Зарубежный криминальный роман. Выпуск 10

Ричард С. Пратер

Дело об исчезнувшей красотке

Глава 1



Она казалась горячее, чем жало паяльника, и намного-намного опаснее.

До сих пор публика уделяла представлению гораздо меньше внимания, чем дамским туалетам. Танец мексиканских сомбреро, какие-то, тоже из Мексики, скрежещущие зубами трубадуры со своими традиционными «Кукарача» и «Челито Линдо» и, наконец, смуглый и совсем не смешной комик. Но как только на небольшое, высвеченное прожекторами возвышение для танцев взошла она, все просто обмерли. Здоровенные мужики били в ладоши с такой силой, как будто под кожу им впрыснули новокаин. Они орали и вопили во всю глотку: «Ол-ле!», «Браво, Лина!», «Провалиться мне ко всем чертям!» — и что-то еще, чего я не мог разобрать.

Они ее обожали. И я их не осуждал.

Ей было немногим более двадцати. Высокая. Шесть футов без четверти, и каждый дюйм мог свести с ума. Ярко-красные губы говорили «не приближайся» не хуже, чем задние тормозные огни автомобиля, а глаза были такой же черноты, как и собранные высоко на голове волосы. И очень стройная. Бедра — в меру полные и широкие, а грудь — высокая и тугая. Впрочем, о своей груди она, казалось, совсем не думала, хотя все присутствующие готовы были таращиться на нее не мигая. Добавьте сюда упругий живот, тонкую талию и золотистую кожу. Бархатистую и нежную, как тающее мороженое.

Она стояла в снопах света на фоне массивной стенки из крашеного дерева. Черные туфли на высоких каблуках, темные то ли чулки, то ли трико, сидящие как влитые черные шорты и кроваво-алое болеро, не совсем прикрывающее то, что и положено не совсем прикрывать. Замерь я тогда свой пульс, можно было бы смело записываться в рекордсмены. Толпа неистовствовала, и я понял, что это Лина. Я прекратил глупо гонять лед по стакану и взглянул через стол на мисс Джорджию Мартин.

— Как дела? — спросил я.

— Вот именно, как дела, — ответила она слегка хрипловатым, но — я опять отметил это — очень приятным голосом, — а я уже подумала, что вы обо мне забыли, мистер Скотт.

Я ухмыльнулся:

— Ну что вы, ничуть. Просто хотел понять, отчего такой шум.

— Теперь вы знаете?

— Да. Но почему опять «мистер Скотт»? Минуту назад вы называли меня по имени — Шелл. Ну да ладно, представление в сторону. Забудем об этом. Расслабьтесь и намекните хотя бы, какого черта я должен здесь выискивать?

Она покачала белокурой головкой:

— Не могу, Шелл. Простите.

— Но какого дьявола, Джорджия? Я сижу тут как набитый дурак, такой мальчик для развлечений: веду вас сюда — все мои накладные расходы из вашего кармана, заказываю ужин — тоже за ваш счет, а вы мне вдобавок еще и платите? Я не привык так зарабатывать. Дайте за что-нибудь зацепиться.

— Спокойствие. Вы свое еще заработаете. И возможно, больше, чем обычно. — Ее голубые глаза потеряли вдруг всякое выражение и смотрели прямо в мои. — Поверьте, мне важно, чтобы вы находились рядом. Джорджия Мартин и частный детектив. А кроме того, Шелл, это лишь начало. Фейерверки и карусели тоже будут, не успеете и глазом моргнуть.

— О\'кей, дорогая, я готов подождать немного. Итак, что закажем? «Такос»? «Анчиладос»? Или «Особое ассорти номер три»?

Мы сидели за освещенным свечами столиком сразу у танцевального помоста в маленькой мексиканской забегаловке на Бернард-стрит в Лос-Анджелесе. Заведение было небольшое, но настолько пестро украшенное, что напоминало площадь с флагами перед зданием Объединенных Наций. Народу собралось — не протолкаться, спокойно отдохнуть нечего и думать — в общем, как в любой другой субботний вечер. Снаружи моросил мелкий холодный дождь. Над входом, рассеивая моросящую мглу, дрожала неоновая надпись: «Эль Кучильо», что в переводе с испанского означает «нож». Я вывел клиентку поужинать. По ее собственной просьбе и с оплатой любых сопутствующих расходов. Шикарно, не правда ли? Только вот, как вы, наверное, уже поняли, я не мог судить, какие расходы в этой игре оправданны, ибо не знал, ради чего она затеяна. Мисс Джорджия Мартин, моя очаровательная клиентка, по поводу этого бросила мне через стол:

— Я сообщила вам все, что могла.

А это было практически ничего. Я проглотил остатки виски и растаявшего льда и раскрыл меню. Несколько десятков мексиканских названий. Никаких бифштексов и телятины. В приписке внизу говорилось, что все исключительно натуральное и что никакие химические добавки для приготовления пищи не используются. Порошок «чили», как и другие специи, — самого высшего качества, доставлен напрямую из Мексики, а для «такос» и «анчиладос» берется фарш, выработанный из лучших сортов выращенной в домашних условиях говядины. Говяжий фарш. И никакой телятины. Я остановил выбор на «такос», жареных бобах и импортированном «чили», надеясь, что все это хорошо запивается бурбоном. Джорджия заказала «Особое ассорти».

Завывания и улюлюканье толпы начали постепенно стихать и внезапно прекратились как будто по сигналу. Тишина воцарилась такая, что я мог слышать шум дождя, который, казалось, с удвоенной силой лил на уже и без того изрядно промокшие улицы.

Я резко обернулся и вновь принялся следить за тем, что происходило на возвышении для танцев. К девушке, чье имя только что скандировала публика, присоединился высокий и очень смуглый мексиканец. Худой и пружинистый, как тетива лука. Белые зубы его обнажились в улыбке, а над верхней губой встопорщились маленькие черные жесткие усики. Они торчали так неестественно, что походили на искусственные, будто были сделаны из настриженных волос с помощью слюны и карандаша для бровей. Его черная как смоль шевелюра, тщательно и аккуратно уложенная, красивыми локонами была зачесана назад.

В правой руке мексиканец держал блестящий нож около фута длиной, с тонкой изящной рукояткой, а в левой каким-то непонятным образом у него умещалось еще не менее дюжины точно таких же сверкающих кинжалов. Сделав три шага вправо, мексиканец повернулся лицом к Лине и замер.

Девушка стояла, слегка касаясь лопатками деревянного щита за спиной, откинув руки вверх и в стороны. Грудь у нее высоко поднялась, живот втянулся, на алых губах играла снисходительная улыбка. Она была красива, как ангел в аду.

Проклятый идиот собирался, по всей видимости, швырять ножи в эту сочную вишенку.

Мне стало ясно, почему замолчала толпа. Просто у всех дыхание сперло. Одна ошибка — дюйм или полтора вправо или влево — и в изумительном роскошном теле Лины затрепещет холодное стальное жало.

Барабанщик заиграл быстрое, ускоряющееся соло, в то время как худой мексиканец поднял и отвел назад за голову правую руку. Локоть его был теперь почти вертикально над правым плечом, а кисть, зажавшая лезвие, окаменела. И вдруг барабанная дробь взорвалась и смолкла, рука с быстротой молнии распрямилась и упала, а нож, сверкнув в лучах прожектора, со свистом вонзился в толстое дерево в дюйме от правого запястья Лины. Звук входящего в дерево ножа показался мне невероятно громким.

Раздался вздох всеобщего облегчения. Я сглотнул невольно подступивший к горлу комок. Надо же, еще только начало, а я уже нервничаю. Ножи, признаться, сами по себе меня раздражают. Я посмотрел на Джорджию:

— Забавно.

Кивнув, моя клиентка продолжала следить за аттракционом. Ее профиль четко вырисовывался на фоне подрагивающего пламени свеч. Мне опять подумалось: какого черта я здесь торчу, что за ставки в этой игре и что мне полагается делать? Сумасбродкой Джорджию не назовешь, и ведет себя она вроде бы достаточно умно и рассудительно. Хотя все равно странно. Дело это уже с самого начала казалось мне немного нечистым: случай человека, который сам не знает, что ему нужно, — так, пожалуй. А значит, и шансов на выигрыш не больше, чем в казино.

Глава 2

Она вошла в мой офис в Гамильтон-Билдинг, что в центре Лос-Анджелеса, около двух часов дня. Шесть часов назад то есть. День был паршивый. Дождь все собирался и собирался, и время от времени над городом разносились мрачные раскаты грома. Скользящие облака смешивались с чадом и дымом, отчего простирающийся внизу, сразу под моими окнами, Бродвей казался унылым и неряшливым, как шлюха воскресным утром. Город Королевы Ангелов зимой — наипаршивейшее зрелище.

Я включил свет и подошел к книжному шкафу. Солнца не хватало и рыбам. Зажег дополнительное освещение аквариума, он стоит у меня сверху на шкафу, и минуту-другую следил за тем, как гуппи-самцы обхаживают своих самочек. Гуппи — тропические рыбки — распространены не меньше, чем уличные дворняги, но обладают поразительной окраской. Назовите любой цвет или оттенок, и вы его у них непременно найдете. У меня этих рыб дюжины полторы. Скрашивают серость офиса, знаете ли.

От аквариума я отошел обратно к окну и снова взглянул на Бродвей. Движение было ужасное.

Я видел, как она затормозила и припарковала машину на противоположной стороне, но не обратил тогда на нее особого внимания. Я заметил эту женщину только потому, что у ее новенького, последней модели «кадиллака» убирающийся верх не был поднят. Так же, как и у моего кабриолета, только мой намного старше.

На ней была шубка, стоящая кучу денег, но верх «кадиллака» она так и не подняла. Хотя дождь мог пойти с минуты на минуту. Мой офис расположен между Третьей и Четвертой улицами, почти в центре квартала, и она направилась напрямую, ничего не замечая и не отвечая на окрики опешивших водителей. Возможно, конечно, что она шла к «Артуру», в магазин спиртных напитков.

Оказалось, что нет. Я все еще стоял у окна, а она уже входила в дверь за моей спиной. Вот тогда-то, обернувшись, я в первый раз ее и рассмотрел.

Отопление в офисе включено почти целый день, так что у меня всегда тепло. Она небрежно скинула шубку и не глядя бросила ее на стул перед письменным столом. Со мной такие вещи проходят нормально. Бросила так бросила.

Длинноволосая, длинноногая блондинка. Тридцатилетние, согласитесь, имеют и свои недостатки, и свои преимущества, но на этот раз я встретился с одними преимуществами без недостатков. Эта женщина была рождена, чтобы носить свитер.

И она его носила. И как носила! Все, что можно было показать под свитером, не снимая его, она показывала. И так, как у других не получилось бы даже в купальнике. Немного нервничала, правда, но здесь нет ничего необычного. Они, когда приходят к частному сыщику, или ногти грызут, или стыдятся чего-то — в общем, видно, что не в себе.

Голос, однако, у нее оказался спокойный, как ни в чем не бывало. Приятный и глуховатый. Это очень шло к свитеру. И она им хорошо владела.

— Вы, должно быть, и есть мистер Шелдон Скотт?

Тон был такой доверительный, а тембр такой переливающийся и мягкий, что я уже было произнес: «Он самый, мисс…» — но вместо этого только кивнул:

— Да, я.

— Джорджия Мартин.

Ей, по-моему, показалось, что разорвалась бомба, но для меня имя Мартинов ровным счетом ничего не значило.

— Пожалуйста, садитесь. Чем могу помочь?

Она села, положив ногу на ногу. Одну длинную, обтянутую нейлоном ногу на другую такую же.

— Я хочу, чтобы вы сходили со мной на танцы, на ужин и были со мной везде, где я скажу. Платить буду сто долларов в день плюс какие потребуются расходы.

Так вот запросто и выложила. Нашла красавчика, это называется, нечего сказать. Да вы на меня-то взгляните хорошенько. Шесть с небольшим футов росту, а вес почти двести фунтов. Волосы бесцветные и торчат — подстригай не подстригай, а глаза серые и какие-то… ну, как у чокнутого. Брови белесые, от середины глаз лезут вверх, а по краям, наоборот, опускаются. Челюсть, говорят, сильная, так что с нее, с челюсти-то? Сохранились, правда, остатки загара. Раньше он был, как у Гарри Гранта. Мне тридцать лет. Нос сломали на Окинаве, так правильно и не сросся, а один сильно обидевшийся шизик, ошалевший от радости, что держит в руке тридцать восьмой, — а может, он раньше просто такого калибра не видел? — отстриг мне верхушку левого уха. Ну как, представили? Стоит такой сотенную в сутки? Плюс расходы? Вот-вот, и я так же подумал.

Я плюхнулся на крутящийся стул, выдвинул верхний ящик и достал красную записную книжку. Немного полистав, нашел нужный номер и сказал:

— Извините, мисс Мартин, но вы не туда попали. Позвоните 4–0784 и спросите Чолли.

Моя милая леди закрыла на секунду свои красивые голубые глаза, потом медленно их открыла. Кожа щек у нее над скулами слегка порозовела. И больше никакой реакции.

— Я серьезно, мистер Скотт. Все далеко не так просто, как может показаться. Моя сестра пропала. И я хочу, чтобы вы ее нашли.

Я глубоко вздохнул:

— Мисс Мартин… Джорджия… Вы хотите нанять меня, чтобы найти сестру или же чтобы я таскался за вами по городу?

— И то и другое. Я боюсь за Трэйси. Трэйси — это моя сестра. Она не пришла домой вчера вечером, и я беспокоюсь, не случилось ли чего-нибудь. Мне кажется, я знаю, в чем дело, и именно поэтому хочу, чтобы вы меня сопровождали… чтобы вы помогли мне в… э-э… расследовании.

— Помочь вам?

— Да. Звучит глупо, не спорю. Но большего я сказать не могу. Я пришла сюда, потому что слышала, что вы, будем выражаться прямо, умеете держать язык за зубами. И еще потому, что у вас, как мне сказали, репутация умного, честного и, что немаловажно, храброго человека.

— Храброго, вам сказали. Послушайте, милая, судя по вашим словам, я должен уже напугаться до смерти, но мне на это наплевать. Мне наплевать даже на то, что надо за вами таскаться по всему городу. В конце концов, я частный детектив. Клиенты платят, а я за их деньги делаю дело. Помогаю найти выход, решить их проблемы. Но как, черт побери, я могу помочь вам, если вы от меня все скрываете? Почему бы вам не объясниться, не рассказать все с начала и до конца?

— Не могу.

— Не можете что?

— Рассказать с начала и до конца. Не могу, и все тут. Честно заявляю — это никакое не надувательство. Я не больна и не сошла с ума. Я хочу, я нуждаюсь в вашей помощи. И готова хорошо за нее заплатить.

— Это дурно пахнет.

— Мне неловко. Извините меня. Простите! — Голос ее становился выше и выше, она перешла почти на крик, но потом осеклась и начала все по новой: — Мистер Скотт. Давайте попробуем по-другому. Первое — у меня неприятности. Второе — моя сестра пропала, и я не на шутку за нее встревожена. Я думаю, помоги вы мне, и у нее, может быть, проблемы тоже исчезнут. У меня есть причины так считать, но вам я их открыть не могу. Мне кажется, я знаю, что с Трэйси. Вполне возможно, что с ней даже ничего и не произошло. Но, ради Бога, не расспрашивайте меня. Я хочу, чтобы вы были рядом. Мне может понадобиться защита. А кроме того, я уверена, что если вы случайно узнаете что-то лишнее, то дальше вас это не уйдет.

— Джорджия, очевидно, что главное для вас сейчас — это разыскать сестру и убедиться, что с ней все в порядке. Так?

— Ну… в общем, да.

— Почему бы тогда не обратиться в полицию?

— Не могу.

— Почему?

— Это невозможно. И не спрашивайте.

Я вытащил сигареты, предложил ей, но она отказалась, тогда я закурил сам и, сделав несколько глубоких затяжек, медленно и, как мне показалось, твердо продолжал:

— Мисс Мартин. Из всего вышеизложенного правильно ли я понял, что все, что вы могли мне сказать, вы уже сказали?

— Абсолютно верно, мистер Скотт.

— Но простите, милая, я был бы совсем не прочь помочь, если б знал, что за странная затевается…

В левой руке моя посетительница держала один край сногсшибательной дорогой шубки, мяла его так и этак, в то время как пальцы правой безотчетно дергали и теребили мех. И хотя лицо ее оставалось вежливым и спокойным, я заметил, как пушистые клочки один за другим начали отлетать на пол. Так обращаться с мехом уж ни на что не было похоже.

— Кстати, из чего это сделана ваша накидка?

— Эта? — Она как бы впервые увидела ее. — О, это соболь.

Но я уже знал. Старый сквалыга Скотт уже завелся на полную катушку. Не думаю, что решающим оказался приятный ровный голос или опущенный верх сверкающего «кадиллака» в тот момент, когда вот-вот должен был хлынуть дождь. Нет. Меня убила соболья шубка. Ни одна девица не позволит себе драть из нее волосы, если только она не запуталась в жизни настолько, что сама не понимает, что делает. Я, конечно, мог и ошибаться. Возможно, это был всего-навсего кролик. Но я уже решился:

— О\'кей, милая. Согласен.

А почему согласился — сам не знаю. Лицо у нее как-то сразу дрогнуло и немного обмякло. Ну, как будто раньше это была только маска. Голос задрожал.

— Спасибо. Я вам очень признательна.

От такого искреннего облегчения, такой неподдельной благодарности с ее стороны я даже смутился.

— Пустяки. Это же моя работа. И раз уж мы решили сотрудничать, то зовите-ка меня просто Шелл. Меня все так зовут. И не обращайте внимания, когда я в свою очередь назову вас Джорджией, скажу «дорогая» или еще что-нибудь в том же духе. Не понравится — дайте пощечину, я не обижусь.

Моя странная клиентка в первый раз улыбнулась. У нее была очень привлекательная улыбка. Я, помнится, подумал: «А ведь с ней можно неплохо провести время».

— Я не против, Шелл. Зовите как хотите. Мне это даже нравится.

Затем она встала, вытащила из сумочки конверт и положила на стол:

— Здесь деньги. Задаток. А еще фотография Трэйси и ее описание. И мой адрес. Вы готовы сводить меня сегодня поужинать?

— Конечно. Куда пойдем?

— Маленькое мексиканское кафе. Называется «Эль Кучильо». На Бернард-стрит.

— В семь я бы мог уже чем-нибудь заняться, скажите.

— Нет, пока не надо. Подождите до вечера.

— О\'кей. Договорились. Заеду в семь.

Посетительница ушла. Я стоял у окна и смотрел, как она переходила улицу, как села в «кадиллак» и уехала, так и не подняв верха. Автомобиль ее растаял в начинающем накрапывать дожде и исчез, как забытый сон.

Итак, я снова взял дело. Деньги приличные, девчонка что надо. И понятия не имел — что, зачем и почему? Ну держись, Скотт, на тебя, кажется, начинают клевать.

Я бы, конечно, проследил за ней до самого дома и приказал сидеть и не высовываться, но кто же знал, что жить ей осталось меньше чем до утра?

Глава 3

Еще один тупой звук входящего в дерево кинжала разорвал воцарившуюся в «Эль Кучильо» тишину и заставил меня отвлечься от созерцания профиля Джорджии. Тощий тип с ножами зашевелился быстрее. Ножи вылетали из его руки с такой скоростью и частотой, что проследить траекторию было невозможно, — глаз замечал лишь короткий быстрый блеск. Они смачно вонзались в деревянную стенку, к которой прильнула скульптурная фигурка Лины. Несколько секунд — и все кончилось. Кинжал за кинжалом впивался в дерево и замирал, мелко подрагивая, сначала у локтя, потом у груди, затем на высоте талии, потом еще ниже — рядом с бедром, еще вниз, между слегка расставленными ногами, и точно так же по другую сторону тела, но только в обратном порядке, пока наконец последний не застыл у девушки над головой. Я сидел и не дышал.

Когда стало ясно, что этот акт представления завершен, мексиканец повернулся к публике. Однако в правой руке у него, лезвием в ладони, оставался еще один длинный нож.

Он поднес эту руку к лицу таким образом, что рукоятка коснулась лба, в следующую секунду развел обе руки в стороны и отвесил присутствующим низкий поклон. Получилось очень театрально. Все закричали «ура» и захлопали.

Улыбаясь, мексиканец выпрямился, после чего совершенно неожиданно встал боком и выпустил последний кинжал через голову прямо в Лину. Девушка пронзительно завизжала, отскочила в сторону, едва вывернувшись из обрамлявшего ее частокола, и блестящее острие с жутким свистом воткнулось как раз там, где мгновение назад оно бы вспороло бархатистую кожу.

Сам не знаю, что вытолкнуло меня из стула и бросило к тощему мерзавцу, но тут заиграл оркестр, а Лина и он принялись раскланиваться и принимать аплодисменты.

Я остановился как вкопанный посреди помоста. Дурак! Еще этот проклятый прожектор. Купили, как школьника.

Что касается Лины, то она уставилась на меня своими огромными глазищами и мелодично рассмеялась. Но мексиканец, каков гаденыш! Он завопил что-то типа «ай-я-я», грубо заржал и, тыча пальцем в мою сторону, то и дело хлопал себя по ляжкам. Сукин сын, убил бы на месте! Как они хохотали, все до единого, — это надо было видеть! Благородный Шелл Скотт на посмешище толпы в роли Дон-Кихота. Сунь мне тогда кто-нибудь парочку ножей, я бы знал, что с ними делать. Я вернулся к столику и сел. Проклятье! Теперь-то уж точно не уйду, подумал я.

— А ведь он готов был испугаться, — напомнила о себе Джорджия.

— Благодарю. Похоже, что так.

Принесли еду. Я налил в «такое» острого соуса и сказал:

— Послушай, Джорджия, я вообще-то человек резкий. И обычно если берусь за дело, то знаю, где чем пахнет. Но сейчас я словно в вакууме. И все время кажется, что что-то должно произойти.

— Не надо оправдываться. Я понимаю.

— А я и не оправдываюсь. Просто надеюсь что-нибудь из тебя все-таки выудить.

— Шелл, но я и вправду сама мало что знаю, честно. Мне кажется, что кому-то здесь может стать не по себе, если обнаружится, что я наняла частного детектива. Что ты на меня работаешь, ищешь мою сестру. А я намереваюсь нынче дать это им почувствовать до того, как мы отсюда уйдем.

— Хочешь показать, что кое-что значишь?

— Примерно так.

— Но почему здесь? И кому должно стать не по себе?

— Не знаю. Клянусь, не знаю.

Я больше не настаивал. Немного информации получил, и достаточно. Оказывается, кого-то надо напугать. Ничего себе заварушка.

От «такос» и «чили» язык свернулся в трубочку и высох, как ломтик жареного бекона, пришлось заказывать еще выпивки, но к тому времени, когда я приканчивал бобы, я узнал, что мексиканца с ножами зовут Мигель Меркадо, а его пышногрудую напарницу — Лина Руайяль и что она наполовину испанка, наполовину француженка. Узнал также и то, что заправляет этим заведением слоноподобная мегера по имени Маргарет Риморс, которую все зовут просто Мэгги.

…В «Эль Кучильо» мог запросто зайти любой. Обстановка изяществом не отличалась. С балок под потолком где надо и не надо свисали раскрашенные сушеные тыквы, стены украшали широкополые соломенные шляпы и пестрые серапе, а на каждом столике стояла огромная свеча, и оплавленный разноцветный воск стекал по ней со всех сторон на обычное чайное блюдце. Внутри зала полно людей — головы, спины, руки, а снаружи — неперестающий дождь. Воздух в кафе спертый и тяжелый. Помещение выходило прямо на тротуар, оно отделялось от него лишь тонкой стеной с узким дверным проемом, и я, не вставая с места, мог видеть, как мокрый асфальт освещался неровно горящей неоновой вывеской.

Вдоль правой стены располагался бар. В этот час ни одного свободного места там не было. В баре подавали все: от пива до дешевого шампанского, но пили здесь в основном текилу. У другой стены, в глубине, тесно уселись шестеро музыкантов. Все в наброшенных на плечи серапе и больших соломенных шляпах, и играли они всевозможные румбы, самбы, танго и им подобные штучки, где неизменно звучали маракасы и великое множество разных барабанов и барабанчиков. Справа от оркестра виднелась дверь. Она вела вглубь, вероятно, в апартаменты хозяйки.

Я как раз смотрел в том направлении, когда дверь открылась и оттуда вышла Лина. Оркестр грянул очередную самбу. Сквозь поднявшийся сразу свист и гвалт девушка направилась прямо к нашему столику. Голову даю на отсечение, что от ее походки у половины присутствующих подскочило давление.

Да, походочка у нее класс. Смотрели все, мужики по крайней мере. И она это чувствовала. Подойдя к нам, Лина остановилась. Я поднялся ей навстречу.

На Джорджию Лина даже не взглянула. Только на меня. И, как сейчас помню, спросила:

— Могу я к тебе присесть, querido?[1]

Язык у меня прилип к глотке, будто приклеился. Я просто стоял и смотрел.

Только не подумайте, что я какой-нибудь сосунок и тихоня и что у меня отпадает челюсть всякий раз, когда я вижу перед собой красивую девчонку. Я никогда не подсчитывал, сколько у меня было женщин. Я не Казанова, конечно, с ума по мне не сходят. Но и не шарахаются, если к кому начну клеиться…

Но Лина… В ней было что-то такое… что-то дикое. А походка — так та вообще откровенно вызывающая. Как будто везде, где можно, на ней написано: «Что, парень, слабо?» и «Пошли вы все к дьяволу».

Попробую описать ее. Набросать хотя бы портрет. Она этого стоит. После представления с ножами Лина переоделась в простую черную юбку и одну из тех белых открытых крестьянских блуз, что оголяют не только плечи, но и многое другое. Волосы и глаза почернели от этого еще больше, а тонкие выразительные брови казались такими же опасными, как концы испанского кнута. У Лины прекрасные белые зубы. Зубы, которые без труда управятся с любым бифштексом и в то же время могут нежно кусать тебя за ухо. Хотелось не мешкая и мясо заказать, и ухо подставить.

Кожа на лице и на плечах необыкновенно нежная, а загар — самого лучшего золотистого оттенка. А грудь она носит так, как генерал медали: высоко, ровно, четко по линии и прямо тебе в нос — не хочешь, да уставишься. Что все и делали.

Разговор выдавал скорее испанку, чем француженку, а «querido» в ее устах прозвучало все равно что у другой «поцелуй меня в губы». Вот такой была Лина в тот вечер.

— Querido, могу я к тебе присесть?

— Конечно, пожалуйста. — Я отлепил наконец язык от неба и выдвинул ей стул.

— Я — Лина Руайяль.

Она вопросительно посмотрела на Джорджию. А это, мол, еще кто такая?

— Мисс Руайяль — мисс Мартин. Мисс Мартин — мисс Руайяль. — Я выпалил это на одном дыхании, сел и отхлебнул из стакана.

Обе женщины развели губы в улыбке, а затем быстро их сомкнули. Так, мне кажется, иногда проверяют, хорошо ли ходит нож гильотины.

Лина опять повернулась ко мне и улыбнулась. Ее рука легла поверх моей, держащей стакан с виски. Она наклонилась и либо забыла, либо просто не обратила внимания, что просторная блуза сползла еще ниже, чем была.

— Я подошла, чтобы попросить прощения.

— Прощения? За что?

— За свой смех. Мне не следовало смеяться, когда ты хотел мне помочь. Я умею ценить отношение людей к себе. Шесть недель уже мы на сцене, каждый вечер по три выхода, но никто до тебя из-за этого и штанов от стула не оторвал. — Лина откинулась назад и негромко рассмеялась. Как будто что-то зажурчало у нее в горле. — Но ты был такой смешной. Я не могла сдержаться и теперь жалею. Спасибо.

— Да ну, не за что.

Но, если честно, мне было чертовски приятно.

— А все-таки, кто ты такой? Как зовут?

Джорджия встряла как раз вовремя:

— Это — Шелл Скотт, дорогая. Частный детектив. Вытаскивает из беды женщин. А в данный момент работает на меня. — По тому, с какой интонацией Джорджия произнесла последнее слово, было ясно, что никаких других дополнительных объяснений не последует.

Лина в ответ еще раз проверила свою гильотину:

— Так вот почему, оказывается, ты хотел мне помочь? Хм, ты что здесь, на посту?

Черт, лучше бы она не наклонялась. Деваться мне было некуда.

— Само собой получилось. Профессиональная привычка. Глупо, конечно.

— Хорошенькие же у тебя привычки. Ты сыщик, значит? — Лина поджала губы и нахмурилась.

Не знаю, о чем бы мы говорили дальше, но в этот момент нас прервал Мигель Меркадо — мексиканец, кидавший кинжалы. Он подошел, взял стул и сел безо всякого приглашения.

— Сыщик? Кто здесь сыщик?

Тогда я наклонился вперед:

— Кто тебя звал, приятель?

Пока он моргал, думая, что ответить, я успел его рассмотреть. Лет тридцати пяти и тощий, как один из его ножей. Черные волосы смазаны какой-то гадостью и пахнут, словно он две недели провалялся на мусорной куче. Нос тонкий и острый. Зубы очень белые и ровные. На нем был черный, весь из складок, похожий на театральный занавес костюм.

Вмешалась Лина. Она представила Мигеля, он сказал «добрый вечер» Джорджии, а на мое молчание ответил молчанием. Повернувшись к Лине, Мигель затараторил по-испански.

Лина извинилась передо мной и в свою очередь тоже перешла на испанский. Мигель не унимался и кивал на дверь в глубине зала. Похоже, он хотел, чтобы она ушла, но Лина только поставила руки на бедра и, надменно вскинув голову, говорила едва ли не больше его. В конце концов Мигель уступил. Снова взглянул на меня. У него почти совсем не было акцента.

— Ну что, Мак, сегодня ты немного облажался, а? Может быть, придешь завтра, Мак?

Этот вонючий таракан начинал действовать мне на нервы, но я старался держать себя в руках:

— Послушай, приятель, меня зовут Скотт. Мистер Скотт. И пожалуйста, не называй меня Мак.

— О\'кей, Мак.

Мне показалось, что стакан в моей руке треснул. Но я промолчал. Дай я себе волю тогда, и на этого сопляка хватило бы одной левой. Уж если на то пошло, Мигеля мог вырубить любой рослый школьник.

Лина очаровательно улыбнулась:

— Дай ему. Дай ему по носу. За меня.

— Заткнись, киска, — огрызнулся я, — спрячь зубки и поди надень лифчик.

Обычно, конечно, я так не грублю, но Мигель действительно завел меня.

А Лина вроде как ничего и не заметила. Ухмыльнулась, словно так и надо.

— Вот и не надену. Бюстгальтеры не люблю. Да ты, наверное, шутишь?

Мигель снова затараторил. Оглядел меня с ног до головы и, очевидно, выдал Лине по-испански все, что обо мне думает.

— О чем он треплется?

— Говорит, что ты трус и тупоголовая свинья. Что все твои предки и их родственники тоже были свиньями. Что…

Но я уже не слушал. Решил, что достаточно. Я медленно поднялся, втянул носом воздух и, обойдя стол, взял Мигеля за шиворот, причем захватил сразу и костюм и рубашку, выдернул его вверх и повернул к себе лицом.

— Приятель, слушай внимательно, повторять не буду. Исчезни сейчас же. Сегодня же. Иначе никакого завтра для тебя не будет. И будь паинькой, не заставляй меня…

Закончить предложение я не успел. Кто-то сзади рявкнул мне в ухо так, что я чуть не оглох:

— Что здесь происходит?!

Я отпустил Мигеля, он шлепнулся обратно на стул, вскрикнул: «Madre de Dios!»[2] и смолк. Парень растерялся.

— Ничего, просто поболтать решили.

— Поболтать? Какого черта? Я — Мэгги, хозяйка этого заведения, и я тебя спрашиваю, что здесь происходит?

О Боже, как она рычала, какая женщина! На ней была темно-синяя юбка с ситцевой кофтой, обшитой чем-то, напоминавшим увядшие цветы. Жуть, что за баба!

Полных шести футов роста и с необъемной талией. Весила килограммов сто двадцать, не меньше, а на лице такое выражение, будто все эти ее килограммы ей до смерти надоели. В шутку мадам Риморс называли месивом, хотя месиво она из себя представляла отнюдь не шуточное. Изо рта у нее воняло. Вот оно — дыхание загробного мира. Помады на губах не было и в помине. Угрожающие контуры неряшливого жирного тела возвышались над полом, как нечто восставшее оттуда, откуда не возвращаются. Призрак Смерти. Она не смотрелась в зеркало лет, наверное, тридцать, а напомнить об этом ей никто не решался. Но хватит о Мэгги, иначе меня стошнит.

— Вы владелица этого заведения?

— Да-а-а! Я — м-мыссыс Риморс-с! Какого-о?..

Мне показалось, что со всего квартала уже сбегаются хряки. Но тут заговорила Джорджия. Обогнув стол, она встала перед Мэгги лицом к лицу:

— Может быть, я смогу внести ясность. Меня зовут Джорджия Мартин. Моя сестра Трэйси не пришла вчера вечером домой, она пропала. А это — мистер Скотт, частный детектив. Помогает мне ее разыскивать. Я занимаюсь религией, исповедую Учение и предложила ему начать поиски отсюда. Но мистер Скотт и мистер Меркадо что-то не очень ладят.

Джорджия произнесла это одной длинной фразой, обошла стол в обратном направлении и — шлеп — села на место. Ну а я, вы спросите? А я бы с таким же успехом мог находиться на луне. Совсем ничего не понял. Лина и Мигель стояли поодаль, как посторонние. Мэгги скорчила еще одну жирную гримасу.

Черта с два, пташка! Клетка захлопнулась! Кактусового сочку насосалась?![3]

Джорджия молчала. Тогда мадам Риморс повернулась ко мне:

— Послушай, Мак…

Я невольно вздрогнул.

— Послушай, Мак. Мне нравится, когда в моем кафе все занимаются своим делом, то есть отдыхают. Мордобоев я не терплю, ясно? По крайней мере, не здесь. Бизнес страдает. А кроме того, этот мой парень кидает ножи, и я не допущу, чтобы с ним что-то случилось. А не то он, не ровен час, проколет нашей кошечке брюшко. А кошечке этого совсем не хочется, правда? — Мэгги угрожающе наклонилась к Лине.

— Нет-нет, кошечка этого не хочет.

— Миссис Риморс, — я осмелился прервать ее, — может быть, я и доставляю вам неудобства, но, ей-богу, этот уголовник сам напросился. Свезите-ка его подальше и сбросьте в канализацию. Избавьтесь от него, и проблем не будет.

Жирные щеки разошлись в улыбке.

— Ха-ра-шо, Мак. О\'к-кей! Пшел вон! — цыкнули в сторону Мигеля толстые губы.

Мексиканец пошел вон, а мадам, переваливаясь, потопала к себе, словно беременная слониха.

Когда она уже почти дошла до двери в глубине помещения, от другой стены ей кивнул невысокий, очень смуглый брюнет. Миссис Риморс сменила курс на девяносто градусов и двинулась к нему. Рядом с ней он казался карликом. Несколько секунд они говорили, после чего дружно посмотрели на наш столик. Непонятно, то ли на меня, то ли на Джорджию, то ли на Лину. А может, у них привычка такая — головой вертеть, не знаю. Только сразу вслед за этим и он и она скрылись за той самой дверью.

Я наконец сел на место:

— Итак, знакомство с боссом состоялось. Она тут заправляет, сразу чувствуется.

— Да ну ее, месиво, — брезгливо обронила Лина, — большая жирная корова. И несет от нее, как…

— А кто тот парень, с кем она говорила?

— Дружок какой-то. Знаю только, что зовут Хуан. Хуан Порфирьо, а что?

— Да ничего, просто любопытно. Он тут работает?

— Нет, приходит иногда. Впрочем, я его видела всего раз. Приставал, потому и запомнила. По-моему, он из Мексики. — Лина поднялась из-за стола. — Надо идти готовиться к следующему выходу. Ты останешься?

Я взглянул на Джорджию. Та покачала головой.

— Пожалуй, нет. Потом как-нибудь.

Лина улыбнулась:

— Но ты вернешься, querido. — Это был уже не вопрос.

Проводив девушку глазами, я повернулся к Джорджии:

— Что это такое ты сейчас разыгрывала? Я хоть и не лучший в мире сыщик, но уже достаточно понял и вижу, что все это несерьезно.

Моя спутница покачала головой:

— Все очень серьезно. И все идет прекрасно. Так, как задумано.

— Но неужели, милая, ты и впрямь думаешь, что от подобных дешевых трюков кому-то может стать, как ты выразилась, не по себе?

— Да, Шелл, я действительно думаю, что кто-то здесь меня испугался.

— Ты спятила. Кто, например? Я лично испуганных физиономий не заметил.

— Не знаю кто, но испугался. Готова спорить на что угодно.

— К черту! Ты самая разничегонезнающая женщина из всех, кого я встречал. Ну да ладно, Джорджия, это твоя игра. Здесь, похоже, больше ловить нечего, куда дальше?

— Да, нам пора. Идем.

На улице похолодало. К противно моросящему дождю добавился резкий северный ветер. Я помог Джорджии забраться в ее новенький «кадиллак» и сел за руль. Свою старушку я оставил у ее дома. Верх «кадиллака» на сей раз был поднят.

— Обратно, в сторону Голливуда, — сказала она.

Я включил стеклоочистители. Мы выехали на Чавез-Равин-роуд и помчались в направлении Элизиан-Парк-авеню и бульвара Сансет. Квартала через четыре, где-то в районе военно-учебного центра резерва ВМФ, в зеркале заднего вида я заметил огни приближающегося автомобиля. Он вылетел из темноты, как летучая мышь. Сбросив газ, я принял вправо, чтобы дать пространство для обгона, и снова сосредоточился на дороге.

Порывистый ветер подхватывал мелкие дождевые капли и швырял на лобовое стекло быстрее, чем щетки успевали их смахивать. «Какой идиот вздумал гнать в такую ночь?» — подумал я.

Мысль о самоубийственной гонке под дождем пришла ко мне одновременно с неприятным холодком в спине. Вынырнувший из ночной темноты автомобиль уже должен был нас обогнать. Я опять посмотрел в зеркало и в тот же миг краешком глаза засек, как что-то вырисовалось на дороге слева и шло параллельно «кадиллаку». Хорошо, что я успел повернуть голову, потому что автомобиль слева уже начинал немного уходить вперед. Правое переднее стекло его было опущено. Даже сквозь дождевую завесу я без труда рассмотрел направленный на нас ствол.

— Падай!

Я изо всех сил дал по тормозам. Боже, что тут началось!

Из-за опущенного стекла вырвались яркие вспышки огня. Как раз в тот момент, когда тормоза сработали, лобовое стекло разлетелось вдребезги. «Кадиллак» понесло. Сверкнула еще одна очередь. Колеса, почти не цепляясь, скользили по мокрому бетону. Намертво ухватив руль левой рукой, правой я толкнул вперед Джорджию и пригнул ее к полу. Скольжение «кадиллака» замедлилось. Я вытащил тридцать восьмой, распахнул дверцу и приготовился выскочить.

Но тот автомобиль уже маячил метрах в пятнадцати. Он огрызнулся последней очередью, наш «кадиллак» к этому моменту уже остановился, я выпрыгнул, вскинул револьвер и выстрелил пять раз с такой быстротой, с какой позволял спусковой механизм. Расстояние между машинами, пока я изготавливался и прицеливался, увеличилось еще, и я не был даже уверен, попал ли хотя бы раз.

Засунув револьвер обратно под мышку, я обежал капот — и быстрее к правой дверце.

Она легко открылась.

— Удрали, сволочи. Эти мерзавцы сбежали, забыв даже извиниться.

Джорджия лежала на полу машины. Она лежала на боку, ноги подтянуты к груди, голова запрокинута назад. Ее левая рука соскользнула с сиденья и безжизненно вывалилась наружу. Пальцы судорожно сжались.

— Джорджия! Джорджия!

Опершись на сиденье, я склонился к ней, просунул руку, чтобы поднять, и сразу почувствовал что-то теплое и липкое.

— Джорджия, милая, куда тебе попало? Куда ранили?

Она могла говорить только шепотом:

— Шелл… я…

— Успокойся, я отвезу тебя к доктору.

Она попыталась поднять голову. Пальцы теребили мою штанину.

— Нарду… я… убила…

А последнее слово было «его», и дальше только какой-то свистящий шепот. Шепот замер. Изо рта у нее пошла кровь.

Рука Джорджии стукнулась о мою ногу и повисла, голова упала, длинные светлые волосы всколыхнулись в последний раз. Пульса не было. И после этого никаких движений. Ничего. Вот так все и кончилось.

Я сидел и смотрел на нее. Сколько — не знаю. Классная девица, хотя немного и себе на уме. Мне она даже начинала нравиться. А кроме всего прочего, я должен был ее охранять. Эх ты, Шелл Скотт. Супердетектив нашелся. Дурень, а не детектив. Может, у нее и были бредовые идеи, но в одном она не ошиблась. Кто-то ее здорово испугался.

Глава 4

В ста футах в обратном направлении у обочины дороги стоял маленький домик. Оттуда я позвонил о случившемся в дежурное отделение. Старик, который мне открыл, все слышал, он смотрел на меня во все глаза и никак не мог закрыть рот. Наконец я повесил трубку. Тогда старик попытался задать несколько вопросов, но бесполезно. Отвечать я не собирался. Поблагодарив его, я пошел к машине и еще раз осмотрел Джорджию. К сожалению, ничего сделать уже было нельзя.

Как это все досадно и нелепо получилось! А я остался, по сути дела, ни с чем, разве что ее последние слова про Нарду. «Я убила Нарду». Но кто или что это такое? Еще, правда, тот факт, что в «Эль Кучильо» она хотела кого-то испугать, плюс то, что сама была напугана до смерти. Немного для начала, но больше, пожалуй, я ничего добавить не мог. Одно лишь я знал наверняка — это то, что скоро узнаю еще что-то.

Менее чем через пять минут оборудованная радиостанцией патрульная машина со включенной сиреной была уже на Чавез-Равин-роуд, а когда она, свернув с Адоуб-стрит, стала приближаться, я посигналил фарами, и она остановилась. Выскочил высокий, приятного вида полицейский. Я быстренько ввел его в курс дела, ответил на необходимые вопросы и поехал в город, в отдел по расследованию убийств. Была суббота, девять тридцать вечера.

Сэм выдвинул вперед огромную нижнюю челюсть и зажал в зубах незажженную черную сигару. Профессиональный детектив Фил Сэмсон дослужился до капитана и в основном сделал себе карьеру именно в отделе по расследованию убийств. Высокого роста и могучего телосложения, с поседевшими до металлического блеска волосами и внимательными карими глазами, он являл собой образец честности и добросовестности. Порой Сэму приходилось крутиться по двадцать четыре часа в сутки, но даже и в таких крайних случаях я всего лишь дважды, если мне не изменяет память, видел на его розовом лице щетину. Он все время следил за собой. Если и есть на свете хорошие сознательные полицейские, то Фил Сэмсон, безусловно, один из них. Он был моим другом. Я этим гордился и знал, что он ко мне относится так же. Не раз и не два я был чертовски благодарен судьбе за такую дружбу.

Он говорил, одновременно пожевывая сигару:

— Что, Шелл, опять неприятности?

Я вытянул из-за стола стул с прямой спинкой и оседлал его, опершись на спинку локтями.

— Да, вроде этого. И похоже, что дело не шуточное. Она была неплохой девицей.

— Все кажутся неплохими. Для кого-то. В каком-то смысле. Выкладывай с самого начала. Просто расскажи, как все произошло.

Я постарался побыстрее изложить события. А когда кончил, долго ждал, пока массивная нижняя челюсть Сэма ходила туда-сюда, разминая сигару. Наконец он чиркнул спичкой и, чего почти никогда не случалось, зажег свою соску. Сэм выдохнул первый дым:

— Итак, последнее, что она сказала, — это то, что она убила Нарду, правильно?

— Точно, Сэм. Это я четко разобрал. Уверен на сто процентов, хотя она и была уже почти мертвая. Это имя что-нибудь говорит тебе?

— Немного да. Есть на примете один фанатик. Устраивает разные религиозные ритуалы. Прямо здесь, в городе. Имя его я слышал. Нарда… Большая шишка, я полагаю.

— Был большая шишка, — поправил я, — сейчас, судя по всему, уже нет. Значит, это мужское имя. Странно, что я ничего не слышал. Ну что же, еще одно дельце для от дела убийств. Только на этот раз мы начинаем с признания и даже не знаем, есть труп или нет. Наверное, Джорджия хотела очистить совесть перед смертью.

Я закурил сигарету, и Сэм послал одного из молодых помощников раскопать что-нибудь о Нарде. И тут вдруг я аж подскочил:

— Сэм, послушай, я совсем забыл. В «Эль Кучильо», в этом ночном клубе, Джорджия разговаривала с хозяйкой, с Мэгги, а я еще подумал: «Чушь какая-то». В общем, она сказала, что у нее религия или как-то так, а потом добавила, что наняла меня. Помню, что в тот момент мне показалось — у человека не все дома, но сейчас это имеет смысл и как раз стыкуется с его религиозными службами, или чем он там заправляет.

Я плюхнулся обратно на стул.

Через несколько минут вернулся помощник:

— О Нарде ничего. Проверил все, что мог. У нас нигде не проходит. Он возглавляет некую религиозную секцию. Они себя называют Общество Ревнителей Истины Внутреннего Мира — ни больше ни меньше. И похоже, что многие действительно принимают Нарду если уж не за Бога, то за его личного представителя на Земле, как минимум. Все, что удалось разузнать. Если хотите, можно еще поспрашивать.

— Адрес узнал?

— Так точно, сэр. — Он передал Сэму клочок бумаги.

— Отлично. Пока хватит.

Помощник ушел.

— Слушай, Сэм, могу я взять этот адрес?

— А ты что, все еще намерен… — Его мохнатые брови слегка поднялись.