напрягу. Усекла, подруга?

Подруга то ли хмыкнула саркастически, то ли носом шмыгнула.

– А сама не лезь во все это, – продолжила уверенным тоном наставлять ее

Лапина. – Ты мне поверь, Валерия, не твоя это стезя. Вспоминай факты, а если что

припомнишь, то сразу следователю доложишь. Он тебе свои координаты оставил?

Ну, вот. Позвонишь и доложишь. И не путайся у органов под ногами. Я попробую

выкроить время и к тебе подскачу, все обсудим. Лады? Все будет нормально, вот

увидишь.

Но сама Лапина не была в этом так уж уверена. Сердце ныло за эту

прямодушную до грубости и надежную до безрассудства Бурову Леру, дорогую

Бурову Леру, попавшую в передрягу. Если Леркин мужик и вправду так подло и зло с

ней поступил – бросил, как надоевшую вещь, и ушел к другой, напоследок подкинув к

порогу свеженький труп, то Надежда готова отыскать сволочь только для того, чтобы

с размаху влепить звонкую пощечину, а лучше бы вмазать ему кулаком под дых, как

учил муж Иван. А еще лучше завалить кабана на землю, чтобы он грохнулся как

следует задницей и затылком, и хорошенько отметелить ногами, обутыми в

армейские берцы.

Но Надин босс, как назло, отбыл вчера в Минск по приглашению

наклюнувшихся партнеров, оставив ее на хозяйстве, и у нее решительно нет

возможности отлучиться с работы даже на час. И после работы поехать к Буровой

она тоже не может. И без того Иван ворчит, что жена допоздна задерживается на

службе, а если Надя, как последняя дура, решит его просветить, по какой такой

насущной необходимости ей нужно наведаться к Лере, то взбучки ей не миновать. Он

сразу вычислит, что жена вновь нацелилась влезть в чужие разборки, а этого больше

допускать он был не намерен.

В свое время Надежда заставила его здорово поволноваться, когда

распутывала дело «безумных старух» и едва не погибла сама. Выследив преступника

и убийцу, она тогда чудом избежала смерти, поэтому свои страхи Иван Лапин

запомнил надолго.

Огорчать мужа и ссориться с ним Надя не хотела. Ее теперешняя семейная

жизнь дорогого стоила, поэтому деятельное участие в Леркиных делах ей придется

отложить. Тем более, как уговаривала себя Надежда, ничего они с Буровой толком

предпринять не смогут, а могут только ждать, когда за них все сделают

профессионалы.

Она решила, что, как только Мещеренко, загоревший и с подписанными

контрактами, явится в агентство, Надя сразу же Валерию навестит, чтобы ободрить и

получше вникнуть в ситуацию. А вникнув, Надежда сообразит, что можно конкретно

для подруги сделать.

Лера тоже не верила, что все будет нормально, тем более, скоро. После всего,

что сегодня ей пришлось пережить, она, даже призвав на помощь все свое

воображение, не могла представить, что такого удивительного и хорошего должно

произойти, чтобы вернуть ее жизнь в привычное русло.

Такое умонастроение ей категорически не нравилось. Она, конечно, была

скептиком, но ведь не махровым же меланхоликом и не пессимистом!.. Посему

теперешнее состояние души определила для себя как недостойную слабость и

попыталась встряхнуться и перенастроиться, внедряя в голову нужные мысли,

трезвые и скептичные.

И с чего она так загрузилась? Что, собственно, такого непоправимого

произошло?.. Подумаешь, муж сбежал. Подумаешь, обнаружился труп в прихожей.

Труп наглой девки, которую она так ненавидела. А рядышком с мертвым телом

ненавистной Юлии Лепехиной валялся стальной блестящий молоточек из

итальянского кухонного набора, которым так удобно отбивать антрекоты.

Испачканный кровью и чем-то еще, тошнотворным и страшным.

– Ваша вещь? – равнодушно-деловым тоном спросил ее приземистый крепыш,

бывший, видимо, старшим опергруппы.

Как она не заметила молоток раньше?.. Впрочем, хорошо, что не заметила. А

то наделала бы глупостей и усложнила себе жизнь.

– Ну, – глухо проговорила Лера.

– То есть, ваша? – решил уточнить старший опер.

Валерия прокашлялась и четко произнесла: «Моя».

– А вещички в саквояже чьи? Тоже ваши?

– Наши, – опять угрюмо согласилась Лера.

Не то чтобы Бурова растерялась, но все мыслительные процессы в ее голове

как-то замерли, не отзываясь на происходящее. Лера откровенно тупила, понимая,

что тупит себе во вред, но ничего не могла поделать. Позвонив в полицию, она

выскочила из собственной квартиры в лифтовый холл и до приезда опергруппы там и

торчала, не в силах просочиться внутрь мимо Юлькиного трупа. И молотка

разделочного она не заметила, и сумку эту треклятую не рассмотрела.

В этой самой дорожной сумке, которой обычно пользовался Леонид для

перевозки громоздкого спортинвентаря, теперь обнаружился его ноутбук, россыпь

Лериных украшений из серебра – золото она не любила, – Лерин же айпад и почему-

то тостер. Ручки сумки, вяло завалившейся на бок, сжимала мертвая кисть мертвой

Лепехиной-младшей.

– С потерпевшей знакомы? – тем же размеренным тоном задал следующий

вопрос полицейский. Он проводил взглядом носилки с телом, упакованным в черный

пластиковый мешок, которые люди в униформе как раз подтаскивали к лифту, и

вновь посмотрел на Валерию.

– Да, – процедила Валерия, а потом добавила через силу: – Это дочь моего

мужа, Юля Лепехина, отчества не знаю. В смысле, не знаю, что у нее в паспорте там

написано.

– А в каких отношениях лично вы с ней состояли?

– В нормальных. В натянутых, – после паузы поправилась она.

– Вот, значит, как? – перехватил инициативу у начальства тощий блондин с

оттопыренными ушами и тут же с иезуитской улыбочкой вопросил:

– Значит, вы утречком домой заявились, а она навстречу чешет с вашим

хабаром в котомке? Извиняюсь, с вашим добром? И что потом?

– Я же вам сказала! Я приехала, а она тут лежит мертвая!

– Ну, да, конечно… А откуда вы ехали, так, для справочки? И где, кстати, были

на момент смерти? И кто может это подтвердить? – пригвоздил Валерию ушастый

каскадом вполне ожидаемых вопросов. Наверное, в школе полиции он был отличник.

– Откуда я знаю, когда она умерла… – бесцветным голосом произнесла Лера.

Ее просветили. Примерно, на вскидочку, в районе пяти утра, если судить по

степени окоченения, но это не точно. Точнее скажет патанатом.

В районе пяти… Валерия встрепенулась и, с благодарностью вспоминая

зловредную Майку, рассказала в подробностях, где она была, что при этом делала, и

кто все сие может подтвердить.

Слушали ее без восторга. А потом недовольным тоном спросили, где можно

найти ее муженька и, одновременно, покойной Лепехиной папашу с тем, чтобы ему

тоже задать несколько вопросов.

– А не знаю я, где найти моего муженька! – с веселым надрывом, на грани

истерики, воскликнула Лера, однако, справившись с собой, продолжила почти

спокойно: – В бегах муженек, вторые сутки как нету. Вот собралась в околоток

заявление писать о пропаже. Примете на день раньше? По знакомству?

– Похоже, что он барышню-то и грохнул, а? – повернувшись спиной к Валерии,

поделился мнением с коллегами старшой.

Тут Бурова взорвалась:

– Сначала исчез, потом заявился, грохнул и снова сбежал?! Вы хоть сами себя

слышите? Ничего умнее придумать не могли?! Он не шизофреник!

Она еще что-то возмущенно выкрикивала, воплями стараясь заглушить

страшную мысль о том, что как раз вчера вечером Леонид был дома и с кем-то

трепался по телефону.

– Вы успокойтесь, дамочка, – устало проронил третий член опергруппы,

кажется, это был криминалист. – Мы все версии рассмотреть должны. Работа у нас

такая, понимаете? Вот встретимся с вашим супругом, пообщаемся, поинтересуемся

его алиби… И вам вернем для экзекуции. Если, конечно, он непричастен.

Валерия вознамерилась произнести в ответ что-нибудь едкое. Что-нибудь,

пробирающее до печенок, это она умела. Адреналин, который, наконец, прочистил ее

извилины, собирался сослужить ей плохую службу – она забыла, что хамить полиции

глупо и опасно. Хорошо, что ее отвлекло от рискованной выходки новое событие.

– Ваша вещь? – вновь задал Валерии базовый вопрос старший группы,

поднимая на вытянутой руке, словно дохлую кошку, сумку-торбочку, кособоко

приткнутую в углу около входной двери.

Валерия помотала головой и проговорила:

– Юлькина.

Опер принялся вытряхивать содержимое торбы на пуфик, стоящий возле

галошницы. С мягким стуком на кожаную обивку высыпались мелкие предметы

женского обихода – пудреница, расческа, тюбик губной помады, пачка сигарет.

Смартфон, втиснутый в стильный лаковый футляр. Засаленный на сгибах,

велюровый, вишневого окраса, кисетик. Развязав шнурок, стягивающий его

горловину, опер извлек из тряпичного чрева мобильник, явно не новый. Хмыкнув,

подцепил с пуфика дощечку смартфона.

– А зачем вашей девушке было нужно так много коммуникаторов? –

поинтересовался он в пространство, но, понятное дело, адресуя вопрос именно

Лере.

Та сдержалась, пропустив мимо ушей местоимение «вашей». Ответила

спокойно:

– Смартфон ей Воропаев недавно подарил. Она пожаловалась, что мобильник

потеряла.

– Выходит, нашелся?

Валерия пожала плечами. Он и не терялся, скорее всего. И, скорее всего, опер

это замечательно понял.

– Контактов всего три, – доложил начальнику ушастый, успевший разобраться

со смартфоном. – Входящих нет, исходящие имеются, но мало. Малообщительная

барышня оказалась. Кэп, а с мобильником глухо. Выключен, пин-код требует. Хотя…

Дай-ка одну мысль проверю.

Он проворно вывернул кисет растрепанными швами наружу и после

десятисекундной паузы торжествующе заявил, поднося тряпицу к физиономии

командира:

– Во, взглянь. Цифири какие-то нацарапаны. Зуб даю, пин-код барышня

записала. Ща мы это живо проверим…

Мобильник пин-код скушал. А когда довольный ушастый принялся нажимать

крошечные клавиши с целью изучить журнал вызовов и контакты, телефон ожил

окончательно и выдал незатейливую мелодийку ринг-тона.



– Ты смотри, как совпало, – удивился начальник группы и, несколько

поколебавшись, протянул телефон Лере.

Она поняла, что от нее хотят, и, нажав на зеленую клавишу, а затем на громкую

связь, произнесла «але», успев заметить, что на мониторе высветилось «Килька

звонит».

Из динамиков рванулся фальцет, визгливый, бесполый и неприятный. Трубка

вибрировала раздражением, смешанным с основательной долей злорадства:

– Слышь, шалава, а ты доигралась! Конкретно доигралась! Диман сказал, что

слил тебя Скуле, и что теперь тебе никакой папашка не поможет!

И все. Короткие гудки. Опер взял мобильник из Лериной ладони и задумчиво

постучал им себя по лбу.

– Не знаете, кто это был? – то ли на всякий случай, то ли по инерции

поинтересовался он у Леры.

Бурова шумно втянула носом воздух, шумно выдохнула и решилась.

Ей очень не хотелось признаваться, что весь вчерашний день моталась, как

ненормальная, по Подмосковью в поисках беглого мужа. Но стыд пришлось

задвинуть подальше. Она призналась бы и не в таких вещах, лишь бы отвести

подозрения от своей семьи. От Воропаева Лёньки.

И она выложила все, о чем узнала в Глыбокоречинске: про убийство Юлькиной

подруги Маши, про исчезновение Димки, в которого обе девчонки были влюблены, и

про их совместный наркобизнес, на котором все и было замешано.

Оживившие полицейские даже не подумали острить по поводу ее бабьего

поступка, чего она всерьез опасалась, а споро записали показания вкупе с добытыми

в Глыбокоречинске контактами и даже выслушали отдельные ее умозаключения,

скроив, однако, при этом насмешливые рожи.



На прощание они задали несколько уточняющих вопросов, а потом старший

добавил дежурное:

– Из города, гражданочка, просьба не уезжать, вы нам можете понадобиться.

А криминалист, обернувшись от входа, проговорил совсем не официально:

– А муж твой заявится, не боись. Куда он, на хрен, с подводной лодки…

Острота им всем понравилась.

Юлькину сумку опера забрали с собой. Ушастый, собирая с пола мелочевку,

спросил:

– Ваших вещей тут нету?

Лера, помедлив, произнесла:

– Только это.

Женька Гыбин уселся за руль, а Макс Коняев, по званию капитан, а по

должности – старший опер, расположился рядом, предоставив заднее сиденье их

криминалисту, Славке Рудакову, чтобы тот, не теряя времени, покопался в

мобильнике потерпевшей.

Морды у всех были кислые, поскольку опрос соседей ничего не дал, и

консьержка ничего толком не сказала, видимо, все проспала, хоть и не признается.

Есть еще ниточка, ведущая в Глыбокоречинск, и на том спасибо, но хотелось

бы по горячим следам, да вот не вышло.

Рудаков изрек им в спины:

– Мужики, тут номерок ее родительницы имеется. Звякнем?

А чего тянуть-то? Все равно скоро узнает. Макс, не оборачиваясь, протянул

руку с растопыренными пальцами назад, Рудаков сунул ему в клешню мобильник.

– Алё, – сказал в трубку Коняев. – Это Антонина Лепехина?

Имя родительницы он узнал и записал под диктовку фигурантки, упорно не

желающей стать главной подозреваемой.

– Да-да, – с готовностью отозвалась трубка, и от нехорошего предчувствия у

Макса и без того поганое настроение резко пошло на спад.

– А кто ее спрашивает? С кем я говорю? – напористо интересовалась трубка, и

Коняев спросил с раздражением:

– Грачева, ты, что ли?

– Коняев?! Блин. Откуда у тебя эта мобила? Это ж ее дочери труба!

– Чьей дочери? – устало спросил коллегу Коняев, хотя мог бы не спрашивать.

Валя Грачева, старший лейтенант и толковая ищейка, числилась в группе

Левченко. Выходит, взял Левченко мамашу, если звонки пасут. Интересно, а по

какому случаю взял?

– Потерпевшей нашей, гражданки Лепехиной Антонины Михайловны. Чьей же

еще?

– Потерпевшей?! А что же с ней такого стряслось, Валюша? – насторожился

Максим.

– Тебе зачем? Разбилась она. Нашли ее вчера вечером подростки в лифтовой

шахте. Летела с верхотуры, вся всмятку, ясен пень. Главное, непонятно, скинули ее

или сама сиганула. Симку вот извлекли, цела оказалась, теперь звонки проверяем. А

вам она зачем?

– Где это произошло, Валя? – настойчиво спросил Коняев, почуявший горячее.

– Ты чего так напрягся? В «Алых рябинках». Знаешь, наверно, микрорайон

новомодный, там метр кучу бабла стоит. Вот в недостроенной башне дамочку и

обнаружили.

– А корпус какой? – завертев головой, уточнил Коняев.

– Фу, ты, какой настырный. Нету у него номера, он же недостройка. Рядом с

корпусом Д-2. Все? Есть еще вопросы? Не занимай телефон, может, еще кто

позвонит!

– Ну, иди работай, – задумчиво произнес Коняев и отсоединился.

– Чего там, Макс? – заинтересованно зачастил Женька. – Я не понял, мамашу

нашей потерпевшей тоже замочили? Ну дела…

– Может, и не замочили. Только не похоже, что это совпадение. Вон в той

башне это произошло.

Максим ткнул мобильником в серую громаду башни, огороженную по

периметру симпатичным желтым забором со щитами, предупреждающими граждан

об опасности нахождения на стройке и о сроках завершения таковой.

Женька присвистнул. Славка Рудаков, прильнув лицом к подголовнику

пассажирского кресла, заговорил возбужденно:

– Точняк, мужики, это Бурова всех мочит. Вы просекли фишку? Если наша

потерпевшая внебрачная дочь ее супружника, то мамаша дочкина аккурат ему

бывшей любовницей приходится. Похоже, Бурова и его завалила, а гонит, что пропал.

Мотив у нее какой-то шкурный имеется, задницей чую. Да и без шкурного, по одной

ревности могла всех троих отоварить. Нужно ее как следует потрясти.

Возвращаемся?

Коняев, не выдержав, психанул:

– Хочешь опять про козу послушать?! Сначала алиби проверим, потом решим.

– Пока ты будешь его проверять, срыгнет дамочка, что потом делать будем?

Всероссийский розыск объявлять?

– Стухни, Славик. Ты ее хоромы видел? Куда она срыгнет от такого

богатствия?

– Тогда куда двинем? – вопросил ушастый Женька, поворачивая в зажигании

ключ. – Алиби ее проверять? Или уже в область махнем?

– Сначала Славку в отдел забросим. Слышь, Слав, пробьешь все контакты

нашей потерпевшей. Нужно узнать, где она тут квартировала, у какой такой подруги

детства. А мы с тобой, Жека, через дачу этой Буровой в Глыбокоречинск. Хотя, что-то

мне подсказывает, нужно рыть в Москве.

Присев на краешек пуфика возле двери, Валерия вертела в руках пачку

сигарет. Обычная пачка, слегка подмята, на белом поле каракули.

Шариковая ручка, которую извлек Ромка Голомедов из недр одного из

карманов, больше похожих на рюкзаки, служила ему чем-то другим, но только не

пишущим средством. Кажется, он приладился откручивать ею крошечные гайки, если

таковая нужда заставала его далеко от серверной.

Ромка был сисадмином и коллегой Демидовой Катерины, которая сейчас

возилась с близнецами, а не с компьютерной сетью администрации «Микротрона».

Сеть высшего эшелона, то есть бывший катюхин участок, нынче курировал сам

начальник админов, Валера Семин, но и Ромку подгружал, чтобы одному не