Ричард С. Пратер
Эффект Эмбера
Глава 1
Поверите ли вы мне, если я скажу, что в тот сентябрьский полдень, в четверг, я распахнул дверь своего номера и моему взору предстала незнакомка с умопомрачительной фигурой и шапкой рыжих, отливающих бронзой кудрей, к тому же совершенно голая? Прямо в коридоре второго этажа пансионата «Спартанец» в Голливуде, где я, Шелдон Скотт, проживаю. И что эта восхитительная незнакомка назвала меня по имени и попросила разрешения войти.
Наверное, не поверите.
Как не поверите и в то, что последовало дальше. Но все же попробуйте. А я в связи с этим поведаю вам, для вашего же блага, разумеется, истину, известную еще древним мудрецам. А именно: «Если искренне верить, что с вами может случиться нечто хорошее, то, скорее всего, оно непременно случится».
К счастью, на протяжении половины, нет, больше половины прожитых мною тридцати лет я верил, что встречу немало роскошных голых красавиц. Так вот, прошло долгих тридцать лет, прежде чем я сподобился открыть однажды дверь своей берлоги и обнаружить стоящую передо мной ослепительную голую красотку, испуганно лепетавшую:
– О! Разрешите войти! Ведь вы – мистер Скотт? Детектив? О, конечно же, я не ошиблась. Впустите меня скорее! Пожалуйста!
Я был абсолютно уверен, что никогда прежде не встречал этого очаровательного создания, иначе непременно вспомнил бы, где и при каких обстоятельствах мог ее видеть. Как она здесь очутилась? И почему голая? Откуда ей известно, кто я и как меня зовут? Почему она так отчаянно барабанила в мою дверь, время от времени жалобно взывая о помощи?
Все эти вопросы возникли у меня несколько позже.
А в тот момент я сразу же подумал вот о чем: работая в криминогенной зоне Лос-Анджелес – Голливуд – Сан-Андреас, я упрятал за решетку немало преступников. Так не пытаются ли таким образом достать меня те многочисленные мои «друзья», которые еще гуляют на свободе? Самые изобретательные среди них, вероятно, понимали, что лучше всего застигнуть меня врасплох и сыграть на моей слабости. Да, да. На той самой слабости, которая присуща всем мужчинам. Естественно, поэтому я решил, что это какая-то хитрая уловка, с помощью которой они намерены препроводить меня на ближайшее кладбище. И надо признать, уловка весьма удачная.
Поэтому я насторожился, но, как следует действовать дальше, пока не знал.
– Это уловка? – спросил я, однако освобождая ей проход.
Она боком протиснулась в маленькую прихожую и поспешно захлопнула за собой дверь. Обессиленно прислонилась к ней спиной, слегка качнув копной волос цвета земляничного пюре, смешанного с небольшой порцией сливок и большой – бренди. Ее ярко-синие глаза с пляшущими в них огоньками широко распахнулись, нежные алые губы слегка раскрылись, высокая упругая грудь с розовыми бутончиками сосков вздымалась и опускалась в такт ее прерывистому дыханию. Она еще раз выдохнула свое восхитительно-прелестное \"О\" и выпалила:
– Вы должны помочь мне, мистер Скотт, непременно должны... Я не знала, что делать, потом вспомнила, что вы живете рядом, и поэтому сразу бросилась к вам, как только представилась возможность... Вы мне поможете... правда?
Несомненно, против меня затевалась какая-то коварная игра.
Последняя фраза была произнесена более проникновенно, мягким, тихим, мелодичным голосом, теплым и сладким, как медовое мороженое, только на несколько сот градусов теплее. При этом она то и дело взмахивала длиннющими ресницами, которыми парень, подобный мне, мог бы расчесывать свой непокорный белобрысый «ежик», подобный плотному строю солдат, застывших по стойке «смирно».
Ее последняя фраза прозвучала как приглашение к массовой оргии. Эта ее соблазнительно-сладостная интонация и сам голос невольно наводили на мысль, что она отрабатывала их часами в бурлящей ароматной ванне на пару с Тарзаном – Повелителем Обезьян.
– Ну хорошо, – растаял я, – конечно.
– О, как славно! Я знала, что вы, именно вы, поможете мне. Как хорошо, что я вспомнила о вас!
– Угу. Так в чем же дело?
– У меня в номере мужчина.
– Неудивительно.
– Он только что пытался меня убить.
– Неужели? Ах да... – Я незаметно снова окинул ее взглядом. – И каким же образом?
– Понимаете, в тот момент, когда я его там увидела, у него в руке был пистолет.
– Давайте по порядку, мисс. Где это «там»? Где на вас могли...
– Потом он сказал, что не будет в меня стрелять, так как это наделает много шуму. Все должно выглядеть как несчастный случай. Тут он решил изнасиловать меня и сделал эту ужасную...
– Минуточку. Вы все это выдумываете прямо на ходу, не так ли? Требуется что-нибудь более убедительное, чтобы я мог поверить...
– Я не знаю, как лучше это описать, знаю только, что все это было ужасно. Вдруг он издал смешной хрюкающий звук, похожий на х-р-р-р, и повалился на пол. Он так и лежит там. Думаю – мертвый.
– Видимо, я чего-то не усек. Где этот мужчина?
– В моем номере. Лежит в холле.
– Вы хотите сказать здесь, в «Спартанце»? В таком же холле, как этот?
– Ну конечно. Иначе как бы я прибежала к вам в таком виде? О Господи! Я и забыла, что на мне... Вы, наверное, подумали, что я – чокнутая!
– Нет, нет. Я так не думаю. Теперь давайте об этом мертвеце...
– У вас не найдется чего-нибудь накинуть? Ну, какого-нибудь халата или рубашки?
– Конечно, найдется. Итак, этот мужчина скончался, говорите?
– Судя по всему, да. Он выглядит абсолютно мертвым, но я не очень разбираюсь в этом. Вы-то, наверное, сразу поймете, да?
– Да, конечно. Итак, сейчас он лежит мертвый, или просто вырубившийся, в вашем номере. Правильно?
– Да, но я почти уверена, что он умер до того, как упал, или в момент падения. Потому что, лежа на полу, он, по-моему, не ворочался, не шевелился, даже не дышал. Просто лежал там голый.
– Голый? Поначалу вы умолчали об этом.
– Разве?
– Ну, а если говорили, то я, должно быть, пропустил это мимо ушей.
– Ну да, голый. Это-то меня больше всего и напугало. Я не знала, что делать. А потом вспомнила о вас, мистер Скотт.
– Вполне логично. Зовите меня просто Шелл, угу? Ну что же, сейчас, наверное, следует взглянуть на вашего визитера, проверить, не обнаруживает ли он каких-либо признаков жизни...
– Так вы дадите мне халат, мистер Скотт?
– О да! Конечно. Зовите меня Шелл. Понимаете, я – не полицейский, а всего лишь частный сыщик. Но если бы я был полицейским, то непременно счел бы несколько странным тот факт, что этот джентльмен появился в вашей квартире голым, да и вы сами... э... извините...
– Все очень просто, мистер... Шелл. Я как раз принимала ванну, а когда вышла, обернутая полотенцем, – нате вам, он тут как тут! В гостиной, я хочу сказать. Я уже говорила вам, что он мне заявил, что собирается меня убить, и все такое прочее. Он и в самом деле намеревался это сделать! Я страшно испугалась, стала метаться по комнате, вот тогда-то полотенце и упало. И он решил изнасиловать меня.
– Именно в этот момент, вы говорите?
– Он сказан, что раз уж мне все равно суждено умереть, то какая разница? И если я не буду противиться – подумать только – не буду противиться! – то моя жизнь продлится чуть дольше. Он скинул с себя одежду и некоторое время стоял, уставившись на меня, разинув рот. Совсем как вы сейчас.
– А? Н... да. Продолжайте, пожалуйста.
– Это все. Потом он издал странное «х-р-р-р» и вдруг упал. Пожалуйста, дайте мне халат или что-нибудь еще, мистер Ск... Шелл. У меня до сих пор перед глазами этот страшный мужчина с выпученными глазами и перекошенным ртом...
– О да! Конечно! Одну минутку.
Я бросился в спальню – самую дальнюю из трех комнат. Однако не затем, чтобы искать халат для моей непрошеной гостьи. Вместо этого я прошел по черному ковру к огромной кровати и присел на край. Некоторое время я сидел так, качая головой взад и вперед подобно безмолвному колоколу.
Ничего подобного я не слышал за всю свою жизнь. Мертвец. Голый. Хрюкнул разок – и рухнул на пол.
Ладно. Сделаю то, о чем просит эта леди. Осмотрю ее номер и скоропостижно откинувшегося насильника. Скорее всего там вообще никого нет, трупа, во всяком случае. Вполне возможно, что там меня поджидают трое верзил с пушками и дубинками, не очень-то задумывающиеся об уязвимых свойствах моей натуры.
Но, черт побери, кто бы они ни были, они выбрали самый очаровательный таран, чтобы пробить брешь в моей обороне. Эта незнакомка – самая красивая, самая изысканная из всех женщин, встречавшихся на моем пути когда-либо. Пожалуй, некоторые из моих бывших подруг могли бы сравниться с ней красотой, но только ей одной было присуще такое гармоничное сочетание красивого лица, безупречной фигуры, призывного взгляда, сладострастных губ и чарующего мелодичного голоса.
«Как было бы здорово, – думал я, – если бы все, что она рассказала, оказалось правдой, и я кинулся бы ей на помощь и завоевал ее признательность и все, что к ней прилагается...» Но, даже отбросив все явно сомнительные моменты, сегодня мне следует быть предельно осторожным, так как день уже сам по себе выдался необычный.
Причина, по которой я оказался в четверг дома, а не работал в городе и не просиживал штаны в моем офисе с громким названием «Шелдон Скотт, Частный Сыск» на первом этаже Гамильтон-Билдинг, расположенного в конце Бродвея Лос-Анджелеса, заключалась в том, что часом раньше я посетил здание лос-анджелесской полиции, где капитан, начальник Отдела по расследованию убийств, устроил мне громкий разнос.
Мой лучший друг в Лос-Анджелесе – Фил Сэмсон, который и есть тот самый капитан. Будучи хорошим другом, он остается образцовым полицейским, строго приверженным закону, и ему почему-то кажется, что я не проявляю должного рвения в этом отношении. Вот и сегодня – уже в который раз! – он весьма красноречиво пенял мне за непослушание.
Стоило мне вспомнить об этом, и перед моим мысленным взором всплывал разъяренный Фил Сэмсон с незажженной сигарой в зубах. Его колючие карие глаза, казалось, пронзали меня насквозь, а из обрушенного на мою голову потока слов можно было понять, что я совершил тяжелое уголовное преступление.
Сам я – бывший морской пехотинец, ростом метр восемьдесят восемь и весом девяносто три с половиной килограмма. Однако, выйдя из кабинета Сэма в лос-анджелесском полицейском управлении, по крайней мере в первые минуты, я ощущал себя ниже сантиметра на три и легче кило на десять. Что-что, а стружку Сэм умел снимать.
Однако, как он заявил мне, это было всего лишь предупреждение – последнее предупреждение, и от меня требовалось только одно: утихомириться на время и не нарываться на неприятности. А самое главное – не докучать своей активностью добропорядочным гражданам города, особенно если они ни в чем не виноваты. Только тогда капитан почувствует себя счастливым. Но мне и в нормальные-то дни было нелегко это сделать. К тому же я знал, что Сэм должен подбить концы в предвидении долгожданного отпуска, который начнется со следующей недели, и поэтому посчитал, что будет не лишним предостеречь меня от опрометчивых поступков, а тем самым обезопасить и себя от отзыва из отпуска. Хотя бы на ближайшие две недели.
Я отбросил мысли о суровом Сэмсоне и предался куда более приятным размышлениям о моей прелестной незнакомке.
Наконец я встал и направился к стенному шкафу. На мне были брюки канареечного цвета, мягкие туфли без каблуков и белая трикотажная безрукавка, поэтому я достал белую спортивную куртку и подошел к трюмо, на котором лежала моя наплечная кобура с кольтом калибра 0,38 специальной полицейской конструкции. Я вытащил револьвер из кобуры и, положив его в правый карман куртки, вновь подошел к шкафу. Через несколько секунд я вышел из спальни с синим халатом из тонкой ткани, пояс от которого я где-то посеял.
Вернувшись в гостиную, я застал ее сидящей на большом кожаном пуфе спиной ко мне, лицом к темно-коричневому дивану по левую сторону от меня. Я с удовлетворением отметил про себя, что она не вперила взгляда в висящий над газовым камином женский портрет, написанный маслом.
«Амелия» – весьма колоритная голая красотка, пожалуй, излишне тучная, с явной печатью порока. Некоторые из моих подруг приходили от нее в восторг. Но сегодняшняя гостья с явным интересом разглядывала экзотических рыбок в двух аквариумах, стоящих в углу гостиной.
Это, несомненно, прибавило пару очков в ее пользу, равно как и ее вполне естественная реакция, когда я протянул ей халат. Со словами «Спасибо, Шелл» она проворно вскочила с пуфика и с врожденным изяществом накинула халат так, как если бы под ним на ней были блузка, свитер и джинсы.
– Ну... теперь мы можем отправляться к тебе в гости. Между прочим, ты так и не представилась. Ну, и как тебя зовут?
– Аралия. Аралия Филдс.
– Великолепно. В каком номере ты обитаешь?
– В двести восемнадцатом.
Поскольку у меня – двести двенадцатый, это совсем рядом, через три двери от меня.
– Думаю, не заблужусь, – улыбнулся я, давая тем самым понять, что сам черт мне не страшен.
Она улыбнулась в ответ, и мы пошли.
Так, улыбаясь, мы подошли к номеру 218. Дверь его была не заперта и слегка приоткрыта. Мы осторожно вошли в номер, я – впереди, держа кольт наготове в кармане куртки.
Я огляделся по сторонам. Номер был точь-в-точь как у меня: гостиная, небольшая кухонька слева, за ней ванная, а потом – спальня. Только там, где у меня диван, здесь – широкая розовая кушетка, с пухлыми, розовыми же подушками. Все двери распахнуты настежь.
И тут, в нескольких шагах от кушетки, примерно там, где у меня стоит кожаный пуф, я увидел на полу что-то белое. Это было смятое банное полотенце. А еще чуть поодаль...
– Ну-ка, посмотрим, – сказал я. – Да, похоже, здесь и правда мертвец.
Глава 2
– Ну конечно! Я же говорила...
– Да. И перестань дрожать.
Я бегло осмотрел номер, потом вернулся в гостиную и подошел к неподвижно лежавшему на полу дюжему парню с волосатой грудью. Опустившись на одно колено, я пощупал у него на шее пульс. Да, Аралия была абсолютно права: этот тип мертв.
Он лежал на пушистом ковре совершенно голый. В нем еще сохранялось тепло, но можно было с уверенностью сказать, что это ненадолго.
– Кто этот мужчина? – спросил я Аралию. – Ты видела его раньше?
– Нет, не имею ни малейшего представления. Я впервые увидела его полчаса назад. Какой ужас – он лежит здесь и... костенеет на глазах.
– Аралия, сейчас не об этом должна идти речь. Да, вид у него, прямо скажем, не слишком презентабельный. Судя по всему, ему редко доводилось бывать на солнце. Полагаю, это его одежда?
Я кивнул в сторону вещей, разбросанных на полу.
– Точно. Он срывал одежду и швырял на пол, как будто она его жгла.
– Наверно, и в самом деле жгла... Посмотрим, может, в кармане есть бумажник или какие-нибудь еще документы. Подумать только: розовые трусы! К чему бы этому здоровенному коту розовые трусы? Впрочем, это я так. Ага, тут что-то есть.
Я выудил из внутреннего кармана пиджака изящный новенький бумажник из крокодиловой кожи. Сам пиджак был из дорогой ворсистой ткани коричневого цвета.
– Как видно, у нашего покойничка водились деньжата. Тут пачка счетов на сотни долларов и мелочь. Полусотенные купюры и двадцатники...
Я поднял с пола модные золотисто-бежевые брюки с плетеным коричневым кожаным ремнем, к которому была прицеплена набедренная кобура. Внушительного вида «магнум-357» валялся на ковре рядом с туфлей из крокодиловой же кожи.
Присев около него на корточки, я заметил:
– Похоже, у этого парня были и впрямь серьезные намерения.
– Даже очень серьезные. – В глазах Аралии снова появился страх. – Ты бы только видел его. Поверь мне, Шелл... он и в самом деле намеревался осуществить свою угрозу. Девушка это сразу чувствует.
– Да, но я говорю об этой его пушке, а не о другой.
– С пушкой он не расставался ни на минуту. Он не выпускал ее из рук, даже когда сбрасывал одежду и даже когда снимал туфли и носки. Интересно, зачем ему понадобилось снимать носки?
– Я вот тоже думаю зачем? Вероятно, он... способно ли это пролить свет на случившееся?
– Словом, и раздевшись догола, он все еще продолжал держать в руке эту мерзкую штуку – пушку. А потом вдруг швырнул ее на пол и стал приближаться ко мне. Весь его вид и напряженный взгляд безошибочно свидетельствовали о его намерении.
– Так. Ну и что же дальше?
– Ничего. Потом он как-то странно напрягся и упал. Вот так и лежит с тех пор.
– О\'кей. Вернемся немного назад. Не успел ли он сказать что-нибудь существенное до того, как отдал концы?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну что-нибудь вроде «по-мо-ги-и-те» или «да-а-йте ста-а-ка-а-н во-о...».
– С тобой все в порядке, Шелл?
– Конечно. Просто я пытаюсь представить себе, как это могло быть. Ищу хоть какую-то зацепку.
– О, произнес ли он что-нибудь членораздельное до того, как умер? Нет. Просто упал навзничь и испустил дух.
– Так, так... Ты не заметила, перед тем как он вырубился, его лицо не исказилось от боли? Не стало вдруг пунцовым? Ну, знаешь, как это бывает при инфаркте или при каких-нибудь других болезненных ощущениях.
– Вообще-то что-то подобное я заметила. Но тогда мне и в голову не пришло, что он умирает. Я подумала, что он просто... ну знаешь, иногда с мужчинами происходит нечто странное, когда они видят голую девушку – а я была как раз голая. Я хочу сказать, что у них на лице появляется какая-то странная гримаса. Они начинают курлыкать и издавать звуки, которые трудно описать словами.
– Ну, хорошо. Положим, что он умер от сердечного приступа, его не отравили и не пристукнули...
– Отравили? Как его могли отравить или пристукнуть здесь, в моем...
Что она говорила дальше, я уже не слышал. Я тщательно изучал содержимое бумажника. В водительских правах, обнаруженных мною, значилось: «Эдвард Бретт, Калифорния, Голливуд, Уэст-Гиацинт-драйв, 1428. 38 лет, рост 180, вес 82, глаза карие, волосы темные, кожа светлая...»
Я поднялся с корточек и в задумчивости побарабанил пальцами по лбу.
– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – спросила Аралия.
– Если этот парень намеревался тебя убить, то можно с уверенностью сказать, что он добирался сюда не пешком, а приехал на автомобиле. Значит, его машина должна быть где-то неподалеку. Вполне вероятно к тому же, что он действует не в одиночку.
Аралия согласно кивнула.
– Да, конечно. Как же я раньше об этом не подумала!
Я кинулся к двери, бросив на ходу:
– Запрись и никому не открывай, пока я не вернусь.
Я спустился вниз в вестибюль. Пансионат гостиничного типа «Спартанец» обращен фасадом к Норт-Россмор и зеленым лужайкам Уилшир-Кантри-Клаба на противоположной стороне улицы. Но туда я не пошел. Я воспользовался выходом в тыльной стороне здания и быстро зашагал по аллее, ведущей к Роузвуд-авеню мимо парковочных площадок и гаража. Затем повернул налево и прошел еще немного по направлению к Россмор.
Взглянув оттуда в сторону гостиницы, я увидел всего лишь две машины, припаркованные на обочине. А на расстоянии метров ста пятидесяти – одного-единственного человека: высокого, тощего мужчину, направлявшегося в мою сторону.
День клонился к закату, о чем свидетельствовала разлившаяся в воздухе прохлада, но было еще вполне светло, так что я мог все отлично видеть. Ближайшим ко мне оказался голубой «меркурий» с содранной на переднем крыле краской. Когда я поравнялся с машиной, тощий мужчина остановился, сунул руку в карман и вытащил пачку сигарет.
Я взглянул на регистрационную карточку «меркурия». Автомобиль принадлежал некой миссис Элеоноре Вессен, проживающей неподалеку на Норт-Россмор. Салон его пропах подтекающим маслом, пудрой и духами. Когда я отошел от машины и вернулся на тротуар, тощий незнакомец продолжал шагать мне навстречу, раскачиваясь на своих длинных ногах, скрипя подошвами по асфальту.
Когда мы поравнялись, я остановился и спросил:
– Извините, это случайно не ваша машина?
Кивком головы я указал на почти новенький, отливающий стальным блеском серый «линкольн-континенталь», припаркованный в двадцати метрах от входа в гостиницу.
Незнакомец поморгал маленькими, глубоко посаженными темными глазками и, взглянув на новенький седан, произнес:
– Не отказался бы от такого.
И сдержанно улыбнулся.
– Вы живете где-то тут, неподалеку, сэр?
Его темные прямые, сведенные на переносице брови медленно поползли вверх.
– Да, в Кентербери. – Он помолчал, продолжая сверлить меня колючим взглядом. – Моя жена и я...
Кентербери представляет собой новый жилой массив, примыкающий к бульвару Беверли, на расстоянии одного квартала от Россмор. Что ж, вполне вероятно, что этот тип – владелец какого-нибудь магазина, скажем магазина дамского белья, вышедший подышать загрязненным воздухом, пока его жена разогревает ужин. Однако что-то в этом человеке меня настораживало.
На вид ему можно было дать лет сорок, плюс-минус год-два. Он был выше меня ростом, но, когда мы разговаривали, наши глаза находились на одном уровне, потому что он вдруг как бы обмяк, ссутулился, словно его плоть свободно висела на костях. К тому же, разговаривая, он как-то странно вытягивал свою тонкую шею вперед и вниз, чем напоминал мне грифа, нацелившегося на свою жертву.
Короче говоря, вид у этого типа был отнюдь не самоуверенный и тем более не воинственный. Он выглядел каким-то понурым. Левая щека казалась немного больше правой, впрочем, может, я ошибался. Просто он внушал мне неприязнь, и все.
Он жадно затягивался сигаретой, подолгу держа дым в легких, так что выдыхать ему было почти что нечего.
– А почему вы меня об этом спрашиваете? – тихо осведомился незнакомец.
– Да я тут должен был встретиться с одним парнем. Подумал, что это, может быть, вы.
– Как его зовут?
– Пока не знаю.
Очевидно, мой ответ не показался ему странным. Во всяком случае, он никак не отреагировал.
– Не скажете ли вы мне, куда направляетесь? – продолжал я.
Если бы кто-то задал мне подобный вопрос, я бы послал его подальше. Он же просто ответил:
– Выгуливаю собачку.
Я невольно оглянулся в поисках собаки и снова увидел едва заметную, невыразительную улыбку на его лице.
– Ах да, конечно, – весело ответил я. – Кажется, сейчас она обмочит вам штанину.
Это был самый удачный для меня момент общения с ним, так как он автоматически посмотрел вниз на свои ботинки, но тотчас же спохватился и, подняв голову, снова уставился на меня. В этот момент с его лицом произошла странная метаморфоза: оно приняло зловещий вид. Маленькие глазки уменьшились до размера сушеных горошин, губы превратились в две тоненькие полоски, и все лицо как бы сковал лед. Казалось, достаточно, окунув палец в воду, притронуться к его щеке или лбу, даже к кончику носа, чтобы он намертво примерз к нему.
К моему глубокому удовлетворению, мне удалось вывести его из равновесия. Теперь я мог позволить себе разглядеть его получше. Он был одет в темный костюм и просторный, распахнутый спереди плащ. И снова у меня возникло ощущение некоторой асимметрии, на сей раз – в его фигуре. Мой наметанный глаз нащупал выпуклость у него под мышкой слева, где мог быть спрятан револьвер.
– Всего вам доброго, – мягко сказал он, намереваясь продолжить свой путь. Но я вдруг резко выбросил руку вперед и, указав на выпуклость под мышкой, быстро спросил:
– Что это у вас тут?
– Ничего, – ответил он спокойно, без тени замешательства и зашагал прочь, скрипя подошвами по асфальту.
Итак, был ли это и впрямь торговец дамским бельем? Так или иначе, я позволил ему уйти. Что-то подсказывало мне, что я поступил опрометчиво. Но теперь уже ничего изменить нельзя. «Линкольн» был зарегистрирован на имя некоего Гуннара Линдстрома из западного Лос-Анджелеса. Этот тип никак не походил на Лнндстрома. Я еще раз взглянул на регистрационную карточку и номерные знаки и отложил в памяти содержащуюся в них информацию.
Дверь Номера 218 распахнулась, едва я в нее постучал. Аралия встретила меня обворожительной улыбкой и выглядела еще более очаровательной, чем прежде. Оказывается, такое было возможно.
– Я – напарник твоего знакомого покойника, – дурашливо провозгласил я, нацелив на нее указательный палец правой руки. – Пришел, чтобы тебя прикончить. Ба бах! Спасибо за то, что ты так быстро открыла мне дверь, глупая доверчивая душа. Ба-ба-бах!
Она взмахнула длинными ресницами и снова улыбнулась.
– Слава Богу! А то я уже было подумала, что ты пришел меня изнасиловать. Да что тут, в конце концов! Неужели все только и думают о том, чтобы воспользоваться мною?
– Ты не умничай и не глупи, – свирепо прорычал я. – Я пришел тебя трахнуть.
– Тогда заходи, – рассмеялась она. Но, видимо, заметив мою озабоченную физиономию, она тоже посерьезнела и сказала: – Понимаю, почему ты сердишься, Шелл. Я просто не подумала. Я просто не могу привыкнуть к мысли, что кто-то действительно хочет меня убить.
Я молча кивнул и прикрыл за собой дверь. Все случившееся было настолько необычным и странным, что требовало глубокого логического осмысления. Я отметил про себя, что в мое отсутствие Аралия накрыла мертвое тело одеялом.
– Давай, – сказал я, – проанализируем все, что с тобой произошло, с самого начала. Только теперь по порядку, соблюдая установленную процедуру. Это означает, что нам необходимо вызвать полицию.
Я подошел к телефону, стоящему на маленьком столике в углу, набрал хорошо известный мне номер, представился дежурному офицеру и коротко сообщил ему о случившемся. Затем рассказал о встрече со злобным «грифом», дал описание обеих машин, припаркованных возле «Спартанца» на Россмор, и положил трубку.
Когда я вернулся к Аралии, она спросила:
– Ты кого-то встретил на улице?
– Да, довольно странного субъекта. Но пока еще рано привязывать его к этому делу лишь на том основании, что он выглядит как вурдалак. Вполне возможно, я обидел его необоснованными подозрениями и на самом деле он всего лишь бедолага, скрывающийся от уплаты налогов. Не ровен час, слухи о том, как я терроризирую невинных граждан, достигнут моего старого приятеля Сэмсона, который не далее как сегодня устроил мне весьма суровый разнос именно по этому поводу.
– Сэмсон? А кто такой Сэмсон?
– Фил Сэмсон – это капитан, начальник Отдела по расследованию убийств лос-анджелесской полиции. Вообще-то он мой друг, однако в последнее время он мною слегка недоволен, но то, что для Сэма «слегка», для меня более чем достаточно.
– И чем же ты провинился?
– Да в общем-то пустяки... Некий здоровенный ублюдок-уголовник здорово отделал моего клиента. Да так, что тот попал в больницу. Я выследил этого ублюдка и шел за ним по пятам до дома на углу Флетчер-драйв и Виста-стрит. Как только захлопнулась за ним дверь, я ворвался туда с пушкой наготове, оскалив зубы и сжав кулаки, как положено. Как выяснилось позже, тот ублюдок оказался в соседнем доме, а не в этом.
– Боже правый! Ну и что же было потом?
– О, это было ужасно! Добропорядочная супружеская пара, обитавшая в этом доме, в тот вечер пригласила гостей – четверых таких же стареньких друзей, недавно перенесших инфаркт. И вдруг я вламываюсь в дверь разъяренный – а надо сказать, что в гневе я страшен, – в тот момент, когда меня никак не ожидают. Естественно, мое появление отнюдь не соответствовало обстановке умиротворенности и тихого веселья, царившей за вегетарианским столом гурманов, пробавлявшихся самбуком. Не иначе как они приняли меня за инопланетянина.
– Ты, должно быть, преувеличиваешь.
– Да, возможно. Иногда такое случается со мной. Но на этот раз все обстояло именно так. Представь себе, все шестеро – и сообща и каждый в отдельности – направили жалобы в полицию с копиями окружному прокурору, Обществу по охране прав человека и НАСА.
– Не может быть!
– Что они обратились в полицию, по крайней мере я точно знаю.
– Господи! И что они тебе сказали?
– Полицейские-то? Сначала ничего, поскольку к моменту их прибытия я уже вломился в соседний дом. Тебе будет приятно узнать, что на сей раз я не ошибся – поймал и арестовал преступника.
– Надеюсь, на этот раз ты действовал строго по закону?
– Н-не совсем. Конечно, я могу надеть наручники на гражданина нашей страны, но процедура ареста в настоящее время чересчур усложнена, необходимо соблюдение множества формальностей. И я их соблюдал. Объяснил подонку его конституционные права, извинился за причиненные неудобства, пообещал пенсию по достижении шестидесяти пяти лет, хотел даже помочь ему привести себя в порядок. К сожалению, в то время он находился без сознания.
– О-о...
– Кроме того, у этого типа обнаружились телесные повреждения весьма подозрительного свойства. И ко всему прочему была сломана нога.
– Он сломал себе ногу?
– Это я ему сломал. Понимаешь, он сбил меня с ног и принялся бить тяжелым башмаком по голове, ну и... Э, да хватит об этом.
– Понимаю. Тем самым ты навлек на себя гнев твоего друга.
– Не то слово.
– Могу себе представить.
– Поверь мне, теперь, если я ненароком побеспокою невинного гражданина – и даже отпетого преступника, – я окажусь в более неприглядном положении, нежели они.
Я помолчал, потом встряхнул головой и сказал:
– Тебе не мешало бы, Аралия, переодеться во что-нибудь... более подходящее, поскольку наверняка нам предстоит ехать в полицейский участок.
– Да? Они что, заберут меня?
– Да, нам предстоит сделать заявление, скрепить его подписью, ответить на многочисленные вопросы – словом, пройти через множество формальностей.
– Хороша. – Она быстро поднялась со словами: – Я сейчас.
– Да, поторопись. Нам еще надо кое-что обсудить до прибытия полиции. Было бы неплохо, если бы ты надела что-нибудь совсем простое, даже вовсе невзрачное. Понимаешь, некоторые из моих знакомых полицейских, особенно из голливудского подразделения, всегда рады случаю меня уязвить. Сейчас я не стану вдаваться в подробности. Но порой это приводит меня в бешенство. Особенно если первым явится этот сержант... Коваский...
Как раз в этот момент раздался громкий настойчивый стук в дверь.
– Интересно, кто бы это мог быть? – с любопытством спросила Аралия.
– А ты как думаешь? – глянул я на дрожавшую под напором грубой мужской силы дверь. – Это ты, Коваский?
То, что я назвал его по имени, было моей ошибкой. Он узнал меня по голосу и расценил мой вопрос как приглашение. Дверь была не заперта, и он немедленно вломился в номер, горя желанием взглянуть на свеженький труп. За ним последовал напарник, тоже в полицейской форме.
Аралия принялась поправлять свой и без того безупречный «земляничный коктейль». И почему это женщины всегда начинают прихорашиваться при появлении мужчин? Не спрашивайте меня, впрочем, и сами женщины вряд ли знают.
Факт тот, что женщины всегда делают этот непроизвольный жест при виде любого мужчины, будь им хоть сам бостонский маньяк. Излишне описывать, какое зрелище предстало изумленным взорам полицейских, когда Аралия воздела руки, распахнув при этом мой синий халат без пояса.
Коваский ввалился в комнату всей своей стопятидесятикилограммовой массой и, озарив меня ехидной ухмылкой, спросил:
– Ну, что у тебя стряслось на сей раз, Шелл?
Строго говоря, имени моего, следовавшего после слов «на сей раз», он так и не произнес – его заклинило на первой букве. Дело в том, что в этот момент взгляд его остановился на прихорашивавшейся Аралии, и – я готов поклясться на тысяче священных Библий – он совершенно ошалел, так что у него попросту отвисла челюсть.
– Да ничего особенного, – ответил я. – Где вы были, сержант, когда я вам звонил? Наверное, подкреплялись в офицерском буфете? Вы не могли сдержаться и не поднимать шумихи по поводу моего звонка, сержант?
Аралия направилась наконец в спальню, обронив на ходу:
– Пойду надену что-нибудь...
– Давай, – ответил я мрачным, бесцветным голосом.
Она вышла, а Коваский, все еще не оправившийся от только что пережитого шока, подступил ко мне с расспросами:
– Ну, и что ты думаешь обо всем этом?
– О чем именно? Если ты имеешь в виду труп, так он там, под одеялом.
– Мне ясно только одно: налицо голый труп. Это она его укокошила?
– Не городи вздор! Его просто хватил удар, и он свалился замертво. Возможно, остановка сердца. Скорее всего именно так. Его звали Эдвард Бретт.
– Бретт? Ты опознал его?
– Нет, я его вижу впервые. В бумажнике были его права...
– Скотт, надеюсь, ты не...
– Да брось ты... Я действовал предельно осторожно. Просто я не мог побороть профессиональный интерес.
Сержант укоризненно покачал массивной головой и подошел к покрытому одеялом трупу.
– Бретт... Эдвард, говоришь? Неужели это действительно тот отпетый ублюдок, сутенер, бывший заключенный, дважды бежавший из тюрьмы, известный под кличкой Малыш Бретт?
– Невероятно! Ты знал Малыша Бретта?
Коваский приподнял край одежды и утвердительно кивнул:
– Да, это он.
Глава 3
Я подошел к склонившемуся над трупом Коваскому.
– У него большой «послужной список»?
– Еще какой! Полдюжины арестов, главным образом за разбойные нападения с применением оружия. Надо будет уточнить кое-что. Год или два назад вышел из Q
[1], если мне не изменяет память.
– Проверь, не замешан ли еще кто-нибудь в этой истории.
Я описал ему человека, которого встретил на улице неподалеку от «Спартанца».
– Тебе это ни о чем не говорит?
Коваский покачал головой.
– Мы никого не видели, когда подъехали. На Россмор была припаркована только одна машина. Мы как раз патрулировали Беверли, поэтому оказались здесь довольно быстро.
– Да, очень быстро. Держу пари: восемь против пяти, что это не «линкольн».
Сержант согласно кивнул.
Появилась Аралия в простом белом платье в красно-голубую полоску. Излишне говорить, что выглядела она совершенно неотразимой. Вскоре после этого прибыли детективы, и вслед за ними – эксперты из Центрального отделения полиции. После осмотра места происшествия и предварительного опроса мы с Аралией и двое детективов отправились в полицейский участок. Я сел в свой новенький небесно-голубой «кадиллак», Аралия же поехала с детективами в полицейском автомобиле без опознавательных знаков. Когда мы выходили из гостиницы, я заметил, что Аралия слегка приуныла, а морщинка на переносице между прелестными глазами выдавала ее озабоченность и тревогу.
Когда они уезжали, я стоял на тротуаре возле «Спартанца». Аралия сидел а на заднем сиденье в напряженной позе и жалобно взирала на меня. По-прежнему очаровательная и все-таки иная. Оцепеневшая от страха. И все время, пока не тронулся их автомобиль, ее взгляд был прикован ко мне.
Итак, до нее начало доходить. Что ж, иначе и быть не может.
Она будет снова и снова вспоминать это коченеющее тело, распростертое на полу в ее номере, и то, что предшествовало этому. И если все, что она мне рассказала, – правда, а у меня не было оснований не верить ей, сейчас она, должно быть, осознала, что сама могла вот так же лежать в собственной квартире...
Наверняка именно об этом думала Аралия. И я тоже.
* * *
В семь часов вечера, намотавшись за день, я сел анализировать собранную информацию. Днем я провел минут двадцать, проверяя некоторые досье в Регистрационном отделе и переговорив кое с кем из сотрудников Отдела по сбору информации о преступном мире. Встретился также со знакомыми офицерами из Отдела по расследованию убийств. Снова наведываться к Сэмсону я не собирался, но он знал, что я нахожусь в Отделе, и мне осторожно намекнули, что капитан «надеется», что я загляну к нему хотя бы только для того, чтобы поздороваться. Похоже, ничего лучшего мне в этом году не светило. Поэтому, прихватив не очень презентабельные снимки трех отпетых преступников, которые мне удалось выклянчить в Регистрационно-информационном отделе, я поднялся на третий этаж в комнату 314. Это был один из тех редких случаев, когда просторное помещение Отдела по расследованию убийств было практически пустым. Ни офицеров, потягивающих горький кофе из бумажных стаканчиков, ни хотя бы одного усталого детектива, составляющего отчет о работе за день.
Дверь в кабинет начальника Отдела была открыта, и я с напускной серьезностью крикнул:
– Привет, Сэм! Все еще бездельничаешь на деньги бедных налогоплательщиков? Ну, как сегодня чувствует себя наш вождь, бельсенское чудовище?
– Шелл, черт тебя подери! Сколько раз я тебе говорил...
При всей своей тучности Сэмсон двигался удивительно быстро. Мгновение – и его громоздкая фигура заполнила весь дверной проем. Его обычно розовое, тщательно выбритое лицо мрачнело, свидетельствуя о надвигающейся буре. Однако, заметив, что никого из подчиненных поблизости нет, он продолжал:
– ...чтобы ты не открывал своего проклятого рта. Входи.
И прежде чем я успел исполнить его приказание, он уже снова сидел за своим столом. Когда я приблизился к его столу, он уже улыбался. В его крепких зубах, как обычно, была зажата очередная незажженная сигара. Однако адресованная мне улыбка оказалась по крайней мере наполовину эфемерной.
Я усмехнулся и во второй раз за день поприветствовал Сэма. Капитана Фила Сэмсона, детектива, большого, толстого, но вместе с тем проворного и сильного, в чем не раз убеждались самые крутые ребята преступного мира, испробовавшие на собственной шкуре его молниеносную реакцию и силу скрытых под слоем жира мускулов. Его портрет дополняли жесткие, как металлическая щетка, седые волосы, широкий рот с толстыми губами, нависающий над квадратной челюстью, похожей на ковш экскаватора.
Я взял мой любимый стул, придвинул его к столу Сэма и сел на него верхом, положив руки на спинку.
– Мне сегодня о тебе все уши прожужжали, – ворчливо начал Сэм. – Коваский уже представил свой доклад. А теперь выкладывай свою версию случившегося ты. Да побыстрее! Через десять минут у меня встреча с шефом. – Он помолчал, перекатывая сигару из одного угла рта в другой. – Не по поводу тебя, к счастью, на сей раз.
– Да пока что у меня нет полной картины, Сэм.
Я рассказал ему о происшествии в «Спартанце», а потом, листая свои записи, изложил всю информацию, которую мне удалось собрать за сегодняшний день в лос-анджелесском отделении полиции.
– Этот Эдвард Бретт по кличке Малыш, ныне покойный, был настоящим денди. Более десятка арестов – кражи со взломом, разбойные нападения, нанесение увечий, сутенерство. Последний раз попался два года назад, отсидел полтора года в Сан-Квентине. Недавно освободился.
– В феврале, – уточнил Сэм, откинувшись в своем вращающемся кресле, заглядывая в свой перекидной блокнот. – Семь месяцев назад.
– Точно. Его близкими дружками как до ареста, так и во время последней отсидки были: Элвин Хоук, более известный как Эл Молчок; Элрой Верзен по кличке Паровоз и Уолли Вильсон – Клюв. Последний недавно отправился к праотцам из-за небольшой ранки в затылке, заканчивающейся здоровенной дырой в том месте, где прежде был знаменитый нос...
– Мертвецов можешь не упоминать. И, пожалуйста, избавь меня от чрезмерного, вызывающего раздражение красноречия.
– Сэм, кончай слепое следование уставу. Пора начать мыслить творчески!.. Я продолжаю. Есть еще некий Верджил Ковик, в прошлом – профессиональный футболист. Играл за «Рэмз» линейным. Сейчас он, видимо, профессиональный гангстер. За последние два года особых прегрешений не допускал. И, наконец, Чарльз Э. Эллисон, гравер, мастер по изготовлению всяких фальшивок, возможно, фальшивомонетчик. Как тебе компания?
– Редкое сборище ублюдков.
– Когда Бретт отсиживал свой последний срок, его соседями по камере в течение первых нескольких месяцев были первак по имени Норман Эмбер – изобретатель, ученый-физик, как сказано в досье, залетевший по глупости, и некий Фред Лунц, дважды судимый. Так вот, интересующий нас Бретт более года сидел вместе с вышеупомянутым Паровозом Верзеном. – Я выдержал паузу. – Заведомая нелепица! Двух закадычных дружков вдруг сажают в одну камеру. А может, такая привилегия им была предоставлена вполне сознательно?
Сэм оставил без внимания мою последнюю фразу и бросил свой желтый блокнот на стол.
– Давай закругляйся. Знаю я эту твою глупую ухмылку.
Я достал из кармана три фотографии и разложил их перед Сэмом.
– Я тщательно проверил досье на Бретта, Хоука и Верзена. Похоже, последние двое не порвали связи после выхода Паровоза из тюрьмы четыре месяца назад, в середине мая. На первой фотографии изображен Элвин Хоук – парень, которого я встретил на Норт-Россмор сразу после осмотра трупа Эдварда Бретта.
Сэмсон оживился, видимо, заинтересовавшись наконец моей информацией.
– Ты уверен? – И схватился за телефон.
Он позвонил в Информационный отдел и приказал срочно выяснить адрес Хоука. Потом положил трубку и проворчал:
– Надеюсь, ты уже это сделал.
– А как же? Я только что из Регистрационно-информационного отдела. Именно там я узнал, что его кличка Молчок. Насколько я могу судить по первому впечатлению, весьма несловоохотливый мужик. Ни дать ни взять – замороженная рыба. Мы заметали его раз пять-шесть по подозрению в различных преступлениях и ни разу не смогли выудить из него ни слова.
– Неохотно идет на контакт?
– Весьма неохотно. Из него не вытянешь ни единого слова. Молчит – и все! Даже «здрасьте» не скажет. Каждый раз, как полагается, ему предлагали адвоката, но он неизменно отказывался от его услуг. Зачем ему адвокат, если он никогда не открывает своего проклятого рта.
– Крепкий орешек, говоришь? Ну уж если тебе не удалось его расколоть!..
– Мои парни с ним работали, да что толку? Лет шесть тому назад он попал в лапы очень крутых ребят, которым страсть как хотелось узнать нечто весьма важное для них. Уж чего только они с ним не делали! И зажимали пальцы в тиски, и лупили палками по пяткам – ты представляешь себе, что это такое?
– Ну, примерно все равно что ступать босыми ногами по битому стеклу. Однажды мне довелось испробовать это на себе. Если бы не счастливый случай, положивший конец этой пытке, я просто-напросто отдал бы концы.