Уилл Эллиот
«Пилигримы»
Посвящается Кристине
Действующие лица
Подчиненные мэра:
Анфен — бывший Первый капитан армии замка
Киоун — один из банды Анфена
Шарфи — один из банды Анфена
Луп — один из банды Анфена
Сиель — одна из банды Анфена, волею случая ставшая слабым магом
Дун — полувеликан в банде Анфена Зоркий Глаз — сильный народный маг
Лейли — жрица культа Инферно
Фауль — тетя Дуна
Лют — муж Фауль
Замок:
Ву — Друг и Владетель Выровненного мира
Азиель — дочь Ву, заточенная в замке; наследница престола — теоретически
Архимаг — советник и близкий друг Ву, руководитель Проекта
Призрак — конгломерат пяти личностей, обитающих в зеркале Ву (и иных стеклянных поверхностях)
Совет Вольных городов:
Эркаирн — делегат Разрозненных народов
Ильгрези Слепец — мэр Эльвури
Извен — мэр Йинфеля
Лиха — мэр Фейфена
Оусен — мэр Высоких Скал
Таук Сильный — мэр Тантона
Виутин — советник мэра Тситха
Боги/
Великие Духи:
Кошмар — молодой бог
Доблесть — молодая богиня
Мудрость — молодая богиня
Инферно — старый бог
Гора — старая богиня
Ураган — старый бог
Молодые драконы:
Ксин — один из восьми верховных
Вьин — один из восьми верховных
Глава 1
Архимаг и четыре Стратега, мрачные и молчаливые, стоят в темном холле, наблюдая. Самые властные мужчины в этом мире, они находятся в сердце огромного замка, вынужденные довольствоваться жалкой ролью зрителей. Это отвратительное чувство. Ву, их Друг и Владетель, стоит на маленьком балконе спиной к ним. Свет исходит от его худого тела тонкими, перемежающимися лучами, которые, словно маленькие прожекторы, пробегают по стенам и по коже наблюдателей. Их прикосновение обжигает льдом.
Балкон вырезан из кроваво-красного камня, и руки Ву, крепко сжимающие перила, белы, как кость. Под ним глубокая квадратная комната, в которой некогда наставляли магов, проходящих обучение, а теперь она и по своему предназначению, и по использованию превратилась в помойную яму. Здесь толпятся сотни людей, неотрывно глядящих вверх, пытаясь удержаться на ногах вопреки давлению многочисленных тел. Они стоят вплотную друг к другу. Душный воздух, пахнущий озоном, пропитан странной магией, поэтому большинство из них даже не помнит, как их препроводила сюда стража от врат замка, к которым они подошли, сбежав из вымирающих от всеобщего голода городов в поисках работы. Они были накормлены, вымыты и приведены обнаженными в эту самую комнату, где так темно, что невозможно даже разглядеть, кто стоит рядом. Свет, играющий холодными лучами на стенах комнаты, не разгонял тьму и создавал странную иллюзию, что лучи отражаются от поверхности воды, а не рассыпаются бликами на полированной плитке.
Когда эти лучи падают на людей, стоящих внизу, у них появляется странное чувство — будто их толкотня и попытки удержаться на ногах являются фрикцией с учащенным дыханием, до тошноты воспроизводя половой акт между ними и их Владетелем. Несколько минут назад дверь, через которую они вошли, захлопнулась — громко и необратимо.
Разумеется, появление на балконе над ними самого Ву стало для всех неожиданностью — этот человек, ставший почти легендой, казалось, шагнул к людям со страниц книг по истории. Многие глазеют на него с благоговением. Вот существо, которому их учили молиться, поклоняться, клясться его именем, словно он был богом. Некоторые слышали в тавернах, как старики изрыгают его имя с проклятиями, смешанными со злыми, беспомощными слезами, не осмеливаясь вслух поведать о своих горестях. А теперь совсем близко (камнем достать) стоит он — тот, кто изменил мир этими самыми белыми, как кость, руками. И совсем скоро он заговорит с ними.
Несмотря на темноту, силуэт Ву был залит светом, шелковый наряд, оставлявший обнаженным один бок от плеча до бедра, мерцал, моложавое лицо застыло в напряженном ожидании. Стратегам, стоящим позади светящегося тела, он кажется невероятно стройным и хрупким; однако невысокий рост и отсутствие подлинной стати для стоящих внизу незаметно. Они не видят ничего, кроме освещенного балкона, поскольку высокий потолок залы скрыт во мраке; однако случайный луч света, то и дело скользящий по забранным плиткой стенам вверх, намекает на затаившиеся там тени.
Произнесенная «речь» вызвала у Архимага любопытство, у Стратегов — беспокойство. Они, разумеется, давно пришли к молчаливому соглашению о том, что Ву, оставаясь их Владетелем, нуждается не столько в их повиновении, сколько в присмотре. Архимаг теперь даже не смотрит на него — не может. Многочисленные щиты и амулеты, висящие у Ву на шее или надетые на пальцы, превращают его в глазах волшебника в болезненное средоточие красного цвета. Ву носит их постоянно, не снимая — боится магического нападения, о котором никто, кроме него, не смог бы даже подумать. Однако Архимаг способен видеть лучи света, играющие в зале, равно как и чувствовать их леденящее прикосновение. Он знает, что Ву не использует магию, скорее, он — ее сила. К тому же он уже и не вполне человек, хотя этого пока не заметно на вид. Он провел в мире уже сто лет. Когда их Владетель наконец станет Великим Духом, не ведомо никому. Через годы, еще один век, через несколько дней? Или — и сердце Архимага начинает биться быстрее при этой мысли — прямо сейчас?
— Друг и Владетель, — наконец бормочет Ву, судя по всему размышляя вслух. — Их Друг и Владетель. Я их Друг и Владетель. — Он зажмуривается. Некоторые из стоящих внизу с удивлением видят слезы, бегущие по его щекам. — Вы пришли, — говорит он им, а потом умолкает на долгие девять минут.
Сверху суетящаяся, толкающаяся толпа различима лишь по глазам, отражающим свет.
Наконец, Ву продолжает:
— Вы пришли. Вы здесь, как я этого пожелал. Я, приведший вас сюда лишь несколькими тихими словами. Вы здесь.
Кто-то в толпе начинает кашлять.
— Возможно, вы сочтете, что каким-то образом вызвали мой гнев. — По его щекам струятся слезы, а голос начинает срываться. — Вы, возможно, решите… что это какой-то сбой в Проекте, вкравшаяся ошибка. Но вы должны знать правду. Я делаю это с вами… осознанно. Я делаю это с вами — предвидя. Я делаю это с вами, хотя, даже в этот миг, в моих руках покоится власть, способная остановить происходящее, — с легкостью. Но я выбираю иное. Я пойду на это. Знайте, я сделаю это с вами, не получив удовольствия, но и без реальной цели, ничто не будет достигнуто из сегодняшнего… действа. Действа, которое должно свершиться. С вами.
По комнате, как рябью по воде, пронеслись шепотки, некоторые из толпящихся поспешно зашикали, и слабые отголоски вопросов угасли.
Их Друг и Владетель содрогнулся от горя, он стиснул пальцами перила еще крепче, как человек, который вот-вот лишится сознания.
— Когда я был моложе, — сдавленно произнес он, — у меня были прекрасные мечты. Я верил, что однажды мне удастся поймать некую красоту, заставить ее застыть во времени, чтобы она не могла умереть, чтобы она жила и царила вечно — вопреки природным законам разложения. Но чтобы она осуществилась, мне пришлось пройти через страшную боль, кровь, войну и убийство, море коих по-прежнему простирается предо мной. И сейчас, хотя нет нужды уходить в сторону, или пятиться назад, или даже задерживаться в глубинах, из которых я пытаюсь восстать… и хотя камни и цветы дальше всего от ищущей длани, как обломки кораблей, качающиеся на волнах… Я по-прежнему смотрю вперед, храбро и смело, на свои былые мечты. И все же сейчас я решил сотворить нечто иное. То, что красотой не является.
По его щекам вновь побежали слезы, падая на собравшихся под балконом людей, отражая свет не хуже настоящих сверкающих драгоценных камней. Над головой Ву во тьме шевельнулась тень, и под балконом вновь пронеслась рябь взволнованного бормотания. Их Друг и Владетель поднял руку, чтобы добиться тишины, и начал петь:
— Последний взгляд, последний взгляд. Последний звук, последний звук. Мое лицо, мой голос. Мое лицо, мой голос. Тень, Тень. Ты есть, Тень.
Раздался мучительный крик, и его эхом повторили другие голоса, когда неожиданно вверх взвился столп света, открывая уродливые тени, притаившиеся под потолком. Отвратительные, чудовищные лица были прорезаны полосами и складками — большие, цвета ржавчины и похожие на морды рептилий; челюсти широко открыты, обнажая длинные острые зубы. Поначалу они казались всего лишь ужасными декорациями, возможно, скульптурами или раскрашенными статуями — слишком страшны, чтобы быть настоящими. Затем широкие, плоские глаза одновременно открылись, а рты оскалились, издавая яростные звуки — клац, клац, клик-клац, клик-клац…
Несмотря на то что Ву пел тихо, его голос был слышен даже в этой какофонии зубовного скрежета и панических воплей.
— Тень, Тень. Взгляни на меня, Тень. Тень, Тень…
Одна из голов неожиданно спустилась вниз к покачивающейся плоти, неуклюже падая среди собравшихся. Живое ли это существо или же хитроумное устройство, трудно сказать. Челюсти захлопнулись. Голова быстро вернулась наверх, к остальным. Струя крови дугой вырвалась из комка темной плоти, вывалившегося из бездумно щелкающих челюстей.
Ближе к балкону опустилась другая голова и точно так же наносит удар, и толпа пытается податься назад. Еще одна голова падает в середине. Две по бокам одновременно. Ровно и уверенно, как кулак, устремившийся в бой, смертельно опасные челюсти низверзаются на извивающуюся, кричащую толпу; руки, ноги, порой даже куски туловищ вываливаются из рефлекторно сжимающихся и разжимающихся челюстей и тут же вновь попадают на зуб. Люди в панике тщетно пытаются выдавить дверь. Скоро все вымокают насквозь от льющейся и брызжущей крови, поскальзываясь и спотыкаясь друг о друга, борясь за еще несколько мгновений жизни.
Только Архимаг способен четко видеть странную рябь, закручивающуюся по спирали и собирающуюся в комнате из-за ужасных насильственных смертей в нестабильных потоках магии. Она еще не обрела четкой структуры, чтобы стать отточенным, выверенным и намеренно сотворенным заклинанием, и это тревожит больше всего, поскольку в его узорах читается такое намерение. Он также чувствует направление, в котором эти нити постепенно начинают двигаться, — далеко за замок, к узкой длинной долине, обрамленной высокими стенами, рядом с входом в Иномирье. Одна мысль о том, что это может означать, наполняет его ужасом, но Архимаг умело скрывает свои чувства, и голос его звучит спокойно.
— Некоторая доля нестабильности идет во благо, не забывайте об этом, — тихо произносит он. — Она означает, что Проект реализуется успешно.
Стратеги не отвечают на это замечание.
Резня продолжается еще долго. Ву поет и плачет.
Глава 2
Эрик не верил в призраков и потому был весьма удивлен, пробудившись от очень яркого кошмара — люди в яме, убиваемые непонятно кем, — и обнаружив одного из них в своей спальне. Эрику показалось, что этот задрапированный в белый шелк мужчина смахивает на римского императора. Прочерчиваемый белыми линиями, он поблескивал, как образ, сотворенный старым проектором. Белое сияние наполнило комнату, исходя из появившегося силуэта.
На протяжении нескольких показавшимися долгими мгновений Эрик и таинственный незнакомец рассматривали друг друга. Затем призрак поднял руки, словно пытаясь заключить его в объятия, открыл рот, и из неподвижных губ полились слова:
— Последний взгляд, последний звук, последний взгляд, последний звук…
Призрак пел тонким, писклявым голосом — и это был самый страшный звук, который когда-либо доводилось слышать Эрику.
Он осторожно сел. Одна часть его сознания была зачарована, другая не испытывала ничего, кроме страха.
— Что это означает? — спросил он. — Кто ты?
— Тень, тебя призывают, — произнес призрак.
Эрик протер глаза, и его гость исчез. Теперь лишь осколок луча уличного фонаря пробивался в окна, падая на комиксы о Капитане Америке, которые он сегодня отчаянно пытался отыскать почти час.
Эрик включил прикроватную лампу, схватил комиксы, но читать поначалу было трудно — слишком сильно дрожали руки. К утру он сумел убедить себя, что видел сон. И возможно — но лишь возможно, — так оно и было.
Глава 3
Шахматы, хотя здесь этой игре дано совсем иное название, пришли в Левааль вместе с одной из первых групп людей-пилигримов из Иномирья. Они принесли с собой и многое другое — например, разделение года на дни и дни на часы, систему чисел, измерений и прочие нововведения, которые были с восторгом приняты (по непонятным причинам) в городах и храмах. Они принесли и семена неизвестных растений, овощей и фруктов, которые прижились на здешней почве и пришлись всем по вкусу, а также новые виды птиц и животных, включая лошадей и собак, оказавшихся на удивление полезными. С пилигримами в Выровненный мир пришло оружие — луки и стрелы, доспехи и кольчуги, всевозможные виды клинков и кинжалов, до той поры неизвестные местным. А также шахматы, шашки, нарды и другие замечательные игры.
Архимаг сидел в своей башне; бледный свет лился через высокое окно и падал на его полуоплавленное лицо. Магия редко обходится добродушно с теми, кто прибегает к ней, и сложно сказать, глядя на колдуна, насколько мягко она покарала его в этот раз, учитывая количество разрушительной силы, прошедшей через его древнее, поврежденное волшбой тело. По всему кабинету расставлены пергаменты на специальных подставках, покрытые странными чернильными письменами, которые уже невозможно разобрать — даже для него. Это сочиненные заклинания, над которыми еще ведется работа. Большинство из них слишком опасны, чтобы даже пытаться сплести их, — это всего лишь хобби, так алхимик может играть с ядами. В клетке скребет дно дракон, рвущийся домой, глубокий красный блеск давно исчез с его чешуи, пламя мертво в мощной глотке, и он, безмолвный, неподвижный, ожидает участи, которую на сей раз уготовил ему пленитель, помимо доставляемого удовольствия от обладания столь редким существом и периодического сбора его крови. Здесь есть сосуды, наполненные веществом, которое кажется лишь облачками цветного тумана, на самом деле являющимися разновидностями чистой, необработанной силы, встречающейся только здесь, во внутренних помещениях замка; очищенные и сконцентрированные подобным образом, они воистину бесценны. Если однажды произойдет какая-нибудь катастрофа, именно к этим банкам и сосудам бросится Архимаг, забыв обо всех амулетах и артефактах, чтобы прижать их к груди и броситься наутек.
Нельзя сказать, правда, что он не будет оплакивать утрату нескольких сотен старинных томов, ровными рядами стоящих на полках. Обладание этими книгами было некогда причиной серьезной вражды и едва ли не войны между старыми школами магии. Даже Архимагу приходится прилагать значительные усилия, чтобы понять некоторые из мрачных секретов, хранящихся на пыльных страницах. Его печалит, что пришлось убить нескольких лучших магов этого мира… Было бы неплохо сейчас попросить у них совета. С другой стороны, было приятно вытаскивать тот или иной том из разнесенного на куски сейфа или сундука того или иного разрушенного храма.
Архимаг видел через окно мир — Левааль. Это его шахматная доска. Он обозревает фигуры, многие из которых по-прежнему упрямо противостоят ему. Другие двигаются бездумно, безразлично, не обращая внимания на своих человеческих оппонентов, безжалостно топча всех и вся по своему усмотрению на черно-белых квадратиках, в то время как остальные поспешно разбегаются прочь, уступая дорогу.
Много старых, могущественных фигур — пять школ магии, полугиганты и другие — давно были сброшены с доски, будучи серьезной угрозой Проекту. Сбить их было нелегко, возможно, это и есть самое большое достижение Архимага.
Великие Духи — совсем другое дело. У них весьма ограниченный интерес в играх и делах человеческих — по крайней мере, так гласит история. Что еще не означает, будто их присутствие не заставляет Архимага нервничать и не занимает периодически его мысли; Проект, в конце концов, и заключается в создании Великого Духа —
человекаиз мужчины, который, возможно, однажды сможет противостоять другим. Это будет совершенно новая и очень интересная игра.
Пока же Архимаг уже практически победил в игре, которая идет сейчас, в игре
человеческогоправления и контроля. Шесть оставшихся Вольных Городов — его противники, положение у них плачевное, и, что хуже всего, они и сами пока этого не осознают. Они еще не знают о Мучителях с Конца Света, но скоро это произойдет. Через несколько месяцев, вероятнее всего, падет еще один Вольный Город и станет Выровненным вместе с замком. За ним последуют остальные. Ускорить этот процесс будет ему только в радость.
Дракон перестал скрести пол клетки и заснул. Со вздохом Архимаг начал размышлять о событиях этого дня и неожиданно понял, что Ву больше не участвует в его игре. Теперь он совершает ходы не рядом с ним, теперь Ву — фигура
надоске, а не вне ее, которая движется в своем собственном направлении, вне зависимости от того, куда он, Архимаг, желает поместить ее.
Стратеги, после сегодняшнего зрелища, тоже это поняли. Однако их беспокоит вовсе не случившееся с крестьянами; разумеется, они сами, как и Архимаг, отдали приказы, в результате которых сегодня произошло куда больше смертей, и они не собирались проливать горьких слез о людях — с тем же успехом можно было оплакивать забитый скот или срубленные деревья. Скорее их беспокоит странное пламя личности их Владетеля, которое распространилось слишком далеко и слишком быстро. Поскольку Стратеги находятся рядом с огнем, пожалуй, им следует опасаться его.
Архимаг невольно задумался: как бы справился с задачей более робкий, мягкий человек, чем Ву, на этой стадии Проекта. И начал желать, чтобы на троне сидел именно такой кандидат.
В отдалении он увидел вьющуюся по спирали нить потревоженной магии, направленную ввысь, словно по белому небу карандашом прочертили волнистую линию. Это указывало на то, что совсем недавно в том направлении было послано мощное заклинание. Боевой маг, скорее всего, но Архимага это не обеспокоило. Куда меньше ему понравилась крохотная песчинка, взлетевшая к самым облакам и исчезнувшая из вида. Это одна из Инвий, которая, скорее всего, отправилась навестить молодого дракона в их небесной тюрьме. Это фигуры над доской, с которыми он плохо знаком.
Другие Инвии висели в воздухе за замком уже несколько дней. Что им здесь нужно? Возможные варианты очень тревожили Архимага и требовали немедленного рассмотрения, хоть и были маловероятны: когда люди приходят в Левааль из Иномирья, то оказываются как раз позади замка.
Эта мысль пришла в голову впервые и оказалась весьма тревожной, да к тому же привела к другой — один из Стратегов утверждает, что Ву и сам был в той долине несколько дней назад, шел с опущенной головой, сцепив за спиной руки. Уже одно то, что Ву спустился с верхних этажей замка (не говоря уже о том, чтобы выйти из здания), очень странно. И Архимаг тоже почувствовал притяжение со стороны странной ряби, словно слепые щупальца упорно тянулись к тому местечку, к самому входу…
Иномирье. Люди из этого таинственного места — нежелательные фигуры на доске Архимага, где и без того слишком много свободных и могущественных элементов, не попавших под его власть. Из Зала Окон он не раз мимоходом глядел на их мир, и виденное беспокоило его. Похоже, там нет никакой традиционной магии, зато имеется сколько угодно странных машин, которые выглядят волшебными. Он видел оружие и на несколько дней лишился сна, испытывая одновременно ужас и отчаянное желание заполучить его в свои руки. Он видел столбы пламени под огромными облаками в форме грибов и невольно подумал, не сон ли это.
Чтобы открыть проход между мирами, нужна очень, очень мощная магия; человек не переживет даже неудачной попытки сделать это. Но Ву уже не человек. Архимаг с легкостью представляет, как Владетель рыскает неподалеку от входа в этой высокой зеленой долине. Вполне вероятно, что у Ву даже нет веских причин, чтобы бродить там; он находится под влиянием силы куда более властной, нежели слабый, рассеянный человеческий разум. «Не использует магию, он — ее сила», — думает Архимаг, и его беспокойство нарастает.
В шахматах нельзя снимать свои собственные фигуры с доски, только предлагать такую возможность сопернику. Его оппонентам в этой игре — Вольным Городам — не дано мозгов и силы воли, чтобы убрать Ву и освободить место для новой, более подходящей фигуры. Сам Архимаг никогда не осмелится даже попробовать. Единственный способ сделать это — заставить Ву захотеть выйти из игры.
Небесные огни начали гаснуть. Архимаг еще долго думал о происходящем, но его мысли занимали две вещи. Он призвал боевого мага и отправил его на стражу в высокую долину сразу за замком с приказом убить любого, кто попытается пройти, поскольку в первую очередь его беспокоил вход. Еще он рассуждал — и с куда меньшей уверенностью — о том, что означает слово «Тень».
Глава 4
Предстоящий рабочий день нависал над ним, как один из трех огромных, весьма негостеприимных холмов, отделявших Эрика Олбрайта от долгожданных выходных. Главной милостью современной эпохи было то, что в обществе считалось приемлемым проводить это благословенное время играя на компьютере в одном нижнем белье, пожирая пиццу и попивая пиво, целая упаковка банок с которым стояла на столе неподалеку, даже в возрасте двадцати пяти лет и старше. Некоторые называли это явление затянувшимся взрослением. Эрик же предпочитал слово «терапия».
А пока он покорно играл во взрослого, надев деловой костюм с белоснежной рубашкой, галстуком и начищенными до блеска черными туфлями. Идя по стопам Кларка Кента, он был скромным журналистом, работал на «клевую» газету «НС-икс», рассчитанную на молодых людей в возрасте от двадцати до тридцати с лишним лет, которая бесплатно распространялась в городе (и постепенно приближалась к банкротству). Тот факт, что Эрику удалось так долго продержаться на этой работе, был для всех загадкой, которая совсем недавно (и весьма неприятным образом) разрешилась. Он узнал о том, что был чем-то вроде культового аттракциона для читателей газеты, поскольку его короткие статьи о потерянных собаках или редкие спортивные и ресторанные обзоры (последние он писал в том случае, если не удавалось отыскать настоящего критика) были всегда весьма эмоциональны, написаны не в меру живо и легко. Письма поклонников направлялись редактору, и сей факт он довольно долго пытался скрыть от автора. С одной стороны, они были оригинальными, а с другой — не могли не обеспокоить: в ремесле, с помощью которого Эрик шел к своей мечте, как выяснилось, именно отсутствие таланта, а не его наличие помогло ему сохранить работу, в то время как многие ее лишились.
Так вышло ненамеренно — люди, звонившие с просьбой опубликовать объявление о пропаже собак, заставляли его грустить. Эрик только кривился, со смущением думая, что именно публикуется от его имени: «Пропал наш дорогой друг Рекси, наполовину шотландский терьер, наполовину пастуший песик. В последний раз его видели в Брикворкс-Эйв. Нам тебя очень не хватает, особенно маленьких шалостей. Яростно виляющий хвост заставлял нас радоваться возвращению домой. Даже по твоим проступкам мы скучаем — постоянному лаю, вечным ямам на заднем дворе. Не бойся. Ты снова будешь гоняться за своим любимым мячиком. Помогите нам! Рекси, возвращайся!»
В письмах поклонники называли его «уморительным» и «чем-то изумительным». Но как в таком случае могут быть приняты его романы? Напечатанные страницы валялись на полу спальни, куда были брошены в приступе отчаяния. Один роман представлял собой детектив о весьма загадочном убийстве с элементами мистики (виновником был призрак). Другие рассказывали о супергероях, которых Эрик сам выдумал. Одного звали Жнец Смерти, бывший заключенный, сбежавший и узревший свет истины, который начал бороться с преступностью, используя магические силы, напоминающие принятые способы казни — смертельные инъекции, электрический стул, веревка и так далее. Возможно, все это тоже нелепо и очень смешно.
Эрик поколебался, а затем запер входную дверь своего дома, испытывая почти непреодолимое искушение вернуться и сказаться больным. Как ему теперь сдавать статьи, зная, что их будут читать, с трудом удерживаясь от смеха до тех пор, пока он не выйдет из комнаты? Что еще хуже, как ему специально стараться быть забавным теперь, когда он знает, чего именно хотят читатели?
Каблуки начищенных до блеска туфель постукивали по старому бетону ритмично, как часы, отсчитывающие секунды, — цок, цок, цок. Он шел в комнату с кондиционером в высокое здание в самый центр города. Эрик был скорее симпатичным, нежели красивым, стройный, с копной светлых волос, падающих волнами на плечи, с яркими глазами, мягкими губами, верхняя из которых слегка нависала над нижней. Взглянув на свое отражение в витринах, он убедился, что сторонний взгляд не сможет отметить никаких странностей, выходящих за рамки нормальности, никому и в голову не придет, что перед ним вовсе не офисный работник. К своему ужасу, Эрик понял, что даже ему самому не удается увидеть разницу. Он словно надел сегодня не просто деловой костюм, а другого себя, и внезапно сообразил, что его уже никогда не удастся снять. Если бы он сейчас вошел в телефонную будку, то вышел бы из нее обнаженным, к вящему восторгу любопытной толпы, каждый человек в которой не преминет указать на него пальцем.
Эрик до сих пор даже не осознавал, насколько плохо работа в газете повлияла на него. Даже бетон под ногами, казалось, стал скользким и начал дрожать. Как будто он уловил отражение под другим углом, с которого ему даже в голову не приходило посмотреть на себя самого, и теперь оказался неспособным отвести взгляд.
Бетонка петляла и извивалась. В самом конце она с велосипедной дорожкой уходила под мост в широкий затемненный тоннель, раскрытый подобно зияющей пасти. По мосту клекотал поезд, с воем проносясь с грузом таких же эриков — мужчин и женщин, молодых и старых, направляющихся к своим комнатам с кондиционерами в высоких зданиях, где они привычно будут работать с бумагами, газетами, компьютерами, калькуляторами, ручками, телефонами, наушниками, чашками кофе и прочими совершенно бесполезными предметами. Ему показалось, что в окнах мелькают их лица — и каждое как две капли воды походит на его собственное.
За мостом начинался старый парк, в котором лучше было не гулять по ночам. Иногда там же ночевал старый алкоголик, с которым Эрик время от времени играл в шахматы.
Стена тоннеля — по большей части кирпичная — была сплошь исписана и разрисована разноцветными граффити. Создатели этих шедевров определенно обладали необходимыми талантами и умениями, а потому их творчество было почти приятным глазу — почти, потому что через весь рисунок причудливой темной вязью тянулось слово «МОЕ» — сообщение, понятное любому, кто говорит на языке улиц. В той части стены, где тени всегда были особенно сгущены, находилось нечто, что Эрик порой улавливал боковым зрением, что казалось ему весьма странным добавлением к настенной живописи (хотя он никогда не задумывался об этом всерьез). Это была маленькая красная дверь, сделанная из узких деревянных планок. Черные неровные линии, нанесенные тонким слоем краски из баллончика, словно тонкие трещинки, пробирались по доскам.
Чего Эрик не замечал до сих пор, так это того, что деревянная дверь была настоящей. Не изображением, как ему всегда казалось; нет, кто-то специально врезал ее в стену — или встроил. Зачем?
Цоканье невысоких каблуков его туфель стихло — Эрик остановился, чтобы присмотреться к своему открытию. Эта красная дверца, едва доходившая молодому человеку до плеча и оказавшаяся чуть шире его тела, показалась ему вдруг неотъемлемой частью его прошлого, поэтому странно было видеть ее перед собой сейчас, несмотря на то что она была здесь все это время. Она действительно была здесь все это время, когда он полагал, что…
Эрик протянул руку и щелкнул по дереву ногтем — просто чтобы убедиться: глаза его не обманывают. Оказалось, что зрению можно доверять. Это была… Короче, это действительно была дверь. В ней имелись замочная скважина и маленькая ручка — скорее медный рычажок, за который можно ухватиться пальцами и потянуть створку на себя. Странное украшение для старой стены, и, разумеется, по другую ее сторону не может быть ничего, кроме осыпающихся красноватых, прохладных кирпичей моста, по которому ходят поезда…
Разумеется, ничего другого там быть и не может.
Поэтому Эрик пошел дальше и впоследствии сам не мог объяснить, что именно заставило его задержаться и оглянуться. Однако он это сделал — и со свистом втянул воздух сквозь зубы, уронив портфель. Падая, тот открылся, и бумаги рассыпались по земле у ног репортера. Апельсин, прихваченный с собой на обед, покатился прочь и остановился посреди огромной грязной лужи. В это мгновение Эрик заметил движение, блеснувший солнечный лучик — по ту сторону двери, у самой замочной скважины.
Он вернулся, склонился к двери и завопил, отпрянув. В замочной скважине мелькнул чей-то глаз. Вновь сверкнул яркий лучик. Что это — дневной свет? Он был очень похож на солнечный блик, когда владелец глаза исчез.
Теперь замочная скважина выглядела точно так же, как раньше — абсолютно темная, словно за ней нет ничего, кроме кирпича. Эрик, спотыкаясь, вернулся к портфелю, слегка дрожащими руками убрал бумаги и щелкнул застежкой. Апельсин так и остался валяться в луже. Потрясенный увиденным, Эрик продолжил путь, и день оказался в точности таким, как он боялся, пока не пришла пора возвращаться домой — и все, к добру или нет, начало меняться.
Гудение пылесоса разбудило Эрика около девяти часов — он уснул за своим письменным столом и поспешил покинуть негостеприимный офис.
— А вот и юный Эрик Олбрайт запоздало возвращается домой с работы.
Говорящий был полностью скрыт тенями, поселившимися под мостом. Голос, разумеется, был знакомым.
— Кто это может быть, если не Стюарт Кейси? — отозвался Эрик.
Кейси, или Кейс, как его чаще называли, вышел на ту часть тропинки, которую освещали фонари с улицы. С тем же успехом он мог выйти из магазина маскарадной одежды, напялив на себя наиболее убедительный наряд типичного старого пьяницы: потрепанная шляпа, засаленные перчатки без пальцев, поношенная рубашка и совершенно не сочетающиеся друг с другом пиджак и брюки слишком большого размера. Неровные шаги Кейса то и дело поднимали в воздух фонтанчики мелких камешков, которых было полно на покрытой асфальтом дорожке, — верный признак, что он с полудня пропустил как минимум одну бутылку.
— Хорошо выглядишь, — произнес Эрик.
Кейс громогласно рассмеялся, и репортер присоединился к нему. Они оба прекрасно знали, что пьяница выглядит так, как будто только что вылез из помойки.
— А ты как выглядишь? — спросил Кейс. — А? Видел тебя с утречка, как ты вынюхивал что-то у моей стены. Ты уронил там свой портфель, бумажонки фр-р-р в стороны… Что-то, видать, тебя здорово напугало? Что именно? Привидение? Может, голая женщина с крыльями?
— Голая женщина с крыльями? — Эрик сделал вид, что его ничуть не обеспокоило упоминание о призраках. — С чего вдруг такие мысли?
— Сам одну видел. Не вру, ей-богу! Она вылетела прямо отсюда позапрошлой ночью. Красотка, настоящее сокровище, провалиться мне на этом месте! И сверкала, как брильянт. Я, конечно, успел пропустить пару бутылочек, но женщину крылатую видел наяву, ей-богу!
Эрик был изрядно удивлен тем, с каким серьезным и даже торжественным видом Кейс произнес это. Старик утомленно вздохнул, и до репортера донесся запах дешевого вина.
— Может, сыграем партейку? — предложил он.
Дешевая пластиковая шахматная доска уже стояла неподалеку от двери. Эрик играл с пьяницей не меньше дюжины раз, обычно в те дни, когда Кейс уже не мог стоять на ногах, и тем не менее ни разу не сумел одолеть его. Ему дважды удалось свести партию к ничьей, однако сегодня Кейс в ответ услышал лишь одно:
— He-а, не сегодня.
— Почему нет? До сих пор боишься стены? Или двери?
Эрику совершенно не понравился опасный блеск в глазах Кейса.
— Кстати, что не так с этой дверью?
— Это ты мне сам скажи, — отозвался пьяница. — Что с ней не так? Что ты видел?
— А зачем тебе об этом знать?
— А почему ты не хочешь мне рассказать?
«Это может продолжаться целую вечность», — догадался Эрик. Он пожал плечами и двинулся дальше.
— Ты решил, что я пошутил насчет той крылатой красотки, да? — крикнул Кейс ему вслед. — А что, похоже, будто я шутил?
Он покопался в бездонных карманах штанов и извлек оттуда черный пистолет.
— Какого черта ты делаешь с этой штукой? — резко произнес Эрик. — Где ты его взял?
— Где я его взял, не твоего ума дело. Я стою на страже. Эта дверь… что-то нечистое творится тут, и ты это знаешь. Ты же что-то видел. Как и я. А еще я что-то слышал. Тут по ночам слышны странные звуки… И так уже с недельку, может, две.
— Звуки. На что они похожи?
— Если ответишь на мой вопрос, я отвечу на твой.
— Ладно, — согласился Эрик. — Я видел глаз. Доволен? Мне показалось, что я заметил глаз в замочной скважине.
Кейс издал придушенный звук. Он пошатнулся, шагнул вперед и с размаху сцапал Эрика за рукав.
— Подожди сегодня со мной вместе. Лады? Будем стоять на страже, ты и я. Нюхом чую, сегодня что-то произойдет! Тебе представится шанс увидеть то, чего еще не видел никто, спорить готов! Так что постоим на страже. Идет?
Возможно, это и впрямь был довольно удачный и даже продуманный план, с помощью которого одинокий старик надеялся убедить случайного знакомого составить ему компанию… Однако вместе с тем задумка казалась столь амбициозной, что Эрик ощутил нечто странное — словно он обязан пойти навстречу пьянице и задержаться хотя бы на полчаса. Он вздохнул:
— Отлично. Давай тогда сыграем.
И они присели на корточки спиной к изрисованной граффити стене.
Когда была закончена третья партия и Эрик стал прощаться, тоннель под мостом внезапно озарился белым светом, льющимся из замочной скважины красной дверцы.
Глава 5
Бросив доску и портфель, они помчались прочь из тоннеля к парку и скоро оказались на гладкой асфальтовой дорожке. Руки и ноги начало покалывать от озноба.
— Каков план? — спросил Эрик.
— Просто слушай, — прошептал Кейс.
Из тоннеля донесся странный звук — скрип-скрип-скрип… словно длинные ногти царапали старую древесину. Вскоре вновь воцарилась тишина, а свет погас, будто его и не было. Порыв холодного ветра хлестнул кнутом, рванувшись из парка и взметнув старые газеты и прочий мусор, валяющийся на обочинах соседней дороги. Кейс тихо рассмеялся.
— Многовато на свете секретов, а? И появляются тотчас, как ты решишь, что знаешь место вдоль и поперек. Проклятье, как-то слишком уж тихо вокруг, верно? Это местечко словно отпугивает людей, когда намечается какое-нибудь дельце. Но мы-то с тобой прямо здесь, верно? А почему мы? Кому какое до нас с тобой дело?
— Э-э… знаешь, мне лично кажется, что под мостом, по которому ходят поезда, и должно быть тихо. А тот свет — должно быть логическое объяснение.
Кейс снова расхохотался:
— Еще бы! А как ты думаешь, чем можно объяснить появление той женщины?
— С крыльями, Кейс?
— Неужели ты все равно думаешь, будто я шучу?! — Кейс, казалось, был оскорблен таким недоверием.
— Нет, приятель. Я думаю, что ты на пару часов лишился разума, отведав особенно крепкой отравы.
— Пфф! — фыркнул тот. — Подожди, и сам все увидишь! Может, прямо… постой-ка. Смотри, опять начинается!
Луч света тонкой нитью вился по нижнему краю двери, медленно двинувшись сначала влево, затем вправо. Еще один вырвался из замочной скважины, словно прожектор.
— Быстро, встань с другого конца тоннеля. И прихвати вот это, — велел Кейс, всучив Эрику пистолет.
— А это мне зачем? — уточнил журналист.
— Потому что я слишком пьян и ни в жизнь в цель не попаду!
«Во что ты собрался стрелять? — подумал про себя Эрик. — В марсиан?» Однако послушно взял пистолет и помчался по темному тоннелю мимо сияющей дверцы. Споткнувшись о шахматную доску и портфель, он рухнул на дорожку, разбрасывая фигуры. Его сотовый телефон и всученный Кейсом пистолет с глухим стуком выпали на асфальт. Эрик кинулся их подбирать, но в это время из-за двери до него донесся человеческий голос. Репортера как ветром сдуло: не успев ничего поднять, с пустыми руками он пролетел оставшуюся часть тоннеля и скорчился в темноте противоположной стены, с трудом хватая ртом воздух. «Продуманные действия у тебя, приятель, — с отвращением подумал он. — Отлично сохраняешь хладнокровие в сложных ситуациях. Да еще и находчивый в придачу… Бэтмен из тебя тот еще».
Свет, заливавший тоннель, потускнел, почти угаснув окончательно, а затем раздался страшный грохот. Деревянные планки дрогнули, затряслись, и дверь распахнулась. Свет вновь залил тоннель, словно внезапно среди ночи зажглось полуденное солнце. Порывистый ветер взметнул пыль и покатил по земле мелкие камешки. Захваченные им шахматные фигуры скатились с дорожки в грязь.
Эрик испытал странное чувство блаженного покоя, когда в проеме появился незнакомый ему силуэт. У него было лицо. «
Человеческоелицо», — поспешно поправился он про себя.
Перед ним был мужчина средних лет, уродливый, покрытый многочисленными шрамами, с копной жестких кудрявых волос. За его спиной Эрик углядел небо — тусклое, а не ярко-голубое; по нему лениво ползло тощее серое облако. Похоже, человек, нагло вторгшийся в их мир, карабкался по лестнице или стремянке, стоявшей по другую сторону двери. Закряхтев, он перебрался через порог, расставил кривоватые ноги и профессиональным взглядом окинул тоннель. Руки неизвестный держал у бедер, словно приготовившись выхватить оружие — и действительно, у пояса висели длинные ножи в ножнах. В отдалении за ним проглядывал огромный силуэт, сверкающий, как драгоценный камень. Башня? Какое-то здание…
Но Эрик толком ничего не разглядел, потому что в следующее мгновение обзор заслонил еще один силуэт, появившийся в двери. Мужчина, забравшийся внутрь первым, перегнулся через порог и помог подняться молодой женщине в сером плаще с капюшоном, скрывавшим лицо. Через одно плечо был переброшен лук, через другое — колчан. С пояса свисал изогнутый кинжал.
В проеме появилось третье лицо. Двое других поддержали мужчину, с головы до ног затянутого в черную кожу. Его рыжие волосы были собраны на макушке в странную прическу, больше всего походившую на остроконечный конус. Он был гораздо выше остальных. Третий мужчина осмотрелся и засмеялся; возможно, от нервного возбуждения его голос стал высоким и пронзительным.
— Здравствуй, Иномирье! — воскликнул он.
У двери появилась четвертая фигура — лысая голова, огромное лицо, выпученные белые глаза. Этот тип настороженно выглянул и попытался вылезти, однако дверной проем оказался для него слишком узким. Только огромная мясистая рука, блестящая от пота, высунулась в дверь в поисках опоры. Подобным телесам не удалось бы пролезть никоим образом; последний пришелец был слишком велик — даже для того, чтобы быть человеком. Его настойчивые попытки протиснуться вызвали у рыжеволосого типа новый приступ истерического хохота.
Первый пришелец крикнул:
— Возвращайся назад!
Однако обладатель огромной туши не послушался, умоляюще глядя на остальных. Тогда рыжий снова расхохотался и осторожно пнул ногой по мясистой бритой голове, а затем захлопнул дверь и с усмешкой оглядел тоннель. Свет, льющийся по контуру двери, потускнел и теперь лишь обрамлял силуэты чужаков мерцающим белым контуром. Порывы ветра стихли, и воцарилась тишина, неприятно поразившая слух. Эрик прекрасно различал тихий шорох шагов пришельцев по асфальту.
Безумный смех рыжего раздался вновь — более приглушенно.
— А теперь за дело, — велел он, немного успокоившись.
Женщина заметила брошенный Эриком портфель и присела перед ним на корточки, выхватив кинжал. Она осторожно ткнула сумку.
— Что это? — требовательно спросил рыжеволосый.
— Предмет, — мудро отозвалась она. — Хотя это лишь моя догадка.
Первый тип, который постоянно поглядывал по сторонам, особенно подозрительно косясь туда, где виднелся силуэт Кейса, схватил портфель и яростно потряс его, прислушиваясь.
— Осторожней, — произнесла женщина.
— Это всего лишь коробка, — догадался тот. — Открой ее.
Она, казалось, осторожно и легко провела кинжалом по коже, однако в портфеле появился разрез, через который посыпалось все его содержимое. Первый озадаченно поднял мобильный телефон и непонимающе воззрился на незнакомый предмет. Он потыкал в кнопки, пока случайно не попал в ту, что осветила экран, и когда телефон включился, незнакомец с воплем выронил его.
И вновь — беззастенчивый смех рыжеволосого, отдававший неприятным скрежетом.
— Не играй с магией, глупец, — велел он и пинком отшвырнул телефон подальше.
Второй тип подобрал пистолет, понюхал его и тоже отбросил в сторону. Куда больше его заинтересовала газета Эрика и его квитанция о заработной плате. Он осторожно положил их в маленький рюкзачок, который держал в руках.
— Им это понравится, — уверенно произнес он.
— Бумага? С чего это им вдруг понравится бумага? — спросил рыжеволосый.
— Да не бумага, болван! Письменность Иномирья! Они обожают новые языки. А это что? — Он поднял то, что некогда было, скорее всего, одной из старых бутылок виски из запаса Кейса, и принюхался. — Запах сильный. Думаю, там был какой-то напиток.
Первый тип присмотрелся к этикетке, погладил ее и опустил бутылку в свою сумку.
— Надо возвращаться. Маг улетел ненадолго.
— Рано, — возразил рыжий. — Поищи еще что-нибудь. Они скоро ее закроют, — произнес он, кивнув в сторону двери.
— Это небезопасно…
— Какая жалость, что ты — просто трусливый тюфяк! Мы получили билет в один конец. Если они сообразят, как закрыть ее, эта дверь больше никогда не откроется! Ищи, ублюдок! Ищи. — Он побежал в сторону здания, в котором размещалось агентство новостей, и второй пришелец послушно помчался следом.
— Я вовсе не боюсь! — выкрикнул он. — Просто у меня больше мозгов, чем у тебя.
— В таком случае, видимо, была совершена ошибка. Потому что я возглавляю этот набег!
Рыжий хихикал, как одержимый, когда они все пробегали мимо Эрика. Шаги женщины были легкими, а ее длинный наряд трепетал на ветру; свет уличных фонарей, казалось, собирался на нем каплями воды. Она отбросила капюшон и с искренним изумлением уставилась на усыпанное звездами небо. Предводитель повернулся на каблуках в конце тоннеля, обозревая окрестности. Он увидел Эрика и подпрыгнул. Рыжий конус у него на макушке резко качнулся.
Эрик сглотнул, чувствуя, как колотится сердце. Он не знал, что сказать, и в итоге выдавил одно короткое слово:
— Привет.
Второй тоже заметил местного жителя. Он мгновенно вытащил два длинных ножа, по клинкам которых бежала легкая дымка, словно они были холодны как лед. Женщина одним быстрым движением выхватила стрелу и натянула тетиву, прицелившись в землю. Она нервно облизнула губы.
Рыжий поднял руку:
— Эй, эй, потише! Этого делать не следует. Мы не убиваем людей только потому, что они из другого мира. Это не его вина. Он собирается помочь нам. Верно?
— Разумеется.
— Это таверна?
— Нет, это агентство новостей.
— Хм… — протянул рыжий, развернувшись и изучая закрытые стеклянные двери, за которыми царила темнота. — А это что такое? Лавка?
— Да. Могу я задать один вопрос? Как получилось, что вы говорите по-английски?
— Как-как мы говорим? На твоем языке? Но мы им не владеем!
— Ясно.
— Так вот. Эта стена сделана из стекла?
Эрик кивнул.
— Она защищается заклинанием? — спросил рыжий.
— Мимо. Ребята, вы серьезно?
— Хм-м?.. — снова протянул тот.
— Никаких заклинаний, — поспешно произнес Эрик. — По крайней мере, насколько мне известно.
Рыжий шагнул ближе к нему, понизив голос до вкрадчивых ноток:
— Ты ведь сказал бы мне, если бы здесь было охранное заклинание, верно?
— Разумеется! Но у нас здесь такого вообще не бывает.
— Вот как? Странно. Ваши маги, судя по всему, ни на что не годны. И им, наверное, очень скучно живется. Последний вопрос. Ты владеешь этой лавкой?
— У нас нет времени на эту чепуху! — зарычал невысокий тип.
— Тише ты! — прикрикнул рыжий. — Так это твоя лавка?
— Нет, — поспешно произнес Эрик. — Заходите. Берите все, что нужно… В общем… на здоровье!
— Спасибо! — Рыжий пригнулся и побежал прямо к большим автоматически открывающимся стеклянным дверям. Волосы, собранные в конус, нелепо колыхались за его спиной. Выставив вперед плечо, он ударился о стекло. Оно разбилось с первого удара, осыпавшись звенящими осколками. Двое других бросились следом за ним, осторожно переступив через неровные, острые грани.
Шумная беготня, наверняка сочетавшаяся с лихорадочным поиском ценностей, продолжалась довольно долго — по крайней мере, так показалось Эрику. Они, разумеется, не могли не дать своим вторжением беззвучный сигнал тревоги — на что и надеялся незадачливый репортер, решив, что это уж точно нельзя трактовать как заклинание. Однако вскоре все трое выбрались из здания, неся в охапках бумагу для принтера, газеты, ручки, карандаши, линейки и журналы. На лбу рыжего обнаружился свежий порез, однако, похоже, ему не было никакого дела до того, что кровь струится по лицу.
— Неужели этот хлам стоил того риска, которому мы себя подвергли? — спросила женщина.
— Тише ты. Мне не нужны тут два критика, — отозвался главарь. — Мы и сами не знали, что найдем здесь. Тут могло оказаться все, что угодно. По крайней мере, нам теперь есть чем торговаться. Но этого они не получат. — Рыжий попытался полистать «Пентхаус», но уронил наворованное. Канцелярские принадлежности рассыпались по асфальту. Не отводя взгляда от раскладного плаката с полуобнаженной красоткой, он произнес: — Ого!
По мосту проехал поезд. Все трое испуганно завопили и бросились прочь от входа в тоннель, уронив по пути большую часть награбленного.
— Стойте, расслабьтесь, — произнес Эрик. — Эта штуковина вам никак не повредит.
— «У нас нет заклинаний»?! — взревел рыжий, вытащив меч из ножен на поясе.
Он сноровисто взбежал вверх по насыпи к рельсам. Второй только раскрыл рот, словно представший перед ними огромный металлический демон сразил его наповал одним своим видом. Женщина выхватила вторую стрелу и прицелилась в Эрика, но затем решила, что поезд представляет собой более серьезную угрозу. Стрела промчалась по дуге и отскочила от металлического вагона, вызвав сноп искр. Наконец поезд проехал мимо, направляясь к городу.
— Это всего лишь поезд, — пожал плечами Эрик. — Он безвреден.
Второй мужчина, пониже ростом, чем первый, мудро кивнул, словно понял это с самого начала.
— О, как неловко, — отозвался рыжий, вернув меч в кожаные ножны.
Пока двое других собирали разбросанное добро, он рванулся к Эрику. Низко нагнувшись, он критически обозрел ноги Эрика, а затем произнес:
— Хм, мне, право же, нравятся твои башмаки. А теперь — пока-пока!
— Постойте! Не уходите! — поспешно остановил их Эрик. — Заклинания! Скажите, неужели вы действительно можете колдовать?
Однако пришельцы молча вернулись в тоннель. Очертания двери по-прежнему слабо светились. Невысокий тип, пришедший в мир Эрика первым, дважды ударил ногой по деревянным планкам. Дверь распахнулась. Они побросали в проем свою добычу, затем по очереди спрыгнули вниз (последней была женщина). Дверь тихо затворилась. Свет, очерчивавший ее контуры вплоть до этой минуты, угас. В тоннеле снова стало тихо.
Кейс неровными шагами направился к журналисту с другого конца коридора.
— Они говорили с тобой, — пробормотал он, словно до сих пор не в силах поверить собственным глазам и ушам.
— Расскажу тебе все, что было, у меня дома, — со смехом отозвался Эрик. — Ты видел, что они сделали с агентством новостей? Они украли всего-навсего канцелярские товары! Ручки, бумагу, журналы!
Раздался вой полицейской сирены — уже неподалеку. Дорожка из украденных вещей вела от разбитого окна прямо к ним.
— Вот черт! Бежим!
И они помчались прочь.
Глава 6
Утром было очень странно видеть, как день понемногу крадется в окно его спальни — как всегда. Эрик наблюдал за внешним миром какое-то время — просто чтобы убедить себя в его существовании. Кейс уже проснулся и угощался всевозможными лакомствами, хранившимися в кладовой. Кофейный столик был завален упаковками из-под печенья и пустыми жестянками из-под сельди, вылизанными дочиста.
— Доброе утро, — произнес пьяница, предлагая хозяину крекер.