— Слишком много мыслей, — ответил Джек, прислонившись к поручню.

— В таком случае несколько па в танцзале развлекут вас.

— Не сомневаюсь — если бы я хотел развлечься.

Она улыбнулась, словно почуяв соперницу. Демонстративно проведя рукой по кружеву у себя на блузке, Евгения, не мудрствуя лукаво, положила ладонь ему на живот. Брайант чуть не расхохотался. Девица была совсем юная и, наверное, видела в каком-нибудь фильме, как главная героиня проделывает такой же маневр.

— Куда вы направляетесь, Джек? Надеюсь, в Сидней. Тогда мы сможем наслаждаться обществом друг друга на протяжении всей поездки.

Именно в это мгновение Джек принял решение. Он никогда впоследствии не забывал этой минуты. Рок, судьба или что бы там ни было, но оно пересекло ему дорогу в облике Евгении Росс и толкнуло его с одного пути на другой.

— Вообще-то нет. — Брайант мягко отвел ее руку. — Я схожу в Бомбее.

На лице Евгении появилось удивленное выражение, и Джек сообразил, что она, вероятно, уже поинтересовалась местом его назначения у корабельного эконома.

Придя в себя и недовольно надув губки, Евгения произнесла:

— В самом деле?

— Я только недавно решил.

— Что же, — жизнерадостно отозвалась она. — Все равно у нас осталось для танцев больше двух недель.

— Я польщен, мисс Росс, честное слово, но сомневаюсь, что моя невеста это одобрит.

Девушка вздрогнула, будто ужаленная.

— Господи, Джек, могли бы сказать о ней раньше! — Она взялась за перила и со вздохом устремила взгляд на море. — Так вы, значит, проводите тут вечер за вечером в одиночестве, курите и думаете о ней?

— Что-то вроде того. — Теперь настала его очередь улыбаться.

Она с вызывающим видом обдала его клубом дыма.

— Сколько вам лет? — поинтересовался он.

— Мне почти восемнадцать, и да будет вам известно, что я вполне могу быть с мужчиной.

Да уж, в своих предположениях он определенно попал в яблочко. Юную Евгению нужно было защищать от ее собственного воображения.

— Знаете, мисс Росс, в тех местах, откуда я родом, «быть с мужчиной» означает нечто совсем отличное от того, что вы себе рисуете в своих детских фантазиях.

Со вздохом, долженствующим выражать крайнюю досаду, она швырнула сигарету на палубу, затушила ее ногой и заявила:

— Сама не знаю, что меня дернуло к вам подойти.

— Я тоже не знаю и определенно не напрашивался на такое внимание.

— Я скажу другим женщинам на корабле, чтобы они игнорировали вас, мистер Брайант.

— Вы очень меня обяжете, мисс Росс. Спасибо. — Он усмехнулся.

— На самом-то деле вас ведь дома не ждет тоскующая невеста? — Глаза у нее сузились так, что стали напоминать линию рта.

— Там меня ничего не ждет, и уж точно не женщина.

Это признание, похоже, ее умиротворило. Умолкнув, они смотрели на озаренный луной океан. Снизу плыли волны музыки. Обоим было на удивление хорошо.

— Смотрите, Джек!.. — произнесла она взволнованно. — Вон падает звезда, в вашу сторону. Так что она предназначена вам.

— Я вижу. — Подняв голову к ночному небу, он зачарованно смотрел на звезду.

Эта ее мысль своей неожиданностью доставила ему удовольствие.

— Надеюсь, это что-то значит.

— Это знак. Наверное, Индия принесет вам удачу… Может быть, любовь.

Посмотрев на нее, Брайант склонился, нежно поцеловал ей руку и сказал:

— Я буду помнить об этом, благодарю вас.

Она улыбнулась в ответ, на сей раз искренне.

— Знаете, вы и в самом деле очень хорошенькая… А без губной помады и румян были бы еще лучше.

— Благодарю вас. — Внезапно Евгения забеспокоилась, принялась нервно поправлять локоны своих коротко постриженных и завитых волос. — Пожалуй, мне стоит вернуться к другим девушкам. А то подумают еще, что я слишком уж преуспела с вами.

— Так зачем же их разочаровывать? Не желаете потанцевать, мисс Росс? — С этими словами он предложил ей руку.

Хорошо все-таки, что Брайант раскошелился перед рейсом на смокинг.

Сначала она словно бы не поверила, но потом улыбнулась, просунула свою бледную ладошку ему под руку и негромко сказала:

— Очень мило с вашей стороны.

— Вы ведь путешествуете без отца?

Она хихикнула и ответила:

— Нет. Он ждет меня в Бомбее. Да и мама тоже — оттуда мы все вместе поплывем в Сидней. Сейчас я на корабле с подругой и моей тетушкой в качестве нашей дуэньи.

Джек облегченно вздохнул и предложил:

— Один танец, мисс Росс.

Она легонько похлопала его по руке и заявила:

— Один танец каждый вечер до самого Бомбея. — В ее взгляде светилась надежда. — Чисто по-дружески, я обещаю. Договорились?

— Договорились, — улыбнулся Джек.

18

Один за другим потянулись долгие чудесные дни, слившиеся для Джека в сон, полный искреннего удовольствия. Выход на берег на Мальте, где корабль остановился пополнить запасы провизии, превратился в веселую экскурсию с Евгенией и ее компанией. Как только «Налдера» бросила якорь в Большой гавани, ее сразу окружила стая суденышек, с которых предлагали все, от свежих фруктов до стирки с выполнением в этот же день. Леди направились прямиком в Валетту, в Страда Реале, в знаменитые кружевные мастерские, Джек же не смог воспротивиться искушению взглянуть на так называемых маринованных монахов — забальзамированных членов ордена кармелитов. Возбужденные пассажиры вернулись на борт с покупками, многие с кораллами и изделиями из серебра. Джек купил одну лишь почтовую карточку. На рисунке тушью и акварелью изображалась гавань и главная торговая улица. Он отослал открытку родителям, написав на обороте, что здоров и наслаждается путешествием. Все его действия романтического характера ограничивались вежливыми поцелуями ручки Евгении, но он сдержал свое обещание и каждый вечер танцевал с ней один танец, так что они стали близкими друзьями.

Самым, наверное, захватывающим событием для него и еще нескольких путешественников стало первое в жизни пересечение экватора[7]. Джека и еще семерых мужчин из числа пассажиров второго класса окрестили экваториальными девственниками и усадили на палубе. Там их побрил Нептун, которого весьма комично изображал корабельный эконом. Присутствовали, разумеется, и все придворные Нептуна. Пассажиры проследили за тем, чтобы супругу морского владыки и ее дочерей играли самые крупные моряки с самими роскошными бородами и живописными татуировками.

Под общий хохот Джека и остальных сначала обмазали пеной с помощью — он нисколько не сомневался в этом! — кистей для дегтя, потом побрили пилой и окунули в гигантскую бадью с соленой водой к неописуемому восторгу визжащей аудитории. Евгения, находящаяся среди прочих, хохотала как безумная.

Порт-Саид стал остановкой, которую все ждали. Этот первый по-настоящему восточный порт был вехой в ходе путешествия, за которой на судне воцарилась совершенно новая атмосфера.

Пассажиры сменили теплую одежду на летние костюмы. Джек в очередной раз помянул добрым словом лондонского портного, сумевшего убедить его в необходимости запастись легким светлым костюмом при поездке в колонии.

По приказанию капитана женщин в Порт-Саиде не пускали на берег без спутников, так что, откликнувшись на призыв целиком женской компании Евгении, Брайант отправился с ними в качестве защитника в город, кишащий, по слухам, головорезами, карманниками, нищими попрошайками и волшебниками всех мастей и национальностей.

До сих нор Джек полагал, что переполненные улицы Лондона подготовили его к пребыванию в большинстве городов, но Порт-Саид не походил ни на что, ему знакомое. На ум приходил праздничный день в Пензансе, только народу было гораздо больше, а буйство красок поражало. Их компанию сопровождала толпа мальчишек, надрывно убеждающих гостей в том, что они за грош покажут им лучшие магазины, помогут купить самые дешевые сувениры и превосходные товары. Не отставали и нищие, а также бродячие поставщики чего угодно, от вышивок до фарфора.

Считалось, что всем, отправляющимся в Индию в первый раз, необходимо посетить знаменитый магазин «Симон Артц». В нем торговали абсолютно всем, но особенно он прославился как центр, где можно подобрать топи, или колониальный шлем, — головной убор, без которого, как говорили, не обойтись никому, ни мужчине, ни женщине, если они имеют намерение отправиться в тропики.

— Никогда не выходите на индийское солнце с непокрытой головой, — подчеркнула Агата, тетушка Евгении, проверяя на прочность шлем, который девушка подобрала для Джека. — Вы только несколько дней будете чувствовать себя глупо, а потом уже сами не захотите с ним расставаться.

В магазине толпились люди, которых он знал, но было много и незнакомых лиц.

— Это пассажиры первого класса, — предупредила тетя Агата. — Они тоже покупают топи фирмы «Бомбей баулерс». Если ты не носишь его, то считается, что ты не принадлежишь к избранным. А быть англичанином и не принадлежать к избранным, когда в Индии так немного нас, правящих миллионами, — это почти предательство.

Джек с улыбкой заплатил за шлем, но только после того, как тетя Агата сбила цену с помощью слов вроде «нелепо» и «грабеж». После магазина он предложил женщинам освежиться под тенистыми сводами главного торгового центра порта. Напиток был прохладен, а компания приятна, но от путешественников по-прежнему не отставала навязчивая орда, изводя их призывами купить шаль, вазу или липкие сладости.

В конце концов они были откровенно рады вернуться на борт «Налдеры», где, как оказалось, за время их отсутствия произошла метаморфоза. Офицеры переоделись в белоснежные мундиры. Европейцы в своих новых шлемах имели откровенно нелепый вид, но этот вопрос не подлежал обсуждению. Что касается женщин, то они неожиданно оказались облаченными в муслин и прозрачные ткани. Горячие супы сменились холодными, обращали на себя внимание и новые, более рискованные блюда в меню, острые, с содержанием бобовых, вроде чечевицы, или с добавлением соусов, которые в начале путешествия показались бы странными.

Наконец, когда судно одним долгим гудком просигналило о своем отбытии, возбуждение на борту стало еще заметней, что объяснялось предстоящим плаванием по чуду индустриальной революции — Суэцкому каналу.

Джек не возражал бы против того, чтобы добраться до Южной Атлантики через такие места, как открытый всем ветрам остров Святой Елены — место упокоения Наполеона, или по менее освоенным водам в районе мыса Доброй Надежды и далее — мимо Африканского Рога. Но инженерное чудо, которое представлял собой Суэцкий канал, почти вдвое сокращающий время путешествия в Индию, разумеется, тоже манило его.

— Тоска по дому никогда не проходит, Джек, — говорила тетя Агата.

Стоя на палубе и держась за поручни, они наблюдали, как порт медленно исчезает вдали. Джек пытался отвлечься от ощущения, что он выглядит предельно глупо в этом своем топи, похожем на шлем пожарника.

— Но могу вас уверить, Индия соблазнительна и к ней вырабатывается привыкание.

— Да, я уже чувствую.

— Ваш сосед по каюте!.. — Она неожиданно сменила тему. — Не скрою, Джек, мне импонирует его скромность, однако этому человеку нет, наверное, еще и тридцати, а он уже инспектор округа. Вы представляете себе, какой властью он обладает?

Оторвав взгляд от берега, Джек воззрился на тетю Агату и переспросил:

— Властью?

Она рассмеялась и пояснила:

— В его распоряжении тысячи людей. Он, как маленький диктатор, заправляет деревнями, устанавливает правила и законы, я уже не говорю о том, что суд тоже вершит.

Это сообщение действительно удивило Брайанта.

— Я знаю, что Генри нравится его работа, но он никогда не рассказывал подробностей. Я понятия об этом не имел.

— Сказать вам по правде, он живет как король. Правительство обеспечивает его домом с верандой, слугами, даже, наверное, машиной и шофером.

— Но он говорил, что у него скромный доход.

— Вполне вероятно. Но дело не в доходе! Для него все бесплатно. Дома он был бы клерком в каком-нибудь тоскливом учреждении и жил бы довольно скучно. Такие люди, как Генри и мой муж Уильям, которые вкусили Индии, ни за что на свете не согласятся ее покинуть. Эта страна дает им настоящий смысл жизни.

— Звучит довольно драматично.

— Джек, я реалистка. В Англии Уильям в лучшем случае дослужился бы до бухгалтера. Мне, наверное, тоже пришлось бы трудиться в каком-нибудь магазине или мастерской. Наша дочь Дженнифер оставила бы школу и пошла бы работать к модистке или цветочнице. Она познакомилась бы с приятным молодым человеком — можно не сомневаться, тоже клерком, только из другого департамента, — и весь круг повторился бы заново. — Она взволнованно коснулась его руки. — Не поймите меня неверно, в этом нет ничего плохого. Но Уильям осмелился мечтать. — В голосе тети Агаты звучало ликование.

Джек улыбнулся. Она ему действительно нравилась.

— Он привез меня в Индию, и теперь я не могу представить себя ни в каком другом месте. Наша жизнь здесь чудесна, а Дженнифер обручена с прекрасным молодым офицером.

Джек начинал понимать, что имел в виду Генри, когда говорил о своем отношении к Индии.

— Прямо как в сказке.

— Только на самом деле. — Тетя Агата улыбнулась. — Но знаете, Джек, большинству людей, живущих и работающих здесь, присуще обостренное чувство долга. Мой муж, например, искренне верит в величие нашей империи и считает своим долгом посвятить жизнь британскому правлению в Индии. Многие из тех, кто путешествует первым классом, смотрят на это точно так же. Такие люди часто посылают своих детей, родившихся в Индии, учиться домой, в Англию. Те проводят там несколько лет, не видя родителей, а потом их забирают из этих блестящих школ. Они возвращаются в Индию и все годы учебы ждут не дождутся этого дня. Так же и дочери. Вы слышали шутки о рыболовном флоте?

— Слышал, но не совсем понял.

— В Индии много свободных приличных мужчин. Английские старые девы едут сюда пачками, желая развлечься и найти мужа с перспективами. Отсюда и пошло это название — «рыболовный флот». Да, они ловят мужей. Юную Евгению тоже можно было бы в этом обвинить. Ведь она родилась в Индии. Как и у большинства подобных людей, эта страна у нее в крови.

Джек обратил внимание на многозначительность ее взгляда, поднял руки и заявил:

— Я не ищу жену, тетя Агата.

— Так и она говорит. Но не беспокойтесь, я не стану ни о чем спрашивать… как бы мне этого ни хотелось, Джек.

Признательный ей за такт, он наклонился, поцеловал женщину в щеку и сказал:

— Благодарю вас.

Она осмотрелась, подмигнула и заявила:

— Легка на помине.

Показалась Евгения в тонком летнем одеянии, в новом топи, неустойчиво сидевшем у нее на голове, без какого-либо макияжа, как он с удовольствием отметил.

— Зачем вы это купили? — Джек тихонько постучал костяшками пальцев по ее новому шлему. — У вас же наверняка остался купленный во время первого путешествия?

— Конечно, хотя он долго был мне слишком велик, потому что тогда мне было только три года. Со временем шлем стал мне подходить. Но вы кое-что увидите, когда отправитесь домой. Как только судно покинет Порт-Саид и войдет в Средиземное море, все на борту начнут кидать свои топи в море. Это обычай.

— Неужели? — засмеялся Джек.

— Да. Это символ того, что Мать Индия осталась позади.

— Что за люди!.. — покачал головой Джек. — Покидая Лондон, вы рыдаете, а потом называете Индию матерью.

— Джентри[8] рассматривают Индию как продолжение их собственного дома, то есть Британии, — с нарочито-аристократичными интонациями произнесла она.

Все засмеялись.

— Ну, мои дорогие, думаю, мне пора прилечь перед обедом. — Тетя Агата собралась уходить. — Вы пообедаете с нами, Джек?

— Благодарю вас. Могу я привести Генри?

— Разумеется, — сказала тетя Агата, уходя. — Увидимся позже. Евгения, не сгори.

Та повернулась к Джеку и спросила:

— Разве обязательно, чтобы этот вечно подергивающийся тип обедал с нами? Он действует на меня раздражающе.

— Генри вздрагивает, потому что восхищается вашей красотой.

— Правда? — воскликнула она, моментально устыдившись. — Но ведь он даже не смотрит в мою сторону.

— Это потому, что он вами восхищается.

— А вот вы, между прочим, смотрите всегда прямо в глаза!

— Потому что мы с вами друзья.

— Мы могли бы быть большим…

Он утомленно посмотрел на нее и сказал:

— Поверьте мне, не прошло бы и нескольких месяцев, даже недель, как вы уже плакали бы из-за меня.

— Но почему?

— Евгения, пожалуй, будет лучше не…

— Не говорите! Простите меня. Я не буду больше вас дразнить. Начну болтать с мистером Берри, мы с вами станем танцевать каждый вечер, а в Бомбее я вас отпущу. Обещаю. Не покидайте нас и не переставайте быть моим другом.

— Хорошо, благодарю вас, но я соглашаюсь только потому, что мне было бы жаль расстаться с тетей Агатой.

— Я, кажется, ненавижу вас, Джек Брайант.

— Рано или поздно все приходят к этому заключению.

Он сказал это ради шутки, но задумался, не слишком ли много в ней правды.

* * *

На плавание по каналу ушел целый день, большую часть которого Джек провел на палубе, в топи, щурясь в ярком солнечном свете и наблюдая за детьми, которые носились по берегу канала и кричали что-то пассажирам. Некоторые путешественники бросали им мелкие монеты. В городе Исмаилия, примерно на середине пути, судно окружила целая флотилия лодок, которая преследовала корабль. Здесь продавалось все — от башмаков до обезьянок.

Город Суэц оказался для Джека чем-то вроде нижней точки кривой. Сам не зная почему, он думал, что это место должно быть особенным, а увидел скучный городишко, лишенный каких-либо развлечений. Сходить на берег было почти незачем, разве что ради прогулки верхом на осле.

За пару дней плавания в Красном море Джек по-настоящему ощутил, что оказался в месте с совсем иным климатом. Отдаленные берега выглядели иссушенными, покрытыми коричневой пылью. В течение дня становилось невыносимо жарко, даже морской бриз оказался таким теплым, что его трудно было выносить. Джек задавался вопросом, не могут ли люди от жары сойти с ума.

На первый взгляд это казалось невозможным, однако после Адена температура решительно пошла вверх. День за днем стояла беспощадная жара, вынуждающая пассажиров спать на палубе. Даже при паре вентиляторов, работающих на потолке двухместной каюты, Джек и Генри изнемогали от зноя. Берри уверял, что температура в их каюте достигала 38 градусов.

— Отныне, старина, мы будем по ночам спать на палубе, — сообщил Генри неделю спустя.

Матросы, растянув парусину, устроили своего рода разделитель, чтобы дать леди возможность уединиться. Мужчины теперь носили шорты. Джеку это казалось забавным, но он отчаянно жалел, что не прихватил их с собой.

Все было странным, незнакомым. Море вокруг тоже изменилось, даже ночное небо выглядело иначе, а по мере приближения к Индийскому континенту ветер все чаще доносил волны острых ароматов, служивших дополнительным подтверждением того, что Джек и так уже почувствовал: прежняя жизнь осталась позади.

* * *

Наконец настал день прибытия в Бомбей. Среди пассажиров царило радостное возбуждение, но Джек не спешил сходить на берег. Все эти четыре недели «Налдера» была добра с ним, и он почувствовал в ней друга. Честно говоря, уже во время экскурсий, в Мальте или Порт-Саиде, после дня, проведенного на берегу, Брайант чувствовал себя как дома каждый раз, когда приходила пора подниматься по трапу, возвращаясь на корабль.

Джек уже попрощался с тетей Агатой и двумя ее подопечными девицами. Он не хотел сцен со слезами, а что-то подсказывало ему, что Евгения легко не сдастся. Джек и в самом деле не испытывал к ней романтических чувств. Брайант не признавался себе в этом, но он никогда и ни к кому не ощущал ничего похожего на то, что наполняло его родителей. Джек считал, что это была настоящая любовь, и хотел ее почувствовать.

Ему показалось, что Генри и Евгения могут прийти к этому, если не упустят возможность, и потому Брайант шепнул девушке:

— Не позволяйте Генри уйти. Он поклоняется вам, а такое отношение не купишь.

Теперь Джек с нетерпением ждал, когда корабль войдет в естественную гавань Бомбея с тремя закрытыми доками, пристроенными, со слов Генри, британцами. С верхней палубы бомбейский причал представлялся мешаниной цветов и звуков. Люди, работающие в доках, обменивались гортанными криками. Волы, запряженные в повозки, набитые чемоданами и всем прочим, ревели, таща свой нелегкий груз. Темнокожие люди носились взад и вперед. Их бешеная активность будто бы не имела ни начала, ни конца. Мужчины со светлой кожей отдавали приказания. Началась погрузка и разгрузка «Налдеры».

Разумеется, это было не единственное судно в порту. Джек увидел еще несколько кораблей, выстроившихся в доках и требующих внимания целой армии тружеников. Те суетились, как муравьи, занимаясь своим делом.

Джек почувствовал запах готовящейся еды, но не мог угадать, что это. Во время путешествия он познакомился с приправами ярких цветов и со странными названиями, от куркумы до тамаринда. Последний он даже решился попробовать, слегка поморщившись при виде черной пасты, похожей на деготь или кашу из фиников. Взяв чуточку, Джек принялся жевать эту массу, но был вынужден остановиться, такой вкусовой взрыв произошел у него во рту. Он с удивлением узнал, что тамаринд является компонентом вустерского соуса, которым британцы приправляют блюда, например уэлльские гренки с сыром, или даже добавляют в напитки вроде «Кровавой Мэри». Редко на каком столике «Налдеры» недоставало бутылочки «Ли энд Перринз»[9].

Пахло также и людьми, причем даже сильнее, чем рыбой и разнообразной продукцией, приготовленной из нее, хотя именно этот аромат пронизывает все в любом порту отсюда до Лондона. Сразу за доками начинался город с беспорядочно выстроенными домами и улицами. Вдоль эспланады тянулись газовые фонари, вдалеке виднелись элегантные викторианские здания и большие белые Дома с верандами.

Генри бубнил в ухо Джека:

— Всего десять лет назад у нас появились первые электрические трамваи. Мне сказали, что следующими станут автобусы. А там и до автомобилей недалеко. Город пухнет, как на дрожжах. Это торговый центр всего континента, поэтому количество железных дорог тоже растет не по дням, а по часам, и все пути сходятся в Бомбее.

Откуда-то донеслась волна нестройной музыки. Странные звуки незнакомых инструментов влились в какофонию визжащих осей, ревущих волов и орущих моряков. Гибкие смуглые люди легко управлялись с канатами, будто ловкие насекомые, опутывали ими контейнеры. Взгляд Джека привлекли пассажиры. Толпа приезжих непрерывным потоком стекала по трапу. Сойдя на берег, они вносили внезапную ноту бледности в насыщенную, наводящую на мысль о драгоценностях цветовую гамму, которой индусы, по-видимому, отдавали предпочтение.

— Захватывающее зрелище, правда?

Пораженный Джек покачал головой и согласился:

— Ты прав. Это так необыкновенно, что даже немного пугает. Я никогда не видел ничего подобного.

— Первый раз все это чувствуют. Со мной было точно так же. Однако привыкаешь довольно быстро. Странное дело, вскоре все уже кажется привычным и даже домашним. — На его лице появилась добрая улыбка. — Я уже интересовался, но все-таки какие у тебя планы, старина?

— По-прежнему сам не знаю, — пожал плечами Джек. — Всем, кто в этом заинтересован, я намерен сообщить, что не поеду в Австралию, как бы мне ни хотелось побыть еще на корабле.

Генри от восторга хлопнул в ладоши и заявил:

— Молодец парень! Ты не пожалеешь. Но что теперь?

— Ты меня заманил, Генри. Думаю, я последую твоему совету и направлюсь на золотые прииски Ко… — Он замялся, забыв, как правильно произносится название.

— Колара, — подсказал Берри. — В таком случае тебе сначала надо в Бангалор.

— Отлично. Представления не имею, где это.

— На юге. Благодаря старому доброму британскому индустриальному волшебству теперь ты можешь добраться туда на паровозе.

— Замечательно. — Это слово Джеку сразу пришлось по сердцу.

— Более того, мы можем поехать вместе. Такой вариант тебе подходит?

— В самом деле? — На Джека накатила волна облегчения.

Генри заулыбался. От волнения правое плечо у него часто-часто подергивалось. Он протянул Джеку лист бумаги.

— Я получил приказ прибыть в Бангалор.

— Назначение?

— Нет, не то, которого я ждал. Просто непродолжительный визит для подготовки очередного доклада о состоянии горных станций[10] на юге. Но это значит, что я могу сопровождать тебя до самого Бангалора, возможно, даже устроить тебе пару собеседований с работодателями на шахтах.

— Генри… у меня нет слов.

— Пустяки. — Берри жестом указал на берег. — Добро пожаловать в Индию, старина.

* * *

Позже, в относительной прохладе бара на Марин-драйв, потягивая джин с тоником, к которому он приобрел вкус во время путешествия, Джек вспоминал долгий день гуляния по городу.

Кроме культурных достопримечательностей Генри с гордостью продемонстрировал Джеку все британские здания, начиная от первой бумагопрядильной фабрики и кончая медицинским колледжем, не пропустив, разумеется, свой любимый центральный вокзал, известный под названием Виктория Терминус.

— Это мне смутно напоминает Сент-Панкрас[11] с его викторианской архитектурой и красным кирпичом, — произнес Джек, и Генри улыбнулся.

— Это оттого, что Викторию моделировали по образцу Сент-Панкраса. Никогда нельзя полностью уйти от Лондона, верно? Вокзал великолепен, не правда ли? Поразительное смешение величественной готики с элементами индийской архитектуры! Инженер, работая, взял за основу акварель, выполненную чертежником!

Город потряс Джека, и теперь, окидывая взглядом береговую линию в форме полумесяца — характерную примету Аравийского моря, он понимал, почему англичане толпами устремляются в Бомбей.

Этот город подходит для любителей насыщенной социальной жизни, людского шума и деловой лихорадки, то есть не для Джека. В конечном итоге, Лондон был для него лишь пересадочным пунктом на пути к цели, а жить в столице он точно не хотел бы. Кипящий Бомбей при всем своем многоцветии тоже ему не подходил. Он надеялся, что в маленьком городке, расположенном в Золотых Полях Колара, найдет что-то более близкое к той простой жизни, к которой Брайант привык в Пендине. При этом Джек ощущал, как лоб у него покрывается бисеринами пота, и задавался вопросом, сумеет ли он вообще когда-нибудь приспособиться к жизни в Индии.

— В Бомбее мы можем наслаждаться роскошью моря. Сейчас не жаркий сезон. В мае зной бывает невыносимым, а в июне приходит муссон, и тогда дождь идет часто. Говоря «дождь», Джек, я имею в виду настоящий ливень, но он короткий и отнюдь не кажется лишним. Там же, куда ты направляешься, климат умеренный. Бангалор расположен на большой высоте и обдувается прохладными бризами.

— Жду не дождусь, когда окажусь там.

— Тебе понравится в Бангалоре. Утром я разузнаю насчет билетов на поезд. Возможно, нам удастся попасть на вечерний.

Они подняли стаканы и в унисон воскликнули:

— За удачу!

19

Апрель 1920 года

В Бангалор Нед отправился один. В первый раз после того, как их семья покинула Англию, рядом с ним не было Беллы. Сестра и Милли Гренфелл мгновенно пришлись друг другу по душе, и вскоре эта дама стала для Беллы кем-то вроде любимой тетушки. Нед радовался, что в жизни Беллы опять появилась женщина, исполняющая роль матери. Прежде он провел много бессонных ночей, думая о том, как сумеет в одиночку воспитать девочку.

Воспоминание о смерти матери, конечно, присутствовало, напоминало никогда не уходящее облако печали, однако Гренфеллы сумели вернуть в юные жизни Синклеров чувство спокойствия. Доктор жил в большом старом доме, расположенном в границах района, известного в Мадрасе как Белый город. Это было первое безопасное место, в котором Белле довелось оказаться с тех пор, как пятью месяцами ранее Синклеры сели на корабль, чтобы отправиться в Рангун. Нед был уже достаточно взрослым, чтобы понять, что в представлении Беллы этот период равняется целой жизни. Также он не мог не осознавать, что огромная спальня с большими окнами, прикрытыми ставнями, красивая постель с чистым белым бельем, регулярная еда, большой сад для игр и слуги, выполняющие всю домашнюю работу, — все это вместе было для нее более чем привлекательным.

У Неда не было никаких причин думать, что Белла станет возражать, если он решит отправиться в Бангалор. Если на то пошло, Нед был практически уверен в том, что его отбытие пройдет для нее незаметно. Гренфеллы вели полную, активную и насыщенную удовольствиями жизнь, но им не хватало кого-нибудь, на кого можно было бы расточать любовь. Белла с легкостью приняла эту роль желанного ребенка, и Нед увидел, как за несколько недель, протекших с того дня, как они вошли в дом Гренфеллов, сестренка полностью приспособилась к новому существованию. Ее невозможно было вырвать из любящих объятий Милли, да в этом и не было нужды, как сказал он обеспокоенному доктору Гренфеллу, когда начал всерьез заговаривать о необходимости двигаться дальше.

— Здесь она в безопасности и счастлива, — заверил он доктора, когда тот наконец спросил Неда, не чувствует ли тот необходимость оставить Беллу у них. — Мне страшно не хотелось бы опять нарушать порядок ее жизни, если только вы оба не возражаете, чтобы она пожила у вас. На самом деле это мне следовало бы обращаться с просьбой к вам и миссис Гренфелл, а не наоборот.

— «Не возражаете»? — с мягкой иронией повторил Гренфелл. — Мы вне себя от счастья, что она появилась в нашей жизни. К тебе это тоже относится, Нед. Мы полюбили вас обоих. Тебе обязательно надо уезжать?

— Я должен разыскать доктора Уокера. Я обещал Робби, что найду его.

— Конечно. Я понимаю тебя и рад, что ты уважаешь желание друга. Но ты возвратишься в Мадрас?

— Планирую. Но извините ли вы меня, если я скажу, что предпочел бы не связывать себя обещанием? Это неблагодарность с моей стороны, да?

— Разве что чуть-чуть, если не обращать внимания на контекст, — улыбнулся Гренфелл. — Я знаю, что у тебя беспокойная душа. Думаю, после всего, что с вами случилось, тебе надо разобраться в себе. Надеюсь, путешествие в этом поможет. Ты ведь теперь мужчина. Я покинул дом в семнадцать лет. Вспоминая об этом сейчас, я могу лишь качать головой — так это расстроило моих родителей, в особенности бедную мать. Кажется, семнадцать — очень мало. Однако это, конечно, не так. Тебе необходимо найти свою дорогу в жизни. Мы с Милли все понимаем. Но, думаю, важно, чтобы ты знал: здесь ты всегда будешь дома.

— Не знаю, как благодарить вас за вашу доброту. Одежда, содержание — вы с нами так щедры. Конечно, я стану высылать деньги на Беллу, как только…

— Что за вздор! Белла ни в чем не будет нуждаться. А теперь послушай меня, Эдвард. Мы хотим, чтобы ты принял вот это. — Взяв со стола конверт, он протянул его Неду.

Тот понял, что конверт набит рупиями, моментально застыл и промямлил:

— Я не могу взять…

— Можешь и возьмешь. Этот вопрос не обсуждается, молодой человек. Мы с женой подумали и решили, что если приходится тебя отпускать, то нужно, чтобы ты имел достаточно средств на дорогу и непредвиденные расходы.

— Я не могу, — покачал головой Нед. — Вы уже так много сделали. То, что Белла будет в безопасности, значит для меня все. Я пробьюсь сам.

— Тогда пусть это будет долг. И хватит об этом. Заплатишь, когда сможешь. Но нам надо обсудить вопросы более важные, чем деньги. — Он вручил Неду сложенный листок бумаги. — Думаю, тебе понадобится это.

— Адрес доктора Уокера?

— Да, тот самый, который ты назвал. Он и вправду живет в Центральном Бангалоре.

— Похоже, мне остается только благодарить вас. — Глаза Неда просияли.

Гренфелл поднял руку, останавливая его, улыбнулся, пресекая неминуемый поток протестов, и сказал:

— Есть еще кое-что. Думаю, настала пора признаться. Я связался с доктором Уокером.

— Что?

— Надеюсь, ты не обидишься. Я написал ему, и он мне ответил. Я не стал рассказывать ему о Робби. Думаю, это лучше сделать тебе. Но я сообщил ему, что ты его ищешь. Я намеренно обрисовал все в самых общих чертах.

— Так, значит, он меня ждет?

— Еще как. Не только ждет, но и обещал, что поможет тебе найти работу, устроиться… Если ты захочешь. Здесь многие делают себе состояние, молодой человек.

— Что ж, я больше не рвусь из Индии, — улыбнулся Нед. — Мои Родители похоронены в этой земле, сестра счастлива. Пожалуй, стоит попытаться стать чем-то здесь, где так много работы… Не то что дома, в Англии.

— Вот и прекрасно. Итак, молодой человек, пожалуй, стоит сообщить о нашем решении дамам? А потом, думаю, следует сразу же заказать тебе билет в купе первого класса до Бангалора.

* * *

После того как вагон, казалось, бессчетное число раз отцепляли и заново прицепляли и нескончаемых ожиданий в неведомых захолустьях, Нед в конце концов оказался на платформе в Бангалоре. Во время путешествия декорации практически не менялись: пыль, иссохшая коричневая земля. Это зрелище дополнялось лишь вспышками света на переездах со шлагбаумами. Люди, экипажи, тяжело нагруженные поклажей повозки, запряженные волами, размахивающие руками дети ждали, пока паровоз с вереницей вагонов пропыхтит мимо. Один раз, желая сориентироваться, Нед опустил окно и наполовину высунулся наружу. В глаза ему бросилась картина, от которой он испытал почти шок. Группа мужчин в обтрепанной одежде ехала на крыше вагона.

Была вторая половина дня, наступал вечер, и вокзал Бангалора кишел людьми, среди которых то и дело попадались солдаты и офицеры. Нед еще раньше узнал, что Бангалор, по сути, представляет собой военную базу, однако в данном случае военные превратили город в элегантный, удобный центр развлечений и удовольствий, которым он теперь являлся. Сами британские военные, их жены, семьи и огромный аппарат государственной службы, разросшийся за годы расцвета британского правления, вели завидный образ жизни в городе, охлаждаемом, благодаря высокогорному положению, прохладными вечерними бризами. Именно Бангалор стал первым в Индии городом, в котором провели электричество, а это означало такое облегчение быта, о котором на прочих частях континента не могли и помыслить.

Рангун удивлял его во многих отношениях, но Нед не имел возможности оценить это так, как в Мадрасе. Благодаря времени, проведенному с Гренфеллами, теперь он был готов к толпам, нищим, беспорядочному движению, шуму, грязи и непонятным явлениям почти на каждом углу.

Теперь, на вокзале, продираясь сквозь толпу, домогающуюся подачки, он, как уж мог, старался не обращать внимания на слепых, безногих и тому подобных бедолаг. Некоторые из них были искалечены так ужасно, что на них больно было смотреть. Опыт научил Неда, что стоит один раз сунуть руку в карман и достать хотя бы пару монет, чтобы подать нуждающемуся, как он тут же станет объектом осады со стороны других, исполненных решимости завоевать его благосклонность. Но ему бросилась в глаза совсем молоденькая девушка, почти девочка, слишком юная, чтобы быть матерью. Прислонившись к колонне, она одной рукой прижимала к груди младенца, другую, со сложенной в чашечку ладонью, протянула вперед, прося подаяния и не поднимая глаз. Но больше всего внимание юноши привлек жизнерадостный щенок. Он вертелся вокруг, прыгал, обнюхивая прохожих, и это зрелище побудило Неда к действию. Сунув руку во внутренний карман, где лежали несколько медных монет, заранее предусмотрительно заготовленных на такой случай, он аккуратно вложил девушке в руку деньги, составляющие рупию. Нед знал, что для нее это небольшое состояние.

Использовав одну из немногих фраз, усвоенных от доктора Гренфелла, который редко проходил мимо бедных, не подав милостыни, он прошептал на тамильском «поешь», надеясь, что она поймет.

Так, наверное, и вышло, поскольку девушка прижала руку с монетами к сердцу и забормотала что-то, по-прежнему не поднимая глаз. Когда ее ладонь вновь раскрылась, денег в ней уже не было. Нед улыбнулся. Как ни молода она и в каком бы отчаянном положении ни находилась, ей хватило ума спрятать деньги от других, таких же голодных и несчастных.

Он продолжил путь, стараясь не реагировать на призывы нищих, которые разве что не трясли его. Приблизившись к выходу из здания вокзала, Синклер рискнул обернуться и увидел, что юная мать исчезла. Когда Нед вышел на главную улицу, его тут же обдало узнаваемым ароматом поджариваемого арахиса, и это напомнило ему о голоде. Он испытывал сильное искушение купить фунтик, но желудок у него еще не совсем привык к острой пище. Поэтому Нед решил не рисковать и пока не покупать еду у уличных торговцев. Со времени отъезда из Шотландии он уже потерял стоун[12], и одежда на нем висела. Нед отрицательно покачал головой и в ответ на призывы молодого человека, который стоял у дороги, ножом зловещего вида резал гуайяву и ловко, как фокусник, обмакивал ее в соль и молотый чили. Изо рта у Неда еще текли слюнки, когда он жестом подозвал из толпы возниц одного и, прижимая к животу кожаную сумку, подаренную ему Гренфеллом, дал жилистому старику рикше адрес доктора, который проживал неподалеку, на Шешадри-роуд.

Пошатнувшись от напряжения и громким криком предупредив, что начинает движение, рикша стронул повозку с места. Неду было несколько не по себе из-за того, что его тащит человек, по возрасту годящийся ему в дедушки. Стараясь отделаться от этого чувства, Синклер откинулся под балдахином и предоставил волне первых впечатлений о городе-саде Бангалоре беспрепятственно омывать себя.

20

Доктор Уокер оказался именно таким приветливым и обаятельным, каким его рисовал Робби. Копна отливающих металлом седых волос и глубокий низкий голос придавали всему его облику нечто особенное, в глазах Неда — идеально ему подходящее. Юношу провели в просторный беленый дом, расположенный на бульваре, обрамленном рядами деревьев. Жена Уокера пригласила Неда в гостиную, которая могла бы показаться сумрачной, если бы не три высоких арочных окна, служивших главным ее украшением.

Обязательные вентиляторы на потолке медленно вращались, в комнате приятно пахло цветами и табаком, пряностями и духами, воском и полированным деревом. От ровного тиканья величественных каминных часов Неду сразу стало спокойно, а цветочная ткань, которой были обиты диваны, и изношенный ковер под ногами, казалось, знакомы ему давно.

— Это Флора, — представил доктор супругу и просиял.

Пухлая смуглая женщина поднялась, широко улыбаясь. Нед не отличался особенно высоким ростом, но ее волосы, убранные в узел, пронизанные там и сям серебристыми нитями, все равно маячили где-то внизу. Синклеру показалось, что Флоре под шестьдесят, но благодаря приятной полноте и отсутствию морщин ей можно было дать и гораздо меньше.

— Рада вас видеть, Эдвард, — произнесла она на идеальном английском с легким индийским акцентом. — Вы, наверное, очень устали после долгого путешествия. — Женщина кивнула слуге, ожидающему приказаний, и тот протянул гостю поднос с крошечным стаканчиком. — Шерри?

Очарованный теплой улыбкой Флоры и искренней озабоченностью, прозвучавшей в ее голосе, Нед взял женщину за руку, наклонился и поцеловал в щеку.

— Огромное спасибо за добрые слова.

— Прошу, садитесь. — Она указала на широкую, прочную на вид софу с горой подушек, в которые он и погрузился.

— Выпей-ка, — сказал Уокер. — Вид у тебя такой, что глоток, думаю, не помешает.

Нед улыбнулся, провозгласил тост за хозяев и чокнулся с ними. Он мысленно ущипнул себя, чтобы удостовериться, что не спит, действительно находится в Индии, а не в каком-нибудь оригинальном салоне в Англии.

— Молодому человеку нравится, чтобы его называли Недом, дорогая, — сообщил Уокер.

— Пусть будет Нед, — согласилась Флора. — Но у тебя совершенно истощенный вид, дитя мое. Ты голоден?

— Не то слово, — признался он.

Тут Флора моментально и без усилий переключилась на одно из местных наречий.

Давая инструкции слуге, она бросила взгляд в сторону Неда.

— Сейчас я позабочусь об ужине. В этом доме никто не голодает, Нед, — сказала она, мягко и выразительно посмотрев на мужа. — Хватит пока шерри, Гарольд. Сначала мальчику надо наполнить желудок. Прошу прощения. — Женщина что-то сказала на тамильском высокому слуге, тот открыл ей дверь, и она исчезла.

При виде удивления, отобразившегося на лице Неда, Уокер рассмеялся, сделал последний глоток шерри и сказал:

— Мы женаты почти тридцать лет, и все это время она неустанно воспитывает меня, как, впрочем, и всех остальных. Не говори потом, что я тебя не предостерег.

— Буду считать себя предупрежденным, доктор Уокер.

Нед осмотрелся. Его внимание привлекли тяжелые деревянные панели и темная мебель в том же стиле. На полах насыщенного коричневого цвета лежали красивые, благородно потертые ковры. Три высоких окна выходили в чудесный сад. С улицы, подходя к дому по короткой тропинке, он его не заметил. Высокие английские деревья соседствовали там с экзотическими растениями, названий которых Нед не знал.

Комнату усеивали фотокарточки в рамках, они занимали любую плоскую поверхность, включая стены. Со своего места Синклер видел, что это по большей части групповые семейные снимки членов семьи Уокер на различных этапах их жизни. Со всех без исключения фотографий смотрели жизнерадостные и веселые лица. Нед даже позавидовал им.

Уокер стоял у большого дубового буфета и наливал себе очередную крохотную порцию шерри.

— Так, значит, ты уже в Индии… с каких пор? — поинтересовался он, поворачиваясь и предлагая стаканчик Неду.

Тот отрицательно покачал головой. После предупреждения миссис Уокер Нед не осмеливался пить.

— Все началось с Рангуна. Там я познакомился с Робби, а доктор Гренфелл и его жена взяли нас с сестрой к себе, когда мы прибыли в Индию. Это было около шести недель назад. Наверное, доктор Гренфелл описал вам нашу ситуацию.

— Да. Мы с большой печалью узнали о ваших утратах. Найти подходящие слова так…

— Их нет, доктор Уокер. Это был шок, и сейчас мы приспосабливаемся к новой жизни. Здесь, в Индии, стало легче.

— Наверное, так и должно быть.

Настал момент, о котором он думал с ужасом, но обойти эту тему было невозможно.

— Вообще-то, я чувствую себя виноватым. Решение оставить сестру у этих людей далось мне нелегко. Но я знаю, что там ей хорошо, у нее стабильная жизнь. В то же время я испытываю облегчение оттого, что больше не надо тревожиться за безопасность Беллы.

— Совершенно естественно, сынок, — отозвался Уокер.

Нед нуждался в таком заверении.

— Доктор Уокер, есть особая причина, по которой я приехал в Бангалор в поисках вас. — Он глубоко вдохнул. — Я дал обещание Робби, что сделаю это.

— Прежде чем ты продолжишь Нед, позволь сказать, что ты, наверное, не принес мне добрых вестей об этом чудесном мальчике. Гренфелл был немногословен, но я читал между строк. Да и сам простой факт, что ты здесь, а Робби нет, подтверждает мои самые худшие подозрения.

Нед возненавидел сам себя за очередной прилив облегчения.

— Он умер на корабле, по пути в Индию. От холеры. Я до сих пор гадаю…

Он не закончил фразы, потому что появилась Флора и объявила, что ужин на столе.

— Еда не должна остыть, Гарольд, — предупредила она, погрозив мужу пальцем.

Уокер заговорщицки подмигнул Неду, по-дружески положил руку на его плечо и заявил:

— Пошли, старина. Будем тебя кормить и поить. Мне очень жаль, что Робби умер. Сказать по правде, мы очень мало его знали, но из того, что видели, поняли, что он очень милый мальчик, добрый, отчаянно желающий к кому-нибудь прибиться. Я ему и в самом деле говорил, что он может в любой момент приехать в Бангалор и жить у нас. Хорошо, что Робби ничего не забыл. Спасибо тебе, что приехал, проделал весь этот неблизкий путь, чтобы лично сообщить нам печальную новость.

На этом разговор закончился. Мягкие слова Уокера стали заключительной фразой в этой главе его жизни. Затем Неда провели в небольшую, но элегантно обставленную столовую с мебелью темного дерева и кружевной скатертью на столе. Там их ждала Флора с сияющей улыбкой на лице, которую тут же подхватили две служанки, готовые подавать ужин.

Нед с удовольствием предался приятному разговору и простой, сытной еде, которая выглядела как местная, но вкусом скорее походила на слегка перченного тушеного цыпленка.

— Мы не знали, насколько ты привычен к индийской пище, — объяснила Флора. — Поэтому служанка приготовила цыпленка, которым мы всегда потчуем гостей, только что прибывших из Англии. Надеюсь, ты не обидишься.

— Миссис Уокер, цыпленок великолепен. Я таких мог бы съесть сто штук.

— Ты уже начал немного привыкать к превосходной индийской кухне? — осведомился Уокер.

— Да, я люблю индийскую еду, — заулыбался Нед. — А откуда ваша семья, миссис Уокер?

— Папа — англичанин, но мама — местная девушка из Бомбея. Мы устроились здесь, а дальше просто — я познакомилась с Гарольдом и вышла за него замуж. У нас шестеро детей, сейчас все взрослые.

— Нашу младшую зовут Айрис. Вообще-то, она примерно твоего возраста и, пожалуй, самая избалованная из всех, — признался Гарольд.

— Твоя любимица, — подхватила Флора, помогавшая айе переменять блюда.

— Не говори так, дорогая. Просто она младшая — моя маленькая принцесса! Что я могу сказать? Она чудо!

— Надеюсь с ней познакомиться, — улыбнулся Нед.

— Она сейчас в Ути, сынок, — объяснила Флора. — Преподает в приюте и пробудет там, наверное, до конца года.

— Жаль, — произнес Нед.

— Уверена, рано или поздно ты с ней познакомишься, хотя она пока мечтает о поездке в Англию. У Гарольда родственников немного, все живут в разных местах, но приезжают к нам в гости, так что, надеюсь, ты увидишься со всеми членами нашей семьи.