Валерий Карышев

ЗА БАЗАР ОТВЕЧУ



Вступление

Эта книга написана непосредственно на основе рассказов и высказываний конкретных лиц, являющихся моими клиентами.



Раньше, до середины 80-х годов, когда у нас отрицалось наличие организованной преступности и всячески подчеркивалось, что число совершаемых правонарушений уменьшается с каждым годом, преступные формирования чаще всего назывались бандами.

Вместе с тем в 80 — 90-х годах правоохранительные органы придумали ряд других терминов для обозначения форм организованной преступности. Это прежде всего ОПГ — организованные преступные группировки, или преступные сообщества, структуры.

Вновь вернулось забытое слово «братва».

Есть у нас теперь специальные статьи в Уголовном кодексе, посвященные организованной преступности. Это статья 208 Уголовного кодекса, касающаяся организации незаконного вооруженного формирования или участия в нем; это статья 210 — организация преступного сообщества и участие в нем; наконец, статья 209 — бандитизм: создание устойчивой вооруженной группы (банды) с целью нападения на граждан или организации, а также руководство этой группой и участие в ней.

Сейчас уже трудно назвать, сколько у нас в Москве действует таких сообществ или структур, ведь если следовать букве закона, любые два-три человека, входя в преступный сговор, подпадают под статью о преступном сообществе, хотя, конечно, им до ведущих авторитетов и мощных группировок очень далеко.

Спорным остается и утверждение термина организованной преступной группировки. Дело в том, что термин «преступная» можно применять только тогда, когда есть уже приговор конкретного суда по конкретному делу. Это первое. Во-вторых, существующие группировки, или структуры, как они подчас себя называют, давно уже отошли от таких традиционных видов промысла, как грабежи, рэкет, захват заложников и т. д., а больше занимаются обычным бизнесом.

У них существуют свои экономические интересы, вполне легальные фирмы, а иногда они даже уделяют большое внимание политике. Поэтому сразу называть их преступными не совсем корректно.

И все же группировки и сообщества в Москве существуют. Между собой представители этих группировок и сообществ называют себя братвой. Отсюда и распространенные слова «браток», «брат», «братишка».

Глава 1. Братва и ее атрибутика



Глава 1

БРАТВА И ЕЕ АТРИБУТИКА

Итак, о группировках и о московских структурах. Опыт моей работы с ними как адвоката говорит о том, что эти люди никогда не называют себя бандитами. Напротив, часто они при встречах говорят: «Мы не бандиты».

— А кто же вы? — удивленно спрашиваю я их.

— Мы — структура, организация. В конце концов — мафия. Но — никак не бандиты.

Хотя, как я уже говорил выше, своих конкурентов или врагов они называют совершенно определенно бандитами.

Как же они себя называют? В основном группировки называются по наименованию района, города, откуда происходят их лидеры или откуда набирается их основной костяк. Иногда они присваивают себе имя своего лидера. Известны такие группировки, как малышовская из Санкт-Петербурга, группировки Мансура, Ларионовых, Лобоцкого.

Из кого группировка формируется? По-разному. В большинстве своем сегодня она группируется из бывших спортсменов или уличной шпаны. Часто в группировку входят и бывшие уголовники, которые имели в основном небольшие сроки — за кражу, мошенничество, угоны машин.

Сейчас можно сказать, что в новую волну группировок входят бывшие работники правоохранительных органов, военнослужащие и даже комсомольские вожаки.

Очень серьезное влияние в последнее время оказывают группировки, в которые входят бывшие афганцы. По существу, они даже возглавили свое движение. Но опять же, называть их преступными группировками неправомочно. Тем не менее многие из них сейчас находятся в зонах и тюрьмах, отбывая наказание за свои преступления.



Структура группировки

Часто в литературе об организованной преступности авторы описывают какую-нибудь структуру, говоря при этом, что в сообществе четыре-пять банд, в банде — две-три группы, в группе — два-пять звеньев, в звене — две-пять бригад, в бригаде — пять или десять человек. Но на самом деле разделения как такового в группировках, в их структурах не существует. Существует действительно деление на бригады и на звенья.

В каждой бригаде может быть от пяти до десяти человек. Иногда может быть и пятнадцать. Звенья — это маленькая группа людей, которая состоит из пяти человек. В группировках существует определенная специализация каждой бригады или каждого звена. Поэтому по назначению группировки могут иметь свою группу разведки, группу контрразведки, группу боевиков, группу людей, отвечающих за технику, группу людей, отвечающих за машины, вплоть до того, что имеются казначеи, которые собирают дань с подшефных коммерческих структур.

Особую группу составляют киллеры, или чистильщики. Но чаще всего их вызывают с периферии. Вообще они стараются не афишировать свое ремесло даже среди братвы, относящейся к их специализации негативно. А в большинстве случаев лица, которых называют киллерами, воспринимают это как оскорбление.

Совершенно очевидно, что иногда те или иные члены группировки или структуры нарушают дисциплину или совершают какой-либо проступок, за который на них накладывается наказание, вплоть до казни. Для этих целей в группировке существует штат людей, которые выполняют работу палача. Иногда многие группировки пользуются чистильщиками, обычно их вызывают из других городов и областей.

Иногда приглашают киллеров для устранения конкурентов.



Дело о заказном убийстве

30 апреля 1996 года, накануне праздника 1 Мая, я заехал в юридическую консультацию. Принял несколько клиентов, заполнил отчет за прошедший месяц и хотел было уходить домой, но тут мои коллеги решили отметить наступающие первомайские праздники. Поскольку я был за рулем, то не мог позволить себе употребление спиртного, поэтому сидел и слушал рассказы своих коллег по тем или иным делам, что является достаточно широко распространенной традицией среди адвокатов.

Примерно около девяти часов вечера мне на мобильный телефон позвонила незнакомая женщина и очень взволнованно попросила срочно встретиться с ней. Я предложил ей приехать в юридическую консультацию. Через 20 минут вошла молодая женщина лет двадцати пяти, с заплаканным лицом и, бросившись ко мне, сказала, что нуждается в моей срочной помощи.

— В какой помощи? — сказал я. — Рабочий день уже закончился.

— Понимаете, я ведь по рекомендации…

— Я это понял, поскольку вы позвонили мне по мобильному телефону.

— Моего мужа только что задержали по поводу убийства около гостиницы «Украина». Пожалуйста, поезжайте туда! Он никакого отношения к этому убийству не имеет!

Ничего не оставалось делать, как оформить договор. Сев в машину, я поехал в сторону гостиницы «Украина», благо расстояние от консультации до нее можно было преодолеть за пятнадцать минут.

Вскоре я подъехал к гостинице. Я уже знал, что моего клиента звали Федор С. и что родом он из Архангельска. Когда я вошел в гостиницу и обратился к работникам милиции, спросив, что здесь была за перестрелка, слышали ли они, они нехотя сказали, что действительно слышали перестрелку, но не знают, в чем дело и пойман ли преступник. Я хотел узнать, есть ли у них комната, но они сказали, что в комнате милиции точно никого нет. Я спросил про ближайшее отделение милиции. Мне назвали адрес — Фили-Давыдково.

Через семь минут я вошел в отделение милиции. Дежурный работник отделения, посмотрев мое удостоверение, на мой вопрос, где находится Федор С., подозреваемый в убийстве, сказал, что он действительно находится у них.

Но тут неожиданно спустился какой-то начальник в форме майора милиции — скорее всего это был начальник отделения — и бросил вопросительный взгляд на дежурного. Тот сказал:

— Это адвокат, по делу киллера, которого мы задержали.

Майор попросил меня предъявить документы. Я протянул ему свое удостоверение.

— Быстро вы приехали! Не прошло тридцати минут, как его задержали, а уже адвоката прислали, — сказал он язвительно.

— А что, в чем-то проблемы? Я что-то нарушил?

— Нет, это ваше право, — сказал майор, возвращая мне удостоверение. — Но помочь вам мы ничем не можем.

— Как? Ведь он у вас!

— Во-первых, дело по убийству ведет Дорогомиловская прокуратура, во-вторых, у нас его забрали.

— А куда?

— Я не знаю, спросите у следователя.

— А следователь где?

— Он в прокуратуре. Но они уже закончили рабочий день.

Я вышел из отделения. Я прекрасно понимал: либо меня водят за нос, либо действительно его увезли в другое место. Среди других мест могли быть дежурная часть Петровки — ИВС, либо РУОП, либо соседнее отделение милиции, где находится камера предварительного заключения. Мне ничего не оставалось делать, как объехать все три места.

Жена Федора С. смотрела на меня умоляющими глазами:

— Пожалуйста, вы должны сегодня обязательно к нему прийти! Ведь его могут заставить признаться в том, что он не совершал!

— Хорошо, — сказал я ей. — Я обещаю, что буду его искать.

Я невольно обратил внимание, что она села в машину, где были какие-то люди. «Мало ли, — подумал я, — может быть, какие-то знакомые».

Первой точкой я выбрал Петровку. Через несколько минут я уже был у здания Петровки, 38, где находилась дежурная часть. Я подошел к дежурному и, представившись, спросил, не доставляли ли им такого Федора С.

Он внимательно посмотрел мое удостоверение, вернул его, открыл журнал и стал просматривать его. Я сразу понял, что человек действительно ищет фамилию. Просмотрев несколько раз списки задержанных, дежурный сказал, что такого у них нет. Можно было представить, что его не доставляли сюда, хотя могли доставить и без регистрации, сразу увести на допрос.

Затем я поехал на Шаболовку, 6. Там находится региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Уже было около одиннадцати вечера, и РУОП практически не работал, хотя в приемной светился огонек. У дежурного я узнал, что никого за последнее время не доставляли.

Оставалось ехать в отделение милиции, где находился ИВС. Такое отделение находилось недалеко от Филей. Через несколько минут я добрался туда. Там картина была противоположной. Людей было доставлено очень много. Но никакого ответа относительно своего клиента я не получил.

Мне ничего не оставалось делать, как вернуться домой. Когда я вернулся домой и хотел уже ложиться спать, мне снова позвонили на мобильник. Звонила жена Федора.

— Наконец нам удалось узнать, что мой муж находится в этом отделении, где вы были, — Фили-Давыдково, — сказала она. — Просто от вас его скрывают. Через каких-то милиционеров он дал мне сообщение на пейджер. Поэтому, пожалуйста, поезжайте еще раз!

— Куда же я сейчас поеду?

— Я вас очень прошу, поезжайте!

— Хорошо.

Я вновь сел в машину и поехал в это злополучное отделение милиции.

Когда я подъехал к нему, то обратил внимание, что практически все окна были темными, но два окна на втором этаже светились — вероятно, там шел допрос.

На мое настойчивое требование дать мне встретиться со своим клиентом я опять получил отказ.

— Все вопросы к следователю. Он уже закончил работать и ушел, — сказали мне дежурные милиционеры.

Попытки проникнуть на второй этаж не увенчались успехом. Мне пришлось возвратиться домой.

Потом были четыре дня праздников, в течение которых никто не работал. Через четыре дня утром я был около Дорогомиловской прокуратуры. Следователем оказался молодой парень двадцати пяти — двадцати семи лет.

Я представился, предъявил свои документы. Он передал мне показания Федора С., которые тот дал на первом допросе. Картина вырисовывалась следующая.

28 ноября 1995 года Федор С. находился в машине с неким Максимом Астафьевым, который являлся авторитетом архангельской группировки. Машина была взорвана. Астафьев погиб на месте, а Федор С. получил тяжелые ранения в голову и ноги. Он был доставлен в больницу, находился там больше месяца. Потом он вернулся в свой город. Там он пытался найти того, кто организовал это покушение.

Вскоре ему сообщили, что автором этого покушения был некий Алексей Шильняковский, известный под кличкой Пакет.

Федор приехал в Москву и, получив от своего знакомого пистолет, парик, в подъезде номер 8 дома 4/2, расположенного на Кутузовском проспекте, в половине девятого вечера, получив по рации сигнал, что Шильняковский заходит в подъезд, произвел пять выстрелов. Тот был тяжело ранен. Потом он выскочил на улицу, за ним погнался Шильняковский, между ними началась драка.

Федор С. пытался уйти, но мимо проходил милиционер, Федор, убегая от него, поднялся на последний этаж, где его и задержали.

Из показаний моего клиента стало ясно, что он практически признался в совершении убийства Шильняковского по мотиву личной мести. Кроме того, я в дальнейшем узнал, что была произведена экспертиза оружия, одежды, на которой были обнаружены металлические частицы его пистолета. Таким образом, мой клиент обвинялся по статье 103 УК в совершении убийства.

Получив разрешение следователя на встречу с клиентом, который к тому времени находился в изоляторе на Петровке, 38, я хотел покинуть здание прокуратуры. Но на выходе я столкнулся с женщиной в черной одежде, которую сопровождали двое молодых крепких ребят. Она направлялась в кабинет следователя. Я догадался, что это была вдова погибшего.

Через некоторое время я был на Петровке. Там я поднялся в следственный изолятор и встретился с клиентом.

Клиенту моему было на вид лет тридцать, крепкого телосложения, с короткой стрижкой. Вид у него был поникшим. Следов избиения на его лице и теле я не обнаружил, что немаловажно. Он воспринял мое появление с большой надеждой, но я сказал ему, что практически шансов у него выпутаться из этой ситуации нет, так как он признал свою вину.

Я покинул следственный изолятор и вышел на улицу. Дело для меня казалось безнадежным. Но, не поленившись, я через несколько дней вновь приехал в прокуратуру и попросил ознакомиться с актом экспертизы по поводу нанесения ран пострадавшему. Из акта экспертизы я узнал, что, несмотря на то что в пострадавшего было выпущено пять пуль, только две из них попали в цель: одна в запястье, другая в лопатку. Кроме того, важной информацией было то, что пострадавший умер не сразу, а лишь по дороге в больницу.

Через некоторое время я вновь пришел к Федору С. в изолятор. Он уже был переведен в Бутырку. Неожиданно Федор полностью изменил показания. Он начал утверждать, что убил пострадавшего не он, а человек, который стоял этажом выше.

Мне его показания показались достаточно скептическими, я поехал и осмотрел подъезд, где все произошло. Я стал изучать место происшествия. Действительно, стоя между пролетами первого и второго этажей, было хорошо видно, кто входит в подъезд. Но если, как получалось со слов Федора, убийца стоял этажом выше, он не мог выстрелить в человека, входящего в подъезд, поэтому мне его версия показалась совершенно неубедительной.

Более того, мне показалось странным, что Федор, выбежав на улицу и столкнувшись с омоновцем, побежал не по улице, а именно в подъезд, и в итоге, забежав на последний этаж, стал смиренно ждать, пока его арестуют. Это мне показалось очень странным.

В последующих беседах с клиентом я заметил много других странностей. Тут меня осенила мысль: а что, если действительно та контузия, которую он получил в результате взрыва машины — а это был достаточно мощный взрыв, — отразилась на его психике. Я посчитал, что это можно будет обыграть, но лучший вариант — обыграть это на суде, а не на следствии.

Вскоре начались непонятные вещи. Федор однажды в камере, где он находился в Бутырке, был жестоко избит своими сокамерниками. Я тогда не придал этому значения, хотя было странно, что Федор С., имеющий достаточно мощное телосложение, не смог за себя постоять, и кому понадобилось его избивать в камере?

Дело шло к суду. За два дня до начала заседания позвонила жена Федора и попросила о встрече. Она состоялась в юридической консультации, где я работаю. Но на встречу она приехала с двумя парнями, примерно 25 — 30 лет.

Они молча вошли в кабинет, поздоровались, присели. Поинтересовались, каковы шансы Федора на суде. Я объяснил, что шансов выиграть дело практически нет, но есть одна зацепка, на которой можно сыграть. Они сказали, что полностью доверяют мне как опытному юристу и очень хотели бы помочь Федору, поскольку он является их другом.

Почти в конце разговора неожиданно один из них сказал, что, по их данным, на суд могут приехать друзья погибшего, которые являются членами одной из московских группировок. Я спросил, какой именно.

Погибший ведь был авторитетом, имел кличку Пакет. Поэтому не исключается, что на суде может возникнуть эксцесс.

— Мы, к сожалению, не можем сами явиться на суд, чтобы обеспечить вашу охрану, по той причине, что мусора могут закрыть нас, — сказал один из парней, — но мы можем оплатить охрану, которую вы могли бы нанять из сотрудников милиции. Сейчас это делается. Хотите? — И он вытащил из кармана пачку денег.

— Нет, охрана мне не нужна. Я вне политики.

— Мы это понимаем. Но они могут не понять, — продолжил разговор другой.

— Постараюсь объяснить. А вы имеете точные сведения, что они будут на суде?

— Да. Но мы будем недалеко.

Такое сообщение было для меня, что и говорить, не очень приятным.

Наконец день суда наступил. Подъехав к зданию Дорогомиловского суда, я обратил внимание, что около входа стоит несколько машин. Но такие машины и наличие подозрительных лиц стали совершенно нормальным явлением, потому что каждый день в районных судах Москвы слушается какое-нибудь уголовное дело по обвинению какого-либо человека. Естественно, на эти дела приезжают его друзья, члены преступных группировок.

Поэтому видеть в каждой машине тех людей, которые могут разобраться и со мной, было, безусловно, неприятно.

Я поднялся на третий этаж. Зал постепенно стал наполняться. Вошла вдова убитого, девушка в черном, вошли его родители, плотный парень, который оказался его родным братом, и еще группа ребят, вероятно, его друзья, так называемые представители группировки.

Со стороны потерпевшего был и адвокат — женщина из Московской областной коллегии адвокатов, которая представляла его законные интересы.

Через некоторое время конвой ввел Федора. Он был бледный, с опущенной головой. Иногда он поднимал голову. Брат погибшего смотрел на него пристальным взглядом, полным ненависти. Глазами, полными горя, смотрела жена погибшего. Мне же все это было крайне неприятно.

Начался суд. Судья зачитала обвинительное заключение, задала необходимые формальные вопросы по процессуальному кодексу. Федор отвечал на них нехотя. Я понимал, что обстановка постепенно накаляется, и решил сразу изменить ход дела. Судья спросила:

— Есть ли какие-либо ходатайства?

Я ответил:

— Есть.

Все внимательно посмотрели на меня. Я встал и сказал:

— В связи с тем, что мой подзащитный полгода назад подвергся контузии в результате взрыва легковой автомашины, в которой он находился, и был на излечении более месяца, у меня есть подозрение, что результаты взрыва сказались на его психическом состоянии. В соответствии со статьей закона я прошу суд направить его на психиатрическую экспертизу для определения его вменяемости в момент совершения данного преступления и в момент нахождения на суде.

Судьи удалились на совещание. Наступила гробовая тишина. Люди были растеряны. Они думали, что сейчас начнется суд, будут вызывать свидетелей, что вина моего подзащитного будет скоро доказана. Такого же никто не ожидал. В то же время я прекрасно понимал, что в данном случае следствие допустило большой промах, не обследовав психическое состояние моего подзащитного.

Через некоторое время судья вернулась и зачитала решение, что мое ходатайство удовлетворено и подсудимый Федор С. направляется на психиатрическое обследование в стационарной форме.

Суд закончился. Все нехотя стали выходить из зала, я также вышел и стал спускаться по ступенькам. За мной спускался только один парень, все остальные отстали. У меня было двойственное чувство: с одной стороны, я сделал выигрышный ход, и, возможно, психиатрическая экспертиза признает моего подзащитного невменяемым. Но, с другой стороны, передо мной так и стояли глаза вдовы, матери погибшего, растерянные лица его друзей.

Выйдя из зала суда, я прошел несколько шагов и увидел, что передо мной возникли человек десять коротко стриженных ребят, которые явно преградили мне дорогу. Я понял, что сейчас начнется разборка. Вообще, случаи нападения на адвокатов бывают редко, но — бывают.

За последние годы они становятся все более частыми, хотя раньше нападение на адвоката было, по всем уголовным понятиям, категорически запрещено. Но постепенно уголовные понятия стали меняться.

Мне стало не по себе. Вдруг неожиданно к нам подъехал черный «трехсотый» «Мерседес», дверь открылась, и из машины вышел крепкий, высокий мужчина лет сорока, улыбаясь, протянул мне руку. Это был Коля П., лидер одной из группировок, мой клиент в прошлом.

Я также улыбнулся ему и, с облегчением вздохнув, протянул в ответ руку. Ребята в недоумении отошли в сторону.

— Так вы, — обратился он ко мне, — являетесь защитником этого… — И он назвал Федора достаточно неласковым словом.

— Да, я, — ответил я ему. — Работа такая.

Коля П. консультировался у меня уже в течение двух лет по различным коммерческим вопросам и, в общем, был бизнесменом. Никогда у него не было проблем с уголовным законодательством, но иногда он обращался ко мне за консультацией по своим друзьям, которые попадали в те или иные передряги, связанные с Уголовным кодексом.

Мы переговорили немного, он спросил, каков результат дела. Я ответил ему.

— Ну и что? Его могут признать?

— Это уже зависит не от меня. Я выполнил свою миссию, — сказал я. — Я же вне политики!

— Я знаю, — сказал Коля. — Ну что, проводить?

— Нет, спасибо, не надо.

Мы попрощались, я сел в машину и уехал.

Потом я анализировал ситуацию. Я, адвокат, оказался меж двух огней, двух группировок, которые оказались мне знакомы. Но адвокат всегда стоит вне политики, он не может быть представителем этих группировок. Я — адвокат, и это моя профессия, моя работа.

Прошло немного времени, и так получилось, что у меня появилось много дел. От защиты Федора С. я вынужден был отказаться, предложив это дело одному из своих коллег.

Экспертиза признала Федора С. вменяемым, и он вновь предстал перед судом. Мой коллега защищал его на суде. Федор в итоге получил девять лет лишения свободы.

Я не знаю, был ли обжалован приговор или нет, — я занимался другими делами.

Что касается архангельской группировки, то она так и не была сформирована в единое целое, и люди, которые приехали из этого города, распределились по другим группировкам.

После этого судьба с этими людьми меня больше не сводила.



Тусовки

Обычно как таковых офисов у братвы нет, хотя известно, что некоторые группировки их все-таки имеют. Мне довелось быть в одном из офисов одной из группировок, которая заняла бывшее помещение детского сада. Сделали евроремонт, оборудовали системы охраны, видеонаблюдения и решали там свои организационные вопросы, прорабатывали операции, решали экономические проблемы.

Иногда группировка собирается в баре или кафе какой-либо пятизвездочной гостиницы или ресторана. Сбор бывает и в саунах, банях, но в этих случаях это бывает место для проведения отдыха, хотя иногда в этих помещениях производится так называемый «разбор полетов» — наказание тех лиц, которые допустили проколы, срывы в той или иной операции.



Конспирация

У некоторых группировок существует высокая степень конспирации. То есть, иными словами, друг друга знают только члены одной бригады. Общих руководителей могут знать только бригадиры. В других — наоборот, многие друг друга знают, устраивают часто общие собрания, встречи, празднования дней рождения и другие мероприятия, которые широко отмечаются в ресторанах, любят сниматься на память, правда, часто такие карточки попадают в картотеку и архивы органов.

Группировки активно используют всевозможную технику. Обычно это автомобили, но все чаще стали использовать и микроавтобусы. Для совершения, скажем, каких-либо выездов на заказное убийство используются угнанные машины или, чаще всего, купленные у угонщиков дешевые отечественные легковые автомобили.

Одно время в группировках, как говорили мне некоторые авторитеты, были в моде импортные автомобили. Считалось, что, чем круче у тебя тачка — скажем, «трехсотый», «пятисотый», «шестисотый» «Мерседес», — тем выше твой рейтинг в криминальном мире.

От этой крутизны многие серьезные лидеры сообществ стали отходить, особенно в период милицейских облав или бандитских войн. В истории криминальной Москвы был даже случай, когда авторитеты одной крупной группировки сели на обычные отечественные «шестерки», «девятки» и «восьмерки» — чтобы не светиться, как они объясняли.

Но все же чаще на стрелки и тусовки со своими коллегами авторитеты и боевики приезжают на достаточно дорогих машинах — для них это часть их имиджа. Этим они показывают свою значимость и величие, особенно если эта встреча происходит впервые.

Кроме этого, во многих группировках существуют средства связи. Обычно это мобильные телефоны, пейджеры, рации и сканеры. Достаточно пяти минут хорошо налаженной связи, и вся группировка может в полном составе быть в условленном месте. Место встречи шифруется.

Поэтому если на пейджер приходит сообщение через 15 минут собраться на объекте 3 — а пейджер некоторых авторитетов соответственно контролируется через ФАПСИ правоохранительными органами, — то иногда сыщикам трудно определить, где собирается та или иная группировка.

Для своей работы группировки используют приборы видеонаблюдения и ночного видения. Например, если группировка начинает охоту за каким-либо коммерсантом, то обычно в предварительной стадии его скрыто «ведут».

Прослушиваются его телефонные разговоры, которые он ведет из офиса или с мобильного телефона из машины. Для этого используются специальные сканирующие устройства. Сейчас, как говорят многие сыщики, практически прослушивают друг друга не спецслужбы, а именно частные коммерческие структуры, у которых существуют соответствующие службы безопасности, или же частные охранные предприятия (чоп), или же группировки.

Такие же сканирующие устройства сейчас можно купить на радиорынках — в частности на Митинском, а также в специальных магазинах так называемой шпионской техники. Иногда в машину интересующему объекту подкладывается радиомикрофон или радиомаячок, который также используется членами группировок.

В вечернее время, когда наблюдают за местом жительства объекта — его квартирой, коттеджем, дачей, — используются специальные приборы ночного видения. Очень часто такие приборы покупаются за границей. Для этого существуют специальные люди, которые отвечают за так называемую технику. В их обязанности входит подбор такой техники, использование ее, снабжение других членов группировки.



Оружие

Несколько слов нужно сказать и об оружии, которое используется группировками. На криминальном сленге оружие чаще называют «волыны» или стволы.

В арсенале группировки есть почти все виды оружия, которыми располагает российская армия, включая так называемые элитные подразделения спецназа или террористических групп. Поэтому в группировках все чаще стали встречаться автоматы, на корпус которых нанесен особый состав, не оставляющий отпечатков пальцев. Очень популярны скорострельные израильские «узи». Используются также мощные помповые ружья и карабины производства США, австрийский полицейский пистолет «глок».

В каждой бригаде есть конкретное лицо или группа лиц, отвечающие за оружие. Их называют оруженосцами. Эти люди следят за техническим состоянием стволов, боевых комплектов взрывного арсенала, выступают экспертами при закупке и пристреливании новых приобретений.

Раньше очень многие московские структуры использовали для отработки точных выстрелов пустынные места или леса. Сейчас необходимости в таких местах нет. Многие стрельбища стали коммерческими, и за деньги братва приезжает и пристреливает свое оружие.

Кроме оруженосцев, в последнее время в штат многих группировок вошли так называемые пиротехники, использующие взрывные устройства для устрашения своих будущих жертв или устранения конкурентов. Взрывы, которые носят так называемый профилактический характер, приобретают все большую популярность по нескольким причинам. Во-первых, никогда не остается никаких улик и отпечатков пальцев, соответственно, очень низок процент их раскрываемости. Зато эффект воздействия максимальный.

Обычно применяются достаточно примитивные диверсионные методы. Могут подвязать к карданному валу машины гранату или какой-либо детонатор, подвести к системе зажигания. Иногда могут произвести взрыв и по пейджеру, то есть к пейджеру прикрепляется детонатор, посылается сообщение, и происходит взрыв. В свое время такой взрыв произошел на улице Твардовского, когда был убит Александр Привалов, архангельский авторитет, осенью 1996 года.

Очень часто в качестве таких консультантов-пиротехников выступают бывшие кадры из засекреченных подразделений КГБ, МВД, ГРУ.

Основные каналы, по которым доставляется оружие, — воинские подразделения, склады. Много «ТТ» китайского производства приходит из-за границы, в частности из Латинской Америки. Последнее время оружие, причем в большом количестве, стало поступать из «горячих точек» — это прежде всего Чечня.



Боевики

Членами группировок и структур в большей степени выступает, конечно, молодежь, то есть люди, возраст которых не превышает тридцати лет. Хотя есть и категория ветеранов, то есть прошедших школу профессиональных ломщиков и кидал, как я уже писал раньше. Им, как правило, под сорок. В частности, руководство многих сообществ — как раз люди этого возраста.

Боевиков набирают обычно из числа бывших спортсменов или так называемых ребят с улицы. Если боевик приехал из другого города, то для него большая удача получить небольшой штатный оклад при группировке, жить на съемной квартире. Обычно там живут по два-три человека. Когда боевик более-менее набирает силу и у него появляются какие-либо заслуги, то ему иногда позволяется жить в квартире с подругой, которую он либо вызывает из своего города, либо находит уже в Москве. Многие живут с проститутками.

Те группировки, которые состоят из бывших спортсменов, в основном проповедуют спортивный образ жизни, то есть категорический запрет на употребление спиртного, наркотиков. Если человек уличается в использовании их, то обычно он жестоко наказывается.



Дисциплина

Дисциплина в группировке всегда носит строгий характер. Это беспрекословное подчинение старшим и авторитетам. Как я уже говорил раньше, если происходят какие-либо нарушения со стороны боевиков, немедленно следует наказание — публичное избиение в лесу, вплоть до убийства, чтобы другим неповадно было.

В Москве и в ближайшем Подмосковье есть так называемые свои кладбища для боевиков. Обычно таким кладбищем является трасса Рижского шоссе. Оно достаточно пустынно, машин мало, и практически по сторонам этой трассы нет никаких населенных пунктов, и поэтому замести следы и закопать труп в лесу или на обочине не составляет особого труда. В летний период большой популярностью в свое время пользовалось Клязьминское водохранилище, где также очень много укромных мест. К трупу привязывают тяжелый предмет и топят его в водоеме.

Наряду с наказанием в группировке существуют, конечно, и поощрения. Как я писал ранее, это прежде всего премиальная система, это награждение автомобилем, радиотелефоном и, наконец, процент с прибыли, с коммерсанта, то есть те люди, которые занимаются разведкой, поисками коммерсанта на предмет предоставления ему будущей крыши, в качестве поощрения имеют возможность вести этого коммерсанта до конца, чтобы быть его куратором и, соответственно, иметь небольшой процент из общей суммы, которая уходит в общак группировки.

Однажды при праздновании дня рождения одного «заслуженного» боевика в зале ресторана того премировали не только деньгами, но и дорогостоящей проституткой.

Рабочий день боевика в группировке ненормированный. Он может длиться несколько часов, а то и суток, когда происходит слежка за интересующим объектом.

Запросы боевиков обычно достаточно однообразны. Они стремятся как можно больше получить каких-то материальных благ или подняться на ступеньку выше в криминальной иерархии — стать авторитетами.

Часто, приезжая в отпуск в свои провинциальные города, они рассказывают о красивой московской жизни, о посещении ночных клубов, о проститутках. Это вызывает безусловную зависть их земляков. Когда такие боевики погибают, то в эти же города отправляется кадровик, который из числа их друзей набирает новых рекрутов для структур.

В числе форм поощрения для отдельных боевиков встречаются и поездки за границу, в которые они берут с собой девиц. Я часто видел, как отдыхали боевики в Израиле. При посещении одного из храмов, например, я видел, как парень, коротко стриженный, по-моему, из Донецкой области, достал какие-то списки и стал молиться, вероятно, замаливая свои грехи перед убиенными.

В Эмиратах со мной произошел интересный случай. Так получилось, что зимой в одну из гостиниц Шарджи (ОАЭ) съехалось большое количество братвы из разных городов России.

Они вместе отдыхали, снимались на память. Все были обвешаны многочисленными золотыми цепями и разукрашены всевозможными уголовными наколками, в которых мне, как адвокату, разобраться было достаточно легко.

Увидев, что мое тело не исписано надписями, они отнеслись ко мне достаточно пренебрежительно. Но так получилось, что мне неожиданно позвонил клиент на мобильный телефон. Я взял трубку и стал с ним разговаривать, забыв при этом, где я нахожусь и кто рядом со мной находится.

Мои слова были такие: «следственное управление», «ФСБ», «Лефортово», «встречусь со следаком» и так далее. Я вдруг увидел, как сидящая братва неожиданно смолкла и все стали бросать на меня странные взгляды, в которых читались уважение и даже испуг. А вечером, когда я шел ужинать, то двое или трое человек со мной заискивающе поздоровались.

Наиболее авторитетные лидеры группировок обычно используют для отдыха страны Европы. Такими местами могут быть Греция, Испания, Голландия, Италия, острова Карибского бассейна США. Затем, когда они попадают в изолятор — я буду писать об этом подробнее позже, — там они рассказывают друг другу о воле: где они были, с кем встречались, просят через адвокатов, через своих жен передать фотографии в камеры, где они показывают друг другу фотоальбомы и рассказывают о той красивой жизни, которая была у них на воле.

Очень часто, уже в условиях Москвы, боевики группировок встречаются друг с другом в ночных клубах и казино. Здесь действуют неписаные законы. Например, в одном помещении клуба могут встретиться враждующие группировки, у которых идет война. Но никаких военных действий и боевых сражений ни в помещении казино, ни на близлежащей территории не будет, потому что казино или ночной клуб тоже контролируется соответствующей братвой.

Занятиям спортом уделяется большое внимание. Боевики часто «качаются» в спортивных залах, занимаясь с железками. Очень популярны в последнее время стали снаряды «Кеттлер». Часто собираются вместе для игры в футбол, это очень популярный у них вид спорта. Существуют даже определенные дни так называемого спортивного режима, когда они поддерживают свою спортивную форму. Выезжают, например, для стрельбы в тир.



Стрелки

Стрелки — это место, где встречаются представители разных группировок для решения каких-либо вопросов и проблем. Обычно стрелки носят мирный характер. Но иногда они могут носить характер воинствующий. Считается признаком хорошего тона никогда не опаздывать на стрелку. Если какая-либо группировка значительно опаздывает на стрелку или не приезжает, то считается, что они проиграли спор. Но иногда бывает так, что группировка, покидающая стрелку, нарывается на засаду. И никто из приехавших не уходит живым. Такие случаи стали в последнее время частыми.

На стрелку может приезжать различное количество людей. Если это заранее не оговаривается, то это может быть четыре-пять человек. Но иногда бывают стрелки, на которые пригоняется почти вся структура для демонстрации своей мощи. В этом случае на стрелке собирается и пятьдесят, и сто человек. Тем более когда стрелка неминуемо должна превратиться в военный конфликт.

Часто стрелки предпочитают устраивать на улице, в каком-либо людном месте. Но иногда, если группировки достаточно близко знакомы или имеют общего коммерсанта, такая встреча может произойти и в зале ресторана.

Иногда стрелки заканчиваются плачевно — приезжает либо РУОП, либо СОБР и всех, кто участвовал в стрелке, везут либо на Шаболовку, 6, либо на Петровку, 38. После недолгой беседы и определенной профилактики всех участников группировки, если они, конечно, не находятся в федеральном розыске, отпускают восвояси.

Но если какая-либо группировка переполнила чашу терпения правоохранительных органов, то, как они сами утверждают, не исключается возможность получить при встрече с оперативными работниками подложенный в карман наркотик либо оружие или патроны. Поэтому некоторые авторитеты, идя на встречу, надевают специальный пиджак или пальто с зашитыми наглухо карманами.



Мне, например, как адвокату, довелось присутствовать на такой стрелке, где в одной из московских гостиниц на Ленинском проспекте собрались три группировки. Я в данном случае выступал как эксперт по одному коммерческому проекту.

Нужно сказать, что в сходке основной темой было обсуждение их совместного участия в коммерческом проекте, точнее, в крупнейшем торговом центре, который после некоторой реорганизации приобрел другой статус.

Предыдущие стрелки между тремя группировками ничем не закончились, и для обсуждения окончательного решения и расставления точек над «i» специально был приглашен очень известный московский вор в законе — в качестве третейского судьи.

На сходку прибыли в точно указанное время. Машины мы поставили недалеко от гостиницы, причем мальчишки, которые мыли машины, тут же увидели автомобили крупнейших авторитетов и поспешили к ним. Я обратил внимание, что когда лидеры группировок проходили по холлу гостиницы, то многие служащие вежливо с ними здоровались.

Все поднялись на последний этаж гостиницы, где находился ресторан, и заняли специальное место — достаточно большой отдельный банкетный зал, огороженный от основного зала перегородкой. На встрече присутствовало примерно 30 — 40 человек.

В основном это были представители группировок, их подконтрольные коммерсанты, участвующие в этом коммерческом проекте, а также приглашенные эксперты — юристы, адвокаты, бухгалтеры, финансисты.

Участники встречи заняли большой стол, заставленный холодными закусками, позже был подан кофе. Все приглашенные на встречу эксперты остались за перегородкой, и при обсуждении какого-то конкретного вопроса их вызывали.

Я сидел рядом со своим коллегой, который так же, как и я, консультировал другую группировку. Все проходило достаточно чинно, миролюбиво. Я обратил внимание на одну особенность: если раньше, на предыдущие стрелки, представители группировки приезжали в обычных кожаных куртках, водолазках, с цепями, то здесь они были одеты совершенно по-другому — в гражданские дорогие костюмы с рубашками и галстуками. Практически все выглядели настоящими коммерсантами.

Обсуждение вопросов на данной сходке проходило как бы по запланированному сценарию. Никто никого не перебивал, каждый выступал коротко и по делу, приводил свои веские аргументы. Первым вопросом было согласование расходов и вложений за прошлый период. Этот вопрос был наиболее сложным. Дело в том, что две группировки из трех вложили большие денежные средства в этот коммерческий проект. В связи с этим они требовали увеличения своей будущей доли в доходах. Третья группировка таких вложений не делала, но ссылалась на какие-то другие заслуги и настаивала на равной доле от участия в прибыли.

Когда выступали эксперты, то я обратил внимание, что никто никаких финансовых документов, подтверждающих те или иные расходы, не требовал. Все оценивалось на основе логического либо психологического фактора. Люди делали доклад, а слушатели внимательно смотрели за выражением их лица. Для себя я сделал вывод, что вор в законе — тонкий психолог. Он точно определяет, где правда, а где лукавство.

После обсуждения каждого пункта все как бы обменивались окончательными репликами, которые практически являлись формой утверждения тех или иных спорных вопросов.

Затем встал вопрос об утверждении сметы на будущий период и обсуждение будущей доли каждой группировки, которую она намерена получать. Вопрос был совершенно секретный, поэтому всех экспертов вежливо попросили удалиться в общий зал ресторана, где были накрыты столы, на которых, помимо кофе и легкой закуски, стояли бутылки с шампанским. Официанты были чрезмерно услужливы.

Затем я узнал, что свои предложения по распределению дохода высказывали старшие группировок. Они коротко обосновывали свое право на ту или иную долю прибыли. После таких коротких сообщений была сделана небольшая пауза, и слово взял вор в законе.

Он так же коротко, лаконично и аргументированно распределил доли. Трудно сказать, насколько это распределение всех удовлетворило, но по крайней мере никто не стал спорить с законником. Потом, как я узнал, было получено согласие от всех трех группировок.

Остался невыясненным вопрос: заплатили ли участники этой сходки законнику за решение спора. Вероятно, это было отчисление в какой-то воровской общак определенной суммы денег.

Когда мы покидали здание гостиницы, то я обратил внимание, что на одной из сторон, где были припаркованы машины, стояла машина людей, одетых в камуфляжную форму, напоминающую форму ОМОНа или спецназа. Я удивленно обратился к старшему группировки, которого я консультировал, с вопросом. Он похлопал меня по плечу и сказал:

— Все нормально. Этих людей мы специально пригласили для того, чтобы они охраняли нашу встречу.

Вот так закончилась одна из воровских сходок, на которой в качестве эксперта мне довелось побывать.



Наркотики

Очень отрицательно в группировках относятся к наркотикам и к злоупотреблению алкоголем. Многие, как я уже говорил, лидеры, авторитеты, а также боевики вообще не употребляют ни спиртного, ни наркотиков — действует «сухой закон». Многие из них закодированы, «зашиты». Употребление наркотиков для многих кончается плачевно. Обычно от таких людей стараются избавляться — либо «увольняют», либо устраняют путем закапывания в лесу или в водоеме.

Вместе с тем часто авторы, пишущие на криминальные темы, рядовых боевиков называют «одноразовыми», то есть жизнь их коротка и ничего не стоит. Это не совсем так.

Когда боевик попадает в беду, то есть происходит арест, задержание или он попадает в больницу, то всегда ему со стороны лидеров группировки оказывается повышенное внимание. Ему тут же нанимают адвоката, посылают посылки в следственные изоляторы, навещают в больнице, обеспечивают хорошими врачами. Я был свидетелем многих фактов, когда с какой-нибудь перестрелки привозили раненого бойца.

Тут же старшие нанимали хороших врачей, помещали в комфортабельную палату, обеспечивали охраной. Так же происходит и с человеком, который погибает. Ему обеспечиваются пышные похороны, тоже, конечно, зависит от ранга, боевик это или лидер, хорошее место на кладбище, помощь его семье или родителям. Все это делается для того, чтобы другие знали, что лидеры группировок никогда не бросают своих людей в беде и каждый из них может рассчитывать на такую помощь.



Часто в ходе стрелок происходит знакомство боевиков с другими группировками. Если группировки дружественные, никогда не конфликтовавшие, то обычно боевики имеют возможность встречаться друг с другом в ночных клубах, поддерживать какие-то приятельские отношения.

Но если группировки между собой находятся в состоянии войны, то, как уже отмечалось, никогда военные действия не могут распространяться на места их отдыха. В крайнем случае можно только смерить друг друга недобрым взглядом, не более того. Ни оскорбление, ни какой-либо жест со стороны членов враждующих группировок не допускаются ни в коем случае. Здесь действует строгий неписаный закон, который соблюдается и поддерживается всеми группировками.

Наконец, возможен переход из одной группировки в другую.

Но всегда такой переход возможен только в одном случае — если группировка практически распадается, погибает или уходит на зону ее лидер. Тогда в другую группировку переходит не только один боевик, но и приводит с собой своих коллег.



Борьба за власть

В каждой группировке иногда возникает борьба за власть. Так получается, что молодые члены группировки видят, как живут, достаточно зажиточно, их коллеги — старшие или авторитеты. При этом у них происходит определенная психологическая переориентация. Они считают, что основную массу добытых денег приносят именно они, и рискуют они гораздо больше, чем их лидеры. А место в иерархии они занимают гораздо более скромное. В этой связи возникают различные конфликты.

Особенно серьезный конфликт получился, когда был убит Сергей Тимофеев, он же Сильвестр, лидер ореховской структуры. Вся структура раскололась на множество бригад, и между ними началась внутренняя борьба за раздел сфер влияния, за распределение мест между собой, за долю в общаке.

Иногда в некоторых группировках, как рассказывали мне опять же мои клиенты, заранее отслеживают атмосферу внутри «коллектива». Внимательно следят за всеми разговорами, конфликтами. И получается, что какой-нибудь наиболее авторитетный боевик вдруг неожиданно, при странном стечении обстоятельств, погибает или исчезает.

Глава 2. Курганские



Глава 2

КУРГАНСКИЕ

В своей адвокатской практике я сталкивался и работал с разными группировками: коптевской, измайловской, кунцевской, подольской, казанской, архангельской, долгопрудненской и другими. У каждой из них есть, конечно, и общие, и отличительные черты. Но, по-моему, курганская особенно выделяется среди них своей выразительной и колоритной индивидуальностью.

Сразу после легендарного побега моего клиента — Александра Солоника из «Матросской тишины» ко мне в консультацию приехали новые клиенты.

Войдя в кабинет, где адвокаты обычно принимают своих клиентов, два молодых парня, представившись, попросили меня принять участие в защите двух своих товарищей. Но, прежде чем изложить суть дела, по которому они, собственно, были задержаны, ребята попросили меня выйти с ними на улицу и переговорить с родственниками этих людей.

Я немного удивился, почему же родственники не могут войти в помещение юридической консультации, на что ребята сказали: «Мы вам все объясним, и вы сами все увидите». Ничего не оставалось делать, как выйти на улицу.

Пройдя несколько метров, мы подошли к шикарной иномарке — «пятисотому» «Мерседесу» цвета серебристый металлик с затемненными окнами. Один из парней услужливо открыл дверь и предложил мне сесть на заднее сиденье.

Впереди сидели двое достаточно плотных мужчин. Один из них обернулся ко мне и, назвав меня по имени-отчеству, приветливо улыбаясь, представился:

— Виктор (имя изменено).

Другой назвался Олегом (это был Олег Нелюбин).

— Мы слышали о вас. Ваш клиент Саша, ну который… — наш земляк. И мы какое-то время наблюдали за вашей работой, — загадочно сказал Виктор. — И мы бы очень хотели, чтобы вы стали помогать нам по отдельным проблемам, которые у нас возникают, и консультировать по юридическим вопросам.

Я сказал, что мне, конечно, приятно слышать о высокой оценке моей работы, но работа адвоката может быть связана только с каким-либо конкретным уголовным делом, если опять же оно возбуждено и человек является подозреваемым. Для разъяснения я прочел им небольшую лекцию.

— Да-да, мы в курсе, — сказал Виктор. — Дело в том, что двоих наших ребят совершенно незаконно задержали в одном отделении милиции на предмет перевозки оружия, которое нашли в их «БМВ». Но эти ребята никакого отношения к оружию не имеют, поэтому я бы попросил вас взять их под защиту и постараться освободить.

— Хорошо, — сказал я, доставая блокнот и ручку. — Диктуйте фамилии и имена ваших ребят и номер отделения, где они сейчас находятся.

Поднявшись затем к себе в консультацию с одним из их представителей, я оформил ордер и позвонил следователю. Того на месте не было. Чтобы не терять времени, я решил выехать в отделение милиции.

Отделение милиции, где были задержаны ребята, находилось недалеко от Белорусского вокзала. Когда я вошел в отделение, то сразу попросил дежурного проверить по книге наличие среди задержанных моих клиентов. Дежурный открыл журнал, нашел там фамилии моих клиентов и сказал, что их только что увезли в ИВС.

ИВС — это изолятор временного содержания. Дело в том, что не в каждом отделении милиции есть такой изолятор. Практически такой изолятор находится в одном из отделений милиции на одной из территорий, который одновременно обслуживает четыре, а то и пять отделений. Туда привозят людей, находящихся предварительно под следствием, когда еще не получена санкция прокурора на их арест. Они содержатся там по соответствующей статье Уголовно-процессуального кодекса, предусматривающей право следственных органов задержать их на кратковременный срок до получения санкции прокурора.

Через несколько минут я подъехал к другому отделению милиции, в районе метро «Новослободская», где находился ИВС.

Пройдя несколько метров по коридору этого отделения и завернув за угол, я натолкнулся на группу людей, которые о чем-то шумно говорили. В этой группе выделялся один, небольшого роста, человек с темными волосами, с круглым лицом и достаточно упитанный. Улыбаясь, он держал в руках несколько свертков и пакетов и пытался пройти в помещение, куда его не пускали сотрудники милиции. При этом он что-то им объяснял. Разговор носил необычный характер. Человек что-то рассказывал, смеялся, а милиционеры не пропускали его, говоря одно и то же: не положено, и все.

Я взглядом отыскал среди милиционеров знакомого старшину, так как и раньше мне приходилось по роду своей работы бывать в этом отделении милиции. Я подошел к нему, поздоровался и попросил отойти в сторону.

— А что случилось, какая у вас тут проблема? — спросил я у него.

— Да вот, писателя одного задержали…

Я внимательно всмотрелся в лицо этого человека и узнал его. Это было знаменитое скандальное дело, когда журналист Быков, сотрудник одного из журналов, написал нецензурное стихотворение, и оно было опубликовано.

Произошла совершенно нелепая реакция со стороны правоохранительных органов. Его забрали прямо из редакции по факту хулиганства, а именно публикования нецензурных стихов в журнале.

Продержали его, по-моему, в отделении милиции несколько суток, потом выпустили, прекратив так и не возбужденное уголовное дело. И теперь новоявленный стихотворец нецензурного уклона решил приехать в отделение милиции, привезти передачу своим бывшим сокамерникам, с которыми он познакомился, пребывая в ИВС.

Я спросил у старшины, назвав фамилии своих клиентов:

— Они здесь находятся?

— Да, они здесь.

— А как мне найти следователя? — спросил я.

— Идите в шестнадцатый кабинет. Он там.

Я подошел к шестнадцатому кабинету, постучал в дверь и открыл ее. За столом сидели два человека в гражданской форме, но с кобурами на ремнях. Я понял, что это оперативные работники. Представившись, я назвал фамилию следователя и спросил, могу ли я его увидеть. Люди посмотрели на меня удивленно:

— А кто вы?

— Я адвокат.

— По какому делу? — спросил один из сидевших за столом.

Я назвал фамилии клиентов.

— А, курганские бандиты! — сказал оперативник. — Ну что вам сказать… Мы их задержали на предмет перевозки оружия, и они будут привлечены к уголовной ответственности по 218-й статье (старая редакция Уголовного кодекса). Поэтому плохи ваши дела. Ничего у вас не получится с их освобождением.

— Хорошо, — сказал я. — Если вы имеете такую информацию, то могу я прочесть протокол их задержания?

— Без проблем, — ответил оперативник и протянул мне листок.

Вскоре я узнал, что мои подопечные ехали на машине «БМВ» по улице, были задержаны одной из патрульных групп для проверки документов. Потом в машине был произведен обыск. В ходе обыска под задним сиденьем в салоне был найден пакет, внутри которого находились два пистолета — «ТТ» и «макаров». После этого Алексей и Дмитрий — так звали клиентов — были задержаны и доставлены в отделение милиции.

В ходе интенсивного допроса, который продолжался несколько часов, мои подопечные так ни в чем и не признались, утверждая, что подвозили двоих незнакомых людей, и эти попутчики оставили пакет с оружием.

В это время открылась дверь, и в кабинет вошел молодой человек лет тридцати. Как оказалось, это был следователь, ведущий это дело. От него я узнал, что только что он ездил на Петровку и отвез оружие для дактилоскопической и баллистической экспертизы — это наличие отпечатков пальцев на стволах и наличие криминального происхождения этого оружия, то есть фигурировало ли оно в каких-либо уголовных эпизодах, — а также куски их одежды, которую тоже взяли на экспертизу.

Я получил согласие на встречу с моими подзащитными. Через несколько минут, войдя в специально отведенную комнату, где адвокаты встречаются со своими подзащитными, я увидел Дмитрия и Алексея.

Это были ребята двадцати пяти — тридцати лет, сильно избитые. Одежда у них почему-то была рваная: у одного была порвана рубашка, у другого — оторвана нижняя часть брюк. Я спросил, почему у них разорвана одежда. Они сказали, что когда их задержали и доставили в первое отделение милиции, то оперативники первым делом, после того как хорошенько их избили, взяли и вырвали у них часть рубашки и часть брюк, один из оперативных работников демонстративно взял с подоконника масленку и вылил масло на эти части их одежды, сказав при этом: