Грегори МАКДОНАЛЬД



ЖРЕБИЙ ФЛЕТЧА

Fletch\'s Fortune (1978)

ГЛАВА 1

– ЦРУ, мистер Флетчер.

– Угу. Вас не затруднит расшифровать, что это такое?

Войдя в прохладную темноту гостиной, ослепший после яркого солнца, Флетч замедлил шаг. Пахло сигарным дымом. Двое мужчин, он видел лишь контуры их фигур, расположились в его гостиной. Один – на диване, второй – на кресле.

– Центральное разведывательное управление, – пробурчал один из незваных гостей.

Голые ноги Флетча прошлепали с мраморного пола на ковер.

– Извините, друзья, но вы ошиблись номером. Флетч в отлучке. Но он позволил мне попользоваться его хибарой, – Флетч протянул руку сидящему на диване. Всегда чувствую себя не в своей тарелке, представляясь кому-либо в плавках, но на Ривьере это дозволительно, не правда ли? Моя фамилия Эрбатнот. Фредди Эрбатнот.

Мужчина на диване не пожал его руку. Мужчина в кресле пренебрежительно фыркнул.

– Вы не Эрбатнот, – разлепил он губы.

– Не Эрбатнот? – переспросил Флетч.

– Нет, – кивнул мужчина.

Глаза Флетча уже освоились в полумраке гостиной и он мог различить рисунок на галстуках мужчин.

Гостиная, казалось, пропиталась сигарным дымом. В пепельнице лежали два окурка. Третья сигара, выкуренная наполовину, продолжала дымиться.

С пепельницей на столике соседствовала фотография: улыбающийся Флетч в форме Военно-морского флота США.

– О Господи, – выдохнул Флетч.

– Не хотели беспокоить вас на пляже, – добавил мужчина в кресле. – Вы так мило возились на песке с вашей подружкой.

– Восхитительное зрелище, – подтвердил его напарник.

Оба были в костюмах, правда, расстегнули верхние пуговицы рубашек и ослабили узлы галстуков.

Лица их блестели от пота.

– Позвольте ваши удостоверения.

На этот раз Флетч протянул руку тому, кто сидел в кресле, ладонью вверх.

Мужчина раздумчиво посмотрел на Флетча, словно прикидывая, насколько серьезны его слова, затем откинул полу пиджака и вытащил бумажник из правого заднего кармана.

На развороте слева красовалась его фотография. Справа значилось: «ЦЕНТРАЛЬНОЕ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ, Соединенные Штаты Америки», несколько подписей, дат, имя и фамилия мужчины: Эггерз, Гордон.

– Теперь вы, – Флетч повернулся к сидящему на диване.

Того звали Ричард Фейбенс.

– Эггерз и Фейбенс, – Флетч вернул бумажники владельцам. – Вы не будете возражать, если я выберусь из мокрых плавок и приму душ?

– Отнюдь, – Эггерз поднялся. – Но сначала давайте поговорим.

– Кофе?

– Если б мы хотели кофе, то сварили бы его сами, – встал и Фейбенс.

– Наверное, это неотъемлемая часть подготовки агента ЦРУ, – предположил Флетч. – Входить без разрешения в чужой дом и варить кофе. Не желаете ли «Кровавую Мэри»? Или что-то другое, для поднятия настроения в воскресный день?

– Достаточно, Флетчер. Вам нет нужды выгадывать время на раздумья, – палец Эггерза уперся в грудь Флетча. – Все равно вы сделаете то, что вам скажут. Ясно?

– Да, сэр! – прокричал Флетч ему в лицо. Неожиданно правая рука Эггерза сжалась в кулак и врезалась в живот Флетча, аккурат в солнечное сплетение, да еще с удивительной для столь короткого замаха силой.

Флетч рухнул в кресло, жадно ловя ртом воздух.

– Хватит болтовни, Флетчер.

– Однажды я поймал рыбу, – Фейбенс поднес сигару ко рту, с наслаждением затянулся. – Даже когда я вытащил ее на палубу, она все билась и пыталась сорваться с крючка. Мне пришлось стукнуть ее по голове, чтобы убедить, что она поймана. И не один раз, прежде чем она угомонилась, – он выпустил струю дыма Флетчу в глаза.

– Угу, – пробормотал Флетч.

– Вас мы тоже должны бить по голове, Флетчер? – осведомился Фейбенс.

– Все лучше, чем сигарный дым. Голос Эггерза помягчел.

– Так вы намерены выслушать нас, Ирвин?

– Эль Чип-о, – определил Флетч марку дешевых сигар Фейбенса.

Повернувшись к дверям и оглядев пляж, Фейбенс спросил, с сигарой в зубах: «А что случилось с вашей подружкой? Куда она ушла?»

– К себе, – у Флетча уже восстановилось дыхание. – Она живет в соседнем доме. С мужем.

Он успел поднять голову и заметить, как переглянулись Эггерз и Фейбенс.

– С мужем?

– Он встает поздно. По воскресеньям.

– О боже, – выдохнул Эггерз.

– А вы, значит, в это время забавляетесь, – добавил Фейбенс.

Флетч полностью пришел в себя, устроился в кресле поудобнее.

– Ладно, парни. Зачем вы пожаловали ко мне?

– Есть одна работенка, – Эггерз потер руки.

– А вы просто созданы для нее, – пояснил Фейбенс.

– Какая работенка?

– Вы слышали об Ассоциации американских журналистов?

– Да.

– Они проводят ежегодный конгресс.

– И что?

– Вот вы и поедете на него.

– Послушайте, я уже не пишущий журналист. Я безработный. И больше года ничего не печатаю.

– Как это не печатаете? – нахмурился Эггерз. – А статья в «Бронсоне» <Ежемесячный журнал.> в прошлом месяце?

– Так то о картинах Капполетти.

– И что? Журналисты пишут и о картинах.

– Дерьмо, оно всегда дерьмо, – резюмировал Фейбенс.

– Надеюсь, ваша сигара вас доконает.

– Вы едете, – гнул свое Эггерз.

– Но я даже не состою в ААЖ.

– Состоите, – возразил Эггерз.

– Состоял, – поправил его Флетч.

– Состоите и теперь.

– Я давно не плачу взносов. Собственно, никогда не платил.

– Мы оплатили ваши взносы. Вы – полноправный член ААЖ.

– Вы оплатили мои взносы? – переспросил Флетч.

– Вот именно, – последовал ответ.

– Как вы предусмотрительны.

– Не берите в голову, – Фейбенс выпустил струю дыма. – Для нас это пустяк.

– Вы бы могли потратить эти деньги на более дорогие и не такие вонючие сигары. Лучше бы кубинские.

– Я на государственной службе, – Фейбенс весь подобрался. – Или вы забыли, какие у нас с ними отношения?

– Конгресс открывается завтра, – Эггерз направил разговор в нужное русло. – Неподалеку от Вашингтона. В Виргинии.

– Завтра?

– Мы не хотели давать вам время на раздумья.

– Ничего не выйдет.

– Завтра, – подтвердил Фейбенс. – И вы там будете.

– Завтра у меня деловой ленч в Генуе. А в четверг я лечу в Рим на выставку.

– Завтра, – повторил Фейбенс.

– У меня нет билета. Я не собрал вещи.

– Ваш билет у нас, – отмел Эггерз довод Флетча. – А вещи вы соберете сами.

Флетч наклонился вперед. Оперся локтями на колени.

– Ладно. Что от меня требуется?

– В аэропорту Вашингтона вы подойдете к автоматической камере хранения у стойки «Транс Уорлд Эйр-лайнс» <Одна из крупнейших авиакомпаний, сокращенно ТУЭ.>, – Фейбенс вытащил из кармана ключ и посмотрел на него. – Ячейка 719. Из ячейки вы достанете довольно-таки тяжелый чемодан.

– С подслушивающим оборудованием, – добавил Эггерз.

– Нет! – воскликнул Флетч.

– Достанете, – Фейбенс положил ключ на кофейный столик.

– Никогда!

– Спорить тут не о чем, – отрезал Фейбенс. – Из аэропорта другим самолетом вы полетите в Хендрикс, штат Виргиния, на старую Плантацию Хендрикса, где, собственно, и будет проходить; конгресс, и незамедлительно установите микрофоны в комнатах своих коллег. Даже не знаю, стоит ли называть так то дерьмо, что, подобно вам, составляет четвертую власть.

– Этому не бывать.

– Будет именно так и не иначе. В коричневом чемодане, а нам пришлось попотеть, чтобы найти чемодан точь-в-точь, как ваш, будет также записывающий блок и достаточный запас ленты. Вы будете записывать сугубо личные, постельные разговоры наиболее значительных журналистов Америки.

– Да вы просто психи.

Эггерз покачал головой.

– Отнюдь.

– Вы психи, – Флетч встал. – Вы сказали мне больше, чем следовало. Идиоты! Вы подарили мне сенсацию, – Флетч схватил ключ с кофейного столика. – Один мой звонок, и через тридцать шесть часов о ней будет говорить весь мир.

С ковра Флетч попятился на мраморный пол.

– Можете выдыхать сигарный дым мне в лицо. Ключ я вам не верну.

Фейбенс улыбнулся, держа сигару на уровне груди.

– Мы сказали вам далеко не все. Точнее, самую малость.

– Чего же вы мне не сказали?

Эггерз печально покачал головой, словно сожалея, что придется прибегнуть к подобному средству.

– Нам есть, чем вас прижать.

– Неужели? Я не священник и не политик. Так что мне нет нужды заботиться о своей репутации.

– Налоги, мистер Флетчер.

– Что?

– Налоги, – повторил Фейбенс.

– А причем тут налоги?

– Вы их не платили.

– Ерунда. Я всегда платил налоги.

– Не ерунда, – Фейбенс сбросил пепел в пепельницу. – Попробуйте встать на наше место. Ваши родители жили в штате Вашингтон, в достатке, конечно, но едва ли можно назвать их богачами.

– Они – честные, хорошие люди.

– Совершенно справедливо. Очень хорошие, милые. А вот вы живете здесь, на вилле в Канья, в Италии, любуетесь через окно на Средиземное море, ездите на «порше»... не работаете.

– Я ушел на пенсию молодым.

– А когда вы работали, то не платили федеральных налогов.

– У меня были большие расходы.

– Даже не представляли декларацию. Ни разу.

– Я медленно считаю.

– Со счетом ему управиться трудно, – Фейбенс посмотрел на своего напарника. – Деньги у него и в Рио, и на Багамах, и в Италии. О Швейцарии я и не говорю.

– Все потому, что я очень тревожусь за свое будущее.

– И правильно делаете, – покивал Фейбенс. – Учитывая сложившиеся обстоятельства.

– Ну, хорошо. Я не платил налогов. Я покрою задолженность, оплачу и штраф, но потом позвоню в газеты и расскажу о вашем намерении расставить подслушивающие устройства в комнатах ведущих журналистов Америки и записать на пленку их разговоры на съезде.

– Уклонение от подачи налоговой декларации – преступление, мистер Флетчер. Карается тюремным заключением.

– И что? Пусть они меня поймают.

Эггерз сидел в кресле, заложив руки за голову.

– Вот мы вас и поймали, – улыбнулся Фейбенс.

– Ха! Вам меня никогда не догнать.

– Мистер Флетчер, хотите, я скажу вам, почему вы не заполняли налоговую декларацию?

– Так почему я не заполнял налоговую декларацию?

– Потому что не можете указать, откуда у вас взялись такие деньги.

– Я как-то проснулся, а они лежали на моей кровати, в ногах.

Эггерз рассмеялся, посмотрел на Фейбенса.

– Наверное, так оно и было.

– Вам следовало сообщить об этом, – улыбнулся и Фейбенс.

– Я сообщу.

– Вашего репортерского заработка, а других легальных источников дохода у вас не было, хватило бы разве что на «порше».

– Кто признается в карточных выигрышах?

– Где вы взяли деньги? Больше двух миллионов, возможно, три, а то и поболе?

– На Багамах я увлекся подводным плаванием и нашел испанский галеон, груженый золотыми слитками.

– Да тут целый букет преступлений, – Фейбенс положил окурок в пепельницу. – Десять, двадцать, а то и тридцать лет в тюрьме.

– Может, к тому времени, как он выйдет на свободу, женщина, что живет в соседнем доме, разведется, – рассмеялся Эггерз.

– Ох, Гордон, – обратился к нему Фейбенс, – мы забыли сказать мистеру Ирвину Морису Флетчеру, что в одном кармане у меня лежит билет «ТУЭ» до Хендрикса, что в штате Виргиния, а в другом – документы, оформленные в полном соответствии с имеющейся между США и Италией договоренности о выдаче преступников.

Эггерз хлопнул себя по колену.

– А я, Ричард, припас для него пару отличных итальянских наручников. Флетч сел.

– Послушайте, они мои друзья. Вы хотите, чтобы я записывал разговоры моих друзей?

– Я думал, у хорошего журналиста не может быть друзей, – процедил Фейбенс.

– Просто другие журналисты, – пробормотал – Флетч.

– У вас нет выбора, Флетчер, – подвел черту Эггерз.

– Черт! – Флетч вертел в руках ключ от ячейки. – Мне-то казалось, что ЦРУ перестало этим заниматься. Внутренний шпионаж, присматривание за журналистами...

– Вы все неправильно поняли, Флетчер, – покачал головой Фейбенс. – Мы лишь стараемся наладить отношения с общественностью. Нам это дозволено. Вот мы и хотим найти друзей среди американских журналистов.

– Другой цели у нас нет, – заверил Флетча и Эггерз. – Зная об их частных проблемах, мы, при случае, поможем их разрешить.

– Кроме их дружбы нам ничего не нужно, – продолжил Фейбенс. – Особенно, дружбы Уолтера Марча. Вы его знаете?

– Издатель «Марч ньюспейперз». Одно время я у него работал.

– Совершенно верно. Очень влиятельный человек. Но вы, скорее всего, понятия не имеете о том, что происходит в его спальне.

– Мой бог, – ахнул Флетч, – да ему больше семидесяти.

– И что? – Эггерз, похоже, полагал, что для мужчины это не возраст. – Я читал в книге...

– Уолтер Марч, – прервал его Фейбенс. – Мы очень хотим подружиться с Уолтером Марчем.

– Допустим, я выполню вашу просьбу. Что потом? – спросил Флетч. – Я отправлюсь в тюрьму?

– Нет, нет. Все ваши налоговые неурядицы исчезнут, как по мановению волшебной палочки. Они утонут в Потомаке, и уже никогда не вынырнут на поверхность.

– Как так?

– Мы об этом позаботимся, – ответил Эггерз.

– Могу я получить письменные гарантии?

– Нет.

Фейбенс положил на стол фирменный конверт «ТУЭ» с билетом.

– Генуя, Лондон, Вашингтон, Хендрикс, Виргиния. Ваш самолет вылетает в четыре часа. Флетч глянул на загорелую руку.

– Мне нужно принять душ. Эггерз рассмеялся.

– Не лишне надеть и брюки.

– Как я понял, вы решили вернуться домой без наручников? – уточнил Фейбенс.

– Вы сами сказали, что у меня нет выбора, – огрызнулся Флетч.

ГЛАВА 2

– Значит, ты решил шпионить за всей элитой американской журналистики? Лишь потому, что кто-то попросил тебя об этом? Интересная мысль.

Голос Джиббса едва прорывался сквозь помехи. Когда Флетч звонил из Лондона, слышимость и то была лучше.

В другом конце зала ожидания Национального аэропорта духовой оркестр заиграл «Америку».

Флетч ногой вытолкнул коричневый чемодан, который чуть раньше достал из ячейки 719, и захлопнул дверь телефонной будки.

– Флетч?

– Я здесь. Закрывал дверь.

– Ты уже в Вашингтоне?

– Да.

– Долетел хорошо?

– Нет.

– Мне тебя жаль. А что случилось?

– Сидел рядом со методистским священником.

– А что плохого в том, что твоим соседом оказался методистский священник?

– Ты что, шутишь? Его самодовольство росло с каждым футом подъема.

– О Господи, Флетч.

– Вот-вот, он разве что не представлялся Иисусом Христом.

– Ты еще можешь спеть пару строчек гимна Северо-западного университета?

– Я бы и раньше с этим не справился.

Студентом Дон Джиббс верил в футбольную команду (играл в основном составе), пиво (выпивал ящик в промежутке между субботним вечером и утром понедельника) , машины фирмы «Шевроле» (ездил на сине-желтом седане), методистскую церковь (для женщин и детей) и прикладную физику (имея в виду постоянный доход, гарантируемый специалистам этого профиля американской промышленностью, в которую он тоже верил, но американская промышленность не ответила ему взаимностью, не предложив работу после получения диплома). Не вызывали у него доверия поэзия, изобразительное искусство, философия, психология, короче, весь блок гуманитарных ценностей. Собственно, такая точка зрения всегца преобладала в американской промышленности, но никем не выражалась столь явно при приеме на работу.

В студенческом городке они с Флетчем жили в одной комнате.

– Из университета я вынес только одно, – прокричал Флетч в трубку. – Все мои наименее удачливые сокурсники пошли работать в государственные учреждения.

– Кто кому звонит? – Джиббс даже осип от негодования. – Скажи мне, Флетчер. Ты – мне или я – тебе. Ты просишь о помощи или я?

– Остынь, Дон. Сегодня утром ты забыл принять античувствительную пилюлю.

– Меня тошнит от вашего брата-журналиста, поливающего нас грязью во всех газетах. Но, стоит у вас вскочить прыщику, вы бежите к нам, заливаясь горючими слезами.

– Не болтай ерунды. Дон. Я никогда не цеплял тебя в своих статьях. Ты слишком мелкая сошка.

– Неужели?

Точно в такой же манере, семнадцатилетними, они спорили в одиннадцать вечера, кому первому идти в душ. Флетча бесила привычка Джиббса двадцать минут стоять под струей. Джиббс терпеть не мог запотевших зеркал.

– Да. Более того, я не прошу тебя об услуге. Я лишь задаю тебе вопрос.

– Зато какой вопрос, Ирвин Морис? Имеешь ли ты юридическое право шпионить за цветом американской журналистики? Нет! Абсолютно нет! – Джиббс понизил голос. – Но, честно говоря, Ирвин Морис Флетчер, я подозревал, что ты всегда именно этим и занимался.

– Забавно, забавно, – Флетчу пришлось хохотнуть, показать Джиббсу, что он ценит юмор. – С каких это пор ты стал адвокатом? Я не просил совета. Я и сам знаю, что тайком записывать разговоры моих друзей с последующим использованием пленок для шантажа – нехорошо, даже если снимать сливки, то есть вить из них веревки, буду не я. Вопрос в другом: должен ли я это делать?

На другом конце провода повисла тишина.

– Эй! Дон?

В трубке щелкнуло.

– Флетч?

– Я здесь.

– Я попытаюсь ответить на твой вопрос. Не мог бы повторить основные моменты.

Голос Джиббса звучал на пол-октавы ниже. Серьезный, уравновешенный, ответственный.

– Я же все рассказал тебе, когда звонил из Лондона, Дон.

– Я хочу убедиться, что ничего не перепутал.

– Ты просто прикрываешься звонком приятеля по местному телефону, чтобы создать видимость работы. Негодяй.

Флетч знал, что телефон отнюдь не местный. Если судить по номеру, он звонил вроде бы в Пентагон. На самом деле Дон Джиббс сидел в подземной штаб-квартире разведывательного ведомства в горах Северной Каролины.

– Мне пора на самолет.

– Давай с самого начала, Флетч. В общих чертах.

– Хорошо. Вчера днем, в воскресенье, двое ваших громил вломились в мой дом в Канья. Это в Италии.

– Имена.

– Гордон Эггерз и Ричард Фейбенс.

– Эггерз, Гордон и Фейбенс, Ричард. Так?

– Чиновники все переворачивают с ног на голову.

– Ты запомнил личные номера их удостоверений?

– Нет. Но номера были. Длинные-предлинные.

– Это неважно. Что конкретно ты имел в виду, говоря, что они вломились в твой дом?

– Я думаю, они вошли через французские окна <Двухстворчатое окно до пола.>. Так, кажется, они называются. Днем я их никогда не закрываю.

– То есть фактически они ничего не сломали?

– Фактически, как это не странно, нет.

– Значит, они вошли в твой дом.

– Вошли без приглашения. Я их не звал. Не приглашал. Они нарушили право собственности.

– А как ты оказался в том доме в Италии?

– Я там живу.

– Понятно, но почему ты там живешь? Работаешь в каком-то международном информационном агентстве?

– Нет. Я теперь искусствовед. В прошлом месяце у меня вышла статья в «Бронсоне». Хочу написать биографию Эдгара Артура Тарпа, младшего...

– Того, что обожал рисовать ковбоев и индейцев?

– Однако. Ты, значит, что-то да знаешь.

– Не он ли дружил с художником Уинслоу Хомером?

– Нет.

– А журналистские расследования ты оставил?

Флетч выдержал паузу.

– Я в отпуске.

– Значит, тебя опять уволили? Я рад, что не входил в число лучших учеников нашего выпуска, кому сулили самые радужные перспективы.

– Сам знаешь, на работе умников не жалуют.

– Так чего хотели эти джентльмены?

– Они не джентльмены.

– Твои слова весьма огорчительны. За границу мы посылаем лучших из лучших. Мне еще не удалось войти в их число.

– Меня это не удивляет.

– Так чего они хотели?

Оркестр уже играл «Глаза Техаса смотрят на тебя...»

– Они предложили мне поехать на конгресс ААЖ в Хендрикс, это здесь, в Виргинии, тайком установить микрофоны в спальнях моих горячо любимых коллег и записать их постельные разговоры, после чего передать пленки им, для последующего шантажа. Они пообещали, что чемодан с подслушивающим оборудованием будет поджидать меня в Вашингтоне, и не обманули, – глядя на коричневый чемодан, который он достал из ячейки 719 и вытолкнул из телефонной будки, Флетч отметил, что он совершенно не гармонирует с остальными чемоданами. – Ты хочешь сказать, что понятия не имеешь, о чем идет речь? Так я тебя понял, Дон?

– Не так уж часто нам сообщают о наших операциях со стороны.

– Позвонив вчера вечером из Лондона, я просил тебя разобраться.

– Я пытался. Проверил все, что мог.

– Тогда почему я стою в телефонной будке, опаздывая на самолет, лететь на котором у меня нет ни малейшего желания, и повторяю тебе то, что ты и так знаешь?

– Скажи мне еще раз, почему ты согласился. Я просто хочу убедиться, совпадают ли твои слова с тем, что мне уже известно.

– Сколько же можно твердить об одном. Дон! Меня шантажировали!

– Я знаю, но повтори еще раз.

– Ну...

– От тебя не убудет, Флетчер. Тем более, что мне уже все известно.

– Ну и ублюдок же ты, – Флетч только сейчас заметил, какой же грязный пол в будке. – Налоги.

– Ты никогда не платил налогов?

– Только те, что вычитали из моего заработка. Даже живя в Штатах, я ни разу не подавал налоговой декларации.

– Понятно. А в последние год или два?

– Тем более.

– Это указывает на то, что у тебя есть деньги, за которые ты не можешь отчитаться. Так?

– Да.

– Не понял.