Мери оказалась рядом со мной.

— Вы с Халфордом? — деловито поинтересовался я. — Если да, то я исчезаю.

— Нет. Мы с ним едва знакомы. — Она легонько коснулась моей руки. — Не исчезайте.

Халфорд с Эриком пошли занимать очередь в буфет, и я последовал за ними. К счастью, неожиданно оказав мне таким образом любезность, Халфорда по дороге перехватила некая миссис Мерривел, дама неопределенных лет, чей возраст, впрочем, можно было без труда определить. Крутые завитки челки прикрывали морщины на ее лбу. Две глубокие складки, пролегавшие между уныло-длинным носом и ярко накрашенными губами, замаскировать не удалось. Беспокойные карие глазки буквально впивались в собеседника. Пронзительный от природы голос смягчали тягучие интонации уроженки Южной Каролины.

— А, Джин Халфорд, — обрадовалась она. — Я ищу вас полдня.

Миссис Мерривел окинула взглядом меня и Эрика, и Халфорд представил нас. Конечно же она была счастлива познакомиться с «нами-со-всеми». И «все-мы» выстроились в очередь к буфету, где стюарды из офицерской кают-компании Эрикова эсминца подавали ужин. Миссис Мерривел решила съесть «самую чуточку салата с курицей и совсем малюсенький сэндвич». Халфорд смотрел на нее, почти не скрывая злости, но был не настолько пьян, чтобы отшить. Мы вчетвером вернулись на веранду. Я принес тарелку для Мери и устроился рядом с ней. Мы все по очереди выпили виски, которое Эрик разливал под столом.

— Да здравствуют контрабандисты! — провозгласил он. — Как, по-вашему, вечеринка удалась?

Для Эрика вечеринка явно началась удачно. Его светло-голубые глаза влажно поблескивали. Он сидел вполоборота к Сью Шолто, и их колени, должно быть, соприкасались под столом.

— Мне нравится, — сказал я и взглянул на Мери.

Халфорд снисходительно улыбнулся, собрав остатки сил, не растраченных на миссис Мерривел.

— По-моему, чудесно, просто чудесно! — прощебетала миссис Мерривел. — Вы, такие молодые и красивые в форме. Стюарды в белых кителях. Знаете, все это напоминает наш прежний клуб, в те дни, когда мой дорогой покойный супруг… но я не должна говорить об этом, я даже думать об этом не имею права!

Она опустила глаза, взглянула на свой стакан и сделала изрядный глоток.

— Немного напоминает старый Юг, правда? — с серьезным видом спросил Эрик, обращаясь к ней. — Я часто размышляю о том, хорошо это или плохо.

— Хорошо? — переспросила своим детским голоском Сью. — Что — хорошо?

— Не уверен, правильно ли мы поступаем, держа негров только на подсобной работе. В прошлом квартале я был казначеем офицерской столовой и, в числе прочих обязанностей, отвечал за стюардов. Я часто думал, что они были бы куда ответственней и относились бы к делу сознательней, если бы мы оказывали им большее доверие и давали больше свободы.

— Я с вами согласна! — воскликнула миссис Мерривел. — Согласна целиком и полностью! Все должны иметь равные возможности, даже негры. Естественно, ни один из них не сумеет добиться одинакового положения с белым. Но я повторяю: дайте всем равные возможности, по крайней мере тем, кто этого заслуживает.

— Разве могут черные иметь равные возможности с представителями англо-саксонской расы? — тихо спросила Сью.

Взгляд ее карих глаз сделался недобрым и насмешливым, но миссис Мерривел этого не заметила.

— Знаете, иногда мне тоже хочется так думать. В черной коже есть что-то отталкивающее. А как взглянул на меня черномазый, который подавал мне салат, — я просто вздрогнула!

— Гектор Ленд? — удивился Эрик. — Здоровяк боксер со сломанным носом?

— Да, он. Радикалы в Вашингтоне говорят о социальном равенстве, и все это хорошо и правильно, но я бы не смогла сидеть за одним столом с черным. Мне бы все время казалось, что я грязная.

— Но вы же не отказываетесь от еды, приготовленной неграми, — заметила Сью. — Более того, вам она очень нравится.

— Не понимаю, о чем вы?

— Я еврейка, — выпалила Сью. В глазах ее вспыхнул злой огонь. Голос стал хриплым. Она успела хорошенько поднабраться. — Поэтому я хотя бы отчасти могу себе представить, что значит быть черным. При прочих равных, черных я предпочитаю белым. В особенности это касается белых южан, тех, кого Реконструкция обошла стороной.

— Ну что ж! — отрывисто проговорила миссис Мерривел. Она поднялась из-за стола, держа тарелку в одной руке и стакан в другой. — Вы, кажется, хотели потолковать со мной о чем-то, Джин? — обратилась она к Халфорду. — Пойдемте?

Халфорд нехотя встал и, бормоча извинения, поплелся в помещение следом за сердито клацавшей каблуками миссис Мерривел.

— Эта женщина никогда в жизни не простит такого оскорбления, — сказал я Мери. — Кто она?

— Секретарша одного из высоких чинов в Хикэме. Возможно, один из источников Халфорда.

Худое лицо Эрика выражало крайнюю озабоченность: он был сердит и расстроен.

— Напрасно ты так, — упрекнул он Сью. — Она теперь растрезвонит по всему городу, что ты обожаешь черных.

— Плевать, — ответила девушка высоким тонким голосом. — Может, это правда.

Эрика сперва бросило в краску, потом он побледнел.

— Извини. Для меня это новость.

— И нечего пугать меня и оказывать давление на мою неустойчивую психику. Сам-то ты всегда имел делишки только с белыми женщинами? И вообще, не хотите ли поведать нам о своих похождениях, господа?

Сью была сильно пьяна, и Эрик решил, что не стоит принимать ее всерьез.

— Ты здорово перехватила, моя радость. Больше тебе нельзя. И вообще, хорошо бы побеседовать о чем-нибудь не столь личном.

— Мы рассуждали о любви, — сказал я. — Менее личной темы не сыскать. Всем известно, что это за чувство, все ощущают одни и те же симптомы, и все ведут себя одинаково.

— Чепуха, — добродушно возразила Мери. — Любовь — дело сугубо личное. Многие вообще ничего в ней не смыслят. Судя по вашим словам, вы как раз к таковым и относитесь.

— А вы — нет, судя по вашим.

В зале заиграл оркестр. Сью сказала Эрику, что ей хочется потанцевать. Они ушли вместе, ступая в ногу, будто бессознательно подчинились одному ритму. Девушка, точно слепая, цеплялась за руку Эрика. Когда они попали в пятно света, по развороту его плеч было понятно, что он глядит на нее с волнением и нежностью.

— Сью и Эрик давно дружат? — спросил я.

— Думаю, с год или около того. Он навещает ее каждый раз, когда оказывается в порту. Она влюблена в него.

— Странно, что он ни разу не упомянул о ней, пока мы не попали сюда.

— Ничего странного. У них все складывается не так-то просто. Эрик ведь женат.

— Да. Я знаком с его женой. Она его обожает. Похоже, он влип.

— Жалко Сью. — Мери скользнула взглядом по моему лицу. — А вы женаты?

— Нет. Поэтому танцевать со мной совсем не опасно.

Оркестрик из шести музыкантов был плохо сыгранный, но Мери танцевала до того здорово, что и я ощутил себя ловким, уверенным в себе танцором. На высоких каблуках она была почти с меня ростом, и мне удалось как следует разглядеть ее. Лицо у нее было будто с картины Леонардо: губы полные и яркие, прямой тонкий нос, высокий нежный лоб и живые глаза, цвет, глубина и выражение которых менялись в зависимости от ее настроения. Роскошное, податливое как струна тело. Ноги — верх совершенства.

После двух танцев она сказала:

— Мне скоро уходить.

— Почему?

— В девять пятнадцать эфир.

— Так вы та самая девушка, что ведет концерты по заявкам?

— Я и Сью ведем их по очереди. Значит, вы слушали нас?

— Несколько вечеров, пока шли к порту. Понятно, почему мне показалось, что мы старые знакомые!

— Не выдумывайте. Лучше скажите, как вам программы?

— Нравятся. И голос ваш тоже нравится. Странно, что я его не узнал.

— В эфире голоса звучат иначе.

Музыка заиграла снова, и мы потанцевали еще. Сью и Эрика я не заметил.

— А как насчет того, чтобы покритиковать? — спросила Мери.

— Критиковать неохота. Ну, может, маловато Эллингтона. Эллигтона всегда не хватает. Многовато «Не загоняй меня в ловушку». Я обожаю и Кросби и Кола Портера, но содружество двух гениев могло бы оказаться плодотворнее.

— Согласна, однако многим нравится. Кстати, лучшие вещи Эллингтона нелегко раздобыть. На прошлой неделе я разбила «Портрет Берта Уильямса», села и разревелась.

— Кто-нибудь должен срочно меня ущипнуть. Девушка из моего сна обожала «Портрет Берта Уильямса».

— Если вас ущипну я, вы рассердитесь. Я ужасно больно щиплюсь. А что за сон?

— Я видел сон. Я вообще часто вижу сны. Этот оказался вещий.

Мери чуть отстранилась и посмотрела на меня в упор.

— У вас недурно получается. Вы давно не сходили на берег?

— Почти год. Довольно давно. Поэтому сны были мне необходимы как воздух.

— Только не говорите теперь, что я вам необходима как воздух. Оказавшись здесь, я поняла, каково это — заменять то, чего не хватает.

— Вы чувствуете себя последней пачкой сигарет из-под прилавка?

— Скорее жалким кусочком мяса, брошенным на съеденье волкам. А мне больше нравится чувствовать себя человеком.

— Я не имею ни малейшего отношения к семейству собачьих.

Мери отвела от меня взгляд, а поскольку мне было приятно, когда она смотрела на меня, я изменил тактику.

— Вы здесь давно?

— Несколько месяцев. Пять с половиной.

— Вы из Огайо, Мичигана или Иллинойса?

— У вас тонкий слух. Жила в Кливленде. Который час?

— Восемь тридцать.

— Когда закончится эта мелодия, я пойду.

— Вас подвезти? Я одолжу джип у Эрика.

— Было бы неплохо. Только я потеряла из виду и Сью и Эрика. Может, они вышли в сад?

Пока Мери поднималась наверх за пальто, я поискал Эрика и Сью на первом этаже. На площадке для танцев их не оказалось, не нашел я их и в столовой, где выключили свет и где оставались другие парочки. Я прошелся по всем верандам вокруг дома, но так и не набрел на пропавших.

Вечер был ужасно темный. Слабый свет лишь кое-где пробивался сквозь мутные облака, хотя луна была полная. С далеких холмов сбегали водопады огней, но тучи, вечно нависающие над вершинами Оаху, чернели в небе, подобно зловещему року.

В саду я решил не искать, потому что это было бы неловко. В кустах переговаривались приглушенные голоса и мелькали слившиеся тени, вертикальные и горизонтальные.

Когда я случайно наткнулся на Эрика, он был один. Сидя на перевернутой мусорной корзине в углу мужского туалета, он добивал бутылку бурбона. Глаза его застыли и сделались стеклянными. Тонкие губы припухли и побагровели. Он обмяк и чуть покачивался. На лбу выступили капли пота. Раз или два в жизни мне доводилось видеть более пьяных людей, но те не могли сидеть.

— Сью ушла, а меня бросила тут, — тихо пожаловался он. — Ушла, а меня оставила одного. Она стерва, Сэм. Никогда не связывайся с миниатюрными брюнетками. Только измараешься. Невозможно избавиться.

Слушать его было не слишком приятно, кроме того, мне не хотелось заставлять Мери ждать.

— Можно взять твой джип? Я вернусь через час.

Тщательно обыскав карманы, Эрик нашел ключи.

— Поезжай, Сэм. Не представляю, куда ты собрался, но мне все равно.

— Ты бы лучше поднялся наверх и лег.

— Не хочу ложиться. Посижу тут до первых петухов. Тут надписи на стенах. Чудесные надписи, и вполне созвучные моим чувствам! — Он протянул нараспев несколько нецензурных слов. — Такие уж у меня чувства. Жуткие, но непоколебимые. Кувшин вина — и ты со мною вместе запоешь в сортире!

Эрик хихикнул. Предоставив ему возможность и дальше нести эту его безрадостную чушь, я пошел в вестибюль и даже недолго подождал, пока спустится Мери. Она слегка побледнела и казалась озабоченной.

— Сью наверху?

— Нет. Я думала, она прилегла в женской комнате. Бедняжка немного перепила перед ужином. Но там никого нет.

— Может, уехала домой? Эрик тоже хорош. Его я нашел в туалете.

— Может, и уехала. Позвоню ей со студии.

До радиостанции оказалось всего пять минут езды. Мы вошли в темную приемную, Мери усадила меня в вертящееся кресло, а сама отправилась звонить. Вернувшись через минуту, сказала взволнованно:

— Дома Сью нет, во всяком случае пока. Надеюсь, она не пропала.

— Найдется, — успокоил я.

— У меня есть еще несколько минут до передачи. Хотите взглянуть на фонотеку? Или останетесь тут и послушаете их?

Она кивком головы указала на застекленную кабинку. Пятеро или шестеро гавайцев, обмотанных видавшими виды гирляндами, бренчали на гитарах и терзали контрабас. Сейчас звучали «Голубые Гавайи».

— Как-нибудь обойдусь без столь экзотической роскоши, — сказал я.

Мери провела меня по темному коридору к фонотеке. Отперев дверь, она зажгла свет. Узкое помещение с высоким потолком было с верху до низу уставлено полками с пластинками. Она показала мне разные разделы: классика, современная классика, популярные мелодии: самые последние и вечные, те, что никогда не стареют, программы, переписанные у крупных американских радиостанций, и набор больших пластинок с записями программ для Вооруженных сил.

Заметив знакомую пластинку, я взял ее с полки и протянул Мери:

— Поставьте вот эту.

Она запустила пластинку. Это была «Не стоит заблуждаться» Фэта Уоллера, обработка для органа. Мы стояли рядом, слушая протяжную, наводящую грусть мелодию, которую много лет назад в Париже Уоллер извлек из органа. Поддавшись чувственной прелести этой музыки, я слегка наклонился к Мери. Возможно, она разгадала мои намерения.

— Хотите о чем-то спросить? — поинтересовалась она сухим, деловитым тоном.

Когда пластинка остановилась, я сказал:

— В колледже я немного работал на радиоузле. С нас требовали, чтобы время передачи было очень точно вымерено. Как вы рассчитываете время своих музыкальных программ?

— Если на пластинке одна мелодия, это легко. Девяносто шесть и сто двенадцать — стандартные.

— Девяносто шесть?

— Девяносто шесть оборотов. Ходят по кругу девяносто шесть раз. А те, что выпускают для радиопередач, соответствуют определенному стандарту, поэтому время можно отмерять на самой пластинке. Вместе с такими пластинками мы получаем маленькие линейки с единицами времени вместо дюймов.

— Это означает, что скорость проигрывателя тоже должна быть стандартной.

— Верно. Но обычные пластинки, которые мы со Сью часто используем, — нестандартные. Запись может даже продолжаться на обратной стороне, смотря какая музыка.

— Не понимаю.

— Долго объяснять. Конечно, уложиться всегда можно, если поставить пластинку немного заранее. Но мы чаще всего надеемся на удачу. Если в конце останется время, его всегда можно заполнить, прокрутив самую популярную мелодию по второму разу. У нас ведь не национальная радиосеть. — Она взглянула на электрические часы в углу комнаты. — Мне пора.

— Может, помочь вам отнести пластинки или еще чем-нибудь?

— Нет, спасибо. Пластинки уже около микрофона. У нас тут есть мальчик, китайчонок, он отвозит их на тележке.

Мери выключила свет, заперла дверь и оставила меня возле кабины со звукоизоляцией. Я слушал передачу по громкоговорителю в приемной. Голос у нее был глубокий и певучий, только такие женские голоса и звучат хорошо в эфире. Она ненавязчиво увлекала аудиторию не словами, а изменением интонации.

Я понял, что Мери получает письма от поклонников. Большую часть пластинок она ставила по просьбам слушателей. Я тоже стал сочинять про себя письмо от поклонника. Хотя негромкий голос Мери наполнял комнату, отзываясь в каждом углу, она казалась ужасно далекой за своей стеклянной перегородкой. Ужасно далекой и желанной. Я еще не успел высказать в своем письме все, что хотел, как передача закончилась.

— Вы готовы? — спросил я, как только она снова подошла ко мне. — До комендантского часа всего тридцать минут.

— У меня пропуск, ведь я веду ночные передачи. Я не поеду домой, пока не буду уверена, что со Сью ничего не случилось.

— С ней ничего не случилось. А вот Эрика мне, возможно, придется тащить вверх по трапу.

Когда мы добрались до Гонолулу-Хауса, вечеринка была в самом разгаре. Один из офицеров, присоединившись к оркестру, ухитрялся извлекать из кларнета звуки, взлетавшие выше воздушного змея. Толстая рыхлая дама отплясывала в центре площадки, прищелкивая пальцами и повизгивая. Мужчины и женщины, среди которых оказались и Халфорд с миссис Мерривел, образовав непрочное кольцо, скакали вокруг нее. Две или три неутомимые парочки танцевали отдельно, в углу комнаты, подпрыгивая и кружась в безумном, но безмолвном экстазе. Кое-кто ушел.

Эрика мы нашли на банкетке в столовой: он лежал неподвижный как камень и со вкусом похрапывал. Здоровенный негр-стюард, Гектор Ленд, склонился над ним, будто собирался что-то предпринять, но никак не мог решить, что именно.

— Не трогайте его, — сказал я, — если он не придет в себя через несколько минут, я отвезу его на корабль.

— Хорошо, сэр. Я просто хотел узнать, нельзя ли нам получить еще льда. Лед-то у нас весь вышел.

— Сейчас у него бесполезно что-либо выяснять. Вы не видели мисс Шолто? Молодую даму, которая ужинала с мистером Сваном?

— Нет, сэр. Ее весь вечер не видно. Может, она в саду?

— Давайте в самом деле поищем в саду, — попросила Мери.

Мы вышли через черный ход и с минуту постояли на веранде, давая глазам привыкнуть к темноте. Я положил руку Мери на талию, но она отстранилась.

— Не стоит торопить события, — сказала она серьезно. — Я пришла сюда выпить и потанцевать и вовсе не собиралась заводить шашни.

— Торопить события — удачное выражение. Вселяет надежду на будущее.

— На будущее? Вы слишком спешите. Хотя мне нравится, как вы говорите.

— Слова — мой бизнес.

— В том-то и беда. Одно дело — слова, другое — что там у вас на уме. Многие солдаты вдали от дома перестают быть самими собой. Боже, кажется, я похожа на учительницу воскресной школы?

— Продолжайте, продолжайте. Облагораживающее женское влияние — то, чего мне не хватает.

— Вообще-то это относится ко всем нам. Не только к солдатам. Среди моих знакомых мало кому удалось остаться самим собой.

Странно было слышать подобные речи из уст блондинки, за которой я попытался ухлестнуть, но они задели за живое. После отъезда из Детройта я чувствовал себя потерянным, а уж когда затонул мой корабль, стало паршиво — хуже некуда. Иногда мне казалось, что мы парим в беззвездной ночи, распевая над бездной, и, терзаемые страхами, пытаемся смеясь обмануть себя.

С этой стороны дома веранда была открытой. Я посмотрел вверх на небо, тяжело нависавшее над горами. Зловещие тучи над вершинами на мгновение расступились, давая дорогу луне, которая в свой черед прокладывала путь одной-единственной яркой звезде.

— По-моему, у Эрика и Сью получилось вот что, — сказал я. — Они думали, у них это просто так, пустяки, и оба выпили ужасно горькую микстуру.

— Не знаю, будет ли Сью когда-нибудь снова счастлива, — вздохнула Мери.

Я ее больше не слышал. Что-то возле стены дома привлекло мое внимание, я присмотрелся и узнал в лунном свете Сью Шолто. По-птичьи склонив голову набок и шаловливо высунув язык, она будто ожидала ответа на заданный невидимому собеседнику вопрос. Ноги ее болтались в воздухе на высоте трех ярдов. Желтая веревка, узлом завязанная под ухом, легко удерживала почти невесомое тело. Глаза у Сью были еще больше и темнее, чем при жизни.

Глава 2

Вновь сомкнувшись, облака проглотили луну, точно призрачные великаны, заспешившие на свою зловещую сходку.

Но Мери, проследив за моим взглядом, все-таки успела увидеть то же, что и я.

— Сью убила себя, — выговорила она неестественно высоким голосом. — Я так и думала, что с ней что-то случилось. — Крепко сжав кулаки, она ударяла ими один о другой в бессильном отчаянии. — Я должна была с ней остаться.

— Вы знаете, что там за помещение? Отсюда до нее не добраться.

Я показал вверх, и моя рука сама собой взлетела выше, чем я рассчитывал. Мы снова посмотрели вверх. Теперь, после того как луна спряталась, Сью Шолто превратилась в расплывчатую тень, нависшую над нашими головами. Свет, горевший внизу, позволял разглядеть лишь ее ступни, еле заметно двигавшиеся, когда веревка начинала крутиться. Один чулок протерся на большом пальце, и сквозь дырку поблескивал красный лак.

— Думаю, это дамская комната. Точно не знаю. Кажется, она выходит на эту сторону.

— Оставайтесь тут, а я поднимусь, — сказал я.

Я нашел лейтенанта Сэйво, судового врача, на площадке для танцев. Когда я рассказал ему о том, что видел, бородка у него дернулась и замерла. По лестнице он поднимался впереди меня. Дамская комната, как оказалось, состояла из трех смежных помещений: ярко освещенной туалетной комнаты с зеркалами и туалетным столом, умывальной комнаты, находившейся посередине, и закутка, где не было ничего, кроме двух кресел и кушетки. Во время предыдущей вечеринки доктору Сэйво пришлось отводить сюда одну девушку, и он объяснил, что в маленькую комнатенку обычно отправляли злоупотребивших спиртным, чтобы те проспались.

Найдя выключатель, я понял, что на этот раз комната пригодилась для другой цели. Обитая ситцем широкая продавленная кушетка была задвинута под подоконник у единственного окна. Желтая веревка, удерживавшая тело Сью Шолто, обвивала гнутые ореховые ножки. Втащить Сью в открытое окно оказалось делом не сложным. Куда труднее было смотреть на нее при ярком свете люстры. Узел под ухом сыграл свою роль, хотя и был завязан кое-как. От лица, некогда любимого Эриком Сваном, ничего не осталось.

Я пошел в соседнюю комнату за полотенцем, чтобы прикрыть его. Мери, очень бледная, стояла в дверях зала. Она казалась сейчас очень высокой.

— Сью умерла?

— Да. Не входите.

В зале послышались шаги, и за ее плечом вырос Эрик. Он и сам напоминал покойника, только отчего-то таращил глаза, будто позабыл, как ими моргают.

— Что-то случилось со Сью, — пробормотал он. Мери пропустила его, и он нечаянно толкнул меня. Бить его, чтобы вывести из оцепенения, было бессмысленно. — Милая, ты не должна была так поступать, — обратился он к мертвой женщине. — Я бы что-нибудь придумал.

Затем, улегшись на пол рядом с ней, он спрятал лицо в волосах Сью, блестевших на пыльном ковре, словно молодая листва. Мужские слезы скупее женских, но производят жуткое впечатление. Судорожные, полные горечи и ужаса всхлипыванья Эрика вырывались из самых глубин его существа. Я закрыл дверь, чтобы Мери его не видела.

— Где Сью взяла веревку? — спросил я.

— Наверху в каждой комнате есть такие веревки. Смотрите. — Она указала на крюк с накрученной желтой веревкой около окна туалетной комнаты. Я ощутил инстинктивное желание оторвать веревку и сжечь ее.

— Черт подери, зачем это нужно?

— На случай пожара. Иначе отсюда не выбраться.

— А к обеду, полагаю, тут предусмотрительно подают яд, если кто-нибудь, как Сократ, захочет сделать глоток-другой в перерыве между блюдами.

— Вы не могли бы попридержать язык, — устало попросила Мери. — Вы ведь почти не знали Сью. — Она вдруг сникла, будто увядший цветок, и я не знал, как ей помочь.

В комнату вошел старшина берегового патруля с черно-желтой повязкой на рукаве. Следом за ним появилось еще человек пять. Все они не скрывали своего любопытства. Мне на память сразу пришли шакалы, почуявшие запах падали. Среди вошедших оказались миссис Мерривел и распорядитель заведения, переполошившийся и растерянный.

Патрульный, перепуганный молодой человек, обратился ко мне:

— Моя фамилия Бейкер, сэр. Насколько я понял, здесь произошел несчастный случай.

— Пройдем в соседнюю комнату. Тут скопилось слишком много народу.

— При чем тут несчастный случай? — протявкала миссис Мерривел. — Я не верю, что это самоубийство. Этот страшенный негр был наверху в той самой комнате. Я видела, как он выходил оттуда.

— Когда это было? — спросил Бейкер. — И о ком вы, мадам, говорите?

— Об этом чудовище, черном стюарде со сморщенными ушами. Он бы испугал меня до смерти, если бы я не знала, как с черными обходиться. Уверена, он изнасиловал девушку, а потом повесил, чтобы следы замести.

Бейкер взглянул на меня, затем на дверь, которая вела в соседнюю комнату. Я кивнул, и он чуть приоткрыл дверь, чтобы можно было туда проскользнуть. Через минуту дверь распахнулась, и из нее, нетвердо ступая, будто кто-то его подталкивал, вышел Эрик. На сбившихся в кучу людей он взглянул как актер-любитель, впервые появившийся на публике.

Я сказал всем, что желающие могут подождать в зале. Мери тоже ушла со всеми.

— Какое вы имеете право, молодой человек? — взвизгнула миссис Мерривел.

Я захлопнул дверь у нее перед носом. Эрик присел к туалетному столику на обитый дешевым желтым атласом пуф. Он стал изучать в зеркале собственную физиономию со столь неподдельным интересом, будто видел ее впервые.

Бывает, горе проявляет себя необычно, и это, видно, был как раз такой случай. Лицо в зеркале Эрику не понравилось, и он отвернулся.

— Я неважно выгляжу, — сообщил он равнодушно.

— Пожалуй.

— Как ты думаешь, Сэм, почему она это сделала?

— Мне трудно сказать, я ведь ее почти не знал.

— Могла она убить себя из-за того, что любила меня? Я имею в виду, из-за того, что я не мог на ней жениться?

— Могла. Но, если это и так, тебе тут нечем гордиться.

— Ты сегодня только и делаешь, что режешь правду в глаза, — усмехнулся Эрик, и в его тоне послышались робкие нотки обиды.

— Я нашел Сью. Если это ты помог ей оказаться там, где я ее нашел, то ты мне отвратителен. Если нет, то мне жаль тебя. Вообще-то мне тебя в любом случае жаль.

— Завтра я приду в себя, — пообещал Эрик. Он сказал это так, будто знал наверняка, что некоторые картины обладают свойством меркнуть при солнечном свете.

Доктор Сэйво вышел из соседней комнаты вместе с Бейкером, который выглядел сейчас старше на год или два.

— Следов насилия нет, — сказал доктор. — Несколько ссадин на спине, но они могли появиться, когда покойная вылезала из окна. Странно, что никто ничего не услышал и не увидел. Такие случаи почти никогда не обходятся без жесточайших конвульсий.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил доктора Бейкер. — Я должен вызвать гражданскую полицию для освидетельствования трупа. Мне никогда прежде не приходилось сталкиваться с таким. Видел несколько раз избитых парней, но…

— Постарайтесь забыть, — посоветовал Сэйво. — Нас так учили на медицинском факультете.

Из зала донесся шум скандала. Спорили несколько голосов. Открыв дверь, я увидел негра, Гектора Ленда, вокруг которого собралась группа, возглавляемая миссис Мерривел. Ленд стоял прямо под люстрой, и я впервые как следует разглядел его. Уши у него были скрученные и обтрепанные, словно побитые градом бутоны черной розы.

Нос широкий и с вмятиной посередине, глаза — жгуче-черные прорези в набрякших мешках.

Одним словом, голова бывшего боксера — мощная и изуродованная, словно некогда ее использовали вместо тарана. И только в его теле отчего-то не ощущалось силы. Плечи поникли, живот вздымался при каждом вдохе. Ленд развел в стороны свои огромные ручищи, и его темно-розовые ладони на свету казались отполированными до блеска. Он напоминал затравленного сворой собак медведя.

— Я ни при чем, — твердил он. — Я даже не знал, что она наверху. Господом клянусь, не знал!

— А чем ты занимался наверху? — сдержанно спросил лейтенант, и лицо у него при этом вытянулось, как морда у гончей.

— Да не был я наверху, сэр. И эту молодую женщину не видел.

— Зато я тебя видела, — не унималась миссис Мерривел. — Я как раз выходила из этой двери. Он убил ее, — повторила она, обращаясь ко всем. — Я уверена, что это он. Видно же, что он виноват, стоит только на него взглянуть.

Ленд посмотрел в потолок, и белки его глаз сверкнули. Потом он огляделся по сторонам и задержал взгляд сперва на мне, затем на Эрике Сване. Белый китель на глазах темнел от пота. Вероятно, он окончательно растерялся, потому что сказал Эрику:

— Я был наверху, мистер Сван, я это признаю…

— Видите? — обрадовалась миссис Мерривел. — Он признает. — Она с торжеством посмотрела на Эрика, будто хотела сказать: «Вы нуждались в уроке по части расовых взаимоотношений, и вы его получили»: — Офицер, — обратилась она к Бейкеру, — я требую, чтобы вы арестовали этого человека!

— Что ты делал наверху? — спросил Эрик.

— Искал чего-нибудь выпить. Я знаю, что это плохо, но я просто выпить искал.

— Не понимаю.

— Искал чью-нибудь бутылку, чтобы отпить из нее. Иногда молодые дамы оставляют тут свои бутылки, вот я и подумал… Только не нашел ничего, а потом услыхал, что кто-то идет. А мисс Шолто я вообще не видел.

— Зайди сюда, Ленд, — позвал доктор Сэйво из комнаты позади меня. — Один вопрос я могу решить наверняка. Попросите всех остальных покинуть помещение.

— Я бы на вашем месте не оставался с ним наедине, — посоветовал управляющий. — Не хотелось бы, чтобы стряслось что-нибудь еще.

— Вы бы не остались? — переспросил Сэйво, с шумом захлопывая дверь туалетной комнаты.

Мери стояла позади миссис Мерривел. Она выглядела совсем усталой и измученной. Я подошел к ней.

— Скажите, как интересно! — хмыкнула миссис Мерривел. — Искал бутылку!

— У Сью была с собой бутылка, — произнесла Мери и прикусила губу, словно тут же пожалела о своих словах.

«Еще один кусок падали для шакалов», — подумал я.

— Ну, возможно, и была, — обрадовалась миссис Мерривел. — Возможно, она и парня туда к себе зазвала. Трудно сказать, что придет в голову негритянским заступницам.

«И миссис Мерривел», — сказал я себе.

Эрик взглянул на нее с недоверием, но промолчал. Мери вцепилась в мою руку до того крепко, что мне стало больно, а затем прижалась ко мне.

Впервые в жизни я так ясно понял то, что знал Данте: ад в значительной части состоит из пустословья.

Доктор Сэйво открыл дверь и, обращаясь к миссис Мерривел, коротко доложил:

— То, что вы предполагаете, исключено. Вас интересуют физиологические подробности?

— Разумеется нет, — ответила миссис Мерривел. Задрав кверху нос, она недовольно засопела. — Но, я полагаю, дисциплинарные меры должны быть приняты. В любом случае он пришел сюда, чтобы совершить кражу.

— О нем позаботятся, — заверил ее Эрик, — не волнуйтесь.

Разжав пальцы, Мери сказала:

— Я ужасно устала. Как вы думаете, мне можно теперь уехать домой?

— Насколько я понимаю, нам придется дождаться гражданскую полицию. Без нас им не обойтись.

— Потому что мы нашли Сью?

— Да, и потом, уже комендантский час. Чтоб попасть назад в Перл, необходимо получить пропуск.

— Вам его выдаст полиция.

— Странно, что они так долго. — Я поискал глазами Бейкера, но тот исчез. На втором этаже почти никого не осталось. Правда, когда я заглянул в туалетную комнату, Гектор Ленд все еще был там. Присев на желтый пуф, он свесил вытянутые руки между неловко растопыренными коленями. Живыми на его окаменевшем лице оставались только глаза. Стоя около двери смежной комнаты, Эрик смотрел на Ленда, но не видел его.

— Что стряслось с Бейкером? — спросил я. — Он вызвал полицию?

— Да. Они должны сейчас приехать.

Мери села в кресло у окна, а я примостился на подлокотнике между нею и крюком с веревкой. Голову она откинула на спинку, и ее стройная белая шея выглядела ужасно незащищенной. Все замолчали, как показалось, надолго. Возможно, прошло минут пять, но каждая из пяти пробивала себе дорогу сквозь камень.

Наконец на лестнице и в зале раздались шаги. В комнате появился Бейкер с сержантом местной полиции в оливковой форме и мужчиной в сером гражданском костюме. Гражданского он представил как детектива Крэма. Крэм рывком снял шляпу. Он был среднего роста и среднего возраста, выражение лица детектива мгновенно менялось, становясь вместо улыбчивого серьезным, при этом циничное любопытство не покидало его ни на минуту. Рот у Крэма был тонкий, большой и хищный, будто у акулы. В голубом галстуке-бабочке и полосатой шелковой рубашке он выглядел до того элегантным, что казался ненастоящим.

— Итак, — начал он, — здесь произошел несчастный случай. Я хочу сам все увидеть.

Сэйво повел его в среднюю комнату. Когда детектив вернулся, выражение лица и голос у него нисколько не изменились.

— Это вы ее обнаружили? — спросил он, указывая на меня.

Я подтвердил.

— Расскажите, как это было.

Я рассказал.

— Значит, юная леди была с вами на заднем крыльце. Хорошо. Я не буду спрашивать, что вы там делали.

— Мы искали Сью, — твердо сказала Мери.

— Вашу подругу?

— Мы вместе работали.

— Работали с ней на радио? Есть предположение, почему она совершила самоубийство?

— Мы не были настолько близкими подругами, чтобы делиться секретами.

— Может, ей нельзя было с вами делиться?

— Не знаю, — ответила Мери.

— Кто был здесь с ней? — Крэм указал большим пальцем на дверь у себя за спиной. Его взгляд остановился на Эрике. — Вы?

— Да.

— Ссора?

— Да.

— Как долго вы были знакомы?

— Примерно год.

— Близко, не так ли?

Горе заставило Эрика позабыть об условностях. От пережитого потрясения он стал не просто откровенен, но по-детски наивен.

— Мы любили друг друга, — признался он.

— Бог ты мой, так почему не поженились? — простодушно поинтересовался Крэм. — Теперь-то эта девушка уже не нужна никому.

— Я женат.

— Понимаю. Мои поздравления. А теперь вы, конечно, попросите меня по возможности замять всю эту темную историю.

— Пока я вас ни о чем не просил, а теперь попросил бы пойти к чертовой матери.

— Конечно, конечно. Взаимодействие — наше единственное оружие. А это что? — Он посмотрел на Ленда, который сидел на прежнем месте и озирался по сторонам, будто ожидал внезапного нападения.

— Гектор Ленд, сэр. Я стюард на судне мистера Свана.

— Вы — судовладелец? — спросил Крэм у Эрика. — А как он сюда попал?

— Приехал, чтобы подавать ужин.

— Одна из женщин обвинила его в убийстве, — сказал Сэйво. — В изнасиловании и убийстве. Но он не виноват.

— Откуда вы знаете?

— Я врач.

— А я полицейский, однако во многом не уверен.

— Я осмотрел обоих. — Сэйво покосился на Мери.

— Понимаю. Вон там — ее туфли?

— Я могу взглянуть, — предложила Мери.

— Принесите их, — обратился Крэм к сержанту. — Вон они, в ногах кушетки, у окна.