ДЕТЕКТИВ — ЛИТЕРАТУРА ПЛЮС ИГРА…

Разговор отца и сына

Этот разговор о судьбах русского детектива состоялся в начале 1993 года, когда работа над «Русским сыщиком» только начиналась. В это время книжный рынок изобиловал книгами о приключениях частных сыщиков и крутых полицейских, кознях мафии и похождениях суперагентов. А русский детектив был, пожалуй, в гордом одиночестве представлен серией «Русский детектив» РТО «Отечество».

В последнюю нашу встречу мы решили поместить эту беседу в ближайшем томе «Русского сыщика». Всем нашим замыслам суждено было обрести совсем иной, скорбный смысл… 22 ноября 1993 года Станислав Гагарин скоропостижно умер. Ему было всего 58 лет… После стольких потрясений его любимое дело опять начало обретать крылья, его планида устремилась ввысь, его планы и замыслы роились во множестве, его давние мечты облекались плотью. Но…

Я читаю строки этой беседы и слышу его живую речь, как будто наяву звучит его убедительный, рокочущий голос. Неуемное желание творить, созидать, дать искусству новое правило, отец любил повторять определение гения в искусстве, данное Иммануилом Кантом, — все это, без сомнения, относится к Станиславу Гагарину.



Станислав Гагарин: — Русский детектив есть, и он занимает особое место в нашей литературе вообще. Я бы назвал русским детективом рассказы Льва Шейнина тридцатых годов. Тогда детектива у нас не было, и можно называть их примитивными, но пальму первенства нужно оставить за Шейниным. И именно в те же тридцатые годы появились рассказы о майоре Пронине Льва Овалова. Это псевдоним русского писателя Шаповалова. Он, правда, отсидел в тюрьме пятнадцать лет за эти рассказы…

Анатолий Гагарин: — Именно за них?

С. Г.: — Да, история такова: их напечатали в одном издательстве под редакцией самого Молотова. Но эти рассказы попали на глаза Берии, который пожаловался Сталину, что «Овалов раскрывает методы работы нашей разведки». И Сталин сказал: «Наказать». Хорошо, что Овалов по профессии был фельдшер, это и спасло его в лагере. И если бы не это, то не имели бы мы другого произведения Овалова (Шаповалова) — романа «Медная пуговица», где действует тот же майор Пронин. Кстати, этот роман мы хотим опубликовать в нашей серии «Русский сыщик».

А. Г.: — А сюжет его, случайно, не про пуговицу, которая «валялась на дороге…»?

С. Г.: — Нет, совершенно другой. О дружественной связи немецкой и американской разведок, и старинная медная пуговица служила опознавательным знаком, которым обменивались агенты.

А вообще-то русский детектив возник давно… Тот же Брешко-Брешковский, писавший до революции, вполне соответствует критерию «детективщика». Кстати, его приключенческие романы «Ремесло сатаны» и «Гадины тыла» мы напечатаем в «Русском сыщике». А рассказы о русском сыщике Путилине — чем не детектив?

А. Г.: — На Екатеринбургской студии режиссер В. Кобзев поставил фильм о нем «Сыщик тайной полиции».

С. Г.: — Очень хорошо. В наших планах — напечатать мемуары начальника сыскной полиции Кошкина. Вообще, предполагается, что каждый том «Русского сыщика» состоит из двух-трех романов, и в конце тома обязательно раздел «Уголовная всячина»: практикум сыщика, психологические уголовные задачи, шарады, рекомендации, как уберечь себя, близких, жилище от воздействия преступного мира. И здесь же — «У нас в гостях Нат Пинкертон», допустим, или Джеймс Бонд, Ник Картер — небольшие образцы литературы о работе зарубежных сыщиков. Кстати, литературы, заполонившей наш книжный рынок. Отечественные имена здесь редкий гость… Пожалуй, только наше «Товарищество» и выпускает в таком объеме российских авторов, к сожалению… Недальновидно поступают мои коллеги-издатели, ориентируясь только на западных авторов.

Я получаю письма со всех концов нашей державы от людей, уже получивших тома серии «Русский детектив», которые поддерживают наше начинание. Так, одна доярка из Вологодской области написала: у меня два сына, они еще не умеют читать, но я надеюсь, что они вырастут настоящими людьми, читая ваши книги. Конечно, это очень приятно издателю! Или читатель с Камчатки считает, что русского человека можно воспитать только на российской литературе. Кстати, детектив, особенно русский детектив, всегда несет большую духовную нагрузку.

Вот я и подошел к вопросу о различиях западного и нашего, русского детектива. Разница прежде всего в самом менталитете читателей, в национальном характере, отличии западного индивидуалистического характера от нашего коллективистского. Если западного частного сыщика интересует, помимо защиты закона, еще и размер вознаграждения, то для русского сыщика и детектива как жанра главное — моральная сторона преступления. Для нашего государства всегда была важной традиция морали, не будем говорить сейчас о правовом или традиционном государстве… Русский сыщик — это всегда защитник униженных и оскорбленных, борец за справедливость. Я несколько идеализирую нашего сыщика, среди них есть и те, кто, к примеру, берет взятки. И было бы недиалектично забывать об уродах в семье… Но в целом, наши сыщики в жизни не забывают эту моральную традицию. Я вспоминаю сейчас твоего однокашника, следователя Геннадия Тумалевича, глубоко порядочного человека, я знаю многих работников уголовного розыска, которые постоянно разгребают человеческое дерьмо… Да, они должны ковыряться в дерьме, их обзывают мусорами, ментами, но если бы не милиция, у нас уже давно начался бы настоящий беспредел! Да, рост преступности сегодня устрашает, но он был бы неизмеримо большим, если бы эти ребята, получающие жалкое жалование, не имеющие необходимой техники, оборудования и подвергающиеся всяческой дискриминации, в том числе и в прессе, не выполняли свой долг, несмотря на все это.

…А генетически русский детектив вырос из «справедливой» литературы XIX века. Мне представляется, что и Порфирий Петрович из «Преступления и наказания» Достоевского, человек, с помощью дедуктивного метода, кстати рожденного задолго до Конан-Дойла, раскрывшего преступление Родиона, в значительной мере повлиял на эволюцию образа русского сыщика. Как он гениально подвел Раскольникова к признанию! Хотя улик у Порфирия Петровича в общем-то и не было.

А. Г.: — Главное-то здесь — психологические построения…

С. Г.: — Вот именно! А ведь и Шерлок Холмс силен не просто умением сопоставлять детали, а знанием людской психологии. Но «Преступление и наказание» написано значительно раньше…

А. Г.: — Мы давно уже должны смириться с тем, что мы часто опережаем, но этого никто не видит, и мы сами в итоге забываем свой приоритет…

С. Г.: — И мне обидно, как русскому человеку, что до того, как мы издали «Русский детектив» в шести томах, выходили английский детектив, французский, немецкий, шведский, польский, болгарский, латышский, а русского детектива не было.

А. Г.: — Так ведь у многих возникало сомнение, а есть он вообще?

С. Г.: — Я назову несколько имен, и станет ясно, что он существует. Я не буду брать такие известные имена, которые у всех в памяти. Возьму менее известные. Например, Василий Веденеев, роман «Рэкет по-московски», это прекрасный современный детектив о вымогателях, он напечатан в первом томе «Русского детектива». Или Анатолий Безуглов, с его романом «Мафия», или Анатолий Степанов, роман «Скорпионы», напечатан во втором томе «Русского детектива». Виктор Пронин, его детектив «Голоса вещей» вышел в пятом томе «Русского детектива». Юрий Торубаров «Двадцать один день следователя Леонова» — роман о сыщиках.

Понятие сыщик следует брать шире, я распространяю его не только на работников МУРа, скажем, это — любой человек, который занимается расследованием преступления. В обычной классификации, к сожалению, исчезает огромный пласт литературы — о контрразведчиках. Да, нельзя в строгом смысле слова называть сыщицкими романы о деятельности наших разведчиков за кордоном, ибо там другие сыщики ищут наших агентов, но разве работа контрразведчиков внутри страны по выявлению агентуры — не сыщицкое дело?

А. Г.: — Обычно, это называют шпионской литературой…

С. Г.: — Верно. Однако, само слово «шпион» имеет в нашем языке опять-таки морально-оценочный оттенок некоего осуждения этой деятельности. И когда я даю заголовок «Быть шпионом — хорошо или плохо?», это как раз и обнажает проблему… Само слово шпион происходит от английского спай — разведчик, лазутчик…

А. Г.: — В слове лазутчик опять скрыто тяготение к морализаторству, свойственное нашему менталитету… В английском же языке «спай» он и есть «спай», нейтральное слово.

С. Г.: — Более того, повелось так, что если мы называем разведчика словом шпион, то это непременно вражеский разведчик, ведь «наш человек» не может называться таким словом, он просто разведчик. А если говорить о русском языке, то в нем почти нет синонимов в чистом виде, слов, которые совпадали бы полностью в значениях; всегда есть какие-то расхождения. Вот и лазутчик и разведчик, казалось бы, одно и то же, но сколь это разные слова…

Возвращаясь к теме разговора, скажу, что я перечитал огромное количество западных детективов, благо, что их сейчас множество — Чейза, Макдональда, точнее всех трех Макдональдов, и прочих авторов. И хочу сказать, что есть очень добротные романы у того же Чейза, который хорошо забытовывает детективы, описывая жизнь нижнего пласта общества. Кстати, его первый роман «Нет орхидей для миссис Блендиш» вышел в Великобритании в 1940 году, когда страну засыпали немецкими бомбами, а тираж романа составил миллион экземпляров. Не забудем, что и это для Великобритании неслыханно много. И я говорю своим соратникам, которые сомневаются, пойдет ли подписка на новую детективную серию — если в Англии во время войны детектив оказался нужен, то у нас… Правда, у нас сейчас тоже почти война… На улицах, в эшелонах власти, и в квартирах человек читает детектив, чтобы отвлечься от пресной безысходной и опасной жизни, чтобы хотя мысленно, и отчасти эмоционально, поучаствовать в крайне напряженных событиях, пережить небывалые приключения, причем без малейшего риска для собственной жизни. Во-вторых, в детективе, а в русском детективе это норма, справедливость рано или поздно торжествует. Для нашего детектива это закон, для западного — далеко не всегда. Как у Чейза «Гроб из Гонконга»…

Как-то я беседовал с одним польским издателем, и он упрекнул наш детектив в том, что он — бескровный и бесплотный, в нем мало убийств и мало секса. Отчасти это мнение имеет основание. Дело в том, что у нас существовал негласный закон для редактора и, естественно, писателя: максимум одно убийство, второе — уже перебор. Вспоминаю, когда я писал сценарий фильма «Без срока давности», меня на «Мосфильме» сразу предупредили: одно убийство и не больше. Я сделал два, но второе было самоубийство… Но море крови хорошо, пожалуй, для боевика, а в детективе я ценю мастерство интриги, загадочность и неожиданность развязки…

А. Г.: — А саспенс, особое напряжение, которое есть в лучших западных детективах?

С. Г.: — Оно должно сохраняться постоянно. Само существование загадки создает напряжение!

А. Г.: — Не мешает ли целомудренность нашего детектива, во многом вынужденная, вызванная идеологической цензурой, при сравнении с западным? Да, наша реальность, где маньяк совершает свыше пятидесяти убийств, и его не могут поймать в силу несовершенства нашей розыскной системы, никак не соотносится с прежним целомудренным детективом с одним разрешенным убийством… И человек, естественно, предпочитает детектив, где эта реальность предстает в «натуральном» виде.

С. Г.: — Я должен высказаться в данном случае в защиту западного мира, что я делаю довольно редко. На Западе вовсе не льются моря крови, как мы читаем в крутых детективах, как, впрочем и пока еще у нас… Конечно, цензура сильно повлияла на облик советского детектива, сдерживая и развитие фантазии, и отражение реальных событий, ставших основой для многих детективов. Страшным оказалось другое. Как только сняли цензурные рогатки, такое вылилось на страницы современных детективов…

Приведу характерные примеры из творчества моих коллег-детективщиков, которых знаю лично. Вот роман Леонида Словина, писателя, который в прошлом работал начальником отдела транспортной милиции, под названием «Бронежилет». Хороший роман, но там есть такой эпизод. Начальник уголовного розыска приглашает на свидание свою помощницу, выводит ее в скверик, и простите, трахает ее у дерева, рядом с музеем В. И. Ленина, что подчеркивается в тексте. Я спрашиваю Леонида: «Зачем ты это сделал?» «А вот раньше бы цензура не пропустила, так сейчас я как бы свожу счеты…» Я считаю, что на сюжет это никак не работает, и вообще как-то не серьезно, своего рода мальчишество.

Другой пример. Анатолий Безуглов опубликовал недавно роман «Храм сатаны» с подзаголовком криминально-эротический роман. С криминальной стороны роман закручен хорошо — отрезанная голова и прочие острые детали. Но героиня, бывшая путана, влюбившаяся во владельца головы, найденной в чемодане, ведет дневник, в котором описана во всех подробностях ее интимная жизнь, вплоть до описания некоего «пояса верности», «замочка» — петли, надеваемой на определенное место для гарантии верности любовнику… Я поинтересовался у Безуглова, кстати профессора, доктора юридических наук, как он может классифицировать подобные пассажи с точки зрения Уголовного кодекса? На что он ответил, что сейчас абсолютно все можно. Вот именно, все можно…

Еще одно произведение — Льва Костюкова «Двойник, или одиночество в смутное время» о мафиози, желающем скрыться за кордоном, который подбирает похожего на себя научного сотрудника, выдает его за себя, чтобы в случае устранения остаться живым и за границей. Но мне, как издателю, пришлось выкинуть многочисленные описания сексуальных похождений преступника и его подруги, поскольку там это секс ради самого секса, на идею, сюжет это совершенно не влияет… Вообще, по законам классического детектива в нем не должно быть собственно любовной интриги, как и параллельной исторической линии, чем грешат братья Вайнеры, это просто-напросто отвлекает читателя.

Нашему читателю русский детектив ближе, поскольку он описывает не какие-то полумифические трущобы Вашингтона, пляжи Майами, а нашу реальность. Вот в романе Веденеева «Рэкет по-московски» читатель встречает такие детали, с которыми он имеет дело каждый день… Кстати, чтобы постоянно читать русский детектив, нужно подписаться на нашу серию «Русский сыщик» и библиотеку «Русские приключения», что сделать весьма просто: послать простым переводом с указанием обратного адреса — за Библиотеку 1600 рублей, за «Русский сыщик» — 1500 рублей по адресу: 143000, Московская обл., Одинцово-10, а/я 31. Товариществу Станислава Гагарина или перечислить на р/с 340908 Западного отделения ЦБ России, адрес отделения: Москва, К—160. И многотомные «Русский сыщик» и Библиотека «Русские приключения» будут у вас.

А. Г.: — И все-таки как велика в русском детективе доля советского? И стоит ли нам изживать эту советскость в детективе? Или культивировать?

С. Г.: — Ни в коем случае! Дело в том, что в нашей литературе всегда было туго с положительным героем, и этот порок идет еще с XIX века. Классическая русская литература, которую Томас Манн называл святой литературой, прямо скажем, перенаселена монстрами, ублюдками, лишними людьми, блаженными, вспомним Головлева, Карамазовых, Рогожина…

А. Г.: — В лучшем случае, Свидригайлова…

С. Г.: — Если и появляется герой, то это только Платон Каратаев, или отчасти Пьер Безухов.

А. Г.: — Так не компенсирует ли наш читатель отсутствие сильного героя в русской литературе западным детективом, где выбор сильных личностей богат — от интеллектуалов Шерлока Холмса, Эллери Квина, Эркюля Пуаро до зубодробильного Майка Хаммера?

С. Г.: — Совершенно верно! Но здесь сыграл свою роль наш коллективистский менталитет, в котором сильная личность должна быть на втором плане, после коллектива, а не наоборот. Поэтому наш сыщик-коллективист, опирающийся на силу системы участковых, невидимок-агентов, про которых, кстати, раньше и писать было нельзя, значительно проигрывал в привлекательности образу индивидуалиста-преступника с неизбежным отрицательным шармом. Я как-то уже писал о том, что один западный политолог исследовал нашу литературу и сделал вывод, что у нас нет сильных личностей, а значит, и бояться нас не следует. И в этом мне видится большая вина наших писателей, хотя, конечно, и не столько их — не создавших сильные образы, скажем, завоевателей Сибири, один Ермак Тимофеевич стоит всех Следопытов, ковбоев, скваттеров вместе взятых! Сколько можно создать мифологии вокруг этого имени, его товарищей. А наши прославленные землепроходцы — Дежнев, Атласов? Одно только покорение рек Сибири, гор, тайги, священного Байкала — целая эпопея могучего народа, породнившегося с коренным населением. Когда я только начинал издательскую деятельность, то объявил конкурс на определение нашего русского вестерна, точнее «истерна». Пока еще никто не ответил.

А. Г.: — Может быть, отсутствие понятия, положительного сильного героя, жанра говорит о том, что не было самой потребности? Американским вестерном руководила потребность закрепить индивидуалистические стремления человека. У нас культивировался «коллективный подвиг народа», но, пусть это банально, однако народ состоит из личностей, точнее, должен состоять, хотя наша философия доказывала нечто иное…

С. Г.: — Я за то, чтобы появились полноценные, сильные лидеры внутри нашей общины, ведь общиной кто-то должен руководить… Один пример: замечательную дорогу из Екатеринбурга, где мы сейчас находимся, беседуем о судьбе русского, советского детектива, один из пунктов железной дороги, построил известный писатель Гарин-Михайловский с артелями, которых у него было множество. И строили на подряде, на хозрасчете, с тачкой и лопатой, и создали дорогу от Екатеринбурга до Владивостока, а это шесть тысяч верст, и строили шесть лет. А мы десять лет строили БАМ… И так и не построили. А русские мужики еще сорок с лишним тоннелей на Байкале соорудили. Но кто помнит фамилии старост этих артелей?

Когда я был в Аргентине, и мы добирались до города Парана, нас, прежде чем переправить через реку, в обязательном порядке завели в музей, где обстоятельно рассказали об истории тоннеля. А у нас, выходит, слишком богатая история, чтобы мы берегли память о мостах, тоннелях и о самих людях, создавших красоту и величие государства… В той же Аргентине в музее стоит фигура губернатора провинции Санта-Фе, прославившегося тем, что у него было сто детей. От разных жен, конечно… Или во францисканском монастыре бережно хранится стол, на котором сохранились следы когтей ягуара, приплывшего во время наводнения. Что бы сделал русский мужик? Отремонтировал стол. А монахи сто пятьдесят лет показывают достопримечательность. За деньги туристам…

А. Г.: — Каким видится будущее нашего детектива?

С. Г.: — Детектив будет набирать силу, все больше будет писателей, которые создадут хорошую, добротную детективную литературу с более виртуозной игрой, загадкой, литературным стилем. Ибо что такое детектив? Это литература плюс игра. Литература — язык, метафористика, стилистика, — становится серьезной, психологической, а игра становится более виртуозной. И я вижу, как через русский детектив, русского сыщика в нашу литературу приходит настоящий герой, интеллектуал и человек действия. В нашем портфеле есть такие произведения — роман Вячеслава Сухнева «В Москве полночь», детектив о нашем времени Смуты, когда ГРУ устанавливает новый порядок с помощью резидентуры, пытаясь сохранить Союз. И другой его роман «Встретимся в раю», настоящая антиутопия о том, к чему приводит через десять лет правление демократов…

А. Г.: — Беседуя сегодня больше о детективе, мы говорили лишь о части больших издательских планов — в области истории Отечества, фантастики, философии, публицистики, кинопроизводства, благотворительности, развития детских клубов, творчества, всех дел, которые берет на себя Российское товарищество «Отечество» — Товарищество Станислава Гагарина. Бог вам в помощь!

Теперь эти размышления Станислава Семеновича Гагарина, писателя и издателя, стали духовным завещанием всем нам, его соратникам и единомышленникам, объединившимся в Товариществе Станислава Гагарина, и тем, кто поддерживает наши идеи и дела.


Анатолий Гагарин


Анатолий Гагарин: — Думаю, что для читателей не будет откровением — догадкой, что наша беседа — фрагмент обычных разговоров «обо всем», из разряда «кухонных», прежде так любимых в народе. Хотя и жанр «разговора отца и сына на заданную тему», вынесенный на печатную полосу, может показаться если не натяжным, то забавным. Но будем надеяться, что овчинка, говоря по-модному, «идентифицируется» с выделкой. Продолжая «животные» ассоциации, возьму быка за рога. Есть ли вообще «советский детектив», и каковы его типологические черты?

Что это — мамонт, кадавр, феномен?

Что думает о нем писатель, автор детективных книг и издатель, выпустивший пять томов «Ратных приключений», четыре «Приключений, истории, фантастики», завершающий шеститомную серию «Русский детектив» и начинающий выпуск многотомной серии «Русский сыщик», выходящий в режиме «нон-стоп»?