Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Лорел Гамильтон

Проклинатель





Майлон Рифмоплет умирал. Тёмные волосы липли к его лицу податливыми влажными прядями. А его кожа, подобно грязному снегу, окрасилась в серый цвет. Дыхание вырывалось резкими отрывистыми звуками, тело сотрясалось от попытки вогнать в лёгкие воздух.

 Сайдра Железный кулак стояла, глядя на своего друга. Её сильные мозолистые руки до боли сжали рукоятки обоих её мечей. Серые глаза Сайдры смотрели на друга, побуждая его к жизни. Она провела рукой по своим длинным светлым волосам и повернулась к волшебнику, прислонившемуся к стене.

 Гэннон Чародей был высок, так же, как и Сайдра. У него были светлые волосы и глаза цвета свежей синевы весеннего неба. Но лицо его составляли циничные черты, будто он слишком много этого мира повидал, и тот разочаровал его. Сегодня его глаза были наполнены гневом и печалью.

 -Я не дам ему так умереть.

 -Это смертельное проклятие, Сайдра. Тебе его не остановить. Бард мой друг, лучший из всех живущих на свете, но я просто бессилен.

 -И ничто не может это остановить? – её глаза всматривались в его лицо, умоляя его дать хоть какую-нибудь надежду.

 -Это самое сильное проклятие смерти из всех, что я когда-либо видел. У другого проклинателя уйдут дни на то, чтобы снять его. А у Майлона в запасе только несколько часов.

 Сайдра отвернулась от чародея и его сочувственного взгляда. Она не позволит Майлону умереть. Он был её бардом. Они восемь лет провели вместе. Даже с гарантией безопасности для барда несчастные случаи не исключены. Если ты безоружным врываешься на поле боля, у тебя есть хоть какие-то шансы. Но это – это был малодушный способ убийства. Согласно всем законам Майлон был в безопасности в таверне. Нанесение вреда беззащитному барду наказывалось смертью.

 Кто-то ненавидел его настолько, чтобы рискнуть этим. Но кто? И зачем?

 Сайдра Железный кулак присела на пол возле кровати. Она потянулась ко лбу Майлона, чтобы потрогать его покрытым шрамами пальцем. Она ощутила жар ещё до того, как прикоснулась к коже. Магическая лихорадка поедала его живьём.

 -Я не позволю тебе умереть, - прошептала она, хоть он и не мог её услышать. Сайдра вновь повернулась к чародею, - Что за проклинатель мог наложить подобное заклятие?

 -Зачем тебе это знать? – нахмурился он.

 -Он может снять проклятие?

 -Ну, вообще, может, но с какой стати ему это делать?

 Сайдра улыбнулась, не разжимая губ.

 -Думаю, мы могли бы найти способ его уговорить.

 Гэннон кивнул.

 -Уговорить-то сможем, но вот как его найти за столь короткий срок?

 Тут в дверь постучали. Сайдра вынула длинный меч из ножен и крикнула «войдите». На пороге замешкалась женщина. Её волосы были испещрены сединой, а одета она была в мантию белого целителя.

 -Мне сказали здесь раненый, - она разглядела барда и вошла в комнату мимо обнажённой стали в руках Сайдры, - Это не телесное ранение.

 Сайдра убрала меч в ножны:

 -Скажи ей, Гэннон.

 Он коротко объяснил. Лицо целительницы отразило возмущение, затем ярость, слепую ярость, что показалось Сайдре одновременно и приятным, и пугающим.

 -Согласно всем цивилизованным законам барды неприкосновенны. Наложить Смертельное проклятие на одного из них – значит оскорбить всё то, чем мы дорожим. Кто это сотворил?

 -Пока неизвестно, но мы выясним, - ответил Гэннон.

 -Да, мы выясним.

 В голосе Сайдры, в стальном блеске её серых глаз было что-то такое… что-то пугающее. Целительница отступила от высокой женщины-воина:

 -Ты похожа на затаившуюся смерть, воин.

 -Ты можешь сохранить ему жизнь до нашего возвращения?

 -Я постараюсь, но поторопитесь. Наступит момент, когда никто уже не сможет вернуть его к жизни.

 Сайдра кивнула.

 -Поддерживай его силы, целитель. Он мне дорог.

 -Я поняла это, как только увидела твоё лицо, воин.

 Сайдра отвернулась от понимающего выражения на лице целительницы. Ей было неприятно, что кто-то мог настолько легко прочесть её душу.

 -Пора, Гэннон.

 Сайдра успела выйти из комнаты и была уже на лестнице, когда Гэннон двинулся за ней. Ему пришлось пробежаться, чтобы её догнать.

 -С кого начнём?

 -МалАри (ударение на второй слог).

 Малари был крупным крепким мужчиной. Мускулы, накачанные за годы бандитского прошлого, стали дряблыми, но до тучности было ещё далеко. Он по-прежнему был грозен. Чёрные волосы были острижены коротко, обрамляя почти совершенный овал лица. Его правая рука заканчивалась обрубком, немного не доходя до запястья. Застёгивающийся на металлическую заклёпку кожаный нарукавник скрывал культю. Таверна была названа в честь него – «Однорукий». Тёмные глаза Малари следили за Сайдрой и её спутником, пока они спускались по лестнице, слова здесь были излишни. Он позвал одного из слуг разливать напитки вместо него, и жестом пригласил гостей в свой крошечный опрятный и аккуратный офис, так, как приглашал когда-то своих товарищей по оружию.

 Малари непринуждённо опустил на кресло своё бренное тело и предложил гостям сесть. Они остались стоять.

Юн Фоссе

 -Так что случилось с твоим бардом, Сайдра?

 -Проклятие смерти, у него осталось всего несколько часов.

Когда ангел проходит по сцене

 Глаза Малари расширились. Его пальцы обхватили металлическую заклёпку, как если бы пальцы обычного человека начали постукивать по столу.

 -А почему ко мне пришли?

Избранные пьесы

 -А куда бы ты пошёл в Селевине за смертельным проклятием?

 -За такими вещами я не хожу. Проклинатели приносят несчастья, тебе это известно, Сайдра.

JON FOSSE «Nokon kjem til å komme. Namnet. Barnet.

 Она уселась напротив него, вытянув руки поверх своих ног. Гэннон остался стоять позади неё, как охранник.

 -Ты оплатил тот роскошный дом на холмах вовсе не деньгами, вырученными от этого крошечного постоялого двора. В Селевине ты тот человек, к которому идут за информацией, за ценой. Скажи то, что мне нужно, Малари. Сделай это ради дружбы, или ради денег – мне безразлично.

Ein sommars dag. Draum om hausten. Suzannah. Skuggar. Eg er vinden. Leve hemmeleg. Telemakos. Fridom. Der borte»

 -Если я на самом деле тот, кем ты меня считаешь, и если я обладаю нужной тебе информацией, насколько ценными для тебя являются эти сведения?



 Глаза Сайдры сузились, словно от боли.

 -Не ради дружбы, значит, ради денег.

Издание публикуется с разрешения Winje Agency A/S, Skiensgate 12, 3912 Porsgrunn, Norway

 -Дружбу не потратить холодной зимней ночью.

 -Думаю, тебя бы удивило, насколько полезной может быть дружба, Малари.

Перевод Веры Дьяконовой, Елены Рачинской и Аллы Рыбиковой осуществлен при поддержки Союза драматургов Норвегии и Центра норвежской литературы за рубежом Norla

 Не дожидаясь, пока с его лица сойдёт озадаченный взгляд, она бросила на стол кожаный кошелёк.

 -Золото, Малари, двадцать пять монет.

При поддержке Посольства Королевства Норвегии в Москве

 -И? - спросил он.

 Сайдра заколебалась.



 -Ты бы так же играл словами, если бы речь шла о жизни твоего друга?

© Вера Дьяконова, перевод, 2018

 Сайдра дважды двинула кулаком по столу – жёстко, болезненно – но это помогло совладать с гневом. Помогло удержаться от того, чтобы выхватить клинок и перерезать ему глотку. Её голос прозвучал низко и нежно, шёпотом стали сквозь шёлковую ткань.

© Елена Рачинская, перевод, 2108

 -Эта плата втрое больше обычной.

 -Это рынок, на котором спрос превышает предложение. Предложение и спрос.

© Алла Рыбикова, перевод, 2018

 -Конец нашей дружбе, Малари.

© Copyright 1995, 1996, 1997, 1998, 1999, 2000, 2004, 2005, 2006, 2007, 2008 Det Norske Samlaget

 -Я в курсе.

 -Если Майлон погибнет из-за этой отсрочки, я тебя прикончу.

© ООО «Издательство АСТ», 2018

 -Ты попытаешься.

* * *

 Сайдра выпрямилась над ним. Внезапно Малари оказался прямо перед шестью дюймами стали. Клинок касался его глотки неощутимо, без крови… пока что. Он не пытался пошевелиться, хотя у него самого было припрятано несколько ножей. Он знал, что лучше даже не пытаться.

 Слова Сайдры прозвучали спокойно и продуманно, мягко и зло.

Знакомство с Юном Фоссе на русском

 -Ты стал слабым, Малари. В минувшие дни мне бы ни за что не застать тебя врасплох настолько, чтобы ты даже не успел обнажить свой клинок. Я прикончу тебя, если захочу.

 Он не ответил, но почувствовал, как клинок прижался плотнее, когда он сглотнул.

Юн Фоссе. Драматург. Культовый в Норвегии, прославившийся на весь мир и на удивление малоизвестный в России. Когда я по просьбе издательства обратилась к нему с предложением написать предисловие к этому сборнику, он задумался.

 -Ты уплатила справедливую цену. Тот, кого ты ищешь – его светлость Бардольф. Я видел, как один из слуг Бардольфа разговаривал с твоим бардом этим вечером. Бардольф достаточно могущественен, чтобы сотворить подобное заклинание.

 Гэннон чертыхнулся.

Человеку глубоко искреннему, противнику любой фальши, ему явно не хотелось ограничиваться принятым в таких случаях формальным выражением благодарности. С другой стороны, когда искренность его пьес, романов, лирики и эссе глубоко выстрадана, и в каждом произведении он скрупулёзно проживает, пропускает через себя то, что хочет донести миру, как рассказать обо всём этом в формате краткого предисловия читателю, практически не знакомому с его творчеством. В итоге, не мудрствуя, мы решили отдать дань представляемому этой книгой жанру и открыть её диалогом. Ведь что может быть лучше для знакомства, чем беседа.

 -Когда мы работали на герцога Хайдона, я испытал магию Бардольфа. Я думал, её недостаточно, чтобы подтвердить необходимость обучения на травника. Но на проклинателя! Ему очень даже подходит.

 Сайдра кивнула. Воин из Бардольфа был никудышный. Однажды Сайдра сломала ему руку, когда он напал на неё. Ни она, ни сам Бардольф ни разу не упомянули об инциденте герцогу Хайдону.



 -Он любимый сын герцога Хайдона, ублюдок он или нет. Мы не можем прикончить его после того, как он вылечит Майлона. Я не рискну всем, над чем мы так долго работали, ради одного акта возмездия. Если Майлон погибнет, это всё меняет. Но наша подлинная цель - спасение барда, а не отмщение.

 -Согласен. Мы спасаем министреля. Если же случится так, что проклинатель погибнет, - что ж, это дополнительный бонус.

Юн, вы написали довольно много эссе, в которых делитесь с читателями своими размышлениями – философскими, о литературе, о творчестве, о театре, о жизни. Предлагаю начать нашу беседу-знакомство с одной из цитат, которая, на мой взгляд, довольно метко отвечает на вопрос, что значит для вас быть НОРВЕЖСКИМ писателем.

 Сайдра улыбнулась:

 -Несчастья ведь и с сыновьями герцогов случаются.

«Выходцу из местечка, зажатого между горами и фьордом в Западной Норвегии, который так и не смог примириться с истинами, почитающимися в подобных местах за главные, и который поэтому в переходные из детства во взрослую жизнь годы обратился к литературе и философии, дабы, по возможности, найти там знания и истины, заслуживающие большего доверия, можно утешаться лишь тем, что если из этих мест у гор и фьордов и не вышло сколь-нибудь великих мыслителей, то всё же оттуда вышло несколько довольно хороших писателей».

 Она нагнулась ближе к лицу Малари.

 -Скажи мне, где он.

Когда я писал эти строки, то имел в виду не только Западную Норвегию – Весландет – а всю Норвегию. Да, у нас не много выдающихся философов, по правде говоря, ни одного, как нет и великих имён в науке, но у нас есть великие творцы: Кнут Гамсун, Хенрик Ибсен, Эдвард Григ, Эдвард Мунк. И каждый из них – мировая величина в своём виде искусства.

 -Тебе нужно больше информации от меня, Сайдра? Я бизнесмен.

 -Ты дурак, - встрял Гэннон.

В драматургии такая величина, конечно же, Хенрик Ибсен. Когда мои пьесы только начинали играть за рубежом, меня постоянно сравнивали с Хенриком Ибсеном. Меня стали величать «новым Ибсеном» и всё такое. Я считаю это несправедливым, и по отношению к Ибсену, и по отношению ко мне. Фактически Ибсен, после Шекспира и в конкуренции с Чеховым, один из трёх наиболее играемых драматургов в мире. А когда один из трёх самых великих драматургов родом из крохотной Норвегии, это не так уж и плохо.

 Лезвие погрузилось чуть глубже в шею Малари. Кровь заструилась по его горлу. Сайдра была безмолвна.

 Владелец постоялого двора затаил дыхание.

Тем не менее, у меня никогда не возникало ощущение, что я обретаюсь в тени Ибсена. Скорее Ибсен, если можно так выразиться, проторил путь такому, как я. Особенно поначалу. Многие переводчики, переводившие ранее пьесы Ибсена, стали переводить мои пьесы. Театры, ставившие Ибсена, и потому интересовавшиеся Норвегией, стали ставить мои пьесы. Да и норвежский театр был создан, чтобы играть Ибсена, хотя тут я, конечно, немного преувеличиваю. Высокий уровень драматургии Ибсена, на мой взгляд, не повредил ни норвежскому театру, ни норвежской драматургии.

 -Только ради тебя, Сайдра. У Бардольфа дом на Шёлковой улице.

 Он уставился в её глаза и разглядел в них смерть.



 -Забери деньги, Сайдра. Я предоставляю эту информацию бесплатно.

А как случилось, что вы стали писать для театра?

 Она улыбнулась на это.

 -Не выйдет, Малари. Если это был дар, то оковы дружбы ограничили бы меня. А так – это просто деньги, и я ничего тебе не должна.

Это может показаться странным, но драма и театр никогда не занимали меня сами по себе. Моей главной страстью была и остаётся литература. Ещё двенадцатилетним подростком я сочинял короткие стихи, прозу и тексты песен. Свой первый роман я написал, ещё учась в гимназии, но, по счастью, до читателя он не дошёл! Мой первый опубликованный роман «Красное, чёрное» я написал в двадцать лет, а издали его, когда мне было двадцать три. И тут я вроде как стал писателем. Таковым и остаюсь вот уже около сорока лет! Всего издано около пятидесяти моих книг. Многие из них – это сборники пьес. Я написал ни много ни мало тридцать пьес.

 Он пытался не сглотнуть, острие ножа всё ещё было прижато.

 -Мне бы не хотелось, чтобы ты продал эту информацию кому-нибудь ещё.

И вот я писал прозу, своего рода роман, писал стихи, но амбиций писать для театра у меня не возникало. Если быть честным, в театр я ходил редко, можно даже сказать, никогда.

 Малари говорил с трудом:

 -Слово даю, что не буду.

Меня занимало искусство, а то, что я видел в театре, я тогда определял для себя словом «культура», то есть всеобщими усилиями достигнутое соглашение, консенсус, нечто противоположное искусству. Само собой разумеется, я пару раз видел и хороший театр, что произвело на меня сильное художественное впечатление, но по большей части театр вызывал у меня скорее скуку.

 -Твоё слово ничего не значит. Гэннон, будь так добр.

 -С превеликим удовольствием.

После дебюта я честно пытался жить писательским трудом. К тому же я учился, подрабатывал консультантом в издательстве, переводчиком, преподавал начинающим писателям, но, всё же, смею утверждать, временами пребывал на грани бедности. В один из таких периодов мне предложили большую по моим меркам сумму – другим она, возможно, показалась бы маленькой – за то, что я напишу начало пьесы и резюме остального текста. Таким способом одна крупная норвежская культурная институция вознамерилась продвигать новую норвежскую драматургию. Я согласился из-за гонорара, поскольку нуждался в деньгах.

 Чародей улыбнулся. Эта улыбка была наполнена каким-то пугающим предчувствием.

 Сайдра отступила от мужчины, быстро и осторожно.

Я никогда не видел смысла создавать резюме, синопсис художественного текста, перед тем как его написать. На мой взгляд, это всё равно что изготовить резюме мелодии. Поэтому я никогда не писал ничего подобного. Я сел и стал писать начало – и за короткое время сочинил всю пьесу.

 -Прошу, Сайдра. Я не скажу. Клянусь тебе.

 Гэннон выполнил широкий взмах, вскинув руки к потолку, и опустил их вниз в быстром хлопке, направленным на мужчину.

Так появилась пьеса «Кто-то вот-вот придёт». Потом её премьера состоялась в Норвежском театре Осло, и теперь её играют во многих странах. Думаю, это одна из самых исполняемых моих пьес. Я написал ее в 1992 году, если мне не изменяет память.

 На месте, где сидел Малари, расположился огромный чёрный кот без одной передней лапы. Он мяукнул, затем замолчал. Сайдра ни разу не видела испуга на кошачьем лице, до этого момента.

 -Это долговременная смена обличья, Малари, пока я не сниму её.

Так неожиданно я стал ещё и драматургом. Я писал пьесы, одну за другой, их ставили сначала в Норвегии, потом в Швеции, а потом в одной стране за другой. Теперь они переведены на более сорока языков, и я даже затрудняюсь сказать, в скольких странах их ставили и сколько спектаклей в итоге получилось. Мой театральный агент, учитывая всё и вся, насчитывает более тысячи постановок.

 Гэннон опустился на колени, глядя в глаза коту:

 -Это почти как проклятье, но не совсем.

Я не ставил перед собой цели стать драматургом, я просто стал им. Я заканчивал одну пьесу и брался за следующую. В течение двадцати-тридцати лет я писал в основном только для театра. Я чувствовал себя в состоянии некоего драматического опьянения, если не сказать запоя, и я решил, что раз так пошло, то путь и идёт, пока идёт. Я думал, буду писать пьесы, пока у меня получается, а потом снова вернусь к прозе и лирике.

 Большой кот уставился на него изумлёнными глазами.

 -Пошли, у нас мало времени, - позвала Сайдра.

Окончив пьесу «Я ветер», я почувствовал, что своё для театра я написал. Потом я создавал ещё сценические версии и переводил пьесы, но главным моим творчеством вновь стали проза и лирика. Среди прочего я написал «Трилогию», за которую в 2015 году получил литературную премию Северного Совета.

 Прошло не мало драгоценных минут до того, как они оказались на аллее, вливающейся в Шёлковую улицу. Они находились в элитном районе города. Было хорошо известно, что Бардольф является любимым сыном герцога, и величественный дом это подчёркивал. Богатеи могут позволить себе магическую стражу, вещи, которые не тронет обычная сталь. Длинный меч Сайдры как раз таким и был. А вот короткий меч – нет.

Не исключаю возможности, что снова буду писать для театра, но пока у меня нет таких планов.

 Сайдра расстегнула застёжки на рукоятке, и короткий меч прыгнул ей в руку, выталкиваемый собственным воодушевлением.

 -Свободен.



 Оставаясь неподвижным, меч создал впечатление кошачьего потягивания.

 -Сегодня вечером для тебя может найтись дело.

И всё же, во время своего театрального периода вы признали за театром право называться искусством? Во всяком случае, в своих эссе вы много размышляете о том, что делает театр достойным именоваться таковым.

 -Назови меня, - прошипел меч.

 -Ты, проливавший кровь, когда мир был юн. Ты, разящий в руках короля. Ты, пронизывающий души и отнимающий жизни героев. Ты, жаждущий крови и прокладывающий свой путь сквозь стан врага. Я называю тебя своим, я нарекаю тебя Пиявкой.

 Какое бы имя не брал себе меч, легенда всегда заканчивалась гибелью его владельца, сражённого жадным до крови лезвием.

«Наверное, не стоит удивляться, что театр, как и всё человеческое искусство, вмещает в себя большой диапазон – от совершенства до скуки. Едва ли какой другой вид искусства может быть так хорош, когда он хорош, и так скучен, когда он скучен.

 -Я Пиявка, Пиявка. Я кровопийца, - ликовал меч. Голос меча упал до шёпота, - Накорми меня.

 Сайдра прижала сталь к обнажённому предплечью. Она ощущала меч плотью, словно обычную сталь. Гэннон заверил её, что, пробудившись когда-то, меч высвободил ауру зла.

 -Кормись аккуратней, Пиявка, у нас ещё много дел.

Но давайте забудем эту скуку и вспомним те великие светлые мгновения, когда театр предстаёт перед нами как трогающее душу человеческое творение, со всей мощью и ясностью прозревая глубинные смыслы в удивительном единстве мысли и чувства, тела и души, движения и статики; мгновения, когда присущие театру музыкальная чувственность, наглядная образность и речевая мощь уплотняются и превращаются в светящийся магическим светом миг. Как раз такие мгновения, когда оказываешься посреди чего-то почти нечеловеческого, и стоят всех трудов и хлопот с театром. В такие мгновения театральное искусство, человеческое искусство, довольно парадоксально (как парадоксален и сам человек) являет глубочайшее, величайшее и неизъяснимое таинство; и при склонности к гностическим умонастроениям трудно удержаться от искушения и не сказать, что такие мгновения затрагивают в человеке то, что никогда не умрёт, потому что никогда не рождалось».

 Всегда существовала вероятность того, что Пиявка убьёт её, взяв слишком много крови. Такое раньше случалось с другими, великими героями. Но меч лишь слегка ударил её по руке. Кровь потекла по ней острым болезненным потоком.

 -Жертва принесена, сделка заключена, - промолвил меч.

Да, мне довелось написать несколько эссе, которыми я до сих пор доволен и в которых я до сих пор согласен с собой. Цитата, которую вы выбрали, как раз из такого эссе. И вправду возникают такие магические мгновения, когда всё будто бы сошлось, когда сцена и зал сливаются в невыразимом словами переживании, и пока оно длится, ты многое понимаешь, хотя невозможно выразить словами, что именно. И это высшее, чего может достичь театр. На венгерском есть выражение «Ангел прошёл по сцене». Будто незримо присутствующая сила возносит спектакль на такую высоту, что понимаешь бесконечно многое.

 Сайдра проигнорировала порез. Он заживёт почти сразу, присоединившись к дюжине других мелких белых шрамов, опутывающих её кисти и руки. Она не заботилась о том, чтобы почистить лезвие. Вся кровь впиталась досуха. Меч и в самом деле кормился ей.

Такие магические мгновения знакомы всем, кто работает с театром. И не я один думаю, что именно ради этих прозрений, назовём их так, и стоит работать с театром.

 Гэннон шагнул ближе, и меч дёрнулся в его сторону.

 Сайдра взяла меч двумя руками:

Я сказал себе, что моя цель как драматурга – писать пьесы так, чтобы они провоцировали наступление этих магических мгновений, чтобы в пьесах было такое сгущение, уплотнение, что они могли бы помочь подготовить саму возможность возникновения этих мгновений. Я писал об этом во многих эссе.

 -Спокойней.

 -Я не боюсь тебя, ножик, - сказал чародей.



 -Нет страха, - захныкал меч, - Нет веселья.

Как, например, здесь:

 Меч повернулся в руках Сайдры, будто что-то высматривая:

 -А где бард? Бард боялся Пиявку. Ба-а-ард? – позвал меч нараспев, - Ба-а-ард!

«И если у моей драматургии есть цель, то она состоит в том, чтобы писать тексты, в которых столько энергии, что они могут вызвать ангела и заставить его пройти по сцене.

 -Тише, Пиявка.

 Временами казалось, что меч всегда на чеку. Он выскакивал из ножен, готовый действовать. Иногда меч прикидывался, что спал, пока его не разбудили. Сайдре было любопытно, что же снится кровавому клинку. Она сомневалась, что ей понравится ответ, да впрочем, Пиявка всё равно бы солгал ей. Кровавые клинки были отъявленными лжецами.

Что за ангел, спросите вы? Да, это вопрос, и я постараюсь рассказать, что происходит в те магические, привилегированные мгновения, когда между сценой и залом возникает нечто необъяснимое. Для меня здесь речь о том, что простые слова в простых человеческих, зачастую банальных ситуациях, что-то очень конкретное становится настолько простым, настолько материальным, что возвышается над своей материальностью и внезапно становится новым глубоким прозрением, не понятийным, а эмоциональным. Прозрением, которое благодаря ритуальности театра, не индивидуально, а коллективно. Рождается какая-то хрупкая человеческая общность, которую ощущают все.

 Единственное, что она сказала Пиявке – это то, что барда здесь нет. Знал бы меч, что на кону жизнь Майлона, он бы потребовал куда большей кровавой дани.

Иногда в такие мгновения к горлу подступает смех.

 Сайдра убрала Пиявку в ножны, но оставила крепления не застёгнутыми на случай, если меч ей срочно понадобится. Меч не участвовал в сражениях, если был застёгнут; этим вечером он был невероятно покорным. Пиявка затянул одну из песенок, сочинённых Майлоном, - свою любимую- «Лорд Айсэм и гусыня». Существовало две версии песенки – для таверн и для придворных залов. Пиявка, разумеется, предпочёл непристойный вариант.

 Сайдра утихомирила меч и обследовала дом снаружи. Она была мерцанием тени, исчезающим до того, как вы успеете посмотреть на него пристально. Вернувшись к Гэннону, она сказала:

Когда ангел проходит по сцене, эстетика и этика становятся единым целым. Потому что, когда ангел проходит по сцене, вдруг – за пределами всех понятий, всех теорий – понимаешь намного больше, чем кто-либо когда-либо мог выразить словами. И понимаешь ты это сообща с другими.

 -Всего две двери: эта и ещё одна, которая ведёт в маленький дворик. Обе двери отмечены предостерегающими надписями. Обе охраняются.

И тогда, я думаю, ты близок к тем мистическим и невыразимым прозрениям, которые любое настоящее искусство с убийственной заботой хранит в своих недрах».

 В Селевине существовал закон, согласно которому вы были обязаны размещать предостережения. Слишком много невинных людей погибло.

 -Все окна защищены, я не вижу ни одной лазейки.

Да, я пытался описать эти мгновения, как мог. Что интересно, они близки концентрациям, или сгущениям, как комического, так и трагического в пьесе – те и другие настолько похожи, что одновременно у одного могут вызвать смех, а у другого – слёзы!

 -А что за защита на входной двери? – спросила Сайдра.

 Гэннон сконцентрировался на мгновение, глядя на дверь, затем ответил:

Думаю, постановка моих пьес хороша, когда зритель и плачет, и смеётся. Я считаю себя трагикомическим драматургом. Однако, ясное дело, некоторым моим пьесам смех вызвать трудно. Для этого они слишком меланхоличны.

 -Огонь, достаточно мощный для того, чтобы уничтожить всё, что коснётся двери.

 Сайдра низко зашипела.



 -Я думала, смертельноопасные чары должны быть каким-то образом отмечены?

А как соотносится это понимание со следующей цитатой?

 -По закону так и есть.

 -Ты можешь провести нас сквозь дверь?

«Я так мало понимаю. А с годами я понимаю всё меньше и меньше. Правда. Но и обратное тоже правда – с годами я понимаю всё больше и больше. Да, так и есть, с годами я стал понимать очень многое, едва ли не пугающе много. Как мало я понимаю, может обескураживать, а как много я понимаю, может пугать. Как такое может быть, что и то, и другое – правда, что я одновременно понимаю всё меньше и меньше – и всё больше и больше?».

 -Могу, но держись подальше, пока я буду пытаться.

 Сайдра знала, что случится, если Гэннону не удастся дезактивировать чары. Он погибнет, поэтому он не захотел рисковать и её жизнью тоже. Но Гэннон и раньше рисковал жизнью, как и все они.

Да, узнаю себя в этой цитате. То главное, что знаешь, никогда невозможно высказать открыто, напрямую. Тогда ведь всегда получается, что говоришь в итоге что-то другое. И всё же искусство, достойное таковым называться, старается выразить как раз невыразимое, выразить отсутствующее присутствие, я бы так, наверное, это назвал.

 Сайдра кивнула ему, и Гэннон пошёл по улице в одиночку. Он широко развёл руки, затем направил их на дверь. Пиявка затянул барабанную дробь. Бррррррмм, брррррмм.

 -Умолкни!



 Меч не остановился, хоть и перешёл на шёпот, когда чародей притронулся к двери. Спина Гэннона выгнулась, как от толчка, и меч перешёл на крещендо. Сайдра захлопнула ножны, меч издал приглушённый звук, а затем и вовсе смолк.

Различается ли восприятие ваших пьес в разных странах? А прежде, наверное, логично задать другой вопрос: каково участие режиссёра спектакля в подготовке такого акта прозрения?

 Гэннон шёл к ним в развевающейся накидке. Дверь казалась Сайдра совершенно такой же, как прежде. Магические чары всегда незаметны, пока в них не угодишь, если вы не обладаете зрением, способным «видеть» магию.

 Чародей ступил на аллею, и Сайдра попросила:

Да, спектакли по моим пьесам идут в разных уголках мира. В течение многих лет я ездил и смотрел эти спектакли, как бы далеко это ни было – и в Китай, и в Японию, и на Кубу, но несколько лет назад я перестал ездить. Теперь я смотрю новые постановки своих пьес крайне редко, почти никогда, даже норвежские.

-Дай я взгляну на твои руки.

 Он помедлил секунду, а затем вытащил их из-под мантии. Ладони были обожжены и густо покрыты огромными волдырями.

Но всё же я успел посмотреть множество спектаклей. И больше всего меня поражает, насколько удивительно глубоким оказалось понимание, которое нашло моё творчество в совершенно разных культурах. Да, и китайские, и японские постановки, которые я видел, показали почти что пугающей глубины проникновение в моё творчество.

 Сайдра выдохнула сквозь зубы.

 -Гэннон, ты в состоянии идти дальше?

И хотя многое из чисто внешнего разнится, многое из глубоко внутреннего схоже по всему миру. Это, наверное, главное из того, что я усвоил.

 Он пожал плечами и перекривился.

 -Есть много чар, которые я не смогу наложить пораненными руками. Я всё ещё могу левитировать и телепортироваться, но не более того.

И важнее тут, кто ставит спектакль, чем язык или страна. У всех лучших режиссёров есть одна общая черта: они относятся к тексту с большим уважением. Они играют пьесу так, как она написана, а если нужны изменения, то они что-то и вычёркивают, но с большой осторожностью. Потому как некоторым моим пьесам присуща жёсткая форма, или строгое единство между формой и содержанием, так что из них нельзя ничего вычеркнуть, в то время как у других пьес форма более открытая, и из них что-то вычеркнуть можно.

 -Сегодня наши шансы невелики, - Сайдра тронула чародея за плечо, - Решать тебе, Гэннон. Я не в праве требовать от тебя большего.

 -Меня никто не просил приходить сюда.

Однако лучшие режиссёры относятся к тексту с большим уважением, и в то же время сохраняют, так сказать, свой собственный голос, свою, присущую только им, манеру создания театра. С этой точки зрения лучшие спектакли стали, если так можно выразиться, сплетением голоса пьесы и голоса режиссёра.

 Она кивнула. Это был его выбор, она не станет просить его остаться в стороне.

 Дверь выглядела достаточно обычной, если не считать надпись на ней, гласящую: «Внимание. Дом под охранными чарами. Пожалуйста, воспользуйтесь дверным звонком». Медный колокольчик свисал с кронштейна на двери, его шнур беспокойно раскачивался на ночном ветру.

Мои пьесы можно ставить по-разному, символистски, реалистически и так далее. Часто я думаю о каждой пьесе, как о мелодии, и пока мелодия слышна и не перевирается, я постановкой доволен. А как известно, мелодии во всех странах одинаковы, хотя их и поют на разных языках, а ещё их можно исполнять как песню, оперу, рок, джаз и так далее.

 Сайдра присела возле двери и потрогала шершавое дерево. Ни пламени, ни чар – Гэннон со своей задачей справился. Замок был недорогим, подобрать отмычку к нему было легко. Потратить столько денег на магическую защиту, и при этом поскупиться на замок как таковой! Бардольф расставался с деньгами неразумно.



 Сайдра потянулась за мечом, и Пиявка прыгнул ей в руку. Держа щит перед собой, она толкнула дверь. Только они ступили в непроглядную тьму, как Гэннон заметил:

 -Кто-то телепортировался неподалёку.

Раз мы заговорили о разных странах, то, пожалуй, самое время поговорить и о стране, где выходит эта книга. Каково ваше отношение к России? У вас есть любимые русские писатели, драматурги? Чувствуете ли вы какое-то родство между русской драматургией и своей?

 Времени на то, чтобы действовать осторожно, уже не было. Если они надеялись отследить телепорт, найти точку отправления нужно было срочно.

 -Сюда, - крикнул Гэннон.

Меня всегда очаровывало русское и славянское в целом. Причину объяснить не так просто. Наряду со скандинавской культурой, немецкая и русская культуры всегда были мне близки, но если немецким я владею на приемлемом уровне и много раз бывал в Германии, то в русском я не знаю ни слова и был в России только один раз, в Санкт-Петербурге.

 Забыв обо всех предосторожностях, Сайдра позволила волшебнику возглавить бешеную гонку по просторной лестнице. Два тусклых фонаря отбрасывали островки света и тени на ступеньки. Сайдра разглядела собственное отражение в полудюжине позолоченных зеркал. И золото, и стекло были необычными и роскошными. Надо признать, Бардольф знал толк в таких вещах.

Возможно, такое моё отношение связано с тем, что я читал Достоевского в юности, в возрасте, когда человека отличает особая восприимчивость. Романы Достоевского поглотили меня. Возможно, моя очарованность отсюда.

 Из двери в конце длинного коридора падал свет. Тёмные комнаты с закрытыми дверями вели к этой, единственной освещённой, комнате. Сайдра протиснулась вперёд Гэннона, чтобы первой войти в комнату.

 Это была спальня. Шелка и подушки были разбросаны по ковру, словно детские игрушки, использованные и беспечно брошенные. Огромная люстра свисала с потолка, сверкая, как чистое золото. На ковре на полу рыдала обнажённая женщина. Её волосы цвета воронова крыла были откинуты на лицо; женщина свернулась клубком возле кучи одежды.

Во всяком случае, могу сказать наверняка, что из всех драматургов наибольшее восхищение я питаю к Чехову. Он писал так хорошо, что нужно очень постараться, чтобы испортить его пьесы. В таком случае и перевод должен быть очень плохим. И это многое говорит о силе его голоса как драматурга.

 Гэннон в один шаг преодолел расстояние до центра комнаты, подобрав теперь уже чистый свиток. Он понюхал его, будто гончая во время охоты, и произнёс:

 -Есть след.

Не знаю, испытал ли я влияние Чехова. Наверное, да, но мне никак не удаётся чётко определить, в чём оно состоит. Если говорить наивно и просто, Чехов для меня – лучший в мире драматург!

 Времени не было, так что Сайдра встала рядом с чародеем. В это время женщина подняла на них взгляд, и Сайдра успела разглядеть миловидное бледное личико, избитое и покрытое синяками.

И кстати, обо всём русском. Хотя сам я русского не знаю, моя старшая дочь изучает русский в университете. Она вместе со своими однокашниками должна была стажироваться полгода в Санкт-Петербурге, но у них возникли трудности с визой, что весьма огорчительно, ведь речь идёт о настоящих друзьях России!

 Мир завертелся, и у Сайдры перехватило дыхание. Сайдра и Гэннон стояли спина к спине. Она чуть пригнулась к земле, приготовив меч и щит. Она узнала тронный зал герцога Хайдона. Бардольф сбежал домой к своему папочке. Кто-то выкрикивал приказы, и зал мгновенно наполнился красно-серебристыми воинами герцога Хайдона. Сайдра гадала, успеют ли они с Гэнноном всё объяснить до того, как кто-нибудь расстанется с жизнью.

 Джевик, глава стражи, узнал гостей:

 -Стойте!

Ещё не могу не рассказать удивительную историю: моя младшая дочь буквально влюбилась в детский мультсериал о русском медведе, который она смотрит на своём Маке. И смотря этот сериал она, по словам сведущих людей, научилась прекрасно понимать и говорить по-русски. Невероятно! Она уже билингва – говорит на словацком и норвежском – и в добавок сама выучила ещё и русский, так что теперь в свои шесть лет она говорит на трёх языках, и при этом утверждает, что русский ей нравится больше всего.

 Он выступил вперёд из ряда стражников, встав перед Сайдрой. Джевик убрал меч в ножны, Сайдра последовала его примеру. Пиявка заныл, что пропустит такое восхитительное зрелище.

Я очень рад, что моя драматургия становится известной в России, так что и у меня теперь есть шанс стать частью русской культуры, возможно не малой частью, кто знает.

 Джевик прищурился в ответ. Он уже сражался раньше на стороне Сайдры, так что юмор меча ему был знаком:

 -Что вам здесь нужно?

Несколько лет назад я принял католичество, но не буду скрывать, православие по сути мне ближе, так что я периодически хожу на православную службу в Осло.

 -Это долгая история, Джевик. Мы преследуем преступника.

 -Какого преступника?

В заключение я хотел бы поблагодарить редакцию «Жанры» издательства «АСТ» за то, что они издают на русском языке целых двенадцать моих пьес. Хочу также поблагодарить Веру Дьяконову, Елену Рачинскую и Аллу Рыбикову за перевод.

 -Того, который собирается убить барда.

Моя драматургия выходила на многих языках, но только эта антология может похвастаться таким количеством издаваемых пьес. Неслыханно!

 -Этот бард отказался от своих гарантий безопасности?

 -У него не было такой возможности. Он был застигнут врасплох один в своей комнате.

Это моя первая книга на русском языке, прежде проза и драматургия публиковались только в журналах. Так что от всей души спасибо!

 Джевик приказал стражникам отойти:

 -А как вам удалось проследить беглеца до этого места?

Юн ФоссеОсло, Гроттен, 29 января 2018 г.Беседу вела Елена Рачинская, переводчикЦитаты переведены по изданию: Jon Fosse. Essay. Samlaget, Oslo, 2011.

 -Гэннон выследил телепорт.

 -Пойдём, поговорим с герцогом.

 Стражники настороженно, но почтительно выстроились в колонны по обе стороны от новоприбывших. Лорд Хайдон восседал на троне. Его борода была пышной и седой, как и прежде. Он не брился в пику придворной моде. И не тратил магию на то, чтобы выглядеть моложе своих лет. Герцог улыбнулся, приветствуя их, и протянул им руки.

О постановках пьес

 -Сайдра Железный кулак, та самая, что спасла мой замок и всё, чем я владею.

Юна Фоссе в России