— Вот здесь он был записан, — проговорил Игорь Николаевич и ткнул пальцем. — Калугин Сергей Леонидович, потом шел Канделаки, затем, после него, Лучковский Евгений… Вот эти-то есть… А где Канделаки? Калугин — и сразу за ним Лучковский… Куде же исчез Канделаки?
Беглов улыбнулся.
— Ему удавались шутки и посложнее этой… Постойте!
Он метнулся к магнитофону и перемотал кассету, включил его. Они ждали минуту, другую, третью… Аппарат не воспроизводил никаких звуков.
— Если бы я сам не принимал от него документов, то подумал бы, что вы меня разыграли, — медленно и тихо произнес помполит. — Попробуем еще…
Он позвонил и вызвал к себе боцмана.
— Что вы скажете, боцман, об этом новом матросе? — спросил Чесноков. — Об этом Феликсе Канделаки…
Боцман недоуменно смотрел на первого помощника капитана.
— Простите, Игорь Николаевич… Вы кого имеете в виду?
— Кого, кого… Ну, конечно же, новичка. Того самого… Мы взяли его в Диксоне. Вы, боцман, еще недавно говорили мне, добрый, дескать, паренек. Оставить бы его на «Воровском» насовсем…
Обалдение боцмана было таким неподдельным, что Чеснокову стало неловко. Боцман смотрел-смотрел на первого помощника, и вдруг виновато улыбнулся. Он решил, что где-то и чем-то проштрафился, и помполит придумал суперхитрую методу для разноса.
Чеснокову стало жалко судового д р а к о н а. Он махнул рукой. Идите, мол…
Когда боцман вышел, Беглов и Игорь Николаевич воззрились друг на друга.
— Знатно он нас разыграл, — сказал геолог.
— Да, нашему судну выпала честь быть местом деятельности этого инопланетянина… Везет же пароходу! Писатели на нем плавали, кинорежиссеры и артисты. Теперь вот товарищ с Лебедя закончил на нем срок.
— Небось он уже в объятиях друзей, — заметил Беглов. — Если только у них принято обниматься… Шутка ли: без малого две тысячи лет скитался.
Внезапно донесся извне отдаленный рев. Смягченный расстоянием, грохот казался знакомым. Помощник и геолог переглянулись.
— Может быть, это они? — прошептал Владимир Петрович.
— Кто «они»? — недоуменно спросил помполит.
Геолог растерянно глянул на Игоря Николаевича.
«Что я делаю здесь, в этой каюте? Да еще в такую рань», — подумал он, мельком взглянув на часы.
Первый помощник капитана силился припомнить, по какому такому поводу пригласил он к себе этого человека. Тут комиссар заметил листки судовой роли, лежащие на столе, и решил, что, видимо, произошла путаница при оформлении документов. Чесноков собрал бумаги, поднял глаза на гостя и увидел, что тот уже стоит, прижимая к груди магнитофон.
— Значит, мы с вами обо всем договорились, — с бодрым наигрышем в голосе проговорил помполит, мучительно пытаясь вспомнить, зачем пришел в его каюту этот человек.
— Да-да, конечно, — пробормотал геолог, пятясь к двери. — Мы с вами уже… того… Договорились.
«О чем?! Ну о чем мы договорились с ним?» — лихорадочно думал он.
Вновь раздавшийся рев заставил их вздрогнуть. Теперь он слышался ближе.
За дверью вдруг затопали, раздался торопливый стук, и, не дожидаясь разрешения, в каюту вломился четвертый штурман.
— Игорь Николаевич! — закричал он с порога. — Капитан просит на мостик… «Ермак» на подходе!
V
— Значит, вы и есть тот самый Фарст Кибел, который морочил голову моему корешу Игорю Чеснокову в полярном круизе, — задумчиво проговорил писатель, рассматривая застывшую в эфирной гармонии Москву.
Когда он вернулся в обычное состояние и открыл глаза, сочинителя передалось Агасферу, тот вернул кораблю материальность, и писатель оказался в овальном салоне, пол коменее сносной опоры.
Вознесенный на три тысячи метров, Станислав Гагарин как бы парил над столицей. Но едва чувство неуютности от сочинителя передалось Агасферу, тот вернул кораблю материальность, и писатель оказался в овальном салоне, под которого был прозрачным, а сам писатель сидел в кресле с подлокотниками напротив пришельца, испытующе глядевшего на землянина.
— Да, этим именем я назвался тогда на «Вацлаве Воровском», — проговорил Вечный Жид. — И хочу повторить, что словосочетание Ф а р с т К и б е л несколько приближает вас к тому имени, которое я носил все это время, пока находился на Земле.
Писатель вдруг подумал о том, что у этого сверхсущества не может быть ч е л о в е ч е с к о г о имени, но вслух ничего не сказал.
— Наверное, вы правы, — согласился Зодчий Мира, — поэтому зовите меня по старинке Агасфером… Зачем запутываться самому и смущать читателей. Агасфер, Вечный Жид — так проще. Да еще, если кто слышал эту легенду, знаком с четырехтомным романом Эжена Сю…
— Знаете, я не нашел упоминания о вас ни у Брокгауза с Эфроном, ни в Библейской энциклопедии, — сказал писатель.
— Наверное, составители не сочли историю моего тезки столь значительной, — усмехнулся Вечный Жид. — Может быть, оно и к лучшему так… Как знать?
— А что дальше? — показал рукою вниз Станислав Гагарин.
— Половина дела позади… Используя космическую энергию, я остановил для планеты Земля время. Потом перенес Землю на сутки назад, в прошлое. Сейчас планета пребывает в промежуточном состоянии, она как бы застыла между материальным бытием и эфирным н и ч т о. Одним словом, Земли п о к а не существует.
— А это? То, что мы видим внизу?
— Только изображение Москвы, схваченное и развернутое в зрительный ряд мгновение. За ним ничего нет… Его надо еще з а п у с т и т ь, Станислав Семенович.
— Так запускайте же, черт возьми! Чего вы медлите? — вскричал писатель.
«Я ведь так и не увидел собственный дом, — подумал Станислав Гагарин. — Мы ведь на Власиху не попали, хотя и были рядом. Как там Вера, Николай с Леной, внуки?»
— С ними все в порядке, — успокоил писателя Вечный Жид. — Власиху разрушения не постигли, сюда толчки не добрались. И потом — здешний узел внушительно укреплен… Центральный командный пункт стратегических ракетчиков — а это вам, как говорят русские, не хрен собачий!
— И этот, так сказать, хрен тоже сейчас того… В состоянии эфирного покоя, блаженного спокойствия Сфайроса? — спросил сочинитель.
— Увы, — подтвердил Агасфер. — Я же говорил вам: вся планета…
— И как же вернуть сие сферическое эфирное единообразие в грубое вещественное разнообразие? Извините, может быть, у вас другие термины и параметры, а я шпарю по варианту Эмпедокла.
— Еще один достойный провидец, с которым я вас как-нибудь познакомлю, — пообещал Вечный Жид. — Потерпите, Земля вернется в прежнее состояние… Чтобы з а п у с т и т ь время необходима бо́льшая энергия, нежели та, которую я затратил на то, чтобы о с т а н о в и т ь время, да еще пришлось сдвинуть его… Но сутки у нас с вами будут. За это время мы найдем тех, кто использовал против России сейсмическое оружие и устроил в Москве судороги планеты.
— Неужели такое оружие существует?
— К сожалению… И если мы не остановим их — ситуация повторится.
— И сестра милосердия…
— Снова погибнет… А с нею десятки и сотни тысяч погребенных обломками зданий, похороненных заживо в тоннелях метро Москвы. Можем ли мы с вами, писатель Земли Русской, допустить такое?
Ужас, охвативший Станислава Гагарина, лишил его дара речи, он сумел лишь в себе найти силы молча кивнуть.
— То, что уже произошло в столице, не поддается никакому описанию, — сказал Агасфер. — Поначалу я хотел вас разбудить, когда только о с т а н о в и л время, как бы законсервировал разрушенную Москву, хотел, чтобы увидели катастрофу собственными глазами. Но пощадил и вас, и ваших читателей. Довольно и того, что вы пережили в больнице на Каширке.
— Спасибо, — искренне поблагодарил писатель, хотя в душе его шевельнулось сомнение: не п р о с п а л ли по вине Агасфера нечто такое, что следовало бы увидеть самому и рассказать соотечественникам в романе.
— Вам еще многое предстоит пережить и перечувствовать, дорогой сочинитель, — улыбнулся Вечный Жид, тотчас же прочитавший мысли землянина. — Я попросту пощадил вашу психику. Возможности человека ограничены, увы… И того, что позволено Юпитеру…
— Не позволено быку, — закончил Станислав Гагарин. — Благодарю за опеку, и, наверное, вы правы… Но кому это было нужно?
— Врагам России. Ваша держава уникальна и неповторима. Она словно кость в горле у л о м е х у з о в, агентов Конструкторов Зла, с которыми Зодчие Мира ведут постоянную борьбу.
Силы Зла мечтают установить на планете Земля мировое господство, и мешает им в этом только Россия!
— Это мне доподлинно известно, — вздохнул Станислав Гагарин. — И как я мечтаю разоблачить заговор против Отечества!
— Землетрясение в Москве — составная часть заговора, — заметил Агасфер. — Я и прибыл сюда, чтобы помочь и вам лично, Станислав Семенович, справиться с локальным пока заговором, организованным по наущению л о м е х у з о в Федотовой и ее хищными янычарами, а также с заговором против России, всего человечества, ибо судьба России и судьба остальных землян неразделимы.
— Я готов на любые испытания, — просто сказал писатель.
— Мы в этом не сомневались… Но, кажется, надо з а п у с к а т ь время. Итак, мы встретились с вами 22 апреля 1992 года. Сейчас снова 21-е число, восемь часов утра… Поехали!
Казалось, что внизу ничего не изменилось. Но это только казалось. Станислав Гагарин будто изнутри ощутил, что б е с к а ч е с т в е н н ы й богоподобный эфир как бы сконденсировался в ощутимую организмом, рецепторами проник в физическую реальность.
Лежащая под ними Москва т в е р д е л а, превращалась в ч у в с т в е н н о воспринимаемую действительность, осязаемый континуум, где восстанавливались механические величины.
Корабль Агасфера, который Станислав Гагарин толком и не разглядел, висел над Лужниками, и с высоты трех километров столица Руси Великой, непоколебимый Третий Рим, его мощные просторы просматривались всеоглядно.
Еще мгновение, и писатель понял, что Москва обрела жизнь, время, остановленное могущественным Зодчим Мира, возродилось и потекло вновь.
— Жизнь продолжается, — сказал Вечный Жид. — Как любил выражаться ваш бывший правитель: процесс пошел…
— Тьфу! — сплюнул Станислав Гагарин. — В доме повешенного не принято говорить о веревке, а вы, партайгеноссе Агасфер, заговорили о палаче…
— Тут всё сложнее, — совсем по-человечески вздохнул пришелец. — Меченый генсек, антихрист, этот агент л о м е х у з о в скорее намыливал веревку и помогал набрасывать на шеи соотечественников удавку. А затягивали и продолжают затягивать ее другие…
— Кто они? — спросил писатель.
— Для этого я здесь и появился… Попытаемся вместе ответить на этот вопрос. Вы готовы, верный сын России?
— Служу Отечеству, — ответил Станислав Гагарин.
VI
Когда писатель вернулся в больницу, ничто не напоминало там о случившемся недавно разгуле подземной стихии.
Впрочем, никаких следов и не должно было остаться, ибо планета Земля, отброшенная в прошлое, проживала эти сутки повторно. Катастрофе предстояло еще разразиться, если Великий Жид не сумеет найти тех, кто применил сейсмические силы, и не выбьет чудовищное оружие из рук пособников галактических посланцев Зла.
И снова было двадцать первое апреля, уже исполнилось восемь часов утра, сосед Колпаков оставался Колпаковым, а не принявшим его обличье Агасфером.
Сейчас Андрей Васильевич заглянул на гагаринскую половину и спросил:
— За газетами пройтись не желаешь, Семёныч?
В невинном предложении не было ничего предосудительного, и писатель вознамерился было ответить согласием, но в сознание неожиданно проник голос Фарста Кибела, Вечного Жида:
— Откажитесь! Вам необходимо выйти из палаты одному. Сделайте это минут через пять после ухода соседа. Пройдите садом до подземного перехода и сядьте в стоящий там серый м о с к в и ч с номером 90–12 МЕН.
Станислав Гагарин с некоторой досадой поджал нижнюю губу.
«Начинается! — недовольно помыслил он. — Таинственные м о с к в и ч и, погони, перестрелки… Не дадут спокойно долечиться, небожители Вселенной. Лучше бы помогли мне артериальное давление понизить, кудесники».
Вслух писатель произнес:
— Сходи сам, Васильич… Мне позвонить необходимо к сроку. Захвати «Совроссию» для меня.
— Непременно, — отозвался сосед Колпаков и удалился.
Писатель глянул на часы. Было шесть минут девятого. В одиннадцать минут он покинет больницу.
«Надеюсь, завтраком меня накормят, — усмехнулся сочинитель, — а к врачебному обходу вернут в палату».
…В него стреляли, когда Станислав Гагарин шел по аллее сада. Стреляли, как он сообразил потом, из бесшумного с т в о л а, звука выстрела писатель не расслышал, но в этот момент нечто ударило его под коленку, сочинитель споткнулся, и пуля пролетела мимо виска, свист её, мгновенный и многозначительный, отчетливо втемяшился в сознание несостоявшейся жертвы.
«Будут стрелять еще!» — сообразил Станислав Гагарин и быстро рванулся вперед, согнув руки в локтях, вроде как срываясь в обыкновенную физкультурную пробежку, ни дать, ни взять американский президент во время популистского тренинга у Белого Дома.
Бежал сочинитель невидными со стороны зигзагами, стремясь постоянно изменять положение собственного тела в пространстве, так и не сообразив, откуда стреляли в него.
Никакого свиста пуль услышать ему более не довелось, тут и м о с к в и ч завиднелся правее подземного перехода, автомобиль, как и положено, стоял носом в сторону центра Москвы, но водителя не было видно.
Чётко выполняя указания Агасфера, Станислав Гагарин добежал до м о с к в и ч а, который имел номер его собственной машины, рванул на себя правую заднюю дверцу и плюхнулся на сиденье, он всегда ездил именно с этой стороны.
«Дудки, — сказал себе Станислав Гагарин, — в последний раз усаживаюсь здесь. Менять позицию надо, менять! Давно уже вычислили ее те силы, которые жаждут при случае ухайдакать писателя Земли Русской…»
Он принялся было размышлять о том, что теперь ранг сочинителя тесен ему, судьба довольно расширила привычный статус, повернув житие Станислава Гагарина в немыслимые фантастические приключения, подключив к решению глобальных задач, имеющих целью судьбу Отечества, а может быть, и судьбу планеты.
«Тяжела ты, шапка Мономаха!» — успел ухмыльнуться Станислав Гагарин, и тут же вздрогнул, когда «Москвич» сорвался вдруг с места и резво побежал по Каширскому шоссе.
Место водителя оставалось пустым.
— Извините, — возник в сознании голос Агасфера, и вслед за этим за штурвалом материализовался Вечный Жид.
Левую руку он вальяжно держал на рулевом колесе, а правую полуоборотясь к пассажиру, протягивал Станиславу Гагарину, не успевшему обалдеть от нового фокуса Зодчего Мира.
— Не успел, знаете ли, принять земное обличье, — несколько виноватясь, пояснил тот. — Уточнял по нашим каналам место нынешней встречи.
— А про ГАИ не подумали, — упрекнул его смягченно укоризненным тоном писатель. — Т а ч к а летит по шоссе без водителя за рулем… Потрясный кадр для ментов! Кстати, вы слишком гоните машину, Фарст Кибел.
— Резонно, — согласился Вечный Жид, сбрасывая газ и перестраиваясь правее. — Времени у нас вагон и маленькая тележка. Тише едешь — дальше будешь.
Сочинитель неопределенно хмыкнул.
— О завтраке не беспокойтесь, — добавил Вечный Жид, откликаясь на мысленный вопрос пассажира. — Ваши привычки мне известны… Скоро кофейку попьём. А для вас чай соорудим. Годится?
«Хреново, — подумал Станислав Гагарин. — Значит, мне так и оставаться г о л ы м? Без ущелины, в которую можно было уйти с сокровенными мыслями… Перспектива, я вам доложу!»
— Обижаете, Папа Стив, — вслух произнес Агасфер, снова с улыбкой отворотясь к писателю. — Отказываете мне в чувстве такта? Сокровенное мыслящего существа — для нас т а б у. Я читаю ваши мысли исключительно для ускорения контакта, не более того. Для пользы дела, так сказать.
— И на том спасибо, — отозвался Станислав Гагарин.
Остановились на Пушечной улице, аккурат у церквушки, через которую год назад проходил писатель, навещая Валерия Павловича Воротникова, который руководил ф и р м о й, занимавшей приличного размера здание, выстроенное внутри квартала.
Писатель подумал было, что чересчур многолюдно здесь, б о й к о е место, пристрелянное н а р у ж к о й, а в том, что он вовлекся в нечто такое, где без осмотрительности не обойтись, Станислав Гагарин не сомневался, но тут передняя правая дверца распахнулась, и размышления сочинителя прервались.
В салоне появилась молодая женщина, и это удивило писателя. На участие в их делах прекрасных созданий, да еще и натуральных блондинок — гагаринская слабость! — Станислав Семенович не рассчитывал.
— Меня зовут Верой…
Молодая женщина повернулась, открыто и весело улыбаясь, к писателю, протянула руку, которой Станислав Гагарин с готовностью, стараясь сделать сие поэлегантнее, коснулся губами.
— А вас я знаю, — продолжая улыбаться, заманчиво, но без кокетства, промолвила на редкость естественная блондинка да еще и с синими глазами. — Вы — Станислав Гагарин. Любимейший мой писатель…
— Станислав Семенович, — угрюмо поправил новую в сем авантюрном деле фигурантку сочинитель. В том, что оно будет-таки рискованным, герой наш не сомневался.
Поправил же он деваху вовсе не из-за того, что она назвала его по имени и фамилии, без отчества. Писателей обычно так и называют. Лев Толстой, Александр Герцен, Михаил Булгаков… Он и сам представлялся так же, вызывая тем неудовольствие Веры Васильевны, супруги, считавшей, что именование без отчества как бы м а л ь ч и́ ш и т, принижает достоинство вовсе не молодого уже спутника ее жизни.
А буркнул он из-за смущения, которое возникло в Станиславе Гагарине, когда его назвали любимейшим писателем. Так сочинителя еще не обзывали, и хотя стало ему ужас как приятно — ну кто из творцов швырнет в письме́нника булыжник или даже малую г а л ь к у! — а все-таки природная скромность в писателе неизбыла. И по правде сказать, не баловала его действительность подобными признаньями.
— Извините, Станислав Семенович, — мило повинилась молодая с синими глазами. — Но вы зовите меня без отчества… Ладно?
— Мне звать вас по имени — одно удовольствие, — подобрел, улыбаясь, писатель. — Вы тёзка моей супруги…
— Знаю, Станислав Семенович, все про вас знаю…
«Не землячка ли Агасфера часом? — с тревогой подумал Станислав Гагарин. — Еще и эта примется читать мысли…»
«Успокойтесь, — возник в сознании Фарст Кибел, и Агасфер тронул машину с места. — Вера — нормальная женщина».
Возникла пауза, автомобиль покатился по Пушечной улице, а Вечный Жид закончил мини-характеристику спутницы словами: «И ничто человеческое ей не чуждо».
— Утешили, — вслух произнес Станислав Гагарин, и Вера повернулась к нему с переднего сиденья.
— Вы что-то сказали? — спросила она.
— Утешили, говорю… Скрасили серое существование старого и больного человека, сбежавшего из писательской лечебницы в неизвестном направлении.
— Сейчас все узнаете, — вклинился Вечный Жид, по-своему понявший реплику писателя. — Едем в ЦДЛ. Там нас ждут п о м о щ н и к и, с ними и поговорим.
На Герцена, бывшей Большой Никитской, было пустынно, время-то вовсе раннее, тихо и мрачновато.
В просторном фойе, где вывешивались вернисажные полотна, их ждали двое мужчин.
Едва наша троица возникла в широком проходе, как оба неприметных на вид мужчин средней интеллектуальной наружности, чиновники не слишком высокой руки по внешнему обличью, разом поднялись и двинулись навстречу. Один из них, чернявенький такой, лицо его показалось сочинителю знакомым, широко заулыбался и загодя протянул руку для приветствия.
Второй, светловолосый и голубоглазый детина, напоминавший и Николая Юсова, и кого-то из прибалтийских друзей Станислава Гагарина, замешкался, отстал от чернявенького на шаг, а то и на два, это смотря как, понимаешь, мерить, какими шагами…
— Здравствуйте, Федор Константинович, — приветствовал первый мужик Вечного Жида, и писатель понял, что Фарста Кибела знают здесь под вполне земным именем. — Здравствуйте, товарищи…
Последнее относилось уже к ним с Верой.
Прибалтиец энергично, вовсе по-южному, закивал, что не вязалось с его внешностью архиспокойного увальня.
— Знакомьтесь, — спокойно пожимая руку мужчинам, проговорил Фарст Кибел. — Работать нам вместе… Нашу спутницу зовут Верой. А писателя Гагарина нет нужды представлять.
— Конечно, конечно! — зашустрил чернявенький к е н т, здороваясь с письме́нником, сильно стискивая при этом его ладонь. — Станислава Семеновича читали и шибко уважаем… Я и на просмотре вашего фильма «Без срока давности» в нашем клубе имел честь присутствовать… Вы мне еще и автограф на «Янусе», значит, того…
Поскольку единственный клуб, где сценарист Гагарин был с мосфильмовской картиной, назывался именем Дзержинского, Станислав Семенович сразу вычислил, какое ведомство тот представляет.
Звали брюнетистого Олегом Геннадьевичем. Фамилию новый знакомец не объявил.
Зато его спутник так прямо и брякнул:
— Подполковник Вилкс, Юозас Стефанович. Из ГРУ…
«Ни хрена себе хрена, — мысленно ухмыльнулся писатель, вспомнив любимую поговорку профессора Урнова, с которым подружился в голицынском Доме творчества. — Один с Лубянки, второй из Главного разведывательного управления Генштаба. Что, с о с е д и решили объединиться?»
— Дело серьезное, Станислав Семенович, — сказал Вечный Жид, увлекая всех ближе к окну и к низкому столику, придвинутому к огромным мягким диванам.
— Достаньте карту, Олег Геннадьевич, — попросил звездный пришелец, и товарищ с Лубянки мгновенно извлек из скромного к е й с а карту Подмосковья.
— С вашего разрешения, — почтительно обратился он к Фарсту Кибелу. — Юра доложит оперативную обстановку.
«Прибалтийский Волков — не родственник ли моего Януса?» — подумал сочинитель, откашлялся и принялся рассказывать страшные вещи.
…Довольно быстро Станислав Гагарин сообразил, что оба с о с е д а — так взаимно называют друг друга работники государственной безопасности и военной разведки — вовсе не осведомлены о внеземной ипостаси существа, которого называли Федором Константиновичем.
Они считали его полномочным представителем Совета безопасности, личным эмиссаром и доверенным лицом Президента. Убеждения их несколько разнились. Олег Геннадьевич, носивший звание полковника еще до августа прошлого года, держался демократического крыла, ничего практически не сделав для укрепления собственной карьеры, хотя и не вылетел в отставку, как многие его коллеги. «Воротников, к примеру», — усмехнулся сочинитель.
Разочаровавшись в д е р ь м о к р а т а х, Олег просто служил России поелику возможно, а привлеченный к д е л у Вечным Жидом, полагал, что исполняет служебный долг, хотя и нетрадиционно — работая через голову начальства.
Но ведь не сразу же он перескочил сюда, оказавшись в писательском г а д ю ш н и к е, пресловутом Писдоме?! Сколько раз Олег пробивался с жуткой информацией к шефу, рискуя быть отправленным в психушку!?
Да что там говорить… Хорошо хоть, что этот симпатичный, хотя и явно кавказского типа, товарищ из Совета безопасности вышел прямо на него. Видимо, кто-то из друзей-приятелей в конторе с т у к н у л Президенту, минуя традиционные каналы. И то хлеб…
И Юозас Вилкс, или Юра, как называл его с о с е д с к и й коллега, гэрэушный офицер, близкий по убеждениям полковнику Алкснису, с о ю з н и к и д е р ж а в н и к, рассказывал о сути заговора против России:
— Использовали идею гуманитарной помощи… В запломбированных вагонах, избегнув разными методами контроля на таможнях, в Подмосковье завезли по железным дорогам оборудование, способное вызвать сильнейшие подземные толчки в столице. Это пресловутое сейсмическое оружие, о котором было столько разговоров и даже агентурных намеков, но в которое никто по-настоящему не верил…
«Я видел, увы, сейсмическое оружие в действии, — подумал Станислав Гагарин и посмотрел на Вечного Жида. — Оно будет применено завтра?»
Он ткнул пальцем в кружок, нарисованный на карте.
— Второй — на севере, под городом Клин. Третий — в Луховицах, наиболее удаленный, но самый мощный. И наконец установка, расположенная в Подлипках.
Фарст Кибел незаметно кивнул.
— Сейсмический удар собираются нанести с помощью четырех установок-генераторов, которые вступят в дело одновременно в четырех точках, окружающих Москву. Один генератор находится в акуловском железнодорожном тупике. Это — Белорусская дорога. Вот здесь…
— Охрана? — отрывисто произнес Станислав Гагарин.
— Сопровождающие эту п о м о щ ь, — ответил полковник с Лубянки, — сплошь иностранцы. Они же техники и инженеры, готовые пустить адские машины в дело. Вооружены личным стрелковым оружием, есть и ручные лазерные генераторы, навроде тех, что в космических киношках. По некоторым данным — профессиональные головорезы с бластерами. Терминаторы, ё-моё!
— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью? — улыбнулся сочинитель.
— Увы, — заметил прибалт. — Только пока фантастику реализовали они.
— Зато с нами Федор Константинович, — начал было на оптимистической ноте писатель, но осёкся под предостерегающим взглядом Агасфера.
«Эти люди не осведомлены о моих возможностях, — мысленно объяснил Вечный Жид ситуацию. — Да и не надо им пока к этому привыкать. Пусть полагают меня представителем Президента».
«Разумеется, — согласился Станислав Гагарин, — так им будет удобнее воспринимать действительность, пусть и фантастическую в основе своей».
— Удар назначен на завтрашнее утро, — продолжал Юозас. — Все четыре генератора заработают одновременно, направляющие сейсмического воздействия сложатся воедино, и Москва…
— Провалится в тартарары, — мрачно закончил Олег Геннадьевич.
— Вернее, утонет, — заметила молчавшая до того Вера. — Геологам давно известно: столица покоится на платформе, плавающей в настоящем море подземных вод.
Достаточно более или менее сильного подземного толчка, обрывающего связи платформы с береговым, так сказать, припаем, и земная твердь, на которой возвели наши предки Третий Рим, погрузится в пучину.
— Об этом знал, между прочим, Гитлер, когда планировал затопить Москву, — сказал Юозас Вилкс. — Знал, правда, не в научном аспекте, а в мистическом. Но это в принципе для нас все едино.
— Н-да, — промолвил Станислав Гагарин, — такая, значит, хренотень… А нейтринных монстров в охране дьявольских агрегатов нету?
Лубянец и гэрэушник недоуменно воззрились на него.
«Привычные вам л о м е х у з ы, Станислав Семенович, к этому пока не причастны, — протелепатировал писателю Агасфер. — Наши друзья о монстрах ничего не знают…»
Вслух он сказал:
— Наш уважаемый литератор имел в виду закордонный спецназ…
— Боевики в охране есть, — сообщил Юозас. — И накаченные прилично. Многие воевали в Африке и в джунглях Никарагуа, есть парни штатовских спецвойск. Морские пехотинцы тоже.
— Это ладно, — чуть беспечнее, нежели следовало бы, отмахнулся Станислав Гагарин. — Лишь бы их автомат Калашникова брал.
— К а л а ш н и к их берет за милую душу, — пояснил Вечный Жид. — Но… Ты бей штыком, а лучше бей рукой! Оно надежней, да оно и тише… Серьезная операция, Станислав Семенович, я вам скажу!
— Мы тоже видывали виды́…
Он чуть было не сказал «с товарищем Сталиным», но вовремя заткнулся.
— А много ли народу будет их б р а т ь? — преодолев некое смущение, скромнее, папа, надо быть, скромнее, говаривала ему маленькая дочка Лена, спросил Станислав Гагарин.
— А всего нас пятеро, и все перед вами! — усмехнулся Фарст Кибел. — Правда без тельняшек, но тоже ничего…
Станислав Гагарин хмыкнул.
— Тельняшку я дома надену, а вот к а л а ш н и к а на Власихе у меня нет.
— Оружие нас ждёт на специальном объекте, — сообщил Олег Геннадьевич. — Потом переберемся на явочную квартиру. Там все готово, чтоб высидеть начало операции, Если никаких дополнительных указаний не будет, можно отправляться прямо в арсенал.
— Хорошо, — кивнул Агасфер. — Но коль скоро мы в знаменитом Писдоме, я непрочь выпить здесь чашечку кофе. И съесть пирожок желание имею. Чтоб было о чем рассказать там… В Совете безопасности.
«На хрена тебе кофе, ежели ты Зодчий Мира, другими словами, чуть ли не Господь Бог. По крайней мере, его архангел, — не заботясь о том, что Вечный Жид читает мысли, непочтительно подумал Станислав Гагарин. — Ладно, поведу вас пить кофе. В конце концов, я в этом ломехузироранном Писдоме некоторым образом коллективный хозяин. Как в известном анекдоте. Вы член партии? Нет, я мозг партии. А я член… Союза писателей России».
И отважная четверка вместе с Зодчим Мира спустилась в нижний буфет ЦДЛ пить кофе. Станиславу же Гагарину полагалось пробавляться чаем — остерегался сочинитель поднимать давление.
VII
Желания встать с широкой постели и подойти к лежавшей в двух шагах на узком диванчике голой женщине — сам видел, как раздевалась, или позвать ее к себе, у него с т а н о к был куда как пошире, ни того, ни другого желания Станислав Гагарин не испытывал, хотя пикантность ситуации его неким образом волновала.
Сочинитель находил ее даже забавной. Д е л о, на которое они собирались пойти в предрассветный Час Быка, сулило вполне реальную возможность отправиться на тот свет в прямом, увы, а вовсе не в переносном смысле. Второй смысл мог иметь место в случае, если бы Агасфер прихватил их хотя бы на время — и только на время! — в Иной Мир, который был ему, как Зодчему, подвластен и из которого уже прибывал на Землю товарищ Сталин.
СООТЕЧЕСТВЕННИК! ЧИТАЙ О СЁМ ВИЗИТЕ В РОМАНЕ СТАНИСЛАВА ГАГАРИНА «ВТОРЖЕНИЕ»! ПОТРЯСАЮЩИЙ, КРУТОЙ РОМАН! ЕГО МОЖНО ЗАКАЗАТЬ ПО АДРЕСУ: 143 000, МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ, ОДИНЦОВО-10, А/Я 31, ТОВАРИЩЕСТВО СТАНИСЛАВА ГАГАРИНА.
Нет, приключение, до которого осталось несколько часов могло закончиться смертельным исходом для любого участника операции «Гум-помощь». Конечно, теплилась надежда, что Вечный Жид некоим образом прикроет их от автоматных пуль из к а л а ш н и к а или у з и — черт знает чем вооружена охрана вагонов, в которых смонтировано сейсмическое оружие, завезенное в Подмосковье под видом европейских и заокеанских подачек униженной внутренними врагами России.
Но монстров там нет, стрелок-молний из агасферовских глаз, как у Иосифа Виссарионовича, Станислав Гагарин у Фарста Кибела пока не видел, и вообще в Вечном Жиде он далеко ещё не разобрался…
«Жид — он и в Африке жид, хотя и вечный», — с нарочитой веселостью думал сочинитель, больше, разумеется, для п о н т а, ибо лучше чем кто-либо понимал, что Агасфер к ж и д а м, пардон, евреям никакого отношения не имеет.
Сейчас Станислав Гагарин снова вспомнил о той, что лежала едва ли не рядом, прикрытая легким одеялом, и нейтрально вздохнул, подумав: есть, видимо, некий смысл в том, что поделив среду обитания двухкомнатной явочной квартиры пополам, Агасфер поместил секретных сотрудников вместе, а их с Верой вдвоем.
«Никакого смысла, — сказал себе Станислав Гагарин. — Те парни — давние знакомцы, опять же — с о с е д и. А мы с девахой только что…»
На вопрос писателя, где он решил пребывать до Часа Быка, Фарст Кибел, он же Федор Константинович, он же Агасфер или Вечный Жид загадочно усмехнулся и сказал, что он будет находиться в е з д е.
«Еще один вездесущий на мою голову, мать бы его так, — чертыхнулся сейчас писатель. — Может быть, он сейчас… того… наблюдает? Да нет, на сексуального маньяка Агасфер не похож. Да и менталитет у него неземной, наша порнуха Вечному Жиду неинтересна».
— О чем думаете, Станислав Семенович? — подала вдруг голос девушка с дивана, и сочинитель от неожиданности вздрогнул.
— Можно я буду называть вас просто Папа Стив? — тут же без паузы произнесла Вера, и Станислав Гагарин коротко рассмеялся.
— А чего же… Зовите. Это первое моё литпрозвище. Второе — Карлсон. Одинокий Моряк — третье…
— Любите варенье?
— Обожаю… Особенно из малины. И вишневое тоже.
— А еще что любите?
— Многое чего… Женщин, например, люблю.
— Гм, — хмыкнула Вера. — Женщины и варенье. Впрочем, в этом как раз и есть объединяющее нечто.
…После встречи в ЦДЛ с двумя напарниками из с о с е д н и х ведомств четверка будущих боевиков направилась в гагаринском м о с к в и ч е, неведомо как переметнувшемся с Власихи в столицу, в ближнее Подмосковье, где в явно охраняемом еловом лесу располагался специальный объект.
Судя по тому, что суетился здесь Юозас Стефанович Вилкс, объект — комплекс зданий с закрытым стрельбищем-ангаром, обнесенный крепким забором с контрольной сигнализацией поверху — принадлежал разведуправлению Генштаба или как-то соотносился с этой серьезной организацией.
Ни какой-либо обслуги или часовых Станислав Гагарин на объекте не заметил. Видимо, существовала здесь тенденция не попадаться посетителям на глаза.
Калитку им открыл старший прапорщик в камуфлированной одежде, поверх кожаной новенькой портупеи на его пятнистой куртке висела на тонком ремешке деревянная кобура со с т е ч к и н ы м, двадцатизарядным пистолетом-автоматом.
«Мне бы такой», — завистливо вздохнул про себя сочинитель и тут же услышал мысленно голос Фарста Кибела:
«Ради Бога! Для этого мы и прибыли сюда…»
Но поначалу Юозас нажал кнопку рядом с динамиком, выведенным у калитки, и динамик отозвался женским голосом:
— Тринадцать!
— Двадцать восемь — ноль пять, — сказал Вилкс и получил в ответ короткое слово:
— Ждите…
Они ждали минуты три. Писатель, переминаясь с ноги на ногу, незаметно огляделся и увидел шевеление в лапах двух здоровенных елей, стоявших по обе стороны от непроницаемых ворот объекта.
— Телевизионные камеры! — сообразил писатель. — Крутые, видать, хозяева здесь поселились…
Но кроме упомянутого уже трехзвездного прапорщика, оказавшегося за калиткой, увидеть кого-либо им было не суждено.
Рослый и моложавый прапор, которого Юозас называл Егорычем, с момента возникновения перед в е л и к о л е п н о й четверкой покивал каждому из прибывших гостей, и только Вилксу он пожал руку, сразу выделив его среди остальных спутников.
С ними он был вежлив, а ежели откровенно, то попросту не замечал никого и пояснения давал, обращаясь к подполковнику из ГРУ.
— Сначала подберем и г р у ш к и, — бесстрастно объявил прапор и, не впадая в подробные объяснения, повел боевую группу в правое здание-блок, внушительное двухэтажное строение, но без окон.
Это был склад стрелкового оружия. Чего только не было там! В залитых мертвенным, но ярким светом люминесцентных ламп комнатах, стояли открытые и закрытые ящики с автоматическими винтовками, пулеметами, современными фауст-патронами, короткоствольными автоматами без прикладов всех систем.
Разнообразные пистолеты и револьверы красовались за стеклами в специальных витринах, расположенных вдоль стен, вперемежку с различными гранатами, дымовыми шашками и напалмовыми бомбами.
Станислав Гагарин, как любой нормальный мужчина, любил оружие, умел пользоваться им, уважал человека с ружьем и понимал, как важно сто раз отмерить прежде чем в з я т ь с я за стреляющее устройство.
Разбежавшись глазами по небывалому изобилию средств уничтожения людей, ведь этот арсенал собирался вовсе не для охоты на зайцев, писатель усилием воли сдержал чувства и вопросительно глянул на Вечного Жида.
Но Агасфер взглядом показал на Юозаса, определяя в нем руководящую на данный момент личность.
— Сами будете подбирать для себя игрушки или доверимся Егорычу? — спросил Вилкс.
— И так, и эдак, — ответил Олег Геннадьевич с Лубянки.
Остальные промолчали.
Сочинитель выбрал для себя к а л а ш н и к калибром 5,45 и четыре запасных магазина к нему. Затем он подобрал с т е ч к и н а, к этому пистолету всегда, с той поры, когда он впервые стрелял из него в Ораниенбауме на военно-морских сборах, было у Станислава Гагарина уважительное отношение.
К а л а ш н и к и предпочли и лубянец с гэрэушником. Юозас взял еще револьвер системы н а г а н, а Геннадьевич — м а к а р о в а. А вот Вера выбрала израильский автомат у з и и немецкий п а р а б е л л у м. Этот пистолет — оружие неплохое, но для женской руки несколько неподъемное.
Но хозяин — барин…
— А вы, Федор Константинович? — спросил Юозас у Вечного Жида.
Фарст Кибел усмехнулся.
— У меня оружие особого свойства, — пояснил он. — Не беспокойтесь… Покрепче вооружайтесь сами.
Они подобрали еще три гранатомета, по одному на каждого мужчину, прихватили два ящика зарядов, а Станислав Гагарин показал пальцем на деревянную упаковку с гранатами Ф-1, удобными такими штучками-дрючками, с глубоко нарезанными параллелями-меридианами, по которым рвутся эти «лимонки» на смертоносные осколки.
— Опасное оружие, — равнодушным тоном заметил прапор Егорыч. — Бросать их надо только из укрытия.
— Знаю, — просто ответил сочинитель.
…Ему захотелось подняться. Перед сном напузырились чаю, обсуждали и обсуждали грядущую операцию, Вера не успевала заварник опорожнять.
Агасфер пил больше всех, нахваливал индийскую заварку типа СТС. Ее он сам и приволок откуда-то, целых три пачки.
«Где он сейчас?» — подумал Станислав Гагарин, поднимаясь с широкого ложа, свешивая ноги и пытаясь нащупать ими тапочки, входившие в инвентарь конспиративной квартиры.
Его собственные тапки сиротели в писательской больнице на Каширке.
Электричества Станислав Гагарин не зажигал, и плохо ориентируясь в чужой квартире, задел в коридоре горку оружия, сложенного у стены стволами кверху, на подходе к туалету.
Автоматы с грохотом свалились на пол.
Едва прекратился шум, как в дверях возникли с о с е д и с обнаженными пистолетами в руках.
Физиономии их вовсе не смотрелись заспанными, мужики были как огурчики, хотя и в трусах.
— Виноват, — смущенно улыбаясь, промолвил сочинитель. — В гальюн, значит, собрался, а тут железяки…
Оба с о с е д а синхронно вздохнули и вернулись к себе, не промолвив ни слова.
А Станислав Гагарин, о т м е т и в ш и с ь, возвратился на широкое ложе, и тут вскоре возник разговор о женщинах и варенье.
— Вам не спится от того, что с вами в одной комнате женщина или потому, что на рассвете начнется бой? — спросила Вера. — Придется убивать людей…
— Да, — сказал сочинитель, — придется убивать… Именно п р и д е т с я. Поверьте, удовольствия мне сие не доставит… Но я всегда помню, что уничтожаю не людей, а носителей Мирового Зла. Ведь я уже видел, как действует сейсмическое оружие, я уже, Вера, был в завтрашнем дне.
А вот на первый ваш вопрос я отвечу позднее.
— Согласна, — ответила Вера, и по голосу ее было слышно, как молодая женщина лукаво ухмыльнулась. — Что же касается зла… Да, если з л о выведено за скобки нравственности, оно подлежит неумолимому уничтожению. Но как быть со злом моральным? Если зло суть неотъемлемое качество определенного сорта душ человеческих? Как у Федотовой, например, которую вы зовете с о с у д о м з л а, или у Павленко с Литинским, у Ларисы Панковой, которая не задумываясь, уничтожила набранную в типографии дюжину книг. Для полиграфиста сие вдвойне преступно…
— Я смотрю — вы прекрасно осведомлены о делах Товарищества, — проговорил Станислав Гагарин. — Н-да… Что же касается морального зла… Да, вы правы, тут существует логическая опасность. Признать естественным существование зла в душах этих монстров — значит, как-то оправдать их действие. А сие для общества, для нас с вами, Вера, непозволительно. Ни оправданию, ни прощению Ирина Васильевна Федотова, жена полковника Генерального штаба, отставники, похерившие честь и достоинство офицера, Павленко, Литинский и Голованов, примкнувшие к ним Красникова и Калинина, Панкова, наконец, другие заговорщики-путчисты, а ежели проще, то мелкие душой хапуги, никакому оправданию существа эти не подлежат.
— Видимо, такими они были от рождения, — задумчиво произнесла Вера. — Флорентиец Макиавелли считал необходимым считать всех людей злыми… Понимаете, Папа Стив, в с е х без исключения! Надо постоянно помнить, предполагать, что люди, и ваши н о в ы е сотрудники в том числе, всегда проявят з л о б н о с т ь собственной души, едва лишь им представится к тому удобный случай.
Далее Макиавелли говорит: «Ежели чья-нибудь з л о б н о с т ь некоторое время не обнаруживается, то происходит это вследствие каких-то неясных причин, пониманию которых мешает отсутствие опыта…»
— Однако, — подхватил Станислав Гагарин, — з л о б н о с т ь эту все равно обнаружит время, называемое отцом всякой истины!
— Справедливо, — согласилась молодая женщина, — ибо з л о б н о с т ь людской натуры имеет самые разнообразные проявления.
— Я читал книгу Николая Макиавелли «Государь», — вздохнул сочинитель, — и догадался откуда изрекаемая вами истина, Вера. Да, люди неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману. Все это так. Многих, если не всех, отпугивает опасность, но влечет нажива. Пока ты делаешь им добро, они обещают ничего для тебя не пожалеть, клянутся отдать за тебя имущество и жизнь. Но когда у тебя появится нужда в этих людях, они тотчас от тебя отвернутся…
— Вам, Папа Стив, необходимо навсегда избавиться от иллюзии, будто людей можно преобразовать, — наставительным тоном произнесла Вера. — Помните завет флорентийца: «Тот, кто желает исповедовать добро во всех случаях жизни, неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру».
Вас это не убеждает? Тогда вспомните три заговора-путча, которые вы пережили в 1989–1991 годах, за два года предпринимательской деятельности…
— Кто вы? — спросил Станислав Гагарин. — Вам-то к чему эти разговоры о добре и зле…
— Пытаюсь понять этику земного человека… Вы сами, Станислав Семенович, типичный землянин, хотя и общаетесь с космическими пришельцами, по сути дела с Богами.