Картер Браун

Пять ящиков золота

Глава 1

— Ар-линг-тон, — повторил я по слогам девушке с телефонной станции, — мисс Бланш Арлингтон. Ее дом в бухте Канеоха.

С ума можно сойти от этих гавайских названий! Прежде чем выговоришь их, нужно сначала несколько раз произнести про себя.

— Ждите, мистер Бойд, — ответила девушка.

А еще в этом языке слово может иметь несколько значений, и каждый раз нужно соображать, что в данном случае имеется в виду. Тонкости, в которые еще предстоит врубаться. Мой номер, например, называется номер-ланаи — хотя чем он отличается от других? Что-то вроде веранды с прямым выходом к бассейну. Или леи[1]... Оказывается, это отнюдь не только гирлянда из цветов. А ты молодец, Бойд. Всего несколько часов в Гонолулу, а уже осваиваешь местное наречие. Ждите... Ладно, подождем.

Ждать пришлось недолго — зазвонил телефон, и я взял трубку.

— Алло, — женский голос на другом конце провода был сдержанным и мелодичным.

— Бланш Арлингтон?

— Да.

— Меня зовут Бойд. Эмерсон Рид должен был...

— Я поняла, — перебила она меня, снизив голос. — Он пристал телеграмму, что вы приезжаете.

— Когда мы сможем поговорить?

— Минутку, подумаю, — несколько секунд глухого молчания в трубке. — Ко мне вы смогли бы приехать?

— Нет проблем, — ответил я. — Когда?

Снова глухая тишина — словно трубку там, далеко, сунули в вату. Или зажали рукой. Что-то не нравится мне это. Явно она там не одна.

— Полдевятого вас устроит? — наконец сказала она. — Посидим, выпьем...

— Очень хорошо, — ответил я. — Мой отель называется «Гавайян Виллидж». Это далеко от вас?

— У вас своя машина или будете брать такси?

— Считайте, что своя. Взял напрокат еще в аэропорту. А что?

— Так, ничего. До меня примерно час езды. Только на перевале Пали-Пасс сильно не гоните. Там опасный участок, может плохо кончиться. Впрочем, сами увидите.

— Ясно, — ответил я. — О наших общих друзьях что-нибудь новое слышали?

Она засмеялась.

— Кое-что слышала. Только это не телефонный разговор...

— Хорошо, — согласился я, — как найти ваш дом?

— Это несложно. Вдоль залива по дороге мили три, все время на север. Домов здесь немного, так что сразу заметите белое бунгало. У ворот большой красный гибискус[2].

— Найду, — ответил я.

— Жду вас с нетерпением, мистер Бойд, — в голосе послышалась чуть заметная насмешка. — Эмерсон говорил, вы, вроде, мужчина на все сто!

— Так и говорил? Догадливый какой! Может, сегодня и проверим? Знаете, мой чеканный профиль...

— Представляю, — язвительно сказала она. — До встречи. И повесила трубку.

В одном из ближайших ресторанчиков я перехватил пару стаканчиков виски и покантовался до семи вечера. Потом пошел на стоянку, где утром поставил взятый напрокат автомобиль — «додж». Уже темнело и звездная, бархатная, южная ночь должна была вот-вот наступить.

Бланш не зря предупреждала насчет Пали-Пасс. Сначала я долго крутился на серпантинах, потом выскочил на гребень, и тут — я-то подумал, что самое неприятное уже позади! — шквалистый порыв ветра буквально остановил «додж». Я включил первую скорость и нажал на газ. Машина не сдвинулась ни на дюйм. Более того! — ветер раскачивал ее, приподнимал и медленно, но неуклонно подталкивал к самому краю пропасти. Я жал на газ, пот струился по спине от дикого напряжения, в голове было пусто и холодно, а машина все сползала и сползала к обрыву. Вдруг ветер так же неожиданно сменил направление, автомобиль рванулся вперед, я тормознул — и еще с полминуты отходил от пережитого, с нежностью вспоминая Нью-Йорк и его такие родные и понятные, обычные проблемы уличного движения.

До бухты Канеоха я добрался в четверть девятого. Заросли вдоль дороги напоминали джунгли, изредка мелькали за стеклом темные силуэты одиноких домов. Белое бунгало с красным гибискусом у ворот стояло далеко от дороги, и горы, нависавшие над ним, казались неестественно живописными, словно театральная декорация. После приключения на перевале я чувствовал себя постаревшим на несколько лет и вдруг с наслаждением представил, как возьму из ласковых рук хозяйки стаканчик с двойным виски. Если предложит, конечно. Хотя обещала же...

Кстати, какая она из себя — Бланш Арлингтон? Несколько лет назад она ходила в подружках у Эмерсона Рида — а это показатель! Рид девочек подбирать умел, денег у него хватало.

Лестница. Деревянная веранда. Дверь. Я постучал. Слышно было, что в доме играет радио — и больше никаких звуков. Я постучал громче. Опять никто не ответил. Толкнул дверь. Открыто. Приготовил вежливую улыбку на случай, если окажется, что Бланш была под душем и сейчас вдруг выскочит нагишом.

Но хозяйка и не думала выскакивать — ни голая, ни одетая. Я стоял посреди большой гостиной с мебелью из плетеного камыша. На стенах — полки, уставленные безделушками, картины. Одна — пейзаж, местная достопримечательность — потухший вулкан Дайямонд-Хед. Напротив — портрет. Кто же это? Ах, прошу прощения, как же я сразу-то не узнал!

Длинное лицо с острыми чертами, крючковатый хищный нос. Художник так старался, выписывая ваш облик, мистер Эмерсон Рид! Интересно, хозяйка с намеком повесила друг против друга изображение вулкана умиротворенного и вулкана действующего? А с чем еще сравнить Эмерсона Рида, шумного, поминутно впадающего в гнев и в этом состоянии грохочущего, бурлящего, выплескивающего во все стороны раскаленную лаву? Впрочем, когда два дня назад мы с Ридом виделись в Нью-Йорке, он был спокоен и даже весел. И говорили мы с ним о вас, дорогая мисс Арлингтон.

Однако где же вы, милочка? Где ты, душа моя? Дэнни Бойд так мчался к тебе, столько преодолел на пути!

По радио звучала «Песня островов», но даже эта столь полюбившаяся мне в последнее время мелодия уже не могла исправить стремительно ухудшающегося настроения. Я закурил. Эмерсон Рид смотрел на меня с портрета в упор. Казалось, я слышу его резкий голос: «Ты знаешь, голубчик, за что я тебе плачу, так что, прежде чем смыться, изволь осмотреть дом».

В гостиной было две двери. Одна вела в коридорчик, где по бокам располагались комната для гостей, ванная и кухня. Там было пусто и ничего подозрительного я не обнаружил. За второй находилась уютная спальня, слабо освещенная ночником. Широкие окна, задернутые бамбуковыми шторами. Изящные, искусно сплетенные циновки на полу. И на одной из них — Бланш Арлингтон. То есть, если быть совсем точным, я догадался, что это она. Сама же обнаженная женщина, лежащая на полу, не могла ни подтвердить, ни опровергнуть мое предположение — горло у нее было перерезано от уха до уха.

Я осторожно спустился на колени рядом с телом. Кровь залила леи из красного гибискуса, висевшее у женщины на шее, от крови тяжело набухла циновка под головой и плечами убитой. Широко раскрытые глаза смотрели на меня — они уже ничего не могли видеть, но еще хранили выражение ужаса. Пальцы сжаты в кулаки. Рана широкая, рваная — экий мясник работал! Я вдруг почувствовал приступ тошноты и поспешно отвел глаза. Спальня была чистой и заботливо ухоженной, свет ночника ласков и призывен, звуки нежной мелодии долетали до гостиной — и посреди всего этого труп в луже кровищи. Бланш, не в вашу ли честь названо Арлингтонское кладбище[3]?

Ладно, кладбище — это для могильщиков, а пока что — твоя работа, Дэнни Бойд. Нужно успокоиться и еще раз осмотреть труп. Так, в правом кулаке что-то зажато. Ну-ка, ну-ка... Я осторожно разжал пальцы. Это был спичечный коробок. Я вернулся в ярко освещенную гостиную, чтобы разглядеть его получше. Коробок фирменный, из бара «Хауоли». На этикетке — темноволосая девушка с чуть затуманенными сладкой истомой глазами. Снизу надпись: \"Бар «Хауоли», Гонолулу. Только у нас! Два раза в неделю — настоящая гавайская хула[4] в исполнении обнаженной Улани!\"

Фирменный коробок... Во всей нынешней истории он, может быть, и ни при чем, но это единственная ниточка...

Телефон в гостиной зазвонил резко и громко, от неожиданности я сам чуть не исполнил настоящую гавайскую хулу. Нервы, нервы... Хотя попробовали бы вы за один вечер совершить этот жуткий рейс через Пали-Пасс, а потом полюбоваться перерезанным горлом Бланш Арлингтон. Спокойней, Дэнни...

Телефон продолжал звонить, я поднял трубку и просипел полушепотом: «Алло». Пусть голос будет невнятным и простуженным, тогда звонящему труднее понять, кто отвечает — мужчина или женщина. Главное — ограничиваться короткими репликами.

— Бланш? Что с тобой? — тот, кто звонил, говорил резко и отрывисто. — Простыла, что ли?

— Да, — тихо просипел я.

— Ладно, слушай. Ты уже поговорила с Бойдом?

— Нет.

— И не говори, поняла? Ничего ему не рассказывай. Ничего! Я передумал, ясно? Слишком многое стоит на карте, нечего ему тут вынюхивать. Усвоила?

— Да.

— Выздоравливай. Увидимся завтра утром.

Короткие гудки отбоя звучали в трубке, а я внимательно рассматривал портрет на стене. «Милый друг, — говорил я нарисованному Эмерсону Риду, — а ты-то что делаешь в Гонолулу?» Но нарисованный Рид молчал, и это значило, что я еще не свихнулся окончательно. А может, я ошибаюсь и на том конце провода был вовсе не он?

Глава 2

«Хауоли» был бар как бар. Их, наверное, в этих краях штампуют на конвейере, а потом пририсовывают название — для каждого свое. Вон «Джои» в квартале отсюда: такая же стойка, такой же зальчик, такие же орущие динамики, такая же публика, такой же спертый воздух, такая же пелена табачного дыма.

Молодой гаваец-официант усадил меня за столик и быстро принес джин с тоником. Он был профессионально учтив и не преминул сообщить, что до выступления осталось пятнадцать минут, а Улани стоит дороже, чем две экскурсии по острову.

— Я хочу сказать, сэр, — то, что вы увидите здесь, гораздо интереснее, а обойдется дешевле.

Что еще мне обойдется дешевле? Я вытащил купюру в десять долларов, сложил ее пополам, протянул официанту и пристально посмотрел ему в глаза. Он хмыкнул:

— Еще одиннадцать бокалов джина с тоником?

— У нас с Улани общие друзья, — сказал я, — мне бы хотелось повидаться с ней после представления. Меня зовут Дэнни Бойд, а друзей — Эрик Ларсон, Вирджиния Рид и Бланш Арлингтон. Запомнил?

— За десять долларов, сэр, — улыбнулся он понимающе, — можно телефонный справочник запомнить.

Официант ушел, а я, потягивая джин, стал размышлять о том, сколько глупостей я наделал за последнее время. Глупость номер один: не позвонил в полицию, обнаружив тело Бланш. Глупость номер два: объявил, что являюсь одним из друзей Улани. Рискованно работаешь, Дэнни Бойд. Ладно, поживем — увидим, как крикнула невеста, падая в брачную постель...

Мои мысли прервало появление здоровяка, похожего на ярмарочного силача. Только одет он был не в трико с блестками, а в элегантный кремовый костюм.

— Мистер Бойд? — голос у него, как ни странно, оказался достаточно высокий и при этом какой-то тусклый. — Я Эдди Мейз, хозяин бара. Можно присесть?

Блекло-голубые глазки целлулоидного пупсика на широком красном лице не выражали ни одной эмоции, блестящие черные волосы были тщательно прилизаны на прямой пробор. Определенно, в жизни этого шкафа имел место период, когда он стоял на балаганном помосте, а зазывала приглашал желающих из толпы померяться силой с нашим атлетом Эдди. Или как там его тогда звали...

— Садитесь, если хозяин, — я пожал плечами.

Он улыбнулся. Улыбка на его лице выглядела так, будто ее нарисовали отдельно, а потом прилепили между носом и подбородком.

— Хотите посмотреть на Улани, мистер Бойд? — спросил он, отодвигая стул напротив. — Изумительно красивая девушка. Настоящая туземка, ни капли примеси в крови, это, между прочим, в наше время большая редкость.

— Не может быть! — покачал я головой.

— Поверьте, мистер Бойд! — приклеенная улыбка снова появилась на его лице. — Она с Ниихау — есть такой маленький островок, там очень обособленно обитают коренные гавайцы в большой деревне. Около двухсот человек. Островом владеет семья Робинсон, без ее согласия посторонний на острове появиться не может.

Он откинулся на стуле и щелкнул пальцами — у столика мгновенно вырос уже знакомый мне официант. На подносе у него была еще порция джина для меня и виски с содовой и льдом для Мейза. Ставя бокалы на стол, официант старательно отводил глаза. Мои десять долларов в кармане его куртки в этот момент, наверное, прощально махали мне рукой.

— У гавайцев с Ниихау закон: стоит кому-то из них покинуть остров, и этот человек никогда больше не сможет вернуться, — продолжал Мейз. — Очень чтут свои традиции и ненавидят отступников. Я это к чему, мистер Бойд: вы должны понимать, что Улани выросла в определенной среде, жила и живет весьма замкнуто...

— Я поражен вашими познаниями в местной этнографии.

— Мистер Бойд, — укоризненно сказал он, — я просто хочу, чтобы вы понимали, что это за девушка. Она работает у меня, и я обязан ее защищать.

— От кого?

— От кого угодно, — с расстановкой произнес он. — Извините, мистер Бойд, думаю, вам понравится ее танец. Кстати, можете не беспокоиться о счете.

— Не думаю, что моим друзьям понравится наш разговор, — сказал я.

Он пожал своими мощными плечами.

— Я просто посчитал нужным вас предупредить.

— Вы всех так предупреждаете?

Он не успел ответить, потому что из динамиков грянула громкая музыка. Мейз показал на помост в середине зала.

— Улани начинает! — крикнул он сквозь грохот барабанов. — Сейчас встряхнетесь!

— Такие слова, наверное, говорят тем, кто идет в газовую камеру.

Но он уже не слышал мой ответ. Погас на мгновение свет, а потом прожектор выхватил одно место на помосте — то, где стояла Улани.

Для портрета на спичечном коробке ее снимала сущая бездарь. Как можно было такую девушку превращать в стандартную рекламную красотку! Если Мейз не врет — ясно, почему гавайцы на том острове так не хотят пускать к себе чужаков. Эти огромные глаза, эти иссиня-черные, длинные, слегка вьющиеся, рассыпанные по плечам волосы, это тело, вдруг затрепетавшее в медленном страстном ритме...

Спокойней, Бойд, ты же не мальчик. Да, красивая, да, отличная фигура, но все прочее — дешевая экзотика. Конечно же, леи из красного гибискуса на шее — здесь что, других цветов нет? Юбка чуть выше колен, единственное, что на ней надето, смотрится эффектно, но танец вполне обычный. Движения бедер, взмахи рук, ничего особенного...

— Это и есть настоящая гавайская хула? — спросил я Мейза.

Он приложил палец к губам: «Подождите!»

Барабанный ритм накатил стремительно, ноги Улани начали двигаться все быстрее, бедра раскачиваться, леи на груди задвигалось, как живое, я поставил бокал на стол — и забыл обо всем.

Сказать, что это был танец — значит не сказать ничего. Да и можно ли назвать танцем то, что заставляет вдруг просыпаться где-то глубоко-глубоко что-то древнее, дремлющее еще с языческих, с первобытных времен, ненужное в мире цивилизации, но такое сладкое, такое прекрасное... Леи металось из стороны в сторону, обнажая маленькие крепкие груди, юбка разлеталась, открывая длинные, стройные ноги, а иногда и то, что над ними, и все в баре сидели, открыв рты, и хотелось, чтобы Улани не останавливалась, не останавливалась никогда... Но вдруг будто щелкнул выключатель — вмиг стих грохот барабанов, и девушка в танце застыла на месте, как в детской игре «Замри». Тишина казалась оглушительной, и все, словно завороженные, следили за руками танцовщицы. А они грациозно скользнули к талии, юбка упала на пол, и Улани вдруг предстала в луче прожектора — обнаженная, смуглая, словно сошедшая с гогеновских картин. А потом — темнота в зале, через мгновение — яркий свет, Улани уже не было на помосте, а мои барабанные перепонки чуть не лопнули от взрыва аплодисментов.

— Теперь ясно, мистер Бойд? — Мейз повернулся ко мне. — После каждого выступления мужики вьются вокруг нее роем. Приходится разгонять. Никто не верит — а она ведь в душе ребенок, маленькая наивная туземная девочка.

— Ага. И вас зовет папочкой, — после увиденного я не сразу нашелся с язвительным ответом.

Ничего не выражающие глаза целлулоидного пупсика скользнули по мне.

— Остроумно. Но я все-таки хочу, чтобы вы поняли: вам не стоит встречаться с Улани. Если не усвоили — добавить нечего.

— Все? — спросил я. — Спасибо за совет. Но я предпочитаю остаться при своем мнении.

— Мне очень хочется избежать эксцессов, мистер Бойд, — Мейз произнес это с подчеркнутым сожалением в голосе. — А вы этого не хотите... Почему, мистер Бойд? Я ведь не желаю насилия.

Его огромные плечи выразительно напряглись под пиджаком — прямо благородный герой из дешевого романа.

— Объясняю последний раз, мистер Бойд. Улани действительно прекрасная танцовщица. Удивительная танцовщица. И на сцене нет никого прекраснее нее. Но стоит ей сойти со сцены... Вы не представляете, мистер Бойд, какое разочарование постигает каждого, кто пытается с ней поговорить. Примитивное, неразвитое, даже туповатое существо. Похоже, играть в куклы ей гораздо интереснее, чем общаться с мужчинами. Ребенок, что вы хотите!

— Я сейчас заплачу от сочувствия к вам!

Мейз пропустил шпильку мимо ушей. Он вообще был подчеркнуто вежлив. Глянул на часы.

— Может, вам лучше отправиться к вашим друзьям? Уже четверть двенадцатого. Они наверняка на месте.

— Это где?

Он поднял брови.

— Отель «Принцес Каиулани». Коктейль-бар. Они всегда там в это время.

— Кого именно вы имеете в виду?

— Капитана Ларсона и миссис Рид, само собой, — его глаза по-прежнему не выражали никаких эмоций. — Вы ведь о них вспоминали, говоря с официантом?

— Да, — кивнул я. — Вы точно знаете, что они там?

— А где ж им быть? Знаете, где этот отель?

— Первый раз в Гонолулу.

— Это центр Вайкини[5]. Хорошее место. — Он встал, приклеенная улыбка вновь появилась на красном широком лице. — Рад был познакомиться, мистер Бойд. Заходите еще посмотреть на Улани.

— Не откажусь.

Мейз ушел, и через несколько секунд у столика появился официант. Я попросил счет, он оскалил зубы и сказал, что все уже оплачено.

— Да? — я хмыкнул. — Тогда вот что, милый друг: мне кажется, ты не отработал десять долларов. Вернешь сам?

— Мистер Бойд! — официант быстро оглянулся по сторонам. Похоже, моя купюра стала уже ему родной и близкой, и достать ее из кармана было для него все равно, что вырвать у себя кусок мяса. — Понимаете, мистер Мейз каждый раз строго предупреждает нас, чтобы мы сообщали обо всех, кто интересуется Улани...

— Понимаю, — сказал я. — Гони деньги обратно — и я все забыл.

Он снова оглянулся, наклонился ко мне и быстро зашептал на ухо:

— Я бы мог с ней договориться. Но вы должны учесть: для меня в этом случае есть опасность потерять работу.

— Еще десять долларов, — сказал я.

— Не скажете, где вы остановились? Я попробовал бы вас найти завтра утром.

— Отель «Гавайян Виллидж», — я говорил тихо, но жестко. — И если утром тебя там не будет, то вечером ты потеряешь не только деньги, но и зубы.

— Понимаю, сэр, — он начал делать вид, что смахивает со стола крошки.

* * *

Коктейль-бар отеля «Принцес Каиулани» был погружен в полумрак, и я сначала подумал, что туристский сезон на Гавайях нынче, наверное, неудачный, вот и экономят на электричестве. Но, взглянув в широкое окно, понял, какой я примитивный и наивный вахлак.

Бар размещался на верхнем этаже отеля, и отсюда открывался потрясающий вид на Дайямонд-Хед — а уж он-то сверкал огнями, как елка на Рождество. Огни вспыхивали в ночной темноте, переливались, гасли и загорались снова то там, то тут. Я не мог оторваться от этого зрелища, стоял, хлопая глазами, пока метрдотель не тронул меня за руку и не спросил, хочу ли я выпить. Я опомнился и ответил, что ищу приятелей — капитана Ларсона и миссис Рид. Он кивнул и сказал, что проведет к ним.

Глаза к полумраку бара привыкали не сразу, но еще на полпути к нужному мне столику я понял, что там сидят не два человека, а три. Три? Кто третий? Случайный подвыпивший турист, подсевший поболтать и сейчас не соображающий, как в темноте отыскать выход? Или?..

Посередине, конечно же, была Вирджиния Рид — и этой женщиной стоило полюбоваться! Красавица с белокурыми волосами, взбитыми нарочито небрежно, поскольку так лучше подчеркивалась прелесть лица — широко расставленных больших голубых глаз, высоких скул, прямого носика, ярких пухлых губ, надменно вздернутого подбородка. В декольте белого платья была видна грудь, высокая и полная. Все это бросилось мне в глаза сразу — и, поверьте, в данном случае не требовалась долголетняя практика профессионала-сыщика.

Угадать капитана Ларсона тоже не составляло труда. Загорелый блондин, крепкий, уверенно посаженный нос, властное, жесткое выражение лица, синяя куртка, под ней белая рубашка с воротом, расстегнутым на сильной шее; типичный морской волк, смотришь — и чувствуешь вкус морских брызг на губах.

Третий, несомненно, был китаец. Отличный белый костюм. Умные насмешливые глаза, на вид лет тридцать — сорок. Точнее не скажу, попробуй определить возраст у китайца! Но, несомненно, папу его звали Чарли Чен (или что-то вроде того), и в семье их было двадцать шесть детей.

Метрдотель подвел меня к столику и растворился в темноте. Ларсон отставил бокал и внимательно взглянул мне в глаза.

— Вам что-то нужно?

— Вообще-то я люблю джин с тоником, — улыбнулся я, присаживаясь, — но готов согласиться на то же, что пьете вы.

— Класс! — воскликнула Вирджиния (похоже, она уже была сильно под градусом). — Это, наверное, один из тех ребят, которые сначала корчат из себя крутых парней, а потом предлагают купить у них порнографические открытки!

Китаец сидел с невозмутимым видом.

— Меня зовут Бойд, — сказал я. — Дэнни Бойд, — и положил на стол визитку. — Видите, что здесь написано? «Частное сыскное агентство Бойда». А здесь координаты моей конторы в Нью-Йорке.

Никакой реакции мои слова не вызвали.

— Ну и что? — пожал плечами Ларсон.

— Да поболтать хочу. В непринужденной обстановке обменяться мнениями по кое-каким вопросам. Клиент попросил. Эмерсон Рид его зовут. Не забыли такого? — я улыбнулся Вирджинии. — Это ведь, если не изменяет память, ваш муж?

Глава 3

Вирджиния повертела в руках мою визитку.

— Ах, Бойд! — протянула она своим низким голосом. — Что-то слышала. Это тот сыщик-шустрячок, мистер Длинный нос в чужих делах, маэстро замочных скважин?

— Удостоверение частного детектива у меня с собой, — снова вежливо улыбнулся я. — Показать? Кроме того, должен предупредить, что я по всем статьям малец-удалец — сами убедитесь, если пригласите меня к себе как-нибудь вечерком.

— Слушай, ты! — процедил Ларсон. — Нам с тобой говорить не о чем. Так что давай отсюда — ножками, ножками.

— Хорошие парни эти моряки! — с восхищением воскликнул я. — Простые такие — как лопаты.

Ларсон пошел пятнами под загаром. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я не стал его слушать.

— Дело такое: мистер Рид попросил меня сказать вам несколько слов с глазу на глаз, — я посмотрел на китайца. — Может, этот джентльмен пока пройдет к стойке?

— Као здесь не лишний. — Ларсон уже закипал. — Так что выкладывай, что нужно, только быстро. А то врежу под зад — вперед головой из окна полетишь.

— Као?[6]

Китаец весело улыбнулся и кивнул, представляясь:

— Меня действительно так зовут. Отец очень любил бокс. Он говорил по-английски без малейшего акцента, как вы и я.

— Мы ждем, Бойд! — рявкнул Ларсон. — Ты не отрабатываешь жалованье.

— Раз вы настаиваете! — Я улыбнулся со всем обаянием, которое смог изобразить на лице. — С точки зрения Эмерсона Рида, ситуация выглядит так: его жена сбежала из дому с его же шкипером и даже не сказала «до свидания». Неожиданностью для Рида это не было, ничего другого от вас, душа моя, он и не ждал. Слезами не капает, поскольку понимает, что такая потеря — беда небольшая.

— И это все, ради чего Эмерсон предложил вам прокатиться из Нью-Йорка в Гонолулу? — равнодушно спросила Вирджиния.

— Не только, — снова улыбнулся я. — Пока была только первая часть дипломатической ноты. А вторая... В принципе, и жену, и шкипера Рид может заменить без проблем. Поэтому ему все равно, в какой части света вы обретаетесь. Одно маленькое «но». Милуйтесь себе на здоровье, где угодно — только не на Гавайях. Лондон, Париж, Рим, Арканзас ждут вас. А Гавайи — увы!

Она рассмеялась:

— Ну, это уже наше дело.

— Он не шутил, — ответил я. — Все очень серьезно.

— Ладно, голубчик, — на этот раз голос ее был трезвый и жесткий. — Ты закончил? Мы тебя выслушали. Можешь бежать за гонораром.

— Это не все... — я продолжал улыбаться. — Вечно так, правда, Као? Конфуций по этому поводу ничего не говорил?

Као ответил лучезарной улыбкой:

— Не припоминаю.

— Что еще? — хмель уже окончательно слетел с Вирджинии.

— Эмерсон назначил конкретный срок, в который вы должны убраться отсюда. Двадцать четыре часа.

Вирджиния посмотрела на меня, потом на Ларсона, потом на Као.

— Ну убил... Слушай, парень, торгуй-ка ты лучше порнографическими открытками, — она состроила роковую мину. — Ужасная кара ждет вас, если вы не покинете этот город! Какая кара, а, Бойд?

— Не знаю. Может, Ларсон знает?

Ларсон глянул на меня исподлобья.

— По-моему, пора тобой заняться.

— Обязательно, — сказал я. — Узелок завяжи, чтоб не забыть. — Вирджиния вызывала у меня гораздо больший интерес, и я повернулся к ней. — Под вашими волосами, наверное, вьется несколько извилин, поэтому заставьте их работать. Рид велел мне обеспечить, чтобы вы с Ларсоном смотались отсюда. Как я это сделаю, его не волнует. Может, будем умными и договоримся полюбовно?

— Ну даешь! — улыбнулась она. — Ты всерьез думаешь, что Эмерсон Рид такой крутой?

— Минутку, — мягко сказал Као Чой. — У меня вопрос к мистеру Бойду.

— Дэнни, — я повернул голову к Као. — Можете звать мистера Бойда просто Дэнни. Ему понравится.

Китаец умел держать удар и на мой ехидный тон внимания не обратил.

— А почему мистера Рида так волнует, чтобы мистер Ларсон и Вирджиния поскорее покинули Гонолулу?

— Не знаю, Као, — ответил я. — Мне платят, в частности, за то, что я не задаю лишних вопросов.

— Наверное, для этого есть достаточные основания, Дэнни. Зачем же иначе гонять вас из Нью-Йорка сюда и обратно?

— А вы спросите у него самого, — предложил я. — Пошлите телеграмму.

— Да мы, собственно, знаем, почему он это сделал, — безмятежно произнес Као. — Нам интересно было, знаете ли вы.

— Короче, — сказал я, — уезжать вы, похоже, не собираетесь. Так?

— Наконец-то врубился! — Ларсон уже психовал. — Так что шуруй отсюда, понял?

— Дело ваше.

— Слушай, — вдруг спросила Вирджиния Рид, — а как ты вычислил, что мы здесь?

— Люди сказали.

— Эта сука Арлингтон?

— Нет, — ответил я. — Язык танца многое может выразить. Истинная гавайская хула — это нечто поразительное. Не пробовали выучиться, Вирджиния? С вашей фигурой получится.

Ларсон пытался сообразить мне в ответ нечто совершенно убийственное, и поэтому вид у него был такой, будто он чем-то давится. Его нужно было добить:

— Эрик, я все понимаю: ты хочешь сказать, чтобы я уходил. — Я посмотрел на Вирджинию. — Он, наверное, жуткий зануда.

Вирджиния улыбнулась.

— Я ценю его за другое. Например, за то, что отбивную может сделать из кого угодно. Так что не зли его, маленький.

— Да... — мечтательно протянул я. — Вы в постели, наверное, делаете отбивную из этого парня. Тысяча и одна ночь по-гавайски... Завидую!

Она засмеялась.

— Ну, какой ты остряк, я поняла, когда услышала, что предлагаешь нам в двадцать четыре часа убраться отсюда.

— Вы, наверное, уже побывали в баре «Хауоли», Дэнни? — осведомился Као Чой. — И, наверное, мой старый друг Эдди Мейз подсказал, где нас отыскать.

— Ага, — кивнул я, — писклявый такой. А у него есть друзья? В жизни бы не подумал.

— Что вы! — на лице китайца изобразился неподдельный восторг. — На редкость популярная личность. Мы с ним так любим друг друга.

Ларсон наконец сформулировал свои мысли.

— Здесь очень хорошее место, — прохрипел он. — И я бы не хотел портить интерьер. Но если через две минуты, Бойд, ты не уберешься, все вокруг будет в твоей крови.

— Только без нервов, — сказал я. — Ухожу. Терпеть не могу разборок. Если бы у тебя был такой чеканный профиль, ты бы тоже не любил размахивать кулаками.

— Где вы остановились? — спросил Као.

— Отель «Гавайян Виллидж».

— Дэнни, у меня к вам личный вопрос, — голос его на этот раз был абсолютно серьезным.

— Если он не касается моей интимной жизни. Про все остальное готов рассказать. Не бесплатно, разумеется.

— Сколько Рид вам должен заплатить за эти... м-м-м... переговоры?

— Возмещение расходов, плюс тысяча вперед, плюс еще четыре тысячи после того, как корабль с мистером Ларсоном и миссис Рид на борту в последний раз мелькнет на горизонте.

— Спасибо, — сказал он. — Откровенность, достойная уважения. А что, если я и мои друзья предложат какое-нибудь другое дело и стоить оно будет дороже?

— Что ты несешь, Као? — взревел Ларсон.

Као был невозмутим.

— Давай договоримся, Эрик, — сказал он. — Думать буду я, а ты ходить под парусом.

— Подороже — это сколько? — поинтересовался я. — Вы ведь учтите: деньги я люблю даже больше, чем женщин.

— Договоримся, — махнул рукой Чой. — Вы ведь уже повидались с Бланш Арлингтон?

— Нет, — предпочел покривить душой я. — А что, стоит?

— Это одна из девочек Рида, — китаец подмигнул мне. — Романы, романы... Но ничего, у них по-прежнему дружба. — Он повернулся к своим друзьям. — Правильно, Вирджиния, она вполне могла сказать ему, где вас искать.

Я сделал вид, что не заметил последней реплики.

— Может, действительно поболтать с этой Бланш завтра утром?..

Вся наша беседа, похоже, меньше всего занимала Ларсона.

— У тебя осталось десять секунд, Бойд!

Он, похоже, уже прикидывал, как ловчей мне врезать.

— Не дергайся, — сказал я. — Чувство времени меня никогда не подводило, — и повернулся к китайцу и Вирджинии. — Где вас в случае чего найти?

— В случае чего — мы тебя сами найдем, — ответила Вирджиния.

— Форт-стрит. Запомните? — сказал Чой. — У меня там контора. Если чего надумаете, Дэнни, — звоните или заходите.

— Договорились, — я встал.

— Топай, Бойд, — процедил Ларсон. — Твое счастье — в срок уложился.

— Слушай, Ларсон, — мне уже не надо было хранить изысканную вежливость, — не заткнешь пасть — врежу стулом по голове. У тебя и так мозгов немного, а тех, что останется, как раз хватит на то, чтоб облизывать этикетки и шлепать их на банки с сардинами. Самая подходящая для тебя работа.

Уходя из бара, я глянул в окно: Дайямонд-Хед по-прежнему переливался разноцветными огнями.

* * *

Было уже начало первого, когда я вернулся в отель. Чтобы не скучать, я прихватил с собой бутылку виски. Налил себе стакан. И начал лениво размышлять о жизни.

Гонолулу очень далеко от Нью-Йорка (оригинальная мысль!). Здесь красиво (тоже свежее наблюдение!). Но лучше все-таки эти горы разглядывать издалека — тогда, наверное, и Пали-Пасс будет смотреться такой же уютной и одомашненной возвышенностью, как Дайямонд-Хед. А так... Как вспомню — б-р-р-р; гусиная кожа по всему телу! Дома, на Централ-Парк-Вест, тоже десять этажей над головой и пятнадцать под ногами — и при этом чувство абсолютной безопасности. Приятель-врач как-то сказал, что у меня агорофобия, и я ему ответил, чтоб не лез в мою интимную жизнь. Он заржал: агорофобия, оказывается, — это боязнь открытого пространства. Похоже, этот умник не сильно ошибался. Хотя, все равно, пусть щеголяет диагнозами перед своими психами.

Я налил себе еще стакан. А все-таки — кто и зачем прирезал Бланш Арлингтон? И откуда звонил Рид? Или не Рид? Может, я все-таки ошибаюсь? Вечная история — как начинаешь к концу дня подводить итоги, обязательно запутаешься еще больше. Допивай стакан, Дэнни Бойд, и заканчивай дурить себе голову.

В дверь постучали. Что такое? Пришли предложить по льготному тарифу местную красавицу? Или заботливый хозяин волнуется, как я здесь устроился? А может, убийца крошки Бланш решил продолжить свое увлекательное занятие? Ладно, рискнем открыть.

Девушка с длинными черными волосами ласково улыбалась мне с порога.

— Алоха нуи лоа, — прозвенел ее нежный голосок.

Милая, у меня нет при себе гавайско-английского разговорника! Впрочем, вряд ли таким тоном произносят что-нибудь плохое. Улыбнись, Дэнни, а то она сейчас исчезнет в сумраке ночи!

— Мистер Бойд? — похоже, она подумала, не ошиблась ли дверью.

— К вашим услугам.

— Кемо говорил, что вы мною интересовались.

— Кемо?

— Официант в баре «Хауоли». Я там танцую. Меня зовут Улани.

— Боже мой! Конечно! Какой же Кемо молодец! Что же ты стоишь в дверях!

Она зашла в комнату, я закрыл дверь. Стоя посреди комнаты, она продолжала улыбаться. Пальцы теребили край саронга[7].

— Хочешь выпить? — мой голос охрип от волнения.

Она кивнула.

Я налил виски в стаканы, мы сели на диванчик.

— За встречу!

— Околое малуна! — она подняла свой стакан.

— Я тебя не понимаю.

Она рассмеялась:

— Что-то вроде вашего «до дна».

— Я сейчас голову от тебя потеряю, — пробормотал я (и при этом совершенно не врал!). — Я видел сегодня, как ты танцевала, — да держись же, Дэнни Бойд! — Это потрясающе!

— Да кинэ?

— Что?

— Понравилось? — она посмотрела с любопытством. — А почему вы хотели со мной встретиться, мистер Бойд?

— Дэнни. Просто Дэнни.

— Дэнни? — она снова улыбнулась.

— У меня к тебе был вопрос. Знаешь ты такую женщину — Бланш Арлингтон?

Улани отрицательно покачала головой:

— Нет.

— А Эмерсон Рид? Слышала такое имя?

Она снова покачала головой.

— А Вирджинию Рид знаешь? Эрика Ларсона? Као Чоя?

— Аолэ. Никого не знаю, — она это сказала твердо.

— Так, — надежд что-нибудь выяснить у меня уже не оставалось. — Остался Эдди Мейз. Ты давно на него работаешь?

— Я с Ниихау, — сказала она. — Слышал про наш остров?

— Эдди немножко рассказывал, — ответил я.

— Я сюда приехала... один, два, три... — она начала считать на пальцах, — пять месяцев назад. Стала искать работу. Эдди сначала не брал меня, а потом спросил, откуда я, и предложил танцевать. — Она покачала головой. — Но у него плохо. Следит за мной все время, никого ко мне не пускает, не разрешает гулять по улице. «Аолэ!» «Нет!» Всегда «аолэ» — «нет»! Как в тюрьме.

— Может хочет, — я стал прикидывать, как бы это сформулировать помягче, — чтобы он у тебя был один?

— Аолэ! — замахала она рукой. — Тогда бы я поняла! Но он и пальцем меня ни разу не коснулся! Даже не попробовал целовать! Он, как мой отец на Ниихау — тоже все время следил за мной. Я из-за отца и сбежала... А тут — то же самое.

— Тяжело, — сочувственно вздохнул я. — А ко мне как ты выбралась?

— Кемо сказал, что ты интересуешься. Я тебя видела, ты сидел с Эдди. Еще подумала, — она улыбнулась, — какой канэ нохеа.

— Что-что?

— Канэ нохеа — это красивый мужчина.