Кокаиновые короли

ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ

Перевод с английского ОЛЬГИ ВАРШАВЕР

1 ДЕЙДЛЕНД

В жаркий июльский день 1979 года белый грузовичок марки «форд» въехал на стоянку возле крупнейшего в южной Флориде торгового центра под названием «Дейдлендская аллея». Вздумай случайный прохожий осмотреть грузовик–доставщик попристальней, он бы непременно заметил, что надписи на бортах не совпадают. Слева написано: «Счастливо отдохнуть! Еда для пикников и праздников», справа же — наоборот — «для праздников и пикников». Кроме этих надписей, грубо намалеванных по трафарету красной краской, имелся и телефонный номер, но звонить по нему было совершенно бесполезно — там о пикниках и слыхом не слыхивали.

Грузовик остановился в юго–западной части торгового центра; здесь — между кулинарией и салоном красоты — помещался магазин «Королевские вина». Вообще говоря, Дейдленд — обычное провинциальное торжище в субтропиках Соединенных Штатов. Торговый центр занимает двадцать с лишним гектаров вдоль канала в майамском пригороде Кендал, а вокруг лишь аккуратно подстриженные лужайки, зеленеющие перед типичными американскими домиками в стиле «ранчо». Ежеутренне волна служащих откатывается на десять миль к северу — в центр Майами — и ежевечерне катит назад, спать.

Белый грузовик прибыл в Дейдленд на рандеву. В «Королевских винах» предстояла встреча с Германом Хименесом Панессо — одним из майамских кокаиновых воротил. В грузовике тоже сидели кокаиновые дельцы. И тоже, как и Хименес, колумбийцы. Грузовичок притормозил возле винного магазина, не вызвав ничьих подозрений. Мотор продолжал работать.

Двадцать минут третьего Хименес и его двадцатидвухлетний телохранитель Хуан Карлос Эрнандес вылезли из белого «мерседеса» на дейдлендской стоянке и, оставив девятимиллиметровый браунинг на полу у заднего сиденья, безоружными направились в «Королевские вина».

Они спросили виски «Чивас Ригл». Продавец Томас Капоцци указал, где стоит вино, и Эрнандес на миг отошел от хозяина, чтобы достать бутылку с правой полки. В это время на пороге показались двое из белого грузовика. Один из них навел на Хименеса пистолет–пулемет «Беретта» — и открыл огонь. Другой стрелял из автомата системы «Инграм» (МАК-10). Хименеса и Эрнандеса расстреливали в упор, на полках звенели бутылки. Эрнандес скончался мгновенно. Хименес рванулся к двери, но тоже упал — пули 45–го калибра снесли ему голову. Задетый шальной пулей Капоцци, шатаясь, выбрался на улицу.

Убийцы произвели более шестидесяти выстрелов. Затем, бросив МАК-10, они выбежали из магазина и вскочили в грузовик. Чтобы прикрыть отход, изрешетили все машины на автостоянке. Стреляли куда попало, даже высадили зеркало заднего вида в собственном грузовике. Треск выстрелов, звон стекол… Наконец, грузовик свернул за угол в южной части торгового центра, и снова — тишина. На все потребовалось меньше трех минут.

Радиосигнал в уголовном отделе окружной полиции грянул как гром среди ясного неба: вооруженное нападение с участием латиноамериканцев! Точное время: 14.35, 11 июля 1979 года.

«Вот черт, опять!» — вздохнул про себя следователь Эл Синглтон. Кокаиновая война длилась многие месяцы, и в округе Дейд то и дело находили трупы колумбийцев. С ноября было зарегистрировано двадцать четыре убийства латиноамериканцев на почве наркотиков. Найти виновных удавалось крайне редко.

Бывший моряк Эл Синглтон был худ как щепка и имел примечательные, вытянутые кверху уши. Он уселся в свою неброскую, без полицейских эмблем, машину и направился по Долфинскому шоссе на запад. Позади буйные побеги небоскребов вспарывали небо над Майами, впереди стелились по земле низкорослые пригороды. Истинных причин кокаиновой войны не знали ни в полиции, ни в прокуратуре. По одной версии, все дело было в соперничестве кокаиновых дельцов из Колумбии. Другая версия предполагала, что колумбийцы никак не поделят сферы влияния с кубинцами. Прежде отношения между кубинскими перекупщиками и их колумбийскими поставщиками складывались достаточно ровно. Колумбийцы скупали лист коки в Боливии и Перу, перерабатывали его в порошок у себя дома и отправляли на север. Однако с 1976 года они решили обходиться без посредников и сбывать кокаин самостоятельно. За три прошедших года четыре–пять колумбийских групп захватили весь кокаиновый рынок в Майами.

К концу 70–х годов контролировать ситуацию стало совсем трудно. Вкусы американцев изменились, марихуана уступила место кокаину, возросший спрос вызвал резкий скачок цен: в Майами 1 килограмм (2,2 фунта) кокаина еще год назад стоил 34 ООО долларов, а теперь — 51 000. Кокаин поступал бесперебойно, его ввозили все больше и больше. Полуостров Флорида с береговой линией длиной в 12 с лишним тысяч километров — сущий рай для контрабандистов. Майами гудел, как огромный улей, банки ломились от отмытых денег, латиноамериканцы зачастили в ночные клубы, где их поджидали конкуренты с припасенными в карманах пистолетами. Самый воздух накалился до предела, достаточно искры — и грохнет взрыв.

«Отстрел в кокаиновом коррале» — статью под таким кричащим заголовком прочел Эл Синглтон в майамской газете «Геральд» всего лишь неделю назад, в воскресенье. Там приводились подробности многочисленных убийств, связанных с наркотиками. Прежде местные жители и не предполагали, что возможна такая жестокость. Колумбийцы погибали самыми разнообразными способами: одних среди бела дня расстреливали в упор в городском транспорте; других засовывали в пластиковые мешки и топили в канале близ Корал—Гейблз. Федеральный прокурор заявил: «Повторяется история Додж—Сити!» Трупы колумбийцев заполнили окружной морг. Округ Дейд получил меткое прозвище «страна–хана». Пользовались, в основном, пистолетом–пулеметом МАК-10. Десятая модель представляет собой небольшую коробочку — компактный инструмент для убийства, который выплевывает тысячу пуль 45–го калибра в минуту и запросто пробивает обшивку любого автомобиля. Полицейские прозвали его «майамским вышибалой».

Эл Синглтон прибыл к дейдлендской автостоянке через двадцать пять минут после радиосигнала. Здесь уже скопилось множество полицейских машин, зеваки толпились поодаль, так как к месту происшествия их не допускали. Старший следователь сообщил Синглтону, что преступники бросили свой белый грузовик за углом, и попросил Эла осмотреть машину и «приобщить к делу».

Синглтон нашел грузовик за магазинами. Парни с телевидения уже вели съемку, вытащив официальный желтый бланк, Синглтон принялся описывать все, что предстало его глазам.

Грузовик марки «форд» выпуска 1979 года приткнулся возле пешеходного мостика, перекинутого через канал, который отделял торговый центр от жилых кварталов. Убийцы, очевидно, скрылись за мостом, в предместье. Ключ торчал в зажигании, мотор еще работал. Сиденья были обиты красной ворсистой тканью. На сиденье водителя валялись солнцезащитные очки и синий бронежилет, какой носят полицейские. На пассажирском месте лежали обрез 30–го калибра, «магнум» и еще один револьвер. На полу Синглтон увидел МАК-10, 9–миллиметровый браунинг и еще один карабин 30–го калибра. На месте преступления редко остаются орудия убийства. Здесь же Синглтон насчитал 6 огнестрельных единиц. Небывалый случай. И из всех стреляли. Похоже на завязку фильма о ковбоях.

В задней части грузовика Синглтон увидел еще шесть бронежилетов — они свисали с потолка, точно копченые окорока. Боковые стенки грузовика были покрыты стальными пластинами толщиной в 6,5 мм. В задних дверцах — две дыры–амбразуры. Короче, не грузовик, а настоящая бронемашина. При одном взгляде на нее полицейских прошиб холодный пот. Убийцы явно замышляли скрыться во что бы то ни стало — пусть даже силой прорвавшись сквозь полицейские кордоны!

Эл Синглтон постоянно имел при себе обычное оружие окружной полиции — девятую модель «Смита–и–Вессона» 38–го калибра. Однако после дейдлендского расстрела приобрел 9–миллиметровый автоматический браунинг с обоймой на 14 патронов.

О дейдлендском убийстве кричали газеты во всех концах страны. В языке возникло новое понятие: «кокаиновые ковбои». На уголовном небосклоне вспыхнули новые, страшные звезды. Помимо кокаина дельцы из Колумбии завезли в Майами свирепую, нечеловеческую жестокость, с которой не сталкивались прежде американские блюстители порядка. До колумбийцев в майамском наркобизнесе крутились игроки, воришки и уцелевшие «дети цветов». Но эти вегетарианские времена отошли в прошлое. Колумбийцы превратят Майами в кокаиновую Касабланку восьмидесятых. Округ Дейд будут называть столицей смерти. Благодаря колумбийским поставщикам кокаин вытеснит с американского рынка другие наркотики и станет для страны бичом конца XX века.

Почти сто лет назад доктор Зигмунд Фрейд устроил в США кокаиновую лихорадку, провозгласив кокаин возбудителем сексуального желания. Увлечение кокаином длилось почти тридцать лет, его прервал лишь закон Харрисона, принятый в 1914 году — первый антинаркотический закон. Однако к семидесятым годам печальный опыт начала века был давно забыт. И все началось снова. Сперва кокаин стал просто модной забавой. Он придавал элитарным сборищам пьянящий аромат запретного плода. Затягивал под лопасти неумолимого молоха кинозвезд и спортсменов, завлекал в частые сети молодежь — золотую и попроще, — любителей сильных ощущений. И вот, наконец, в восьмидесятые годы «крэк» и «рок» спустятся в трущобы страны, превращая людскую бедность в беспросветную нищету. В 1988 году кокаин будут регулярно потреблять шесть миллионов американцев и три наркомана — ежедневно умирать. Кокаин — первым среди наркотиков — будет признан угрозой национальной безопасности страны.

Впрочем, в 1979 году никто еще не провидел будущего. Эл Синглтон с коллегами и не подозревали, что кокаиновая война во Флориде — тяжелые, мучительные роды. Из горстки дилетантов–контрабандистов рождалась международная корпорация, которая будет ворочать многими миллиардами. К моменту дейдлендского убийства почти всех дилетантов со сцены уже убрали. А со временем наркосетью завладеют несколько колумбийцев, которые и станут кокаиновыми королями. Их ждут несчетные схватки: с дельцами–соперниками, с полицией и даже с правительствами, — но живучесть их беспредельна, и они неизменно остаются в числе самых богатых и самых жестоких преступников мира. Вместе эти люди известны как Медельинский картель.

Их было четверо: Пабло Эскобар Гавирия, иначе «Эль Падрино» — крестный отец, променявший вполне благополучную карьеру наемного убийцы, угонщика машин и похитителя людей на торговлю кокаином, наживший на нем миллионное состояние. Хорхе Луис Очоа Васкес, иначе Эль Гордо — Толстяк, — представитель низов среднего класса, тихий паренек, мечтавший о лучшей жизни для своей семьи и нашедший ее в кокаине; Карлос «Ледер Ривас, иначе Джо «Ледер, — смекалистый парень, любивший «Битлз» и замышлявший развернуть крупнейшую в мире сеть для перевозки наркотиков; Хосе Гонсало Родригес Гача, иначе Эль Мехикано — Мексиканец, покупавший на кокаиновые деньги футбольные команды, скаковых лошадей и огромные земельные участки.

К середине восьмидесятых годов эта четверка возьмет под контроль пятьдесят процентов кокаинового рынка США. На них будут работать тысячи людей: крестьяне станут выращивать и перерабатывать коку, летчики — перевозить наркотики, агенты — сбывать товар; толстосумы помогут дать взятку и отмыть деньги, наемные убийцы уберут с дороги врагов. Картель будет зарабатывать два миллиарда в год, не выплачивая при этом никаких налогов. Кокаиновые короли хитры и немногословны, у них — одна цель, и ради нее они готовы на все.

Подобно многим колумбийцам, промышляющим наркотиками, главари картеля считают своей родиной город Медельин, расположенный в отрогах Анд. Уже в 1979 году американские газеты называли Медельин «кокаиновой Уолл–стрит». Однако большинство американских полицейских, занимавшихся наркотиками, даже не знали, где находится этот самый Медельин. И напрасно. Ибо ключ к кокаиновому бизнесу следовало искать именно там.

На первый взгляд город не носит особой отметины. В туристских проспектах его называют обычно «Городом вечной весны» или «Городом орхидей». Расположен он в провинции Антьокия, среди сосновых лесов, занимающих центр и север Колумбии. Размерами Медельин уступает лишь столице страны — Боготе, а население его составляет 1,2 млн. человек. Город быстро разрастается в речной долине на высоте более полутора километров над уровнем моря. И нет красивее места в Южной Америке. В 1979 году жизнь в деловой части города била ключом, рвались ввысь небоскребы, и новые архитектурные формы приятно вплетались в величавый колониальный стиль прежней застройки. Ныне в черте города располагаются три университета, Ботанический сад, есть широкие бульвары и парки.

Жители Медельина называют себя «paisa» — земляки. Внешне они довольно скромны, на самом же деле — агрессивны и честолюбивы, это трудяги, жадные до денег и стремящиеся во что бы то ни стало взобраться вверх по социальной лестнице. И любого медельинца — богатого ли, бедного ли — уважают лишь за храбрость, смекалку и проницательность.

Во времена испанского владычества Медельин стоял на отшибе, колонисты не любили его за убогость и неприветливость, предпочитая благовоспитанную Боготу. «Земляк» — жалкий, бледный, болтливый мужлан — смешно коверкал испанские слова и был объектом нескончаемых шуток. Жители Боготы презирали «земляков» за неотесанность и грубость. Впрочем, в середине XX века шутить над медельинцами было уже неуместно. «Земляки» превратились в способных дельцов, готовых пуститься на любой риск. Родители стремились выставить сыновей из дома — чем раньше, тем лучше: «Разбогатеешь, вышли денег. Не разбогатеешь, на порог не пущу!»

Их старания не прошли даром. Медельин, скромный поселок, основанный колонистами около рудника, разросся; в XIX веке он стал основным производителем кофе, а в XX веке — промышленным центром всей Колумбии. Кроме того, за городом издавна закрепилась репутация контрабандного центра. Добропорядочные и не вполне добропорядочные «земляки» нелегально ввозили в страну американские спиртные напитки и сигареты, на самолетах перебрасывали телевизоры, стереоаппаратуру и радиоприемники из зоны Панамского канала, где в портах велась беспошлинная торговля. К 1979 году Медельин стал богатым, красивым городом, презиравшим чужаков. Здесь–то и зародилась колумбийская кокаиновая индустрия.

Древние жители Анд, южноамериканские индейцы, жевали лист коки добрых две тысячи лет. Но лишь в конце XIX века европейские химики взялись за обработку коки всерьез и получили первый кокаин. До 1973 года кокаин для немедицинских целей производили в Чили в домашних условиях. Затем его очищали и отправляли в Соединенные Штаты, причем колумбийцы зачастую выступали посредниками в этих операциях. Американский спрос ограничивался горсткой богачей, которым хотелось испробовать чего–нибудь похлеще марихуаны, но избежать побочных эффектов, которыми чреват героин. Благодаря кокаину чилийцы процветали, но рынок был сравнительно мал.

Конец благоденствию положил в сентябре 1973 года генерал Аугусто Пиночет Угарте, свергнувший президента–марксиста Сальвадора Альенде Госсенса. Полиция Пиночета упекла в тюрьмы и депортировала множество торговцев наркотиками. Чилийский кокаиновый бизнес угас.

И колумбийцы взяли дело в свои руки. Они отлично знали контрабандные пути–дорожки и, подобно чилийцам, могли легко наладить контакты с производителями коки в Перу и Боливии. С самого начала колумбийское кокаиновое производство управлялось из треугольника Богота — Медельин — Кали. Причем Медельин сразу возглавил троицу. Впрочем, поначалу распознать это было непросто. И колумбийские правоохранительные органы, и агенты американского УБН (Управление по борьбе с наркотиками) сосредоточились на вывозе марихуаны из карибских портов Барранкилья, Санта—Марта и Риоача. К кокаину эта контрабанда отношения не имела.

Истинный размах дела впервые приоткрылся 22 ноября 1975 года, когда полиция захватила небольшой самолет, приземлившийся в аэропорту Кали. В грузовом отсеке было обнаружено шестьсот килограммов кокаина — самая крупная партия наркотика, изъятая к тому времени в Колумбии. Среди торговцев захват самолета породил цепочку убийств — первую из кокаиновых войн, которые и ныне периодически сотрясают страну. Причины войны были ясны не вполне. Зато результаты оказались — яснее ясного. За два дня — субботу и воскресенье — от руки убийц погибло 40 человек. И все — в Медельине, а вовсе не в Кали. То есть нить от захваченного кокаина неизменно вела в Медельин, именно тут вершилась кокаиновая политика.

«Медельинская резня» подпортила непогрешимую репутацию «Города орхидей». Полиция попристальней взглянула на рабочие предместья, на трущобы в северных кварталах — колыбель кокаиновой индустрии. Люди здесь постоянно носили пистолеты и ножи — любое оружие, которое спасало и помогало в ежедневной жестокой борьбе за жизнь. В 1979 году Медельин был опасным городом, как, впрочем, все города Латинской Америки. Жители бедняцких кварталов стремились разбогатеть и, переехав в южную часть Медельина, примкнуть к «земляческой» аристократии, а затем купить «финку» — то есть усадьбу — для отдыха. Кокаиновые деньги могли в одночасье превратить медельинского бедняка и невежу в уважаемого и добропорядочного бизнесмена.

Кокаиновые магнаты семидесятых — люди немолодые. Это, в основном, контрабандисты — «земляки», которые промышляли наркотиками не постоянно, а от случая к случаю. Теперь их вытеснял молодняк, который занимался только кокаином. И сперва ничем не выделялся среди них медельинский парнишка, который к середине семидесятых потихоньку превратился в одну из крупнейших фигур в мировом наркобизнесе.

Его имя — Пабло Эскобар Гавирия. Небольшого роста (167,5 см), полноватый, со светло–карими глазами, черными вьющимися волосами и совершенно неприметными чертами лица. Родился он 1 декабря 1949 года и вырос в Энвигадо — медельинском рабочем предместье, отличавшемся крутыми нравами. Его мать преподавала в школе, а отец был фермером. Много позже наемные писаки примутся восхвалять своего босса: он, мол, поднялся из низов, он сам себя сделал. Однако это не так. Семья отнюдь не бедствовала, а Эскобар даже закончил полный курс средней школы — редко кому в Энвигадо выпадает такая удача.

На преступный путь Эскобар ступил рано, еще подростком. Он таскал с кладбища надгробья, стирал надписи и выгодно перепродавал плиты. И соратники, и враги утверждали, что Эскобар все постигает на лету, что у него потрясающая деловая хватка. Внешне же он мягок, скромен, неизменно вежлив и одуряюще корректен.

Окончив школу, Эскобар нанялся в телохранители и помощники к пожилому контрабандисту, ввозившему стереоаппаратуру из Зоны Панамского канала. Эскобар страховал операции в Медельинском аэропорту. Дела его быстро шли в гору; кроме того ему изрядно помог стартовый капиталец в два миллиона песо (100 000 долларов) — такой выкуп он получил в начале семидесятых годов за похищенного им медельинского промышленника.

Впервые Эскобара арестовали 5 сентября 1974 года. Его взяли за кражу автомобиля марки «рено». Года два спустя агенты колумбийской службы госбезопасности арестовали его и еще 5 человек за провоз по медельинским улицам тридцати девяти килограммов кокаина, спрятанных в запасном колесе пикапа. То была первая неудача Эскобара с наркотиками и самая крупная удача полиции за год.

В тюрьме Эскобар провел всего три месяца. Постановление об его аресте таинственным образом отменили, и он вышел на свободу. Вскоре полиция снова упекла его за решетку, но на этот раз он быстро выбрался под залог. Дело Эскобара расследовалось много лет, его судили девять судей, но в некий прекрасный миг протоколы непременно исчезали. А пять лет спустя после ареста на одной из медельинских улиц в упор расстреляли агента службы безопасности, который когда–то засадил Эскобара в тюрьму.

Таков еще один, последний лик Пабло Эскобара. Тихий предприниматель из Энвигадо оказался хладнокровным убийцей.

Пабло Эскобар стал одним из застрельщиков кокаиновых махинаций. Хорхе Луис Очоа Васкес занялся контрабандой много позже. Родился он в Кали, а вырос в Энвигадо.

Хорхе, средний из трех сыновей Фабио Очоа Рестрепо и Марго Васкес, родился лишь на два месяца раньше Эскобара и знал его с детства. Очоа–отец, карикатурно толстый человечек, коренной житель Антьокии, слыл лучшим в провинции объездчиком вьючных андских лошадей. Семья отнюдь не принадлежала к местной знати. В середине шестидесятых годов, желая выбраться из нищеты, Фабио открыл семейный ресторанчик «Маргаритки». Чтобы не прогореть, все — и взрослые, и дети — работали не покладая рук. Сам Хорхе, его братья — старший, Хуан Давид, и младший, Фабио, — а также сестры, едва вернувшись из школы, вставали к плите и мыли посуду — до самого рассвета. Адвокат и газетчики часто вспоминали детство Хорхе: он якобы втянул семью в контрабанду кокаина, потому что жалел мать и сестер, гнувших спину от зари до зари.

Братьев Очоа приобщил к наркобизнесу их дядя Фабио Рестрепо Очоа, бывалый «земляк» — контрабандист. Со временем все трое погрязли в контрабанде по уши, но Хорхе главенствовал в «клане Очоа» с самого начала. Был он высок, около 180 см, и, подобно отцу, склонен к полноте; толстел Хорхе сообразно росту своих доходов и меньше девяноста килограммов весил редко.

На преступника Хорхе совершенно не походил: заботливый семьянин, в обращении тих и мягок. Изредка позволял себе бокал сухого белого вина. Даже табака не курил — а уж о наркотиках и вовсе речи не было. Однако уродился он истинным предпринимателем. Пристрастие к кокаину считал пороком, но достаточно безвредным. Пускай балуются те, кому это по карману. А он, Хорхе Очоа, погреет руки на людских слабостях.

В середине семидесятых годов Очоа отправился в Майами в качестве специалиста по импорту–экспорту. На самом же деле он занялся сбытом кокаина на Восточном побережье Америки. Работал на дядюшку. В конце 1977 года Фабио Рестрепо похвастался, что ввозит в Штаты до сотни килограммов кокаина в неделю. Его собесед–ник оказался осведомителем УБН. 12 октября того же года Рестрепо передал этому человеку чемодан с 27 килограммами кокаина и попросил отвезти наркотик в Майами — его племяннику Хорхе. Осведомитель сообщил в УБН, и Хорхе ждала засада. При передаче кокаина на автостоянке у кинотеатра агенты УБН арестовали девять колумбийцев — среди них сестру и зятя Хорхе Очоа. Самому Хорхе — единственному! — удалось скрыться. Завидев полицию, он вскочил на мотоцикл и был таков. Чудом избежав ареста, Хорхе тут же покинул Майами — уже навсегда. Вскоре после возвращения Хорхе в Медельин его дядю убили. УБН запросило подробности этого убийства у своих колумбийских представителей.

Из штаб–квартиры в Боготе сообщили: «Очоа унаследовал всю наркосеть покойного Рестрепо. Ходят слухи, что он приказал убить Рестрепо, чтобы утвердиться полновластным главой организации».

К середине семидесятых годов Эскобар и Очоа взяли в свои руки весь колумбийский наркорынок. Группу Эскобара называли «Лос Паблос» — «Люди Пабло». Хорхе с братьями назывались «Клан Очоа». Однако они не достигли еще грядущего размаха, не набрали обороты. Недоставало надежного способа переброски крупных партий кокаина в Штаты и налаженного сбыта.

Эскобар в США вообще не бывал, а краткое пребывание Очоа во Флориде едва не закончилось арестом. Им явно не хватало толмача–колумбийца, кто знал бы Штаты изнутри, а не понаслышке.

2 МЕЧТАТЕЛЬ ИЗ ДАНБЕРСКОЙ ТЮРЬМЫ

Весну 1974 года Карлос Ледер Ривас проводил в федеральном исправительном заведении в Данбери, штат Коннектикут, и размышлял о своем будущем. Арестовали его год назад в Майами за незаконное хранение марихуаны и осудили на четыре года. Данберская тюрьма не отличалась строгим режимом, сидели здесь, в основном, за должностные преступления, наркотики и политику. С Ледером соседствовали Дж. Гордон Лидди, прогремевший в Уотергейтском деле, мистификатор Клиффорд Ирвинг — биограф Говарда Хьюза, и братья Берриган — священники, арестованные за протест против вьетнамской войны.

К своим двадцати четырем годам Карлос Ледер ничего выдающегося не совершил. Торговал травкой, нелегально вывозил в Южную Америку краденые машины. Родился он 7 сентября 1949 года в колумбийском городе Армения в семье немца Вильгельма Ледера, высокого и крайне вежливого инженера, и его жены–колумбийки Хелены Ривас. Вильгельм Ледер эмигрировал в Колумбию в 1922 году и открыл там конструкторское бюро. Детей в семье было четверо: трое мальчиков и девочка. Родители развелись, когда Карлосу — самому младшему — исполнилось четыре года.

Детство Карлоса прошло в Армении, возле матери. А в пятнадцать лет он вместе с матерью переехал в Соединенные Штаты. Щуплый подросток — так и не дотянет до 170 см — был, однако, хорош собой: с густыми темными волосами, открытым мальчишеским лицом и пронзительным, цепким взглядом. Послужной список начал с тихих, но очень изобретательных карманных краж. Впервые арестован в 1972 году в Минеоле, штат Нью—Йорк, за самовольное пользование чужой машиной. В следующем году арестован в Детройте — перегонял краденые машины в соседний штат. Оставив залог, он перебрался в Майами, где снова угодил за решетку за хранение ста с лишним килограммов марихуаны. Так Ледер оказался в данберской тюрьме.

А на соседней койке оказался Джордж Джанг, тоже осужденный за махинации с наркотиками. Выходец из весьма зажиточного массачусетского семейства, Джанг успел даже поучиться в университете штата Теннесси, получая «футбольную» стипендию, но его спортивная карьера внезапно оборвалась — он повредил коленный сустав. И продолжил учебу в городе Лонг—Бич, штат Калифорния. Здесь, в Сити–колледж, он изучал рекламное дело и здесь же начал курить марихуану. Однажды ему и его дружку пришла в голову замечательная идея: можно покупать марихуану в Мексике и Калифорнии по дешевке и перепродавать втридорога в университетах на Восточном побережье. И дело завертелось. Дружок был пилотом, они купили вскладчину самолет и летали в Мексику за марихуаной. Вскоре Джордж Джанг стал зарабатывать по двести тысяч в год. Но три года спустя его арестовали в Чикаго по доносу клиента–наркомана. Джанг вышел под залог, больше года провел в бегах и, в конце концов, вернулся в Кейп—Код, Массачусетс, где принялся торговать марихуаной прямо под родительским кровом. Мать заявила в полицию.

Карлос Ледер полюбился Джангу с первого взгляда. Очень смышленый, хорошо воспитанный, Ледер отлично говорил по–английски. И что–то еще привлекло в нем Джанга, некое особое обаяние. Джанг, безусловно, был более матерым преступником, на его счету тонны марихуаны, а Ледер попался на какой–то жалкой, мизерной партии. Услышав о ввозе марихуаны из Мексики, Ледер навострил уши. Спросил Джанга о кокаине. Джанг мало что знал: пробовал пару раз. Ледер уверенно заявил, что кокаин перевозить легче — меньше места занимает. И куда выгодней. Заплатишь в Колумбии две тысячи, а в Штатах выручишь пятьдесят пять тысяч! Ледер считал кокаин ядом, но яд этот хорош — он дает деньги и власть. Джанга интересовали только деньги. Ледеру нужна была и власть, он мечтал править собственной страной. Непрерывно говорил о революции, восхищался Эрнесто Че Геварой — партизанским вождем из Аргентины. Еще он восхищался Джоном Ленноном и Адольфом Гитлером. Джанг предпочитал Боба Дилана. Че и Леннона он еще мог понять и принять. Но Гитлер — это уж чересчур.

Ледер и Джанг проводили все время вместе. И говорили исключительно о контрабанде, о кокаине. Ледер утверждал, что достанет в Колумбии сколько угодно кокаина у Пабло Эскобара. А Джанг обещал наладить сбыт в Штатах через прежнюю, марихуановую, сеть. Потолкавшись когда–то среди наркоманов Сан—Франциско, он знал тьму киношников и музыкантов. Много лет спустя Джанг скажет: «Я считал, что главное — их заинтересовать, а они сами придумают, как сбыть товар. Я же видел, как расходилась марихуана в шестидесятых годах».

Кроме связей этот дуэт обладал иным, не менее важным свойством: их вело вдохновение. Ледер и Джанг первыми сообразили, что кокаин можно перевозить тем же способом, что и марихуану. А ведь в 1974 году кокаин ввозили в США по нескольку жалких килограммов — рассовывали пачки среди вещей контрабандистов — «ишаков». Марихуану же, по несколько сотен килограммов зараз, забирали американские летчики–контрабандисты с тайных взлетно–посадочных полос в северной Колумбии. Так почему бы не вывозить таким же способом и кокаин? Если наладить воздушный транспорт для производителей кокаина, они объединят свои грузы в большие партии, а Ледер и Джанг запросто наживут миллионы!

Провернуть такое дело мог только Карлос Ледер. В отличие от Пабло Эскобара он чувствовал себя в Штатах как рыба в воде. И мог стать тем самым связующим звеном, толмачом, которого так не хватало кокаиновым дельцам. Кроме того, он легко и умело заставлял окружающих плясать под свою дуду. Сила воли Ледера и его вдохновенный порыв увлекали более слабых людей, в особенности американских уголовников, таких как Джордж Джанг. А Джанг был Ледеру необходим: без него он бы даже с парой килограммов кокаина не сладил.

Много часов провели Ледер и Джанг в тюремной библиотеке: изучали карты, прикидывали наиболее удобные маршруты для ввоза кокаина в Соединенные Штаты. Летать решили через Мексику. Но потом некий врач, попавший в тюрьму за вымогательство, рассказал им о Белизе — британской колонии в Центральной Америке, которая еще не подписала соглашение о выдаче преступников. Тогда Ледер задумал создать свой перевалочный пункт — надежный приют для контрабандистов. А от арестанта–банкира они узнали, как отмывать деньги через приморские банки. Короче, данберская тюрьма запомнилась Ледеру навсегда — тут он прошел свои университеты.

Весной 1975 года Джанг досрочно, хотя и условно, получил свободу. Он оставил Ледеру родительский адрес — чтобы прислал весточку уже из Колумбии. По освобождении Ледеру как иностранному подданному предстояла высылка из Штатов на родину.

Джанг получил от Ледера телеграмму год спустя. Карлос организовал в Медельине агентство по продаже машин — «Авто Ледер». В полиции знали, что порой сюда перегоняют из Соединенных Штатов краденые машины, но Ледер для прикрытия вел и обычные торговые операции, и пока его «вывеска» была чиста.

Джанг позвонил в Медельин.

— Приезжай. Погода прекрасная, — услышал он в трубке. Это был условный сигнал. Значит, Ледер восстановил свои кокаиновые связи.

Поскольку Джанга освободили условно, он не имел права покидать пределы страны. Поэтому он отправил в Медельин Фрэнка Ши, приятеля и коллегу по контрабанде марихуаны.

Очутившись в феврале 1976 года в Медельине, Ши тут же позвонил Джангу в Массачусетс — прямо из «Авто Ледер». Он увидел «снежок» собственными глазами.

— На этот раз нам подфартило, — захлебывался от восторга Ши. — Мы не промахнулись!

В то время до кокаиновых авиарейсов было еще далеко. Однако Ледер медленно, но верно шел к своей мечте: сколачивал капитал, переправлял за кордон по нескольку килограммов кокаина в чемоданах особой конструкции. Этот способ транспортировки наркотиков он и имел в виду, когда позвонил в Массачусетс в апреле. Джанг получил от него следующие инструкции: найти и отправить двух женщин отдохнуть на остров Антигуа, снабдив их каким–нибудь багажом. Оплату всех расходов взять на себя. «Ничего им не объясняй, — предупредил Ледер. — На месте договоримся».

Джанг решил, что две любовницы — Фрэнка Ши и его собственная — идеально подходят для такой работы. Он перехватил женщин возле школы: они смотрели, как девятилетняя дочка его любовницы играет в «софтбол».

— Хотите скатать на Карибы задарма? — спросил Джанг.

— Когда? — поинтересовалась его подружка.

— Прямо сейчас.

Для поездки приобрели четыре жестких чемодана необъятных размеров. Джанг купил женщинам билеты, дал им денег на расходы и посадил в самолет. На Антигуа они встретились с Карлосом Ледером и Фрэнком Ши. А через несколько дней отправились домой.

Багаж их, однако, теперь был иным, но таможенный досмотр в бостонском аэропорту «Логан» прошел благополучно. Груз доставили Джангу. Выпроводив женщин, Джанг открыл один из чемоданов, сдвинул алюминиевый клапан–держатель, снял фальшивое дно из стекловаты… Под ним оказалось два килограмма кокаина.

Женщины вновь вылетели на Антигуа. Через несколько дней вернулись — с новой партией груза и посланием от Ледера. Треть привезенного кокаина — пять кило — предназначались Джангу, остальное же — ледерову долю — следовало передать двум его друзьям. Джанг быстро продал 4 килограмма по 45 тысяч каждый. Ши он выделил 25 тысяч, а женщинам отдал оставшийся килограмм — пусть делят как хотят. Имея такой колоссальный запас кокаина, подружка Фрэнка Ши быстро пристрастилась к наркотику. И в конце концов отправилась в Медельин очиститься от скверны — где бы вы думали? — в доме Карлоса Ледера.

Первые «чемоданные» победы окрыляли, но Ледер неуклонно стремился к иной, желанной цели: перевозке кокаина на личном самолете. Однако Фрэнк Ши — летчик, на которого они рассчитывали, — вышел из игры: обиделся на подачку в 25 000 долларов за операцию на Антигуа. Пришлось искать замену. В 1976 году Джанг праздновал День независимости на Кейп—Коде. Приятель свел его с летчиком — владельцем собственного самолета. Был он одновременно и практикующим адвокатом, вполне богатым, с недвижимостью на Кейп—Коде, в Форт—Лодердейле (Флорида) и на Багамах — в Нассау. Джанг прощупывал почву несколько часов, а потом спросил напрямик, не прочь ли его новый знакомец стать миллионером. Способ?.. Контрабанда кокаина из Южной Америки. Адвокат тут же согласился.

Они с Джангом вылетели в Торонто и встретились с Ледером в «Праздничной таверне». Беседа длилась несколько часов. Адвокат прикинул, что возьмет на борт до трехсот килограммов. Ледер сказал, что погрузка в Колумбии совершенно безопасна. Они воспользуются взлетной полосой на ранчо Пабло Эскобара.

Все остальное адвокат спланировал сам. Благодаря багамским связям он сможет заправиться в аэропорту Нассау. И заявит там ложный маршрут: к далеким островам в Атлантике. А вместо этого слетает в Колумбию. Вернувшись в Нассау, дождется воскресенья и примкнет к потоку частных самолетиков, которые так и роятся между Багамами и США по воскресеньям — родители навещают деток, а детки — родителей. Полетит он низко и так вдоль береговой линии доберется до своей взлетной полосы в Каролине.

Ледер радовался несказанно. План представлялся ему идеальным. Тут же на месте он выписал летчику чек на пятьдесят тысяч долларов. Троица договорилась брать с колумбийцев по десять тысяч с каждого килограмма, шесть из которых предназначались летчику.

Похоже, мечте, завладевшей Ледером в данберской тюрьме, суждено было сбыться. С летчиком договорились; теперь дело за малым: Ледеру и Джангу начинание такого размаха не по карману. Даже чек для адвоката был блефом, о чем Джанг, впрочем, не знал. И друзья затеяли еще одну чемоданную экскурсию, чтобы покрыть все дальнейшие расходы. Джанг отправил женщину с чемоданами в Венесуэлу, но она каким–то образом разминулась с Ледером. А 19 октября 1976 года колумбийская полиция арестовала Ледера за незаконный ввоз в Колумбию автофургонов марки «шевроле».

На этот раз тюрьма притормозила Ледера ненадолго. Тут, как и в Данбери, он тоже познакомился с неким гринго. Стефану Яковачу, автомеханику и наладчику компьютерной техники, было под тридцать. Он считал себя хиппи, носил длинные волосы и охотно покуривал марихуану. В Южную Америку их с женой занесла страсть коллекционеров — они собирали индейские украшения. Возвращаясь в Штаты, Яковач по глупости сунул в чемодан фунт колумбийской марихуаны и отбывал теперь трехлетний срок в тюрьме «Белла Виста», где каждый новый день приносил ему новые муки. На него, белокожего великана почти двухметрового роста, назойливо, точно моськи, наскакивали колумбийцы — соседи по камере, оскорбляя его и Соединенные Штаты. Карлоса Ледера ему послало провидение. Ледер не обзывал Яковача гринго, а обращался уважительно: «paisa» — «земляк». Эти двое арестантов целыми днями курили марихуану и резались в «монополию».

Ледер развлекал Яковача своими фантазиями — рассказывал о переброске кокаина по воздуху. Идею он сформулировал так: «Собрать в кучу мелких производителей и отправить весь их груз одной большой партией — доходы перекроют расходы во много раз». Мечты Ледера простирались далеко, он собирался возглавить мировую контрабандную авиасеть. Более того, он видел себя в будущем президентом Колумбии.

Много лет спустя Яковач припомнит всю околесицу, которую нес Ледер. «Он хотел вытянуть Колумбию за волосы из болота, вышвырнуть из страны империалистов–янки и превратить ее в Кокаиновое королевство. Кокаин считал чуть ли не стратегическим оружием. Он таил большую обиду на Штаты за то, что его упекли там в тюрьму. А себя сравнивал с Гитлером: я, мол, тоже маленький человек и тоже завоюю весь мир».

Проведя в тюрьме лишь 2 месяца, Ледер вышел накануне Рождества. Свой телефон и почтовый адрес он собственноручно вписал в дневник Яковача.

«Когда освободишься, приходи. Поработаем», — сказал он на прощанье.

Ледер отправился в Канаду. Из Торонто позвонил Джорджу Джангу. Они сговорились о канадских встречах еще в Данбери, поскольку Ледер не имел права появляться в Штатах. Он потребовал у Джанга денег.

Джанг отослал ему с оказией тридцать тысяч. А несколько дней спустя сам приехал в Торонто и встретился с Ледером в «Праздничной таверне». План их трещал по швам. Пока Ледер сидел в тюрьме, адвокату вернули чек на 50 000 долларов, не заплатив ни цента, поскольку Ледер оказался некредитоспособен. И адвокат заявил Джангу: «Надежность Ледера равна минус единице».

Ледер пообещал оплатить чек. А Джангу велел забрать из Майами пятьдесят килограммов кокаина и отвезти в Бостон.

Джанг прежде в Майами не бывал. Он остановился в гостинице «Фонтенбло» на Майами—Бич и позвонил своему агенту–колумбийцу. Тот принес чемодан с кокаином прямо в номер. Джанг вернулся в Массачусетс и нанял приятеля сгонять в Торонто и обратно — перевезти Ледера через канадскую границу, где досмотр совсем нестрог. Он полагал, что Ледер проскочит легко.

Уговорились переходить границу в день Святого Патрика. Вечером Джангу позвонила жена его приятеля. Она рыдала. Мужа задержали на границе. Правда, вскоре выпустили. Где Ледер — неизвестно.

Через два дня Джанг узнал от приятеля все подробности. Решив в последний момент, что границу лучше перейти пешком, Ледер велел ему развернуться — уже совсем рядом с пропускным пунктом. Развернулись, отъехали подальше. Ледер выбрался иг машины и, как был, в легких туфлях, устремился в заснеженные канадские леса. Однако патрульный офицер заметил маневр машины и увидел, что вернулась она на КП быстро и без пассажира. В багажнике пограничники обнаружили чемодан с колумбийскими песо и паспорт колумбийца Карлоса Ледера. Запросили о нем через компьютерную сеть и вдруг заинтересовались этим Карлосом Ледером Ривасом чрезвычайно.

Ледер тем временем бежал через лес. Пересек границу, нашел меблированные комнаты. Пожилая хозяйка поверила, что он заплутал в лесу, и пустила переночевать. Наутро Ледер отправился автобусом в Нью—Йорк.

Что с Ледером, Джанг не знал, а его самого того и гляди загребут с пятьюдесятью килограммами кокаина! Джанг решил бежать. Рванул в Лос—Анджелес и передал наркотики на Манхэттен—Бич знакомой парикмахерше — в прошлом она успешно сбывала марихуану голливудской клиентуре. Парикмахерша распродала весь груз за две недели и вручила Джангу 2,2 миллиона долларов. Это была неслыханная сумма! Джанг привез деньги в Бостон в трех алюминиевых футлярах для фотокамер, спрятал на чердаке у приятеля… И стал поджидать Карлоса Ледера.

Тот позвонил через неделю. Встретились в Кембридже, штат Массачусетс. Посидели в ресторане, Ледер заново поведал Джангу о своих злоключениях на границе. Пожурив друга за неосмотрительность, Джанг выложил свои новости: он припас для Ледера 1,8 миллиона долларов — его долю за пятьдесят килограммов кокаина. Лос—Анджелес — бескрайнее поле деятельности для контрабандистов. Сколько ни привези кокаина — все будет мало. Ледер остался доволен честностью Джанга и порадовался блестящим перспективам калифорнийского рынка. Друзья решили забирать кокаин в Майами, а сбывать на Западном побережье.

Несколько недель спустя Джанг прибыл в гостиницу в Хайаннис—Порте, где за завтраком встретился с Ледером и его новой красавицей женой — темноволосой американской кубинкой Джемел Нейсл. При сем присутствовала также мать Ледера и его брат Гильермо. Джанг показал семейству достопримечательности Кейп—Кода. Ледер вздумал купить машину, и Джанг отвел его на выставку–продажу фирмы «БМВ». Выбрав машину, Ледер тут же отдал продавцу десять тысяч стодолларовыми банкнотами. В книге покупателей он записал: «Хосе Н. Леоне, владелец нью–йоркского ресторана» и дал адрес родителей Джанга.

После, наедине, Джанг укорял Ледера:

— Даже Кеннеди не расплачиваются за автомобили наличными. С огнем играешь, хочешь легавых на след навести.

Ледер только плечами пожал. Он сообщил Джангу, что колумбийский поставщик Пабло Эскобар возлагает на калифорнийский рынок немалые надежды. Продав пятьдесят килограммов кокаина, Ледер стал в Колумбии большим человеком. Из паренька, промышлявшего по паре кило, он превратился в матерого контрабандиста, который зарабатывает больше миллиона зараз. И к тому же без видимого напряжения.

Ледер с женой и Джанг обосновались на Майами—Бич, и операция шла как по маслу. Ледер привозил кокаин в сумках и сетках, поднимал его на грузовом лифте. Наркотик был всегда упакован одинаково — в килограммовые шары. Сверху виднелась какая–то тайнопись и цифры. Ледер объяснил, что тут зашифрованы имена колумбийских производителей.

Раз, а то и два в неделю Джанг летал ночным рейсом в Лос—Анджелес с алюминиевым футляром, вмещавшем от 15 до 25 килограммов. И отдавал груз парикмахерше. На обратном пути он укладывал в футляр пачки стодолларовых бумажек — по десять тысяч в каждой. Набегало обычно больше миллиона. Они оставляли по 100 000 долларов на брата, а остальные деньги высылали в «Авто Ледер» в упаковках с чехлами для «шевроле». В Медельине деньги вынимали, а чехлы шли на продажу.

Большую часть денег Джанг тратил на автомобили «порш», он фрахтовал самолеты, кутил с женщинами и не брезговал кокаином, причем втягивался все больше. Поначалу–то он к наркотику не притрагивался, но потом стал уверять Ледера, что это придает контрабанде особый вкус. Он полагал, что кокаин безвреден, и не верил, что может возникнуть неодолимая физическая тяга к наркотику, которую он не сможет побороть. Как–то он сделал пару затяжек, чтобы быстренько словить кайф перед вылетом в Калифорнию. Ледер долго выговаривал ему:

— Как ты позволяешь себе в таком виде садиться в самолет?! Это же отрава.

Скоро Джанг нюхал до нескольких граммов в сутки.

Джанг и Ледер хранили верность данберской мечте. Объезжали маленькие аэропортики в Южной Флориде, разглядывали самолеты и слетали на Багамы — приглядеть островок для дозаправки кокаиновых рейсов из Колумбии. Ледер все вынашивал идею о надежном пристанище для контрабандистов.

К лету 1977 года Джанг совсем измотался. Он проводил в воздухе около пятнадцати часов в неделю; постоянная смена часовых поясов, постоянное напряжение при досмотре — когда кровь так и бухает в висках, — все вместе взятое здоровья не прибавляло. Кокаин расходился в Калифорнии в мгновение ока. Однажды парикмахерша, едва получив одну партию, попросила подкинуть еще. Джанг слишком устал, чтобы лететь в Майами, и позвонил Ледеру. Тот обещал кого–нибудь прислать.

На следующий день в дверь Джанга постучали. Распахнув ее, Джанг увидел коридорного с чемоданами, сопровождавшего седую, небольшого роста женщину. Это была Хелена, мать Карлоса Ледера. Она дрожала от страха. Джанг провел ее в комнату и открыл чемодан. Там оказалось восемь килограммов кокаина.

Много я в жизни натворил, подумал тогда Джанг, но свою мать с кокаином в чемодане я еще никуда не посылал.

Заказав вина для Хелены, он позвонил Карлосу в Майами.

— Ты что, обалдел? Какого черта?

— Работать должны все, — ответил Ледер. — Она давно хотела съездить в Диснейленд — не даром же мотаться.

3 БАГАМСКИЙ КОКАИНОПРОВОД

Мечта Карлоса Ледера о переброске кокаина «спецрейсами» осуществилась летом 1977 года, когда приятель Джанга, летчик–адвокат, вылетел из Нассау на своем маленьком двухмоторном самолете, оснащенном резиновым баком для запасного горючего. Другой самолет, посланный заранее, встретил его над Колумбией и проводил к небольшой посадочной полосе на ферме Пабло Эскобара, неподалеку от Медельина.

Взяв на борт двести пятьдесят килограммов кокаина, адвокат вернулся в Нассау, заправился и нырнул в воздушное пространство США. Так груз прибыл в Каролину, а затем его перевезли в Форт—Лодердейл. Джанг и Ледер положили в карман по полмиллиона. План сработал как часы.

Однако вскоре между партнерами возникли трения. Поддавшись уговорам и натиску Ледера, Джанг свел его с калифорнийской парикмахершей. И теперь подозревал, что Ледер у него за спиной совершает тайные сделки. Если Ледер установит прямую связь со сбытчиками, он оставит Джанга на обочине и сэкономит миллионы!

Джанга снедала тревога. А любовь к наркотикам усугубляла его недоверчивость стократ. Меж тем у Ледера дело кипело — он готовился перебазироваться на Багамы. Джанг был безмерно одинок. Жил он теперь отдельно, съехав от друга, когда чета Ледеров начала бурно ссориться и крушить мебель.

Наконец, Джанг договорился с Ледером о встрече в Нассау. Наняв лодку, они провели весь день близ Багамского острова Норманс—Кей, расположенного в двухстах милях к юго–востоку от Майами. Ледер сказал, что намерен взять остров в аренду сроком на девяносто девять лет. И взлетная полоса здесь есть — маловата, правда. Зато горстку жителей — пятьдесят человек — выдворить нетрудно. Вечером за бутылкой виски Джанг выложил партнеру свои подозрения:

— Ты мухлюешь за моей спиной.

— Я на это не способен, — ответил Ледер.

Но Джанг по глазам понял, что Ледер лжет. Самый воздух вокруг Джанга был пронизан ложью…

Джанг вернулся в Штаты, а Карлос Ледер сосредоточил все свои усилия на острове Норманс—Кей. Этот коралловый риф, расположенный на мелководье в сорока милях к юго–востоку от Нассау, — один из самых живописных Багамских островов, а ведь их без малого семь сотен. Названный в честь пирата, грозы Карибского моря, риф тянется длинной узкой лентой и загибается наподобие рыболовного крючка. Изгиб служит отличной гаванью для яхт. С одного конца имелась километровая бетонная полоса для самолетов. На западе она упиралась в бухточку, которую называли обычно «Бухтой контрабандистов». С восточной стороны, на холме, высился яхт–клуб с баром на четыре места, рестораном и единственным на острове телефоном. Дальше стояла гостиница на двенадцать комнат, магазин, а поодаль — на деревянном пирсе — насосы для заправки. Короче, деревенская простота. Воду на остров завозили в цистернах, а электроэнергию тут получали от топливных генераторов.

В мае 1978 года Ледер купил дом на северо–восточной оконечности Норманс—Кей. Всю стоимость — 190 000 долларов — он заплатил наличными, передав владельцу, бизнесмену из Форт—Лодердейла, целый чемодан денег. В конце того же года Ледер появился в Нассау в багамском филиале банка «Гардиан Траст» и раскрыл большой портфель — «дипломат» с миллионом американских долларов. Такое количество стодолларовых купюр вызвало в банке настоящий переполох. Размер вклада потряс даже багамцев, привычных к кичливым богачам. Ледер предложил всем называть его просто Джо и сказал, что он состоятельный колумбийский меняла и намерен превратить Норманс—Кей в яхтсменский рай. Ум и обхождение Ледера очаровали всех. Вскоре многие влиятельные багамцы жаждали познакомиться с этим обаятельным двадцативосьмилетним колумбийцем.

Через «Гардиан Траст» Ледер открыл семь банковских счетов на имя различных фирм. По одному из них, якобы принадлежащему «Интернэшнл датч рисорсиз лимитед», он приобрел на Норманс—Кей два участка — общей площадью в 67 гектаров. Сюда попали и взлетная дорожка, и гостиница, и пирс. Это обошлось ему в 875 тысяч долларов.

Владельцы лодок и яхт облюбовали Норманс—Кей давно. От Нассау сюда один день хорошего ходу. Теперь Ледер вознамерился превратить остров в свою личную вотчину. Яхт–клуб закрылся, гостиница перестала бронировать места. На пирсе яхтсменам отказывали в топливе. Один из лучших журналистов компании Си–би–эс, заядлый яхтсмен Уолтер Кронкайт, подошел к острову в начале 1978 года на своей тринадцатиметровой яхте и удивился, не обнаружив в бухте ни одного судна. Он бросил было якорь, но с пирса донесся крик:

— Тут нельзя швартоваться! И на якорь вставать нельзя!

На соседнем острове Кронкайту разъяснили: Норманс—Кей приобрели люди, которые гостей не привечают.

Любопытствующие насчитали не меньше двадцати сторожевых доберман–пинчеров в будках у взлетной полосы. Светловолосые молодчики с немецким акцентом патрулировали полосу на «фольксвагенах». Стоило лодкам подойти к острову чересчур близко, над ними зависал вертолет. На холме выросла радиомачта, а для ночных посадок вдоль полосы установили сигнальные огни. Самолеты прилетали и улетали круглые сутки, на острове кипела работа. Служащие и соратники Ледера, причудливый букет американцев, немцев и колумбийцев, заняли на острове несколько домов. Три ледеровские яхты стояли на приколе возле самого берега.

Появление Ледера на острове вынудило постоянных жителей его покинуть. Филип Книскерн держал три виллы для туристов неподалеку от взлетной полосы. Но Ледер запретил ему сдавать дома, да и кому? Чужакам въезд на остров был теперь заказан. Пришлось Книскерну продать дома служащим Ледера. У Ричарда Новака, университетского профессора, погорели курсы ныряния. Он стал наводить справки о пришельцах и вдруг выяснил, что нырять теперь никто не собирается. Через месяц Новак вернулся на остров за своим снаряжением. Самолет окружили люди Ледера и, не дав Новаку выйти, заставили улететь.

Новак, и не только он, сообщили о самоуправстве Ледера багамской полиции, но их жалобы остались без ответа. На Норманс—Кей Ледер подчинялся лишь самому себе.

Среди выдворенных с острова жителей был Чарльз Кем — агент по продаже недвижимости. Сперва он выехать отказался. И Ледер — руками багамских иммиграционных чиновников — выслал его из страны, хотя на Багамах он проживал вполне легально. Кем, однако, вернулся. И тогда Ледер стал угрожать ему открыто.

— Раз ты еще не понял, я повторю. Не уедешь сегодня же — пришьем и жену, и детей.

Кем уехал.

Карлос Ледер занимался не только благоустройством Норманс—Кей, он налаживал собственную сеть для сбыта кокаина в США. Деньги у него водились, но их все же недоставало — в полную силу не развернуться. Начал он с джанговой парикмахерши,

затем завязал знакомство с ее подругой, владелицей студии звукозаписи, которая сбывала наркотик музыкантам. Только вот беда — по–прежнему не хватало летчиков, да и Джордж Джанг спекся, курсируя с востока на запад на рейсовых самолетах. Его приятель–адвокат, нажив солидный капиталец, вышел из игры. Ледер мучительно искал летчиков, возить кокаин было некому.

В то время Стефан Яковач еще томился в колумбийской тюрьме. Но 11 июня 1978 года к нему наведался нежданный гость.

«Я прямо онемел, — писал Яковач в дневнике. — Аж челюсть отвисла, и голова кругом пошла. Карлос! Мы полтора года не виделись! Надо же — приехал! Прошлое помянули. Я прямо–таки воспрял от его успехов».

Через месяц Яковач вышел из заключения. Ледер прислал за ним машину. И рассказал о Норманс—Кей.

— Давай–ка поработаем. Пора становиться миллионерами, — сказал Ледер.

На Норманс—Кей Яковач поселился в роскошном доме Ледера и стал сопровождающим на кокаиновых рейсах в Штаты. За каждый полет получал по пять тысяч. Летали по субботам и воскресеньям, когда в небе над островами снуют личные самолеты. Да и таможня американская в эти дни не так дотошна, ведь по телевизору непрерывно показывают соревнования, а таможенники — большие любители спорта. К исходу 1978 года Яковач успел сделать семь рейсов, переправив в общей сложности полторы тонны кокаина.

Возвращался Яковач на Норманс—Кей не с пустыми руками. Однажды привез 1,3 миллиона. Сначала деньги просто вываливали на кровать Ледера и всю ночь считали вручную. Но, поумнев, стали пользоваться электронными банковскими счетчиками. Из Колумбии самолеты прибывали по ночам и приземлялись на сигнальные огни. Яковач руководил разгрузкой. Слово «кокаин» вслух не произносилось. Ледер называл килограммовые упаковки–шары «детками». Это слово и вошло в обиход. Вскоре у кокаинового трубопровода появилось множество клиентов. Тут и гринго — ледеровы сбытчики, и колумбийцы, которые лишь пользовались его транспортом. В числе этих последних были Пабло Эскобар и Хорхе Очоа.

Норманс—Кей превратился в осиное гнездо наркобизнеса, и оно зловеще разрасталось по мере роста кокаинооборота. Сначала все тут носило налет неформальности: ватага парней в обрезанных джинсах веселится и делает деньги. Что–то в атмосфере на острове напоминало о молодежной контркультуре шестидесятых годов. Двери ледеровской виллы были открыты для всех, во всех комнатах через динамики извергались песни «Битлз», «Роллинг стоунз» и Джоан Баэз. Дикие оргии помогали людям расслабиться после напряженных контрабандных полетов.

И все тут нюхали кокаин, даже Карлос Ледер в конце концов стал прикладываться к своим безграничным запасам. В небольших дозах кокаин стимулирует деятельность центральной нервной системы, вызывает оживление, эйфорию, ощущение благополучия и силы. Злоупотребление наркотиком со временем вызывает паранойю. На острове шел воистину уникальный лабораторный эксперимент: впервые большая группа людей получила неограниченный доступ к чистейшему кокаину. Оставалось ждать результатов.

И они не замедлили сказаться. Нашпигованный оружием остров стал пристанищем агрессивных, нервных людей. Оружие доставляли из Южной Флориды. Яковач носил военную форму и был вооружен. Ледер предпочитал автоматический хромированный пистолет 45–го калибра.

Благодаря наркотику мания величия у Ледера достигла воистину космических масштабов. Он вел себя по–королевски надменно, окружающих презирал. Его все больше снедала жажда власти, все больше восхищало все немецкое и — особенно — Гитлер. Ледер проштудировал книгу под названием «Учитесь выступать перед публикой» и намеревался выйти в Колумбии на политическую арену. Ледер достиг почти всего, о чем мечтал в данберской тюрьме.

Яковача и других соратников Ледера тревожила его непредсказуемость и бесконтрольность. В частности Яковач не одобрял Ледера за то, что тот выдворил с острова всех жителей. Это могло поставить все дело под угрозу. Радиожурналист Уолтер Кронкайт не преминул оповестить страну об их самоуправстве.

«Ледер короля из себя строит», — думал Яковач.

16 августа 1978 года на остров прибыл невиданный дотоле груз. Турбовинтовой двухмоторный самолет был набит битком. В шестнадцати чемоданах лежало 314 кокаиновых шаров. Прибыл и владелец самолета — двадцатидевятилетний Хорхе Очоа.

После разгрузки Ледер сам проверил качество — хотел выбрать самый чистый кокаин во всей партии и взять оттуда свою долю. Определил чистоту — от 88 до 94 процентов. «Этот груз стоил больше пятнадцати миллионов», — вспоминал позже Стефан Яковач. А в это время агенты УБН вылавливали на улицах Майами мелких торгашей с одной унцией наркотика под полой.

Люди Ледера перегрузили кокаин на «Сессну-206», рабочую лошадку мировой контрабанды, и отправили в Штаты. Очоа заночевал на Норманс—Кей.

Навещали Ледера и другие кокаиновые короли. Дружок Очоа, собрат–контрабандист Пабло Эскобар, тоже приезжал на остров. Однажды Яковач возил Эскобара и Очоа с женами открывать счета в багамских банках. Колумбийцы по–английски не говорили, поэтому Яковач переводил. Они хотели, чтобы Ледер помещал причитающиеся им суммы в багамские банки, а затем их телеграфом переводили бы в Панаму.

Такое доверие друг к другу в денежных вопросах послужило укреплению деловых связей внутри этой троицы, которой суждено было заправлять кокаиновым бизнесом все ближайшие, благодатные годы.

Карлос Ледер процветал, а Джордж Джанг смотрел с обочины вслед. Его захлестывала обида. Ледер превращался в живую легенду, а он, Джанг, снова промышлял по мелочи — по пять–десять кило. И сходил с ума от зависти.

Весной 1978 года Джанг снова приехал в Нассау и потребовал у Ледера встречи. Ледер на сей раз явился в сопровождении двух немцев–телохранителей, стоявших за его спиной на протяжении всей беседы. Джанг почувствовал, что говорит уже не с другом, а с мини–диктатором. Джанг напомнил, что стоял у истоков дела; рискуя жизнью, добывал деньги на покупку самолетов и аренду Норманс—Кей. Теперь же зарабатывает жалких 500 тысяч в год, а Ледер купается в миллионах.

— Тебе это так не пройдет! — предупредил Джанг.

Ледер и бровью не повел.

— Разговор окончен, — сказал он Джангу.

Джанг уехал. А в Бостоне обратился к уголовникам, с которыми сошелся еще в данберской тюрьме. Он вознамерился убить Ледера, причем затеял это всерьез, даже аванс выложил — 125 тысяч. Но потом приятель–контрабандист его отговорил. Если убрать Ледера, возникнет куча сложностей с колумбийскими поставщиками. Ледер достиг статуса неприкосновенности. Джанг расторг уговор с уголовниками. Аванс возвращению не подлежал.

Вскоре, подобно Джангу, выбросили на улицу и Стефана Яковача. Ледер стал чересчур требователен, придирчив, предъявлял своим людям несусветные обвинения.

— Главарь тут — я, — сказал он Яковачу. — Заруби себе на носу. Живи по моим законам или катись на все четыре стороны.

И Яковач предпочел выкатиться.

4 КОРОЛЬ КОКАИНОВОГО ИЗВОЗА

Карлос Ледер остро нуждался в летчиках, и потому его путь неизбежно вел к Эду Уорду — одному из немногих старожилов, оставшихся на острове. Летчик и контрабандист–марихуанщик, он обнаружил Норманс—Кей за два года до Ледера и полюбил его по тем же причинам: за отдаленность, за отсутствие полиции, за удобное местоположение на полпути между Колумбией и Соединенными Штатами. Короче — отличная перевалочная база.

Ледер и Уорд ничего общего не имели, разве что жили теперь на одном острове. Начинал Уорд моряком, а семидесятые годы провел во Флориде, в Джексонвилле, — спокойно и размеренно, как типичный представитель среднего класса. Занимался продажей мебели фирмы «Сиерс», был страховым агентом, жил безбедно, но не богато. Однако после развода понял, что алименты на жену и троих детей оставляют его практически без средств. И Уорд вместе с дальними родственниками и бывшим колле–гой занялся контрабандой. Люди подобрались семейные, консервативного склада, всем было за тридцать, и вели они себя, словно не марихуану в страну ввозили, а просто поменяли одну достойную работу на другую. На покупку самолета, двухмоторного двадцатилетнего старичка «Бичкрафта», Уорд занял тридцать тысяч у матери.

Уордовская команда перевозила за рейс более 500 килограммов наркотика из Колумбии во Флориду и Джорджию и выручала больше ста долларов за килограмм. Прежде им такие деньги и не снились. Каждый для отвода глаз открыл свое дело, сообща купили в Джексонвилле портовый бассейн с причалами и оборудованием, а также участок в Северной Каролине. Уорд купил себе дом в шикарном пригороде Джексонвилла и зажил на широкую ногу.

Полиция пристально наблюдала за подозрительным ростом благосостояния честной компании. Вскоре федеральные агенты установили слежку за домом Уорда и тщательно проверяли мусор, который хозяева выбрасывали на помойку. К тому времени Уорд снова женился. Эмили — иначе Милашке — был 31 год, и служила она зубным техником. Милашка тоже участвовала в контрабандных операциях: считала деньги, складывала их в пачки и придумывала, как обеспечить безопасный полет.

Впервые Эд Уорд повстречался с Карлосом Ледером на Норманс—Кей в конце 1977 года. Увидев, как дорогостоящий самолет Ледера день за днем стоит на приколе, Эд сразу смекнул, что хозяин — контрабандист. Законопослушный владелец пользовался бы такой машиной почаще. Чтобы Ледер не принял его за агента УБН, Уорд отправился к нему в дом и попросил о разговоре наедине. Они вышли на прогулку. Уорд выложил все без утайки. Сказал, что сам он — контрабандист, и Ледер, вероятно, тоже. Так вот он, Уорд, обещает Ледеру не мешать. Ледер промолчал. И какое–то время обе группы сосуществовали на острове вполне мирно.

А через несколько месяцев Ледер предложил Уорду заняться перевозкой кокаина. Уорд ответил не сразу. В кокаиновом бизнесе нравы куда грубее. Недаром у наркодельцов существует поговорка: «Марихуану продаешь — руку каждому пожмешь; кокаин загонять — под мушкой стоять». К тому же сроки за кокаин давали куда длиннее. Но, с другой стороны, от кокаина и доход больше. Да и на борту с ним не такая морока — места меньше занимает. А то загрузишь салон марихуаной — летчику и люка не открыть, если случится прыгать. Эд Уорд отличался практичностью. Он видел, что Карлос Ледер начинал весьма скромно, а теперь у него самолеты новейших марок. Уорд вдруг ощутил, сколь скудно вознаградила его жизнь за многолетние старания. Захотелось больших денег и хороших самолетов. Чтобы все — как у Ледера.

Теперь Эд Уорд должен был передать предложение Ледера компаньонам. 6 сентября 1978 года он свел восемь своих людей с Ледером на Норманс—Кей и там же, на месте, объяснил им суть ледеровского предложения. Особого энтузиазма никто не проявил. Кокаинщики нам не чета, слишком круто берут! Свои опасения они высказали Ледеру напрямик:

— Убивали кого–нибудь? Не брезгуете?

— Приходится иногда. Такая работа, — ответил Ледер.

Люди Уорда не захотели менять профиль. Однако сам Уорд заключил с Ледером сделку: он делает десять рейсов, взяв на борт по 250 килограммов кокаина. За каждый рейс — 400 тысяч. Ледер велел Уорду купить новый самолет и одолжил ему 604 тысячи на турбовинтовой «Свеаринген Мерлин III».

В январе 1979 года Уорд, Ледер и второй пилот Уорда Лев Франсис, пятидесятипятилетний участник второй мировой войны, тоже — как и Уорд — бывший моряк, совершили на «Мерлине» первый перелет из Колумбии на Норманс—Кей с полутонной кокаина на борту. Посадочную полосу развезло от дождей, груз весил вдвое больше условленного, топливо оказалось отвратительным. Эд Уорд рассвирепел. Его, человека до крайности педантичного, раздражала расхлябанность Ледера, работать на него было нестерпимо противно. Эд решил порвать с Ледером, как только встанет на ноги и сможет организовать собственный кокаиновый извоз.

Ледер же в это время процветал как никогда. На острове на него работало от тридцати до пятидесяти человек, среди них два–три колумбийских летчика и три–четыре американских. У взлетной полосы теснилось шесть, а то и больше самолетов. Все это тоже немало беспокоило Уорда. Остров становился подозрительным, привлекал внимание.

Сам же Уорд, несгибаемый моряк, совершил непоправимую ошибку: занявшись перевозкой кокаина, он пристрастился к наркотику и поделать с собой ничего не мог. Уединялся в ванной, чтоб не видели дети, и нюхал. «Эта штука нас погубит», — предупредил он жену, но не находил в себе сил остановиться.

— Даже когда мы почувствовали побочное действие кокаина, отказаться было невозможно: он обладал чудесным, магическим действием, усталость и тоску как рукой снимал, — вспоминала Милашка.

Тосковали Эд и Эмили Уорд не без причины. Летом 1979 года они переехали на Норманс—Кей на постоянное жительство, поскольку агенты налогового ведомства напали на след Эда. Поспешный отъезд из Джексонвилла спас их, но полиция опечатала дом и обвинила Эда Уорда в сокрытии дохода — 900 тысяч долларов. Теперь закон добрался и сюда, в убежище на острове.

14 сентября 1979 года более девяноста офицеров багамской полиции провели рейд на Норманс—Кей в рамках операции «Енот». Рейд начался в семь утра. Причалив на надувной лодке к берегу острова, капрал багамской полиции увидел, что какой–то человек рванулся к «фольксвагену». Позже выяснилось, что это был сам Карлос Ледер. Капрал произвел предупредительные выстрелы в воздух, но машина уехала. А через несколько минут с полицейского катера заметили «Огнепад» — десятиметровую моторную лодку Ледера, уходившую на полной скорости. Ему просигналили: «Остановитесь». Но Ледер, стоявший у руля, лишь прибавил ходу. Катер устремился вдогонку. Командир видел, как человек на «Огнепаде» высыпал в море белый порошок из полиэтиленового пакета. Лодка вышла на мелководье у западной оконечности острова, и сержант полиции выстрелил с берега. В конце концов Ледер сдался и позволил взять «Огнепад» на буксир.

На берегу на Ледера надели наручники. Был он в голубых джинсах, с толстой золотой цепочкой на шее, на запястье — дорогие часы. Во время обыска в спальне Ледера обнаружили оружие, а также марихуану и кокаин — в небольших количествах. На кровати лежал красный чемодан необъятных размеров.

Пока обыскивали дом, Ледер непрерывно стенал и жаловался. Говорил, что вложил в этот остров пять миллионов, но теперь, разумеется, уедет, поскольку терпеть не может докучливых полицейских. От обнаруженных в доме вещей отрекался: мол, знать не знает, откуда они взялись. В чемодане же — зарплата для служащих. Говард Смит, помощник полицейского комиссара, руководивший рейдом, приказал отдать чемодан Ледеру, и тот принялся пересчитывать деньги на глазах у полиции.

В общей сложности забрали тридцать три человека, включая Уордов и почти всю шайку Ледера. Ледер же и его немец–телохранитель остались на свободе. Багамская полиция захватила восемь пистолетов, два автомата, один пулемет, тридцать пять динамитных шашек и 618 патронов. Когда арестованных сажали в самолет «ДС-3», чтобы отправить в Нассау, Ледер наказывал им не волноваться: он заберет их завтра же.

Некоторые полицейские удивлялись, почему не арестован сам Ледер.

— Не тревожьтесь, — ответил помощник комиссара Смит, — он от нас не уйдет.

Но Смит ошибся.

Проведя пару дней в заключении, все арестованные были освобождены под залог. Осудили лишь одного багамца за незаконное хранение пулемета. Вернувшись на Норманс—Кей, Уорд спросил Ледера, каким чудом он выцарапал их из тюрьмы.

— Заплатил, — ответил Ледер.

Говард Смит, оставивший на свободе Джо Ледера, был вторым полицейским чином на Багамах. Позже он утверждал, что для ареста Ледера не хватало улик, но, инструктируя людей перед рейдом, он говорил совершенно обратное! Он тогда специально подчеркнул, что Ледер — главарь шайки на Норманс—Кей и брать его надо непременно.

Газеты потом сообщали, что во время рейда творились весьма странные вещи. Обыскивая один из домов на острове, полицейский констебль нашел на помойке пластиковый мешок, а в нем — 80 тысяч доллароз. Констебль заявил, что отдал деньги помощнику комиссара Смиту. Деньги испарились. Смит утверждал, что денег не получал. Констебль стоял на своем.

Пять лет спустя доходы Смита привлекли пристальное внимание Королевской комиссии, расследовавшей наркокоррупцию на Багамах. За три года после рейда на Норманс—Кей Смит выплатил 7500 долларов за «тоёту», 17 500 за «олдсмобиль» и 18 000 за дом — все наличными. Кроме того он вложил 30 000 долларов в акции пароходства, а на его банковском счете по–прежнему значилось 29 500. Полиция обнаружила еще 57 000 неучтенных долларов, происхождение которых Смит объяснял весьма неубедительно: ходил, мол, на скачки и собачьи бега и играл в черную лотерею.

Комиссия пришла к следующему выводу: «Ледер давал взятки полицейским, чтобы обеспечить себе свободу, и мы усматриваем очевидное соучастие Смита и других старших офицеров полиции»[1].

А кокаиновый извоз процветал как ни в чем не бывало. Выйдя из тюрьмы, Уорд — буквально на следующий день — уже летел с двухсотпятидесятикилограммовым грузом из Колумбии на Норманс—Кей и дальше — в Рейдсвилл, штат Джорджия. Перевозка кокаина прошла без сучка без задоринки. Однако налоговые проблемы настигли Уорда и в Джорджии. Не успел он приземлиться в аэропорту Атланты, столицы штата, как его «бичкрафт» захватили агенты налогового ведомства. Уорд решил, что его обвинят в контрабанде, но их интересовал лишь самолет — его личная собственность. Уорд забрал груз и уехал. Да и самолета он лишился лишь на время: его адвокат через подставных лиц выкупил самолет у налогового ведомства за 40 тысяч. Не прошло и месяца, как Уорд получил «бичкрафт» обратно. И за следующие четыре месяца отвез еще 350 килограммов кокаина. В общей сложности Уорд переправил для Ледера в Штаты больше трех тонн наркотика — на сумму в 150 миллионов долларов. Свыше 22 миллионов Ледер пропустил через багамские банки. Огромные суммы осели в карманах багамских чиновников.

В 1979 году на Багамах продавалось всё и все. И Карлос Ледер был не единственным покупателем. Через Багамы переправляли наркотики с десяток, а то и больше контрабандистов разного калибра — и марихуанщики, и коканнщики. Прочесать семьсот островов, разбросанных в океанских просторах (на площади около 100 тысяч квадратных миль), для полиции непосильно. Архипелаг превратился в узловую станцию наркобизнеса.

Адвокат Ледера Найджел Бау, отлично умевший обтяпать делишки клиентов–контрабандистов, был близок с премьер–министром Линденом О. Пиндлингом. Позже осведомитель УБН сообщит, что Бау появлялся на Норманс—Кей регулярно 22 числа каждого месяца и забирал 88 тысяч, предназначенных Пиндлингу. Другой же осведомитель утверждал, что Ледер платил Пиндлингу не менее 200 тысяч в месяц.

Позже Королевская комиссия проверит доходы Пиндлинга. Как выяснится, «траты во много раз превышали законные доходы», но определить, брал ли премьер взятки с наркодельцов, окажется невозможным.

На Багамах отлично знали, что сентябрьский рейд 1979 года не положил конец кокаиновым перевозкам через Норманс—Кей. Спустя два месяца после рейда Норман Соломон, известный багамский парламентарий, выступая в палате собрания, заявил, что остров используется для «одной из крупнейших контрабандных операций с наркотиками в этой части земного шара». Вскоре в доме Соломона взорвалась зажигательная бомба.

В декабре 1979 года Карлосу Ледеру официально предложили покинуть Багамы. Но и это не подействовало. Самолеты курсировали ритмично, а возле Норманс—Кей продолжали твориться чудеса. 31 июля 1980 года шедшая мимо шлюпка обнаружила дрейфующую яхту — «Калию-III». Ее палуба была залита кровью. Пулеметная очередь насквозь прошила борта из тикового дерева. К яхте была привязана надувная лодка, а в ней ничком лежал мертвый мужчина. Однако прибывшие на следующий день полицейские трупа не нашли. «Калия-III» принадлежала пожилым супругам из Форт—Майерс, которые на полгода отправились в круиз по Багамам. Чета исчезла бесследно, преступление так и осталось нераскрытым. Много лет спустя один из бывших «людей Ледера» расскажет под присягой, что «Калия-Ш» пропала как раз в ту пору, когда Ледер отправил своих немцев–телохранителей «позаботиться» о какой–то лодке, которая крутилась слишком близко от Норманс—Кей.

В 1980 и 1981 годах полиция провела еще два рейда, но Ледер снова откупился. Иногда он просто вскакивал в свой самолет и отбывал в Колумбию. Но всегда возвращался — делу стоять негоже!

В это время в Колумбию прибыл старый дружок Ледера. Он снова захотел повидаться с человеком, которого все теперь звали не иначе как «дон Карлос». Присмиревший Джордж Джанг приехал к Ледеру в июле 1980 года — не в партнеры проситься, а наниматься на работу. Он все еще считал, что Ледер ему задолжал. Но ныне он удовлетворился бы малым.

В Медельине Джанг позвонил в «Авто Ледер» из гостиницы «Интерконтиненталь». Через несколько часов к нему в номер вошел Ледер с телохранителями. Все они, включая Ледера, были в защитной военной форме. Ледер с Джангом выпили, понюхали кокаину. И, в конце концов, Джанг высказал свою просьбу.

Ледер согласился. Наркотик развязал ему язык, он был в ударе. Рассказал, что почти весь колумбийский кокаин идет в Штаты через него. Хвастал, как трепещут перед ним на Багамах. Поведал, что знаком с багамским премьером Линденом Пиндлингом, и представил его не кто иной, как Роберт Веско — мошенник, который в начале семидесятых надул американских вкладчиков на 224 миллиона.

Ледер называл Веско финансовым гением. Теперь Веско скрывался от правосудия на Багамах и обучал Ледера, как отмывать деньги через островные банки. А еще, по словам Ледера, Веско познакомил его с Фиделем Кастро.

Ледер самодовольно бахвалился. Выболтал Джангу, что у него на счетах несколько сот миллионов. Называл себя «королем кокаинового извоза», «кокаиновым королем». Джанг и сам заработал на кокаине миллион–другой, но по сравнению с бывшим партнером он был нищим. Все же встреча прошла успешно, окрыленный Джанг вернулся в Массачусетс.

И тут же попал в тюрьму по обвинению в контрабанде наркотиков. С Ледером он не увидится целых пять лет.

Эд Уорд покинул Норманс—Кей летом 1980 года. Он значился в списке иностранных лиц, подлежащих задержанию на Багамах; в случае ареста его могли депортировать в Штаты. Кроме того, он узнал, что второй пилот, совершавший с ним вместе кокаиновые прогулки, стал осведомителем и свидетельствовал перед Большим федеральным судом присяжных в Джексонвилле. В Штаты Уорду пути не было, и он делал все возможное, чтобы наладить отношения с багамскими властями. Воспользовавшись услугами Найджела Бау, багамского адвоката–ловкача, он передал 100 тысяч Эверетт Бэннистер — близкой подруге Пиндлинга, считая, что деньги пойдут самому Пиндлингу.

— Эти люди убеждали нас, что на Багамах все так живут, такой уж у них стиль. И обещали нам помочь, — вспоминала Милашка Уорд. Но взятки Уорда не спасли. И в основном потому, что от него хотел избавиться сам Карлос Ледер. Он отбросил Уорда как выжатый лимон — как отбросил он Джанга и Яковача.

Было совершенно ясно, что УБН держит Уорда на прицеле, что за ним и его самолетами неустанно ведется слежка. И в один прекрасный день Уорд с семейством сбежал на Гаити, с которым не было в то время соглашения о выдаче преступников. Там Уорд тоже занимался кокаиновой контрабандой, используя посадочную полосу на Норманс—Кей для дозаправки горючего. Но без ледеровских связей он наскребал не более десяти — пятнадцати килограммов на рейс. А закон, между тем, подбирался к нему снова.

8 января 1981 года прозвучал трубный глас. Большой федеральный суд присяжных обвинил Карлоса Ледера, Эда Уорда, Милашку Уорд и еще одиннадцать человек, близких к Уорду, в контрабанде, преступном сговоре и уклонении от уплаты налогов. Обвинительный акт состоял из тридцати девяти пунктов.

Спустя две недели Эд с Милашкой и еще несколько супружеских пар из той же компании отправились в ночной клуб в Порт–о–Пренсе.

— Веселились как перед плахой, — вспоминала Милашка. — Все чувствовали, что это — конец.

На следующий день Милашка, Уорд и десять его дружков были арестованы на Гаити агентами УБН. Гаитянская полиция предлагала уладить дело за взятку, но Уорд отказался. Жене он сказал так:

— Не желаю платить еще одному правительству за право у них жить. Пусть лучше в тюрьму упекут.

В Соединенные Штаты они прибыли в наручниках. На борту самолета УБН пели «Домой, в края родные».

Карлос Ледер, разумеется, избежал ареста. В конце 1981 года ходатайство Уорда было удовлетворено — ему скостили срок до пяти лет. Милашку освободили на поруки. Эд Уорд давал показания против своего бывшего партнера перед Большим федеральным судом присяжных. Теперь колумбиец Карлос Ледер стал главной мишенью охотников из УБН.

Ледер покинул Норманс—Кей в сентябре 1981 года. К этому времени он значился и в багамском списке к задержанию, а на острове появился постоянный полицейский пост. Однако Ледер лишь поменял адрес, а контрабандные операции шли на Норманс—Кей своим чередом. Хозяин часто наезжал, держал на острове штат колумбийцев для обслуживания рейсов и продолжал щедро одаривать багамских чиновников.

В июле 1982 года полицейский капрал, служивший на Норманс—Кей, сообщил, что инспектор официально велел обеспечить охрану Джо Ледера, который намерен отдохнуть на острове полтора–два месяца. Приказ, по его словам, поступил из высших правительственных кругов.

5 МАЙАМИ, 1982

К 1982 году дела в Майами шли из рук вон плохо. После дейдлендского расстрела прошло три года, убийств становилось все больше, и наркобизнес процветал. Южную Флориду еще лихорадило от последствий событий 1980 года, когда на полуостров хлынули 125 тысяч кубинских беженцев, тысячи из которых на Кубе сидели за решеткой. Они пополнили ряды воинственных и вспыльчивых кокаиновых ковбоев. Каждый новый год приносил рекордное число убийств: 1979 – 349; 1980 – 569; 1981 – 621. Медицинский отдел окружной прокуратуры был вынужден приобрести еще один холодильный фургон — количество трупов росло не по дням, а по часам.

Ввоз кокаина тоже достиг рекордного уровня. А страна расплачивалась за наркотик миллионами — они утекали за границу. Банки повсеместно отмывали наркодоходы. В 1980 году в результате расследования, совместно проведенного таможенным и налоговым ведомствами, в майамском аэропорту была арестована молодая колумбийка, пытавшаяся вывезти наличными полтора миллиона — в шести коробках из–под игры «Монополия». Однако этот рекорд был превзойден уже через три месяца, когда в аэропорту Опа—Лока, к северу от Майами, полиция перехватила 1,6 миллиона — некий делец собирался вывезти деньги в Колумбию на личном самолете.

Контрабандисты завалили банки миллионами — их несли в чемоданах, картонных коробках, полотняных мешках. Банковские служащие смотрели на все сквозь пальцы. Таможенники подсчитали, что через Южную Флориду в 1981 году вывезли 3,2 миллиарда неучтенных долларов. Кое–кого арестовали, но попадалась, в основном, мелкая сошка. Кокаиновые короли отсиживались в Медельине в полнейшей безопасности.

Смерть, деньги, наркотики, смерть… Эта страшная, бьющая по нервам круговерть порождала в городе страх, страх этот множился слухами, обстановка накалялась. Майами, буквально нашпигованный оружием, мог взорваться в любую секунду. В декабре 1981 года лидеры городских общественных групп обратились в Белый дом с просьбой оказать городу правительственную помощь. Их просьбу удовлетворили. 28 января 1982 года президент Рональд Рейган объявил о создании правительственной комиссии для координации сил по борьбе с наркотиками в Южной Флориде. Вице–президент Джордж Буш возглавил работу комиссии. Его группа получила название «Спецотряд по борьбе с наркотиками». «Почти два миллиона жителей Южной Флориды несут из–за наркотиков непосильное финансовое бремя. Кроме того, попирается право, гарантированное им Конституцией, право жить мирно, не страшась угроз», — сказал в своей речи Рейган.

В Южную Флориду прибыло множество призванных правительством специалистов: сто тридцать таможенников, шестьдесят агентов УБН, сорок три агента ФБР. Помимо этого Бюро алкоголя, табака и оружия послало сорок пять агентов, чтобы остановить распространение оружия среди населения. Агенты налогового ведомства проверяли, где, как и кем «отмываются» деньги. Самолеты контрабандистов преследовались теперь боевыми вертолетами «Кобра», находящимися на вооружении американской авиации. Для обнаружения самолетов использовалась система радарного слежения «Хокай Е2–С», принадлежащая ВМФ США. Военные моряки получили распоряжение обследовать суда, подозреваемые в контрабанде наркотиков. «Вся рать США спешит на помощь. Заждались!» — под таким заголовком вышла статья в майамской «Геральд».

Но в коридорах власти Майами, где можно было получить истинное представление о том, как идет борьба с наркотиками, хвастаться было особенно нечем. Приток наркотиков остановить не удавалось. Прокуратура вела все обвинительные дела, курировала действия УБН, таможни и прочих государственных организаций, принимавших участие в кокаиновой войне. Но тут катастрофически не хватало людей: лишь семь штатных прокуроров занимались делами о наркотиках. Все они рассматривались порознь. Никто не удосужился проникнуть в механизм кокаинового рынка, не проследил цепочку от арестованного мелкого торговца к вершине пирамиды. Никто не сложил фрагменты картины воедино. Главной целью стал захват денег и наркотиков, главным козырем на пресс–конференциях — килограммы белого порошка, предъявленные публике. У полицейских развилось «количественное» мышление. Разумеется, значимость арестованных наркодельцов тоже была немаловажна, но здесь к китам и акулам причисляли мелкую рыбешку — тех, что ввозили не более сотни килограммов в месяц. Казалось, никому и в голову не приходило, что есть на свете люди, считающие кокаин на тонны. Истинную роль Пабло Эскобара и Хорхе Очоа в полиции знали немногие.

Впрочем, истина слегка приоткрылась в майамском аэропорту весной 1982 года, когда трое таможенников приступили к обычной проверке груза, прибывшего из Медельина.

Осведомитель давно указывал на колумбийскую грузовую авиакомпанию «Транспортес Аэреос Меркантилес Панамериканос» — сокращенно ТАМПА. Он утверждал, что компания греет руки на наркотиках. Примерно в это же время УБН получило из Колумбии сигнал, чтобы в Майами ожидали большую партию наркотика из Медельина. Кокаин следовало искать в коробках с джинсами.

Три майамских таможенника и представить себе не могли, какая их ждет находка, когда 9 марта 1982 года шли проверять рейс ТАМПА из Медельина, прибывший в 3.15. На складе ТАМПА, неподалеку от «Боинга-707» уже громоздились на поддонах сотни картонных ящиков с надписью «Одежда». Завидев инспекцию, грузчики отошли от коричневых коробок подальше. Таможенники заметили, что часть коробок заклеена желтой пластиковой лентой, а часть — белой. Кроме того в нос ударил резкий запах эфира. Инспектор Тони Кнапик проделал отверткой дыру в коробке с белой лентой. Из–под надписи «Джинсы» посыпался белый порошок. Стоящий рядом с ним инспектор Джерри Дрангхон тут же радировал Ванну Каппсу, командиру таможенной группы по борьбе с контрабандой.

— Привет, шеф, нам ТАМПА подарочек подкинула, — сказал Дрангхон. — Похоже, хороший груз. Грузовик прихватите, тут много.

Каппс немедленно вызвал подкрепление и велел окружить склады ТАМПА.

Таможенники, меж тем, обследовали остальные коробки. Под желтой лентой и в самом деле были джинсы, а двадцать две коробки с белой лентой были заполнены кокаином. Белая лента явно и примитивно символизировала цвет порошка. Пять коробок оказались просто засыпаны доверху и весили по 88,5 кг каждая. Остальные семнадцать коробок были забиты килограммовыми шарами — кокаин пришел в типичной колумбийской упаковке. На шарах, обернутых в желтый полиэтилен, виднелись шифрованные надписи: RC, TOTO, M1, X100. От количества кокаина дух захватывало. На глаз определили: килограммов 230. Потом поняли — бери выше — 500 – 800! Окончательный вес груза оказался 1771,5 кг. Почти две тонны чистого кокаина! Его стоимость превышала 100 миллионов долларов. Рекорд США оказался превышен вчетверо.

Главное же — прояснился истинный размах колумбийского кокаинового бизнеса. Одному дельцу в жизни не собрать двухтонного груза, тут нужны общие усилия. За–хваченная партия наркотика подсказывала: колумбийские перекупщики сотрудничают друг с другом в масштабах, какие полиции США и не снились. Любые предположения о колумбийской наркосети меркли перед двумя тоннами кокаина! Полиция пришла к выводу, что груз собран пятнадцатью отдельными группами перекупщиков. УБН впервые увидело тень хищника.

6 ДЖОННИ ФЕЛПС

Джонни Фелпс, назначенный ответственным представителем УБН в Колумбии, приехал в Боготу в середине 1981 года. В штаб–квартире, а также в филиалах — в Кали и карибском портовом городе Барранкилье — тогда работало в общей сложности 13 человек. В медельинском бюро — один.

Фелпсу было тридцать семь лет, и в Центре считали, что он идеально подходит на роль борца с наркобизнесом. Рост — 193 см. Рыжеволос, круглолиц, говорит врастяжку, по–техасски; легко сходится с людьми. Ходил он обычно в темном костюме, черных ботинках и был определенно хорош собой. По–испански говорил безукоризненно.

Родился он в бедной семье на западе Техаса, бегал по деревне в драных портках, а испанского нахватался у батраков–мексиканцев. В УБН он ведал, в основном, контрабандой героина и марихуаны на мексиканской границе. По служебной лестнице поднимался с невиданной скоростью, перескакивая через ступени. Работая тайным агентом, охотно прикидывался перед торговцами наркотиком этаким простачком–гринго: лицо по–младенчески наивное, такого сам бог велел ободрать как липку! Настоящий же Фелпс прекрасно знал нравы улицы, был упрям, честолюбив и обладал редкой целеустремленностью. Не любил пустословия, не тратил времени на анекдоты и никчемные разговоры. Если кто–то из подчиненных расслаблялся, он высказывал недовольство резко и недвусмысленно. Стиль его работы не изменился и в Колумбии.

Сразу по приезде Фелпс удостоверился, что во главе угла будет кокаин, и велел своим эмиссарам всецело посвятить себя слежке за кокаиновыми дельцами. Он хотел знать все досконально: кто торгует, какими партиями, по каким расценкам, куда переправляют груз. Скоро стало понятно, что преследовать торговцев наркотиком отнюдь не просто. Взятки настолько развратили правительственные войска и полицию, что они практически бездействовали. Более же всего удручало Фелпса, что ответственные государственные деятели попустительствуют наркобизнесу. Они не усматривали в торговле марихуаной и кокаином большой беды. Вот незаконное ношение оружия — куда хуже! А эти торгуют помаленьку. Кому плохо от контрабанды?

Резидентом Фелпса в Медельине был тридцатидвухлетний Эррол Чавес. Медельинское бюро открылось за несколько месяцев до прибытия Фелпса в Боготу. У Чавеса, как и у Фелпса, работы было невпроворот. Ни секретаря, ни картотеки, ни машинистки. Он работал по четырнадцать часов в сутки, без выходных, а дело едва сдвинулось с места.

Не успел Чавес приехать в Медельин, как местная полиция и агенты службы безопасности принялись уверять его, что из Медельина в Штаты регулярно уходят партии кокаина весом от двух до пяти тонн. Чавес поначалу не поверил и сообщение это начальству не передал — боялся, что засмеют. «В Вашингтоне, верно, решат, будто я сам эту штуку нюхаю», — подумал Чавес.

И он принялся отыскивать главных медельинских дельцов. Разделил всю эту братию на две группы: крупные перекупщики и всякая шушера. Первые — десяток семейств под предводительством Эскобара и Очоа — могли собрать огромные партии кокаина, оплатить и организовать перевозку. Мелюзга стремилась присоседиться к грузам крупных перекупщиков, добавляли кто по одному–два килограмма, кто по сотне. Перекупщик звонил в ресторан или в гостиницу и скликал всех, кто желает добавить груз. И тогда все спешно упаковывали порошок в шары и надписывали особым цветовым и знаковым шифром. Эти надписи и увидят потом таможенники на «джинсовом» кокаине в Майами. У самого перекупщика и у его сбытчиков в Майами, Лос—Анджелесе, Нью—Йорке или в любой другой точке Штатов имелся список шифров, и они отчитывались за каждый килограмм.

За два года работы в Медельине Чавес завел там шесть осведомителей. И все они были убиты. Стоило человеку переступить порог бюро, Чавес поспешно говорил: «УБН очень ценит вашу помощь и поддержку, но старайтесь не общаться с нами напрямую, работайте скрытно, никаких сделок не заключайте». Его, увы, никто не слушал.

Двоюродный брат Пабло Эскобара, потерявший в Перу все до последней нитки, тоже пришел и нанялся в осведомители. Чавес дал ему немного денег и посоветовал вести себя поосмотрительней. Тот сразу отправился к Эскобару и попытался заключить с ним сделку. Нашли его голым, со связанными за спиной руками, шесть пуль прошили его навылет. Зять Хорхе Очоа, летчик, тоже совершил ошибку: он звонил Чавесу по телефону и встречался с агентами УБН на людях. Наемные убийцы по наущению Очоа встретили его в аэропорту после посадки. Полиция нашла труп с выдавленными глазами лишь несколько дней спустя — в канализации.

Шесть полицейских круглые сутки охраняли Чавеса, его жену Джулию и трех малолетних детей. На работу он ездил в джипе с полицейским эскортом, а в ногах был спрятан автомат. Он постоянно носил 9–миллиметровый пистолет и револьвер 38–го калибра. Охрану брал с собой повсюду.

В полиции ему говорили:

— Тут тебя каждая собака знает.

И сомневаться в этом не приходилось. Однажды некий делец раззвонил по всему городу, что прослушивает телефон Чавеса. Чавес немедленно пригласил специалистов обследовать здание. Подслушивающие устройства оказались в телефонном аппарате, в кабинете и возле дома. Одно из донесений, переданных Чавесом в Боготу, было найдено в сумочке жены наркоторговца, арестованной в Майами.

Брак Чавеса не отличался особой прочностью и раньше, до службы в Медельине, а здесь уж семья совсем распалась. Винить жену не стоило — в Медельине ей жилось несладко. А Чавесу, несмотря ни на что, нравилась беспокойная жизнь. Его работа была интересна и важна. Он узнавал детали, факты, не известные дотоле никому. Наркодельцов в этом городе встретишь повсюду, он видел их — то в ресторане, то на дискотеке, то в гостинице. Очоа был завсегдатаем скачек и конных выставок. Другой крупный перекупщик, Хосе Окампо, любил корриду. Чавес ежедневно слушал обрывки их разговоров с майамскими сбытчиками, они уточняли, каким клиентам отправлять шары с таким–то и таким–то шифром. Сделки совершались прямо на глазах. УБН постоянно получало из Медельина важнейшую информацию. А когда в Боготе появился Джонни Фелпс, Чавес мог быть вполне уверен, что информация эта попадает в надежные руки.

Джонни Фелпс очень боялся за жизнь своих эмиссаров, в особенности за Чавеса. Старался заезжать в Медельин как можно чаще, всячески выражал свою признательность. Но это тоже было делом непростым. Ведь главное — уберечь Чавеса от пули.

Фелпс искал способ показать контрабандистам, что с УБН шутки плохи. Такая возможность представилась в феврале 1982 года, когда некий торговец марихуаной с северного побережья похитил двух агентов УБН и пытался убить их неподалеку от Картахены. Люди не пострадали, но Фелпс с помощью полиции перекрыл все дороги и продолжал поиски до тех пор, пока не поймал преступника. Этот случай снискал большому американцу с мексиканским акцентом славу среди колумбийских полицейских и вызвал неподдельное уважение у его собственных служащих. Как говорил позже один из его подчиненных: «Джонни Фелпс дело знает».

7 ЗОЛОТОЙ ВЕК КАРТЕЛЯ

18 апреля 1981 года, перед приездом в Боготу Джонни Фелпса, молодые колумбийские короли кокаина устроили «встречу в верхах» на побережье Карибского моря неподалеку от Барранкильи. Здесь находилось ранчо Хорхе Очоа — асьенда «Веракрус». На повестке дня стоял вопрос о дальнейшем расширении кокаинового бизнеса. У клана Очоа накопилось столько кокаина, что они искали все новых и новых путей для переправки наркотика за границу.

Почетным гостем на встречу пригласили Карлоса Ледера. Его позиции на Норманс—Кей пока были прочны, но он, подобно Очоа и Эскобару, понимал, что пропускная способность крошечного островка не удовлетворяет возросший спрос на американском рынке. Дельцам не хватало самолетов, летчиков, а главное — новых контрабандных путей. На асьенде «Веракрус» молодые короли упрочили взаимовыгодные связи, начало которым положила встреча на Норманс—Кей. Так постепенно возник союз, известный ныне как «Медельинский картель».

На встрече Очоа представил свои планы по организации новых путей и рынков сбыта. В 1980 году он установил в Аканди — на северо–западе Колумбии, недалеко от границы с Панамой — систему радионавигации дальнего действия. Благодаря этой системе с взлетно–посадочной полосы на асьенде «Веракрус» можно было осуществлять любые полеты. Будучи более полутора километров длиной, полоса годилась даже для больших грузовых самолетов.

Очоа с Эскобаром обсуждали совместные партии груза, распределяли обязанности, чтобы максимально контролировать наркосеть. Эскобар главенствовал в промышленном производстве наркотика и обеспечивал безопасность. В его ведении находились лаборатории и скупка кокаиновой пасты, он давал взятки и, в случае необходимости, устранял неугодных для картеля людей.

Ледеровское предприятие на Норманс—Кей все еще приносило колоссальные доходы, но теперь оно уже не было уникальным в своем роде. Правда, Ледер поддерживал прочные связи со сбытчиками, и на него работали пилоты со всех островов Карибского бассейна и со всех концов Соединенных Штатов. Его записная книжка вспухла от адресов и телефонов, и он по–прежнему оставался незаменимым советчиком.

Но на престол кокаинового извоза неумолимо всходил Хорхе Очоа. Радиолокационный маяк в Аканди, взлетная полоса на ранчо и грандиозная сеть американских и колумбийских летчиков с самолетами не имели аналогов в кокаиновом бизнесе. Картель процветал. После «встречи в верхах» лишь один из майамских сбытчиков принял с борта нескольких самолетов ни много ни мало — девятнадцать тонн наркотика и, разумеется, распространил их по стране. Рекорд Эда Уорда за предыдущий год — жалкие 3,3 тонны — был перекрыт и забыт. А ведь кроме майамского рынка существовала сеть сбытчиков в Луизиане, Алабаме, Теннесси и Джорджии. И все они регулярно принимали по 450 килограммов кокаина.

Картель разрастался не по дням, а по часам, но все же в истинно международную организацию он превратится лишь несколько лет спустя, когда сотрудничество Эскобара и Очоа обретет небывалый размах. Однако укрепление этого союза сопровождалось нескончаемым кровопролитием. Медельинская полиция была бессильна остановить насилие и убийства. В 1982 году город превратился в вотчину кокаиновых королей. Полиция и политики брали взятки и держали язык за зубами. Иначе их ждала смерть.

Контрабандистам старой закваски в новой системе места не осталось. Они, за редким исключением, мирно сдали позиции. Для конкуренции с младым племенем им не хватало смекалки и воли. Большинство ушло «в отставку», а остальные свыклись с подчиненным положением при детях и племянниках. Горстку непокорных силком принудили уступить дорогу или попросту с нее убрали. Наступила новая эра — вместо одиночек шла стая.

Поначалу отличить королей от прочих праздно шатающихся нуворишей было довольно трудно. Пабло Эскобар обожал автогонки и выставлял на городских соревнованиях целую команду с полной экипировкой и машинами. Хорхе Очоа, как и старик Фабио Очоа, любил и держал прогулочных лошадей на больших конюшнях. Юный Фабио Очоа, брат Хорхе, мнил себя тореадором… Впрочем, город кишмя кишел подозрительными личностями, которые сорили деньгами направо и налево, поэтому ежедневные траты кокаиновых королей не особенно бросались в глаза. Деньги текли в город рекой, и молодые дельцы тратили их наперегонки. Наступил Золотой век.

Конторы, жилые дома, гостиницы и дискотеки росли как грибы, они проникли даже в живописные южные пригороды Медельина. Наркодельцы скупали самые красивые в городе здания, строили шикарные виллы, стремясь превзойти друг друга в роскоши. Как–то раз некий домовладелец услыхал стук в дверь и увидел на пороге парня лет двадцати пяти, увешанного золотом и бриллиантами. Гость вежливо осведомился, нельзя ли купить этот дом. Отнюдь не желая продавать, да и не приняв парня всерьез, хозяин шутливо ответил, что запросит никак не меньше миллиона. Гость тут же сунул ему в руку чемодан:

— Пересчитайте.

Торговцы кокаином предпочитали мебель в стиле Людовика XIV, безвкусную и аляповатую — чем причудливей, тем лучше. Над каминами вешали изображение Иисуса

Христа, с кровоточащим сердцем. Дельцов вело одно всепоглощающее желание: купить на свои деньги положение в обществе, стать уважаемыми людьми, аристократами — «земляками».

Карлос Ледер тоже прожигал жизнь в Колумбии. В 1980 году ему стукнуло 31 год, он снова развелся, и миллионы жгли его холостяцкие карманы. Ледер решил употребить их с толком — помочь родному городу Армения, покинутому им пятнадцать лет назад. Армения находилась почти в трехстах километрах к югу от Медельина, в центре колумбийского кофейного края; жизнь здесь точно застыла на месте, тоскливая и убогая. Впрочем, несмотря на царившую в городе скуку, здешнему достатку мог позавидовать каждый. Денег у фермеров — куры не клюют, только держали они их под спудом, ни во что ие вкладывали. И в городе показывались нечасто, только если нужда погонит — трактор купить или какую–нибудь мелочь.

Ледер совершал набеги на Армению с 1979 года, появлялся внезапно с хлыщеватыми — под стать ему самому — дружками. Приедут, погудят, покутят, Ледер откроет пару–тройку предприятий, а главное — предстанет перед публикой сотрясателем основ и двигателем прогресса. Машины Ледера, со свистом летящие мимо пешеходов, блеск его золотых украшений, фанфаронство дружков — все составляло некий ореол удивительной, неповторимой личности. Он говорил на многих языках: по–английски, по–немецки, по–португальски и по–итальянски. И никому ничего не объяснял.

А в 1981 году качал скупать у фермеров огромные земельные участки к северу от города и объявил, что намерен построить тут гигантский туристский комплекс в баварском стиле. Нанял скульптора–колумбийца, чтобы тот отлил бронзовую статую Джона Леннона в полтора человеческих роста. Главный «битл», по замыслу Ледера, должен был стать композиционным центром комплекса. Карлос Ледер расхаживал по своим владениям в защитном шлеме и сапогах, разглагольствуя об экономике. В городе он скупал жилые дома, здания государственных учреждений и частных фирм, отчего повсеместно началась спекуляция земельными участками и цены на землю выросли втрое. Штаб–квартира Ледера — «Цебу Киндио, С. А.» — находилась на авениде Боливар, Эта компания–учредитель учреждала все подряд. И вскоре рядом на огромной стоянке уже теснились разнообразные машины: бронированные фургоны, «мерседесы», юркие гоночные «порше» и длиннющие лимузины. Машины подкатывали и отъезжали в любое время дня и ночи, оглушая треском пустынные улицы Армении.

Как–то друг детства спросил у Ледера, откуда у него столько денег.

— Я в Нью—Йорке работал в ресторанах, — ответил он. — Потом машины продавал, а после — самолеты. Тоже в Штатах.

За последующие три года Ледер всякий раз придумает на этот вопрос новый ответ. Иногда даже полуправду скажет.

Подростки в Армении ходили за Ледером хвостом, точно завороженные. Даже причесывались на прямой пробор, подражая своему кумиру, дону Карлосу. А женщины уверовали, что он. им послан небом: обворожительный, изысканно вежливый, элегантный. Маменьки поначалу привечали его не меньше, чем дочки. А когда хватились, было уже поздно: дочки стали наркоманками, а четверо или пятеро забеременели.

Но начиналась новая жизнь весело. Ледер осуществил вековую мечту «земляков»: рано покинув родные стены, нажил огромное состояние и вернулся «на коне».

Пабло Эскобар не очень–то жаловал Ледера — из–за его теперь уже явной наркомании. К тому же Ледер на каждом шагу говорил глупости. Хвастался, будто пожертвовал кучу денег партии либералов — на поддержку кандидата в президенты. Таким образом, он прилюдно связал свое имя, а заодно и имена соратников–контрабандистов с колумбийской политической системой. Разумеется, все дельцы стремились влиять на власть имущих, но лишь Ледер бахвалился этим почем зря. Эскобар называл его не иначе как «bocon» — трепло.

Ледер вел себя неблагоразумно, но сам Эскобар превзошел всех и вся. На выборах 1982 года он прошел в колумбийский конгресс от Энвигадо в качестве дублера. Когда основной представитель от Энвигадо, Хайро Ортега, болел или просто отсутствовал, Эскобар его замещал. Богатейший торговец наркотиками заделался конгрессменом.

Эскобар и Ортега поддерживали сенатора Альберто Сантофимио Ботеро, одного из столпов либеральной партии, который обладал колоссальной властью и влиянием. Сантофимио, любимый политик кокаинового картеля, стал символом коррупции колумбийской политической системы.

Эскобар служил Сантофимио верой и правдой. Еще до выборов его имя много значило в трущобах северного Медельина. Теперь же он стал доном Пабло. Невысокий, располагающий к себе крепыш в простых хлопчатобумажных штанах и тенниске, с золотыми, в алмазах, часами фирмы «Ролекс» — добрый гений Энвигадо — устанавливал прожектора на футбольных полях, строил катки для любителей роликов и раздавал в трущобах двадцатидолларовые бумажки.