Робин Кук
\"Сфинкс\"
ПРОЛОГ
1301 год до н. э
Гробница Тутанхамона в Долине Царей фиванского некрополя
Десятый год правлении Величественнейшего — Царя Верхнего и Нижнего Египта, сына Ра, фараона Сети I. Четвертый месяц сезона Большой Воды, день десятый.
Эмени ткнул медным резцом в плотную массу известняка прямо перед собой, и тот уперся в каменную плиту, за которой находился Дом Вечности молодого фараона Тутанхамона, оставленного здесь пятьдесят один год тому назад.
Воспрянув духом, Эмени начал копать еще усерднее. Туннель, в котором он распластался на животе, был слишком узок даже для его худощавой, жилистой плоти. Наконец в кромешной тьме руки Эмени наткнулись на покрытую гипсом стену и нащупали печать Тутанхамона на двери, покой которой не нарушался с тех самых пор, как погребли юного фараона. Эмени позволил себе немного расслабиться и прислушался к возне разносчика воды Кемеса, проталкивающего через туннель корзину с молотком, масляным светильником и бронзовым тесаком с рукоятью из бычьей кости.
При помощи молотка и резца дело с каменной плитой быстро пошло на лад, да и руки Эмени к этому моменту уже приобрели необходимую сноровку. Он поражался убогости Тутанхамоновой гробницы, когда сравнивал ее с Домом Вечности нынешнего фараона — Сети I, на строительстве которого теперь подрабатывал. Однако сетовать было бы грешно: опала Тутанхамона являлась главным залогом успеха ночного предприятия. В противном случае сюда и носа никто бы не сунул. Согласно указу фараона Хоремхеба, сторожевые жрецы Амона были отозваны, и Эмени оставалось лишь подкупить пьянчужку, караулящего домики местных работяг. Дело, впрочем, обошлось двумя мерами зерна и пива. Хотя и в этом не было особой нужды, раз уж Эмени пришло в голову навестить Тутанхамона во время великого праздника Оп. Весь персонал некрополя, как и основная часть жителей близлежащей деревушки, откуда и сам Эмени был родом, находился сейчас там, где им и положено было находиться, — в Фивах, на восточном берегу Нила. И все же Эмени боялся так сильно, что страх заставлял его орудовать молотком все сильнее и яростней. Плита перед ним поддалась, а мгновение спустя глухо обрушилась внутрь.
С чувством благоговения Эмени двинулся вперед. В погребальном помещении стояла абсолютная тишина. Заглянув обратно в туннель, он увидел в призрачном отблеске лунного света подползающего Кемеса.
Двигаясь быстро, Эмени все же старался не потревожить гирлянду мертвых цветов на пороге и поскорее найти два необходимых ему золотых ковчега. Обнаружив их, он не без почтительности вскрыл дверцы и вынул драгоценные статуэтки. Это были прелестные изваяния Изиды и Нехбет — хищной богини Верхнего Египта.
Вооружившись снова молотком и резцом, Эмени забрался под усыпальницу Амнута, быстро пробил вход в соседнее помещение и проник туда, держа перед собою лампу. Осторожно поставив лампу на шкафчик из красного дерева, он стал внимательно осматривать ковчежец, не подозревая, что в туннеле в это мгновение жизнь кипела ключом.
Кемес почти добрался до пролома, а следом за ним двигался Ирамен. Амасис, огромный нубиец, с трудом проталкивающий свое тело сквозь узкий проход, чуть отставал от них. Как только три плебея разглядели несметные сокровища, девственно разложенные вокруг них, страх мгновенно сменился непотребной жадностью. Точно голодные гиены они метнулись на утонченные предметы загробной роскоши. Заботливо упакованные кофры были вспороты и выпотрошены, Золото инкрустаций безжалостно вырвано. В первое мгновение, когда Эмени услышал грохот и треск, сердце его едва не выпрыгнуло из груди. В голове мелькнула мысль об ужасной расправе. Затем до него донеслись возбужденные знакомые голоса, и он понял, что произошло. Вся затея превращалась в разнузданный ночной кошмар.
— Нет, нет! — закричал он и, схватив лампу, бросился в проход. — Остановитесь! Ради всех богов — остановитесь! — Крик, искаженный малым пространством, словно громом поразил грабителей. Опомнившись, Кемес угрожающе поднял свой нож. Амасис заметил это движение и улыбнулся. Ничего хорошего такая улыбка не предвещала.
…Эмени не мог сообразить, как долго он был без сознания. Сначала он услышал приглушенные голоса. Затем увидел свет, падающий из пролома в стене, и, медленно повернув голову, чтобы унять боль, уставился на соседнюю комнату Смерти, где находилась мумия. Скорчившись между двумя черными изваяниями Тутанхамона, он видел силуэт Кемеса. Эти трое осмелились посягнуть на самое неприкосновенное, святая святых Египта. Подтянув ноги под себя, Эмени скрючился, пережидая усилившуюся головную боль. Кемес, державший небольшую золотую фигурку, внезапно обернулся, взглянул на Эмени и замер, но тотчас же с гневным криком бросился на несчастного каменотеса.
Забыв о боли, Эмени нырнул в туннель, но Кемес успел схватить беглеца за лодыжку. Собравшись с силами, он позвал своих приятелей, а Эмени, перекатившись на спину, сильно и зло пнул его свободной ногой в скулу. Кемес ослабил хватку, и Эмени быстро пополз по туннелю, выбрался наружу, в сухой ночной воздух, и бросился к казармам охраны некрополя.
В гробнице тем временем запаниковали, понимая, что спастись можно только бегством, но для этого нужно забыто о том, что успели открыть всего-навсего один саркофаг. Амасис, пошатываясь от напряжения, выбрался из комнаты Смерти с большим грузом золотых статуэток. Кемес увязал целую груду массивных золотых колец. Они лихорадочно швыряли награбленное в тростниковые корзины, а затем в мгновение ока оказались снаружи, взвалили корзины на плечи и пустились к югу. Изнемогающий под тяжестью добычи Амасис решил припрятать под скалой синюю фаянсовую вазу, чтобы освободить хотя бы правую руку. Когда он догнал остальных, те уже выходили на дорогу к храму Царицы Хатшепсут и углубились в бескрайнюю Ливийскую пустыню. Они были свободны и богаты — сказочно богаты.
Эмени мало что знал о пытках. Когда ему сообщили о том, что решено прибегнуть к палочному допросу, он понятия не имел, что это такое. Однако, когда четверо громил в нагрудниках фараоновой стражи разложили его на низенькой скамеечке, а пятый взялся обрабатывать самые нежные и уязвимые участки его ступней, Эмени закричал:
— Остановитесь, я вам все скажу!
Когда же он совсем перестал соображать от боли, принц Майя, шеф охраны некрополя, легко махнул своей ухоженной рукой, и жест этот означал, что процедуру можно прекратить. Парень с дубиной врезал Эмени еще разок, а принц Майя, держа в руке цветок лотоса, повернулся к гостям. Их было двое: Небмара, управитель Западных Фив, и Ненефта, старший архитектор его величества, фараона Сети I. Никто из них на любезность хозяина не откликнулся, и тот сам повернулся к Эмени, лежавшему на спине и на всю жизнь возненавидевшему воровство.
— Скажи-ка, каменотес, откуда ты узнал дорогу к сокровищам Тутанхамона?
— Мой дедушка… Он передал схему гробницы моему отцу, а тот — мне.
— Твой дед тесал камни для гробницы?
— Да, — ответил Эмени.
— А ты работаешь на строительстве пирамиды? — перебил их Ненефта.
Эмени кивнул. Он очень боялся великого архитектора, и основания для этого у него имелись.
— Как ты думаешь, может ли быть ограблена сооружаемая нами гробница?
— Любая гробница может быть ограблена, если ее не охранять.
Гнев сверкнул в глазах Ненефты. Он едва обуздал яростное желание убить на месте эту тварь, олицетворявшую все, что ему было ненавистно.
— И каким образом, позволь тебя спросить, уберечь нам фараона и его сокровища? — выдавил наконец Ненефта.
— Уберечь фараона невозможно. Как было раньше, так будет всегда. Люди не перестанут лазить в гробницы.
С удивительным для своей комплекции проворством Ненефта преодолел расстояние, отделявшее его от каменотеса, и ударил его тыльной стороной ладони в лицо.
— Как смеешь ты, прах, упоминать в своей грязной речи имя великого фараона!
Он замахнулся еще раз, но вдруг остановился, и лицо его потеряло всякую осмысленность. Сонливый Небмара встрепенулся и перестал жевать финики, не донеся последний до разинутого рта.
— Все ли в порядке с твоим Великолепием? — подался он вперед, пристально вглядываясь в лило архитектора.
В жирных складках щек Ненефты неожиданно заиграла довольная улыбка. Повернувшись к столу, он возбужденно обратился к Майя:
— Гробницу Тутанхамона уже опечатали?
— Конечно, — ответил принц. — И немедленно.
— Вскройте ее!
— Вскрыть? — изумился Майя, а Небмара уронил финик.
— Да, я хочу побывать в оскверненном святилище. Слова этого каменотеса пробудили во мне вдохновение, способное потягаться с духом великого Имхотепа. Я знаю теперь, как сохранить в неприкосновенности сокровища нашего фараона. Невероятно, как я не додумался до этот раньше.
В первую секунду радостного оживления Эмени воспрянул, надеясь на благополучный для себя исход. Однако улыбка на лице Ненефты мгновенно погасла, как только он повернулся к арестанту. Зрачки его сузились, лицо потемнело.
— Твои слова принесли нам пользу, — начал он, — но они не могут искупить твое гнусное злодеяние. Сейчас тебе будет вынесен приговор, но трепещи, ибо это сделаю я. Ты умрешь следующим образом: здесь соберут таких же ублюдков, и пару часов ты будешь издыхать перед ними, посаженный на кол, а тело твое потом сожрут гиены.
Он жестом повелел своим рабам браться за носилки, в которых сидел, и после этого обернулся к остающимся сановникам.
— Вы хорошо послужили фараону сегодня.
— Служить — наша святая обязанность, твое Великолепие, — отозвался Майя. — Но кое-что все же осталось непонятным…
— Тебе и не нужно ничего понимать. Вдохновенная мысль, осенившая меня сегодня, должна пребывать величайшим секретом Вселенной. Она останется тайной навеки.
1922 год, 26 ноября
Гробница Тутанхамона в Долине Царей фиванского некрополя
Возбуждение становилось всеобщим — оно как зараза перекидывалось от одного к другому, пока не поразило всех, и теперь уже не было человека, который лежал бы где-нибудь со спокойным лицом и не задавал бы нервных вопросов. Растущему напряжению не в силах был препятствовать даже кинжальный огонь одиноко висевшего над Сахарой солнца. Арабы-феллахи ускоряли и ускоряли темп, вынося щебень — одну корзину за другой — из распахнутого устья гробницы. Наконец, пройдя по нисходящему коридору. Они достигли входа в усыпальницу. Это дверь простояла запечатанной три тысячи лет. Что за ней? Окажется ли эта гробница пустышкой, как все другие, ограбленные в античности? Ответов пока не было.
Сарват Раман — десятник с большим тюрбаном на голове — поднялся на поверхность, облепленный слоем мельчайшей пыли. Держа в руках инструменты, он размашист зашагал к тенту из белого полотна — единственному предмету на многие мили вокруг, отбрасывавшему хоть какую-то тень в этой нещадно палимой солнцем долине.
— Осмелюсь доложить вашему превосходительству, что мы очистили весь коридор, — слегка согнувшись, сказал Раман — Вторая дверь нами полностью откопана.
Говард Картер прищурился, тронув указательным пальцем поля черной фетровой шляпы.
— Чудесно, Раман. Мы осмотрим дверь, как только уляжется пыль.
— Я с почтением ожидаю ваших указаний. — Раман повернулся и вышел из-под тента в марево раскаленного воздуха.
— Вы несколько холодны, Говард, — произнес лорд Карнарвон, чье полное имя звучало старомодно — Джордж Эдвард Стенхоуп Молинэ Герберт. — Я поражаюсь вашей способности сидеть здесь и допивать лимонад, вместо того чтобы бежать сломя голову к гробнице, лихорадочно воображая себе, что именно мы найдем за той дверью, — Карнарвон улыбнулся я подмигнул своей дочери, леди Эвелин Герберт. — Теперь я могу понять Бельцони, который применил гидравлический таран, отыскав гробницу Сети I.
— Мои методы отличны от методов Бельцони, — неприязненно ответил Картер, — И прошу не забывать, что его вандализм соответственно был вознагражден пустой гробницей, не считая, конечно, саркофагов. — Он невольно взглянул в сторону открытой по соседству гробницы Сети I, — Видите ли, Карнарвон, я все еще не могу сказать определенно, что же такое мы здесь нашли. И не думаю, что у нас имеются особые причины для радостного возбуждения, поскольку неясно, можно ли вообще считать это гробницей. Настенная живопись не типична для фараона восемнадцатой династии. Скорее всего это какой-нибудь перенесенный из Ахетатона тайник Тутанхамоновых принадлежностей. Кроме того, нас опередили могильные воры, и даже не один раз. Моей единственной надеждой является тот факт, что кто-то нашел веские основания, чтобы вновь опечатать двери.
К тому времени, когда они вошли в коридор, пыль уже устилала плотным ковром убегающий в темноту спуск. Они старались двигаться плавно и не тревожить блаженно застывший после неистовых рудокопов воздух. Возглавлял процессию Картер. За ним следовали Карнарвон и его дочь. Последним двигался ассистент Картера — Келлендэр. Раман, передав небольшой ломик главе экспедиции, остался у входа. Фонарь и свечи нес ассистент.
— Как я и говорил, мы не первые интересуемся содержимым этой гробницы, — произнес Картер, нервно ткнув пальцем в левый верхний угол каменной плиты, — Дверь была вскрыта и потом запечатана вот в этом месте. А здесь, — он очертил небольшую окружность в центре, — ту же самую операцию проделали вторично. И это очень странно.
Лорд Карнарвон, выглянув из-за спины археолога, увидел погребальную печать фараона, изображающую шакала и девять связанных рабов.
— Вдоль основания двери просматриваются образчики оригинальной печати Тутанхамона, — продолжал Картер. — Ну что же, давайте посмотрим, что за этой дверцей.
На мгновение время остановило свой ход, и, как только глаза Картера адаптировались к темноте, трех тысяч лет словно и не бывало. Слабо засияла слоновая кость зубов Амнута, выступили из черноты веков золотые фигуры животного обличья.
— Что-нибудь видно? — спросил Карнарвон.
— Да! И зрелище неописуемое! — Картер слегка отстранился, чтобы остальные тоже могли взглянуть на комнату, битком набитую невероятными вещами. Три усыпальных ложа венчались золотыми головами, а в углу, куда упал свет фонаря, валялась груда ларцов и ковчегов, инкрустированных золотом. Картер попытался уяснить себе причину беспорядка в погребальном покое. Вместо предписанного ритуалом строго определенного положения предметов загробной жизни здесь царила полнейшая неразбериха. Справа можно было увидеть две статуи Тутанхамона в натуральную величину — каждая в золотой юбочке и в золотых сандалиях, скрещенные руки удерживают символы власти фараона.
Между этими изваяниями была еще одна опечатанная дверь!
Картер отодвинулся от пролома, предоставив спутникам вволю наслаждаться созерцанием неправдоподобного для простых смертных феномена. В нем росло желание немедленно разрушить остаток стены и проникнуть внутрь комнаты. Но никто не войдет туда, вплоть до завтрашнего утра…
1922 год, 27 ноября
В это утро Картер провозился у входа более трех часов. Раман и еще несколько феллахов крутились около него. Рядом в ожидании стояли лорд Карнарвон и леди Эвелин. Картер решительно поправил сбившийся галстук и шагнул через порог, глядя себе под ноги.
Не говоря ни слова, он жестом предупредил Карнарвона, чтобы тот не споткнулся о полупрозрачную алавастровую вазу в форме лотоса, лежащую у самого входа. Затем, приблизившись к двери, расположенной между двух статуй, он приступил к осмотру печатей. Обернувшись, чтобы помочь дочери. Карнарвон заметил валявшийся у стены справа свиток папируса. Слева лежала гирлянда сухих цветов, как будто похороны Тутанхамона состоялись не далее чем вчера. Леди Эвелин наконец вошла, влекомая твердой отцовской рукой и сопровождаемая Келлендэром. Раман за недостатком места входить не стал и ограничился тем, что скромно стоял у входа.
— К сожалению, усыпальный покой тоже не остался в неприкосновенности, — сказал Картер, указывая на дверь перед собой. Карнарвон, леди Эвелин и Келлендэр осторожно подошли к археологу и стали рассматривать то место, куда указывал его палец. Даже Раман не удержался и сделал шаг вперед.
— Удивительно то, — продолжал Картер, — что сюда входили только один раз, а не дважды — как в первую дверь. Это дает повод надеяться на сохранность мумии, быть может, грабители до нее не добрались, — Картер оглянулся и увидел Рамана, — Раман, мне помнится, я не отдавал никаких распоряжении относительно твоего присутствия здесь.
— Я прошу у нашего превосходительства прошения, но мне подумалось, не мог ли я быть чем-нибудь полезен.
— В самом деле? Ну, если речь зашла о пользе, то привести ее ты можешь только одним способом: немедленно выйдя наружу и не впуская сюда ни одного человека без личного моего разрешения.
— Будет исполнено, ваше превосходительство. — Раман бесшумно выскользнул из комнаты.
— Говард, — заговорил Карнарвон. — Вам следовало проявить чуть больше великодушия.
— Всем рабочим будет предоставлена возможность осмотра, но время для этого я назначу позже, — ответил Картер, — Итак, как я уже сказал, мумия вполне может оказаться нетронутой из-за того, что грабителей, видимо, застали врасплох в самый разгар их святотатства. Есть, правда, кое-что непонятное и таинственное в том, как расположены вещи. После воров здесь все-таки пытались навести порядок, но времени как будто не хватило. Почему?
Карнарвон пожал плечами.
— Взгляните на чудесную вазу у порога, — продолжал Картер. — Почему ее не убрали на место? А этот золоченый ковчежец с распахнутой дверкой — статуэтка оттуда украдена, но почему никто не удосужился запереть его? Или вот эта обыкновенная масляная лампа. К чему ее оставили здесь? У меня такое ощущение, словно все находящиеся здесь силятся сказать нам нечто очень важное. И вот это действительно странно. Ох, посмотрите туда! Там еще одна комната, — Картер сел на корточки перед усыпальным ложем и осветил его фонарем. Карнарвон, леди Эвелин и Келлендэр поспешили к нему. Исчезая в проломе под ложем, луч света выхватывал очертания нового помещения, очевидно, тоже набитого золотом и драгоценностями. Как и наверху, все было перевернуто вверх дном. К несчастью для присутствующих, все они, увлеченные новой находкой, позабыли о недоуменных вопросах Картера и перестали размышлять о том, что же все-таки случилось здесь три тысячи лет тому назад.
А позже Карнарвон получил заражение крови. В ночь на 5 апреля 1923 года, менее чем через двадцать недель после событий в гробнице Тутанхамона, весь Каир был взбудоражен необъяснимым ураганом, который явился неизвестно откуда и бесчинствовал всего пять минут. В этот краткий отрезок времени умер лорд Карнарвон.
В течение нескольких месяцев, один за другим, умерли при таинственных обстоятельствах еще четверо участников ноябрьской экспедиции. Один из них, например, исчез с палубы собственной яхты, стоящей на якоре в низовьях Нила при абсолютном штиле. Интерес к раскопкам и историям с могильным грабежом начал спадать, а на смену ему пришли гипотезы об искушенности древних египтян в оккультных науках. Заговорили о „проклятии фараонов“ и каких-то тенях из прошлого, „Нью-Йорк таймс“ тревожно сообщила: „Это величайшая загадка, и игнорировать ее или сохранять скептические позиции было бы легкомысленно. Страх тем временем начал просачиваться в научные круги. Слишком много было совпадений…
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Каир, 15 часов
Когда Эрика Бэрон выходила утром из отеля „Хилтон“, она преследовала ясную и вполне достижимую цель — побывать на каирском базаре и посетить секцию ювелиров, чтобы приобрести экзотические подарки. Теперь же, когда людская волна несла ее, сжатую со всех сторон разгоряченными телами, куда-то в глубь базара, акция эта уже не казалась Эрике легко выполнимой. Особенно сильно засомневалась она в успехе, когда чьи-то грязные пальцы забегали по ее волосам. Ну что ж, этого было достаточно. Ведь ее интересовала древняя цивилизация художников и жрецов. В принципе в этой стране ей хотелось увидеть только провинциальный Верхний Египет да, пожалуй, еще монументы типа Саккара. Пробираясь сквозь нагромождение лавок, торговавших голубями в тростниковых корзинках, Эрика ускорила шаг. Она уже видела впереди минарет и залитую солнцем площадь.
Внезапно Эрика остановилась как вкопанная, мгновенно потеряв всякое ощущение реальности и уткнувшись в витрину, в которой стояла небольших размеров глиняная урна, излучавшая таинственное сияние Древнего Египта. Края урны были чуть-чуть отбиты, но в остальном сосуд сохранился полностью. Перед ней был великолепный образчик преддинастической керамики.
Чуть отступив назад, Эрика попыталась прочесть надпись на витрине, но, к сожалению, так и не смогла разобрать непонятные загогулины арабского шрифта. Правда, ниже и очень мелко было нацарапано: „Антик Абдул“.
Сотни цветных бус, закрывавших дверной проем, издали щелкающий звук, когда Эрика вошла в лавку. За прилавком никого не было, и Эрика, повесив сумку на плечо, погрузилась в созерцание изумившей ее керамики. В это мгновение портьера в задней стене магазинчика раздвинулась, и к прилавку прошаркал хозяин, Абдула Хамди.
— Меня интересует эта урночка, — обратилась к нему Эрика. — Можно рассмотреть ее поближе?
— Разумеется, — ответил Абдула, вынул чашу из витрины и сунул ее в дрожащие от волнения руки Эрики. — Идите сюда, здесь больше света. — Он включил висевшую над прилавком электрическую лампочку без абажура.
Эрика подошла к прилавку и осторожно поставила на него сосуд. Затем снова ваяла чашу в рукии, медленно вращая ее кончиками пальцев, принялась исследовать рисунок, на котором были изображены танцоры, антилопы и какие-то примитивные лодки.
— Сколько? — спросила она, не отрывая глаз от изящно переплетавшихся линий.
— Двести фунтов, — ответил Абдула, заговорщицки понизив голос.
— Двести фунтов! Но я могу позволить себе фунтов сто, не больше.
— О’кей, только для вас… — Абдула выдержал паузу. — Вы американка?
— Да.
— Это хорошо. Мне нравится американцы. Пусть я понесу убыток из-за этой плошки. Итак: сотня и еще шестьдесят фунтов. Больше не уступлю.
Перевернув сосуд вверх дном, Эрика увидела нанесенную охрой спираль и потерла рисунок большим пальцем. Часть пигментов охряного покрытия отслоилась, и Эрика поняла, что ей пытаются всучить подделку. Испытывая крайнюю неловкость, она поставила вазу на прилавок и преувеличенно заинтересовалась ремнем своей сумочки.
— Ну что ж, нет так нет.
— А у меня еще есть. — Абдула открыл высокий деревянный шкаф, стоявший у стены, вытащил новую вазу и водрузил ее на прилавок.
Эрика нехотя взяла чашу в руки и принялась внимательно рассматривать рисунок у основания, затем, лизнув указательный палец, потерла им по рисунку. Краска не поддалась.
— Сколько? — Эрика попыталась скрыть охватившее ее волнение. Не так-то легко совладать с собой, когда держишь в руках вешь, сделанную шесть тысяч лет тому назад.
— Она не продается. Может быть, в другой раз. Но не сейчас. Вы туристка? — Абдула попытался отвлечь внимание Эрики от вазы.
— Нет. Я египтолог.
— Египтолог! Так вы бывали в Египте раньше?
— Нет, я здесь впервые. Давно хотела приехать, но как-то не получалось с деньгами.
— Ну что же, дай вам Бог по-настояшему насладиться этой поездкой. Вы собираетесь в Верхний Египет? В Луксор?
— Конечно.
— Я дам вам адрес моего сына, у него такой же магазинчик, и он может показать вам кое-что интересное. А пока, не согласились бы вы разделить со мной стариковское чаепитие? Чай обещаю с мятой.
Эрика колебалась секунду-другую, прежде чем взять в руки сумочку и последовать за хозяином. Задняя комната оказалась таких же размеров, что и торговая часть магазинчика, правда, без окон и дверей. Стены и пол были убраны яркими восточными коврами. Посередине, в окружении пухлых огромных подушек, стоял низенький столик и поблизости от него — кальян. Вдоль стен громоздились высокие шкафы.
— Садитесь, пожалуйста. — Абдула указал на подушки вокруг столика. — Не часто мне доводится принимать таких красивых и к тому же просвещенных дам. Скажите, радость моя, из каких вы мест?
— Вообще-то я из Толедо, штат Огайо. Но теперь живу в Бостоне, точнее, в Кембридже.
— Бостон, да. У меня там друг. Мы переписываемся время от времени. Вернее, пишет сын. Я не умею. Кстати, где-то здесь у меня его письмо. — Абдула запустил руку в шкатулку, стоявшую меж подушек, и выудил оттуда машинописное послание, адресованное Абдуле Хамди. Луксор, Египет. — Может быть, вы его знаете?
— Бостон слишком большой город… — начала Эрика, но тут же осеклась, скользнув глазами по обратному адресу: доктору Херберту Лоури. Это был ее босс. — Вы что, знакомы с доктором Лоури?
— Я дважды встречался с ним, а потом изредка переписывался. Его очень интересовала голова Рамсеса II. которая была у меня год назад. Чудесный человек. Большая умница.
— Да уж, — ответила Эрика, изумленная тем, что сидящий перед нею затрапезный Абдула способен на переписку с такой выдающейся личностью, как доктор Херберт Лоури, заведующим отделом ближневосточных исследований Бостонского музея изящных искусств.
У входа застукали бусины. Абдула поднялся и, раздвинув портьеру, произнес несколько слов по-арабски. В комнату бесшумно скользнул босой мальчик, разносчик чая с огромным подносом Он молча поставил стаканы с металлическими ручками подле кальяна. Абдула положил на поднос несколько монет, и мальчик вышел.
— Скажите, Эрика, — произнес Абдула, прихлебывая чаи из стакана. — Почему вы решили стать египтологом?
— Мне просто нравится это занятие. В детстве, когда я ездила с родителями в Нью-Йорк, единственное, что мне запомнилось, — это увиденная в музее „Метрополитен“ мумия. А позже, когда я училась в колледже, довелось прослушать курс древней истории. Я просто упивалась лекциями по культуре ушедших цивилизаций.
— Странно, — перебил ее Абдула. — Для меня, например, такое занятие чуть получше, чем гнуть спину где-нибудь на огороде. Но для вас… Что ж, раз вы счастливы, значит, такая работа вам подходит. Сколько же вам лет, радость моя?
— Двадцать восемь.
— А ваш муж, где он сейчас?
— Я еще не замужем.
Наблюдая за тем, как Абдула потягивает свои чай, Эрика думала о счастливой случайности, позволившей ей встретить этого милого старикана, и о том, что она будет часто вспоминать часы, проведенные в прохладном магазинчике с цветастыми коврами.
Абдула неожиданно поднялся и сдернул покрывало с одной из укутанных фигур высоток в два метра.
Посмотрев на нее, Эрика глухо вскрикнула и устремилась к изваянию. Лицо было выполнено из кованого золота и напоминало маску Тутанхамона, однако отличалось более искусной резьбой.
— Это фараон Сети I, — заявил Абдула и, бросив укрывавшее фараона тряпье на пол, вернулся к столику.
— Эта статуя — самая прекрасная из всех виденных мною, — прошептала Эрика, пристально вглядываясь в холодный, безжизненный лик. Глаза были сделаны из белого гипса с зелеными зрачками полевого шпата. Брови — из полупрозрачного сердолика. Традиционный древнеегипетский головной убор был, разумеется, целиком из золота, местами украшенного вкраплениями лазурита. На шее крепилось роскошно исполненное нагрудное украшение в форме ястреба, символизирующее богиню Нехбет: золотое ожерелье было испещрено лазуритом, бирюзой и яшмой, а глаза и клюв мерцали обсидианом. На поясе фараона в золотых ножнах висел кинжал с инкрустированной драгоценными камнями рукоятью. Левая рука простиралась вперед, удерживая на весу жезл, также украшенный драгоценностями.
— О, Абдула! Это так чудесно, у меня просто нет слов! — Эрика вновь оказалась лицом к лицу с фараоном и именно в это мгновение впервые увидела иероглифы, вырезанные у основания статуи. В рамочке, именуемой специалистами „картуш“, было начертано имя Сети I. Чуть ниже она обнаружила еще один картуш, и в нем было указано совершенно другое имя. Решив, что это — второе имя фараона Сети, Эрика принялась расшифровывать иероглифы. К ее изумлению, они гласили: „Тутанхамон“. Сети I являлся чрезвычайно значительной и могущественной фигурой в египетской истории, в отличие от Тутанхамона, фараона-мальчика, оставившего но себе память как о слабом, недолговечном правителе. К тому же их правления разделяло никак не менее пятидесяти лет. Да и общих родственников у них быть не могло: фараоны происходили из разных династий. Но иероглифы откровенно провозглашали и то, и другое имя.
Резкий звук застучавших бусин у входа в магазин вынудил Абдулу быстро подняться на ноги.
— Извините. Эрика, но у меня имеются веские основания соблюдать осторожность. Позвольте только взглянуть на покупателей, и я тут же вернусь.
Абдула, прошаркав к выходу, чуть раздвинул портьеру и осторожно выглянул наружу.
Из комнаты доносились тихие голоса, но вдруг Эрика уловила отчетливую перемену в интонациях приглушенного разговора. Вслед за этим раздался звон бьющегося стекла и сдавленный, мгновенно оборвавшийся крик. Эрику охватил панический страх. Стараясь двигаться бесшумно, она приблизилась к занавесу. Сначала Эрика увидела спину какого-то араба в затасканной, грязной галабии, стоявшего в дверном проеме у входа в магазин, а переведя взгляд чуть левее, зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. На приливке, спиной вниз, лежал Абдула, удерживаемый сзади еще одним арабом в рваной галабии.
Третий, одетый в чистый полосатый халат и белый тюрбан, нависал над Абдулой и размахивал варварски изогнутой поблескивающей саблей. Безжалостная рука откинула голову Абдулы назад, и отточенный клинок вонзился ему в кадык. Из перерезанного горла вырвался булькающий вздох, и, заливая все вокруг, ярким ручьем хлынула кровь.
В магазине тем временем началась глухая возня, как будто передвигали мебель. Потом все стихло, И тут Эрика с ужасом услышала приближающиеся к ней голоса. Она поспешила забраться в щель между стеной и самым дальним шкафом и закрыла глаза руками. Убийцы уже входили в комнату. Арабская речь зазвучала прямо напротив скрывавшего ее шкафа. Она ясно ощущала присутствие этих людей, слышала каждое их движение, затем грузное падение чего-то тяжелого и приглушенное чертыхание. Вслед за этим шаги начали удаляться, и вскоре Эрика с облегчением услышала знакомый треск бусинок. Она медленно повернула голову и выбралась из-за шкафа. Комната была пуста. Изваяние фараона Сети I исчезло!
Шум вновь застучавших бусин у входа окатил ее новым приступом ужаса, ознобом пробежавшего по спине. Эрика опять втиснулась в глухое пространство между стеной и шкафом и услышала, как зашелестела раздвигаемая портьера. Послышался легкий шорох, затем — приближающиеся к ней шаги. Все ближе и ближе.
Чья-то сильная рука железной хваткой взяла Эрику за левое запястье и решительно выволокла ее из спасительного уголка на середину комнаты.
Бостон, 8 часов утра
Резкий сигнал электрического будильника безжалостно вонзился в уши Ричарда Харви. Стукнув раздраженно рукой по будильнику, он тут же чертыхнулся. Рядом с будильником стояла фотография Эрики, сделанная во время лыжной прогулки. Вместо того чтобы улыбаться, как все нормальные люди, когда их снимают, она смотрела в объектив с гримасой на лице, капризно надув нижнюю губку. Ричард приподнялся на кровати и, разрушая чары, повернул фото к стене. Ну как это могло случиться, чтобы такая смазливенькая девчонка втрескалась не в такого же смазливого парня, а в целую цивилизацию, умершую три тысячи лет назад?
Нет, это невозможно — прошло только два дня после ее отъезда, а он уже измаялся как школьник. Что с ним будет в оставшиеся четыре недели?
Ричард поднялся и направился в ванную. Или своих тридцати четырех он выглядел очень и очень неплохо. Занимаясь частной практикой, Ричард всегда находил время для увлекательных баталий на теннисном корте. В пользу подобной склонности красноречиво свидетельствовало его высокое, поджарое тело с хорошо развитой мускулатурой.
Из ванной комнаты он перебрался в кухню и, поставив на огонь чайник, налил себе стакан сока.
„Египет. Это все равно, что улететь на Луну, — обреченно думал Ричард. — Какого черта ей там надо, в Египте?“
День обещал быть ужасным. Тем не менее, думать о чем-либо, кроме Эрики, он не мог. В конце концов, совершенно измучившись, Ричард решил позвонить в Толедо, где жила ее мать — с ней, слава Богу, у него были прекрасные отношения. Часы показывали восемь тридцать, и он знал, что еще застанет ее дома.
— От Эрики еще ничего нет?
— Господи, Ричард, она только уехала.
— Знаю. Но мне что-то неспокойно. Никак не мог понять, что произошло. Все было просто чудесно до тех пор, пока мы не заговорили о браке.
— Да уж, лучше бы вам начать этот разговор годик назад.
— Не мог я этого сделать годик назад. Только-только начал практиковать.
— Преспокойно мог. Тебе просто не очень хотелось. А если теперь на душе кошки скребут, так не надо было отпускать ее в Египет.
— Я пробовал.
— Если бы пробовал, дорогой Ричард, она бы сейчас сидела у тебя на коленях.
— Да нет, Дженис, я действительно пытался ее остановить. Я сказал, что, если она уедет, наши отношения могут измениться.
— И что она?
— Ответила, что ей очень жаль, но поездка все равно состоится.
— Это всего лишь поза. Ричард. Со временем все утрясется. А тебе необходимо отвлечься.
— Конечно, конечно, Дженис, я знаю, по крайней мере надеюсь. Если от нее что-нибудь будет, сообщите мне.
Ричард положил трубку, ясно отдавая себе отчет в том, что от разговора легче не стало. Он тут же набрал номер отдела международной связи и выяснил, можно ли переговорить с Каиром. Мысль об Эрике, наслаждающейся в Египте своими прихотями, привела его в бешенство. Однако, злись — не злись, делать нечего.
Каир, 15 часов 30 минут
Осмелившись наконец открыть глаза, Эрика приготовилась увидеть свирепое лицо араба-убийцы, но, к полному своему изумлению, обнаружила перед собой шикарно одетого европейца в бежевом костюме-тройке. Они молча взирали друг на друга, в одинаковой степени пораженные тем, что увидели. Правда. Эрика к тому же была до смерти напугана. Этот ужас, прочно застывший в ее глазах, отнял у Ивона Жюльен де Марго целую четверть часа на уверения в том, что он не собирается ее зарезать или причинить ей хотя бы малейший вред. И все-таки, несмотря на исчерпывающие объяснения, Эрика никак не могла справиться с охватившей ее нервной дрожью и потому говорила с трудом. Частью словами, частью жестами она сообщила Ивону, где лежит Абдула. Ивон прошел в другую комнату, но очень быстро вернулся.
— В магазине никого нет, — сказал он, — Немного крови на полу, и стекло разбито.
— Я хочу уйти отсюда.
— Да, да, конечно, — успокоил Эрику Ивон. — Однако объясните, что здесь все-таки произошло.
— Мне нужно в полицию, — всхлипнула Эрика, — Я оказалась, к несчастью, свидетельницей убийства. Господи! Это невыносимо! Сквозь щель в портьере я видела трех мужчин. Одна стоял на пороге, другой держал несчастного старика, а третий… Перерезал ему горло.
— Понятно, — задумчиво произнес Ивон. — Во что были одеты эти трое?
— Это были арабы, черт бы их побрал! Двое из них — вообще натуральная рвань, но третий, похоже, приличный.
— Вы бы узнали их? — бесстрастно продолжал Ивон.
— Не знаю. Все произошло так внезапно. Возможно, я бы узнала человека с клинком. Лица того, кто стоял в дверях, я так и не увидела. Мы просто болтали с Абдулой, хозяином лавки. Долго болтали, пили чай. Такой милый старикан. Господи… Но где же тело? К чему забирать с собой еще и труп?
— Что вы имеете в виду под этим „еще и“?
— Они утащили статую. Легендарное изваяние древнего египетского фараона…
— Сети I, — перебил ее Ивон. — Неужели этот свихнувшийся старик держал статую здесь?!
— Вы что, знали об изваянии? — удивилась Эрика.
— Не только знал, но и пришел сюда лишь для того, чтобы переговорить о нем с Хамди. Давно это случилось?
— Точно не скажу. Пятнадцать, двадцать минут. Когда вы появились, я была уверена, что вернулись убийцы.
Ивон выругался по-французски и начал нервно расхаживать по комнате. Внезапно он остановился и рывком обернулся к Эрике.
— Подождите! Вы что, видели эту статую?
— Конечно. Лучшие образцы из сокровищницы Тутанхамона бледнеют перед этой скульптурой. Она — национальное сокровище Египта. Будучи египтологом, я наслышана о черном рынке античных вещей, но не могу себе даже представить, чтобы изваяние стало предметом грязных сделок. Необходимо что-то предпринять!
— Необходимо что-то предпринять! — Ивон цинично расхохотался. — Американская святая невинность. Крупнейший рынок антиквариата — вот что такое ваша Америка. Если бы предметы старины нельзя было сбыть, никакого черного рынка не существовало бы. В конечном итоге во всем виноват покупатель.
— Ах, значит, американская святая невинность! — негодуя, воскликнула Эрика, — А как насчет французской, дорогой мсье? Как у вас язык поворачивается говорить на эту тему, когда вам прекрасно известно, что Лувр просто набит ворованными вещами? Такими, скажем, как Зодиак из Храма Дендеры. Люди за тысячи миль едут в Египет лишь для того, чтобы им в конце концов показали паршивый гипсовый слепок с этого самого Зодиака.
— Плиту перевезли из Египта в целях лучшей ее сохранности, — сухо произнес Ивон. — Ну, хорошо. Не будем спорить. Мы оба считаем, что черный рынок должен быть под контролем. Разница только в методах. Я, например, не думаю, что нам надо немедленно обращаться в полицию. Не собираюсь вас пугать, всего лишь короткая справка. Это Каир. Не Нью-Йорк, не Париж и даже не Рим. Восточная тяга к интриганству и изощренная система взяток — нормальное, повседневное зло. Если вы придете с вашей историей в полицию, то немедленно превратитесь в подозреваемого номер один. Исходя из этого, вас арестуют на месте либо, если очень повезет, посадят под домашний арест. Теперь о сроках. Для того чтобы „шевельнулась“ самая плохонькая бумажка, требуется от шести месяцев до года. Я гарантирую, что ваша жизнь станет сущим адом.
— Кто вы такой? — спросила Эрика и, взяв сумку, принялась рыться в ней в поисках сигарет. Ивон вытащил из кармана золотой портсигар и открыл его. Тут же появилась золотая диоровская зажигалка. Несколько мгновений они сидели и молча курили.
— Я — один из тех, кого вы называете беспокойными людьми. Мне не нравится, что гибнут памятники древности, бесследно исчезают античные раритеты, вот я и решил этим заняться. Может быть, что-то получится. Знакомство же с этой статуей было бы… как вы там говорите…
— Находкой, — подсказала Эрика.
Ивон отрицательно качнул головой, одновременно делая руками жест, призывающий Эрику продолжать свои подсказки. Она пожала плечами и предложила „открытие“.
— Скажем, для того чтобы раскрыть тайну, — настаивал Ивон, — нам нужен…
— Ключ к ней.
— Вот именно. Знакомство со статуей было бы ключом ко многим тайнам. Однако теперь ничего не известно. Быть может, статуя исчезла навсегда. Конечно, вы могли бы помочь, поскольку видели убийц, но в Каире…
— А вам откуда известно об изваянии? — перебила его Эрика.
— От Хамди. Уверен, что, кроме меня, он написал о нем еще паре сотен люден, — ответил Ивон, оглядывая комнату, — Я мчался сюда как на пожар. — Он подошел к одному из больших шкафов и открыл дверцу. На полках лежали разнообразные предметы старины. — Жаль, здесь нет его писем. Могли бы из них что-нибудь узнать. А все эти штучки наверняка подделки.
— Письма лежат в шкатулке, — сказала Эрика.
— Отлично! — воскликнул Ивон, — Даст Бог, что-нибудь в этих бумагах нам поможет Но все же мне хочется быть до конца уверенным в том, что здесь больше ничего не припрятано. В смысле корреспонденции, разумеется. — Он раздвинул портьеру и громко крикнул: — Рауль!
У входа в магазин стукнули бусины, и в лавку вошел Рауль. Он был моложе Ивона, с оливковой кожей, черными волосами и задорной улыбкой, напомнившей Эрике Жана Поля Бельмондо.
Ивон представил его, объяснив, что он родом из южной Франции. Рауль сильно тряхнул ей руку и ослепительно улыбнулся. Затем мужчины, потеряв к ней всякий интерес, быстро заговорили на французском, обсуждая, видимо, с чего начать обыск.
— Это займет всего несколько минут, — обратился к Эрике Ивон, осторожно заглядывая в один из высоченных шкафов. Осмотрев все шкафы, французы нырнули в соседнюю комнату.
Эрика отодвинула портьеру и заглянула туда. Ивон и Рауль перетряхивали лежавшие на полу ковры. Ивон взглянул на нее и сделал знак рукой, чтобы она не беспокоилась и что больше минуты их хлопоты не займут…
Поручив Раулю восстановить в лавке порядок, Ивон вышел с Эрикой из магазина и подвел ее к черному „фиату“.
— Вы позволите отвезти вас в отель? Не „ситроен“, конечно, однако бегает славно.
Эрика растерянно оглядела площадь, вздохнула и села в автомобиль.
— Отель „Хилтон“, — сказала она.
Ивон остановил машину у самого входа в отель. Заглушив двигатель, он поспешил выбраться из нее. И галантно распахнул перед Эрикой дверцу.
— Мне пора уходить. Я был бы счастлив, если бы вы согласились поужинать со мной сегодня.
— Благодарю вас, но я очень устала. Перелет из Америки оказался слишком суровым испытанием. Давайте как-нибудь в другой раз.
— Мы не будем засиживаться допоздна. Я привезу вас обратно к десяти часам.
— Десять вечера — не слишком поздно, — думала Эрика. — Тем более что поесть все равно где-то надо.
— Ну, если вас не затруднит привезти меня в „Хилтон“ к десяти часам, — произнесла она вслух, — то я ничего не имею против ужина с вами.
Бостон, 11 часов утра
Ричард взглянул на часы, хотя прекрасно знал, что перед тем, как можно будет перекусить, ему придется осмотреть как минимум трех человек. Его трехгодичная практика врача-интерна протекала, в общем, на удивление гладко, и сам он был доволен своей работой, но все же иногда она действовала ему на нервы. Девяносто процентов больных страдали от ожирения или хотели бросить курить. Так что особенно мозгами шевелить не приходилось. Теперь же ко всем этим прелестям добавились досадные неприятности, связанные с выходкой Эрики.
Раздался быстрый стук в дверь, и Салли Марински, сестра из регистратуры, заглянув в кабинет, громко сказала:
— Я дозвонилась, доктор. Можете говорить, из своей комнаты.
Лицо Ричарда просветлело. Он просил Салли позвониться до Дженис Бэрон.
Закрыв поплотней дверь в офис, Ричард снял трубку и нажал белую кнопку на телефоне.
— Привет, Дженис.
— Знаешь, Ричард, Эрика до сих нор ничего не прислала.
— Большое спасибо. Мне просто хотелось сказать, что я скоро сойду с ума. Что делать?
— Думаю, у тебя не такой большой выбор, чтобы мучиться этим вопросом. Остается сидеть и ждать возвращения Эрики.
— А что вы скажете, если я поеду в Египет?
В трубке воцарилось молчание.
— Дженис! — Ричард подумал, что связь прервали.
— В Египет! Боже мой, Ричард!
— Разумеется, это будет непросто. Но если надо, я постараюсь. На месте все станет понятней.
— Нy… Может, это не такая уж плохая идея. Эрика всегда поступает так, как ей взбредет в голову. А твоя поездка в Египет может и вправду оказаться хорошим выходом.
— В общем, я пока не решил. Но вам, Дженис, большое спасибо за поддержку.
Ричард положил трубку и заглянул в тетрадь со списком больных на сегодня. День обещал быть нескончаемо длинным.
Каир, 21 час 10 минут
Эрика чуть отклонилась назад, позволяя двум весьма предупредительным официантам убрать со стола приборы. Ужинали при свечах за роскошно убранным столом. Ивон со знанием дела заказывал источающие сладостный аромат пряные блюда. Ресторан располагался на самой вершине горы Мукаттам Хилз. Они сидели на открытой веранде, и взору Эрики открывались изрезанные очертания Аравийских гор, купола и минареты Каира. Глядя на это великолепие. Эрика никак не могла избавиться от ощущения, что сказки „Тысячи и одной ночи“ обрели свою жизнь в реальности.
После ужина они решили прогуляться по склону торы до живописных развалин средневековой мечети. Но точно в десять, как и обещал, Ивон подвез Эрику к отелю. Поднимаясь в лифте на свой этаж, она с легкой улыбкой призналась себе, что этот француз чуть-чуть вскружил ей голову — Эрика давно не встречала таких обаятельных и утонченных мужчин.
У входа в свой номер она вынула ключ, открыла дверь, щелкнув выключателем в небольшой прихожей, бросила сумку на подставку дли обуви и направилась в комнату. Но на полпути внезапно остановилась и, резко отпрянув назад, пронзительно закричала. В углу комнаты сидел мужчина с лицом типичного бедуина, который по какой-то непонятной причине нарядился в европейский костюм.
— Меня зовут Ахмед Хазан, — глубоким и тягучим голосом произнесла фигура в углу. — Я руковожу Департаментом по делам исторических ценностей Арабской Республики Египет. Приношу свои извинения, но, боюсь, вам придется пойти со мной, Эрика Бэрон.
Эрика ощутила панический страх. Не отдавая отчета в своих действиях, она механически надела свитер и взяла в руки сумочку.
У выхода из отеля Ахмед поднял руку, и к ним подкатил большой черный „седан“.
Хазан указал Эрике на заднее сиденье, и она поспешно забилась в машину, смутно рассчитывая на то, что ей зачтется эта покорность.
Вскоре автомобиль подъехал к массивной колоннаде правительственного учреждения, и ночной сторож открыл перед ними тяжелую дверь.
Войдя в офис. Ахмед указал Эрике на стул, стоявший неподалеку от письменного стола из красного дерева.
Покусывая губу и пытаясь скрыть свое беспокойство, Эрика повернулась к Ахмеду и застыла в изумлении. Он занимался электрическим чайником.
— Хотите чаю?
— Нет, спасибо, — ответила Эрика, совершенно сбитая с толку.
Ахмед налил себе чай и перенес стакан на письменный стол. Медленно опуская в него кусочки сахара, он устремил на Эрику властный взгляд.
— Я хочу знать, почему вы находитесь в Египте. Какова цель вашего приезда и на кого вы работаете?
— Я ни на кого не работаю, и
уменя нет никакой цели, — нервно ответила Эрика. — Я египтолог. Восемь лет я изучала Древний Египет. Работаю в отделе египтологии Бостонского музея. Всю жизнь мне хотелось приехать сюда, но удалось лишь в этом году.
— Как давно вы знакомы с Ивоном Жюльен де Марго? — Ахмед подался вперед.
— Сегодня я увидела его первый раз в жизни.
— При каких обстоятельствах?
— Мы познакомились, когда я гуляла по Хан эль Халили, — выдавила Эрика.
— Знаете ли вы, что мсье де Марго известен как крупный покупатель старинных вещей? Что он делает в Каире?
— Не имею ни малейшего понятия. Я познакомилась с этим мужчиной несколько часов назад.
— Однако сегодня вечером вы с ним ужинали.
— Совершенно верно, — с вызовом ответила Эрика.
Допив одним глотком оставшийся в стакане чай, Ахмед склонился к своей „гостье“:
— Для вашей же пользы советую никому об этом разговоре не сообщать. Сейчас я отвезу вас обратно в отель.
Каир, 23 часа 15 минут
Ивон Жюльен де Марго сидел в своем номере и внимательно изучал содержимое кейса, заполненного до отказа бумагами, найденными у Абдулы Хамди. Рауль, растянувшись на кушетке, вторично просматривал уже изученные Ивоном письма.
— Вот оно! — воскликнул Ивон, с силой ударяя по лежавшему перед ним листу бумаги — Стефанос Маркулис. Хамди переписывался с Маркулисом! У него бюро путешествий в Афинах.
— Может, это то, что мы ищем, — с надеждой проговорил Рауль. — Думаешь, он угрожал Хамди?
— Не сказал бы, что похоже на угрозы. Он пишет о своей заинтересованности в деле и о том, что ему хотелось бы прийти к любому компромиссному решению. Но в чем состоит дело? Об этом здесь ничего нет.
— Скорее всего имеется в виду статуя фараона Сети, — сказал Рауль.
— Возможно, однако моя интуиция подсказывает, что дело в другом. Зная Маркулиса, можно предположить, что о статуе он написал бы прямо. Здесь кроется что-то еще. Думаю, если кто кому и угрожал, так это Хамди Маркулису.
— Надо сказать, этот Хамди был совсем не глуп.
— Наоборот, глуп непроходимо, — перебил Рауля Ивон, — поскольку уже мертв. Хамди состоял в переписке со всеми крупными музеями мира. Так что Маркулис — надежда слабая. Единственный реальный для нас шанс — Эрика Бэрон.
— Как она может нам помочь? — спросил Рауль.
— Есть у меня одна идея. Эрика видела лица двух арабов из троицы, убившей Абдулу Хамди.
— Может, и так, но я сомневаюсь, что она сумеет узнать их при встрече.
— Конечно, не сумеет. Однако это не важно, если убийцы будут уверены в обратном.
— Не понял…
— Можно ли быстро распространить в преступном мире Каира слух о том, что Эрика Бэрон оказалась свидетельницей убийства и легко опознает нападавших?
— Вот оно что. — протянул Рауль. — Ты хочешь использовать Эрику Бэрон в роли приманки.