— И еще я бы попросил вас восстановить огни рампы.

— Рампы?

— Я понимаю, это немного старомодно, но с ними она чувствует себя уверенней.

— Такое освещение будет ослеплять актеров, — сказал Каллоуэй. — Они не будут видеть зрительного зала.

— Тем не менее... я вынужден настаивать.

— О\'кей.

— И третье. Все сцены, в которых обыгрываются поцелуи, объятия и другие прикосновения к Виоле, должны быть исправлены так, чтобы исключить любой физический контакт с Констанцией.

— Любой?

— Любой.

— Но, Господи! Почему?

— Моя жена не нуждается в излишней драматизации, Теренс. Она предпочитает не отвлекать внимание от работы сердца.

Эта странная интонация в слове «сердца». Работы сердца. Каллоуэй поймал взгляд Констанции. Ее глаза, казалось, благословляли его.

— Нужно ли представить труппе новую Виолу?

— Почему нет?

Трио переступило порог театра.

* * *

Установить осветительную аппаратуру и исправить эпизоды, предусматривающие физическое соприкосновение актеров, было делом несложным. И, хотя почти все исполнители поначалу не испытывали дружеских чувств к своей новой партнерше, ее скромная манера держаться и природное обаяние вскоре покорили их. Кроме того, ее присутствие означало, что представление все-таки состоится.

* * *

Без пяти шесть Каллоуэй объявил перерыв и назначил на восемь часов начало костюмированной генеральной репетиции. Актеры расходились группами, оживленно обсуждавшими новую постановку. То, что вчера казалось грубым и неуклюжим, сегодня выглядело довольно неплохо. Разумеется, многое еще предстояло отточить и подправить: некоторые технические неувязки, плохо сидевшие костюмы, отдельные режиссерские недочеты. Однако успех был уже практически обеспечен. Это чувствовали и актеры. Даже Эд Каннингхем снизошел до пары комплиментов.

* * *

Литчфилд застал Телльюлу стоявшей у окна в комнате отдыха.

— Сегодня вечером...

— Да, сэр.

— Только не надо ничего бояться.

— Я не боюсь, — ответила Телльюла.

Что за мысль? Как будто она и так...

— Будет немного жалко расставаться. И не тебе одной.

Тейлор опустила глаза.

— Я знаю.

– Я не Аманда. Я никогда не смогу заменить ее.

— Я понимаю тебя. Ты любишь этот театр так же, как и я. Но ведь тебе известен парадокс нашей профессии. Играть жизнь... ах, Телли, какая это удивительная вещь! Знаешь, иногда мне даже интересно, как долго я еще смогу поддерживать эту иллюзию.

– Ты права. Этого не случится. Аманда мертва. Я не могу изменить это. Хотел бы, но не могу, и придется с этим жить. Но это не меняет того, что я люблю тебя. Не воображаемую, не то, что я чувствую рядом с тобой, а тебя. Я люблю то, кем и чем ты есть.

— Ваше представление замечательно, — сказала она.

Она откинулась на спинку стула, уронила руки на колени и уставилась на них. Ее взгляд блуждал, словно она искала ответ, который постоянно ускользал. Джек не знал, что творилось у нее в голове. Может, она боролась с чувствами или искала подходящие слова, чтобы побыстрее вернуться к семье, а потом улететь в Лос-Анджелес, навстречу новой жизни.

— Ты и вправду так думаешь?

«Пожалуйста, возьми меня с собой!» – с отчаянием подумал он.

Он и в самом деле обрадовался: до сих пор у него еще были сомнения в успехе своей имитации. Ему ведь нужно было постоянно сравнивать себя с настоящими, живыми людьми. Благодарный за похвалу, он коснулся ее плеча.

Тейлор посмотрела на него, и Джек заметил в ее глазах нежность. Что-то еще было, между ними еще существовала хрупкая связь, он чувствовал это. Только бы не дать ей исчезнуть!

— Телльюла, ты хотела бы умереть?

– Я не уверена, что понимаю, чего ты хочешь, Джек.

— Это больно?

– Я хочу провести остаток жизни с тобой. Я хочу разделить ее с тобой. Всю.

— Едва ли.

Тейлор замерла. Джек понятия не имел, о чем она думает. Вдруг ее глаза наполнились болью, она поморщилась и взглянула на часы.

— Тогда я была бы счастлива.

– Мне пора, – сказала она.

– Я не буду любить тебя меньше.

– Что?

– Тогда вечером, на балконе, ты сказала: «Я не буду любить тебя меньше. Неважно, насколько серьезно все было, неважно, насколько серьезно все будет». Помнишь?

– Да.

– Ты говорила правду?

Тейлор открыла рот, чтобы что-то сказать, и на какое-то мгновение Джек подумал, что надежда вернулась, что слова смогут соединить их снова.

Наконец она ответила:

– Проведи меня до машины, пожалуйста. У меня остались кое-какие твои вещи.

«Остались кое-какие твои вещи…» Вот так все и кончается. Внезапно Джек почувствовал себя человеком, который стоит на краю причала и понимает, что дальше дороги нет, только назад.

Нет. Он не хотел, чтобы она уходила. Он хотел выговориться, хотел ссориться или заниматься любовью – что угодно, лишь бы вернуть ее. Он готов был устроить скандал прямо в ресторане, ему было все равно. Она не могла покинуть его.

Но когда она встала и посмотрела на него, это чувство исчезло. Так ничего не получится. Он не мог заставить ее поделиться с ним болью, как и она не смогла когда-то этого сделать. Было слишком поздно.

– Хорошо, – сухо ответил он.

Они молча прошли до выхода, а мир вокруг них был наполнен смехом и улыбками, яркими, как зимнее солнце.

Тейлор остановилась.

– Вот моя машина.

– Значит, – сказал он, давясь каждым словом, – это все.

Она молчала.

«Это не может закончиться вот так!» – подумал Джек. Его жизнь, все, что он любил, находилось в полуметре от него, и через минуту все это исчезнет навсегда.

Тейлор не шевелилась. Джек протянул руку и сжал ее безвольные пальцы. Рука незнакомки.

– Я люблю тебя, Тейлор.

Она отвернулась и сказала:

– Я знаю, Джек.

– Тейлор… Тейлор, я… – Слова застряли в горле.

Она хотела уйти, но он не отпустил.

Очень нежно Джек привлек ее к себе. Сначала она сопротивлялась, потом сжала его руку и посмотрела ему в глаза. Он снова ощутил хрупкую связь, это целебное облегчение, которое наполнило его опустошенную душу.

Джек обнял ее и закрыл глаза. Он чувствовал, как зимнее солнце светит ему в лицо, чувствовал холод ее щеки и силу рук, обнимающих его.

– Джек… Ах, Джек…

«Так вот какое оно – искупление!» – подумал он. Ты проживаешь черные дни один за другим, на грани отчаяния, искалеченный воспоминаниями и старыми ранами, но она все равно притягивает тебя, прижимает к сердцу, и когда ты вступаешь в ее волшебный мир, то на мгновение ощущаешь покой. В этом мире, который существует лишь между двумя, где живет эта неописуемая связь, что объединяет нас, ты закрываешь глаза и приветствуешь небеса.