Ричард С. Пратер
Смерть выберет тебя
Глава 1
Ее бюст в семьдесят восемь дюймов, талия в сорок шесть и бедра в семьдесят два дюйма отлично смотрятся, подумал я, при ее росте в одиннадцать футов четыре дюйма.
Алое бикини, которое прикрывало минимум этих обалденных форм, теперь лежало скомканным на полу у ее ног, пока мои глаза обозревали ее с таким же остекленевшим выражением, которое стояло и в глазах покойника. Он был, без сомнения, мертв. Его застрелили, отравили, закололи и задушили.
Или кто-то действительно люто ненавидел его и решил потрудиться на совесть, или четыре разных человека убили его каждый по-своему. Либо это было самое хитрое самоубийство, о котором я когда-либо слыхал.
Из сада внизу доносились веселые звуки разнузданной пирушки: крики, визг, гиканье и хохот. Женщина, смеясь, вскрикнула: «Прекрати это, Чарли, прекрати, прекрати это!..» — и опять рассмеялась, очень довольная. Если Чарли действительно прекратил это, то он просто глупый мальчишка… Я отвернулся от покойника, подошел к окну и взглянул вниз на длинный овальный бассейн, в котором резвились пара дюжин мускулистых парней и почти голых девиц, и было странно видеть столько жизни там, вниз у, когда здесь, наверху, смерть явилась мне во всем ее неприглядном виде.
Кто я такой? Я Шелл Скотт, частный детектив, и всего две минуты назад я еще торчал рядом с бассейном.
Я простоял у окна еще несколько секунд, наблюдая целую радугу цветов, брызги и беспорядочное движение внизу. Телекамеры были уже установлены, и теле— и кинозвезды и звездочки, репортеры и комментаторы, другие гости крутились и плескались внизу.
В нескольких милях отсюда виднелись здания Голливуда, земли под названием: «Будем притворяться». Стоял один из самых ясных дней за последние несколько недель, единственное воскресенье почти совсем без смога, а чуть дальше, по правую руку, виднелась синева Тихого океана. Солнце светило ярко и жарко, блестело на зелени деревьев, которые джунглями окружали дом и бассейн, сверкало на воде и переливалось на мокрых телах красоток из «Мамзель». Даже отсюда, сверху, я могу разглядеть маленькую, яркую и фигуристую Диди, нежную Эйприл, роскошную Элен, Пробочку и Перчик, других красоток, выглядевших порождениями эротической фантазии. На самом деле они были произведениями «Мамзель».
Именно «Мамзель» была причиной сегодняшнего праздничного действа.
Это название уже знакомо многим в Штатах, но сегодня вечером должна была развернуться колоссальная рекламная кампания, призванная сделать «Мамзель» не менее известной, чем Микки Маус. Так называлась самая большая в стране и уже довольно известная цепь салонов шейпинга или «искусства фигуристости» для женщин. Семь из них в семи разных городах уже превращали вялых женщин двадцатого века в упругих девиц с формами двадцать первого века. Завтра, в понедельник, должны были открыться еще три зала в других трех городах.
Это имя принадлежало также основательнице и владелице цепи. Она была красива и сексуальна, но говорить о ней в таких общих словах было все равно что сказать о мире, что он большой и круглый. Девушка по имени Мамзель была живым оригиналом, в соответствии с которым была изваяна статуя вдвое больше натуральной величины, которая украсит все десять салонов растущей цепи салонов «Мамзель». Копия этой статуи как раз находилась сейчас в одной комнате с убитым и со мной.
Я обернулся и опять оглядел пластмассовую красотку в одиннадцать футов четыре дюйма высотой. Она подавляла. Я с трудом оторвал взгляд от округлых бедер, рельефно тонкой талии и огромных торчащих грудей и снова уставился на мертвого мужчину. Это было уже второе такое убийство, о нем станут шуметь не только на национальном, но и на международном уровне, и сделают главной новостью дня.
Я подошел и опустился на колено рядом с ним. Белый шнурок был затянут на его шее, но это выглядело уже как бесплатное приложение. Из его спины торчали длинные ножницы, а из небольшого пулевого отверстия в его лбу вытекло совсем немного крови. Кровавая пена уже подсохла на его губах.
Я моргнул, глядя на труп, удивляясь, почему кто-то, если он был в здравом уме, совершил такое многоэтапное убийство. Может, был какой-то разумный ответ на этот вопрос: например, убийца не находился в здравом уме. Я поднялся на ноги, оглядел в последний раз комнату и вышел. Внизу должен быть телефон, как мне помнилось. Я спустился и позвонил в полицейское управление Лос-Анджелеса. Меня соединили с отделом по расследованию убийств, с капитаном Филом Сэмсоном.
Помимо того, что он руководит отделом по расследованию убийств, он еще и мой лучший друг во всем Лос-Анджелесе. Твердый, знающий, честный, с крутой внешностью, но по натуре добряк, он является лучшим копом, которого я когда-либо встречал, а я встречал многих. Я мог поспорить, что в этот момент, отвечая по телефону, он жевал длинную черную сигару и скорее всего прокусил ее насквозь, когда услышал, откуда я звоню и почему.
— Только не это! — простонал он. — Так он мертв?
— Похоже на то.
— Ты бы хоть раз позвонил мне, чтобы сказать «привет» или сообщить приятные новости, — проворчал он, буркнул что-то находившимся в его кабинете, потом вернулся к телефонному разговору со мной. — От чего он умер?
— Уж во всяком случае, не от дифтерии. — И я рассказал ему о пикантных особенностях этого убийства. Несколько секунд он молчал, потом произнес:
— Во всяком случае, это что-то новенькое в методике убийства. Если убийца пришьет еще кого-нибудь, мы запросто навесим на него и это убийство.
— Не вешай нос, Сэм. Я встречу твоих ребят, когда они прибудут сюда.
— Да уж, будь добр, сделай это. Может, ты сам виновен. Такую безумную штуку ты вполне способен проделать.
— Вовсе нет. Этого парня наверняка убил пессимист, скептик.
— Очень смешно. А рядом там в полном разгаре праздник?
— Ага.
— Сколько там народу?
— Всего около двухсот подозреваемых, не считая тех, кто пробрался сюда без приглашения.
— Есть ли что-нибудь, что может связывать убитого с кем-нибудь из присутствующих там?
Это было не первое убийство, которое мы с Сэмом обсуждали за последние сутки. Могло получиться и так, что Сэму пришлось бы обсуждать мое убийство с кем-нибудь еще. Я потрогал свежую царапину на шее, оставленную пулей 45-го калибра. Мы обменялись колкостями, я пообещал ему, что, начиная с этого момента, постараюсь якшаться только с живыми, положил трубку и отправился заниматься именно этим.
Когда я вышел из парадной двери, меня сразу окутало словно облако болтовни. Толпа гостей собралась у бассейна, который я видел сверху, из окна комнаты в башне, и я тоже нацелился к бассейну.
Это было имение Хорэйшио Адера, надменного короля моды, автора «линии Адера» в женской одежде. Он занимал первое место в табели о рангах модельеров мужского пола, но был далеко не настолько мужчиной, чтобы легко отличить его от его моделей. Он заработал миллионы долларов благодаря изменениям, которые он вносил в женский стиль каждый год, убеждая при этом женщин, что если они не последуют «стилю Адера», то безнадежно отстанут от моды.
Где-то в кустах та же счастливая девица снова ликующе визжала, что Чарли должен прекратить это, но было очевидно, что прекращать уже поздно. Слышались многочисленные другие звуки, свидетельствовавшие о том, что люди развлекались от души. Я прошел мимо тридцатифутового стола, заставленного холодными омарами, крабами, креветками, устрицами, анчоусами и, возможно, даже кальмарами, к бассейну, где собралась вся дюжина девиц из «Мамзель», включая саму Мамзель и ее секретаршу Диди.
Мамзель была символом последних достижений в индустрии женской красоты. В ее салоны входили заурядные дурнушки, а выходили оттуда обольстительные сирены. Женщины, работавшие в салонах «Мамзель», служили не только тренерами, но и примером для вдохновления клиентуры, отбирались из самых красивых и фигуристых и проходили полный курс шейпинга «Мамзель», всю гамму от «А» до «Я». Вследствие этого, хоть и все женщины отличаются от мужчин, эти девицы отличались значительно заметнее.
Одна из этих самых девиц легко пересекла бассейн, одним гибким движением выбралась на его кромку и помахала мне рукой. Это была Диди, медноволосая кошечка чуть старше двадцати и с фигурой, составленной, казалось, из лучших частей нескольких девиц. В обычных обстоятельствах я бы обязательно остановился для долгой беседы, но в тот момент мне предстояло сделать кое-что, прежде чем свежие новости разрушат всю эту идиллию. Поэтому я спросил Диди, где находится Лита Коррел, и красотка показала рукой на дальний конец бассейна.
Там была водружена еще одна из сенсационных розовых пластмассовых статуй, идентичная той, которую я лицезрел в комнате наверху. Идентичная за исключением того, что эта была обернута белым полотном вплоть до момента торжественного открытия и что под этим полотном имелось и тонкое розовое бикини. Торжественное открытие будет транслироваться по телевидению, а Мамзель без бикини вполне могла взорвать множество телеэкранов в двадцать один дюйм по диагонали, а бесчисленные цензоры впали бы в шок и беспамятство.
Поначалу я не разглядел Литу. Потом я заметил проблеск розового, который моментально идентифицировал как верхнюю часть бикини Литы. Это было почти все, что я мог видеть сначала, потому что вся она была почти скрыта статуей, но тут она повернулась, и розовая полоска выросла в размерах. И еще как выросла. Дело не в том, что лифчик был слишком большим, просто Литы было очень много.
Она увидела меня, махнула рукой и улыбнулась. Я пошел в ее сторону, и чем ближе я оказывался к Лите Коррел, тем привлекательнее она становилась.
Можно было подумать, что в окружении всей этой плоти, всей этой красоты, всей этой пышной и соблазнительной женственности мои глаза могли безболезненно выдержать натиск дополнительной женской натуры. Можно было подумать, что после обозрения фигуры Диди, напоминающей песочные часы с ногами, где на голый час приходилось не более сорока секунд купальника, я должен был уже приобрести иммунитет к изобилию женской плоти. После того как я видел Сесиль, Йаму, Мисти, Ивонну и всех остальных — я навряд ли наградил бы еще одну женщину долгим взглядом, если бы только у нее не было двух попок, четырех грудей или чего-нибудь столь же неординарного.
Но если вы подумали так, то были бы все-таки не правы.
Поскольку Лита Коррел в своем розовом бикини была восьмым чудом света. Иначе ее можно назвать розовым взрывом, стереошоком, бомбой во плоти, живым райским садом.
Лита Коррел и была Мамзель.
Она служила моделью для пластмассового символа секса, здоровья и красоты в одиннадцать футов и четыре дюйма, с размерами в 78–46–72 дюйма, ровно в два раза большего ее тела. По всем параметрам. Как бы вы ни смотрели на него, это тело выглядело так, словно женщина сама его выбрала для себя.
Она улыбалась, пока я подходил к ней. Такая улыбка обычно сопровождается вытянутыми руками и пальцами. Хотя сейчас ее руки были опущены по бокам, улыбка оставалась почти такой же яркой и завлекательной, как и в первую нашу встречу.
Это случилось всего лишь вчера утром, но так много чего произошло за прошедшие с тех пор часы, что, казалось, минуло не меньше недели. Это было в салоне шейпинга, в «Мамзель», и Лита красовалась не в бикини, а в белом закрытом купальнике.
И я вспомнил, о чем подумал, когда увидел ее в первый раз: Лита Коррел столь женственна, что в сравнении с ней большинство других женщин выглядят мужественно.
Глава 2
Когда все началось, я чувствовал себя как пакет свежих креветок, скармливаемых золотым рыбкам, которых я держу в десятигаллонном аквариуме в моей конторе в центре Лос-Анджелеса — на Бродвее между Третьей и Четвертой улицами. Туда ведет один пролет лестницы, и на ее двери из матового стекла написано: «Шелдон Скотт. Расследования». Не то чтобы я сам был расследованием, но так написано на стекле. Во всяком случае, маленькие разноцветные рыбки жадно поглощали креветок, когда зазвонил телефон.
На другом конце линии оказался Артур Джеймс Лоуренс, известный в шоу-бизнесе и в других видах бизнеса как Сказочный Лоуренс. Так его называли постоянно, даже в печати, где он появлялся довольно часто. Такое было у него дело — попадать в печать самому и рекламировать своих клиентов. Он был представителем в печати, консультантом по рекламе, создателем блестящих карьер. Как его ни называй, он был хорош в своем деле. Действительно, «сказочно» хорош.
Сказочный Лоуренс был тем парнем, который выдумал — если вы еще этого не знаете — «Великое закрытие» вместо «Великого открытия». Сочинил он это много лет назад для универсама «Уолтон», и так удачно, что «Уолтон» заработал кучу денег и на следующей неделе устроил «Великое открытие». Он же выдумал конкурс «Мисс Америка месяца», складную пластиковую «Маску славы», плакаты на воздушных шарах, которые рекламировали над городами «Шейную притирку» для больных шей, «Перерыв на мартини»… и многие другие новые штучки. Он рекламировал кинозвезд, деятелей телевидения, политиков и даже других рекламных агентов. Он был Сказочным Лоуренсом, парнем, который готов был дважды попробовать любую шутку, парнем, который мог сделать стадо слонов из любой мухи.
В данный момент Лоуренс рекламировал «Мамзель». После нескольких первых секунд знакомства он затараторил:
— Вы ведь работали на Джона Рэндольфа, не так ли?
— Верно.
Джон Рэндольф был первым среди теле— и радиокомментаторов на общенациональном уровне. Я поработал весьма интересный денек на него в прошлом месяце и получил за это чек на пять сотен — неплохой дневной заработок.
— Хорошо. Вы тот человек, который мне нужен. Вы сейчас достаточно свободны, чтобы взять работу? Для меня и «Мамзель»?
— Что за работа?
— Я совсем один, и меня окружают эти роскошные девочки. Все они выглядят так, словно попали в машину вакуумного шейпинга груди и выбрались из нее почти слишком поздно. И у нас неприятности. «Мамзель» в беде. Все ее красотки в беде. Всех их может ожидать безработица, они могут оказаться на улицах Голливуда и стать жертвами продюсеров, режиссеров и даже актеров.
— Это было бы ужасно. Я выезжаю сейчас же.
— Как скоро вы будете здесь?
— Если на мосту не будет дорожных происшествий, через двадцать минут.
— Ладно.
Мы оба положили трубки. Я был уже внизу и забирался в свой «кадиллак», когда мне пришло в голову, что Лоуренс так ничего и не сказал мне о деле. Я задумался над этим, отъезжая от обочины. Я, кажется, начал понимать, почему Лоуренса называли Сказочным.
До «Мамзель» я доехал даже быстрее, чем за двадцать минут. Салон находился на бульваре Сансет в Голливуде, в нескольких кварталах к югу от «Палладиума», и по размерам напоминал большой танцевальный зал. Приземистое белое здание, вполне современное, с ничем не испорченным фасадом, если не считать дверей из стекла и хрома в правом углу с одним словом «Мамзель», написанным поверх красными буквами высотой в фут как бы летящим женским почерком. Я оставил машину на стоянке сбоку здания, подошел к центральному входу и проник внутрь.
Я оказался в весьма своеобразной приемной. У стены справа стоял бледно-зеленый диван, два стула блестящего «золотого» цвета и маленький золоченый столик. Ковер на полу выцвел и стал из кофейного бледно-молочным. Три остальные стены состояли из сплошных зеркал от пола до потолка. В середине комнаты — белый письменный стол, столь утонченный и ажурный, что походил на закуску для пары термитов. За столом же сидела, взмахивая ресницами, рыжеволосая красотка в ядовито-зеленом платье. Дамочка, по всей видимости, выполняла здесь роль секретарши.
Понадобилось время, чтобы мои глаза привыкли к слабому освещению комнаты, но гораздо больше времени понадобилось бы для того, чтобы мои глаза привыкли к блондинистой красотке. Она была одной из тех девиц, о которых мне говорил Лоуренс; из тех, что застряли в бюстостроительной машине.
Когда я остановился у двери и посмотрел на нее, она лучезарно улыбнулась и произнесла: «Привет». Потом встала и сделала шаг ко мне.
Ну, это уже было почти чересчур. Если иметь в виду зеркальную стену сзади нее, отражающую каждую подробность ее фигуры со спины, и меня, наблюдающего за каждым ее движением спереди, она, казалось, одновременно приближалась ко мне и как бы отступала от меня, пытаясь при этом еще и двигаться боком. Она выглядела так, словно и дыхание могло оставить на ней синяки, но одновременно так, как если бы она могла забраться на Эверест, даже не запыхавшись. Короче, она выглядела стопроцентно здоровой, полной жизни — в каждой своей клеточке и каждом покачивании бедер, и все-таки мягкой, нежной и восхитительно женственной.
Остановившись в непосредственной близости от меня, она проговорила:
— Вы ведь Шелл Скотт, не так ли?
— Да, а вы, должно быть, Мамзель?
— О Боже, нет! — Она радостно рассмеялась. — Но все равно благодарю за комплимент. Меня зовут Диди, мистер Скотт.
— Шелл. Зовите меня Шелл. Откуда вы знаете, кто я такой?
— Лоуренс предупредил меня, что вы должны появиться, и объяснил, как вас можно узнать. Правильнее было бы сказать, что он попытался описать вас. Ваша внешность подавляет, знаете ли.
— Вот как?
— Конечно. Пойдемте, я вас провожу.
Она взяла меня за руку и потянула за собой, но через несколько шагов повернула меня ко всем этим зеркалам. Я мог видеть себя с трех сторон, лишь слегка поворачивая голову, и мой собственный вид вызвал у меня неприятное впечатление.
Мало того что во мне шесть футов два дюйма, если мерить меня в одних носках, и что я вешу двести пять фунтов, в которых почти невозможно найти жира, мои коротко остриженные волосы совершенно белые. Вернее, они блондинисто-белые, но кажутся абсолютно белыми на фоне моей загорелой кожи. Такого же цвета у меня и брови, которые стоят «домиком» над моими серыми глазами и о которых злословы говорили, что эти четыре брови были случайно собраны не на той голове. Лично я считаю их весьма лихими, поскольку мне все равно от них не отделаться, как и от носа, который однажды был сломан и затем подрихтован не совсем ровно. К тому же мне не хватает маленького кусочка на верхушке левого уха, задетого пулей одного мазурика. Но кто смотрит мужчине на уши? Моя внешность — главная помеха в моей работе частного сыщика. Мне не так-то просто скрыться в толпе. Мне легче было бы спрятаться среди бетономешалок или посреди дорожно-транспортного происшествия.
У меня крепкие зубы, но они, казалось, закачались, когда я улыбнулся самому себе. Я-то хотел улыбнуться победно, но получилось довольно потерянно.
Рядом со мной Диди проговорила:
— О Боже, какой вы очень большой!
Я еще немного глупо поулыбался самому себе:
— Зеркала-зеркала, кто красивей из всех слюнтяев? Но хватит. Я должен встретиться здесь с Лоуренсом. Где он?
Диди показала рукой на дверь, так тщательно упрятанную в зеркальной стене, что различить ее можно было только по розовой ручке размером с гроздь винограда.
— Нужно войти сюда, и с другой стороны холла увидите дверь, на которой написано: «Мамзель». Он там.
— Ага! Теперь-то мы узнаем всю правду. Выходит, Сказочный Лоуренс — это Мамзель? Она хихикнула:
— Не совсем так. Просто он сегодня пользуется ее кабинетом. Мамзель — Лита Коррел, и она совсем не похожа на Сказочного Лоуренса, который, кстати сказать, уже, наверное, думает, куда вы запропастились. — Тут она улыбнулась очень приятной улыбкой. — Мне не хотелось бы, чтобы вас уволили.
Я поблагодарил ее за работу, подошел к двери, повернул розовую гроздь и прошел в холл за зеркалом.
* * *
По периметру холла было несколько дверей справа от меня и две двери — посредине стены слева. По-видимому, справа находились офисы салона «Мамзель», за ними расположилась автостоянка, а двери слева вели в сам салон: с его аппаратами, тренажерами, парными кабинками, всем тем оборудованием, которое служило улучшению фигур клиенток. Из-за левой стены доносились мягкие звуки и приятно ласкали мои барабанные перепонки. Я не знал в точности, что означали эти звуки, поэтому дал волю своему воображению.
Тут я увидел слово «Мамзель», выписанное женским почерком красными буквами на двери справа, — миниатюрное повторение надписи над входной дверью снаружи. Я постучал, и мужской голос пригласил:
— Входите, входите.
Я вошел в кабинет. Мужик уже обходил белый письменный стол, женственный, как фальшивые ресницы, протягивая мне руку. Комната была выдержана в пастельных тонах: бледно-голубые стены, розовые стулья и другие предметы. В таком окружении Сказочный Лоуренс выглядел совершенно нелепо.
Я узнал его по тем фотографиям, которые появлялись в газетах. Сильное лицо, не очень привлекательное, но мужественное, с резкими чертами. Каштановые волосы, чуть тронутые сединой, хоть он и выглядел слишком молодым для седины. Его брови лежали прямыми темными линиями над его карими глазами, которые впились в мои зрачки, когда он ухватил мою руку и твердо пожал ее. Он был чуть ниже шести футов, мощно сложенный, но не толстый.
— Вы — Шелл Скотт?
— Верно. Мое почтение, мистер Лоуренс. Он подвел меня к белому письменному столу, указал на розовый стул рядом с ним и проговорил быстрым стаккато:
— Садитесь сюда. Скотт. Так я постараюсь сразу определить, насколько вы круты. В действительности стул гораздо крепче, чем кажется. Он даже может выдержать ваш вес.
Он таки выдержал. Лоуренс сел за стол и спросил:
— Вы готовы начать работать на нас уже сегодня утром?
— Если я возьмусь за дело. Какие у вас проблемы?
— Проблем хватает. Разрешите мне обрисовать подоплеку. «Мамзель» — это цепь салонов шейпинга, самое крупное имя в этом бизнесе. Лита Коррел — первоначальная Мамзель, обладательница наибольшего пакета акций и основательница компании «Мамзель» — наняла меня, чтобы сделать ее имя еще известнее. Пока в сети семь салонов, а в понедельник откроются еще три. Завтра в имении Хорэйшио Адера в три часа дня состоится большой прием и коктейль с журналистами, телекамерами и тому подобным, который положит начало самой широкой рекламной кампании, которую я когда-либо организовывал. Как вы понимаете, тут не место для неприятностей с «Мамзель». Пока все ясно?
Он поднялся, отошел от письменного стола, вернулся к своему стулу и присел на его краешек. То ли в нем было так много энергии, что она неудержимо сочилась из него, то ли у него были слишком тесные трусы.
— Все пока ясно, — откликнулся я. — Что за неприятности?
— Их несколько. В том-то, черт побери, и беда. Погибла одна женщина — это, пожалуй, самое худшее. Но… Я расскажу все в хронологическом порядке. Во-первых, у нас возникли трудности с Роем Тоби. Это не все, но достаточно для начала.
— Да уж, неважное начало.
— Верно, неважное. И первое из пожеланий: сделайте так, чтобы оно не стало еще хуже. Я пригласил вас, уяснив из передачи Рэндольфа на прошлой неделе, что вам Тоби нравится не больше, чем мне, и что вы его не боитесь. Вы даже находитесь в состоянии войны с ним, не так ли?
— Примерно. Но пока что обходимся боксерскими перчатками. До крови еще не дошло.
— Если вы будете работать на нас, вам, вероятно, придется снять эти перчатки.
— Отчего же нет?
— Хорошо. Но единственное, что я знаю о вашей стычке с Тоби, — это то, что было сообщено Рэндольфом. Может быть, вы расскажете мне всю историю?
На самом деле ничего особенного не случилось. Рой Тоби был одним из крупнейших мафиози на Западном побережье. Гангстером, который занимался созданием империи ублюдков из тех, кто готов зарезать собственную бабушку или застрелить кого-нибудь из-за угла. Он возглавлял одну из самых грязных, порочных и опасных банд, которая когда-либо существовала в Южной Калифорнии. Тоби следовало бы давно изъять из обращения, но если не считать одного осуждения на срок от одного до десяти лет, — а отсидел он только тринадцать месяцев в тюрьме Квентин, — он проживал на воле, и его даже не очень преследовали правоохранительные органы.
Рэндольф был из тех парней, кому не нравилось, что Тоби находится на свободе. По крайней мере, в последние два месяца Рэндольф преследовал Тоби по пятам и вполне мог организовать своему «подопечному» крупные неприятности. «Новости и комментарии Джона Рэндольфа» смотрели в полсотне миллионов семей, если верить рекламе передачи. И в русле кампании по разоблачению наиболее неприглядных сторон деятельности Тоби Рэндольф нанял меня на сутки следить за Тоби в надежде, что я разнюхаю какие-то сведения, которые он мог бы использовать в своей субботней передаче. Даже то немногое, что мне удалось узнать, весьма порадовало Рэндольфа.
Вечером в прошлую субботу Рэндольф процитировал в своей телепрограмме несколько строк из моего донесения. Дело не в том, что мои донесения хорошо написаны, но Рэндольф процитировал добытые мною сведения буквально. Он сказал: «Я цитирую донесение, переданное мне мистером Шелдоном Скоттом, известным местным детективом: „Могу свидетельствовать, что шестнадцатого числа сего месяца Рой Хоскинс Тоби, иначе известный как Малыш Тоби, встретился с Мэнни Куном по прозвищу Хей-Хей, неофициальным гробовщиком банды Джека Спрэтта, и с Полем Кохеном по прозвищу Мороженый, мошенником, отсидевшим два срока в Квентине за подделку чеков. Все трое отправились на охоту. Рой Хоскинс стрелял из винтовки 30-го калибра и из автоматического пистолета 45-го калибра, который он неожиданно достал из-под своего пиджака. Весьма вероятно, что эти громилы охотились на кроликов с винтовками 30-го калибра, автоматическими пистолетами 45-го калибра и ружьем 12-го калибра только потому, что у них не было с собой автоматов. И пока Тоби стрелял только по кроликам и попадал в воздух, могу биться об заклад, что он просто тренировался для стрельбы по людям“».
Рэндольф прокомментировал это в том духе, что Тоби освобожден условно-досрочно, но общается с известными преступниками, владеет оружием и стреляет из него, что является вопиющим нарушением условного освобождения. Рэндольф подробно остановился на этом вопросе и спросил, почему это Тоби все еще пребывает среди добропорядочных мужчин и женщин на улицах Лос-Анджелеса.
Я объяснил Лоуренсу, каким образом я проделал эту работу для Рэндольфа, и добавил, что на следующий день после его телепрограммы, то есть в прошлое воскресенье, ко мне заявились двое подручных Тоби и предупредили, что мне следует утратить всякий интерес к Тоби, если только я не хочу потерять всякий интерес и навсегда. Потом я спросил:
— А какие неприятности доставляет он вам?
— Он хочет большую часть прибыли «Мамзель» и готов платить за это из расчета один цент за доллар. Иначе… Вы знаете, как он действует.
— Ага, с помощью затупленного ножа и без всякой анестезии. Без анестезии, если не считать таковой удар дубинкой по голове. Кто объявил вам ультиматум?
— Около трех недель назад Тоби явился собственной персоной и объяснил, что он особенно заинтересован в «Мамзель», поскольку контролирует спортивный зал «Джейсон Флис». Я и не знал, что он связан с этим спортзалом, а вы?
— Я знаю, что он вложил деньги во «Флис». Может, он влез в это дело так же, как пытается влезть в «Мамзель». В спортзале у него даже свой кабинет…
* * *
У Джейсона Флиса была фигура ставшей явью мечты девяносташестифунтового слабака. Однажды он даже был претендентом в конкурсе на звание «Мистер Вселенная», после чего и открыл свой спортзал в Голливуде. Вскоре после его открытия — может, и до, это мне неизвестно, — Рой Тоби оказался связан с этим заведением. Зал Джейсона Флиса, можно сказать, был мужским вариантом «Мамзель».
— Может, — заметил я, — Тоби пытается завладеть монополией на тела, так сказать, завладеть мясным рынком?
— Может быть. Во всяком случае, он не стал распространяться насчет «а иначе будет плохо». Но он сумел довести до моего сведения, что большие неприятности ожидают всех связанных с сетью «Мамзель», если мы не сделаем его капитаном команды.
— И он вовсе не пытался выглядеть шутником, верно? — подсказал я. — Что вы хотите от меня? Требуется его подстрелить?
Лоуренс ухмыльнулся, показав кривоватые белые зубы.
— Я хочу, чтобы вы убедили Тоби, если сможете, что с его стороны было бы неблагоразумно беспокоить людей, связанных с «Мамзель». Что он поступит разумно, если забудет, что когда-либо слышал о «Мамзель». Другими словами, убедить его, что ему следует бросить ночные грезы о куче фигуристых женщин и оставить нас в покое. Как вы думаете, вам это по силам?
— Я могу попытаться. Но ведь даже множество силачей в спортзале Джейсона Флиса не помешали ему заиметь участие в тамошних прибылях. Я хочу сказать, что я ведь не могу просто подстрелить его или зайти в его логово и дать ему по морде. Но я могу навестить его и сообщить, что вы не собираетесь уступать ему и что я на вашей стороне.
— Хорошо. Это именно то, чего я от вас хочу. — Он выдержал паузу. — О\'кей. С Тоби все ясно. Теперь поговорим о еще большей неприятности. Сегодня рано утром женщина по имени Зоу Авилла была найдена в неглубокой могиле в нескольких милях от города. Полиция произвела обыск в ее доме и обнаружила там некий список, в котором фигурируют почти все люди, связанные с «Мамзель». Поэтому полиция сразу же явилась сюда.
— Что это за список?
— Не знаю. Полиция спросила меня, что это за список. Судя по их поведению, можно подумать, что это я убил ее. Во всяком случае, Скотт, в связи с началом нашей рекламной кампании мы нуждаемся в срочной помощи. Я хочу знать, каким образом эта женщина была связана с «Мамзель», если она вообще была связана, и что означает этот список со всеми нашими именами, включая мое. Я ведь даже никогда не слышал о ней. Такова суть дела. Возьметесь?
— О\'кей. — Мы договорились о моем гонораре, потом я спросил:
— Кто-нибудь знал эту Авилла? Он покачал головой:
— Во всяком случае, никто не признался, что знал ее. Он встал, дошел до середины комнаты и вернулся к своему стулу, но на этот раз не стал садиться.
— Вы понимаете, как отразится даже малейшая неприятность на нашей рекламной кампании? Последствия могут быть разорительными. Кампания обойдется в миллион долларов, но не принесет и цента, если нас замарают.
— Вернемся на минутку к Тоби. Он хочет войти в долю? Или он упомянул контрольный пакет акций? Как именно обстоят дела?
— Он не упомянул никакой цифры. Даже смешно. — Лоуренс снова сел. — Тоби, должно быть, узнал о подготовке большой кампании, да она и не составляет секрета. Он явился сюда и беседовал со мной минут десять — пятнадцать. Собственно, он только сказал, что мы станем партнерами. При этом никаких условий мы вообще не оговаривали. Он дал мне одну-две недели на то, чтобы привыкнуть к этой мысли, ибо он, видишь ли, предпочитает обделывать такие дела втихомолку. И без насилия.
— Кто сейчас участвует в прибылях?
— Чего?
— Кто владеет «Мамзель» — имя, количество акций и тому подобное. Кто получает доходы?
— Ах это… Лите принадлежит шестьдесят процентов. Мне — двадцать. Лита позволила мне выкупить акции, к счастью, до начала кампании. Но стоили они мне довольно дорого. Остальные двадцать процентов принадлежат в различных долях работающим в фирме десяти девушкам. Девушкам «Мамзель». И Диди.
Мы поговорили еще несколько минут, но он мало что мог добавить к сказанному. Я поднялся и проговорил:
— О\'кей, Лоуренс. Я поразнюхаю немного и свяжусь с вами.
* * *
Зазвонил телефон. Лоуренс снял трубку, поздоровался, потом нахмурился: «Кто во Флориде?» Кивнув, он взглянул на меня, состроил гримасу, приставил указательный палец к виску и покрутил большим пальцем так, словно хотел выбить себе выстрелом мозги. Это был междугородный звонок. В следующую секунду он изобразил жуткую ухмылку и сказал: «Гарри, старина, как ты поживаешь, парень? Да? Рад тебя слышать, Гарри». Он посмотрел на меня с кислым выражением лица и медленно покачал головой из стороны в сторону. Я понял, что не так-то уж он и рад этому Гарри. Я махнул Лоуренсу рукой и вышел.
Когда я выехал с автостоянки около «Мамзель» и направился по бульвару Сансет в сторону центра, синий «крайслер-империал» на другой стороне улицы отъехал от обочины и включился в поток машин позади меня. Заметил я его только потому, что «империал» — привлекательная машина и я всегда восхищался ее линиями. Но «империал» держался сзади на одинаковом расстоянии как привязанный, хоть я и менял пару раз полосы движения.
Я пока не поддавался подозрениям, но по привычке свернул направо с шоссе, не доезжая центра города. Только чтобы посмотреть, что сделает парень в «империале».
Он последовал за мной.
Впереди на перекресток выходило складское здание, из-за которого не была видна улица справа. На углу стоял знак «Проезд без остановки запрещен». Бросив взгляд в зеркало заднего вида и заметив, что «империал» держится примерно в квартале сзади, я нажал на газ и быстро набрал скорость. Проскочив знак и не останавливаясь, повернув направо, я врезал по тормозам и, проехав юзом, остановился.
«Империал» тоже с ходу проскочил поворот, пошел юзом и завернул направо на визжащих шинах. Его водитель был захвачен врасплох. Заметив мой «кадиллак», он попытался остановиться, потом передумал, нажал на газ и промчался мимо меня до следующего перекрестка, завернул за угол и исчез. Но я успел разглядеть его, когда он проскочил мимо. Судя по тому, как он плохо умещался на сиденье, это был здоровенный мужик. Выглядел он неплохо, его даже можно было назвать красивым. Я отметил резкие черты лица и темные волосы. Раньше я никогда его не видел.
Но судя по всему, мне предстояло еще не раз с ним встретиться.
Глава 3
Я подъехал прямо к зданию полицейского управления, оставил машину на стоянке и поднялся на лифте на третий этаж. В комнате номер 314 отдела по расследованию убийств я застал капитана Сэмсона за изжевыванием длинной черной незажженной сигары и тупым разглядыванием бумажек, разложенных на его письменном столе. Сэм большой, мощно сложенный мужик, твердый как скала, с острыми карими глазами, серо-стальными волосами и подбородком, похожим на булыжник. Когда я вошел, он поднял глаза и проворчал:
— Ну, которого из твоих клиентов укокошили на этот раз?
— Не клиента, Сэм. Укокошили девицу по имени Зоу Авилла.
— Каким образом ты узнал об этом?
— Я сейчас представляю интересы фирмы «Мамзель». И ее обалденных красоток.
На его розовом, чисто выбритом лице появилось выражение отвращения.
— «Мамзель», вот как? Все эти женщины! Спорю, что ты приплатил, только чтобы получить у них работу! — Сэм покачал головой. Он честно делал карьеру полицейского офицера, протрубив восемнадцать лет в полиции, из них тринадцать — в отделе по расследованию убийств. — Никакой тайны в отношении этой Авилла нет. Мы мало что знаем о ней, не считая того, что она мертва.
— Как она была убита?
— Задушена. Кто-то схватил ее за горло и удушил насмерть. Медэксперт делает вскрытие, может, уже закончил его.
— Задушена? Наверно, виновата страсть, внезапный позыв к убийству?
— Может быть. Не всегда все бывает так чисто. Ты делаешь слишком поспешные выводы.
— Кто? Я? Сэм, ты же знаешь, что я принадлежу к роду Шерлоков Холмсов. — Он фыркнул, а я спросил:
— Есть какие-нибудь зацепки?
— Разве что одна. Запонка. — Он набрал номер на телефоне и буркнул в трубку:
— Джо, принеси, пожалуйста, эту запонку.
— Как вы узнали, кто она такая?
— У нас имелись ее отпечатки пальцев. Она была осуждена в Лос-Анджелесе.
— За что?
— У нее были две отсидки от одного до десяти в тюрьме Техачапи по пятьсот восемнадцатой статье. Когда мы узнали ее имя, нетрудно было найти и ее местожительство. Однако нам повезло, что удалось сделать это так быстро.
— Как давно она была осуждена?
Сэм ответил, и в переводе с его жаргона выходило, что восемь лет назад Зоу Авилла отсидела в Техачапи два года по приговору от одного до десяти за шантаж, ибо под номером 518 в Уголовном кодексе Калифорнии фигурирует статья, определяющая наказание за вымогательство.
— Когда ее убили, Сэм?
— Похоже, что прошлой ночью. Хочешь взглянуть на нее?
— Да. Кроме того, я хочу посмотреть на то место, где ее нашли.
Он сообщил мне расположение захоронения и добавил:
— Рано утром пара пацанов отправилась на велосипедную прогулку и нашла ее — они увидели могилку с торчащими из нее пальцами. Кажется, кто-то слишком торопился похоронить ее. Это место недалеко от города.
* * *
В кабинет сунулся полицейский, положил что-то на стол и вышел. Сэм подтолкнул предмет в мою сторону и сообщил:
— Одна запонка. Ее нашли рядом с могилой. Я поднял ее. Большая и тяжелая, размером с квадратный дюйм, по-видимому из чистого серебра, с оттиском в виде молний. Я положил вещицу обратно на письменный стол и проронил:
— Одним из моих клиентов является Лоуренс, «сказочный» агент по связям с общественностью.
— Ага. Мы разговаривали с ним сегодня утром. Производит такое впечатление, словно у него задница чешется и муравьи в штанах.
— Именно так. Причем муравьи крупные. И он сказал мне, что в комнате покойной был найден листок бумаги с именами множества людей, связанных с «Мамзель». Что это за бумага?
— Вот она. — Сэм выбрал среди лежащих перед ним на столе листков один и протянул мне.
Это была копия бумаги, найденной в комнате убитой. На одной стороне листа карандашом были выписаны несколько имен с цифрами напротив. Первым значился Лоуренс. Рядом с ним фигурировала цифра «5». Вторым шел Хорэйшио, также с цифрой «5». Дальше следовали три имени и цифры: «Эд… 10», «Фелика… 2» и «Джеддер… 1». Под цифрами была подведена черта и проставлена сумма «23». Она была перечеркнута, и рядом была выписана цифра «25».
Ниже на листе были написаны названия городов со следующими за ними цифрами: «Голливуд — 5000», «Сан-Франциско — 2000», «Филадельфия — 3000», «Чикаго — 3000», «Даллас — 4000», «Нью-Йорк — 4000» и «Майами — 2000». Справа внизу листа была написана сумма «23000», а под ней — цифра «1150000». В самом низу страницы жирными печатными буквами было написано: «Корона… 50000». Это было все.
Когда я поднял на него взгляд, Сэм проронил:
— По словам Лоуренса и этой женщины из «Мамзель»…
— Литы Коррел?
— Ага. Они говорят, что имена — кроме Лоуренса и названий городов — это Хорэйшио Адер, Билл Эдамс из рекламного агентства, скульптор Огюст Фелика и фотограф Арт Джеддер. Все они заняты рекламой «Мамзель».
Сэм достал из кармана большую деревянную спичку и поскреб ею по низу столешницы. В этот момент зазвонил телефон. Он снял трубку и проворчал:
— Да. О\'кей. Да, похоже на то. Кстати, у меня тут Скотт, да, Шелл Скотт. Ага, он желает взглянуть на нее. — Положив трубку, Сэм сказал мне:
— В морге тоже думают, что она была убита вчера вечером, вероятно часов в шесть-семь. Время обеда — ее желудок был почти пуст. Кроме того, что ее удушили, у нее обнаружили легкое сотрясение мозга. Ты можешь взглянуть на нее, если хочешь, — вскрытие закончено.
Он скребанул спичкой снизу столешницы, приставил огонек к концу своей сигары и затянулся. Облако ядовитого дыма настигло меня по другую сторону письменного стола.
Я кашлянул и прикрыл глаза ладонью:
— Сэм, я ничего не вижу. Где ты, Сэм? Не пускай дымовую завесу. Не води за нос….
— Я выведу тебя отсюда, дав тебе под зад коленкой, — проворчал он. — Что ты собираешься делать по этому поводу? Ты же видишь, что напрасно теряешь время, делая то, чем уже занимается полиция.
Я ухмыльнулся в ответ и заметил:
— Поскольку вашей главной уликой является эта запонка, я поищу того, кто носит вторую. Очень возможно, что он похоронил эту женщину и, значит, виновен в ее убийстве. Другими словами, я отправлюсь на улицы Лос-Анджелеса в поисках недостающей запонки, загадочного звена в деле превращения обезьяны в человека, то есть, тьфу ты, Хорэйшио Адера — в женщину…
Он слабо улыбнулся, покачал головой и устало проронил:
— Это должно было случиться. Однажды это должно было случиться. Шелл Скотт ищет пропавшее звено. Что за детектив! Что за заголовок! Что за бардак! Убирайся отсюда и дай копу заняться делом.
У выхода я обернулся. Сэм улыбался неизвестно чему и тряс головой. Время от времени из-под его грубоватого, крутого облика проглядывал очень привлекательный и добрый парень.
* * *
В морге я не стал особенно задерживаться. Всегда стараюсь недолго там находиться. Тут не постоишь в приятной расслабленности. Служащий морга Эмиль имел вид человека, застрявшего в прошлом, но в целом он вежлив, сноровист, спокоен, хоть и несколько холоден. Эмиль, как часто мне казалось, постоянно прислушивается к неким звукам или словам, которых не слышит никто, кроме него.
Он приветствовал меня по обыкновению учтиво, и после того, как я сказал, что хотел бы взглянуть на «покойную» Авилла — ни разу не слышал, чтобы он пользовался словами «мертвый» или «труп», — он провел меня через морг к одному из длинных столов на колесиках. Тело было скрыто под розовой простыней, но с краю высовывались обнаженные ступни с картонкой, привязанной к большому пальцу правой ноги. Подумать только, они действительно привязывают этикетки к ноге покойного. Я встал с одной стороны стола, а с другой стороны Эмиль аккуратно стянул ткань с ее лица и плеч.
У нее было суровое выражение. Даже в смерти ее лицо выглядело непреклонно и жестко. При жизни она, возможно, была довольно привлекательна, но трудно сказать наверняка: когда человека душат, он лишается обычно даже хорошего цвета лица. В морге сделали все, что могли, но труп Зоу Авилла оставался все же неприглядным зрелищем. Я кивнул Эмилю, и он снова накрыл ее простыней. Я спросил:
— Ты помнишь ее данные, уже не имеющие значения?
Он мягко кивнул, не глядя на меня. Он, казалось, слушал свою потустороннюю музыку. Или, может, разговор? Наконец, возможно, просто некий волосок щекотал внутренности его уха. Помолчав, он проговорил:
— Пять футов один дюйм, сто два фунта, около сорока лет, каштановые волосы и карие глаза, шрам после операции по поводу аппендицита. Маленькая, худенькая женщина, лишь немного лишнего веса. Легкая, без особых затруднений жизнь.
Некоторые люди могут цитировать по памяти котировку акций на бирже, другие запоминают счет матчей на чемпионате по бейсболу. А Эмиль изучал покойников. И его хобби совпадало с его работой. Он поджал губы, чуть повернул голову в сторону, словно хотел прислушаться получше к самому себе, и наконец выдал окончательную оценку Зоу Авилла:
— Одежда у нее дорогая, но выглядела дешево.
Забавно, если задуматься, как это, видимо, часто делал Эмиль, что некогда живая личность смылась из тела в неизвестном направлении, а эмилям, полицейским, частным сыщикам и всяким прочим остается лишь делать выводы из оставленного мусора, из пищи червей, удобрения почвы. Подарка уже нет, остается смотреть только на смятую обертку. По мнению Эмиля, одежда имела важное значение. И если он не одобрял «дорогую, но выглядевшую дешевой одежду» Зоу, это кое-что говорило мне о самой Зоу.
Я получил у Эмиля фотографию мертвой Зоу, поблагодарил его и откланялся. Когда я уходил, он стоял, прислонившись к стене и глядя в пол. Казалось, он все еще прислушивается. Это вызвало у меня жуткое ощущение. Но вскоре я был уже снаружи, на солнышке.
Забравшись в «кадиллак», я промчался по автостраде до поворота на Санту-Ану. В четырех милях впереди, по словам Сэма, находилось место, где нашли тело Зоу. Я спокойно рулил, ни о чем особенно не думая, когда мне в голову пришла мысль: кто-то сидит у меня на хвосте. Я не знал, откуда или почему эта мысль возникла. Может, вроде Эмиля, я прислушивался и подцепил что-то краем сознания. На сей раз речь уже не шла о синем «империале». Нигде не видно было подобной машины.
Автострада почти всегда заполнена транспортом, и сегодняшний день не был исключением. Машины постоянно меняли полосы, разгонялись или тормозили сзади меня. Я перестроился на крайнюю правую полосу и резко снизил скорость. Ничего особенного не произошло. Несколько машин, естественно, обогнали меня. Но любой, кто мог преследовать меня, мог сообразить, что следить можно почти также легко спереди, как и сзади. Меня охватила тревога. Дважды за одно утро — это уже слишком. Я продолжал катить по автостраде и ощущал, как рядом со мной катит Беда, как прицеп на длинном тросике…
Я повернул направо на улицу Эмерод. Когда я добрался до пустынного участка, о котором мне говорил Сэм, через полмили дальше по улице, за мной ехали три машины. Я съехал на обочину. Справа от меня раскинулось двадцать или тридцать акров, покрытых желтой травой и местами кустарником. Где-то здесь находилась могилка, в которой была найдена Зоу Авилла.
Я вылез из машины с левой стороны, прислонился к дверце и проследил за проезжающими мимо машинами. Мои руки были сложены на груди — правая рука сжимала под пиджаком шероховатую рукоятку кольта 38-го калибра, уютно устроившегося в подмышечной кобуре.
Первым проехал новехонький «форд». Его вел мужчина средних лет. Он бросил на меня короткий взгляд и опять уставился вперед. Вторым был старый зеленый «плимут»: в нем за город, похоже, выбралась семья — трое детей, мужчина и женщина. Последним был довольно новый — не старше одного года — кремово-серый «бьюик» с белыми боковинами на шинах. В нем сидели трое мужчин, и, как ни странно, все трое в этот момент смотрели влево, отвернув лица от меня, когда проезжали мимо.
Я повернулся спиной к дороге, обошел свой «кадиллак» и прошагал около полсотни ярдов. Могилу было нетрудно обнаружить. Рано утром здесь побывала полиция, сделала свое дело и убралась. Вероятно, целая команда полицейских находилась поблизости, но я никого не заметил. Что и естественно. Их наверняка проинформировали о моем предстоящем появлении здесь с тем, чтобы они не пытались задержать меня. Могила представляла собой неглубокую ложбинку не более двух футов глубиной, столько же шириной и шести футов длиной.
Я огляделся. Пустырь был практически не заселен. Отсюда виднелись три дома, а значит, и обитатели этих домов могли видеть меня. Но все это сейчас не имело значения. Это означало только, что прошлой ночью тело Зоу Авилла было захоронено весьма поспешно.
Вот, пожалуй, и все, о чем могло поведать мне место захоронения. Очень скоро ветры и дожди сотрут последние следы могилы, и не останется даже воспоминания о том, что жестоко убитая женщина была закопана здесь. Я пожал плечами и вернулся к своей машине.
По дороге обратно к «Мамзель» я не заметил ни кремово-серого «бьюика» с белыми боковинами шин, ни синего «империала», никаких признаков хвоста. Но все-таки я не мог отделаться от неприятного ощущения, навеянного видом Эмиля и тем, как он склоняет голову набок, прислушиваясь, видом неглубокой могилы и мыслью о холодных ветрах, овевающих заледеневшую щеку в глухой ночи.
Глава 4
Я постепенно погружался в то настроение, когда мог бы насмерть перепугаться даже при виде мыши, но тут я увидел здание «Мамзель» и почувствовал себя спасенным. «Мамзель» было таким заведением, которое вызывало в мужчине только одно чувство, и оно не имело ничего общего с холодными ветрами, а скорее походило на горячее дыхание, обжигающее мочки ушей.
Припарковавшись, я вошел в приемную, и передо мной снова возникла Диди.
— Приветик! — весело воскликнула она.
— Конечно, вы смотритесь весьма живописно, — бросил я. — А вот что вы умеете делать?
— Ха, можете попробовать! — Она подняла пальцы над клавишами пишущей машинки, стоящей перед ней, повернула голову ко мне, зажмурилась и сказала:
— Продиктуйте что-нибудь.
— О\'кей, — откликнулся я. — Как насчет убийства, дорогая?
Она хихикнула, а я продолжил:
— Уважаемый сэр или мадам. Не заинтересует ли вас изобретение века? Оно будет вашим всего лишь за какие-то центы в день. Посылайте четырнадцать сотен центов каждый день в течение восьми месяцев Шеллу Скотту по адресу: «Гамильтон-Билдинг, Лос-Анджелес». — Я произнес еще один абзац бессмысленности и замолк.
Пальцы Диди порхали по клавишам, ее глаза были все еще зажмурены, и выглядела она чертовски обольстительно. Остановившись, она открыла глаза, поморгала ими в мою сторону и сделала большой вдох.
— Готово, — гордо проговорила она. — Ну разве я не талантлива?
Я пересек комнату и взглянул над ее плечом на лист белой бумаги, вставленный в машинку. На нем было напечатано: «дутутег гкгхгхф дхдхддхттт» и тому подобное несколько раз.
Она надула губы:
— Вы подглядываете.
— Ага. Мы оба смошенничали. Я ведь тоже ничего не изобретал. — Я погладил ее по голове, вышел из приемной и через холл добрался до кабинета Лоуренса.
Когда я вошел, он проговорил:
— О, еще раз здравствуйте, Скотт. Что вы узнали? Ничто не остановит завтрашнее начало нашей кампании? Если что-нибудь пойдет не так…
— Не паникуйте. Полиция не планирует закрытия ваших заведений. Она даже знает не больше, чем мы.
— А что насчет наших имен в каком-то там списке? Я достал ксерокопию из кармана пиджака:
— Вот найденный ими список. Кстати, где расположены заведения «Мамзель»?
— На сегодня их семь: здесь, в Голливуде, плюс в Нью-Йорке, Майами, Чикаго, Филадельфии, Сан-Франциско и Далласе. В понедельник мы открываем отделения в Новом Орлеане, Питтсбурге и Детройте. Почему вы спросили?
— В Короне нет? Он покачал головой:
— Нет. Слишком маленький городишко.
— Никаких связей с этим городом?
— Никаких. Но почему вы спрашиваете? Я показал ему ксерокопию.
— Видите, внизу страницы, Лоуренс. Тут сказано: Корона. Это вам что-нибудь говорит?
Он внимательно рассмотрел страницу, потом медленно потряс головой:
— Ага-ага… Это небольшой городок около Риверсайда. — Он снова скосил глаза на лист и нахмурился:
— Для чего эта женщина составила такой список? Что он означает?
— Попробуйте сами мне это объяснить.
Он еще долго изучал список, потом взглянул на меня.
— Нет, это уж вы мне скажите, Скотт. — Он показал свои кривоватые зубы в усмешке. — Для этого вас и наняли, помимо всего прочего. Она перечислила здесь названия всех городов, в которых уже существуют отделения. А также имена большинства из тех, кто занят рекламой. В том числе и мое.
Он, собственно, повторил информацию, которую дал мне Сэмсон, а именно что Джеддер, Хорэйшио, Эдамс и Фелика были соответственно фотографом, модельером, главой рекламного агентства и скульптором, которые в последние месяцы были заняты подготовкой рекламной кампании. Лоуренс дал мне приблизительные описания всех этих субъектов и выполняемой ими работы, потом написал что-то на листке бумаги и протянул его мне.
— Здесь адреса указанных людей. Поговорите с ними как можно скорее. Весьма вероятно, что полиция уже опросила их, но вы, может быть, узнаете кое-что новенькое. — Он помахал ксерокопией. — Вам это нужно?
— Пожалуй, я оставлю это у себя. — Я забрал у него ксерокопию и спрятал в карман пиджака. — Я повидаю этих людей, потом нанесу визит Тоби.
— Хорошо. Кстати, мне только что звонили из агентства Эдамса, которое ведет наши счета. Там побывали полицейские, и одна из служащих вспомнила нечто необычное. Может, это поможет?
— Что именно она вспомнила?
— Кто-то из их агентства обзвонил все отделения «Мамзель», кроме здешнего, — в Нью-Йорке, в Майами и так далее. Один счет за эти разговоры составил кругленькую сумму. При этом задавалась куча дурацких вопросов, которые не могут представлять никакого интереса для рекламного агентства. Я только что убедился в этом, связавшись по телефону со всеми отделениями.
— Вопросы касались «Мамзель»?
— Вот именно. Объем бизнеса, расходы и тому подобное.
— Кто звонил?
— Женщина, назвавшаяся Ферн Глэдд. В агентстве действительно работает некая Ферн Глэдд, но она уверяет, что никуда не звонила.
— Я это проверю.
Я уже шел к двери, когда он сказал:
— Вы еще не знакомы с девушками «Мамзель»?
— Нет.