже, оказался не в восторге от человеческих развлечений.

– Как фильм?

– Оборвался на самом интересном месте.

– Почему?

Эмброуз сдвинул брови и всмотрелся в мое лицо.

– Не бери в голову. Что с тобой стряслось?

Я вздохнула:

– Прости за резкий тон. Утром я сделала кое-что очень крутое и надеялась, что, решив проблему, буду больше гордиться собой.

Я впервые попыталась сделать хоть что-то самостоятельно. Ну да, мне помогала Пруденс, но на этот раз я не втягивала родных в свои неприятности. Старалась выглядеть как можно лучше в их глазах. И, казалось мне, после этого я буду ощущать себя совершенно по-новому, почувствую свою колдовскую силу.

Но нет. После изгнания бесовки-неудачницы настроение не улучшилось ни на грош. Я облокотилась на подушки и вспомнила, как частенько за уроками сидела, прислонившись к Харви, прижавшись спиной к его груди. Он мог сидеть так часами, поддерживая и согревая, и время от времени шептал мне на ухо нежные слова.

Как же я по нему скучаю!

– Полно, сестренка, полно, – тихо проговорил Эмброуз. – Не грусти.

Он с кошачьей грацией взобрался на кровать, боднул меня в живот, уютно положил голову мне на колени. Увидев, что его привычное место занято, Салем возмущенно мяукнул, соскочил с подоконника и устроился возле меня на подушке. Я вдруг очутилась в окружении любящей компании – на моих цветастых простынях валялись и фамильяр, и братец. Я почесала Салема за ушком, запустила пальцы в курчавую шевелюру Эмброуза и улыбнулась ему. Он в ответ весело ухмыльнулся, глядя на меня снизу вверх.

– Возможно, моя новость тебя приободрит. Не так давно к тебе заходил мальчик.

Я подскочила:

– Харви?

– Нет, Сабриночка, прости. Ник Скрэтч.

Даже звук этого имени был как легкий, приятный электрический удар.

Эмброуз выгнул бровь:

– Ты, кажется, не огорчена?

Я ткнула его в плечо:

– Почему он не зашел?

– Не впустила тетя Хильда, – ответил Эмброуз. – Она его в грош не ставит и знать не хочет. Не вини меня, Сабриночка. Я был занят с Люком и понятия не имел, что наша тетушка способна отвергнуть такой первоклассный экземпляр.

Я поджала ноги в тапочках-зайчиках и задумчиво подергала Эмброуза за ухо.

– Ну да ладно. Пускай. В нем нет ничего серьезного, поэтому мне он неинтересен.

Эмброуз приподнялся, обхватил рукой колено и прислонился к кованому изножью кровати. Мой братец вечно пребывал в движении. И никто не мог его притормозить.

– Может, он серьезнее, чем нам кажется.

– С чего это ты вдруг так заговорил?

Эмброуз уклончиво хмыкнул.

– Возможно, я ошибся. Донжуаны имеют свойство перековываться. В любовных романах тетушки Хильды это происходит сплошь и рядом. Может, он ищет, с кем связать себя вечными узами.

– А может, он ищет, кого бы еще затащить в постель.

– Одно другому не мешает, – расхохотался Эмброуз. Я замолотила его кулаками. – Ладно, сестренка. Это я просто так болтаю. Ты достойна серьезного отношения. Может, он и впрямь серьезен. Дай ему хоть одну попытку.

Я выглянула в окно. За белой тюлевой занавеской вырисовывался черный силуэт леса.

– И конечно, я подумал, что слишком сурово относился к нашему малышу Харви, – заявил Эмброуз, который был ростом гораздо ниже Харви. – Ему сейчас приходится нелегко.

Я нахмурилась:

– Сначала ты говоришь, что я должна дать Нику хоть одну попытку, а потом опять заводишь разговор о Харви?

– Одно другому не мешает, – ухмыльнулся Эмброуз, и я стала швырять в него подушками.

Защищаясь, он мелкими заклинаниями заворачивал подушки с траектории, они летели обратно и врезались в меня с самых неожиданных сторон. Салем утробно заворчал, рассердившись на нас обоих. Пришлось оставить его подушку в покое.

– Кто знает, – протянул Эмброуз. – Может, они подружатся.

– Ну да, – фыркнула я, потом неуверенно добавила: – Я и правда скучаю по Харви. Каждую минуту. Но не хочу больше вмешиваться в его жизнь. Для него это было невыносимо. Он настоял, что своими руками у… успокоит то, что осталось от Томми. И мне больно думать, что он был вынужден пойти на это из-за меня. Мне всего лишь хотелось вернуть ему старшего брата.

Эмброуз стал непривычно серьезен. В применении к нему это означало, что извечная озорная усмешка слегка приугасла.

– Понимаю, сестренка. Если бы на месте Томми был я, а на месте Харви – ты…

Он еще никогда в жизни не сравнивал нас и людей. Мне было приятно, что он до такой степени способен сочувствовать Харви, но мысль о том, чтобы потерять его, была невыносима. Эмброуз, как колибри, нигде не задерживался надолго, однако я протянула руку над залитым луной одеялом и схватила братца за локоть.

– Прекрати, – буркнула я, уткнувшись ему в рубашку. – Никогда больше так не говори.

– Такой сценарий предполагает, что я оказался бы на месте шахтера. – Эмброуз вернулся к привычному шутливому тону. – А я ни за что на свете не напялил бы такую каску.

Мой хохот потонул в шелковых складках рубашки. Эмброуз тихонько поцеловал мне волосы, ласково отстранился и достал из кармана сложенный листок бумаги.

– Приободрись уже, – сказал он. – Ник оставил тебе записку. Тетя Хильда выбросила ее, но проявила неосторожность в том, что не сожгла, и еще большую неосторожность – рассказав мне о ней, вот я ее и спас для тебя. Милая доверчивая тетушка Хильда.

Он вложил записку мне в ладонь. Она была написана на пергаменте текучими черными буквами. Я слыхала, ведьмы и чародеи умеют обмениваться посланиями, которые проявляются прямо на коже, но бумага все же более разумный вариант. Моя кожа мне еще пригодится для других вещей.

– Правда, я лучший на свете курьер? – самодовольно спросил Эмброуз и, дернув меня за волосы, встал с кровати. – Сестренка, подумай об этом Нике хоть пару минут. Люди, конечно, существа милые, но недолговечные, и вместе с ними гаснет их прелесть. Я вот не хочу, чтобы тебя обижали, а человек непременно обидит.

– Даже если любит меня?

Но на самом деле Харви меня не любил.

– Тем более, – отозвался Эмброуз. – Любовь причиняет куда большую боль. Оставляю тебя, сестренка, читать письмо.

Интересно, что Ник хочет мне сказать. Надеюсь, не спрашивает: «Я тебе нравлюсь? Отметь, да или нет».

Я развернула записку и прочитала размашистые слова: «Выгляни в окно».

Я встала с кровати и распахнула окно. Снаружи белел залитый лунными лучами снег и темнели внимательные глаза.

– Ник? – изумленно вскликнула я. – Что ты тут делаешь?

– Хочу поговорить с тобой, – крикнул он. – Дело срочное.

– Тогда заходи!

Я захлопнула окно, второпях развернулась, чтобы успеть сбросить тапочки-зайчики, пока Ник не телепортировался прямо сюда. От такого маневра я потеряла равновесие, очутилась лицом к лицу с Ником и чуть не рухнула прямо на него. Он подхватил меня, машинально обняв за талию, и внимательно всмотрелся, видимо, очень довольный уловом.

– Привет, Спеллман. – Я стояла, припав к его груди – месту, надо думать, весьма опасному. Торопливо схватилась за его плечо и выпрямилась, вскрикнув: пальцы ощутили под рубашкой голую кожу.

– Ник, ты же совсем замерз! Надо было раньше зайти.

– Я старался уважать границы твоего личного пространства, – пояснил он. – Хотя должен сказать, что нахожу всяческие границы делом довольно огорчительным. И холодным.

– Не хватало только, чтобы ты простудился из-за меня, – нахмурилась я.

– Не простужусь, – улыбнулся Ник. – Сабрина, ты слишком привыкла иметь дело с людьми. Меня мало что может пронять.

При упоминании о людях я вздрогнула и отошла от Ника еще на шаг. Он прислонился к окну и наблюдал за моим отступлением.

– Что за срочное дело, которое не могло подождать до завтра? – поинтересовалась я.

– Когда вы изгнали бесовку-неудачницу, чары, разрушающие людей, не перестали действовать, – ответил Ник, мгновенно переключившись на деловой тон. – Сегодня возле чайной лавки люди напали на Пруденс.

Я ахнула:

– Ого! Как она?

– Нормально. Я пошел в академию, но там меня встретила твоя тетушка Зельда. Она не пустила меня к Пруденс. Сказала, что та спит, что за ней гналась целая стая кровожадных людей.

У Ника дернулись губы, глаза стали еще темнее. Во мне поднималась такая же ярость, жаркая, как адское пламя. Я боялась, что могу погубить друзей, но жаждала уничтожить врагов.

– Завтра утром надо встретиться с Пруденс, – сказал Ник. – Не знаю, что происходит, но наверняка это как-то связано с бесовкой-неудачницей.

Я сосредоточенно кивнула.

– Когда мы с Пруденс изгоняли бесовку, она много чего наговорила. Миссис Уордвелл, моя учительница, говорила, что не надо слушать демоницу, но… Я услышала: «Поднимутся охотники на ведьм. Явится князь».

– Охотники на ведьм, – повторил Ник.

– Харви, – прошептала я. – И его отец. Что, если на Пруденс напал его отец? Тогда Харви небезопасно оставаться с ним под одной крышей. Надо пойти помочь Харви.

Моему Харви опять грозит беда. И опять из-за меня. Голова закружилась, словно на карнавальной карусели, перед глазами замелькали огни ярмарочного колеса. Меня привело в чувство прикосновение твердой руки.

Ник крепко взял меня под локоть и удержал на плаву.

– Я сам пойду, – твердо заявил он. – Я умею телепортироваться.

В его теплых сильных руках мне стало спокойнее.

– Прости, что психанула, – прошептала я. – Просто… ему плохо из-за меня.

– Ты же не нарочно.

Я кивнула, переводя дыхание.

– Ты прав. Я слишком привыкла быть среди людей. И Томми легко выскользнул у меня из рук. Я никак не могу перестать тревожиться.

– Больше нет нужды, – сказал Ник. – Я же рядом с тобой.

У меня перед глазами повисла прядь волос, рассекая его темное внимательное лицо белой полосой в цвет лунного луча. Я заправила волосы за ухо, потом, повинуясь внезапному теплому порыву, подалась вперед и поцеловала его.

– Ник, как я рада, что ты здесь.

Когда я отстранилась и увидела его лицо, то не могла сдержать удивления. На его губах играла улыбка, какой я никогда не видела.

– Я… – проговорил он, – я тоже рад.

Я улыбнулась в ответ:

– Можно, спрошу кое-что, пока ты не ушел?

Ник кивнул.

– Мой отец, – сказала я. – Ты прочитал все его книги. Чем они тебя так привлекли?

Наступило молчание. Ник надолго задумался.

– Я пришел в академию, надеясь узнать тайну, – признался он наконец.

– Какую тайну?

– Как понять окружающий мир. – Ник неловко повел плечом и усмехнулся. – Видишь, как все просто? Но сколько отец Блэквуд ни учил меня, это не помогло. Потом я нашел книги Эдварда Спеллмана. Он писал о женщинах, о людях, о тайнах власти, и писал так, что я мог все это понять. Читать его книги – это было все равно что изучать язык, который знал только я и думал, что его не знает больше никто. Его книги наконец-то помогли мне разобраться в окружающем мире. И мне кажется, будто он изменил этот мир ради меня.

– Ого, – выдавила я.

– Мне кажется, ты должна быть очень похожа на него, – тихо сказал Ник.

– Я всегда на это надеялась, – ответила я. – Спасибо, Ник.

– Все для тебя, крошка, – подмигнул Ник и телепортировался. Там, где он только что стоял, лишь заколыхалась ночь.

Я села на смятую кровать, комкая в ладони записку Ника. Салем мяукнул и вспрыгнул мне на руки. Я отбросила бумажку и обняла его.

– Хочешь, оторву этому мальчишке башку? – зашелестел у меня в голове шепот Салемова духа, словно ветер среди деревьев. – Я могу. Ради тебя. Легко, как мышонку.

– Не надо, – шепнула я в ответ. – Пусть его голова останется на плечах. Мне так больше нравится.

– Этот мальчишка – грубиян, – возмущенно продолжал Салем. – У того человека хоть руки приятные. Мягкие. Но он, феерический идиот, не понимает ни слова из того, что я говорю. Оба они тебя не стоят. Давай наслаждаться роскошью одиночества. Уйдем и будем жить вместе в лесной хижине.

Я крепче обняла его.