Рэймонд Чандлер
Женщина в озере
Глава 1
Дом находился на Оливен-стрит, вблизи Шестой авеню. Тротуар перед фасадом был выложен белыми и черными резиновыми плитками.
Я прошел через аркаду с магазинами, торгующими предметами роскоши, в большой красно-золотой вестибюль. Компания «Гиллерлейн» занимала апартаменты на седьмом этаже, с окнами по фасаду. Двери были из двойного хрустального стекла, с металлической окантовкой под платину. Пол приемной устилал китайский ковер, стены матово отсвечивали серебряной краской.
Здесь стояла модная угловая мебель, на темных подставках остро поблескивали сюрреалистические скульптуры, а в углу располагалась огромная трехгранная витрина с образцами изделий фирмы.
На выступах, островках и ступеньках из блестящего зеркального стекла разместились всевозможные флаконы с духами и фантастически изваянные амфоры, какие только могло создать воображение художника. Здесь были выставлены кремы и одеколоны, мыло и пудра на любой случай и для любого времени года.
Стройные высокие флаконы с духами выглядели так, словно были готовы разлететься от одного дуновения. Фарфоровые сосуды пастельных тонов, украшенные большими шелковыми бантами, напоминали маленьких девочек на уроке танцев.
Но венцом всего было нечто, заключенное в простой флакон цвета светлого янтаря. Он стоял просторно, в центре, прямо на уровне глаз и был снабжен этикеткой «Гиллерлейн-Регаль» — «королева духов». Так должен был выглядеть предмет высшего вожделения. Капелька таких духов на мочку уха — и подобающие этому аромату розовые жемчуга сами упадут на вас, словно летний дождь…
В дальнем углу у небольшого, огороженного решеткой коммутатора сидела миловидная блондинка. Рядом с дверью за гладким письменным столом помещалась стройная темноволосая красавица. Судя по изящной табличке над ее головой, это была мисс Адриенн Фромсет.
Из-под серо-стального жакета выглядывала темно-синяя блузка с голубым галстуком мужского покроя. Из нагрудного кармашка виднелся уголок носового платка, настолько острый, что им, вероятно, можно было бы резать хлеб.
Единственным украшением служил браслет в виде цепочки. Темные волосы, разделенные прямым пробором, падали на плечи свободными, но тщательно уложенными волнами. У нее была гладкая кожа цвета слоновой кости и холодные темные глаза, которые, вероятно, в соответствующее время и в соответствующем месте могли выглядеть и потеплее.
Я положил на ее письменный стол свою визитную карточку (обычную, без изображения маленького пистолета в верхнем углу) и спросил, не сможет ли мистер Деррис Кингсли принять меня.
Она взглянула на карточку.
— Вам назначено?
— Нет.
— Без предварительной договоренности встретиться с мистером Кинглси очень трудно.
Я не стал спорить.
— По какому вы делу, мистер Марлоу?
— По личному.
— Полагаю, вы — знакомый мистера Кингсли?
— Пожалуй, нет. Может быть, ему и приходилось слышать обо мне. Скажите ему, что я от лейтенанта Мак-Ги.
— А вы уверены, что мистер Кингсли знаком с лейтенантом Мак-Ги?
Она положила мою карточку рядом со стопкой писем. Потом важно откинулась на стуле и начала постукивать по крышке стола маленьким золотым карандашиком.
Я не удержался и рассмеялся. Блондинка за коммутатором навострила ушки, стараясь подавить улыбку. Изящная и грациозная, но какая-то неуверенная, она походила на новую кошечку в доме, где кошек не очень-то жалуют.
— Надеюсь, что знаком, — ответил я. — Может быть, самое простое — спросить об этом его самого?
Мисс Фромсет начала что-то писать, с трудом сдерживая желание запустить в меня своим золотым карандашиком. Потом, не поднимая глаз, сказала:
— У мистера Кингсли совещание. Я передам ему вашу карточку, как только для этого представится возможность.
Я поблагодарил, отошел от ее стола и уселся в кресло из кожи и никелированного металла. Оно оказалось значительно удобнее, чем обещал его внешний вид. Время шло, и надо всей этой сценой опустилось молчание. Никто не входил и не выходил. Элегантный карандашик мисс Фромсет скользил по бумагам. Из угла время от времени доносился приглушенный голос белокурой кошечки и щелканье ее коммутатора.
Я закурил и подтянул к своему креслу пепельницу на высокой ножке.
Минуты проходили на цыпочках, прижав палец к губам. Я осмотрелся. Вообще-то по обстановке нельзя делать никаких выводов. Может быть, эта компания загребает миллионы, а возможно, что в кабинете управляющего сейчас сидит судебный исполнитель, придвинув стул поближе к сейфу.
Через полчаса — я успел истребить три-четыре сигареты — дверь рядом со столом мисс Фромсет открылась, и вышли два улыбающихся господина. Третий придерживал перед ними дверь и тоже улыбался. Они сердечно потрясли друг другу руки, потом первые два прошли через приемную к выходу. Хозяин уронил с лица улыбку и немедленно принял такой недоступный вид, словно вообще никогда в жизни не улыбался. Это был долговязый молодой человек в сером костюме, с выражением на лице, говорившим: «Знайте, я не потерплю никаких глупостей!»
— Звонил кто-нибудь? — спросил он резким начальственным тоном.
Мисс Фромсет ответила нежным голоском:
— Нет, но вас дожидается мистер Марлоу. Ему необходимо с вами поговорить. От лейтенанта Мак-Ги. По личному делу.
— Никогда о таком не слышал, — недовольным тоном заявил долговязый. Не повернувшись в мою сторону, он взял визитную карточку и ушел с нею в свой кабинет. Дверь за ним закрылась. При этом пневматический механизм для закрывания двери издал тихое протяжное «пфююю»…
Мисс Фромсет одарила меня сладкой улыбочкой, которую я немедленно возвратил ей в виде довольно нахальной ухмылки. Истребил еще одну сигарету.
Снова потянулись минуты. Я чувствовал, что постепенно начинаю всем сердцем прирастать к компании «Гиллерлейн».
Спустя десять минут дверь открылась. Долговязый вышел снова, на этот раз со шляпой на голове, и прорычал, что отправляется к парикмахеру.
Энергичным спортивным шагом он направился к двери, но на полпути резко повернулся и подошел к моему креслу.
Он был шести футов и двух дюймов ростом и казался похожим на стальную пружину. В серых глазах поблескивали холодные искорки. Элегантный шерстяной костюм в тонкую светлую полоску сидел на нем отлично. Все его манеры возвещали о том, что с этим джентльменом не дозволяется обращаться запросто.
Я встал.
— Вы желали говорить со мной? — пролаял он.
— Да. Если, конечно, вы и есть мистер Кингсли.
— А кем, черт побери, я еще могу быть?
Не мешая ему получать удовольствие от разыгрываемой роли, я протянул теперь другую визитную карточку, на этот раз — с моим фирменным знаком в углу. Он мрачно посмотрел на нее.
— Кто это — Мак-Ги? — набросился он на меня.
— Такой же человек, как вы и я.
— Вот это мне нравится! — заявил он и оглянулся в сторону мисс Фромсет, которая явно получала удовольствие от этой сцены. Она прямо-таки наслаждалась происходящим. — А больше вы ничего не можете о нем сообщить?
— Конечно, могу. Его прозвище «Фиалка Мак-Ги». Это потому, что он вечно жует пастилки от кашля, которые пахнут фиалками. Такой высокий мужчина, с мягкими седыми волосами и красивым маленьким ртом, прямо как у ребенка. Когда я его в последний раз видел, на нем был темно-коричневый костюм, коричневые ботинки с широкими носами и серая шляпа. Он курил пенковую трубку.
— Ваш тон мне не нравится! — заявил мистер Кингсли голосом, которым можно было бы колоть грецкие орехи.
— Это неважно, — сказал я. — Я им не торгую.
Он откинул голову, как будто ему под нос сунули протухшую селедку.
Потом, помедлив, повернулся ко мне спиной и бросил через плечо:
— Даю вам три минуты. Один бог знает — почему!
Пройдя мимо стола мисс Фромсет, он рывком открыл дверь, так что она качнулась мне прямо в лицо. Это тоже очень понравилось мисс Фромсет, хотя на этот раз мне показалось, что в самой глубине ее глаз притаилось лукавое выражение.
Глава 2
Кабинет мистера Кингсли обладал всем, что только можно требовать от кабинета. Он был просторный, неярко освещенный, спокойный, с кондиционированным воздухом. Окна без перемычек, из цельных стекол, и полуприкрытые жалюзи препятствовали вторжению июльской жары. Серые портьеры гармонировали с плотным серым ковром. В углу стояли массивный серебряно-черный сейф и стеллаж со скоросшивателями. На стене висела большая цветная фотография, изображавшая пожилого господина с крючковатым носом и бакенбардами. Между остро отогнутыми уголками воротничка виднелся кадык более массивный, чем у иного человека подбородок. Табличка под портретом возвещала: «М-р Мэттью Гиллерлейн, 1860–1934».
Быстрым твердым шагом Деррис Кингсли обошел вокруг письменного стола, который несомненно стоил своих восьмисот долларов, уместился в объемистом кожаном кресле и взял сигару из ящичка красного дерева с медными уголками.
Он неторопливо обрезал кончик сигары и прикурил от стоявшей на столе массивной отделанной медью зажигалки. Затем откинулся в кресле, выпустил клуб дыма и сказал:
— Я — человек дела. Поэтому поберегите для других свои глупые шуточки. Судя по карточке, вы — частный детектив. Покажите ваши документы.
Я вытащил бумажник и показал ему все, что нужно. Он просмотрел и бросил документы на письменный стол. Целлулоидный футляр с фотокопией моей лицензии при этом упал на пол. Кингсли не потрудился извиниться.
— Не знаю никакого Мак-Ги, — сказал он. — Я просил шерифа Петерсона порекомендовать мне надежного человека, которому я мог бы дать деликатное поручение. Полагаю, вы и есть этот человек?
— Мак-Ги служит в голливудском отделении, которое находится в подчинении у шерифа, — ответил я. — Можете позвонить и проверить.
— Не нужно. Я думаю, вы мне подойдете. Но в разговоре со мной потрудитесь воздерживаться от плоских острот. И запомните: если я человека нанимаю и плачу ему, то это мой человек. Он должен выполнять мои приказы и уметь молчать. Иначе он вылетит. Ясно? Надеюсь, я не слишком грубо выражаю свои мысли?
— Этот вопрос я бы хотел оставить открытым, — ответил я вежливо.
Он нахмурился, потом резко спросил:
— Сколько вы стоите?
— Двадцать пять монет в день плюс расходы. А моя машина — восемь центов за милю.
— Это просто смешно! — заявил он. — Слишком дорого. Пятнадцать в день — и деньги на стол. Вполне достаточно. Расходы по поездкам я возьму на себя, естественно, в разумных пределах. Но никаких увеселительных прогулок!
Я выдохнул облачко сигаретного дыма, помахал рукой, чтобы оно рассеялось, и ничего не ответил. Мое молчание его озадачило.
Он перегнулся через стол и кончиком сигары, как указательным пальцем, ткнул в мою сторону.
— Пока я вас еще не нанял. Если я это и сделаю, то знайте, что поручение абсолютно секретное. Никакой болтовни о нем с вашими дружками из полиции! Понятно?
— О каком, собственно, поручении идет речь? — спросил я.
— Это вам должно быть безразлично. Ведь вы беретесь за любую детективную работу? Или нет?
— Или нет. Только за более или менее чистые дела.
Он уставился на меня, крепко сжав зубы. Его серые глаза сверкали.
— Например, я не занимаюсь бракоразводными делами, — продолжал я. — Кроме того, я беру задаток в размере ста долларов. С незнакомых.
— Хорошо, хорошо, — сказал он вдруг мягко. — Ладно.
— А что касается вашей грубости, то я привык. Большинство моих клиентов начинают с того, что либо проливают слезы на моей груди, либо орут, чтобы показать, кто здесь хозяин. Хотя обычно дело кончается во вполне разумной тональности, если, конечно, клиент остается в живых.
— Ладно, — повторил он почти ласково, продолжая смотреть на меня. — А вы многих своих клиентов теряете?
— Нет, если они обращаются со мной прилично, — улыбнулся я.
— Не желаете ли сигару?
— Спасибо. — Я взял сигару и положил ее в карман.
— Я хочу, чтобы вы нашли мою жену, — сказал он. — Она исчезла месяц тому назад.
— Хорошо, — сказал я. — Я найду вашу жену.
Он побарабанил пальцами по столу, продолжая неотрывно смотреть на меня.
— Я верю, что вам это удастся, — сказал он. Потом ухмыльнулся. — Давненько меня уже никто так не осаживал.
Я ничего не ответил.
— Черт побери, — сказал он, — мне это понравилось. Очень понравилось. — Он провел ладонью по густым темным волосам. — Целый месяц, как она пропала. Исчезла из нашего загородного дома. У нас есть дом в горах, вблизи от озера Пума. Вы знаете это озеро?
— Да.
— Дом находится в трех милях от поселка, — продолжал он. — Дорога, которая к нему ведет, — частная. Дом стоит у озера, которое тоже является нашей собственностью. Озеро Маленького фавна. Мы, трое владельцев домов, соорудили дамбу, чтобы предохранить долину от паводка. Участок принадлежит мне и еще двум людям. Он довольно большой, но хорошо скрыт от посторонних глаз и находится в стороне от дорог. Так что еще некоторое время широкая публика его не откроет. У моих друзей деревянные дома, у меня — тоже. В четвертом домике живет некто Билл Чесс со своей женой. Они живут бесплатно и за это следят за участком. Он инвалид войны и получает пенсию. Это — единственные люди, которые находятся там постоянно. Моя жена отправилась туда в середине мая, потом дважды приезжала домой на субботу и воскресенье. Двенадцатого июня ее ждали в одной компании, но она не явилась. Никто не знает, куда она делась.
— И что вы предприняли?
— Ничего. Абсолютно ничего. Я туда и не ездил. — Он подождал, вероятно желая, чтобы я задал вопрос.
— Почему? — спросил я.
Он отодвинул кресло и отпер ящик стола. Вынув сложенный пополам листок, он протянул его мне. Я развернул, это была телеграмма. Отправлена из Эль-Пасо 14 июня в 9.19. Она гласила:
«деррису кингсли 965 карлсон драйв беверли хиллс еду Мексику быстрого оформления развода тчк выхожу замуж за криса тчк будь счастлив прощай кристель»
Я положил телеграмму на свою половину стола. Он молча протянул мне большую и очень четкую фотографию на глянцевой бумаге. На ней была изображена пара, сидевшая на пляже под большим зонтом. Мужчина был в шикарных плавках, на женщине был весьма рискованного покроя купальник из белой акульей кожи.
Это была стройная улыбающаяся блондинка, молодая и хорошо сложенная.
Мужчина — красавец с атлетической фигурой, широкоплечий, с гладкими темными волосами и белыми зубами. Каждый дюйм его тела выдавал типичного разрушителя браков и разбивателя сердец. Руки цепкие, на лице — весь небольшой запас интеллекта, какой ему отпущен. В руке этот тип держал темные очки и привычно улыбался в объектив.
— Это Кристель, — сказал Кингсли, — а это Крис Лэвери. По мне, так пусть она им владеет, а он — ею. Черт бы побрал их обоих.
Я положил снимок рядом с телеграммой.
— Хорошо. Какими вы располагаете отправными точками?
— Там в горах нет телефона, — сказал он, — а вечеринка, на которой ее ждали, не имела большого значения. Поэтому до получения телеграммы я не особенно задумывался, куда она девалась. Да и содержание телеграммы не слишком меня удивило. Мы с Кристель уже несколько лет в плохих отношениях. Она живет своей жизнью, я — своей. У нее есть свои деньги — больше чем достаточно. Примерно двадцать тысяч в год от нефтяных приисков в Техасе, принадлежавших ее семье. Она занимается флиртом, и я знаю, что Лэвери — один из объектов этих ее занятий. Пожалуй, я был немного удивлен, когда узнал, что она собирается за него замуж. Ведь он — не что иное, как профессиональный охотник за бабами. Но фотография выглядит очень убедительно. Вы понимаете?
— А потом?
— Потом я две недели ничего не слышал. Пока мне не позвонили из отеля «Прескотт» в Сан-Бернардино и не сообщили, что у них в гараже оставлен кем-то спортивный «паккард», зарегистрированный на имя Кристель и на мой адрес. Они спрашивали, что делать с машиной. Я сказал, что пусть пока остается у них, и послал им чек в уплату за ее хранение. В этом, собственно, тоже не было ничего подозрительного. Я подумал, что они отправились в Мексику. И если поехали в автомобиле, то скорее всего в машине Лэвери. А позавчера я встретил Лэвери в спортклубе, здесь за углом. И он сказал мне, что понятия не имеет, где находится Кристель.
Кингсли бросил на меня быстрый взгляд и достал бутылку. Поставив на стол две рюмки, он налил одну и подвинул ее ко мне. Держа вторую против света, он медленно сказал:
— Лэвери утверждает, что никуда с нею не ездил, два месяца ее не видел и не имел с ней никаких контактов. Я спросил:
— Вы ему верите?
Он кивнул, наморщив лоб, потом выпил и отодвинул рюмку в сторону. Я тоже пригубил. Это был «скотч». Не первый сорт.
— Я ему поверил, — сказал Кингсли. — Хотя, может быть, напрасно. Я поверил ему не потому, что он надежный человек. Что угодно, но только не это. А потому, что этот проклятый бездельник получает удовольствие, совращая жен своих друзей и еще хвастаясь этим. Ему доставило бы большое наслаждение сообщить мне, что моя жена сбежала с ним от меня. Я знаю этот сорт людишек! И особенно его! Одно время он гастролировал чуть ли не по всему штату, и скандал следовал за скандалом. Он не может пройти мимо любой конторской девчонки… Кроме того, вспомните о звонке из Сан-Бернардино насчет машины Кристель. Я рассказал ему об этом. Для чего, спрашивается, он стал бы утруждать себя ложью?
— Ну, а предположим, она его в свою очередь бросила, — сказал я, — и тем самым уязвила его донжуанское самолюбие?
Казалось, Кингсли почувствовал облегчение. Но потом отрицательно покачал головой.
— Все же я верю ему больше, чем на 50 процентов, — ответил он. — Отыщите доказательства. Для этого вы мне и нужны. Но у этого дела есть еще одна сторона. Я занимаю здесь хороший пост. Но это — лишь пост. Я не могу позволить себе скандала. Если моя жена окажется замешанной в какой-нибудь уголовщине, то я и глазом не успею моргнуть, как вылечу отсюда.
— В уголовщине? — удивленно переспросил я.
— Да. Среди прочих своих занятий, — желчно проговорил он, — моя жена то и дело находит время, чтобы что-нибудь стащить в универмаге или магазине самообслуживания. Когда она слишком много выпьет, а это с ней случается, у нее появляются такие идиотские причуды. У меня уже было несколько крайне неприятных объяснений с управляющими магазинов. Пока удавалось избежать суда, но если такое произойдет в чужом городе, где ее никто не знает… — Он поднял руки и снова уронил их на стол, — она может угодить за решетку. Не так ли?
— У нее когда-нибудь снимали отпечатки пальцев?
— Нет, под арестом она не была.
— Я не это имею в виду. Когда магазины соглашаются замять происшествие, не возбуждая дела о краже, то они часто ставят условием снятие отпечатков пальцев. Это отпугивает любителей острых ощущений, а у дирекции собирается картотека клептоманов. Если отпечатки повторяются, то виновному уже не выпутаться.
— Насколько мне известно, до этого дело не доходило.
— Ну что ж, оставим это. Если бы она была арестована, то к вам давно обратились бы за выяснением ее личности. Даже если ей разрешили предстать перед судом под вымышленным именем, все равно полиция вас известила бы. И вообще, если бы она крепко влипла, то сама попросила бы у вас помощи. — Я постучал пальцами, по бело-голубому телеграфному бланку. — Эта штука, значит, месячной давности. Нет, если что-нибудь подобное случилось бы месяц назад, то давным-давно все было бы известно. Она ведь раньше не имела судимостей, так что на первый раз отделалась бы условным осуждением и денежным штрафом.
Чтобы утолить свое горе, он налил себе еще рюмку.
— Вы меня несколько успокоили, — сказал он.
— Существует, кроме того, много других возможностей. Либо она уехала с Лэвери, и они поссорились. Либо с другим мужчиной, а телеграмма должна была просто направить нас по ложному следу. Она могла уехать и одна или с другой женщиной. Может быть, она слишком много пила и теперь проходит курс лечения в каком-нибудь частном санатории для алкоголиков. Наконец, она могла попасть в какое-нибудь затруднительное положение, о котором мы с вами и понятия не имеем. Или оказалась замешана в каком-либо преступлении…
— Боже милостивый, не говорите таких вещей! — взмолился он.
— Почему же? Надо учитывать всякую возможность. Итак, у меня сложилось следующее представление о миссис Кингсли: молода, красива, легкомысленна и необузданна. Она — женщина того типа, который привлекает мужчин, и способна связаться с первым встречным мерзавцем. Примерно соответствует?
Он кивнул:
— Слово в слово!
— Сколько денег у нее могло быть с собой?
— Обычно она носила при себе довольно много. У нее свой собственный банковский счет. Может снять с него практически любую сумму.
— У вас есть дети?
— Нет, детей нет.
— Вы ведете ее дела?
Он покачал головой.
— У нее нет никаких дел, кроме как выписывать чеки, получать деньги, а потом швырять их на ветер. О том, чтобы вложить средства в какое-нибудь дело, она и слышать не хочет. Ни цента. А я никогда не пытался извлечь какую-нибудь пользу из ее денег, как вы, вероятно, думаете. — Он сделал паузу, потом сказал: — Впрочем, нет, я пытался. Я тоже всего лишь человек, и мне нелегко видеть, как эта женщина каждый год заливает себе за воротник двадцать тысяч, а в результате приобретает только горькое похмелье и связи с молодчиками типа Криса Лэвери.
— А в каких вы отношениях с ее банком? Можете вы получить список чеков, выписанных ею за последний месяц?
— Нет, они не дадут мне никаких справок. Однажды я попробовал, но мне отказались сообщить что бы то ни было.
— Вообще-то можно такой список получить, — сказал я. — Только для этого придется сообщить полиции об ее исчезновении. Вам это было бы неприятно?
— Если бы это было мне приятно, я бы к вам не обращался.
Я кивнул, собрал все свое имущество и рассовал его по карманам.
— В таких делах всегда оказывается больше возможностей, чем можно предположить вначале, — сказал я. — Но, во всяком случае, я начну с Лэвери. А потом съезжу на озеро Маленького фавна и постараюсь там что-нибудь разузнать. Для начала мне потребуется адрес Лэвери и записка на имя человека, который охраняет ваш загородный дом.
Он вынул из ящика блокнот, написал на нем несколько слов, вырвал листок и протянул его мне. Я прочел: «Дорогой Билл! Податель сего, мистер Филип Марлоу, желает ознакомиться с моим домом. Пожалуйста, покажите ему дом и вообще окажите любое содействие! Привет! Деррис Кингсли».
Я сложил листок и вложил в его конверт, который Кингсли надписал, пока я читал письмо.
— А как обстоит дело с остальными домами там, в горах?
— Пока еще там никого нет. Владелец одного дома живет в Вашингтоне, второй — в Форт-Левенуорте. И жены там же.
— Теперь, пожалуйста, адрес Лэвери.
Он смотрел на стену над моей головой.
— Где-то в Бэй-Сити. Я смог бы узнать дом, но адрес забыл. Я думаю, вам его может сообщить мисс Фромсет. Кстати, ей не обязательно знать, зачем он вам нужен. Впрочем, она, должно быть, и так догадывается. Да, вы, кажется, говорили, что вам нужно сто долларов?
— Ну что вы! — засмеялся я. — Это я так. Уж больно вы вначале старались нагнать на меня страху!
Он тоже рассмеялся. Я встал, помедлил и посмотрел ему прямо в глаза.
— Вы ведь ничего не утаили от меня, мистер Кингсли?
Он рассматривал свою ладонь.
— Нет, я ничего от вас не скрыл. Я беспокоюсь. Хотел бы, чтобы вы узнали, где она. Я очень беспокоюсь… Если вы что-нибудь обнаружите, то приходите или звоните в любое время. В любое время — днем или ночью.
Я пообещал. Мы пожали друг другу руки. Потом я опять вышел в прохладную приемную. Мисс Фромсет по-прежнему элегантно восседала за своим письменным столом.
— Мистер Кингсли полагает, что вы могли бы сообщить мне адрес мистера Лэвери, — сказал я, наблюдая за ее лицом.
Она очень медленно протянула руку за алфавитной адресной книгой и полистала ее. Голос ее был сдержанным и холодным.
— У нас есть такой адрес: 623, Элтер-стрит, Бэй-Сити. Мистер Лэвери уже больше года не бывал у нас. Возможно, он переехал.
Поблагодарив, я направился к двери. Потом быстро оглянулся. Она сидела неподвижно и смотрела в пустоту. Ее руки лежали на крышке стола. На щеках горели два ярких красных пятна. Глаза были отсутствующими, горькими.
Мне показалось, что Крис Лэвери относится не к самым приятным ее воспоминаниям.
Глава 3
Элтер-стрит тянулась вдоль S-образного склона глубокого каньона. На севере узкой голубой полоской виднелась бухта Малибу. Южнее, над автострадой, проходившей вдоль пляжей, на склонах горы расположился городок Бэй-Сити.
Улица, состоящая примерно из трех-четырех кварталов, упиралась в высокую металлическую решетку, охранявшую какое-то частное владение. За позолоченными остриями решетки виднелись деревья и кусты, стриженый газон и изгиб ведущей к дому дороги. Самого здания не было видно. Внутренняя сторона Элтер-стрит была застроена довольно большими, зажиточными домами. Внешнюю же сторону образовывали стоявшие на краю каньона немногочисленные бунгало довольно жалкого вида. В последнем квартале, расположенном перед решеткой, стояло всего два дома, смотревших фасадами друг на друга. В одном их них, видимо, и жил Лэвери.
Я развернулся на полукруглой площадке в конце улицы и поехал в обратном направлении, собираясь поставить машину у дома напротив. Дом Лэвери стоял немного ниже уровня улицы. Затянувшие фасад заросли дикого винограда придавали ему уютный вид. Несколько ступенек спускались ко входной двери. На плоской крыше были высажены в ящиках декоративные растения. Спальни, должно быть, находились в нижнем этаже. Сбоку к дому был пристроен гараж.
Вход в дом украшали кусты красных роз, часть побегов стелилась по плоским камням подъездной дорожки, обсаженной по краям корейским мхом.
Дверь была узкая, под нею лежал железный молоток. Я поднял его и постучал. Ничто не шевельнулось. Я нажал кнопку звонка и услышал, что он зазвонил внутри. Ничего. Я снова взялся за молоток. Опять ничего. Я обошел вокруг дома и заглянул в щелку гаражной двери. Внутри стояла машина. Бока ее покрышек были украшены белой резиной.
Значит, кто-нибудь должен быть дома. Я опять вернулся к двери.
Из гаража на противоположной стороне улицы выполз маленький «кадиллак».
Он развернулся и проехал мимо дома Лэвери. Проезжая, притормозил. Худощавый человек в темных очках, сидевший за рулем, строго посмотрел на меня, словно я поставил машину в запрещенном месте. Я ответил ему холодным взглядом, и он уехал.
Я снова занялся молотком. На этот раз более успешно. Рядом с дверью открылось маленькое зарешеченное оконце, и выглянул красивый остроглазый парень.
— Вы зачем такой шум поднимаете? — спросил сердитый голос.
— Мистер Лэвери?
— Что вам нужно?
Я просунул сквозь решетку свою визитную карточку. Он взял ее сильной загорелой рукой. Острые глаза снова осмотрели меня. Он сказал:
— Весьма сожалею. Сегодня мне детективов не требуется.
— Я по поручению мистера Кингсли.
— Черт бы побрал вас обоих! — воскликнул он, захлопывая оконце.
Я прислонился плечом к кнопке звонка и достал из кармана сигарету. Не успел я чиркнуть спичкой по притолоке двери, как она рывком отворилась, и Лэвери выскочил наружу. Он был высокого роста, одет в белый купальный халат и пляжные сандалии.
Я отпустил звонок.
— Что случилось? — дружелюбно улыбнулся я ему. — Вас кто-нибудь обидел?
— Троньте-ка еще раз звонок, — пообещал он, — и будете лежать на мостовой!
— А вы не будьте ребенком! Вы же понимаете, что мне нужно с вами поговорить и что вам этого разговора не избежать.
Вытащив бело-голубую телеграмму, я подержал ее у него перед глазами. Он прочитал ее, прикусил губу и проворчал:
— Ладно, господи, ну, входите же!
Он придержал дверь, и я вошел в красивую полутемную комнату. Ковер абрикосового цвета, покрывавший пол, выглядел достаточно дорогим. В комнате стояли глубокие кресла, несколько белых металлических торшеров, большой письменный стол и диван, обтянутый светло-коричневым репсом в полоску. В углу — камин с медной решеткой и выступающим карнизом из светлого дерева. В камине были сложены дрова, почти скрытые большой веткой цветущей манцаниты.
Цветы местами поблекли, но все еще были красивы.
На низком круглом столике стоял поднос с бутылкой виски, несколькими рюмками и медным сосудом для льда.
Комната занимала почти весь этаж, в середине ее виднелась белая винтовая лестница, которая вела вниз.
Лэвери захлопнул дверь, улегся на диван и закурил. Я уселся напротив него. В жизни он выглядел по меньшей мере не хуже, чем на фотографии. У него была мощная грудная клетка и крепкие ноги, глаза цветом напоминали ореховую скорлупу. Довольно длинные волосы слегка завивались на висках. Загорелое тело не носило никаких следов излишеств. Это был красивый кусок мяса, большего я ничего в нем не обнаружил. Но можно было поверить, что женщины от него без ума.
— Почему бы вам не сказать, где она? — начал я разговор. — Мы все равно найдем ее, рано или поздно. А если вы сами скажете, нам не придется вас больше беспокоить.
— Меня беспокоить? Для этого требуется кто-нибудь покрепче, чем частный сыщик.
— Вы ошибаетесь. Частный сыщик может доставить вам очень много беспокойства и неприятностей. Сыщики — люди настойчивые и привыкшие к грубому обращению. Наше время оплачивается, так что мы можем его тратить на то, чтобы вас беспокоить, равно как и на любое другое развлечение.
— Ну, хорошо, послушайте, — сказал он, наклонившись вперед. — Я прочел вашу телеграмму, но это — липа. Я не ездил с Кристель Кингсли в Эль-Пасо. Я давно ее не видел, дольше, чем со дня отправки телеграммы. Я не имею о ней никаких сведений. И все это я уже говорил самому Кингсли.
— Он не обязан вам верить.
— А для чего мне лгать? — удивился он.
— А почему бы вам и не солгать? — спросил я в свою очередь.
— Видите ли, — сказал он серьезно, — вы вправе так думать, но вы не знаете Кристель. Муженек не может привязать ее на цепочку. Если ему не нравится поведение жены, то он ведь способен вознаградить себя за это. Ах, уж эти мужья — собственники! От них впору с ума сойти!
— Ну, допустим, вы не были с нею в этот день в Эль-Пасо. Зачем же ей было посылать эту телеграмму?
— Понятия не имею!
— Могли бы придумать ответ и получше, — сказал я и показал на манцанитовую ветвь перед камином. — Ведь эти цветы сорваны у озера Маленького фавна?
— Этих цветов полно всюду, — сказал он презрительно.
— Но в долине они не так красивы.
Он засмеялся.
— Я был там в третью неделю мая. Если вам уж так необходимо это знать. Полагаю, это легко проверить. Тогда я и видел ее в последний раз.
— А жениться на ней вы не собирались?
Он выдохнул пару красивых дымовых колец.
— Я об этом думал, не скрою. У нее есть деньги. Деньги всегда пригодятся. Но добывать их таким способом — слишком тяжело.
Я кивнул, но ничего не ответил. Он задумчиво посмотрел на ветку манцаниты, снова раскурил свою сигарету. Я молчал. Спустя некоторое время он начал выказывать признаки нетерпения. Вновь посмотрел на мою визитную карточку.
— Значит, вас нанимают, чтобы ворошить старое дерьмо? Хоть прилично платят за это?
— И говорить не стоит… Там доллар, тут доллар…
— И все доллары довольно грязные, — сказал он с вызовом.
— Послушайте, мистер Лэвери, — ответил я. — Нам незачем ссориться.
Кингсли думает, что вы знаете, где находится его жена, но скрываете это.
Либо из нежных чувств к ней, либо просто из подлости.
— А что его больше бы устроило? — спросил смуглый красавец язвительным тоном.
— Это для него безразлично, лишь бы получить сведения о ней. Его не очень волнует, чем вы занимаетесь с его женой, куда вы с ней ездите и собирается ли она разводиться с ним. Он лишь хочет быть уверен, что все в порядке и что она не попала в какую-нибудь историю.
Лэвери изобразил интерес.
— В историю? Какого рода? — Он облизнул губы, словно пробовал слово на вкус.
— Допустим, у нее могут быть неприятности, о которых вы и не подозреваете.
— А вы мне все-таки расскажите! — произнес он саркастически. — Интересно послушать о неприятностях, которые мне неизвестны.
— Вы великолепны, — сказал я. — На серьезные вопросы вам отвечать некогда. А чтобы глупо острить — время находится. Может быть, вы сами отвезли ее через границу и теперь надеетесь, что мы не сумеем узнать правду? Не надейтесь, выбросьте это из головы!
— Только не поломайте себе зубы, умник! Доказательств у вас нет никаких, а без них какие вы мне можете предъявить обвинения?
— Ну, эта телеграмма — уже кое-что, — сказал я настойчиво. У меня было чувство, словно эту фразу я уже произносил несколько раз.
— Вероятнее всего, это блеф. Розыгрыш. Она обожает подобные маленькие шутки, любит подурачить людей. А кое-кого и позлить.
— Не вижу в такой шутке ничего смешного.
Он небрежно стряхнул пепел с сигареты прямо на стол, оглядел меня с головы до ног и снова отвел взгляд.
— Я ее бросил, — сказал он медленно. — Может быть, она таким способом пытается мне отомстить? Она дожидалась меня там в горах. Я не поехал. Я сыт ею по горло.
— Вот как? — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Эта история мне не особенно нравится. Было бы куда как более мило, если бы вы признались, что ездили с нею в Эль-Пасо и там поссорились. Может быть мы лучше изложим ваш рассказ в такой форме?
Он покраснел так, что это стало видно сквозь загар.
— Проклятье! Я же вам сказал, что никуда с нею не ездил. Никуда! Не можете себе это зарубить на носу?
— Зарублю, как только вам поверю.
Он наклонился вперед и раздавил окурок. Потом легко встал и затянул потуже пояс своего халата.
— Ну вот что, — сказал он ясным голосом, — теперь убирайтесь! На свежий воздух! Мне надоели ваши допросы третьей степени! Вы понапрасну тратите время — и мое и свое, если оно чего-нибудь стоит.
Я тоже встал и рассмеялся ему в лицо.
— Оно стоит не очень дорого, ровно столько, сколько мне за него платят. Кстати, вам не приходилось, например, из-за миссис Кингсли иметь некоторые неприятности с магазинами? Ну, скажем, из-за пары чулок или каких-нибудь безделушек?
Он посмотрел на меня внимательно, нахмурив брови.
— Я вас не понимаю.
— Больше ничего я и не хотел узнать, — заключил я. — Спасибо, что вы уделили мне столько времени. Кстати, чем вы зарабатываете себе на жизнь с тех пор, как расстались с миссис Кингсли?
— А вам какое дело, черт возьми?
— Вообще-то дела нет. Но если мне понадобится, я сумею это узнать в два счета, — сказал я, направляясь к двери.
— В настоящее время я не работаю, — сказал он холодно. — Я ожидаю со дня на день призыва в Военно-морской флот.
— Желаю вам его дождаться.
— Да, прощайте, сыщик. И не трудитесь приходить еще раз. Меня не будет дома.
Я пошел к двери. Она открывалась туго, должно быть, петли заржавели из-за влажного морского ветра. Открыв ее, я оглянулся. Он смотрел на меня, нахмурив брови.
— Возможно, мне и придется зайти. Но не для того, чтобы вы рассказывали мне о розыгрышах. Чтобы обсудить с вами нечто более важное.
— Значит, вы все-таки думаете, что я лгу?
— Я думаю, что у вас еще есть что-то на сердце. Слишком много мне приходилось видеть лиц, чтобы я мог не заметить этого. Может быть то, что вы скрываете, и не имеет отношения к данному делу. Но если имеет, то вам придется еще раз попытаться выставить меня за порог!
— Выставлю с удовольствием! — сказал он. — Только в другой раз приведите с собой кого-нибудь, кто мог бы вас отвезти домой… На тот случай, если не так упадете и что-нибудь себе сломаете.
И вдруг — я не уловил смысла этого поступка — он смачно сплюнул себе под ноги, на ковер. Меня это почему-то поразило. Было такое ощущение, словно слышишь, как красивая, нежная на вид женщина произносит грязную площадную брань.
— До свидания, вы, роскошный клубок мускулов, — сказал я и вышел. Дверь закрылась с трудом.
На тротуаре я остановился и посмотрел на стоявший напротив дом.
Глава 4
Он был большой, но невысокий, его выгоревшие стены отдавали нежно-розовыми пастельными тонами. Оконные рамы были матово-зелеными, крыша выложена грубой зеленой черепицей. Входная дверь находилась в глубокой нише, обрамленной пестрой мозаикой.
Перед домом располагался небольшой цветник. Справа стоял гараж на три автомашины. Его ворота выходили во Двор.
На кирпичном столбике красовалась бронзовая табличка с надписью:
«Элберт С. Элмор, доктор медицины».
Пока я стоял, разглядывая дом, из-за угла появился уже знакомый мне черный «кадиллак». Автомобиль замедлил ход, собираясь, видимо, по широкой дуге свернуть к гаражу. Но водителю помешала моя машина, стоявшая на пути.
Поэтому он проехал до конца улицы и развернулся на пятачке перед решеткой.
Потом медленно вернулся и въехал в свободный бокс гаража.
Худощавый человек в темных очках прошел к дому по боковой дорожке. В руке он нес докторский саквояж. На полпути он опять посмотрел в мою сторону.
Я в это время шел к своей машине. Подойдя к двери, он стал ее отпирать и снова оглянулся.
Я уселся в свой «крайслер» и закурил, раздумывая, не стоит ли попросить кого-нибудь из коллег понаблюдать за Лэвери. Нет, пожалуй, пока это не нужно.
В окне, рядом с дверью, через которую доктор вошел в дом, шевельнулись гардины. Я заметил худую руку и отблеск света на очках. Гардины довольно долго оставались открытыми, потом их задернули.
Я взглянул на дом Лэвери. Отсюда была видна крашеная деревянная лестница, спускавшаяся к черному ходу.
Продолжая разглядывать дом доктора Элмора, я размышлял, в каких они могут быть отношениях. Во всяком случае, знакомы: ведь их дома — единственные в квартале. Но спрашивать доктора бесполезно — врачи привыкли хранить профессиональную тайну. Вряд ли он согласится что-нибудь сообщить.
Я снова посмотрел: гардины опять были отодвинуты. Доктор Элмор стоял у окна и сердито смотрел на меня.
Я высунул руку за дверцу машины и стряхнул пепел с сигареты. Доктор быстро отвернулся и уселся за письменный стол. Перед ним лежал портфель. Он сидел прямо, как свечка, и нервно барабанил пальцами по столу. Его рука потянулась к телефону, тронула его и вдруг отдернулась. Элмор закурил сигарету, резким взмахом руки погасил спичку и, подойдя к окну, опять уставился на меня.
Если все это и заинтересовало меня, то лишь потому, что передо мной был врач. Обычно врачи — наименее любопытные из всех людей. Уже будучи ассистентами, они вынуждены выслушивать столько человеческих секретов, что их потребность в тайнах оказывается удовлетворенной на всю жизнь. Однако доктор Элмор, похоже, сильно мною заинтересовался. При этом он обнаруживал не столько интерес, сколько крайнее раздражение.
Я уж было взялся за ключ зажигания, как дверь дома Лэвери открылась. Я откинулся на сиденье. Лэвери вышел бодрым шагом, посмотрел вдоль улицы и повернул к гаражу. Одет он был так же, только через плечо висело махровое полотенце. Было слышно, как открылась дверь гаража, забормотал запускаемый мотор. Из гаража выехала симпатичная маленькая спортивная машина с открытым верхом. На Лэвери теперь были шикарные солнечные очки в широкой белой оправе. Из выхлопной трубы автомобиля показалось белое облачко, машина промчалась вдоль квартала и скрылась за углом.