Военные приключения. Выпуск 3
ЧЕСТЬ, ОТВАГА, МУЖЕСТВО
Юрий Маслов
КАРАКУРТ
Приключенческая повесть
I
Все происходило, как в обычном детективном романе. В дверь резко постучали, кто-то из сотрудников бухгалтерии крикнул: «Войдите», и в комнате в тот же момент оказался худощавый человек неопределенного возраста. Он вежливо поздоровался, но кроме Валентины Ивановны — старшего кассира универмага — на него никто не обратил внимания.
— Я вас надолго не задержу, — сказан человек, повышая голос.
Служащие в недоумении повернули головы. В правой руке неизвестного матово поблескивал пистолет. Все подумали, что это шутка, что незнакомец сейчас мило улыбнется, окажется чьим-нибудь знакомым, скажет: «А здорово я вас напугал, братцы!» — и все пойдет своим чередом. Но голос незнакомца развеял их иллюзии.
— Руки вверх! Пройдите сюда. — Он указал на угол левой половины комнаты. — И побыстрей.
Валентина Ивановна взглянула на часы. До приезда инкассатора оставалось десять минут. Она побледнела, рука непроизвольно потянулась к звонку сигнализации, но ее остановил окрик:
— Это и вас касается!
Валентина Ивановна увидела направленное ей в грудь дуло пистолета и медленно встала.
— В угол! — скомандовал незнакомец.
Он взглядом обвел помещение, поморщился и направился к столу кассира. Валентина Ивановна тихо вскрикнула. Незнакомец обернулся, колюче взглянул на нее.
— Без глупостей!
Он нагнулся и вытянул из-под стола инкассаторскую сумку с деньгами. Затем доложил пистолет на стол и, торопясь, быстрыми, словно механическими, движениями начал выуживать оттуда тугие пачки кредиток. В несколько минут все было кончено. Дневная выручка универмага перекочевала в спортивную сумку незнакомца. У двери он на секунду задержался и торопливо кивнул на одно из окон пятого этажа стоящего напротив здания.
— Я думаю, каждый из вас знает, что такое винтовка с оптическим прицелом. Во избежание неприятностей прошу не шуметь. Пять минут. — И, кивнув на прощание, скрылся.
Служащие стояли, словно в столбняке, с ужасом взирая на злополучное окно, кричать никто и не думал.
С улицы донесся шум заработавшего мотора, сигнал и шелест шин отъезжающей машины. Это подействовало отрезвляюще. Все разом вздохнули, кто-то упал в обморок, Валентина Ивановна бросилась к телефону.
…Подмосковный городок-спутник, в котором произошло вышеописанное событие, был небольшой и шумный, новости в таких распространяются мгновенно, обсуждаются долго, и когда машина из областного управления подъехала к универмагу, толпа людей давно превысила обычные размеры. Капитан Родин недовольно поморщился, но ничего не сказал. К «Волге» подошел сутулый мужчина в штатском.
— Инспектор уголовного розыска старший лейтенант Корнев.
— Очень приятно. — Родин пожал ему руку, представил своего помощника Костю Климова, и они поднялись в бухгалтерию. Там было полно народу: сотрудники бухгалтерии, директор универмага — толстый, лысеющий человек в роговых очках, оперативные работники. Родин поздоровался, бегло осмотрел комнату и, присев на вежливо поставленный кем-то стул, о разрешения следователя попросил очевидцев рассказать о случившемся. Слушал он внимательно, не перебивая, задумчиво сведя к переносице брови. Пальцы, барабанившие по столу, изредка брались за карандаш, и Родин делал в блокноте записи, которые чаще всего кончались вопросительными или восклицательными знаками.
Следователь Виктор Андреевич Красин сидел в сторонке, ни во что не вмешивался и, казалось, никого вокруг себя не замечал. Но это только на первый взгляд. На самом деле от него не ускользала ни одна мелочь. Он мгновенно реагировал на улыбку, голос и настрой свидетелей, сопоставлял в уме возможные варианты-версии (он был страстный любитель шахмат, поэтому манера считать ходы — свои и противника — поневоле отразилась на его профессии), стараясь выделить из них наиболее вероятную.
— Как выглядел преступник? — спросил Родин.
Сотрудники в недоумении переглянулись.
— Какого роста?
— Выше среднего, — спохватилась Валентина Ивановна. — В темных очках, волосы черные и… длинные, как у девицы.
— Серые, — поправила одна из сотрудниц.
— Так серые или черные? — переспросил Родин.
— Мышиного такого цвета, неопределенного, — замялась Валентина Ивановна. — Щеки бледные, впалые.
— Во что был одет?
— Серый плащ.
— Ботинки, брюки?
Никто не заметил. Родин усмехнулся.
— Перчатки?
— Да, были. Черные.
Родин встал, подошел к окну и выглянул на улицу.
— Осмотрели квартиру?
— Это рогатулька комнатной антенны, — улыбнулся старший лейтенант Корнев. — Какая там к черту винтовка! Живет на пятом этаже летчик Воронов. Его все отлично знают. К тому же во время ограбления дома находилась жена — готовила обед.
— Как же так? — Родин обернулся к смущенным сотрудникам.
— Вот я и говорю! — вскричал директор.
— Успокойтесь, — остановил его Красин. — У страха глаза велики.
— Как сообщается бухгалтерия с универмагом?
— Через лестничную площадку.
Красин кивнул и бросил короткий вопросительный взгляд на эксперта-криминалиста.
— Ничего?
Тот сконфуженно развел руками.
— Абсолютно. В перчатках работал. Следы затоптаны.
На улице Родин тронул за рукав Климова.
— Костя, а почему он деньги в саквояж переложил?
— Два лестничных пролета и метров десять до машины… Мешок нетрудно опознать, да и инкассатор мог навстречу попасться. Обыкновенная мера предосторожности. А вообще он нахал, крепкий нахал!
— Кто?
— Да этот, в парике.
— Ты думаешь, он был в парике?
— Уверен.
— А почему нахал?
Костя на секунду задумался.
— Подошел бы сейчас к тебе некий гражданин, вручил сто тысяч и сказал: «На ваше усмотрение, товарищ Родин». Как бы ты распорядился такой кругленькой суммой?
— Машину купил.
— «Жигуль»?
— «Жигуль».
— Девять двести. — Климов загнул палец. — Дальше.
— Дачу, — неуверенно проговорил Родин. — Нет, не стал бы — я путешествовать люблю… Костюм, пожалуй.
— В клеточку?
— В клеточку, — согласился Родин.
— Еще двести. Всего девять четыреста. А остальные?
Родин в недоумении пожал плечами.
— Вот видишь, — усмехнулся Климов. — Крепкий нахал этот паренек!
— Да… А одному трудно такое дело провернуть.
— Я уже об этом подумал. Кто-то навел. Даже, может быть, кто-нибудь из сотрудников.
— Вот ты и займись этим, — сказал Родин. — Зайди в отдел кадров, проверь: не увольнялся ли кто. В общем, на каждого — маленькое досье. Договорились?
— Да.
— А сейчас пойдем, с коллегами побеседуем.
— Так как быть? — остановил Родина директор.
— Работайте, — улыбнулся Родин. — И мы не будем терять зря времени. Желаю успеха.
Работники местного отдела внутренних дел все сделали правильно: перекрыли дороги на Москву, сообщили приметы преступника во все линейные отделения милиции, отдали приказ о проверке электропоездов и задержке всех подозрительных лиц, но, как и ожидал Родин, все было напрасно: грабителя и след простыл.
— На чем он приехал? — спросил Родин Корнева.
— На «Волге», на такси. Машину видели ребятишки, игравшие около универмага.
— И уехал он в сторону Москвы?
— Да.
— Из ваших кто-нибудь мог?
— Нет, — подумав, ответил старший лейтенант. — У нас народ трудовой. Молодежь, правда, пошаливает, драки бывают, скандалы, а вот насчет ограблений… Такого не было.
Больше ничего вразумительного старший лейтенант сообщить не мог. Родин оставил ему свой телефон, попросил в случае чего звонить и уехал в Москву.
Начальника отдела уголовного розыска полковника Семена Тимофеевича Скокова сослуживцы за глаза называли Котофеевич. Причины на то были. Небольшого роста, грузный и медлительный, он мгновенно преображался, как только ему в руки попадало интересное дело. Причем преображался как внешне в движениях появлялась мягкая кошачья резкость, так и внутренне — становился не в меру въедлив, порывист, нетерпелив и озабочен тем, что его подчиненные недостаточно рьяно относятся к своим обязанностям. Поэтому, когда уже на следующий день после ограбления к нему в кабинет воздушным шаром вкатился капитан Родин, полковник с трудом подавил в себе радостное удивление.
— Есть, Семен Тимофеевич, три подозрительные личности, — сказал Родин, раскрывая свой блокнот. — Губина Надежда Ивановна, Лазарева Светлана Сергеевна и Кошелева Инна Владимировна.
Полковник, мельком взглянув на записи Родина, увидел, что фамилия Кошелевой жирно подчеркнута, и ехидно спросил:
— Ну и чем тебя пленила Кошелева?
— Серьезная девушка.
— Серьезные люди тебе внушают больше опасений?
— В некотором роде — да. Серьезный человек за мелочь не возьмется.
— В общем, правильно. Могу только заметить, что в моей практике бывали случаи, когда и легкомысленные товарищи брались за серьезные дела.
— И заканчивали их разговором с вами, — сказал Родин.
— А твои с тобой не закончат?
Родин смутился.
— Ну ладно, как говорится, время покажет. Так что Кошелева?
Кошелева окончила десять классов. Поступала во ВГИК, но не прошла по конкурсу. Устроилась продавщицей в универмаг четыре месяца назад. Живет вдвоем с матерью в однокомнатной квартире. Хорошо и со вкусом одевается. Часто бывает в Москве. Две недели назад одолжила Губиной двести рублей. Откуда деньги — непонятно. Мать работает копировщицей. Дочь деньгами не балует.
— Да… — пробурчал полковник. — Интересно. А что собой представляют Губина и Лазарева?
— Довольно легкомысленные девицы. Как говорится, везде на виду. Случайные знакомства, встречи с командированными, выпивки… Губина работает в универмаге два года, Лазарева — три.
— На что Губиной потребовались деньги?
— Шубку купила.
— Так ты думаешь, что эти девицы прямыми соучастницами быть не могли?
— Думаю, что нет. Больно уж на них трудно положиться.
— Но их могли только расспросить.
— Могли, — согласился Родин. — Проверим связи, знакомства…
— Правильно, — сказал полковник. — А на будущее запомни: предполагать можно что угодно, а проверять надо по возможности все и всех. Умный может и дураком прикинуться. — Он медленно подался вперед. — У тебя все?
— Все.
— А таксист? — Слова прозвучали резко, отрывисто.
— Ищем, товарищ полковник. — Родин виновато развел руками. — Третий таксопарк проверяем, но пока… безрезультатно.
— Не иголка, — успокоил полковник, — Только не спешите, вернее, спешите медленно — свидетель он важный, и будет очень досадно, если мы его прохлопаем.
Таксиста нашли на восьмой день. Им оказался некий Снегов — молодой парень с веселым, самоуверенным взглядом и хорошо подвешенным языком. Для таксиста он держался слишком независимо, но, приглядевшись к нему — к его фирменным джинсам, щеголеватой курточке с ярко блестевшими желтыми пуговицами, к его манере сыпать в разговоре одними восклицательными знаками, — Родин вдруг понял, что перед ним всего-навсего обыкновенный нахал, вернее, крепкий нахал, и, поймав себя на этой мысли, насторожился — вспомнил, что именно так охарактеризовал грабителя Климов. Но это было любимое Костино словечко, этот ярлык он вешал на каждого, кто ему не нравился, так что…
— А теперь перейдем к делу, — сказал Родин и, чтобы настроить парня на серьезный лад, деловито спросил: — Здесь продолжим разговор или… у меня в кабинете?
Снегов запнулся на полуслове и, каким-то единым, но бестолковым взглядом окинув территорию таксопарка, перед которым они сидели, беспокойно заерзал.
— Значит, здесь, — сказал Родин. — Где он к тебе подошел?
— На проспекте Мира.
— Точнее.
— Почти напротив выхода из метро.
— Сказал, куда ехать?
— Ну а как же.
— Ты сразу согласился? Далековато ведь…
Снегов замялся, подтянул узел завязанного вокруг шеи платка, но затем, видимо решив, что лучше говорить все-таки правду, глубоко вздохнул.
— Поторговался для проформы.
— Сколько он тебе пообещал?
— Оплатить дорогу в оба конца и десятку сверху.
— Ты его хорошо разглядел?
— Не очень. Он сел на заднее сиденье. И в очках был…
— Странного ничего в нем не заметил?
— Всю дорогу молчал. — Снегов выразительно сплюнул. — Терпеть таких не могу.
— По дороге нигде не останавливались?
— У метро «Новослободская».
— Зачем?
— Не знаю. Сказал: «Стой!» — и баста. Через пятнадцать минут: «Поехали». И поехали.
— Из машины он не выходил?
— Нет. Как сел, так и прилип. И на часы поглядывал… И на выход из метро… Видимо, кого-то поджидал. — Высказав свое предположение, Снегов с любопытством взглянул на Родина.
— А дальше?
— А дальше без остановок до самого универмага, тут вышел, там вышел, велел подождать. Минут через десять вернулся — и снова вперед. Проехали метров двести — стоп. Вылез, расплатился и… мотай, говорит, отсюда, друг.
— И ты смотался?
— Смотался, — подтвердил Снегов. — А что делать?
— А место, где его высадил, ты запомнил?
— Запомнил. Слева — колонка, справа, за домом — угольная купа.
— Большая?
— Куча-то?
— Да.
Родин сидел неподвижно, смежив веки, подперев ладонью голову. Можно было подумать, что он спит. Однако, просидев минут десять не шелохнувшись, он внезапно вздрогнул и удивленно поднял брови. Послышался легкий вздох. Снегов пробормотал себе под нос: «Я думаю… если вас так интересует эта куча, к ней можно было бы и подъехать».
Родин рывком, как старый дог, встал, застегнул пиджак.
— Так мы и сделаем, Сергей Владимирович.
— У меня машина не заправлена… Да и начальника не грех предупредить…
— Начальник предупрежден. А такси… Десятку сверху я тебе не дам: я на зарплату живу.
Снегов смутился, закусил губы. «Есть в тебе еще совесть». Сделав вид, что рассматривает свои ботинки, Родин довольно улыбнулся, бросил коротко: «Подожди меня здесь», и быстрым шагом направился к будке телефона-автомата.
Трубку снял Климов. Родин помолчал, вслушиваясь в рокочущий басок друга, а затем без всяких предисловий выпалил:
— Костя, мне нужна машина.
— Есть машина! — Костя представил себе удивленное лицо приятеля и весело рассмеялся. — У шефа день рождения. Я преподнес ему цветы…
— А от меня?
— А от тебя… сказал, что ты этого типа прихватил.
— Впечатление?
— Неплохое, но одна фраза меня насторожила.
— Какая именно?
— «Цейтнот — это еще не поражение».
— Абстрактная мысль.
— Но адресована тебе. И машина. Так и сказал: «Машина в распоряжении Родина». Усек?
— Усек, — автоматически повторил Родин, безуспешно пытаясь вникнуть в тайный смысл слов начальства.
— Куда машину подать? — спросил Климов.
— К тринадцатому таксопарку. К проходной.
— Будет сделано. — Климов помолчал, прикурил. Родин слышал, как он торопливо чиркнул спичкой, и, как бы между прочим, сообщил: — Это еще не все.
— Выкладывай, — раздраженно проговорил Родин. Он уже чувствовал, что где-то ошибся, что-то упустил, что не зря Скоков обронил эту успокаивающую фразу и позаботился о машине, он даже уловил в этом некую связь, но в чем она выражается, пока, как ни силился, понять не мог. Это и злило, и огорчало его одновременно.
— На имя Кошелевой получена телеграмма, — строгим, деловым голосом произнес Климов. — «Поздравляю днем рождения, крепко целую, нетерпением жду Булдури. Игорь». Отправитель — Игорь Валентинович Сопин.
— Это что за тип?
— Понятия не имею.
— Вот и выясни. По возможности все. — Родин сухо простился, повесил трубку и, выскочив из душной, раскаленной солнцем кабины, облегченно вздохнул. Около скамейки, пристукивая от нетерпения ногой, его ожидал Сережа Снегов, успевший по только прийти в себя, но и обрести свой прежний независимый вид.
Любовь Александровна Сопина была из тех матерей, которые, рожая, думают, что производят на свет гения. В этом счастливом ведении мать находилась долгих шесть лет. Карьера музыканта, подмостки сцены, потомственный актер…. Мечтам не было предела. Итак, первый урок. У мальчики полностью отсутствует слух. Жестокий удар. Но Любовь Александровна перенесла его стоически, с присущим ей мужеством и героизмом (она была актриса драматического театра и и подобные ситуации не раз попадала на сцене). «Не беда, — решила она, — есть много других замечательных профессий. Литература, например, искусствовед, журналист… Звучит совсем неплохо».
Игорю ни в чем не отказывали. Учился он неровно: тройки вменялись пятерками, пятерки — двойками. Но учиться мог, и хорошо. Это заметили все учителя. Игорь был силен в математике. Но математика требовала трудолюбия, а Игорь был с ленцой, хватал все мимоходом, верхушки, не утруждая себя ни поисками, ни заботами. Со временем это легкомысленное отношение к труду развилось в житейскую философию. Кажущееся ничегонеделание родителей, — сыграл свою роль в театре — свободен, развлекайся, — постоянные гости в доме, чаще всего именитые, ночные коктейли, регулярные разъезды ввели мальчишку в заблуждение о легкости актерской профессии, о праздности жизни, И вот финал: не попал в институт, армия. Тяжелая солдатская служба не пошла на пользу. Армейские тяготы и заботы вызвали отвращение и укоренили парня в мысли, что прожить можно иначе, не прикладывая усилий, легко и красиво, а пыль из дорог пусть выколачивают те, кто подурней.
Администратор Мосэстрады. Должность маленькая, но… связи, кое-что и от него зависит. Оклад мизерный, а жить хочется по-человечески, на широкую ногу. А развернуться есть где, была бы только головка на плечах. И Сопин развернулся. Кому лишний концерт устроит, кому рекламу, кому хорошую гастрольную поездку — и закрутилось, завертелось… Женщины, знакомства, попойки…
Родин слушал Климова сосредоточенно, хмуро сдвинув к переносице широкие густые брови. Настроение было отвратительное. Еще в машине, по дороге к месту происшествия, он ухватился за кончик мысли, которую подбросил ему своей фразой полковник Скоков, но не решаясь признаться себе, что действительно попал в цейтнот, всякий раз отбрасывал ее, отмахивался, как от надоевшей своим бесконечным жужжанием мухи. А она не отступала. И Родин снова и снова отправлялся за ней по пятам. «Хорошо, — думал он, — если шеф прав, то преступник должен был где-то спрятать саквояж — появляться с такой уликой на людях, когда дороги перекрыты и на ноги поднята вся милиция, просто-напросто неумно. Но где он мог его спрятать? В тайнике — раз, у знакомых — два. Если в тайнике, то он должен быть оборудован недалеко от места, где преступник вышел из машины. Может быть, даже в этой чертовой угольной куче… Если у знакомых… Это вряд ли. Зачем привлекать к такой сложной и рискованной операции, тем более на стадии ее завершения, второго? Да еще делиться с ним добычей?.. Значит, тайник. И значит, что он уже пуст — время, чтобы перепрятать деньги, у преступника было. Целых восемь дней. Вывод: мы — с носом. Пусть временно, но с носом. Остается лишь уповать на афоризм шефа: «Цейтнот — что еще не поражение».
Родин тщательно обследовал место, где вышел из машины преступник, и убедился, что версия полковника небезосновательна: на одном из склонов угольной кучи он обнаружил довольно глубокое прямоугольной формы углубление. Это было, конечно, еще не доказательство, но факт, а факты — вещь упрямая.
Следы искать ее имело смысла — погода стояла жаркая и два последних дня шли короткие, но проливные дожди.
В управление Родин вернулся расстроенный, а выслушав Климова, и вовсе сник. Закурил, спросил угрюмо:
— Связи проверил?
— На это время требуется, — вспыхнул Климов. — У него знакомых — сотни, а я — один.
— Ладно, не сердись. — Родин встал, прошелся по кабинету. — Откуда он дал телеграмму?
— Я же тебе читал — Булдури.
— Булдури… Что-то знакомое.
— Да это курорт! Рига, Юрмала — золотой песок, море, рестораны…
— У тебя нет его фотографии?
— В полный рост. — Климов вытащил из внутреннего кармана пиджака две фотографии. — Одну мамочка предоставила, другую на работе взял.
— Когда он выехал?
— Шестнадцатого. Только не выехал, а вылетел.
Родин торопливо перелистал календарь.
— А универмаг обчистили десятого.
— Десятого, — повторил Климов. — Десятого он взял на работе отгул… — Он вдруг запнулся и, приподняв угловатые плечи, сунул руки в карманы брюк. — Уж не хочешь ли ты сказать… Почему я не мог сопоставить эти факты? Ведь он и с Кошелевой дружил, она у них в доме бывала…
— Не знаю, — улыбнулся Родин. — Шеф у себя?
— Дома. День рождения справляет.
— Ах да, я и забыл. — Родин придвинул к себе телефон. — Придется побеспокоить.
На следующий день Родин первым же самолетом вылетел в командировку в Ригу.
II
Корреспонденцию «До востребования» на буквы «Р» и «С» выдавали в одном и том же окошечке. Родин почему-то обрадовался этому совпадению и, улыбаясь, вложил в протянутую к нему руку свое удостоверение. Девушка оказалась милой и разговорчивой. Нет, она не помнит, кто отправил эту телеграмму, но если товарищ интересуется, она может выяснить.
— Каким образом? — спросил Родин.
Девушка удивленно распахнула глаза.
— Так он же придет… И вы придете…
— Понятно, — рассмеялся Родин.
— А как вас найти?
— Я сам вас найду. — Продолжая улыбаться, Родин спросил: — Во сколько приходит вечерняя корреспонденция?
— В шесть-семь.
— Утром ему ничего не выдавайте, скажите — нет и попросите зайти еще раз поближе к вечеру. Договорились?
— Хорошо.
Дни летели незаметно. С утра Родин, беспечно насвистывая, отправлялся на море, купался, загорал, заводил случайные знакомства, шастал от одной компании к другой, играл в мяч, шутил и скоро стал той личностью, без которой не обойтись. После обеда он с безразличным видом фланировал по улицам, играл в теннис или партию-другую на бильярде, а к вечеру спешил на почту. «Ничего?» — спрашивал он голосом, каким спрашивают перевод. «Ничего», сокрушенно отвечала девушка. Родин тяжко вздыхал и шел ужинать в ресторан. Но все его попытки, обнаружить отправителя телеграммы были безрезультатны. Все нормально ели, нормально пили, активно веселились, флиртовали, в общем, вели себя так, как и положено вести на курорте. Родин злился, ругал себя последними словами, хотел было уже послать полковнику депешу о своем возвращении, как вдруг…
Вечером, когда Родин вернулся в гостиницу, стянул рубашку и принял холодный, освежающий душ, ему позвонил капитан Брок, его рижский коллега. Брок был выделен ему в помощь. В чем эта помощь должна была выражаться, никто толком не знал, в том числе и сам Брок, поэтому, поразмыслив, он решил, что кроме сводки происшествий по городу гостю, по всей вероятности, потребуется еще и добросовестный гид, и молча предложил свои услуги — ездил с Родиным на взморье, загорал, купался, играл на бильярде и каждый вечер клялся, что как только выпадет свободный день, они обязательно сходят в Домский собор.
Совместная работа, конечно, сближает, но по-настоящему Родин и Брок притерлись друг к другу, узнав, что их начальство — полковник Скоков и полковник Лиепинь — большие друзья: вместе закончили университет, вместе топали по служебной лестнице, лет пятнадцать переписывались, обещая нагрянуть в гости, а теперь, командуя идентичными отделами, чуть не каждый день перезваниваются и бодрыми, менторскими голосами вопрошают: «Ну, как там мой?» Родин и Брок долго шутили по этому поводу, а затем, быстро переняв эту манеру, и сами стали беззлобно покусывать своих учителей — традиционное при встрече приветствие они заменили на добродушно-ироничное: «Ну, как там мой?»
— Ну, как там мой? — спросил Родин, услышав в трубке голос Брока.
— Вчера звонил, спрашивал, достаточно ли ты загорел и окреп, не пора ли, мол, проявить рвение и по службе.
— Ну, а что твой?
— Мой решил, что я тоже застоялся, как жеребец, и подкинул мне довольно хитрое дельце.
— Поэтому ты и не звонил?
— Поэтому. Ты ужинал?
— Нет, — удивился Родин.
— Тогда спустись в ресторан и закажи… Мясное и еще что-нибудь. Я подъеду через пятнадцать минут.
Брок не подвел. Ровно через пятнадцать минут он сидел за столом и с аппетитом ел натуральный бифштекс. Вид при этом у него был довольный и хитрющий. Родин сразу же понял, что Брок выудил какую-то важную информацию, может быть, даже касающуюся его дела, но вида не подал — пил минеральную воду, курил, с любопытством поглядывая на танцующие пары.
— Выдержка у тебя, надо сказать, колоссальная. — Брок вытер салфеткой губы и без всякого перехода выпалил: — Третьего дня в Булдури обнаружили труп молодой женщины — плавала с аквалангом и утонула.
Вскрытие показало, что смерть наступила от отравления газом — пропаном. Подтвердил это и научно-технический идея — один из баллончиков акваланга был действительно заряжен этой гадостью.
— Ловко, — сказал Родин. — А кто эта женщина?
— Круминь Валда Эдуардовна. — Выждал паузу и добавил: — Кассир по продаже авиабилетов… Аэропорт Румбала…
— Кассир, — вслух проговорил Родин.
— Кассир, — подтвердил Брок…
Родин потер переносицу, что делал всегда в минуты волнения, и попытался переварить информацию. «В Москве — кассир, здесь — кассир… Нет ли здесь связи? Может, преступник намеревался взять выручку аэропорта? Хотел привлечь девушку… Она не согласилась и… последовала развязка? Румбальский аэропорт… Ну и аппетит!»
Обычно Родин считал, что первая версия почти всегда ошибочна и что надо много поломать голову, чтобы напасть на верный след. Но сейчас, как он ни крутил, как ни вертел, все сводилось к одному: ни одно убийство на бывает случайным. Кому мешала эта девушка? И почему?
— С кем она была на пляже?
— С двумя ребятами, — спокойно ответил Брок.
— Как они выглядели?
— Впечатляюще. Первый — среднего роста, шатен, с прекрасно развитой мускулатурой. Второй — полная противоположность: не мужчина — складной стул, длинный, худой, выражение лица… Неприятное выражение лица.
— Кто их так хорошо запомнил?
— Вия Астынь, хирург, — Брок, подперев ладонью щеку, задумался, и Родин понял, что эта девушка произвела на его приятеля впечатление.
— Она тебе понравилась? — спросил он.
Витавший в облаках Брок резко выпрямился, с осуждением посмотрел на Родина.
— Ты не о том думаешь.
— Не понял.
— Не понял — объясню, Не мужчина — складной стул, длинный, худой, выражение лица неприятное — это точный портрет того парнишки, фотографию которого ты уже неделю таскаешь в своем боковом кармане.
Когда-то Родин занимался боксом и славился тем, что обладал великолепной реакцией. Он развил ее до совершенства, развил настолько, что ему практически была не страшна любая атака. За эти качества он удостоился многих, очень лестных для себя эпитетов — «король защиты», «парень, который умеет держать удар»… Но, видимо, реакция на удар — это одно, а реакция на слово — совершенно другое: прошло больше минуты, прежде чем Родин пришел в себя, тряхнул головой и проговорил:
— Ты в этом уверен?
— Не я — Вия Астынь. Я ей показал фотографию твоего парня… В общем, она не сомневается.
— Ну что ж… В таком случае я завтра смотаюсь в аэропорт, а ты… ты жди меня в управлении. Договорились? — спросил Родин, вставая.
— Договорились. Только ты сперва за стол заплати.
Родин улыбнулся, полез за бумажником.
— Теперь я понимаю, почему ты меня не в буфет, а именно в ресторан пригласил.
…Аэропорт напоминал потревоженный муравейник. Улетали и прилетали самолеты, суетились пассажиры, взад-вперед сновали носильщики. Родин с трудом разыскал начальника аэропорта, представился и коротко поведал о случившемся. Тот сильно разволновался, долго хватал ртом воздух, без конца повторял: «Да как же так! Не могу поверить!», а затем, наверное в течение получаса, пытался сообразить, что же из себя представляла Круминь. Знания его о подчиненных, как и у большинства руководителей, ограничивались анкетными данными.
— Устроилась она к нам на работу года три назад, сразу же после десятого класса. Поступила заочно учиться в Рижский институт инженеров Гражданской авиации. Нарушений нет, работает хорошо… Ну, что вам еще сказать… Приветливая, за ней многие ухаживают — она не замужем — народ у нас молодой, летчики… Но держится стоически, молодец.
— Чем увлекается, как проводит свободное время?
Начальник замялся.
— Вам, пожалуй, лучше с ее подругой поговорить, Рутой Берзинь. Я сейчас ее вызову. — И он быстро, чтоб Родин не передумал, нажал кнопку звонка.
Рута оказалась миловидной высокой девушкой, застенчивой и чуть грустной, Она, видимо, стеснялась своего роста. Родин предложил ей сесть и, когда разговорились, осторожно спросил:
— С ком встречалась Валда в последнее время?
Рута подняла на Родина свои большие темные, сразу ставшие тревожными, глаза.
— Это имеет значение?
— Да, — твердо ответил Родин. О случившемся он ей не сказал ни слова.
— С одним парнем. Не здешним. Я его совсем не знаю и сказать о нем что-либо определенное не могу.
— Вы его видели?
— Раза два. Он приезжал за ней.
— Вас что-нибудь удивило в его действиях, внешности?
— Удивительного в нем ничего нет, но… Можно сказать, что держится с достоинством, а по мне — претенциозен, играет кого-то, самолюбование этакое в нем. Внешне? Пожалуй, красив.
— Худощав?
— Да.
— Цвет волос?
— Шатен.
— Вы разговаривали с ним?
— Мы втроем обедали, Валда тогда не могла с ним поехать, и он пригласил и ее, и меня в ресторан.
— Интересным он вам показался собеседником?