Эрик Гарсия

Ящер-2

Casual Rex

Посвящается моей замечательной доченьке Бэйли Джордан, которая прижимается ко мне и на ушко нашептывает все действительно хорошие строки
«Два листика базилика, пожалуйста. Свернуть, но не рвать». Винсент Рубио


1

В работе с Эрни Ватсоном импровизация — это обычное дело, наш модус операнди, так сказать.

— Ты как там, малыш? — спросил Эрни, но я в ответ смог лишь промычать что-то невразумительное, в рот и нос забивались всякие мерзкие ворсинки, меня обдало запахом шести тысяч пар обуви и «ароматами» одного невоспитанного домашнего любимца, явно страдающего недержанием мочи. — Не дергайся. Я уже почти закончил с этой хреновиной.

В заднем дворе не прекращала выть охранная сигнализация, а Эрни ковырялся с пластиковой клавиатурой, изо всех сил стараясь заткнуть это чудо инженерной мысли или, по крайней мере, разломать его и отправить в мир иной. Прошло десять секунд. Еще двадцать, и мы станем лакомым кусочком для местного патруля. К счастью, у патрульных нет оружия. Ну, я так думаю…

— Код, — прошипел я. — Введи же, наконец, чертов код!

— Уже…

— Ни фига! Эта штуковина все еще воет!

— Да ввел я, ввел! Этот код не подходит!

Я вскочил на ноги. Сегодня на мне были дорогие ботинки от Бруно Мальи, не самая подходящая обувка, чтобы забираться в чужие дома и шастать там, но в восемь утра я предполагал, что мы проведем рабочий день, как добропорядочные граждане, а не как парочка преступников. Одним прыжком я оказался рядом с напарником и стал вводить код заново, несмотря на его протесты. Эрни — отличный детектив, но тем не менее его зрение постепенно ухудшается, и он уже не видит даже последнюю строчку в соответствующей таблице. В прошлый раз он убеждал окулиста (ей-богу, не шучу), что проблемы не с его зрением, а с таблицей. Так что весьма вероятно, что Эрни просто нажимает не те кнопки.

Так… 6-2-7-1-4-9-2. Именно так было написано в телефонной книжке нового муженька мадам, в дом которой мы лезли. Этот номер был нацарапан около имени Элвин Сигнал. И можно поклясться чем угодно, что только тираннозавр — ти-рекс — с его «выдающимися» мозгами мог придумать столь заковыристую головоломку. Не торопясь, я аккуратно набрал на клавиатуре цифры в правильной последовательности.

Но вой не прекратился. Двадцать секунд на исходе. Ничего хорошего.

— Эй, — сказал я, — а код-то и впрямь не подходит.

Эрни одарил меня знакомым холодным взглядом. Я широко улыбнулся в ответ.

— Черт, — проворчал Эрни. — Должно быть, этот гад поменял код.

— Возможно, это она…

— Нет.

Сказал как отрезал, а я не стал спорить.

Пятнадцать секунд. Я бросил взгляд на дверь, через которую мы попали в дом, затем посмотрел на дорогу и соседние улицы. Пока что патрульных не было видно, но они могут появиться в любую минуту. Пора подавать сигнал к отступлению, покидать этот чертов дом и прекращать выполнение задания. Во всяком случае, я уже проголодался.

Но не успел я схватить Эрни за ворот синей футболки на пуговицах и отволочь его в закусочную «Пинк», чтобы насладиться хот-догом с соусом «Чили» и дополнительной порцией лука, как он каким-то макаром сумел оторвать переднюю панель клавиатуры. Перед нашими глазами предстало нутро охранной системы. По внешнему виду она казалась сложной, но внутри все было просто. Провода болтались как спагетти, кое-где отошли контакты и потрескивало электричество. Эрни посмотрел в мою сторону, его взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Ложись на пол, малыш, — сказал он. — И не вставай!

Тут уже было не до споров. Я работал в паре с Эрни больше десяти лет и за это время выучил, что если Эрни болезненно морщится и у него становится такое лицо, словно он только что лизнул человеческую особь, значит надо навострить уши и прислушаться к его словам. И я шлепнулся на пол.

Внезапно показалась подлинная лапа Эрни с корявыми когтями, а латексная перчатка, имитирующая человеческую руку, теперь свободно болталась на запястье. Он резко выпрямил предплечье, рассекая воздух, и четыре острых, как бритвы, когтя принялись кромсать все это высокотехнологичное великолепие, привинченное к стене. Посыпались искры, окатив Эрни потоком миниатюрных фейерверков, но он не сдавался и упорно продолжал расправляться с проводами, несмотря на ожоги, остававшиеся на его костюме.

А сигнализация тем временем взвыла пуще прежнего.

Теперь Эрни уже по-настоящему торопился. Он схватил один из оборванных проводов обеими руками и закрутил оголенные концы друг вокруг друга в один блестящий жгут.

Вспышка. Шипение. Возможно даже небольшой взрыв.

И тишина. В воздухе явственно запахло серой. Обрывки проводов, кнопочки, лампочки и обломки компьютерных чипов небольшой горкой возвышались на коврике в прихожей. А мне во избежание пожара пришлось тушить тлеющие островки непонятно чего подошвой дорогущих дизайнерских ботинок. Господи, чего только не сделаешь ради этой чертовой работы…

Зато Эрни торжествовал. Он поднял руки, латексными пальцами левой ухватился за свои когтищи на правой и подпрыгивал, как боксер, отправивший соперника в нокаут в одном из первых раундов. Это приплясывание выражало ликование, как и улыбка, расползающаяся по его лицу. Я хорошо знаю эту улыбку, не заметить ее нельзя. В ней весь Эрни.

— Отличная работа, — сказал я. — Ты починишь эту штуку перед тем, как мы уйдем?

Эрни пожал плечами.

— Чтобы я еще знал как…

— Хм, то есть можно расценивать это как несанкционированное проникновение в систему безопасности?

— Типа того.

— Но ты ведь получил удовольствие, расправляясь с несчастной сигнализацией, да?

Раздался короткий смешок, можно даже сказать, хихиканье. Эрни повернулся, старясь не смотреть мне в глаза.

— Ну уж точно, черт побери, плакать не буду, малыш.

И мы двинулись дальше.

Узкие коридоры и маленькие комнатки, разделенные на секции, — это нормальная планировка в подобных домиках, обшитых деревянными панелями, словно мы перенеслись в семидесятые, когда в моде были стены, декорированные булыжником, и модульная мебель. Казалось, в этих комнатах пульсируют ритмы диско. Сводчатый потолок возвышался над гостиной, в которой стоял без дела рояль знаменитой марки «Стейнвей», а на его клавишах покоился тонкий слой пыли.

— Она по-прежнему играет? — спросил я.

— А я, черт возьми, откуда знаю?

— Я подумал, возможно, вы…

— Нет.

В главном коридоре на стене рядком висели фотографии в рамочках, некоторые давнишние, но большинство было сделано в последнее время, и на всех — динозавры в человеческих масках. На заднем плане одного группового снимка (я пришел к выводу, что эта фотография с какого-то семейного сборища, поскольку все персонажи похожи друг на друга) мне, по-моему, удалось разглядеть знакомое лицо в маске, знакомую коренастую фигуру. Но у меня не было времени проверить эту догадку, поскольку Эрни уже миновал коридор и зашел в спальню.

— А что мы ищем? — спросил я.

Эрни уже шмякнулся на колени рядом с двуспальной регулируемой кроватью и начал торопливо рыться в ободранной дубовой тумбочке. Книжки и старые квитанции летели на пол, пока мой напарник копался в ящике. Его настойчивость граничила с неистовством. Да… Могу сказать только, что это не напоминало аккуратную работу археолога.

Эрни так мне и не ответил. Я легонько постучал его по плечу, но он и ухом не повел.

— Так что же мы…

— Узнаю, когда увижу.

Я присел на краешек кровати, и она под моим небольшим весом провалилась чуть ли не до пола. Я даже не слышал скрипа пружин, поскольку они, должно быть, некоторое время назад проиграли долгую тяжелую битву. Вероятно, на этой стороне спит наш новый муж. Ти-рексы, несмотря на свой внешний вид, не самые легкие существа в мире.

Эрни успешно переместил все содержимое верхнего ящика на пол и начал ту же операцию с нижним ящиком, но теперь действовал с какой-то непонятной мне медлительностью, которая вызывала у меня беспокойство, поскольку я понял, что мне придется проторчать тут весь вечер. Уж если мой напарник поставит перед собой какую-то цель, то остановить его может только небольшой пушечный выстрел или аппетитный кусок бараньей грудинки.

— Я пойду постою на стреме, — предложил я.

— На фига?

— Ну вдруг они вернутся.

— Они же в опере.

— Ну, мало ли, может, они уйдут после третьего акта, — сказал я, а Эрни просто махнул рукой в моем направлении. Я расценил этот жест как намек на то, что мне неплохо бы свалить куда-нибудь и не мешаться, что и сделал, но пошел не «куда-нибудь», а в определенное место. Эскадрон чертенят, расквартированный в моем животе, с шумом требовал ужина, царапая стенки желудка своими вилами. Я больше не мог игнорировать этих маленьких демонов, так что, сами понимаете, первую остановку пришлось сделать на кухне.

На кухне чисто. Все сверкало. И под рукой все необходимое. Лично я — тоже поклонник холодильников «Саб-Зиро»: их легко открывать и благодаря идеальной планировке на них легко осуществлять «набеги». Аккуратно, чтобы не нарушить порядок, я вытащил с нижней полки недоеденную баранью ногу, подцепил баночку острой горчицы и пошел к столу. Чертенята принялись колоть меня вилами с еще большей силой, а желудок в знак протеста заурчал.

Я успел откусить всего раз, ну или два, но тут на оранжевых занавесках на кухонном окне, выходившем на дорогу, вспыхнули и качнулись два огонька. Времени закончить трапезу у меня уже не было. Это были фары, я даже не сомневался, а вдобавок послышалось урчание импортного автомобиля, которое ни с чем не спутаешь.

— Эрни! — крикнул я, бегом миновав коридор и развив при этом скорость, доселе недоступную динозаврам. — У нас проблема…

Но он был поглощен тем же занятием, что и раньше, только в этот раз шарил уже в старом комоде, стоящем у дальней стены. С тех пор, как я оставил его наедине с его поисками, прошло всего несколько минут, но было ощущение, будто по спальне пронесся небольшой смерч. Весь пол был усеян какими-то безделушками, листами бумаги, разбросанными во всех направлениях.

— Думаю, я уже почти нашел, — сказал Эрни, не обращая внимания на масштабы беспорядка, который он после себя оставил.

— Никаких «почти», — возразил я. — Они уже тут.

— Знаю, — с тоской кивнул он. — Я учуял ее запах еще две минуты назад.

И хотя две минуты назад пассажиры той машины были еще в десяти кварталах отсюда, у меня не было оснований сомневаться в нюхе Эрни, когда дело касалось подобных вещей. Но все равно нужно сматываться. Я схватил Эрни за плечо, но он стряхнул мою руку и продолжил копаться в комоде.

Я уже слышал шаги двух пар ног на дорожке, ведущей прямо к дому, и теперь тоже мог чувствовать их запах. Один сильный, мускусный, насыщенный и тяжелый, как дешевый одеколон. А во втором аромате чувствовались нотки сирени и приятный запах теплой овсянки.

И вот уже ключ повернулся в замке входной двери, вот-вот законные владельцы дома войдут в прихожую и попадут прямиком в кошмар, первым признаком которого будет кучка обуглившегося пластика и силикона, которые некогда были основным средством защиты от незваных гостей, больших и малых.

— Эрни, мы не можем тут прохлаждаться, пока…

Скрипнула входная дверь, остались доли секунды…

— …ты найдешь хрен знает что, что бы это ни было!

— Уже нашел, — сказал Эрни спокойным, почти печальным голосом.

Я попытался рассмотреть маленькую желтую бумажку в его руке, но он уже открыл раздвижные застекленные двери и оставил меня пробираться через бардак, устроенный им в спальне. Я едва успел выскочить во дворик, как услышал хор охов-ахов и возмущенных голосов из прихожей. Но я уже сломя голову несся подальше от места преступления, быстро набирая скорость. Я буквально пролетел мимо бассейна, затем по газону, перескочил через забор одним прыжком (должен признаться, в этот раз это далось мне чуть сложнее, чем обычно) и ползком преодолел соседский дворик. А Эрни тем временем опередил меня на добрый десяток метров.

Через две минуты мы уже сидели в моем любимом «линкольне», пыхтели как паровозы и пытались перевести дух, но при этом посматривали, не видел ли нас кто, не преследуют ли нас. Но единственное движение в полумраке создавали типичные элементы пригородного пейзажа: сети баскетбольных корзин слегка покачивались на ветру, фигуры фламинго, украшавшие лужайки, заваливались со своих проржавевших металлических ног, соседские коты рыскали в поисках приключений. На какое-то мгновение показалось, что нам удалось смыться незамеченными.

Мои желудочные демоны были недовольны неожиданной пробежкой по пересеченной местности и грозили вернуть обратно два небольших куска баранины, которые я успел запихнуть себе в рот. Я с трудом сглотнул, пытаясь сохранить остатки профессионализма. Меньше всего мне хотелось завершить вечер, очищая переднее сиденье «линкольна».

Эрни был поглощен содержанием украденной им бумажки. Через некоторое время я спросил:

— Может, и мне покажешь, что это такое?

Он сложил листок пополам, потом еще раз и засунул в нагрудный карман.

— Давай-ка выбираться отсюда.

— Самая лучшая идея за сегодняшний день, — я повернул ключ, старый добрый американский мотор проснулся и затарахтел, нарушив тишину ночи.

Когда я включил фары, Эрни протянул руку и выключил их снова.

— Вообще-то я бы предпочел их включить.

— Проедь по ее улице, — велел Эрни.

Я покачал головой.

— Это плохая идея, Эрн, — я снова включил фары в знак протеста. — Нам и так уже один раз повезло. И мы найдем себе приключений на…

— Выключи фары. Это безопасно. Ну же, малыш. Ради меня!

Я рад был бы поспорить с ним, честное слово, но мог заранее предвидеть свое поражение. Ради того, чтобы сэкономить пару часов, я мысленно заблокировал каменной стеной тот отдел мозга, который отвечает за любовь к спорам, выключил фары и поехал по улице, как и просил Эрни.

Входная дверь была открыта, в доме горели все лампы, какие только можно. Хозяева врубили даже галогенные лампы во дворе, так что дом светился с интенсивностью ядерной вспышки. В полумраке я неторопливо ехал под уклон, едва касаясь педали газа.

Из дома до нас донеслись обрывки разговора: «…украшения… проверь, не взяли ли они… где твои кольца… посмотри, все ли в сейфе…». Вместе со словами долетал и запах, густой аромат злобы. Воздух в пределах квартала постепенно наполнялся запахом каштанов, запеченных в костре, но для динозавров это запах страха и злости, а противоположные эмоции будут сопровождаться пощипыванием носа, как в морозный день.

Хозяйка дома, возможно, почуяв наше присутствие или просто нуждаясь в передышке, поскольку ей трудно было смириться с самим фактом вторжения в ее гнездышко, вышла на крыльцо и уставилась в ночное небо. Видела ли она нас? Вероятно. Узнала ли? Вряд ли.

Да, давненько она не была у специалиста по состариванию масок. Я смог понять это даже на таком расстоянии, поскольку на ее маску еще не был нанесен набор морщинок, который положено иметь дамам после пятидесяти. В целом она выглядела точно так же, как в последний раз, когда мы виделись, то есть больше трех лет назад. Копоткие белокурые волосы были туго завязаны в аккуратный небольшой пучок, на тонких изящных запястьях набор не слишком дорогих украшений. Глаза окружены голубыми тенями, а губы скорее розовые, чем красные. Даже сейчас, когда она боялась и была расстроена, видно было, что эти губы умеют улыбаться, ее доброжелательный нрав не давал уголкам губ опускаться.

— Она все так же пахнет, да? — сказал Эрни. Его печальный тон и меня заставил погрузиться в задумчивость. Я легонько похлопал напарника по спине, но в этот раз он не убрал мою руку. И мы хором вздохнули.

— Она такая милая, — протянул я.

— Не сыпь соль на рану.

— А что я такого сделал? Ты сам сказал, что она хорошо пахнет, а я сказал, что она милая. Разве не так?

Эрни поскреб подбородок, потирая щетину, которую аккуратно наносил раз в неделю. Он подумывал о том, чтобы купить себе комплект растительности на лице у Нанджутцу, тогда волосы действительно прорастали бы сквозь кожу с заданной скоростью, но решил, что наборы сменных бород (которые надо обновлять хотя бы раз в две недели) не стоят тех денег, которые за них просят.

— Так, малыш. Она и впрямь очень мила, — сказал он.

Быстрым движением Эрни залез в карман, вынул листок бумаги, похищенный им из дома, и бросил мне на колени. Я медленно развернул его, при этом потертая бумага зашуршала под моими пальцами, и поднес к слабому лучику света от циферблата часов.

Свидетельство о браке. Если быть точным, свидетельство о браке между Луизой и Эрни. Я сложил листок как можно осторожней и протянул его напарнику, который все еще не мог оторвать взгляд от своей бывшей жены, стоявшей в дверях их бывшего дома.

В какой-то момент мне показалось, что она смотрит прямо на нас и ее глаза встретились с глазами Эрни, мне даже казалось, что я слышу ее голос. «Ничего страшного. Я же все понимаю». Но тут она повернулась, вошла в дом и закрыла дверь. Еще через минуту фонарь на крыльце погас.

— Едем домой, малыш, — сказал Эрни. — И не останавливайся на заправках.

* * *

Когда Эрни сказал «домой», то он имел в виду офис, угловой кабинет на третьем этаже здания в Вествуде, где и почта толком не работает, и напор воды в кранах оставляет желать лучшего. Раз в два дня я занимался тем, что вытаскивал конверты из грязи прямо из-под нашего почтового ящика, а когда возвращался в офис, то с трудом мог отмыть руки, поскольку вода текла со скоростью шесть капель в минуту.

На дверях нашего офиса висит табличка: «Ватсон и Рубио. Частные детективы». И хотя я никогда не устраивал разборок, почему это мое имя на втором месте — на самом деле мне было вообще плевать, в каком порядке написаны наши имена, — тем не менее в конце каждого года Эрни предлагал мне поменять их местами.

— Это твой шанс, малыш, — всегда подшучивал он. — Рубио и Ватсон! Чертовски хорошо звучит!

Но мне это неинтересно.

В этот вечер почтовый ящик был порядком набит, и хотя как минимум десять конвертов и посылка валялись в грязи, но адресованных нам среди них не было. А вот с мистером Тогглем из 215-го офиса непременно случится припадок, и хотя он — человек, но реветь умеет, как стегозавр при виде заусеницы.

Лифт снова не работал, так что добро пожаловать на лестницу, ребятки. Два пролета, оба короткие, но у Эрни уже началась одышка. Это все потому, что он выкуривает в день по пачке сигарет, и я не понимаю, почему он не бросит, ведь не никотиновая же зависимость удерживает его, черт возьми.

Дверь в наш офис была приоткрыта, и тонкая полоска света ползла по темному коридору. Изнутри доносился еле слышный металлический скрежет, словно диск какого-то большого джазового оркестра проигрывали на нашей плохонькой стереосистеме с поврежденными динамиками. Мы с Эрни под прикрытием темноты аккуратно приближались к двери, прижимаясь спинами к шершавым бетонным стенам, на которые забыли положить штукатурку.

— Мне казалось, я просил тебя запереть дверь, — прошептал Эрни.

— Ага, а я тебя — выключить свет, — шепнул я в ответ. Если бы у меня был с собой пистолет, то я бы сейчас уже полез за ним. За неимением оружия я нащупал пальцами левой руки перчатку на правой, приготовившись обнажить когти и растерзать врага на куски.

Эрни, стоявший ближе к двери, кивнул мне, чтобы я атаковал с другого края. Я поднял три пальца, затем два, один…Пора начистить непрошенным гостям морды.

— Здорово, парни. Какими судьбами?

За моим столом сидел круглолицый коротышка, покачивая коротенькими ножками в воздухе в такт музыке. При этом он шуршал бумажками, разбросанными по моему столу, скользя пухлым указательным пальчиком по строчкам во время чтения. Ноготки наманикюрены. Костюмчик сшит на заказ. И черные-черные волосы. Сальные черные волосы. Слипшиеся сосульками сальные черные волосы. Дверь распахнулась и с грохотом стукнулась об стену. Коротышка одарил нас широкой улыбкой, которая должны была выражать смущение, но попытка была безуспешной.

Я захлопнул за собой дверь и подбежал к наглому карликовому грабителю.

— Что ты себе позволяешь, Минский?

— А что такое? — спросил он. — Что я такого сделал? В чем проблема?

Эрни помахал своими когтищами прямо перед носом Минского, притворившегося ангелом во плоти, и сердито сказал:

— Проблема в том, что от встречи с твоими предками тебя отделяло пять секунд!

— Вы что, собирались убить меня?

— Не собирались, а собираемся.

— Эй, погодите-ка, но я же не вламывался к вам, — сказал Минский. — Какое может быть незаконное проникновение, если вообще-то я — владелец этого здания?

Сейчас у меня уже не было желания вступать в спор о правах арендодателя и арендаторов, поэтому я слегка приподнял бровь и поглядел на Эрни — это один из наших условных сигналов к отступлению, который мы применяем во время допроса свидетелей. Эрни медленно сделал шаг назад и втянул когти. Минский заулыбался.

— Как дела? — спросил он. — Бизнес идет?

— Чего тебе надо? — рявкнул я. Светские беседы с этим козлом, как уже известно, могут омрачить все выходные, а мне еще надо хорошенько выспаться.

— Что же, арендодатель уже не может навестить своих любимым арендаторов?

— Нет.

Я крепко схватил Минского под мышки, поднял этого гадрозавра-недоростка с моего стула и бросил на пол. Теперь его голова находилась на уровне моего пояса, и смириться с его присутствием стало чуть-чуть полегче. Странно в наши дни видеть столь низкорослого динозавра, но сорок пять лет назад, когда Минский был маленьким, многие динозавры пренебрегали правильным питанием. Гамбургерами и мексиканскими маисовыми лепешками можно выкормить человеческого детеныша, но чтобы вырастить здорового гадрозавра нужно кое-что еще.

— Ребята, вы же платите арендную плату? — спросил Минский.

— Арендную плату нам платить еще только через две недели, — сказал Эрни. — У меня в календаре все отмечено, — он начал упорно подталкивать нашего арендодателя к выходу. — Вот тогда и приходи нас «навещать». А еще лучше я опущу чек в твой почтовый ящик, чтобы ты вообще сюда носа не показывал, ладушки?

Я распахнул дверь, а Эрни схватил Минского сзади за пояс брюк и приготовился выкинуть его в коридор.

— Стойте, стойте, — пронзительно завопил Минский, — у меня вопрос… Я к вам по делу…

— Прости, — сказал Эрни, — но мы уже закрыты.

Но Минский извивался в его руках, как рыба на крючке, тщетно пытаясь просочиться обратно в наш кабинет. Он напоминал полузащитника из лиги юниоров, который пытается прорваться через оборону команды профессионалов. Я видел, что Эрни изо всех сил старается не рассмеяться.

— Что за черт, — сказал я. — Ну ладно, пусти его.

Эрни сделал бросок в противоположном направлении, и Минский влетел обратно в наш офис. Он четким, неторопливым движением поправил свой галстук в «огурцах», который не совсем подходил к отличному, сшитому на заказ костюму, и, вновь обретя чувство собственного достоинства, с важным видом уверенными шагами двинулся к столу. В этот момент мне пришло в голову, что маска Минского стоит целое состояние, поскольку ее по причине нестандартно малого размера, наверняка, приходится изготавливать на заказ. Может, мы слишком много платим за этот офис? Или лее стоматологический кабинет приносит такую кучу бабок?

— У меня новая подружка, — начал Минский, а мы с Эрни дружно вздохнули. Я отодвинулся от стола и встал.

— Спокойной ночи, Минский, — сказал я, приготовившись продолжить с того места, где закончил Эрни, и напрягая те мускулы, которые лучше всего подойдут для швыряния коротышек в коридор.

— На этот раз все совсем по-другому.

— Ты всегда так говоришь, но, черт возьми, всегда одна и та же фигня, — сказал я, постепенно повышая голос, одновременно во мне поднималась волна злобы. — Ты впутался в какой-то блудняк с очередной шлюшкой и теперь хочешь, чтобы мы отмазали тебя перед твоей женушкой.

— Нет, пожалуйста, выслушайте… вы не понимаете… Ее зовут Стар, она — аллозавриха. Мы познакомились с ней на бульваре Сансет. Она просто фантастическая девушка.

— Какая-нибудь малявка, сбежавшая из дома? — спросил я.

— Не совсем. Ну… ей девятнадцать. То есть с юридической точки зрения она несовершеннолетняя, но она вовсе не беглянка, даже можно сказать, что у нее свое дело…

Эрни, который вычищал грязь из-под когтей ножом для вскрытия конвертов, встрепенулся:

— Проститутка, значит.

Лицо Минского исказилось от боли, словно Эрни со всего размаха влепил ему пощечину.

— Ни в коем случае! Почему ты так говоришь?

— Ну, ты же сам сказал, что вы повстречались на бульваре Сансет,[1] но она не какая-нибудь там мелкая сопля, убежавшая из дома, а у нее свое дело. Пораскинь мозгами, Минский, какой напрашивается вывод?

— Уверяю вас, Стар — не проститутка. Она торгует картами.

— Картами? — переспросил я.

— Ну, картами, на которых обозначены дома звезд Голливуда.

Мы с Эрни заржали и какое-то время не могли остановиться.

— Я рад, что вас так развеселила ее работа, — сказал Минский, когда наша истерика сократилась до размеров отдельных смешков. — Но Стар неплохо зарабатывает на жизнь, она добрая, и вообще самая милая девушка из всех, кого я знаю.

— Отлично, — прервал я эту любовную песнь. — Но если она такая милашка, и ты чертовски счастлив, то к нам-то зачем приперся?

Минский повесил голову, и голос его стал тихим даже для такого коротышки.

— Мне кажется, она крадет у меня закись азота, ну, знаете, «веселящий газ»…

— Милая девочка.

— И эфир.

— Просто супермилая девочка.

Минский, вероятно, один из самых известных и высокооплачиваемых дантистов-динозавров в Лос-Анджелесе. Он замечательно умеет спиливать зубы, делать их похожими на человеческие, и занимает определенную нишу на рынке подобных услуг. Но когда дело касается женщин, то знаний у него недостаточно, еще нужно учиться и учиться. Это уже четвертая его любовница, о которой он нам поведал за последние два года, но я на все сто уверен, что было еще много других, о которых он просто не упоминает. Но, с другой стороны, может, это мне стоит поучиться — как-никак Минский, черт его побери, выполняет свой «мужской» долг намного чаще меня.

И все же, как мне кажется, эти девицы каждый раз обдирают его как липку.

— Ну и что ты от нас хочешь? — спросил я.

— Найдите ее.

— Ты что не знаешь, где твоя подружка?

— Нет…не совсем.

— Возможно, это и есть идеальные отношения между мужчиной и женщиной, — хихикнул я.

— И я хочу, чтобы вы выяснили, действительно ли она ворует у меня.

— А если это так?

— Помешайте ей. Или просто остановите. Верните мне мое имущество.

— А почему бы тебе просто не поговорить с ней, попросить по-хорошему? — спросил Эрни. — Разве не на этом основаны отношения? Доверие, честность и весь прочий бред.

Минский пожал своими тощими детскими плечиками. Он что, стал еще меньше, чем был минуту назад?

— Я боюсь, что если я спрошу… если я попрошу ее остановиться, то она меня бросит… или…

— Или расскажет Шарлин про ваши шуры-муры.

Шарлин — это его жена. Очень ревнивая. Ревнивая жена, которая в шесть раз больше по размеру, чем наш незадачливый герой-любовник.

Минский кивнул.

— Да, — с каждой секундой он становился все меньше, я уже было заподозрил, что сейчас он съежится до размеров горошины и вообще исчезнет из виду.

Мы с Эрни переглянулись, при этом наши взгляды встретились не более чем на полсекунды. За это время мы уже можем прочесть мысли друг друга, так что вопрос решается еще до того, как клиент осознает, что он был задан.

— Мы займемся этим, — вздохнул я, а Минский поднял глаза и заулыбался, всем своим видом выражая, как он нам благодарен.

— Правда?

— Дай нам недельку или чуть побольше, — сказал Эрни.

— Сколько? — спросил Минский, нащупывая бумажник.

Мы снова переглянулись, и я сказал:

— Три месяца без арендной платы.

— По рукам! — воскликнул Минский.

— И еще два бесплатных визита в стоматологический кабинет, — добавил Эрни. — Мне нужно поставить коронки на левые нижние зубы, ну и возможно, обновить мост.

Внезапно Минский спрыгнул с дивана и вразвалочку пошел к моему столу. Без особых усилий он запрыгнул на него, по дороге свалил на пол несколько бумажек, навис над Эрни, который послушно открыл рот и отдался в маленькие опытные руки доктора. Минский заурчал, обнаружив в пасти Эрни износившиеся коронки.

— Я вставлю тебе коронки фирмы «Импресарио», — сообщил он. — Отличная вставная челюсть. Модель «Джордж Гамильтон». Без проблем.

Внезапно внимание Минского обратилось на меня, и он с сопением пошлепал по столу, в ходе своего решительного наступления сбрасывая на пол все больше бумаг.

Я отпрянул.

— Спасибо, но… спасибо, мне и так хорошо.

— Ну же, Винсент, поддержание ротовой полости в порядке должно у тебя стоять на следующем месте после походов в церковь, — заявил Минский, потянувшись толстенькими ручками к моим стиснутым челюстям.

— В этом смысле я зубной атеист. Так что отвали, шмакодявка.

Минский пожал плечами и спрыгнул со стола.

— Я ценю то, что вы делаете для меня, парни.

— Но нам понадобится информация, — сказал Эрни.

Я нацарапал на задней стороне конверта список того, что нам понадобится:

— Полное имя, дата рождения, откуда родом, ну если есть возможность, парочку фоток.

— Откровенных? — спросил Минский.

— Подойдут и обычные.

После этого Минский отчалил. Я стал приводить в порядок свой стол, поднимать бумаги с пола, а Эрни снял пальто и повесил его на металлический крюк, прибитый на дверь.

— Ты веришь этому парню? — спросил он.

— Несчастный сукин сын.

— Раз в полгода он тут как тут с очередной слезливой историей о своей новой даме сердца.

— Некоторые мужики… — начал я. — Некоторые мужики просто не могут совладать с собой. Они не понимают, где та грань, через которую не стоит переходить.

— Я тебе скажу, в чем причина. Он считает, что его ответ жизни заключен в бабах. Минский думает, что он не будет самим собой, пока он не с бабой.

— Ну нельзя же так жить.

— Но нормальный мужик может существовать сам по себе, — настаивал мой напарник. — И даже должен.

— Ты прав, Эрн. Ты прав.

Мы молча прибрались в офисе и пожелали друг другу спокойной ночи. Я прошел по коридору и умылся в туалете, потом вернулся. Мое лицо все еще было влажным, капельки воды скатывались с фальшивого латексного носа и образовывали на полу маленькие лужицы. А Эрни тем временем, свернувшись калачиком, спал на диване. Ботинки валялись на полу рядом. Кусачее шерстяное одеяло натянуто до подбородка. Обеими руками Эрни крепко обхватил маленькую диванную подушку, и с его толстых губ срывался легкий храп.

И я поехал домой в гордом одиночестве.

2

Утром я опоздал на работу, а все из-за митинга в поддержку легализации марихуаны, проходившего перед монолитным зданием правительственных учреждений, которое возвышается над бульваром Уилшир неподалеку от Калифорнийского университета. Движение автотранспорта было заблокировано во всех направлениях на несколько миль. Для Лос-Анджелеса пробки — обычное дело, но поскольку мой кондиционер не работал в полную силу, то мне приходилось все время держать окна открытыми, чтобы хоть какой-то свежий воздух проникал внутрь. Постоянно играла какая-то фольклорная музыка, и раздавался сильный запах травки, которую покуривали митингующие. Довольно быстро у меня совершенно испортилось настроение.

Эрни не оказалось на месте. Одеяло было сложено и убрано. Диван приведен в надлежащий вид. Уже как минимум полгода Эрни ночует в офисе, и я больше не пристаю к нему по этому поводу.

Если потертая обстановка нового холостяцкого логова в Голливуде мешает ему хорошо выспаться, то разве я имею право лезть со своими советами и настаивать, что это не так?

На моем столе меня ждала записка. Крупные, но аккуратные буквы поперек желтого листа бумаги. «Ушел к зубному.» Но я не думаю, что Эрни пошел на осмотр к Минскому по их вчерашней договоренности. Скорее всего, он сейчас осматривает офис клиента, возможно, его дом, или то любовное гнездышко, где Минский кувыркался со своей юной подружкой-аллозаврихой. На это у него уйдет как минимум час или даже больше. Значит, у меня есть время, чтобы сразу перейти к бумажной работе, которая нарастает, словно снежный ком, и грозит обрушиться на меня лавиной и окончательно похоронить мой стол под грудой исков и свидетельских показаний.

В приоткрытую дверь постучали. Я повернулся и увидел знакомое лицо (на самом деле я видел его не далее как вчера), заглядывающее из коридора.

— А Эрни здесь?

В кабинет проник запах теплой овсянки и сирени. На мгновение мой мозг оцепенел, и верх взяли инстинкты. Внезапно я обнаружил, что качаю головой, присев при этом на краешек стола, а руки сами по себе скрестились на груди.

— Его нет.

— Ох. Рада тебя видеть, Винсент, — она зашла в кабинет. На ее плече болталась сумочка а la «коллекция Шанель». Морщинки в положенных местах по-прежнему отсутствовали.

— И я рад тебя видеть, Луиза.

Мы натянуто улыбнулись друг другу.

— Как твой новый муж? Терренс, его так, кажется, зовут?

— Террелл.

— Ой, прости. Террелл. Ну и как у него дела?

— Ну, учитывая сложившиеся обстоятельства, дела у него неплохо. Вот только с дыханием проблемы.

— У ти-рексов частенько такое бывает.

— Да, к сожалению, мы этим страдаем, — кивнула она.

На минуту воцарилось молчание, и я пытался понять, не нарушаем ли мы какие-то нормы поведения или моральные установки, просто находясь в одной комнате в отсутствие Эрни.

Луиза первой прервала тишину.

— Мы ведь… то есть ты ведь…

— Не сержусь ли я на тебя?

— Да. Ты ведь не сердишься на меня?

— Нет-нет, что ты, конечно, нет, — я широко улыбнулся в подтверждение собственной искренности. По крайней мере, я надеялся, что она примет мои слова за чистую монету.

— Спасибо. Может быть, ты хочешь…

— Нет. Это только ваше дело. Я имею в виду твой развод с Эрни. Я здесь ни при чем.

Казалось, Луизу удовлетворил мой ответ, и отсутствие негатива с моей стороны послужило сигналом к дальнейшему проникновению в наш кабинет. Через минуту она уже уселась на диван, поерзала и вдруг засунула себе руку под ягодицы, словно собиралась почесать их, хотя дамам такое поведение определенно не свойственно, и выудила ночную маску, обеспечивающую спящему комфортную темноту.

— Похоже, это маска Эрни.

— Похоже, да.

— Он что… Он здесь ночует?

— Ну, раз или два в месяц. Когда задерживается на работе допоздна.

Этот разговор мог бы продолжаться вечность. Луиза сидела бы на диване, а я — на краешке стола, и мы говорили бы об Эрни, или, скорее, молчали бы о нем несколько дней, тренируя те участки мозга, которые отвечают за пустую светскую болтовню. Но мне еще нужно было быстренько перекусить и заняться бумажной работой, так что я выдал стандартный вопрос, от которого посетители либо поспешно заходят внутрь, либо так же поспешно уходят прочь.

— Луиза, чем я могу тебе помочь?

Из уголка ее левого глаза потек ручеек слез, заполняя узенькую полоску, где настоящая чешуйчатая кожа соприкасалась с полистироловой маской. Если бы я не знал Луизу так хорошо — мы знакомы уже восемь, нет, девять лет — то решил бы, что она по-настоящему плачет. Возможно, из-за того, что она расстроена, или же по той причине, которая привела ее ко мне, или из-за их с Эрни отношений. Но Луиза — одна из тех несчастных особей динозавров, у которых до сих пор слезные железы вырабатывают больше слез, чем требуется, хотя остальные наши сородичи за миллионы лет эволюции избавились от этого дефекта. Это всего лишь иллюстрация к известному выражению «крокодиловы слезы», практически в буквальном смысле, за годы нашего знакомства я столько раз протягивал этой женщине носовой платок, и могу распознать, что это вовсе не проявление печали, а просто соленая водичка.

— Прости, — сказала Луиза, промокая салфеточкой уголок глаза. — Иногда я такая рёва.

— Знаю. Ты хочешь дождаться Эрни? Он должен вернуться…

— Нет, — резко сказала она. — Я бы предпочла поговорить с тобой наедине. Только ты и я. А потом ты передал бы Эрни содержание нашей беседы, хорошо?

Я кивнул и уселся за стол, пытаясь собрать все бумаги в некое подобие стопки.

— Начни с самого начала, Луиза. Это лучший совет, который я могу тебе дать.

Луиза сделала глубокий вдох, плечи быстро поднялись, а затем опустились обратно. Теперь она была готова изложить суть дела.

— Вчера вечером кто-то вломился в наш дом.

Ага, а то я не знаю. Потребовалось особое усилие и тактика, которую с успехом применяют сержанты-инструкторы, чтобы убедить мышцы лица сохранять нейтральное положение.

— Мне очень жаль, — сказал я совершенно спокойно. — Взломщики что-нибудь украли?

Луиза покачала головой.

— Насколько я понимаю, нет. Они раскурочили охранную сигнализацию, обшарили нашу спальню и оставили после себя ужасный беспорядок на кухне.

Вообще-то я думал, что на кухне после меня было относительно чисто, если не считать бараньей ноги, забытой на столе, но я всегда был чуть более неряшливым, чем мои сородичи.

— Вас, значит, не было дома.

— Слава Богу, не было. Не могу даже представить, что эти чудовища сделали бы с нами.

— Да в мире полно всяких отморозков, — сказал я, кивая в надежде, что это будет расценено как смирение, как-никак, мне ведь тоже приходится жить в этом страшном мире. — Вы вызвали полицию?

— Разумеется, — сказала она, и у меня все внутри оборвалось. — Но они не нашли ничего полезного. Это были динозавры, как мы думаем, по-видимому, их маски не оставляют отчетливых отпечатков.

— Понятно. Но чем же мы можем тебе помочь? Ты хочешь, чтобы мы взглянули на ваш дом, попробовали учуять какие-то запахи и понять, не сможем ли мы выяснить, кто это сделал?

— Мне кажется, мы и так знаем, кто это сделал, — сказала Луиза, и мне вдруг подумалось, что идея иметь в офисе дефибриллятор не была такой уж плохой. А что если цель ее визита и разговора с глазу на глаз — припереть меня к стенке и заставить признаться в преступлении? Обычно я не испытываю угрызений совести по поводу взломов, несанкционированных проникновений, «одалживаний» улик и прочих противозаконных деяний, с которыми я познакомился благодаря Эрни, но в данном случае меня бесило, что я предал нашу с Луизой дружбу, пусть и прошлую.

— И как же вы узнали? — спросил я, невольно отодвигаясь от стола. — Если полиция ничего не нашла…

Луиза помрачнела и посмотрела мне прямо в глаза.

— Я знаю, потому что… Просто знаю и все.

Я выдержал этот взгляд, не дрогнув. Что ж, будем играть до конца.

— Почему бы тебе не сказать мне? — предложил я в надежде, что она сделает обратное — вскочит и уйдет из офиса. — Скажи мне, кто же влез в ваш дом.

— Прогрессисты, — ответила Луиза, и моя кровь снова побежала по жилам.

— Прогрессисты?