Э. Дж. Меллоу

Песня вечных дождей

© Попова К., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Посвящается моей сестре, Келси, певчей птичке, чей смех и улыбка могли бы избавить мир от его демонов.


Пришла в этот мир последней из трех
Сквозь дождь, бурю, ненастье.
Песня серены слетела с тех уст.
Дар иль скорее проклятье?


Слышишь певчую птичку?
Ты слышишь певчую птичку?


Сладкоречивая, серебревласая,
Как луна тихая, едва ли опасная.
Но облик сей сплошное лукавство,
Ее отраженье несет лишь коварство.


Слышишь певчую птичку?
Ты слышишь певчую птичку?


Тишина и молчанье очень обманчивы,
Душу вывернет голос вкрадчивый.
Уши прикрой, не подходи
Ибо сразу умрешь, потому беги,


Стоит услышать певчую птичку.
Хоть раз услышать певчую птичку.

Отрывок из песни «Мусаи», которую поет Ачак


Пролог

Три маленькие девочки играли в луже крови. Конечно же, они не осознавали, что это была кровь, как и их няня не знала, что они выскользнули из своих комнат, намереваясь найти путь в подземелья, скрытые под дворцом. С чего бы ей беспокоиться об этом? Эту часть Королевства Воров сковали цепи, место охранялось таким количеством дверей, заклинаний и звероподобных каменных стражей, что самому Королю Воров было бы трудно войти сюда незамеченным. Но, когда дело касалось любопытных детей, подобных препятствий было избежать так же легко, как пролезть через паутину… надо лишь стать достаточно маленьким, чтобы пролететь прямо сквозь нее.

Итак, три девочки нашли свой путь в недра ужаса, не подозревая об угрозах, таящихся в этих стенах, которые со слюнявыми, зубастыми ухмылками выглядывали сквозь щели. Или, если они и знали об этом, никто не чувствовал настолько сильной опасности, чтобы развернуться и уйти.

– Вот. – Ния провела окровавленным пальцем по бледному лицу младшей сестры, рисуя спиральный узор на пухлых щеках ребенка. – Теперь ты можешь говорить.

Ларкира, которой недавно исполнилось три, хихикнула.

– Ну скажи-и-и, – подбодрила Ния. – Можешь сказать хоть слово? Говори-и-и.

– Если бы она могла, уже давно сказала бы, – заявила Арабесса, прижимая испачканные красным ладони к ночной рубашке цвета слоновой кости. Девочка довольно улыбнулась, разглядывая новый рисунок на нижней части своих юбок. Семилетняя Арабесса была самой старшей из троицы, с белой, цвета фарфора, кожей, контрастирующей с волосами, словно чернила стекающими по спине.

– О, как красиво! – Ния держала пухлую маленькую ручку Ларкиры, когда они подошли ближе к Арабессе. – Я следующая.

Найдя еще одну ярко-красного цвета лужу, которая вытекала из-под запертой стальной двери, Арабесса шлепнула руками по неподвижной жидкости. Очертания ее отражения рассеивались, пока она покрывала жидкостью каждый палец.

– Этот цвет подходит к твоим волосам, – сказала Арабесса, рисуя красные цветы на платье Нии.

– Давай раскрасим Ларк, чтобы она походила на меня.

Крайне увлеченные своей игрой, девочки не заметили особое, не скованное цепями существо, которые затаилось в тени коридора и наблюдало за происходящим. Существо более опасное и смертоносное, чем любое из зверей, запертых в проклятых клетках вокруг них, и все же Король Воров позволил ему разгуливать свободно. Вероятно, на случай подобных моментов: присматривать за теми, кто еще не мог сам позаботиться о себе. Потому что, даже если это существо и было создано во тьме, его жизнь всегда соединялась со светом.

– Малышка довольно упитанная, – безмолвно сказал брат своей сестре. Легко осуществимый трюк, учитывая, что они были близнецами, разделяющими одно тело, и постоянно боролись за пространство в одном сознании.

– Она еще ребенок. Все дети такие, – ответила сестра.

– Мы такими не были.

– Потому что мы никогда по-настоящему и не были детьми.

– Что ж, если бы нам выпала такая возможность, гарантирую, никто не посчитал бы нас пухлыми.

В разных местах близнецов называли по-разному. Но в Адилоре они были известны просто как Ачак – древние, старейшие существа по эту сторону Забвения. Здесь они обосновались в одном на двоих человеческом теле, которое принимало облик то брата, то сестры быстрее, чем разбивающиеся волны. Близнецы были выше обычного смертного, с кожей черной, как самая глубокая часть моря, и фиолетовыми глазами, в которых вращались галактики. Их тело казалось красивым, но, как случалось с большинством прекрасных вещей в Адилоре, это прикосновение могло оказаться роковым.

Услышав радостный вопль, близнецы вновь посмотрели на сестер.

Девочки стояли в центре зала в подземелье, где дорога разделялась на четыре пути, ведущие в бесконечные еще более запутанные коридоры. Место было темным и сырым, и едва хватало света факела, чтобы хоть чуть-чуть осветить проходы. Вот почему юный, радостный смех в такой обстановке мог смутить сильнее, чем мучительные крики запертых здесь существ.

– Умно, Ара. – Ния вскочила на ноги. – Кажется Ларк лучше украсить крапинками. А ты что думаешь? – Она обратилась к своей младшей сестре, которая сидела у их ног и играла с пепельно-белой палкой. – Хочешь выглядеть свирепой, как гепард?

Бах. Бах. Бах. Ларкира ударила палкой по каменному полу, гуля от удовольствия, когда слышала этот звук, ее белокурые локоны мерцали в свете факелов.

– Как красиво, – сказала Арабесса, вырисовывая последний круг возле уха Ларкиры. – Продолжай, Ларк. Ты можешь придумать песню о нашей церемонии рисования.

Словно отвечая на предложение сестры, Ларкира продолжала стучать прутиком, ритм звуков эхом разносился по извилистым коридорам. Похоже только Ачак поняли, что инструмент в руках Ларкиры на самом деле был ребром.

– Эти девушки очень своеобразные, – мысленно сказал брат своей сестре

– Они дочери Джоанны. Своеобразие – лишь начало того, кто они есть.

Волна печали накрыла грудь Ачак, когда древние подумали о матери девочек, их самой близкой подруге. Но когда кто-то становился таким же старым, как они, подобные эмоции были крайне быстротечными, и меланхолия исчезла так же быстро, как песчинка в песочных часах.

– Они мне нравятся, – подумал брат.

– Как и мне, – согласилась сестра.

– Должны ли мы остановить этот гам прежде, чем они разбудят остальных в темнице и придет стражник?

– Боюсь, для этого слишком поздно.

Отвратительный зловонный запах наполнил помещение, делая гниющий аромат тюрьмы еще более ярким.

– Какая гадость. – Арабесса помахала рукой перед носом. – Что за десерт ты стащила после ужина, Ния?

– Это не я. – Ния обиженно вздернула подбородок. – Наверное, Ларкира испачкала подгузник.

Девочки посмотрели вниз на свою улыбающуюся младшую сестру, которая все еще хлопала ребром по полу, прежде чем снова взглянуть друг на друга.

– Кто из птиц последним будет, тот крыло свое погубит! – закричали они в унисон.

– Я первая, – поспешила объявить Ния. – Ты переодеваешь ее.

– Мы сказали одновременно.

– Если под «одновременно» ты имеешь в виду, что я была немного быстрее, чем… – Рев прокатился по пещере, застигнув обеих сестер врасплох. – Что это было? – Ния повернулась, оглядывая множество затемненных залов.

– Что бы это ни было, звук кажется совсем не радостным. – Арабесса присела на корточки перед Ларкирой и погладили руку своей младшей сестры, тем самым пытаясь остановить игру. – Тихо, Ларк. Думаю, время игр закончилось.

В ответ Ларкира подняла на сестер широко раскрытые голубые глаза. Большинство детей ее возраста уже разговаривали, но с тех пор как Ларк закричала при рождении – событие, изменившее их жизни, – впоследствии она редко издавала хотя бы звук. Девочки уже привыкли к безмолвию своей младшей сестры, они знали, что, несмотря на молчание, она многое понимает.

Еще одно рычание, сопровождаемое глухим стуком дюжины тяжелых шагов, эхом донеслось до них; зверь вырвался из тени прохода слева.

Сестры хором ахнули.

Чудовище казалось таким огромным, что, приближаясь, было вынуждено пригнуть голову, его спутанный мех царапал скалистые стены. Могло показаться, что это гигантская, покрытая грязью собака, вот только у существа было столько же глаз, сколько у паука, и гораздо больше лап, чем у собаки.

Толстые волосатые лапы качнулись вперед, и на концах показались щупальца, похожие на щупальца осьминога. Из-за такого сочетания его движения казались лихорадочными взмахами голодных конечностей, и с каждым шагом щупальца присасывались к поверхности коридора, подмечая запахи и ароматы того, что лежало на его пути. И если вдруг что-то оказывалось на пути монстра, он быстро, с хлопком, захватывал препятствие, а затем отправлял в острую, как бритва, пасть и проглатывал.

Скилос лак являлся всего лишь одним из многих мерзких охранников тюрьмы, которые преклоняли колени только перед одним хозяином, и в настоящее время этот хозяин сидел на троне в другой отдаленной части дворца.

– Стоит ли нам вступиться? – спросил брат.

Теперь Ачак находились всего в нескольких шагах от девочек, их тело облаком дыма парило между каменной стеной и коридором.

– Пока нет, – ответила сестра.

На мгновение существо приняло облик брата.

– Но, возможно, будущее, к которому применимо это «пока», так и не наступит, – отметил он.

– Будущее есть всегда.

– Может быть, для нас, но для таких, как они…

Именно в этот момент зверь, казалось, почувствовал трех маленьких незваных гостей, он издал звук, одновременно похожий на рык и радостное мурлыканье, и ускорился, его щупальца шлепали в едва различимых движениях.

– Какая мерзость, – сказала Ния, когда Арабесса подняла Ларкиру на ноги.

– Да, и он кажется злым. Быстро достань ключ портала.

– Не думаю, что он сработает здесь, внизу, – сказала Ния, не отрывая глаз от приближающегося зверя.

– Зараза. – Арабесса повернулась полукругом. – Сюда!

Сестры побежали по коридору, Ачак последовали за ними, скрываясь в пролетающих мимо тенях, в то время как обитатели камер стонали и кричали, моля о быстрой смерти.

Несмотря на то что дети бежали со всех ног, огромный скилос лак был намного быстрее.

Ощущение приближающейся погибели, должно быть, настигло девочек, потому что из фигуры торопливо несущейся вперед Нии начал сочиться оранжевый шлейф, посылающий в воздух искры.

– Магия, – подумали Ачак.

– Ара! – закричала Ния, случайно оглянувшись назад, когда капля чего-то влажного, соскользнувшего со щупальца зверя упала ей на ноги.

– Я знаю! Знаю! – Арабесса потянула Ларкиру вперед. Девочка оглянулась, желая получше разглядеть, что там такое гналось за ними, но не заплакала и не закричала. Она просто с любопытством наблюдала за монстром, который преследовал их. – Зараза! – Арабесса снова выругалась, затормозив перед большой стеной из оникса… тупик. – Я думала, мы пришли этим путем.

– Должно быть, все изменилось. – Ния развернулась. – А как насчет наших способностей?

– Да, да! Быстро! – закричала Арабесса, начиная колотить по стенам, звук отражался волнами фиолетовой магии, которая вырывалась из ее кулаков.

– Я не могу заставить свое пламя работать! – прорычала Ния, неистово размахивая руками, когда зверь приблизился.

– Им еще многому предстоит научиться, – подумала сестра.

Несомненно, – ответил брат. – Но для подобных уроков они должны быть живыми. Не считаешь ли ты, что «пока нет» превратилось в «уже пора»?

– Так и есть, – ответила сестра.

Но Ачак едва успели продвинуться вперед, как туннель пронзил резкий звук.

Ларкира выскользнула из-за спин своих сестер, чтобы встать между ними и зверем, посылая единственную будоражащую мир ноту прямо в приближающегося монстра.

Ния и Арабесса прижались друг к другу, прикрывая уши, когда медово-желтые нити магии слетели с крошечных губ Ларкиры, ударяясь о стража.

Скилос лак мучительно взвыл, пятясь назад и ударяясь о решетчатые стены.

Поистине удивительное зрелище представляла собой эта малютка: невинная девочка в белой сорочке, стоящая в темном зале, заставила отступить громадного монстра. Но Ларкира нисколько не сомневалась в своих способностях, и поскольку все та же нота продолжала срываться с ее губ, звуча все выше и выше, даже могущественным Ачак пришлось заткнуть уши.

Звук казался простым, но содержал в себе магический смысл. Он был пронизан отчаянием, утратой и гневом. Квинтэссенция стремительной, мощной, неконтролируемой энергии. Ачак с трудом могли представить себе боль, которую испытывает тот, на кого направлен этот звук.

Но им не пришлось долго размышлять об этом, потому что в следующий миг зал наполнился невообразимым жаром, коридор содрогнулся, а зверь взревел в последний раз; горячая желтая магия Ларкиры поджарила его изнутри. Скилос лак взорвался с тошнотворным всплеском, покрыв стены и пол черной кровью и собственными внутренностями. Отрубленное щупальце со шлепком приземлилось перед Нией и Арабессой. Девочки отпрыгнули назад, переводя взгляд с конечности монстра на свою младшую сестру.

Ларкира сжала крошечные руки в кулаки, ее дыхание стало тяжелым и быстрым, когда она уставилась в пространство, где когда-то стоял скилос лак.

– Ларкира? – Арабесса осторожно встала. – Это было…

– Невероятно! – Ния перепрыгнула через щупальце, чтобы обнять сестру. – О, я знала, что в тебе есть магия. Я постоянно твердила Аре, что в тебе она тоже есть, правда, Ара?

– Ты ранена, Ларк? – спросила Арабесса, игнорируя Нию.

– Нет, – последовал мелодичный ответ.

Арабесса и Ния одновременно моргнули.

– Ты только что сказала слово? – Ния повернула Ларкиру лицом к себе.

– Да, – ответила та.

– О! – Ния еще раз обняла сестру. – Просто чудесно!

– Да, чудесно… – сказала Арабесса, наблюдая, как кишки скользят со стены на пол. – Может, найдем дорогу домой и отпразднуем уже там?

Пока девочки обсуждали, какой путь приведет их домой, а Ларкира, к нескончаемому восторгу своих сестер, добавляла односложные ответы, они снова не заметили небольшое изменение энергии вдоль дальней стены, где кружили невидимые Ачак.

– Детям здесь не место. – Глубокий голос, напитанный тысячью других, заполнил умы древних.

– Мы знаем, мой король.

– Уберите их. – Приказ Короля Воров сообщал, что его обладатель не потерпит ошибок, в подтверждение этого чернота начала затуманивать зрение Ачак в удушливом предупреждении. Душа близнецов содрогнулась.

– Да, мой король.

С того места, где он все еще сидел на своем троне, он казался всего лишь едва заметным видением, но Ачак почувствовали, как энергия короля изменилась, когда он посмотрел на трех девочек, дольше всех задержавшись взглядом на младшей.

– Ее дар сделает трио совершенным, – предположили древние.

В ответ мощь короля вскипела.

– Будем надеяться, что из этого выйдет что-то хорошее.

Затем, так же тихо и быстро, как его присутствие заполнило разум Ачак, он исчез, вернув тюрьму в прежнее состояние.

Ачак сделали глубокий вдох.

– Может быть, я? – спросил брат.

– Позволь мне, – сказала сестра, принимая твердую форму и наконец отходя от стены. Теперь Ачак стояла босиком в темно-фиолетовом бархатном платье, ее голова была гладко выбрита, а по рукам змеились изящные серебряные браслеты.

– Кто ты? – спросила Ния, первой заметив Ачак.

– Мы – Ачак, и мы здесь, чтобы проводить вас домой.

– «Мы»? – спросила Арабесса.

– Мы, – ответила Ачак.

Брат быстро овладел фигурой близнецов, расширив украшения и платье сестры, чтобы их размер подходил к его мускулистым рукам, и демонстрируя появившуюся на гладком лице густую бороду.

Девочки удивленно моргнули.

– Вы один и тот же или два разных? – спустя мгновение спросила Арабесса.

– И то и другое.

Арабесса помолчала, обдумывая услышанное, прежде чем добавить:

– Вы пленники, которые теперь сбежали?

– Мой ответ поможет тебе больше доверять нам?

– Нет.

– Тогда не задавай бесполезных вопросов.

– О, а они мне нравятся, – заявила Ния.

– Тише. – Арабесса пристально посмотрела на нее. – Я пытаюсь решить, хуже ли они существа, что только что преследовало нас.

– О, мои дорогие, мы гораздо хуже.

Ния усмехнулась:

– Теперь они мне правда нравятся.

Ларкира выдернула руку из руки Нии.

– Осторожнее, – предупредила Арабесса, когда ребенок приблизился к Ачак, прежде чем остановиться у ног брата.

Казалось, Ларкиру не беспокоила возможная угроза, ее голубые глаза были прикованы к мерцающему платью нового знакомого.

– Красиво, – сказала она, крошечной рукой касаясь роскошного материала.

Ачак удивленно приподнял бровь.

– У тебя хороший вкус, малышка.

– Мое? – Ларкира потянула за ткань.

Ачак удивил их всех смехом, звук был одновременно глубоким и мягким.

– Если ты сделаешь мудрый выбор, моя дорогая, – Ачак наклонился, чтобы поднять девочку, – однажды у тебя появится много красивых вещей, подобных этой.

– А можно и мне? – Ния шагнула вперед. – Мне тоже нравятся красивые вещи.

– Как и мне, – подхватила Арабесса.

Ачак перевел взгляд с одной девочки на другую, все такие разные, но однозначно похожие. Странная троица, рожденная в один и тот же день, но с разницей в два года. Ачак задумался, не связана ли такая причуда с их дарами. Ниточкой, которая связывала их вместе. Ибо их могущество сулило величие. Но в разрушении или спасении? Вопрос оставался открытым.

– От них будут неприятности, – подумала сестра.

– Слава за это потерянным богам, – молча ответил он.

– Большинство вещей в этом мире вполне доступны, мои милые, – сказал Ачак, поворачиваясь, чтобы положить руку на стену из оникса рядом с ними, Ларкира расположилась у него на бедре. – А те, что нет… нужно только найти дверь, которая приведет вас к другой, за которой, возможно, вы найдете то, что пожелаете. – Пока древний говорил, на черном камне появился большой светящийся круг. Он загорелся ослепительно белым, прежде чем Ачак поднял руку, открывая участок нового туннеля. В конце виднелась крошечная точка света. – А теперь, как насчет того, чтобы отправиться домой?

Девочки дружно кивнули, восхищенные фокусом своих новых друзей. Сдерживая усмешку, Ачак показали им путь, проходя мимо приглушенных стонов заключенных и оставляя в прошлом память о крови, кишках и прочих ужасных вещах. Вместо этого они наполнили головы сестер историями, которые искрились приключениями и обещали таинственные, восхитительные сны. Ачак рассказали им сказку об их будущем, которая началась в тот момент, когда младшая открыла рот и запела.



Когда-то намного позже

Глава 1

Еще до того, как лезвие опустилось, чтобы отсечь ей палец, Ларкира знала, оно было слишком тупым. Крик, словно стрела, пронзил ее горло, прежде чем она изо всех сил сжала его. Ее магия словно капризный ребенок боролась за контроль, царапаясь и брыкаясь в венах девушки.

«Молчать!» – мысленно закричала Ларкира, стиснув зубы, когда палец загудел от жгучей боли, а по руке поднялись волны жара.

Лезвие опустилось снова, на этот раз решительно стукнув, когда прошло сквозь кость, после вонзаясь в деревянную столешницу.

Желчь поднялась к устам Ларкиры. Но и ее она заставила исчезнуть.

Сквозь пелену слез и пота Ларкира уставилась на кончик своего левого безымянного пальца, теперь отделенного от ее руки. Тусклый свет свечи осветил окровавленный обрубок, отрезанный на второй фаланге.

– Конечно, ты храбрая, – сказал владелец ломбарда, снимая кольцо с изумрудом с того, что осталось от безымянного пальца девушки. – Глупая, но храбрая. Большинство сейчас захлебывались бы рыданиями.

Его головорезы ослабили хватку на плечах девушки, пока удерживали ее на месте. Прижимая раненую руку к груди, чувствуя, как теплая темно-красного цвета жидкость пропитывает ее рубашку, Ларкира, проявив невиданную сдержанность, оставалась неподвижной. Она даже не осмеливалась заговорить, потому что боялась, если произнесет хоть звук, комнату украсит не только ее кровь.

Ее магия злилась, жаждала мести. Ларкира чувствовала, что она вот-вот взорвется, нетерпеливая, словно кипящий котел. Чарам хотелось петь с ее губ, переполнять и насыщать все, что попадалось на глаза. «Боль за боль», – требовали они.

Но Ларкира не выпускала магию, совсем не доверяя своей способности контролировать себя. Звуки, изданные Ларкирой, и без того причинили уже слишком много боли.

К тому же она сама навлекла на себя такие страдания. Никто не заставлял ее красть кольцо.

Если уж на то пошло, она выучила сегодняшний урок: в следующий раз, чтобы заложить украшение, надо отправиться подальше. Нижние кварталы Джабари представляли собой плотно сплетенную сеть, и ей следовало бы подумать лучше, прежде чем вести дела так близко к месту преступления. Но откуда Ларкире было знать, что хозяйка кольца окажется женой владельца ломбарда?

И все же от этой ошибки должна была пострадать лишь Ларкира. Ибо она одна была виновата. Конечно, мужчины в комнате понятия не имели, что за человека они искалечили, какие ужасные силы она могла освободить в этой лавке с помощью простого шепота. В конце концов, ее спутники были бездарными душами и не могли почувствовать, как в ней шевелится магия.

– А теперь проваливай, – рявкнул владелец ломбарда, вытирая пятно крови Ларкиры со своего халата. – И пусть это будет напоминанием о том, почему ты не крадешь у таких, как я и моя жена. – Он потряс кольцом жены перед Ларкирой. Зеленый драгоценный камень с издевкой подмигивал в свете свечей.

«Тогда, возможно, тебе следует сказать своей жене, чтобы она не выставляла такие украшения напоказ в нижних кварталах», – мрачно подумала Ларкира, вставая и собирая остатки своей гордости. А сделать это было довольно трудно, учитывая, что головорезы грубо развернули ее и вышвырнули за дверь.

Девушка упала на мокрую улицу. От удара израненную руку словно обдало кипятком, настолько мучительной была боль.

Вечер превратился в ночь, и люди, вместо того чтобы помочь Ларкире встать, переступали через нее, стараясь успеть домой до того, как разные заведения, товары в которых пришлись бы по душе далеко не каждому, откроют свои двери.

Ларкира сделала глубокий вдох, поднимаясь на ноги, ей хотелось закричать в небо. Уступить тому, о чем умоляла ее магия. Но Ларкира не стала бы так поступать.

Она просто не могла.

И не только потому, что наступила середина ее Лиренфаста – время, когда девушка должна справиться со всем, что ей выпадет, без помощи собственной магии, – но и потому, что она не могла снова рисковать, причиняя боль невинным. Потребовались годы практики, чтобы голос Ларкиры вышел за рамки простых магических нот, полных печали и боли, перестав приносить разрушения и превратившись в сложные заклинания. Но в подобном возбужденном состоянии Ларкире было крайне трудно контролировать свои способности.

«О потерянные боги, – в отчаянии подумала Ларкира, пробираясь через нижние кварталы и крепко сжимая поврежденную руку. – Если бы я только могла чувствовать все, что хочу!» Смеяться, кричать, визжать и выкрикивать имена, не боясь, что магия сплетется со словами.

Глаза Ларкиры защипало от приближающихся слез. Девушка понимала, скоро у нее не останется сил их сдерживать.

Ей нужно было найти место, где можно побыть одной, вдали от всех.

Поэтому Ларкира оставила позади Полуночный рынок и не останавливалась, пока не оказалась на Хаддл-Роу.

Запах потных тел и мочи, смешанный с ароматом маленьких пылающих костров, ударил Ларкире в нос, когда она пробиралась через шатры, стоящие вместе, словно самодельные детские крепости. Здесь обитали не просто бедняки, а люди, пожелавшие, чтобы их забыли. Они держались тени, как Ларкира цеплялась за свою теперь изуродованную руку.

«Отвернись», – словно бы говорили они.

– Голубка, – прохрипела женщина, похожая на кучу лохмотьев с двумя голубыми глазами. – Ты сочишься, как бочонок с вином в день рождения члена Совета. Иди сюда и позволь мне заняться тобой.

Ларкира покачала головой, готовая идти дальше, но затем женщина добавила:

– Если попадет зараза, ты можешь потерять ее целиком.

Ларкира колебалась.

«Одной, – подумала она. – Мне нужно побыть одной».

– Упадет лишь пара песчинок, как ты уже будешь свободна, – настаивала эта кучка одежды. – А теперь иди сюда. Вот так. Поднеси ее к огню, чтобы я могла посмотреть, из-за чего ты так мучаешься.

«Причина моих страданий не только в руке», – подумала Ларкира, пока женщина осматривала ее палец.

– Несомненно, будет жечь, но надо остановить кровотечение. – Женщина взяла плоский кусок металла из своего маленького костра, а затем прижала его к отрубленному пальцу Ларкиры. Девушка проглотила шипение боли, запах собственной горящей плоти наполнил нос, и волна слабости на мгновение одурманила голову. – Вот так вот. Худшее позади, голубка, и ты перенесла все лучше, чем большинство здешних.

«Потому что я переносила и худшее», – подумала Ларкира, чувствуя, как усталость давит ей на плечи.

Тот день определенно был не самым удачным.

– Надеюсь, оно того стоило, – проворчала женщина, принимаясь за работу. – С моим так и было. – Желтые зубы ухмыльнулись Ларкире, когда женщина показала свой отсутствующий мизинец. Рана была старой. Возможно, такой же древней, как и сама старуха. – Самая большая жемчужина, которую я видела в жизни, – вспоминала женщина. – Это ведь и мой камень рождения. – Она протянула руку, как будто все еще могла видеть тот самый драгоценный камень на своем пальце.

Ларкира слабо улыбнулась.

– Кольцо было и правда красивым, – продолжала женщина. – Полагаю, такими же были и мои руки. Красивые вещи не долговечны. Тебе лучше помнить об этом, голубка.

Ларкира кивнула, чувствуя, как спокойствие окутывает ее напряженные мышцы, пока слушала собеседницу, когда та вытирала и перевязывала руку. Вернее, сделала все, что могла, собрав дождевую воду и лоскуты, вырезанные из ее собственной поношенной одежды.

– Вот, как новенький, – сказала женщина, когда Ларкира подняла свой обтянутый тонкой тканью палец.

Несмотря на одолевавшие ее эмоции, Ларкира сдержала рвущиеся на волю эмоции. Она заставила себя подавить свое недавнее разочарование, вспоминая все, чему ее учили в искусстве управления своими способностями. «Спокойно», – делая успокаивающие вдохи и выдохи, приказала она своей магии. Ларкира проделала все это, чтобы сказать всего одно слово:

– Спасибо.

Старуха кивнула и снова села в свою кучу. Стоило ей закрыть глаза, как создалось впечатление, что ее там больше нет.

Ларкира направилась в более темную часть Хаддл-Роу. Где очаги тени из точек света костра превратились в более заметные формы. Только полумесяц над головой слабо освещал припавшие к земле у стен тела, бормотавшие свои мысли.

Именно здесь Ларкира нашла пустой переулок, даже лунный свет не осмеливался прокрасться к задней части, заполненной гнилым мусором. Соскользнув на землю и ощутив, как прохладный камень приятно коснулся спины, Ларкира свернулась калачиком вокруг раненой руки.

Наконец-то она осталась одна.

И с этим пониманием Ларкира позволила себе издать едва слышный звук.

Звук, перешедший в рыдание.

Желтые завитки ее магии беспрепятственно сочились из нее, когда Ларкира плакала, пытаясь дышать. Однако не из-за теперь отсутствующего пальца. В конце концов, у нее все еще было девять других, и она знала, что есть души, которым гораздо хуже, чем ей.

Нет, Ларкира оплакивала каждую невозможность. Все те многочисленные моменты, когда ей приходилось безмолвствовать, оставаясь спокойной, сдержанной и веселой, в то время как она напротив ощущала грусть. Она горевала из-за девятнадцати лет попыток быть хорошей. Или, скорее, лучше, чем уже была. Ларкира плакала, потому что слезы казались безопаснее крика.

И лишь только когда сон овладел ею, она остановилась.

Утром Ларкира нашла крыс. Единственные существа, о которых она не подумала, когда сидела одна в своем переулке. Все их тела оказались изрезаны, словно потоки ее слез были ножами.





Три дня спустя Ларкира обнаружила, что настроение у нее явно улучшилось.

Она вообще редко подолгу пребывала в состоянии меланхолии.

К тому же этот день был особенным. Потому что после месяца такой жизни, ее Лиренфаст закончился! Или закончится, как только она вернется домой.

А еще в этот же день ей исполнялось девятнадцать.

Мысленно напевая мелодию, Ларкира направилась из нижних кварталов к внешним кольцам города. Она шла по узким, переполненным людьми дорожкам, пот стекал по ее шее, а влажный воздух окутывал тело. Лето в Джабари всегда было невыносимым, но Ларкира находила его особенно мучительным здесь, где ранним утром солнце поднималось очень высоко, обжигая красновато-коричневые каменные улицы, на которые едва осмеливался проникнуть ветерок. Когда она завернула за угол, сладкий запах тележек, торгующих квадратиками из воздушного риса, наполнил воздух. То тут, то там слышалось низкое бормотание и хриплый голос жителей, живущих в тесноте и очень близко друг к другу. Как и было задумано, Ларкира хорошо познакомилась с этой частью города. И, несмотря на трудности, с которыми столкнулась, она обнаружила, что будет скучать по всему этому. Нижние кварталы напомнили ей районы другого города, расположенного очень далеко отсюда, который она называла домом.

Осторожно почесав повязку на пальце, пульсирующая боль не отступала, Ларкира продолжила путь в своей поношенной одежде. То, что в начале было простым, но чистым нарядом из туники и брюк, превратилось в мешанину покрытых пятнами тесемок, цепляющихся за более тонкие нити в отчаянной попытке прикрыть не предназначенные для глаз посторонних части ее тела. Не то чтобы там было на что глазеть. По сравнению с двумя своими сестрами Ларкира всегда была худой. «Хрупкая птичка, которая, сколько бы зерна ни склевала, никогда не станет толстой», – как любила говорить Ния.

При мысли о рыжеволосой сестре на губах Ларкиры появилась широкая улыбка.

Впервые с тех пор, как она лишилась пальца.

«Не могу дождаться, когда наконец вернусь домой», – ускоряя шаг, радостно подумала Ларкира.

Так было до тех пор, пока влажная, теплая слизь не коснулась пальцев ее ног. Взглянув вниз, Ларкира обнаружила, что наступила в кучу конского помета.

Несколько секунд она стояла, уставившись на свои разваливающиеся сандалии, теперь покрытые навозом.

А затем начала смеяться.

С магией, зверем дремлющей в животе, звук свободно плыл, неопасный на ветру и напоминающий жужжание колибри. Прохожие смотрели на нее так, словно ее мысли улетали вместе с этим звуком.

Но ничто не могло омрачить счастье Ларкиры в этот день.

– Я иду домой, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь и пританцовывая на мягкой куче. Хлюп. Плюх. – А когда дойду, отправлюсь сразу в комнату Нии и лягу на ее кровать, прямо под одеяло. Или, еще лучше, перевернусь, чтобы мои ноги оказались у нее на подушке. – При этой мысли у Ларкиры вырвался еще один искрящийся смех, и она продолжила идти.

Разум так кипел от охватившего ее ликования, что она на мгновение забыла, как, должно быть, выглядит и пахнет, а еще о том факте, что на одной из ее рук было четыре пальца вместо пяти.

Ведь она шла домой!

Пересекая небольшой мост, который вел к последнему кольцу нижних кварталов, Ларкира услышала шум и заглянула в переулок.

Группа людей, по внешнему виду очень похожих на нее, окружала мужчину, не похожего ни на одного из них. Его добротно сшитая одежда свидетельствовала о более высоком уровне благосостояния, о чем говорили и натертые воском сапоги, сияющие так же, как и меч в его руке.

Хоть и вооруженный, он, несомненно, был в меньшинстве, а примитивные заточки и шары с железными шипами, лежащие в руках его противников, уж точно не помогали делу.

Обычно те, кто жил в нижних кварталах, учились не обращать внимания на подобные потасовки. Выживание было доступно не только сильным, но и тем, кто держал свой нос подальше от чужих проблем. Но Ларкира не признавала ничего обычного, и, ощутив кольнувший грудь укол сочувствия, при виде загнанного в угол мужчины, она отправилась в переулок.

– Я не хочу драться, – сказал мужчина с акцентом, свидетельствующим о благородном образовании.

– Тогда и не надо. – Один из обитателей улиц, плечи которого были в два раза шире, чем у обычных мужчин, улыбнулся. – Отдай то, что у тебя в сумке…

– И твой меч, – сказал другой.

– И эту красивую накидку, – добавил еще один.

– Сапоги, – заключил последний. – Мне нравятся его блестящие сапоги.

– И тогда мы оставим тебя в покое, – закончил первый.

– Зачем останавливаться на этом? – бросил вызов мужчина. – Почему бы не забрать всю мою одежду?

– Нет, мы не настолько жадные.

Мужчина удивленно поднял бровь.

– Приятно знать, что у вас тоже есть принципы.

Более крупный грабитель угрожающе приблизился, подняв выше клинок.

– Сдается мне, джентльмены, что он смеется над нами.

– Если не он, – вмешалась Ларкира, прислонившись к стене и наблюдая за происходящим, – то определенно я.

– Кто ты? – гаркнул лидер, и вся его команда посмотрела в ее сторону.

– Хочу посоветовать вам оставить этого беднягу в покое.

Великан расхохотался.

– Он совсем не бедный, маленькая растрепа. А теперь иди своей дорогой, и мы обещаем, что в следующий раз не тронем тебя.

– Не могу, – сказала Ларкира, ее магия начала шевелиться в животе.

– Это еще почему?

– Видите ли, сегодня мой день рождения, и мне бы очень хотелось иметь возможность провести его, не видя, как кого-то грабят… или убивают, – добавила она для верности.

– В таком случае я бы провел такой день в постели, а вообще разуй глаза, маленькая растрепа, ведь здесь каждый миг происходит такое.

– Да, – согласилась Ларкира. – Но я все равно хотела бы попробовать. А теперь, как я уже сказала, вам следует уйти.

Послышалось еще больше веселых смешков.

– Пожалуйста, мисс, – сказал попавший в затруднительное положение мужчина. – У меня все под контролем.

– Надолго ли? – усомнилась Ларкира.

Он, казалось, задумался, оценивая своих противников. Те ухмыльнулись и подняли оружие.

Ларкира была не в настроении для драки, но и просто уходить ей тоже не хотелось. Не сейчас. И все же теперь, с одной здоровой рукой…

«Мы, – промурлыкала ее магия. – Позволь нам сделать все за тебя».

Ларкира мысленно погладила свои силы, которые беспокойно зашевелились в ее легких, как хозяин, успокаивающий голодного тигра.

«Тихо», – уговаривала она.

Ларкира уже почувствовала, что у этой группы не было даров потерянных богов, что было обычным явлением в Джабари и одной из причин, по которой она решила вмешаться. Ларк хотела помочь, но быстро и не привлекая внимания. И хотя сегодня, в последний день Лиренфаста, ей не следовало пользоваться своими дарами, она решила, что немного магии никому не повредит. По крайней мере, не такой, какой она была теперь: умиротворенной, сдержанной и контролируемой.

Стоило Ларкире принять решение, как силы защекотали ей горло, когда она скомандовала:

– ВПЕРЕД.

Вспышка желтой магии девушки ударила в лица головорезам, оборвав их последний смех.

Ларкира придвинулась ближе, ее голос сочился предупреждением:

– Идите своей дорогой, или вам придется заплатить не только кровью.

Если бы кто-нибудь из прохожих обладал таким Виденьем, каким обладали все существа, наделенные дарами потерянных богов, они бы заметили теплый медовый туман, скользивший из каждого слова Ларкиры и затуманивающий головы ее жертв. Но ни у кого здесь не было подобных дарований, так что никто ничего не увидел.