Дым лениво вился над головой гречанки. В дыму негромко звучал скрипучий голос старика:
– Итак, три Кости Силы уже находятся в надежных руках, из которых их не так-то просто вырвать. Возможно даже, все три магических артефакта скоро будут принадлежать одному чародею, утраивая его силу. А может быть, уже принадлежат?
Взгляд пронзительных глаз полоснул по гречанке.
– От кого ты бежала, царевна?
На этот раз Арина промолчала.
– Что ж, ладно… – Хасан продолжал, как ни в чем не бывало. – Четвертая Кость – у меня. Пятая… За пятой уже отправились верные мне люди.
– Куда? – быстро спросила Арина. – Куда они отправились?
– Туда же, где ты сама надеялась найти Кость Силы, – усмехнулся Хасан. – На твое счастье, они заметили тебя прежде, чем ты попала под меч и конские копыта.
Заметили? Арина вспомнила две белые фигуры, бросившиеся на нее с оружием из-за камней. Это называется «заметили»? Хотя…
Может быть, они вовсе и не на нее набросились? Может быть, на ее преследователя? Она как-то не особенно и задумывалась на этот счет, когда пускала в ход боевую магию.
– А поскольку мои люди – это мои глаза и уши, – неспешно и негромко говорил Хасан, – то тебя, царевна, увидел и я.
Да, сильный маг способен смотреть чужими глазами и слушать чужими ушами. А старик, сидевший перед ней, был явно колдуном не из слабых.
– И именно я открыл тебе дорогу к спасению.
Верно. Только дорога эта все больше и больше напоминала Арине путь из огня в полымя.
– Мои фидаины скоро доберутся до пятой Кости. Но вот о шестой я пока ничего не знаю. Зато о ней должно быть известно тебе. А если мне удастся собрать хотя бы три Кости Силы из шести, со временем можно сразиться и за остальные. Или заключить с владельцем остальных артефактов союз на равных условиях. Временный союз – до того момента, когда будет удобно избавиться от союзника.
– И мне ты тоже предлагаешь такой союз? – Арина попыталась разглядеть сквозь дым глаза собеседника. – Ждешь, что я подскажу, где искать шестую Кость, и перестану быть нужной?
– Я пока ничего тебе не предлагаю, царевна. Я просто объясняю, что у тебя нет выбора. Мне нужно заглянуть в библиа матогика. Но поскольку древних книг больше не существует, а написанное в них теперь хранит твоя память, придется перелистать ее.
– У тебя есть способ открывать мысли и память чародеев помимо их воли?
Арина снова попыталась приподняться. Без особого, впрочем, успеха.
– Есть, – коротко ответил Хасан.
Его руки погнали на нее новую волну дымного тумана – еще более густого и плотного, чем прежде.
– И как же ты принудишь меня? Твои угрозы меня не устрашат. Пыток я тоже не боюсь.
– Знаю, – седая борода шевельнулась, обозначив улыбку, – все это я хорошо знаю.
Приторный дым укрыл гречанку сплошной завесой, словно снежными сугробами завалил, словно обложил невесомой дурманящий ватой. Стало трудно дышать, думать и сопротивляться. Потом, наоборот, дышать стало необычайно легко. А вот сохранять ясность мысли и противиться чужой магии – почти невозможно.
– Но разве речь идет о принуждении? – продолжал Хасан. – Добро пожаловать в крепость хашишинов, как называют нас неверные и незнающие. Вкуси нашей радости, царевна Арина. Раздели с нами наслаждения, на которые столь скудна обычная человеческая жизнь.
Старец издал сдавленный смешок, похожий на воронье карканье.
На воронье? На карканье?
Арина почему-то зацепилась за эту назойливую мысль. И мысль неожиданно возымела действие.
Старец за плотными молочными клубами буквально на глазах превращался в огромного седого ворона. Или не он превращался, а Арине лишь так казалось? Происходило ли это в реальности, был ли это морок, или вместе с пьянящим дымом исподволь к ней подступало безумие?
Она не знала. Она ничего уже не знала и мало что понимала. Она видела лишь, как перед дымящейся жаровней восседает, раскинув крылья, большая седая птица с бородой. Крылья птицы медленно шевелилось, насылая на Арину все новые и новые белесые волны. Клюв открывался и закрывался. Седой ворон говорил с нескрываемой насмешкой и с сильным гортанным акцентом.
– Тебе понравится, царевна. Я приготовил для тебя лучший гашиш, сдобренный магией и воскуренный на Кости Силы. Мой гашиш способен вбирать сочащуюся из Кости мощь, не пробуждая ее по-настоящему. Он поглощает, растворяет и обращает в дым лишь малую толику Силы. Но и такая смесь способна отправить в страну грез даже сильного чародея.
Слово за словом… Арина еще могла слушать и слышать, могла даже кое-что осознавать из сказанного старцем-птицей. Но пошевелиться она уже не могла. Ленивые белесые струйки опутывали ее надежнее татарского аркана, сладковатый ароматный дымок заполнял нос и рот, смыкал уста, вытягивал последние остатки сил и высасывал невысказанные заклинания.
– Да, я не смогу проникнуть в твои сокровенные мысли и в твою память, но мой гашиш одурманит и подчинит тебя. Сам по себе гашиш – коварная и опасная вещь. Смешанный с магией – он опасен вдвойне.
Глаза Арины зудели и слезились, дыхание участилось, в груди бешено колотилось сердце. И – пот, проступающий на лбу и спине. И – холодеющие руки. И – отнимающиеся ноги…
Проклятый дым! Проклятый старик! Проклятая птица! Арина неподвижными глазами смотрела на бородатого старца-ворона. В расширенных зрачках отражались тлеющие угли. Мысли текли медленно. Мысли были ни о чем. Связных мыслей уже почти не оставалось.
– Ты выдержишь любые пытки, но ты не сможешь отказать себе в наслаждении, которое дарит пропитанный магией гашишный дым и которое ты сейчас изведаешь. Ты воспротивишься чужой воле, но сумеешь ли ты устоять перед собой? Вряд ли, царевна… Скоро ты сама будешь молить о том, чтобы тебя впустили в курительную комнату. И это случится раньше, чем отголоски Силы, открывшей мою Тропу, докатятся до кого-либо из умеющих слышать и чувствовать.
С превеликим трудом она отвела глаза от седой птицы. Увидела конскую голову на ковре. Полголовы. Рваные ремешки сбруи, густеющие потеки крови…
Лошадиная морда улыбалась ей, скаля крупные желтые зубы. Между зубов тоже сочилась кровь. Мертвая лошадиная морда смеялась над ней. Нет, не только смеялась. Шевелились губы, поросшие длинным жестким волосом. Губы говорили голосом белого ворона, который вещал голосом старца:
– За возможность вдохнуть дурманного аромата еще раз ты расскажешь мне всё. Так случается со всеми – и с слабыми, и с сильными. С первыми – чуть раньше, со вторыми – чуть позже. Я готов подождать. Немного, но готов. Твои знания того стоят, царевна Арина.
Мягкие ковры под ней и вокруг нее покачивались и убаюкивали. Приторный дым больше не вызывал тревоги. Теперь Арина вдыхала его с удовольствием, с радостью и жадностью. Она охотно открывалась ему, и сама становилась им. Состояние неземного блаженства овладевало каждой частичкой ее тела. Покой и нега захлестывали гречанку ласковыми волнами. И каждая последующая волна была сильнее предыдущей.
Сознание Арины медленно уплывало вслед за клубящимися струйками. Уплывало туда, откуда так не хочется возвращаться.
* * *
Зигфриду повезло. Он не разбился о скалы и не расшибся о воду, показавшуюся в момент падения твердой, как гранит.
Холодная черная вода больно ударила по ногам, опрокинула, вырвала из рук ларец с Черными Мощами, залила нос и уши, потянула ко дну. Но Зигфрид оттолкнулся от каменистого дна и выбросил тело вверх.
Вынырнул. Глотнул воздуха. Осмотрелся. Нашел, что искал. Схватился одной рукой за покачивающийся на слабой волне ящичек с лямками. К счастью, колдовской кристалл оказался не настолько тяжелым, чтобы утопить деревянный ларец.
Гребок, второй, третий… Река, над которой стоял заброшенный языческий храм, была широкой, но спокойной. Сильного течения не ощущалось, опасные водовороты не влекли вниз. К тому же плотно закрытый сундучок, как огромный поплавок, помогал Зигфриду держаться на воде. Единственное, что могло представлять угрозу – это погоня.
Барон оглянулся. Погоня была.
– Ал-л-ла!..
Два белых силуэта мелькнули в ночи. Сарацины бросились с обрывистого склона почти одновременно. Один упал на камни и расшибся насмерть. Второй допрыгнул до воды, но так и не выплыл. То ли неудачно нырнул, то ли запутался в своих длинных одеждах.
Пролетела, словно чья-то неупокоенная душа, очередная фигура в развевающейся белой накидке. Нелепо перекувыркнулась в воздухе. Ударилась о воду плашмя, спиной. Все ясно: еще один труп.
Зато четвертый сарацин благополучно вынырнул. Пятый – тоже. Оба били по воде руками и ногами, поднимая тучи брызг. Сразу видно: пловцы неважные. Да и много ли наплаваешь в широких просторных одеяниях, которые, намокнув, липнут к телу и сковывают движения.
Больше преследователей не было. Странно. А что же люди-тени? Они-то в воду не прыгали. Почему? Неужели сарацины всех перебили?
Нет, не всех.
Зигфрид различил на берегу три черных силуэта. Спуститься так быстро человеку было не под силу. Значит, эти трое изначально ждали здесь. В битве они участия не принимали и не могли ничего знать о том, что происходит наверху. Видимо, однорукий колдун специально оставил их под обрывом. Зачем? Да затем, чтобы не дать уйти какому-нибудь безумцу, который, спасая свою жизнь и Черные Мощи, отважился бы прыгнуть в реку! Однорукий маг оказался очень предусмотрительным противником.
Зигфрид энергичнее заработал руками и ногами, толкая ларец перед собой. Когда барон оглянулся еще раз, сарацины отставали. Они что-то кричали взахлеб, отчаянно лупили руками по воде, но от-ста-ва-ли! А воины однорукого колдуна все еще возились на берегу. И не понять, что они там делают. Разуваются? Раздеваются?
Неважно! Зигфрид полностью сосредоточился на темнеющей впереди полоске противоположного берега. Который все ближе. Ближе… Одна рука барона вцепилась в лямку лакированного ларца, вторая – загребала размеренно и широко, ноги помогали телу отталкиваться от воды.
Вот и стремнина на середине реки. Несильная, впрочем: Зигфрид без особого труда одолел и ее.
А потом…
Короткие вскрики за спиной заставили его снова обернуться. От увиденного Зигфрид едва не захлебнулся.
Сарацин позади уже не было. Лишь чалма, смотанная из длинной плотной ткани, покачивалась на волнах. Утонули? Оба? Сами? Или им в этом поспособствовали? Скорее – второе. Три черных силуэта были уже не на берегу – в реке. На реке. Над рекой… Они не плыли, нет. Человекоподобные тени бежали! Вернее, бесшумно скользили по водной глади, словно невесомые призраки.
Но как?!
Как такое возможно?
Неужели магия? Зигфриду стало не по себе. Неужели за ним гонятся сразу три колдуна?
Темные фигуры, едва различимые в ночи, быстро приближались, гораздо быстрее, чем способен был плыть Зигфрид. Люди-тени двигались, будто охотники на лыжах в зимнем лесу.
На лыжах? Стоп-стоп-стоп! Пригнувшиеся тела. Раскинутые руки поддерживают равновесие. Ноги широко расставлены. А на ногах что?
Только теперь барон разглядел плоские полуутопленные конструкции – то ли из оструганных дощечек, то ли из камышовых связок. Вот в чем дело! Передвигаться по воде черным воинам помогала не магия, а небольшие округлые плотики, привязанные к каждой ноге
[37]. Наверное, чтобы вот так ловко управляться с подобными «лыжами», потребовались годы тренировок. Что ж, это время не было потрачено зря: преследователи уже почти достигли середины реки.
Зигфрид постарался плыть как можно скорее. До противоположного берега оставалось не так далеко. А там, за небольшой травяной полянкой – спасительные заросли. Кусты, деревья. Там можно укрыться. Там он, по крайней мере, будет чувствовать себя увереннее, чем в воде.
Барон оглянулся еще раз. Нет! Не спастись! Не успеть! Не добраться первым! Преследователи окружали его словно акулы добычу. Один держался сзади, второй заходил справа, третий скользил слева.
Что ж, ладно… Зигфрид перестал грести и открыл крышку ларца. Заполненный водой сундучок тут же перевернулся набок. Теперь Черные Мощи удерживала внутри только рука Зигфрида. Если его утопят, то и Реликвию потом долго придется искать в донной тине.
Наверное, его не стали топить именно по этой причине: люди-тени не хотели терять колдовской кристалл. Видимо, однорукий колдун объяснил своим приспешникам, ради чего задумано ночное нападение и что ожидает того, по чьей вине магический артефакт будет утрачен. Это хорошо. Плохо другое: перестав двигаться, Зигфрид почувствовал, насколько холодной была вода, стекавшая с предгорий. А ведь он находился в реке уже довольно долго.
Холод начинал сковывать члены. А темные силуэты держались буквально в нескольких шагах от него. Да уж, шагах! Кто бы мог подумать, что простой смертный способен вот так запросто расхаживать по воде…
Барон завертел головой, стараясь уследить за всеми преследователями сразу. До чего же все-таки он был беспомощен сейчас перед ними.
Воины в черных одеждах уже вытянули из-за спин затемненные клинки, однако пускать в ход оружие не спешили. Просто скользили рядом. Пугали? Зачем? Что они задумали?
Зигфрид улыбнулся посиневшими губами. А ведь ясно что! Его вынуждали подплыть к берегу. Вот только барон туда больше не рвался. Теперь-то незачем. Живым его все равно не отпустят. Как только он выберется из реки, все закончится. Его самого убьют, Мощи заберут. И что он мог сделать с голыми руками против трех мечей? Только утопить кристалл. Причем желательно там, где поглубже.
Левую лодыжку уже сводило судорогой. Зубы стучали от холода. Зигфрид фон Гебердорф понимал, что жить ему осталось недолго.
Барон прикрыл глаза, вспоминая молитвы и готовясь к смерти.
* * *
Что-то просвистело над головой. Да, точно, тихий свист и – сразу же – всхрип сзади. И всплеск совсем рядом.
Зигфрид открыл глаза, обернулся. Ага, один из преследователей попытался незаметно подобраться к нему. Но не смог. Не успел.
Не дали?
Человек-тень барахтался так близко, что до него можно было дотянуться рукой. Нелепо дергались широкие плотики, привязанные к ногам: теперь они больше мешали, чем помогали своему хозяину. Руки отчаянно загребали воду.
Черный воин то ли бился в агонии, то ли пытался удержаться на плаву. Нет, пожалуй, все же первое: из черной ткани где-то под правым ухом торчала острая изогнутая пластина чуть больше ладони. Она не была похожа на стальные звезды, которые метали люди-тени, а напоминала, скорее, полумесяц с дополнительным плоским «зубом» на вогнутой стороне. Вот этот-то зуб и вошел в шею человека-тени. Глубоко так вошел. И зуб, и заточенный конец полумесяца.
Но откуда взялась эта странная пластина? Откуда прилетела? Неужели с берега?
Да, именно туда устремился один из преследователей Зигфрида. Второй заскользил по воде к барону.
Что-то мелькнуло в воздухе. «Лыжник» с мечом, направлявшийся к берегу, завалился на бок и тоже судорожно заколотил по воде руками и ногами. Затих. Ушел под воду. Исчез из виду.
Снова свист. Еще одна метательная пластина, вертясь, пролетела над Зигфридом. Однако третий воин в черных одеждах сумел уклониться.
Если магический кристалл нельзя захватить и преподнести однорукому колдуну, значит, он не должен достаться никому. Видимо, так рассудил человек-тень, занося клинок над головой Зигфрида. Однако у барона были иные соображения на этот счет.
Вытянувшись в воде, Зигфрид лягнулся, как норовистая лошадь.
Всплеск, брызги…
Противника он достал первым. Нога скользнула по краю плотика-лыжи. Задела едва-едва, но и слабого толчка хватило, чтобы черный воин утратил равновесие. Ненадежная опора дернулась в сторону, чуть приподнялась, и человек-тень, взмахнув руками, упал на спину. На миг скрылся под водой. Но только на миг.
Своего меча он не выпустил. Удерживая оружие одной рукой, другой быстро высвободил ноги. А вот доплыть до Зигфрида уже не успел. Изогнутая пластина, похожая на кривой кинжал без рукояти, вновь рассекла воздух. На этот раз метательный снаряд достиг цели.
Ударил в торчавшую над водой голову в промокшей черной маске. Попал в висок.
Голова исчезла. На поверхности воды расплылось темное пятно и забулькали пузыри.
И – всё. И – тишина.
На берегу, где укрывался неведомый метатель серповидных пластин, никого видно не было. Над самой водой лениво покачивалась невысокая трава, чуть дальше сплошной стеной стояли заросли кустарника и кривых деревьев. Видимо, там и прятался…
Кто? Союзник? Или новый враг?
Зигфрид оглянулся. Его никто больше не преследовал, но с противоположного берега, над которым возвышался силуэт многоярусной башни, еще доносились крики сражающихся. Значит, обратно дороги нет. Да и не доплыть ему уже туда: судорога все сильнее скручивала ногу.
Оставаться в холодной воде – верная смерть.
А не оставаться? Мог ли он позволить себе выбраться на берег и вытащить Черные Мощи? Мог, если тот, кто помог ему избавиться от погони, сам не охотится за Реликвией.
Охотится или нет? Вот что следовало выяснить в первую очередь.
В прибрежных зарослях по-прежнему не было видно ни души. И Зигфрид решился. Медленно-медленно поплыл к берегу, пряча голову за ларцом. Какая-никакая, а все же защита от серповидной смерти…
Сведенную судорогой лодыжку нещадно ломило. Но вот ступни утонули в мягком и вязком слое ила. Зигфрид остановился по горло в воде, яростно растирая ноющую ногу.
Все, хватит, дальше пока – ни шагу.
Конечно, вести переговоры в таком положении не очень удобно. Но пока ситуация не прояснилась, лучше уж так. В случае опасности он просто забросит Мощи подальше в воду, и пусть с ним делают, что хотят.
– Эй! – позвал барон, осторожно выглядывая из-за лакированного бока ларца. – Кто здесь?
Зигфрид до боли в глазах всматривался в переплетение кустов и деревьев. Но его спаситель прятался не там. Он оказался гораздо ближе. И притом не один.
Трава шевельнулась у самой кромки воды. Пять фигур поднялись над рекой в нескольких шагах от Зигфрида. Будто из-под земли выросли.
– Проклятье! – только и выдохнул барон.
Глава 9
– Князь Угрим Ищерский желает говорить!
Тимофей кричал громко, зычно, во все горло. Как велел князь. И что велел. Тимофей кричал по-татарски. И…
– Князь Угрим Ищерский желает говорить!
И по-немецки кричал тоже.
Сам Угрим молчал, призывно подняв над головой руку. Князю не пристало драть глотку. А поднятая рука волхва в любой момент могла поставить магическую защиту или, если потребуется, нанести смертельный удар. У ног Угрима лежали две Черные Кости в прозрачных кристаллах. Два трофея. Две Кощеевы руки.
Открытая князем Темная Тропа вывела их на пустующую, пока еще пустующую, переправу через Ищерку. Аккурат посреди реки, по берегам которой уже выстроились для битвы войска степняков и латинян.
Их появления здесь не ждали. Угрим и Тимофей оказались между взбудораженными армиями, как два зернышка, зажатые в гигантских жерновах. И с жерновами этими следовало вступить в переговоры, не выказывая ни капли страха.
Тимофей старался.
– Князь Уг-рим И-щер-ский!..
Слева, под пестрыми латинянскими стягами – сплошная линия щитоносцев. Лес пик. Арбалетчики с заряженными самострелами. Закованные в латы рыцари, готовые в любой момент сорваться в атаку.
– …же-ла-ет!..
Справа ветер треплет бунчуки из конских хвостов на копейных древках и длинных шестах. Лучники Огадая достают стрелы с узкими бронебойными наконечниками. Выстраивается для боя панцирная конница степняков.
– …го-во-рить!
Татарские ряды разомкнулись первыми. К переправе выдвинулась группа нукеров. Под девятихвостным ханским бунчуком ехал невысокий всадник в крепкой броне. С позолоченого шлема свисал пышный хвост черно-бурой лисицы. Забральная личина-тумага была поднята, и Тимофей рассмотрел под ней скуластое лицо наездника. Раскосые глаза смотрели недоверчиво. На тонких губах застыла кривая улыбка. Чуть подрагивали реденькие усики.
Хан был напряжен и насторожен. Со всех сторон Огадая прикрывали тяжеловооруженные нукеры, лучники за его спиной натягивали тугие татарские номо. Конечно же, великий хан должным образом позаботился о своей безопасности.
Среди степняков, сопровождавших Огадая, Тимофей заметил знакомое лицо. Бельгутай! Бывший ханский посол встретился с ним взглядом. Татарский нойон смотрел холодно, бесстрастно и недружелюбно.
– Огадай готов к переговорам, – удовлетворенно кивнул Угрим. – Дело пошло, и вряд ли теперь Феодорлих пожелает остаться в стороне.
– Князь Угрим Ищерский желает говорить!
Теперь Тимофей кричал только по-немецки. Угрим ждал, обратив взор в сторону латинянского воинства. Огадай приблизился и взмахом руки остановил своих воинов. Хан ждал тоже.
Ага, зашевелился, наконец, и латинянский строй. Раздались в стороны ряды щитоносцев и копейщиков. Раздвинулись рыцари. На переправу вступала императорская свита. От ярких гербовых одежд зарябило в глазах.
– Ну вот и его величество пожаловал, – усмехнулся Угрим. – Пусть подъедет поближе.
Феодорлих не выехал. Его, скорее, вывезли. Императора с двух сторон поддерживали в седле оруженосцы. Понятное дело: после достопамятных событий на берегу Дуная Феодорлих был еще слишком немощен, чтобы обойтись без посторонней помощи. Даже легкая броня, надетая на него, казалось, вот-вот сомнет могущественного властителя.
Под открытым бацинетом
[38] виднелось осунувшееся лицо. Бледные впалые щеки, свежие шрамы, черная повязка через левый глаз… Ослабевший император имел мало общего с тем грозным монархом, которого Тимофей знал прежде. Впрочем, властный блеск уцелевшего глаза свидетельствовал о том, что Феодорлих не сломлен окончательно.
– А ведь ему уже лучше, – заметил Угрим. – Видимо, Михель все это время заботился не столько о том, чтобы Феодорлих не погиб от ран, сколько о том, чтобы он не поднялся с постели. Теперь же, когда Михель мертв и чары рассеялись, его величество быстро пойдет на поправку.
Стрелки императора держали наизготовку взведенные арбалеты. В руках рыцарей поблескивала обнаженная сталь. Конные телохранители с большими щитами плотно обступили своего господина. В чем в чем, а в легкомыслии Феодорлиха упрекнуть было нельзя. Как и Огадая, впрочем.
Татары и латиняне настороженно наблюдали друг за другом, но с еще большей опаской они поглядывали на Угрима. И на Черные Кости у его ног.
Первым заговорил Феодорлих.
– Вы без свиты, князь? Только с толмачом? – голос императора был тихим и насмешливым. Это был голос больного человека. Больного, но выздоравливающего. – Не очень-то разумно с вашей стороны появляться здесь без охраны.
Тимофей перевел слова императора. Затем – невозмутимый ответ князя:
– В данный момент я не нуждаюсь в охране, ваше величество.
– В самом деле? – единственный глаз Феодорлиха сверлил Угрима. – А может быть, у вас просто не осталось воинов?
– У меня есть Черная Кость, – все так же спокойно отвечал князь. Тимофей переводил. – И не одна, прошу заметить.
Угрим кивнул себе под ноги.
– Этого достаточно, чтобы остановить на этой переправе любого из вас. Остановить или умертвить.
– Тумфи! – с татарской стороны выехал Бельгутай. – Великий хан желает знать, о чем твой коназ говорит с Хейдорхом.
– Князь объясняет, что может дать отпор и вам, и латинянам, и что для этого ему не требуется большая дружина, – ответил Тимофей на языке степняков.
– Правда? – теперь уже сам Огадай, подъехав ближе, вступил в разговор. Голос хана прозвучал глухо и надменно. – А если стрелы полетят в твоего коназа с обеих сторон? Если мои нукеры и его, – хан кивнул на императора, – воины атакуют вас вместе?
Тимофей перевел слова Огадая. Спросил, не удержавшись:
– Княже, такое возможно? Чтобы они – вместе?
Угрим ответил. Сначала ему:
– Едва ли они на это решатся. Друг другу хан и император доверяют сейчас не больше, чем мне. К тому же они не знают, на что способен чародей, у которого имеется не одна Кость, а больше. Я бы на их месте поостерегся нападать. Или сделал бы это сразу, не вступая в переговоры.
Затем князь заговорил, обращаясь к хану:
– Возможно, у меня и не хватит сил, чтобы противостоять двум вашим армиям сразу, – переводил Тимофей слова князя. – Но уничтожить вас двоих я всегда успею.
Теперь заволновался Феодорлих.
– Князь, я не понимаю, что вы обсуждаете с ханом, – заметил император. – Это не очень вежливо и это небезопасно.
Угрим, выслушав перевод, усмехнулся.
– Теперь ты видишь, Тимофей, что союз между Феодорлихом и Огадаем невозможен, – негромко произнес князь. – Если их не объединит кто-то третий…
Слова были сказаны, но губы Угрима продолжали шевелиться, будто он все еще обращался к толмачу. Заклинание! – вдруг понял Тимофей. Ищерский волхв творил волшбу. Латиняне и татары поняли это мгновением позже, когда…
Молниеносное движение. Взмах княжеских ладоней.
Руки Угрима стремительно вычертили в воздухе две коротких извилистых черты. Темно-синие росчерки волховского знака вспыхнули прежде, чем телохранители императора и хана успели среагировать. То есть они-то, конечно, среагировали. Но это уже не имело значения.
Из взрезанной ткани пространства ударил сноп синих искр. Под искры попали четверо. Феодорлих и Огадай, Угрим и Тимофей.
* * *
Запоздало щелкнули спусковые механизмы арбалетов. Зазвенели тетивы тугих татарских луков. Нукеры и рыцари атаковали с двух сторон сразу.
Что произошло дальше, понять было трудно. Мир вокруг замер. Весь мир. Уснул. Умер. Оборвались крики, смолкли звуки.
Десятки выпущенных стрел и болтов зависли в воздухе. Стальные жала не достали до Угрима и Тимофея каких-то двух-трех локтей.
Стрелы, люди и кони – все остановилось в незавершенном движении.
Тимофей ошалело завертел головой. Он видел горящие злобой глаза, раззявленные рты, искаженные лица, разрываемые удилами лошадиные пасти. Шпоры, до упора вошедшие в конские бока. Поднятые над головами клинки и опущенные копья. Застывшие стяги, бунчуки, плащи, плюмажи…
Две рати неподвижно стояли по берегам реки. Две свиты, ринувшиеся в бой, тоже были остановлены магией Угрима. Оруженосцы, удерживавшие немощного императора в седле, обратились в окаменевшие подпорки. Замер Бельгутай с занесенной саблей. Вздернутая на дыбы лошадь нойона так и осталась стоять на задних ногах.
Под действие чар не попали лишь те, кого окатило синими искрами.
– Не нужно волноваться, – успокоил князь. – Это не боевая магия. Пока – не она.
Император и хан переглянулись.
Тимофей постарался взять себя в руки и собрался перевести слова князя, но…
– Урус, ты говоришь то, что я слышу?! – Огадай недоверчиво смотрел на Угрима. – Или это часть твоего колдовства?
– Конечно же, это колдовство, – хмыкнул Угрим. – Но благодаря ему ты понимаешь мои слова, а я – твои.
– Я тоже понимаю! – ошарашенно пробормотал Феодорлих. – Вас обоих понимаю. Без него!
Император кивнул на Тимофея. Тимофей так и застыл с открытым ртом, не произнеся ни слова. Похоже, в услугах толмача здесь больше не нуждались. Угрим говорил по-русски, Феодорлих произносил слова на немецком, Огадай разговаривал по-татарски, но никто при этом не испытывал никаких неудобств. Все трое в самом деле понимали друг друга. Без него…
– Не совсем так, ваше величество, – снова заговорил Угрим. – Чужая речь кажется нам понятной как раз потому, что среди нас находится опытный толмач, долго и усердно изучавший языки. Его знания помогают нам сейчас и, надеюсь, будут помогать впредь.
Взгляд единственного глаза Феодорлиха скользнул по Тимофею и вновь уперся в Угрима. Подозрительный, настороженный взгляд.
– Вообще-то есть и другие способы общаться без помех при помощи магии, – пожал плечами князь-волхв, – но, во-первых, они потребуют от меня больших затрат сил, а во-вторых…
По губам Угрима скользнула кривая усмешка.
– Во-вторых, я не думаю, что эти способы пришлись бы вам по душе.
Кажется, этот вопрос был исчерпан. Но оставались другие.
Огадай провел рукой по шее своего застывшего коня. Недоуменно тряхнул лисьим хвостом на шеломе.
– Что происходит, колдун? Почему все вокруг стали подобны камню?
Тимофей покосился на Бельгутая. Однажды, в подземельях Острожца, Угрим остановил для татарского нойона течение времени. Но тогда был один Бельгутай, а теперь… Неужели теперь князю под силу запереть во времени целый мир?
Все оказалось иначе.
– Я позволил себе изменить ход времени для нас четверых, – объяснил князь-волхв. – Долго это не продлится, надолго у меня не хватит сил. Но надеюсь, мы успеем договориться.
– Договориться? – прищурил глаз Феодорлих.
– Обычно договариваться старается слабейший, – заметил Огадай.
– Или умнейший, – парировал Угрим.
Хан скривился.
– Слишком умные могут оказаться слишком опасными. От таких умных лучше избавляться сразу.
Угрим неодобрительно качнул головой.
– Разве еще непонятно, что убить меня будет непросто?
– Скоро твое колдовство закончится, – оскалился Огадай. – Ты сам сказал об этом. А стрелы уже пущены.
Хан кивнул на застывшие стрелы, целившие в Угрима и Тимофея.
– Когда чары рассеются, стрелы полетят дальше, коназ.
Угрим улыбнулся.
– Верно – полетят. Только эти стрелы не опасны. Для меня…
Князь плавно двинул рукой. Висевшие в воздухе татарские стрелы и арбалетные болты латинян развернулись наконечниками к Огадаю. Хан невольно отстранился. Наконечники тоже чуть сдвинулись. Незримая сила притягивала их теперь к груди степняка.
– Когда чары рассеются, стрелы полетят дальше, – Угрим невозмутимо повторил слова хана.
Побледневший Огадай потянул из ножен саблю.
Тимофей схватился за меч.
Князь чуть шевельнул пальцем. Ханская сабля, наполовину уже обнаженная, намертво застряла в ножнах. Огадай дернул раз, другой. Ничего не вышло. Степняк прорычал что-то и отпустил оружие. Сабля, звякнув, скользнула обратно в ножны.
– Ты все равно умрешь, урус! – прохрипел хан.
– Даже если бы это случилось, моя смерть ничего не дала бы никому из вас, – спокойно ответил Угрим.
– Ну, так уж и ничего, князь? – вставил свое слово Феодорлих. – А ваша крепость? А Черные Мощи?
Угрим повернулся к императору и небрежно повел по воздуху ладонью, вновь верша легкое колдовство. Часть стрел, направленных на Огадая, медленно повернулась наконечниками к Феодорлиху. Император поджал губы и умолк. Глаз его величества блеснул затаенной злобой.
* * *
– Мой Острожец вам ни к чему, – сухо произнес Угрим. – Это небольшая крепость в глухом краю. Да и ищерские земли не настолько богаты, чтобы рисковать ради них. Вот Черные Кости – это да, это другое дело. Им, действительно, нет цены. Но сами вы никогда не сможете воспользоваться их силой. А ваши колдуны мертвы.
– Почему мы должны верить тебе, урус? – скривился Огадай.
Вопрос был неуместен. Потому что ответ был очевиден. Но Угрим все же ответил.
– Потому что это, – князь кивнул на магические кристаллы, – теперь принадлежит мне, а не им.
– При Михеле была помощница, – глаз Феодорлиха неотрывно следил за лицом Угрима. – Твоя бывшая жена… Царевна-колдунья… Арина Никейская… Она тоже?.. Тоже мертва?
Угрим качнул головой.
– Нет, но, полагаю, теперь Арина станет помогать другому магу. Если, конечно, сочтет нужным. В любом случае вам на нее рассчитывать больше не стоит. Она уже не на вашей стороне, ваше величество.
– А вы, князь? Разве о вас можно сказать иначе?
Князь-волхв улыбнулся:
– Это будет зависеть только от вас.
– Вообще-то ты пришел к нам, урус, – прищурился Огадай, – не мы к тебе.
– Потому что вы ко мне прийти бы не смогли, – без заминки ответил Угрим. – Я же могу достать вас в любое время и в любом месте. Советую никогда не забывать об этом.
Хан недовольно поморщился. Но сдержался.
– И все-таки, коназ. Это ты нас позвал. Ты захотел говорить с нами. Значит, ты нуждаешься в нас больше, чем мы в тебе.
Угрим вздохнул:
– На самом деле, мы все одинаково нуждаемся друг в друге. Просто я сделал первый шаг.
– И чего ты хочешь?
– Да, в самом деле, скажите, наконец, чего ты хотите, князь? – присоединился к хану Феодорлих.
Угрим удовлетворенно кивнул.
– Обязательно скажу. Сейчас я владею силой, какой не смогли достичь ваши колдуны, – взгляд князя вновь скользнул по Черным Костям. – Но одной магии не всегда бывает достаточно.
– И вы рассчитываете на наши войска? – насмешливо бросил Феодорлих. – Я правильно вас понимаю, князь?
– Как и вы можете рассчитывать на меня. Если мы придем к соглашению.
– Рассчитывать в чем? – вмешался хан. – Что ты можешь предложить тому, у чьих ног уже лежит весь мир?
Угрим покачал головой:
– Не весь, далеко не весь. Даже не его половина. И даже не четверть. Но ведь это можно исправить. Вы потеряли своих чародеев. Я могу их заменить. Если две ваши армии сольются в одну, и если к ним будет приложена моя магия и сила Черных Костей, всех Костей, которые имеются у меня, никто в этом мире уже не сможет нам противостоять.
– Нам? – скривился Огадай.
– Нам. Мир ведь можно делить. Почему бы миру не иметь двух повелителей? Властителя Запада, – Угрим выразительно глянул на Феодорлиха. – И властителя Востока…
Взгляд князя уперся в лицо Огадая.
– Властитель у мира должен быть один, – хмуро заметил хан.
– Так считали многие, но никому еще не удавалось добиться желаемого. Всего мира одному не завевать и уж тем более не удержать за собой. А полмира – это тоже немало. Это больше, чем сейчас имеет каждый из вас. Это больше, чем все ваши владения, объединенные вместе.
– Но позвольте, князь, если мир будет поделен между нами, что в таком случае достанется вам? – усмехнулся Феодорлих. – Вероятно, Черные Мощи, до которых вы еще не добрались и которые рассчитываете получить с нашей помощью?
Угрим кивнул.
– У каждого свои цели, ваше величество.
– И каждая цель имеет свою цену, – глаз императора блеснул, словно алчное око ростовщика. – Расширение границ и новые земли – это все, что вы можете предложить нам за помощь?
– А этого мало?
Феодорлих опасливо покосился на Огадая, чуть помедлил с ответом, но все же заговорил, осторожно выбирая слова:
– Если речь идет о единении силы шести Реликвий, – тогда да, тогда мало.
Огадай кивнул, давая понять, что тайна древних артефактов известна и ему:
– Черные Кости, собранные вместе, даруют бессмертие, ведь так, колдун?
– Так, – признал Угрим.
– А почему бы вечную жизнь не поделить тоже, а, урус? Как мир?
– Это справедливо, – поддержал хана император. – Мой придворный маг был согласен на такие условия.
– И мой шаман сулил мне бессмертие, – Огадай впился в лицо Угрима цепким взглядом.
Лицо князя-волхва оставалось спокойным и невозмутимым. Черные глаза Угрима смерили обоих долгим, пристальным взглядом.
– Вы хотите жить вечно?
– Разумеется, князь, – холодно процедил Феодорлих.
– Было бы странно, если бы не хотели, – добавил Огадай.
Пауза длилась недолго.
– Что ж, если это плата за союз, я согласен, – произнес Угрим.
– Это хорошая плата за достойный союз, – улыбнулся император.
– И да поможет нам Тэнгри! – провозгласил хан.
– Значит, мы договорились?
– Да, колдун, считай, что мы договорились, – Огадай решительно тряхнул головой. Лисий хвост на татарском шеломе взметнулся, словно бунчук в руках торжествующего победителя.
– Условия приняты, князь, – удовлетворенно кивнул Феодорлих.
* * *
Тимофей в изумлении наблюдал, как три недавних противника приязненно улыбаются друг другу. Наверное, без магии все-таки здесь не обошлось. Наверное, какое-то скрытое, неявное колдовство все же придавало исподволь весомости и убедительности словам Угрима.
Наверное. Но не наверняка. Полной уверенности в этом у Тимофея не было. Вполне возможно, что никакого магического воздействия на чужую волю и не потребовалось. Когда разные люди вступают на одну дорогу, направлять уже никого не нужно.
– А теперь убери это, коназ, – Огадай указал на застрявшие в воздухе стрелы. – Иначе лишишься союзников, прежде чем воспользуешься их помощью.
В самом деле… Стальные наконечники все еще были нацелены на хана и императора.
Губы Угрима шевельнулись. Ладони опустились. Остановленные в полете стрелы обратились наконечниками к земле и замерли снова, будто подвешенные за оперения.
– Не забудьте успокоить свою свиту, – князь обратился одновременно и к императору, и к хану. – Так будет лучше. Для них.
Переговоры, во время которых толмач не произнес ни слова, закончились.