Рэймонд Чандлер

Карандаш

Вошедший был не грузен, но полнотел. Неискренняя улыбка едва трогала уголки его рта, оставляя губы крепко сжатыми, – он словно боялся проговориться. Двигался он замедленно и как-то расхлябанно, что меня удивило: люди такой комплекции, как правило, живчики. Одет мой гость был в серый костюм, на галстуке стройная ныряльщица демонстрировала длинные ноги и аккуратный задок. Примиряла меня с посетителем, пожалуй, только белая рубашка – я уважаю чистоту и аккуратность. Ботинки, хоть и не подходили по цвету к костюму, были надраены до блеска.

Пока он пробирался мимо меня, я успел внимательно его рассмотреть. Да и он времени не терял: мгновенно окинул взглядом комнату и все зафиксировал. Мне знаком этот тип людей. Гангстер из второразрядных. В кармане брюк или за поясом у него наверняка револьвер, – пиджаки он любит узкие, а это не позволяет носить кобуру под мышкой.

Он осторожно присел. Я устроился напротив, мы посмотрели друг на друга. На его физиономии промелькнуло что-то лисье; я в ответ изобразил внимание – без особого интереса, впрочем. Потом взял трубку и кисет с табаком, а ему предложил сигареты.

– Не курю, – проскрипел он, и голос его мне не понравился так же, как одежда и лицо. Пока я набивал трубку, он положил на стол тысячедолларовую купюру – новенькую, чистенькую, только что из-под пресса.

– Вам случалось спасать людям жизнь?

– Бывало.

– Тогда спасите еще раз. Мне.

– То есть?

– Я слышал, Марлоу, что вы с клиентами не хитрите.

– Оттого и беден, как церковная мышь.

– У меня есть два друга, вы можете стать третьим, не обижу. Получите пять штук, если вытащите меня из беды.

– Какой беды?

– Что-то вы с утра разговорчивы. Что, не видно, кто я такой?

– Нет.

– Не бывали в восточных штатах?

– Бывал, но не в вашей компании.

– Какой-такой компании?

Разговор начинал мне наскучивать.

– Послушай, или ты не строишь из себя умника и говоришь по существу, или забирай свою штуку и исчезни.

– Звать меня Икки Россен, и я таки исчезну – и навсегда, если ты чего-нибудь не придумаешь. Усек?

– Усек. Говори, как есть, да побыстрей. У меня нет времени слушать по капле в час.

– Я решил завязать, выйти из игры. А боссы считают так: либо ты скурвился и можешь продать, либо слишком о себе возомнил. Или просто перепугался. Со мной как раз третий случай – я перепуган до смерти. Дела за мной серьезные, но «мокрых» нет. Им-то наплевать, я ведь нарушаю традицию, порядок и все такое – они взяли карандаш и подвели черту. Исполнители уже в пути. А я облажался – спрятался в одной норе, в Вегасе, но они меня перехитрили. Когда я летел в Эл-Эй, меня уже, наверное, пасли, так что они наверняка знают, где я остановился.

– Ну, так перепрячься.

– Поздно. Я уже на крючке.

Он был прав.

– Почему же ты еще на этом свете?

– Ликвидацией занимаются мастера, а они не любят торопиться. Разве ты не знаешь этого?

– Как же, знаю. Солидный торговец из Буффало или хозяин молокозавода из Канзас-Сити – вывеска всегда приличная. Прежде всего, хорошие манеры и неброскость. Спокойные, хорошо одеты, вместе никогда не садятся. Оружие в кейсах, – а с кейсами сейчас ходят все, даже женщины...

– Прямо в точку. А когда самолет сядет, их отправят прямо ко мне, – но не сразу, не из аэропорта. Им торопиться некуда, у них свои люди и среди легавых, и даже в муниципалитете. Пойду я в полицию, скажем, меня выставят в двадцать четыре часа, и куда мне деваться? В Мексику? В Канаду? Достанут.

– А как насчет Австралии?

– У меня нет паспорта. Я живу в Штатах нелегально вот уже двадцать пять лет. Ну, допустим, попаду я в тюрьму, – но не пройдет и часа, как меня выпустят за отсутствием состава преступлений. А на другой стороне улицы меня в машине будут ждать «друзья», чтобы отвезти... не домой, разумеется.

– Ладно, хватит ныть, – сказал я. – Допустим, – но только допустим, – что я помогу тебе исчезнуть. А что ты будешь делать дальше?

– Есть одно место. Свою тачку брошу, поеду туда на прокатной, потом куплю какую-нибудь подержанную, потом поменяю на новую. Город достаточно большой, но там безопасно.

– Ну-ну, – сказал я, – слышал я что-то такое про Уичиту. Но ведь и там все могло измениться...

Он хмуро взглянул на меня.

– Ты, Марлоу, не зарывайся.

– А ты мне свои правила не диктуй. Я берусь за твое дело, получаю эту бумажку сразу, а остальные, если все выгорит. И не мешай мне. Может, и мне достанется, тогда принесешь мне красную розу на могилку. Когда прилетает самолет?

– Вечером. Из Нью-Йорка вылетает в девять утра, здесь, наверное, будет в полшестого.

– Но мне будет нужен помощник.

– Какой еще, к черту, помощник?!

– У меня есть знакомая девчонка, она не заговорит и под пытками.

– Ты не имеешь права рисковать девушкой, – сердито сказал Икки.

Я так удивился, что челюсть у меня отвисла чуть не до пояса. Потом я с трудом вернул ее на место.

– Надо же, у тебя и чувства имеются!

– Женщины не созданы для опасных игр, – проворчал Икки.

Я взял купюру и сложил ее пополам, с удовольствием прислушиваясь к ее характерному хрусту.

– Извини, расписки не пишу – незачем тебе носить в кармане мою фамилию. Будем надеяться, что все будет о\'кей.

Потом Икки рассказал мне все, что ему известно о тех, кто прилетит из Нью-Йорка. Закончив, он протянул мне руку. Пришлось ее пожать. Ладонь была потной. Он кивнул мне и вышел.

* * *

Дом Энн Райорден стоял на тихой улочке в Бэй-Сити – нарядный, как свежевыстиранный фартук. Лужок перед ним был аккуратно подстрижен, а окружавший его кустарник выглядел настолько франтовато, что, казалось, над ним поработал модный парикмахер. Возле белой двери висел молоток в форме головы тигра, а рядом с ним было круглое оконце, через которое хозяйка могла общаться с нежданными гостями, не впуская их в дом.

Где-то внутри зазвенел звонок, и через минуту Энн открыла мне дверь. Она была в бледно-голубой блузке спортивного покроя и очень коротких белых шортах. Темно-каштановые волосы обрамляли милое личико с серо-голубыми глазами, в глубине которых пряталась печаль: ее отец и мать погибли, попав в гангстерскую заварушку. Впрочем, Энн нашла в себе силы преодолеть жизненные и душевные невзгоды; она писала для разных журналов рассказики о юношеской любви, чем и зарабатывала себе на жизнь. К тому же в критических ситуациях она проявляла такую выдержку и находчивость, что ей мог позавидовать опытный полицейский.

Она закрыла за мной дверь, устроилась на широкой тахте и закурила.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал я.

– Еще бы. Только в таких случаях я тебя и вижу.

– Ко мне обратился клиент, бывший гангстер. Он хочет завязать и удрал от своего синдиката – или банды, называй, как хочешь. Одолеть их нереально, они богаты, как царь Мидас, а адвокаты за миллион в год делают все, чтобы защитить их интересы...

– Ты словно в сенат решил баллотироваться, – хмыкнула Энн. – Никогда не слышала от тебя таких пламенных речей.

Она поболтала ногами. Понятно, не для того, чтобы соблазнить меня, – но мысли мои все равно начали путаться.

– Не мельтеши, – сказал я. – Или надень что-нибудь подлиннее.

– Свинья ты, Марлоу. Ни о чем больше думать не можешь.

– Можно попытаться. Вообще говоря, чертовски приятно иметь хоть одну хорошенькую знакомую с крепкими моральными устоями.

Я сглотнул слюну и стал рассказывать дальше.

– Зовут его Икки Россен. Он не красавец и не из тех, кто мне симпатичен, но одна черта в нем меня подкупает. Он запротестовал, когда я сказал, что мне будет помогать девушка. Женщины, по его мнению, не созданы для опасных дел. Наверное, поэтому я и решил ему помочь... Для настоящего гангстера женщина и мешок муки – примерно одно и то же. Переспать с девчонкой, конечно, никто не откажется, но если женщина встает поперек дороги, от нее избавляются без колебаний.

– Пока я слышу только пустой треп. Тебе, по-моему, нужно выпить чашечку кофе... или, может быть, чего-нибудь покрепче?

– Очень мило с твоей стороны, но с утра – ни-ни. А кофе чуть позже. Так вот, этого Икки накололи на карандаш.

– То есть?

– Есть список людей. Берёшь карандаш и кого-нибудь оттуда вычеркиваешь. И считай, что тот, кого ты вычеркнула, мертв. Но для тебя это будет игра, а для них – повседневная канцелярия.

– Что я могу сделать? Извини, я скажу больше: что можешь сделать ты?

– Я могу попробовать. А ты поможешь мне вычислить убийц и проследить, куда они поедут.

– А как они выглядят?

– Ну конечно, я с убийцами общаюсь ежедневно. Принимаю их у себя дома, угощаю виски с лимонным соком и бутербродами с икрой.

Энн улыбнулась, а я быстро преодолел разделяющий нас узорчатый коврик, поднял ее с тахты, крепко поцеловал в губы и вернулся на исходную позицию.

– Они выглядят обычными деловыми людьми – как коммерсанты или чиновники. Одеты солидно, вести себя будут донельзя корректно, – когда надо, они это умеют. Оружие в кейсах, после выполнения задания они его выкинут. Скорее всего, пистолеты, но, может быть, и автоматы. В самолете будут сидеть порознь, но, сойдя, могут притвориться старыми знакомыми, которые совершенно случайно встретились. Пожмут друг другу руки, улыбнутся, сядут в одно такси и поедут в отель. Затем переберутся в другое место, откуда будут наблюдать за Икки.

– Стрелять будут из комнаты или квартиры напротив?

– Нет. Они подойдут к нему, скажут: «Привет, Икки», он обернется, а они начинят его свинцом. Потом побросают оружие, прыгнут в автомобиль и помчатся вслед за первой машиной.

– А кто будет в первой машине?

– Какой-нибудь солидный гражданин с безупречной репутацией. Он будет прокладывать путь машине с гангстерами, а если его остановит полиция – сокрушаться и лить крокодиловы слезы, но убийцы будут уже далеко.

– Боже милостивый, – сказала Энн, – и как ты можешь жить такой жизнью? Если у тебя все получится, убийц подошлют и к тебе.

– Навряд ли. Посторонних они не убивают. Виноваты будут исполнители. Боссы мафии – деловые люди. У них – огромные деньги, и бизнес для них на первом месте. Они становятся жестокими только тогда, когда кто-то из их же компании мешает их бизнесу. Что-то я не припомню ни одного случая, когда было раскрыто организованное убийство.

Энн принесла два коктейля. Пока мы пили, я давал ей конкретные указания.

– Когда засечешь их, проследи, куда они направятся. Если в отель, то зарегистрируйся там и сразу звони мне.

– Ты – ужасный тип, – сказала Энн. – Женщины делают для тебя все, чего ты захочешь. И как это я, дожив до двадцати восьми лет, осталась незамужней?

– Нужны, наверное, и такие. А почему ты, собственно, не выходишь замуж?

– За кого? За какого-нибудь циничного искателя приключений? Кроме тебя, я не знаю ни одного приличного мужчину. А на белозубые улыбки я уже давно не покупаюсь.

– Я – честный парень, – сказал я почти шепотом. – А это уже кое-что. Но для такой девушки, как ты, слегка поношенный. Один взгляд твоих чистых, ясных глаз всегда ставит меня на место.

* * *

В Лос-Анжелесском международном аэропорту к самолетам близко не подойдешь. Если нужно рассмотреть прибывающих, нужно ждать за барьером.

Я переписал расписание прибытия и слонялся туда-сюда, как пес, забывший, где спрятал кость. Самолеты садились, взлетали, грузчики перетаскивали багаж, суетились пассажиры, плакали дети, и весь этот шум время от времени перекрывался объявлениями по радио.

Несколько раз я прошел мимо Энн, но она словно не замечала меня.

Наверное, они прилетели без четверти шесть, потому что Энн вдруг исчезла. Я рванул в контору. Через час зазвонил телефон.

– Скорее всего, это они, – сказала Энн. – Отель «Беверли-Вестерн», номер четыреста десять.

– Какие они с виду?

– С кейсами, в строгих костюмах, белые рубашки, черные туфли. Можно подумать что угодно – адвокаты, издатели, врачи, банковские служащие...

– Внешность,

– Волосы у обоих темно-русые. Лица невыразительные. Глаза у одного серые, у другого – голубые. Взгляды быстрые, цепкие. Мгновенно оглядели все вокруг. Оба одинаковые, как автомобили с конвейера.

– Теперь беги домой.

– Ты будешь их пасти?

– Может, это они будут пасти меня. Я уже снял комнату через улицу от Икки.

Когда я уже собрался идти домой, в приемной раздался звонок. Я открыл. На пороге стоял невысокий человек и покачивался на каблуках. Увидев меня, он улыбнулся; вышло это у него натужно. Потом шагнул ко мне.

– Филип Марлоу?

– Собственной персоной. Чем могу быть полезен?

Он подошел вплотную и вытащил из-за спины руку с пистолетом, направив его дуло прямо мне в живот.

– Если не откажешься от дела Россена, схлопочешь пару свинцовых пилюль в брюхо.

Это был любитель. Если бы он остановился фута за четыре, то, может быть, и добился бы чего-нибудь. Я вынул изо рта сигарету и беззаботно зажал ее между пальцами.

– С чего это ты взял, что я знаю какого-то Россена?

Он рассмеялся и ткнул меня дулом.

– Ишь чего захотел?

Издевательская усмешка, дешевый кайф от сознания своего превосходства, от настоящего тяжелого пистолета в руке.

– Все-таки расскажи мне, о чем идет речь?

Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но я уже бросил сигарету на пол и резко выбросил руку вперед. Перехватив пистолет, я сжал его конечность и одновременно двинул ему коленом промеж ног. Он хрюкнул и сложился пополам. Я вывернул ему руку, вынул из нее пистолет, а потом сделал ему подсечку, и он оказался на полу.

Он лежал, подтянув колени к животу, хлопая глазами от удивления и боли одновременно, со стонами перекатываясь с боку на бок. Я поднял его.

– Пойдем в кабинет. Поговорим немного, а заодно выпьешь чего-нибудь. В следующий раз не подходи к противнику слишком близко, чтобы он до тебя не дотянулся.

Я подтолкнул его к дверям кабинета, а затем – к креслу. Налил в бумажный стаканчик виски и поставил перед ним. Потом взял его 38-й, вытащил магазин и высыпал патроны в ящик стола. Засунул магазин на место и положил пистолет на стол.

– Заберешь, когда будешь уходить, – если будешь, конечно. Ну, так как ты сюда попал?

– Так я тебе и сказал.

– Не будь идиотом. У меня много друзей, и я вполне могу привлечь тебя за вооруженное вторжение. Сам понимаешь, такого тебе не простят. Так кто тебя послал и зачем?

– Икки на крючке, – хмуро сказал гангстер. – Он полный лопух. Я спокойно шел за ним прямо до твоей квартиры. А чего это он поперся к частному детективу? Наверху этим заинтересовались.

Я поднялся с кресла, и он выставил руку перед собой.

– Если шлепнешь меня, сюда явятся профессионалы. А козырей особых у тебя на руках нет.

– Тебе нечего сказать хозяевам. Если Икки и был у меня, ты не знаешь, по какой причине, и уж тем более не знаешь, взялся я за его проблему или нет. Что вы так навалились на этого Икки, чем он так уж виноват?

– Думаешь, ты такой крутой, да? – прошипел он, держась за то место, где пять минут назад было мое колено. – В моей команде ты бы приза не взял.

Я рассмеялся. Потом взял его за правое запястье и выкрутил руку за спину. Он заскрежетал зубами. Левой рукой я залез во внутренний карман его пиджака и достал портмоне. Там лежали водительские права на имя Чарлза Чикона. Это ничего мне не давало. Таких недомерков зовут кличками. Его могли звать Коротышкой, Хиляком или Шибздиком. Я бросил ему кошелек назад.

– Убирайся ко всем чертям. И пушку свою забирай.

У порога он обернулся и посмотрел на меня своими маленькими злыми глазками.

– Прощевай, бодливый. И не таким рога скручивали

Я спокойно поехал домой, упаковал саквояж и отправился в автосервис, где меня хорошо знали. Там оставил свою машину и сел во взятый напрокат «шевроле». На нем добрался до Пойнтер-стрит, занес вещи в снятую комнату и поехал ужинать в ресторан «Виктор». Потом остановился на бульваре Сансет возле бензозаправки и позвонил своему приятелю, главному следователю Берни Оулзу, и предупредил его о возможном покушении на Икки.

Потом позвонил самому Икки.

– Это Марлоу. Cобирайся, в полночь отправляемся. Твои друзья сидят в «Беверли-Вестерн». Где твоя тачка?

– Стоит перед домом.

– Отгони ее на боковую улицу и запри. Где черный ход твоей ночлежки?

– Сзади.

– Оставь чемодан там. Выйдем вместе и пойдем к твоей машине.

– Хорошо, – буркнул он. – Я жду.

На Пойнтер-стрит я оставил машину за углом, поднялся в комнату и, не зажигая света, стал наблюдать за улицей. В дом, где остановился Икки, вошел какой-то тип почти такого же роста; фигурой он тоже смахивал на моего подопечного. Входили и выходили другие люди.

Никого, кто наблюдал бы за домом, я не увидел.

В полночь я вышел на улицу и направился к дому Икки. Черный ход был открыт; я поднялся на третий этаж и постучал. Икки открыл дверь с пистолетом в руке.

– Выходим через парадные двери. Руки держи в карманах, если кто окликнет тебя сзади, поворачивайся и стреляй.

– Я боюсь, – хрипло сказал Икки.

– Я тоже, – хмыкнул я, – но выхода у нас нет.

Мы поставили вещи у черного хода; вокруг не было ни души. Вернулись в дом, прошли вестибюлем до парадного. Никого, улица пустынна.

Нам оставалось только забрать вещи и погрузить их в машину, после чего мы направились в сторону 66-го шоссе. Все вроде прошло без приключений. Я доехал с ним до Помоны.

– Дальше мне ехать смысла нет, – сказал я. – Сяду на обратный автобус или в мотеле переночую.

Он достал портмоне, вытащил из него четыре тысячных купюры и протянул мне.

– Ты не представляешь, во что ты вляпался. Твои беды только начинаются. У мафии везде глаза и уши. Забирай хрусты, у меня их хватает.

Я взял деньги и спрятал в карман. «Мои беды только начинаются», сказал Икки – и, черт возьми, он был прав.

На автостанции «Голливуд» я взял такси и вернулся к себе в контору. Посмотрел почту; в ящике не было ничего – только маленький неподписанный пакетик. В нем лежал свежезаточенный карандаш, гангстерский знак смерти.

Не стоило принимать это близко к сердцу. Если они действительно хотели бы прикончить меня, то не стали бы предупреждать. Это просто рекомендация: с Икки пора завязывать. «Когда мы берем кого-то на карандаш, ему приходится несладко», – вот что означало это послание.

Домой, на Юкка-авеню идти не хотелось, и я решил заночевать на Пойнтер-стрит. Револьвер под подушкой мешал уснуть, поэтому, поерзав полчаса, я переложил его в правую руку.

Проснулся, когда солнце уже светило вовсю. Перехватил чего-то в забегаловке на углу и вернулся в свою нору, где уселся возле окна. Около половины девятого из дома напротив вышел человек, которого я видел накануне, с небольшим портфелем в руках. Тотчас же из синей машины, стоявшей у обочины, выскочили двое. Оба были одинакового роста, в костюмах и низко надвинутых на лбы шляпах. Они выхватили револьверы.

– Эй, Икки, – крикнул один.

Человек обернулся.

– Прощай, Икки, – сказал другой.

Раздались выстрелы, человек рухнул на асфальт, двое попрыгали в машину и умчались прочь. В тот же момент из переулка вывернул большой лимузин, который поехал перед машиной убийц. Мгновение, и обе тачки скрылись вдали.

Они застрелили не того.

Я вышел на улицу, сел в прокатную машину и поехал в контору. Там было пусто.

Я набрал номер офиса шерифа и спросил Берни Оулза.

– Привет, Берни, это Марлоу. У меня проблемы.

– Твоя контора на прежнем месте?

– Да.

– Я заеду.

Он приехал через минут двадцать.

– Ну, выкладывай.

Я рассказал ему все, как было. Он посоветовал не волноваться:

– Раз они грохнули не того, на какое-то время притихнут.

Потом принесли телеграмму. «Еду Флэгстар Мотель Мирадор кажется пасут немедленно приезжай».

Я позвонил Энн, она посоветовала пересидеть какое-то время у нее, – и тут позвонили в дверь.

За дверью стоял элегантно одетый человек средних лет с приветливой и лукавой улыбкой. Кремовый фланелевый костюм был скроен безупречно. Закурив сигарету с золотым фильтром и выпустив луб дыма, он взглянул на меня.

– Филип Марлоу?Я кивнул в ответ.

– Меня зовут Фостер Граймз, я из Лас-Вегаса, управляющий «Ранчо Эсперанца». Я слышал, вы имели какие-то дела с Икки Россеном.

– Может, вы зайдете?

Он прошел мимо меня в кабинет и вальяжно расположился в кресле. Внешность его ничего мне не говорила – этакий везунчик, который хочет выглядеть ковбоем. По выговору – из Нью-Йорка или Балтимора.

– Мистер Марлоу, где теперь Икки?

– Не знаю, мистер Граймз.

– Чего ради вы с ним связались?

– Ради денег, конечно.

– И как далеко это зашло?

– Я помог ему уехать из города. Кто вы такой, я не знаю, но в офисе шерифа уже обо всем знают. Вы не того прикончили.

– Ребята поторопились. Нам вот что нужно, – он вытащил тысячную и аккуратно положил на стол. – Найдите Икки и скажите ему: пусть возвращается, все будет в порядке. Если вы это сделаете, получите еще одну такую же. Если нет – вашему клиенту конец.

– А если я вас по носу щелкну этой купюрой?

– Это будет не слишком умно, – он вытащил «кольт-вудсмен» с глушителем – такая пушка укладывает человека с первого выстрела; лицо его при этом совершенно не изменилось. – В случае чего я из Вегаса не выезжал, а вот вас найдут мертвым в собственном кабинете. Положите руки на стол и подумайте как следует. Я хорошо стреляю.

Я поднял со стола карандаш, повертел его в руках и снова бросил на стол; карандаш покатился. Граймз переложил пистолет в левую руку и взял его.

– Его прислали мне сегодня утром, – сказал я. – Ни записки, ни адреса. Думаете, мистер Граймз, я не знаю, что это значит?

Он нахмурился и положил карандаш на стол. Но прежде чем ему удалось снова взять пистолет в правую руку, я опустил под стол свою и положил палец на спусковой крючок своего сорок пятого калибра.

– Посмотрите под стол, мистер Граймз. Пистолет надежно закреплен и нацелен прямо на вас. Даже если вы убьете меня с первого выстрела, мой сработает от конвульсивного сжатия руки. Сорок пятый калибр отбрасывает человека на шесть футов назад, сейчас об этом даже школьники знают.

– Похоже на ничью, – сказал Граймз. Потом опустил «кольт» и улыбнулся. – Чистая работа, Марлоу. Вы бы нам пригодились. Может, вы все-таки разыщете Икки?

– Скажите, Граймз, – поинтересовался я, – почему вы ко мне привязались?

– Дело Ларсена, помните? Вы запихнули одного из наших прямиком в газовую камеру. Мы такого не забываем.

– Забирайте свои деньги и двигайте отсюда подобру-поздорову. Может, я и сделаю по-вашему, но мне нужно подумать.

– Я в Вегасе, Марлоу. «Ранчо Эсперанца».

Он кивнул мне и вышел.

Я задумался. Икки к ним не вернется, это точно. Но у меня была другая причина согласиться на предложение Граймза.

* * *

В Финикс я приехал вечером и остановился в мотеле на окраине. Стояла страшная жара. Я побрился, принял душ, поужинал и направился во «Флэгстар». В ресторане мотеля Икки объедался черной форелью.

Я уселся напротив. Мое появление, похоже, удивило его.

– Ну, что там? – спросил он с набитым ртом.

– Ты газеты читаешь?

– Только спортивную страницу.

– Те двое сидели в засаде возле твоей норы и вчера убили человека, немного похожего на тебя.

– Вот так! – оскалился Икки. – Про это уже знают легавые, да и мои дружки тоже. Так что приговор остается в силе.

– Ты, наверное, думаешь, что я круглый дурак, – сказал я. – И, скорее всего, ты прав.

– Мне кажется, Марлоу, ты отлично справился с делом.

– С каким делом?

– Ты чертовски ловко вывез меня оттуда.

– А сам ты не мог с этим справиться?

– Иметь помощника в таком деле совсем не лишнее дело.

– Ты хочешь сказать – дурачка на подхвате.

Икки нахмурился. В скрипучем голосе послышалось недовольство.

– Не понимаю. Если ты чем-то недоволен, верни деньги.

– Верну, коли рак на горе свистнет.

– Не надо так со мной разговаривать, – сказал он и вытащил револьвер.

Свою пушку я сжимал в кармане уже минут пять.

– Спрячь свою железку и слушай меня внимательно. В этой истории есть мелкие детали, которые портят всю картину. Почему ты вообще пришел ко мне? Зачем ко мне послали этого недомерка Чикона? Почему такой стреляный воробей, как ты, дал проследить себя до моей конторы?

– Марлоу, ты убиваешь меня. Ты умен до полного идиотизма и не можешь поэтому отличить черное от белого. Бьюсь об заклад, – вернувшись в контору, ты был рад тем пяти косым, что кот валерьянке, и вылизал каждую купюру!

– После того, как они побывали в твоих руках – нет. А почему мне прислали карандаш? Я, правда, сказал этому типу, джентльмену из Лас-Вегаса: если хотят убрать кого-то, предупреждать не обязательно. Он, кстати, пришел с «вудсменом» 22-го калибра; пришлось убедить его, что лучше спрятать эту штуковину. И он послушался. А потом стал совать мне в лицо деньги, чтобы я сказал ему, где ты прячешься...

– Не понимаю, о чем это ты.

– Сейчас поймешь. Смотри: один малый с Ист-Сайда начинает дружить с гангстерами. Крутится в банде, но до конца не портится, потому пытается свалить. Переезжает в наши края, меняет имя, находит себе какую-то мелкую работенку и живет себе тихонько в меблирашке. Но кто-то из старых знакомых узнает его. И боссы, покуривая свои сигары, рассуждают: «Напрасно ты, Икки, так поступил. Ты, конечно, мелочь пузатая, но мы этого не потерпим. Это подрывает дисциплину. Отправим парочку ребят, прищучим паренька». И парочка уже готова отправиться, как вдруг боссы вспоминают, что в тех же краях обитает один детектив, который сдал властям их парня по имени Ларсен. Неплохо бы заодно и ему хвост прищемить! И посылают подставного.

– Братья Торренс – не подставные, они киллеры из первых, не раз это доказывали. Вот только теперь ошиблись.

– Они-то как раз не ошиблись, нашли настоящего Икки Россена и убрали его. А вот ты – подсадная утка. И теперь тебя ожидает арест за соучастие в убийстве. Но и это не самое грустное для тебя: твои хозяева вытащат тебя из-за решетки и сотрут в порошок. Ты провалил задание.

Его палец нажал на спусковой крючок... но я успел выстрелить раньше и выбил револьвер из его руки. Мой пистолет хоть и маленький, но в цель попадает идеально.

Он застонал и стал сосать раненый палец. Я изо всех сил ударил его в грудь; вежливое обращение с убийцами не в моем стиле. Он отлетел на несколько шагов. Я поднял с пола его пушку, потом обыскал его. Больше оружия у него не было.

– Что ты хочешь сделать со мной? – прохныкал он. – Я же тебе заплатил. Я тебе хорошо заплатил!

– У каждого из нас – свои проблемы. Твоя теперь – остаться в живых.

Я заломил ему руки за спину и защелкнул на них наручники, которые всегда ношу с собой. А потом вызвал полицию.

* * *

В мотеле мне пришлось задержаться на несколько дней, но я не огорчался: уж больно вкусна была форель в ресторане. А потом я вернулся в Лос-Анджелес и пригласил Энн на ужин с шампанским в ресторан «Романофф».

– Одного я не могу понять, – сказала она после третьего бокала. – Зачем они втянули тебя в эту историю? Зачем был нужен фальшивый Икки Россен?

– Трудно сказать. Может, их боссы чувствуют себя настолько уверенно, что временами им хочется проявить чувство юмора. А может, Ларсен, который попал в газовую камеру, был более значительной фигурой, чем казался. Если так, то меня вполне могли поставить на очередь еще тогда...

– Но зачем было столько тянуть? – спросила Энн. – Они могли бы сразу с тобой разделаться.

– Они могут позволить себе подождать. Кто их торопит? Меня-то беспокоит другое, – деньги, эти грязные пять тысяч. Что с ними делать?

– Не будь чистоплюем. Ты заработал эти деньги, рискуя жизнью. Теперь можешь вложить их в акции какой-нибудь страховой компании, вот и отмоешь.

– Хорошо, а теперь ты мне скажи – почему они нажали на газ?

– Ты себя недооцениваешь. Почему не допустить, что на газ нажал этот фальшивый Икки Россен? Судя по всему, он из тех, кто ничего без выкрутасов не делает.

– Если так, и он действовал по собственной инициативе, хозяева хорошенько его отблагодарят...

– ...если раньше этого не сделает окружной прокурор. Впрочем, мне все равно, что с ним будет. Налей, пожалуйста, еще шампанского...

* * *

«Икки», прижатый к стене, назвал на допросе имена убийц, братьев Торренс, – а еще раньше их имена назвал я. Но найти их не удалось; домой они не вернулись. А доказать сговор, имея лишь одного подозреваемого, практически невозможно. Его не могли судить даже как непрямого соучастника. Не было никаких доказательств, что он знал об убийстве настоящего Икки. И его просто выпустили на волю, отдав на суд «друзей».

Где он теперь? Чутье подсказывает мне: его нет нигде.

Энн Райордэн была рада, что все кончилось и мне теперь ничто не угрожает. Впрочем, в моей профессии слово «безопасность» употребляется редко.