Мичелмор остался верен своему слову. На следующий день «Пост» отправилась в газетные киоски с кричащим на первой полосе заголовком: «БЕРКОВИЦ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ О НОВЫХ „СЫНОВЬЯХ“. ПОЛУЧЕННОЕ „ПОСТ“ ПИСЬМО НАМЕКАЕТ НА СООБЩНИКОВ».

Минуту спустя они уже выезжали со стоянки рядом с домом, а еще через несколько секунд Перри Мейсон думал только о том, как бы им не задержаться в пути из-за невероятного количества машин на дороге в этот час пик.

– Сколько мы проедем? – спросила Делла Стрит.

В статье действительно подняли вопрос почерка, указали на возможность существования заговора, и Данливи удалось выжать из полицейского источника признание, что у властей «пока не было реальной возможности допросить [Берковица]».

– Двадцать минут как минимум.

А потом полиция выпустила опровержение. «Пост» поплатилась за то, что осмелилась плыть против течения.

– Так долго? – Она изобразила удивление. – Уж не дали ли вы очередной зарок не превышать скорость?

– Мы в частном порядке рассказали им о Джоне Карре и той графической студии, и они сказали, что займутся ими. Но не думаю, что они это сделают, – посетовал Мичелмор. – Они нас кинули. И теперь злятся, что мы выпустили такую статью.

Мейсон в ответ кивнул с самым серьезным видом:

– А что дальше? – поинтересовался я. – Парень из больницы уже успел задать Берковицу хоть какой-то из моих вопросов?

– Автомобиль, Делла, стал действительно смертельным оружием. Слишком много людей за рулем, слишком много машин, и всем надо куда-то спешить в одно и то же время.

– Нет, но он над этим работает. Слушай, Мори, копы будут отрицать все, что мы сейчас опубликуем. Нам придется залечь на дно, пока мы не раскопаем что-нибудь, чего они не смогут перебить. Ты оставайся на связи со Стивом, а я дам тебе знать, когда мы получим новости из округа Кингс.

– Что ж, раз вы встали на путь истинный, я могу расслабиться. – Делла откинула голову на сиденье. – И мне не придется больше высматривать, не видно ли по ходу движения дорожной полиции.

Я был несколько разочарован тем, как был разыгран пробный шар, но не отчаялся окончательно. По крайней мере, эти вопросы впервые задали публично. Новые усилия могут принести больше результатов. Час спустя я поговорил с Данливи, который успел рассказать о наших подозрениях в нескольких утренних телевизионных ток-шоу.

– Отныне и впредь, – глубокомысленно произнес Мейсон, – дорожные полицейские – мои друзья. Я хочу, чтоб их было больше. Потому что если я собираюсь стать законопослушным, то мне хочется и других граждан видеть тоже соблюдающими закон. Кстати, Делла, а что ты думаешь о нашей новой клиентке?

– Мы сделали все, что могли, приятель. Уверен, во всем этом что-то есть. Есть смысл продолжить копать. Просто держись подальше от кладбищ, ладно?

– Бедняжка. Мне жаль ее. Попала в такую переделку!..

– Это огромная мозаика, Стив. А я пока лишь ищу подходящие детали. Кто, черт возьми, знает, где они найдутся?

– И то правда. Бедная и разнесчастная.

– Может, ты и прав, но пока забудь о побочных линиях. У тебя есть деталь с Джоном Карром – сосредоточься на ней. Он полностью твой.

– Но, шеф, вы скептически настроены.

Данливи был прав, но мне не везло в поисках Джона Карра. В игре, в которую мы играли, полиция теперь занимала противоположную сторону. Поэтому я не собирался обращаться за помощью к копам Йонкерса, а Мичелмор уже передал мне метеосводку от Департамента полиции Нью-Йорка: холодно.

Перри Мейсон увидел, как впереди на перекрестке замигал зеленый, и на желтом затормозил.

Тем не менее мне нужно было что-то предпринять, и я решил еще раз покопаться в письмах Сына Сэма и понаблюдать за Пайн-стрит и домом Карра. На самом деле я понятия не имел, что ищу, но собирался записать там номера автомобилей и присмотреться ко всем деталям, которые могли бы оказаться полезными или привести к неуловимому Джону «Уитису».

– Если отбросить эмоции и взять одни голые факты, то перед нами девушка, у которой отца приговорили по обвинению в присвоении почти четырехсот тысяч долларов. Эта девушка разъезжает на дорогом лимузине, живет в стоящем уйму денег прицепе на колесах, нигде не работает, а занимается лишь тем, что вприпрыжку сбивает голыми ножками росу с травы на поле для гольфа, а теплое солнце и мягкий ветерок греют и обвевают ее нежную кожу.

* * *

– Она нашла себе очень неплохое занятие, – согласилась Делла.

На следующий день, 20 сентября, в Йонкерсе произошло событие, не получившее широкой огласки. Я узнаю о нем только спустя два с лишним года. Оно будет иметь серьезные последствия.

– А сейчас давай взглянем на все с точки зрения тех, кто отвечает и принимает решение о досрочном освобождении на поруки. Заключенный Колтон П. Дюваль находится в тюрьме, и приговор его был неясным и неокончательным. Он утверждает, что невиновен и что осужден незаконно. По ошибке. И не все обстоятельства дела до конца уточнены. Вы – член Совета по помилованиям и досрочному освобождению, поэтому вам предстоит решить, до каких пор держать Колтона Дюваля в тюрьме. И вот вы почти уже приняли решение его выпустить, остается спросить мнение тех, кто ведет оперативную работу по делу. Вы их спрашиваете и узнаете, что дочь его ездит в дорогом автомобиле, живет в первоклассном трейлере, работу забросила, а деньгами сорит направо и налево.

Тридцатитрехлетний Эндрю Дюпей жил на Линкольн-террас, менее чем в квартале от Берковица и Карров. Дюпей слыл семьянином. Его жена Лори в девичестве носила фамилию Хитон, и у них было две маленькие дочери, пяти и трех лет. Дюпей работал почтальоном. И он не просто жил в районе Пайн-стрит, но и доставлял туда почту – в том числе в дома Берковица и Карра, а также в два здания на Уикер-стрит. Иными словами, он жил и трудился в самой гуще событий.

– Ну, если трактовать дело так, то… – Делла Стрит сделала паузу. – Боже мой! Получается, что она сама своими действиями держит отца за решеткой.

Доподлинно неизвестно, читал ли Эндрю Дюпей опубликованное накануне в «Пост» письмо Берковица. Если да, это могло на него повлиять. Но, возможно, он не обратил на письмо внимания, потому что с начала лета был обеспокоен кое-чем другим, занимавшим все его мысли.

– При условии, что… – Мейсон улыбнулся.

– Не тяните же, шеф!

В июле молодой человек, всегда казавшийся семье общительным и жизнерадостным, вдруг стал испуганным и встревоженным. Его близкие и коллеги сразу заметили перемену. Он ничего не сказал жене, но на работе признался паре друзей, что у него большие неприятности: Дюпей заявил, что боится за свою жизнь.

– При условии, что Совет по делам совершеннолетних, а у него в этом штате те же функции и обязанности, что и у Совета по помилованиям и досрочному освобождению, имеет намерение, пусть даже самое малое, этот милосердный акт осуществить. Если так, то не уместнее ли будет предположить, что Арлен Дюваль скорее пытается не освободить Колтона Дюваля из неволи, а, наоборот, – удержать его там. В таком случае действия дочери, с точки зрения властей штата, будут выглядеть вызывающими раздражение, если не сказать – просто вызывающими.

«Это было совсем на него не похоже. Он не был параноиком по натуре. Он упоминал, что опасается за свою жизнь, но никогда не говорил почему», – рассказал один из сотрудников Почтовой службы, который попросил не раскрывать его имя из-за того, что занимает руководящую должность.

– Да, это определенно так, как вы сказали.

Теща Дюпея, Мэри Хитон, в 1981 году сказала мне следующее: «Все это было так странно, так не похоже на него. У зятя не было никаких проблем со здоровьем – ни с психическим, ни с физическим. Он не играл в азартные игры, его брак был прекрасным, он жил ради семьи. А в июле и августе стал вдруг испуганным и нервным, но не говорил, почему».

– С другой стороны, – продолжал Мейсон, – это выглядит как очень соблазнительная приманка.

Возможно, ключ к разгадке кроется в письме, отправленном в редакцию «Ганнетт Вестчестер-Рокленд ньюспейперс» после того, как там начали публиковать мои статьи о заговоре. Его автор, живший в одном из домов в зоне обслуживания Дюпея, написал: «Однажды [в июле] он сказал мне: „Иногда почтальон узнает о людях на своем маршруте то, чего ему лучше не знать. И видит то, чего ему лучше бы не видеть“». Дюпей, добавил автор письма, не объяснил, что он имел в виду.

– В каком смысле?

20 сентября, примерно в 17:30, Дюпей и Лори купали маленьких дочерей. Дюпей отлучился, сказав, что ему нужно спуститься в подвал, чтобы принести оттуда какую-то нужную детям вещь.

– А вот послушай. Дюваля сажают в тюрьму. Но одновременно дают понять – может быть, даже напрямую и не говорят, а как-то по-другому, – что если он вернет награбленное, то досрочное освобождение состоится. Ясно, что желания возвращать добычу он не испытывает. Хочет переждать. Хочет, чтобы от него отступились. В результате это ему удается, и власти думают, будто о свободе он и не помышляет. Затем дочь Дюваля начинает вести роскошную жизнь без видимых средств к существованию и пребывает в райском блаженстве полного ничегонеделания. Будет только естественно, если чиновники, отвечающие за досрочное освобождение, подумают: «Ну вот, теперь понятно, что во владение деньгами вступила его дочь, так не лучше ли будет этого мошенника освободить и понаблюдать за ним как следует? Уж мы-то его из виду не упустим! Помешать дочке транжирить деньги мы не можем, но рано или поздно и сам Дюваль потратит энную сумму, тогда-то мы его и прищучим. Признавайся, мол, откуда денежки! Прервем его досрочное освобождение и, может быть, сумеем привлечь в качестве сообщницы и дочку. А после этого, возможно, удастся и на деньги выйти, и хоть какую-то их часть получить обратно…»

У подножия лестницы Дюпей нацарапал короткую записку. Затем он взял дробовик и покончил с собой.

Делла Стрит попыталась переварить услышанное:

* * *

– Кто-то играет на много ходов вперед!..

«Только потом от его друзей по работе мы узнали, что он говорил, что боится за свою жизнь», – сказала Мэри Хитон.

– Совершенно верно, – согласился Мейсон.

В конце августа, примерно через две недели после ареста Берковица, Дюпей «очень сблизился с Лори и девочками – гораздо больше, чем раньше, – вспомнила Мэри Хитон. – Тогда он впервые взял их с собой на рыбалку. Обычно он отдыхал без них».

– А какова же получается ваша роль в этой схеме?

Похоже, Дюпей вовсе не собирался бросать семью.

– Моя? Я так думаю, что мне отведена роль пешки.

В предсмертной записке он оставил еще один ключ к своей загадке: «Помнишь тот день в Глен-Айленде с итальянской семьей? Думаю, это их рук дело». Глен-Айленд – парк в округе Вестчестер, расположенный на берегу пролива Лонг-Айленд в Нью-Рошелле. В июне, за три месяца до смерти, Дюпей, Лори и дети отдыхали там на площадке для пикников, где можно пользоваться общественными мангалами. Дюпей тогда поспорил с одной итальянской семьей, которая хотела прибрать к рукам выбранное им место.

– То есть вами хотят воспользоваться?

«Спор был пустяковым, и все сразу о нем забыли, – сказала Мэри Хитон. – Не могу поверить, что он решил, будто это может быть важно спустя такое время».

– Да, использовать и выбросить…

Действительно, довольно странно думать, что жизни Дюпея таинственным образом угрожали люди, о которых он после словесной перепалки на барбекю ничего не слышал целый месяц – и даже больше. Возможно, Дюпей считал, что они опасны, но такой вывод маловероятен.

– В любом случае, будьте осторожны!

Куда более существенная информация содержалась в письме человека, жившего в его районе, – на маршруте, по которому Дюпей ежедневно проходил мимо дома № 35 на Пайн-стрит, Уикер-стрит и дома № 316 на Уорбертон-авеню. В записке, цитировавшей собственные слова Дюпея, речь шла о чем-то увиденном или услышанном им в своих обходах. И время всех этих событий, столь близкое к аресту Берковица, также говорит о многом.

– В этом не сомневайся!

Мейсон свернул на многорядную автостраду с односторонним движением, и последующие десять минут они ехали не говоря ни слова. Потом он повернул на поперечную улицу, проехал кварталов пять-шесть по ней, и наконец они оказались перед «Идеал трэйд трейлер-центром».

Позже я получил еще одно письмо:

Припарковавшись, Мейсон выбрался из машины и пошел осматривать длинную вереницу разнообразных домиков-прицепов, выставленных для продажи.

«Я мог бы сообщить имеющуюся у меня информацию полиции Йонкерса, но, думаю, вам, так же как и мне, хорошо известно, что это стало бы ошибкой – учитывая, что в полиции работают два члена семьи Карр, сестра Уит и зять Джон Маккейб [на тот момент муж Уит и сотрудник полиции Йонкерса].

Делла Стрит последовала за шефом.

Почтальон Эндрю (я забыл его фамилию) знал их [Карров и Берковица], хотя об этом никогда не говорилось. Он покончил с собой несколько лет назад после встречи с неизвестным мужчиной в парке Пелем-Бей в Бронксе. Он сказал, что „они“ ему угрожали [кто такие „они“, неясно] и собирались убить его семью. Вскоре после этого жена нашла его застрелившимся».

– Невозможно предсказать, что они изобретут следующим, – сказала она Мейсону, остановившемуся поглазеть на понравившийся экспонат. – Чего только не придумают, внутри – все, что душе угодно, и в то же время все это в таком ограниченном, замкнутом пространстве, что просто диву даешься. Настоящий дом на колесах. Поразительно!

«Неизвестный мужчина», с которым Дюпей якобы встретился в Бронксе, остался неопознанным. Автору письма больше нечего было сообщить об этом инциденте.

В этот момент к ним, приветливо улыбаясь, подошел один из работников центра.

Коллеги Дюпея знали про его опасения за свою жизнь, но в разговорах с ними он не упоминал, что угрозы также адресовались его семье, как написано в письме. Однако действия Дюпея перед смертью подтверждают сказанное.

– Неплохо, правда? Хотите найти что-нибудь для души?

– Нет, – ответил Мейсон, – мы бы хотели поговорить с управляющим.

Он взял родных с собой на рыбалку, хотя обычно ездил без них. Он не рассказывал жене ни о каких угрозах, и в последние минуты жизни купал дочерей – вряд ли подобные действия могли послужить толчком к немедленному самоубийству. Разумнее предположить, что пребывание с семьей в интимной обстановке любви и взаимопонимания спровоцировало резкий рост страха того, что с близкими может что-то произойти – и он покончил с собой, чтобы защитить их.

– С Джимом Харцелем?

Неизвестно, почему Дюпей не сообщил об угрозах в полицию. Возможно, он полагал, что защита со стороны властей будет недостаточной или слишком непродолжительной. Быть может, у него имелась и более зловещая причина.

– А управляющего зовут Джим Харцель?

Что мог увидеть или узнать Эндрю Дюпей на своем маршруте разноски почты, чтобы подвергнуться такой опасности и отнестись к угрозам настолько серьезно, чтобы предпочесть самоубийство любым попыткам разрешить ситуацию иным образом?

– Да. – Торговец трейлерами кивнул.

Напомним, что той весной и летом по всему району фланировали письма с угрозами – они отправлялись по почте, а Дюпей их доставлял. Возможно, он имел дело и с другой корреспонденцией, с помощью которой можно было идентифицировать отправителей. Также возможно, что Дюпей видел, как преступники входят в определенный дом или выходят из него, либо заметил Берковица в их компании.

– И где его можно видеть?

– Идите за мной, сэр.

Кроме того, в 1983 году в лесном массиве через дорогу от дома Дюпея нашли человеческий череп, принадлежавший неустановленному пожилому мужчине. Время захоронения черепа определят как примерно соответствующее дню смерти Дюпея. Происхождение черепа так и останется неизвестным, но можно предположить, что его украли с кладбища, чтобы использовать в ритуалах. Летом 1986 года в расположенном неподалеку похоронном бюро Маунт-Вернона похитят голову другого пожилого мужчины. Связаны ли эти инциденты между собой, неясно.

Он провел их вдоль длинного ряда трейлеров и пригласил пройти налево.

До сих пор никто точно не знает, с чем или с кем столкнулся Эндрю Дюпей, когда разносил почту. Возможно, в будущем ответ на этот вопрос будет найден. А пока вдове и детям остается лишь гадать, почему он умер.

Мейсон шепнул Делле Стрит:

* * *

– Ты не забыла бумагу и карандаш?

В течение следующих двух месяцев я проверил массу зацепок, однако ни одна из них ни к чему не привела. Я как раз начал обдумывать оккультные отсылки в письмах Сэма, когда мне позвонил Мичелмор с долгожданными новостями.

– Обижаете, шеф. Я без них ни шагу. Разве что в ванную…

– Наш контакт получил несколько ответов от Берковица. Думаю, тебе понравится то, что он добыл.

– Тогда я тебя попрошу: когда Арлен Дюваль сюда приедет, запиши номер ее автомашины. Если, конечно, она не воспользуется такси.

– Ну же, Питер, я уже так давно жду! Не заставляй меня просачиваться в телефонную трубку, чтобы узнать подробности.

Делла Стрит сделала знак, что поняла.

Изображая непринужденность, я чувствовал, что меня разрывает изнутри. Но Мичелмор и без того считал меня слишком нетерпеливым, и я не собирался давать ему лишний повод в этом удостовериться.

Приветливый молодой человек остановился перед маленьким низким зданием.

– Офис мистера Харцеля, входите.

Я уже сумел вынести долгое ожидание, хотя мой пессимизм по мере продолжения судебного разбирательства только нарастал. Поначалу Берковица признали невменяемым, поскольку он сумел запудрить мозги команде назначенных судом психиатров, скормив им историю о демоне. Потом его отправили на повторную экспертизу. На этот раз, главным образом благодаря заключению доктора Дэвида Абрахамсена, приглашенного окружным прокурором Бруклина Юджином Голдом, Берковица признали способным предстать перед судом. Абрахамсен не купился на сказку о демоне.

– Благодарю вас. – Мейсон сделал шаг назад и пропустил вперед секретаря.

Защита Берковица мало напоминала настоящую. Его адвокаты собирались добиться для клиента оправдательного вердикта по причине невменяемости.

Харцель оказался здоровенным широкоплечим типом с выпяченной вперед грудью, медвежьими ухватками и верным глазом аукционера. Их он оценил с полувзгляда.

Но пока шла битва психиатров, «Дейли ньюс» получила и опубликовала стенограмму бесед Берковица с врачами.

– Здорово, ребята! Что произошло?

Текст напоминал выдержки из руководства по шаманизму – сплошные собаки, демоны, кровь, монстры и т. п. Когда я прочитал его, у меня чуть не остановилось сердце. Казалось, что ситуация выходит из-под контроля. Вот почему мне так не терпелось получить известия от Мичелмора. Я хотел понять, как обычный Берковиц соотносится с публичным.

– Почему вы сразу думаете, что что-то произошло? – спросил Мейсон.

– Ну, – заговорил Мичелмор, выдержав эффектную паузу, – источник сообщает, что по словам Берковица, в письме имелись кое-какие сообщения, но он не скажет, какие именно.

– Я вижу, – добродушно усмехнулся здоровяк, – работа такая! У тех, кто приходит ко мне заключать сделку, рот, как правило, до ушей. А как же иначе? Делают важный шаг в жизни! Решили бросить все на время и побродяжничать, как цыгане. Пожить наконец в свое удовольствие. А если приходят такие суровые и насупившиеся, как вы, то ясно, что где-то что-то случилось. Выкладывайте! Наверное, купили трейлер, а он с браком?..

– Нереально! – сказал я.

Мейсон рассмеялся:

Мичелмор продолжил:

– Меня зовут Перри Мейсон.

– Еще он не станет отвечать на твои вопросы о том, был ли он один во время стрельбы в Бруклине.

– Тот самый адвокат?

– Что ты имеешь в виду, говоря, что он не станет отвечать? Что именно он сказал?

– Да, это я.

– Его спрашивали несколько раз, по-всякому подводили к этому вопросу. Каждый раз он отвечал, что не станет говорить об этом; что не хочет вдаваться в подробности.

Харцель энергично сжал руку Мейсона толстыми сильными пальцами:

– Но он же не сказал, что был один и «почему ты задаешь мне этот тупой вопрос»?

– Необычайно рад познакомиться!

– Нет.

– А это мой секретарь – мисс Стрит.

– Думаю, это о многом говорит, как и уклонение от вопросов о том, кто написал письмо Бреслину.

Делла Стрит уже протянула было ладонь, но Мейсон, потирая свою, остановил ее.

– Да, я согласен, – сказал Мичелмор. – Но это еще ничего не доказывает. Слишком мало для статьи.

– Лучше не надо. Раздавит!

– Понимаю, Питер… но что насчет Джона Карра?

– Да вы и сами неплохо жмете, – возразил Харцель. – Признаться, я в прошлом много занимался борьбой, а кроме того, когда я стал учиться торговать, то все говорили, что крепкое доброе рукопожатие чуть ли не половина успеха. Клиент должен чувствовать, что здесь к нему относятся чуточку лучше. Здравствуйте, мисс Стрит! Счастлив познакомиться! Ну а теперь садитесь и рассказывайте, что вас привело. Уж не нарушил ли я закон?

– Это самое интересное. Берковицу дали листок бумаги. На нем было написано: «Мы знаем, что ты связан с Джоном Карром». Он прочел текст, побелел как полотно и откинулся на спинку койки. У него стал такой вид, словно он собирается упасть в обморок.

– Знаете ли вы Арлен Дюваль? – спросил Мейсон.

– Черт побери! Да у нас тут джек-пот! Он сказал что-нибудь после этого?

– Дюваль… Дюваль… постойте-ка… Это имя я где-то встречал. Ах да, ну конечно же! – Лицо Харцеля расплылось в улыбке.

– Нет. Источник на мгновение испугался, что Берковицу может понадобиться медицинская помощь, но тот пришел в себя и больше не произнес ни слова.

– Что-нибудь смешное?

Поговорив в том же духе еще несколько минут, я спросил Мичелмора, что мы будем делать дальше.

– Как сказать, скорее забавное воспоминание. Приятная милая красотка. Купила у меня «Гелиар». Причем расплатилась наличными!

– Продолжим попытки добраться до Карра. И посмотрим, не скажет ли Берковиц что-нибудь еще.

– Что вы имеете в виду? – удивился Мейсон.

* * *

– Я имею в виду на-лич-ны-е!

В следующий раз Питер Мичелмор связался со мной около полудня в пятницу 2 декабря.

– Чек или…

– У меня тут сидит кое-кто, с кем, думаю, тебе следует поговорить, – сказал он. – Мы почти готовы завершить начатое.

– В том-то и дело, что никаких чеков. Заплатила хрустящими новенькими сотенными.

– Какое еще начатое? – спросил я.

– А еще что-нибудь вам о ней известно?

– Связанное с Кассара.

– Но посудите сами, зачем мне что-то еще о ней знать? Покупает трейлер и выкладывает пачку денег – для меня это самый убедительный довод. А что с ней? Надеюсь, не банк же она ограбила?

– С Джеком Кассара, домовладельцем из Нью-Рошелла?

Мейсон уже начал было задавать следующий вопрос, но остановился.

– Ну, это в некотором роде касается его, – ответил Мичелмор. – Не говорю, что напрямую… Давай я соединю тебя с этим человеком.

– Но в чем же дело? – Харцель не отставал.

– С каким человеком? С тем парнем из больницы?

– Этот «Гелиар», что вы ей продали, был сегодня украден.

– Да. Его зовут Джим.

– Боже правый! Украли? Застрахован, надеюсь?

Джим Миттигер был моего возраста, тридцать один год. Проработав три года в Департаменте полиции Нью-Йорка, он ушел в отставку, чтобы заняться тем, чем всегда мечтал, – журналистскими расследованиями.

– Неизвестно. Мой интерес состоит в том, чтобы его снова найти.

В ходе короткого разговора по телефону я рассказал ему, как добраться до Уайт-Плейнс, и к трем часам он уже приехал ко мне домой. Поначалу он относился ко мне с не меньшим подозрением, чем я к нему. Но к тому времени, как день сменился сумерками, напряжение спало.

– А чем я могу помочь?

– Я боялся, что тебя послали сюда специально, чтобы выведать то, что я им не сказал, – признался я.

– Верните его.

Миттигер рассмеялся:

Улыбка мигом слетела с добродушного лица Харцеля.

– А я думал, это меня решили подставить, показав тебе.

– Погодите-ка, я что-то опять не понимаю…

– Я знал о тебе, но не знал, кто ты. Мне не говорили.

– Только не волнуйтесь, – успокоил его Мейсон, – я вовсе не хочу сказать, что вы его украли. Так случилось, что вы его купили…

– Ага, а мне заявили, что у них есть какой-то высокопоставленный контакт в Вестчестере, который снабжает их этими вопросами и информацией о Карре. Но я тоже не знал, кто ты такой.

– Ах вот оно что. – Харцель почесал затылок. – Сегодня действительно звонили. Хотели привезти «Гелиар» и просили продать. На комиссионных условиях. То есть я не купил его. Кстати, вот у меня на столе и карточка. Имя владельца – Прим. По крайней мере, так он назвался. Оставил еще телефон и адрес. Но я на всякий случай записал себе и номер его джипа. Правда, проверить не успел.

– Загадочный человек из больницы – наконец-то! – сказал я.

– Джип он мог запросто одолжить у приятеля. – Мейсон на карточку даже не посмотрел.

– Тогда, может быть, пойдем взглянем на этот «Гелиар»? – предложил хозяин.

Но тут меня ждал сюрприз. На самом деле Миттигер не был тем источником в больнице. В деле участвовал кто-то еще. Миттигер в бытность полицейским не раз дежурил в районе больницы округа Кингс. В итоге он неплохо ориентировался в этом учреждении и знал, как оно работает.

– Охотно! – Мейсон кивнул. – Настоящий владелец появится здесь с минуты на минуту. Мы договаривались о встрече.

После ареста Берковица – в ту же ночь – он отправился в больницу, рассудив, что подозреваемого потом перевезут в ее тюремное отделение. Поначалу Миттигер не занимался темой с точки зрения заговора. Он просто надеялся раздобыть для прессы пару лакомых кусочков о быте Берковица.

– Итак, идем смотреть!.. – Харцель вдруг остановился. – Конечно, мистер Мейсон, я о вас наслышан и не сомневаюсь в вашей репутации; но мой бизнес любит точность. Обождите, я подниму записи – надо же сверить номер кузова и так далее.

– Я нашел источник, – сказал он. – Источник, который согласился помочь мне, если Берковица отправят туда. Я пришел в «Пост», рассказал, что у меня есть, и мы начали работать вместе. А потом появился ты.

Почти уже от дверей Харцель вернулся к своему рабочему месту, открыл дверцу большого сейфа, вытянул один из ящиков с подшитыми документами, перебрал несколько папок, пока не нашел нужную, открыл ее и быстро что-то оттуда списал в записную книжку.

Миттигер не стал раскрывать имя своего контакта.

– Ну все. То, что нужно, я нашел. Можно и…

– У него есть доступ к Берковицу, и он надежен. Это все, что я могу сказать.

Он не договорил, потому что в этот момент с улицы вошла Арлен Дюваль.

Я спросил, верно ли Мичелмор передал мне комментарии Берковица.

– Здравствуйте! Всем добрый вечер! Извините, что задержалась, но движение ужасное…

– Черт возьми, да. И он действительно чуть не свалился в обморок, когда ему показали эту штуку про Джона Карра. Мой источник на секунду подумал, что придется вызывать врачей.

– Ну, наконец-то, наконец-то, мисс Дюваль, как вы поживаете? – Харцель шагнул к ней навстречу и протянул руку.

– Тогда… источник не врач, – заметил я.

В ответ девушка протянула свою и подошла к столу.

– Нет, но, слушай, я не могу тебе сказать.

– Спасибо, прекрасно!

Я решил, что контакт был либо охранником, либо санитаром, но не стал сообщать свое предположение Миттигеру.

– То-то вы так и выглядите! – Харцель отпустил ее ладонь, перехватил запястье и показал руку Арлен Дюваль.

Вместо этого я спросил:

– Смотрите, мисс Стрит, синяков нет! С противоположным полом я умею быть нежным… Но уж если меня жмут, то в ответ я тоже жму как следует. Мисс Дюваль, мистер Мейсон только что сообщил мне о вашем трейлере.

– Откуда мне знать, что он вообще существует?

– Да, его украли.

– И похоже, что он у меня.

Миттигер полез в дорожную сумку и достал оттуда целую пачку писем – копий, – которые были явно написаны Берковицем после ареста. Некоторые из них, адресованные религиозным организациям, содержали просьбы предоставить материалы по демонологии; еще одна записка предупреждала мэра Эйба Бима об опасности «Сэма».

– Мистер Мейсон сказал мне это.

– Ладно, – сказал я. – Похоже, все честно. Так что там насчет Джека Кассара из Нью-Рошелла?

– Но хотел бы я знать, – обращаясь сразу ко всем, воскликнул Харцель, – а откуда мистеру Мейсону это стало известно?!

Миттигер объяснил, что Кассара, у которого Берковиц снимал комнату в начале 1976 года, был сослуживцем Фреда Коуэна – печально известного неонациста, который убил шесть человек во время захвата складского комплекса транспортной компании «Нептун» в Нью-Рошелле в День святого Валентина 1977 года, а потом, после целого дня осады, покончил с собой.

– Она мне заплатила, – немедленно ответил Мейсон.

Более того, Берковиц хранил у себя в квартире в Йонкерсе папку с вырезками газетных статей о Коуэне и называл его «одним из Сыновей».

– Она? А не полиция?

– Ты знал об этом? – спросил Миттигер.

Арлен Дюваль молча подтвердила.

– Да. узнал в августе. Еще шутил, что будь я Кассара, мог бы написать статью для «Ридерз дайджест» [90] на тему «Мои незабываемые знакомые».

Харцель какое-то время переводил взгляд с одного необычного посетителя на другого и, подумав с полминуты, решился.

Миттигер рассмеялся, а затем посерьезнел:

– Отлично. Идем смотреть трейлер. Увидим сразу, тот или не тот.

– Как думаешь, каковы шансы, что один и тот же парень, Кассара, ночью будет спать под одной крышей с Сыном Сэма, а днем работать вместе с Фредом Коуэном?

Он повел их вдоль расположившихся рядами трейлеров, ни на секунду не забывая об обязанности хозяина поддерживать беседу.

– …и еще это досье Берковица на Коуэна, – добавил я. – По-моему, шансы ничтожно малы. И мы по-прежнему не знаем, как, черт возьми, Берковиц оказался в доме Кассара.

– Те, что сдают на комиссионных условиях, я держу сзади. Конечно же, мы пытаемся их продать, но выгоды от таких сделок меньше, чем от тех, что я полностью покупаю и продаю сам. Но дело опять же в деньгах и в обороте капитала. А я предпочитаю оборачивать свой капитал побыстрее, и поэтому свои трейлеры, то есть те, что я купил, ставлю так, чтоб попадались на глаза в первую очередь. Вы пройдете мимо них прежде, чем дойдете до тех, что продаются на комиссионных. Есть домики просто замечательные. Вы, мистер Мейсон, должны как-нибудь выбрать время и осмотреть их как следует. Вы непременно что-нибудь купите! С вашей работой, когда, куда бы ни поехал, все узнают и пристают с проблемами, такая вещь придется очень кстати. Взгляните-ка на этот! Двадцать пять футов. Летит за машиной как перышко. Вы даже не почувствуете. Но не думайте, он крепок и устойчив, как любой другой. «Фиберглас». Тепло– и звукоизоляция. Можете поставить его в полдень в пустыне, и внутри будет свежо и прохладно, как в лесу у подземного источника. Хотите, я его открою?

Миттигер от волнения едва мог усидеть на месте:

– Спасибо, не сегодня.

– Возможно, Коуэн узнал от Кассара о свободной комнате, и так это дошло до Берковица.

– Не обращайте на меня внимания! – не унимался Харцель. – Работа с людьми. Приходится уговаривать. Создавать рекламу. Я вовсе не хочу вам ничего всучить, просто для поддержания формы. Ну вот мы и пришли. Вот ваш «Гелиар».

– В этом есть смысл. Такое, конечно, возможно. Думаю, в этом деле слишком много дыма. И обязательно должен быть огонь, который его вызывает.

– Он заперт на ключ? – осведомился Мейсон.

Мы с Миттигером согласились, что если наши предположения верны, то Джек Кассара, которому тогда шел седьмой десяток, почти наверняка послужил невинным связующим звеном между двумя убийцами. Однако мы также признали: было бы глупостью полагать, будто между Коуэном и Берковицем не существует никакой связи – особенно в свете интереса Берковица к убийце, поклонявшемуся Гитлеру.

– Конечно. На комиссионной продаже мы их все запираем. Как, впрочем, и остальные, за исключением тех, что можно осматривать.

Миттигер не удивил меня информацией о Коуэне, однако в запасе у него имелось еще кое-что. Снова сунув руку в сумку, он достал оттуда кипу фотографий.

Арлен Дюваль достала из кармана ключи.

– Взгляни на это.

– Я сама его открою.

Фотографии запечатлели знакомую фигуру – Берковица. Но кадры явно снимались не в полиции. На одном Берковиц в больничной одежде сидел на койке. На другом он писал, сидя за столом в помещении, похожем на комнату отдыха. Еще одно фото показывало предполагаемого убийцу крепко спящим на койке в своей камере. Прочие были вариациями предыдущих. Некоторые – даже цветными.

Харцель уже вынул было свой ключ, но посторонился и, шагнув в сторону, наблюдал за ней.

– Где, черт возьми, ты это взял?

Девушка повернула ключ в замке, дверь открылась, и она, даже не пытаясь скрыть охватившего ее волнения, вспрыгнула на подножку и исчезла внутри трейлера.

– Источник, – ответил Миттигер. – При помощи крошечной шпионской камеры.

– С какой целью вы его снимали?

Следом вошла Делла Стрит, Мейсон подал ей руку, а замыкал эту маленькую инспекцию сам хозяин центра.

– Для «Пост». Там собираются опубликовать эти фото в понедельник вместе с некоторыми записями из дневника, которые ты видел.

– Да, это он, – подтвердила Арлен Дюваль.

Внезапно в моем сознании забрезжил рассвет.

Харцель тем временем нашел с обратной стороны двери металлическую пластинку, потер ее пальцем, чтобы прочитать номер, и, сравнив его с записью у себя в книжке, удовлетворенно хмыкнул:

– Джим, как только эти фотографии опубликуют, поднимется вонь, какой ты прежде никогда не чуял. Берковиц говорил с твоим источником. После этого к нему вообще никого не подпустят. Мы утратим доступ к нему и любую возможность сдвинуться с места. Это начнут расследовать.

– Вне всяких сомнений. – Затем он открыл дверцу встроенного шкафчика, посветил туда фонариком и добавил: – И здесь тот же номер. Все верно.

Миттигер засомневался:

– Ну а кроме номера, – спросил Мейсон, обращаясь к Арлен Дюваль, – можете ли вы назвать какие-либо отличительные особенности, подтверждающие, что вы – его хозяйка?

– Мой источник неплохо защищен. И, кроме того, «Пост» мне не подчиняется. Если там хотят напечатать фотографии, то напечатают их.

Девушка задумалась.

Я не согласился:

– Если нетрудно, откиньте, пожалуйста, вон тот маленький дамский столик перед зеркалом. Да, да, рядом с кроватью. Я пролила как-то на нем чернила, а пятно так полностью и не вывела.

– Все эти месяцы, вплоть до сегодняшнего дня, они нас не знакомили. Почему именно сегодня? Разве ты не видишь? В «Пост» понимают, что вечеринке конец, – знают, что мы потеряем доступ к Берковицу. Поэтому там решили, что с них не убудет, если они теперь сведут нас вместе.

Харцель подошел к столику и установил его в нормальное положение.

Миттигера это не волновало:

– О’кей, сестрица! Ваша взяла! Я сдаюсь! Кто-нибудь еще желает взглянуть?

– У тебя есть постоянная работа, и тебя все устраивает. А моя цель – получить должность в штате «Пост» и помочь раскрыть это дело, если смогу. Думаю, нас слегка поштормит, а потом все утихнет, и мы снова доберемся до Берковица.

Мейсон и Делла Стрит прошли туда, где стоял Харцель.

Я понимал, что Берковиц, который ни на одном из снимков не смотрел в камеру, не подозревал, что его фотографируют. Так что он вряд ли смог бы помочь в каком бы то ни было расследовании – хотя не стал бы сотрудничать в любом случае.

– Когда, говорите, его увели? – спросил он.

– Ему нравится мой источник. Они неплохо ладят. Берковиц называет его «Хитрый лис один», а я известен как «Хитрый лис два». Не переживай, – добавил Миттигер.

– Сегодня утром.

– Не уверен, что это хорошая идея, но понимаю, к чему ты клонишь. Мне просто чертовски хочется найти другой путь… Так или иначе, теперь мы, похоже, в одной лодке. Думаю, стоит начать с Коуэна – и, конечно же, Джона Карра.

– Надо же, как они быстро управились. А вещички-то? Подмели подчистую…

Миттигер сказал, что на следующей неделе приедет из Стейтен-Айленда, где он тогда жил, и мы вместе поищем какие-нибудь зацепки в Нью-Рошелле.

Арлен Дюваль опустила голову.

– Хотел попросить тебя съездить со мной к дому Берковица, чтобы осмотреть окрестности, – сказал он.

– И что вы собираетесь предпринять? Я, конечно, за этот трейлер держаться не стану, но и вот так просто отдать его тоже не могу. В полицию уже сообщили?

– Без проблем. В последнее время я довольно хорошо изучил этот квартал.

– Нет.

– Я позвоню тебе в понедельник, – сказал Миттигер. – Не волнуйся о фотографиях. Все будет хорошо.

– Ну, тогда лучше сообщить сейчас же.

* * *

– А почему? – холодно спросил его Мейсон.

Харцель смерил адвоката оценивающим взглядом.