Лорел Гамильтон

Здесь бывают драконы







Некоторые люди уже рождаются злыми. Без детской травмы, без сварливого отца или матери алкоголички, обычная ровная жизнь, очень примитивная. Доктор Ясмин Купер, специализирующаяся на снах и эмпатии, считала, что это именно так. Она провела слишком много лет, исследуя разум убийц, чтобы убедиться в своем мнении.

 Бернард С. порождал зло. Ему было шестьдесят, высокий и стройный, немного ссутулившийся с возрастом. Тонкие седые волосы спадали мягкими волнами вокруг сильного лица. В шестьдесят он все еще сохранил то очарование, которое позволило ему обольстить и убить шестнадцать женщин.

 Он не был типичным серийным убийцей. Во-первых: он был старше обычного почти на пятнадцать лет, во-вторых: пока он не взялся убивать людей, он казался вполне нормальным. Никаких истязаний животных или детей, никакого проявления гнева, ничего. Если бы так не сложилось, его бы ни за что не заподозрили. Бернард был прекрасным мужем, пока его жена не умерла, когда ему было пятьдесят. Он воспитал двух детей, будучи им прекрасным отцом. Все, что он делал, было просто великолепным, кричаще нормальным, как казалось на первый взгляд. Слишком прекрасным, как совершенная, сыгранная актером роль.

 Ясмин разглядывала фотографии: комната в подвале со старомодным хирургическим столом для вскрытия трупов. Бернард был гробовщиком, пока не ушел на пенсию. Ясмин считала, что гробовщики обладают самой устойчивой и уравновешенной психикой, чем кто-либо другой. Нужно обладать огромными силами, чтобы работать с мертвыми день за днем. Как гробовщик, Бернард был одним из лучших, пока не ушел на пенсию. Он заманил шестнадцать женщин в возрасте от сорока пяти до шестидесяти девяти лет на эти подвальным ступени. Он бил их по голове, не слишком аккуратно привязывал к своему столу и начинал процесс бальзамирования, в то время, как они все еще были живы. Большая часть из них умирала в момент слива крови. Бернард откачивал их кровь, наполняя вместо нее тела жидкостью для бальзамирования. Они истекали кровью. Но Ясмин знала, что все было не так уж просто, ведь они не сразу умирали, они боролись со смертью, как их губы напрягались, перетянутые лентой, как они бились в ремнях на запястьях и лодыжках, сдирая кожу, из-за чего истекали кровью еще быстрее. Чем старше вы становитесь, тем проще повредить кожу, более тонкую, напоминающую пергамент.

 Ясмин отвечала за реабилитацию Бернарда. Полноценный сон. Легкие образы, как воздушные облака, проплывающие сквозь сознание. Краткие проблески декораций, людей, острый взрыв ярких эмоций. Спящий выныривает из сновидения, почти просыпается, видения перетекают из сна в его разум, становясь реальными. Яркие воспоминания в его снах, доставляющие наслаждение, как куча мусора собаке. Он помнил. Ясмин знала, что он никогда не забывал.

 Бернард проснулся от плача. Это было лучшее, что смогла придумать Ясмин. Она постаралась вложить в него раскаяние, сочувствие жертвам, но Бернард был социопатом, он и вправду не верил в реальность других людей. Они для него были всего лишь забавой, не настоящими, не такими реальными, как он сам. Он заживо забальзамировал шестнадцать женщин, потому что он хотел это сделать. Для него это было приятным развлечением.

 Она не могла бы заставить его почувствовать то, что он в принципе не мог ощущать. Его эмоции были сплошной ревущей тишиной. Но он мог чувствовать страх. Он чувствовал свою боль. каждую ночь, пока он спал, Ясмин причиняла ему боль. Она привязывала его к его собственному столу и показывала ему, как его жертвы разрывают его на куски. Она хоронила его заживо, она закрывала его в темноте, пока воздух не начинал выжигать его грудь, и он не начинал задыхаться. Она мучила его каждую ночь, пока Бернард не научился хотя бы одному чувству. Ненависти. Он ненавидел доктора Купера, но не горячей ненавистью к другому человеку, а холодной ненавистью социопата. Такая ненависть никогда не умирает, никогда не колеблется. Самое огромное желание Бернарда было привязать к столу доктора Купер.

 Ясмин знала это, чувствовала. Терапия работала. И если бы у Бернарда С. когда-нибудь был бы такой шанс, он сделал бы с доктором Купером нечто гораздо более худшее, чем просто убийство. И он был не одинок. Если бы опросили заключенных Тюрьмы Особого Режима Кларксон, чего они больше всего на свете хотят, у каждого в мечтах была бы доктор Купер.

 В Тюрьме Кларксон были самые высокие показатели по реабилитации самых жестоких преступников по стране и даже в мире. Некоторые из них видели чувствовали во сне вкус чужих слез, и наконец, симпатию к людям. Другие ощущали вкус крови, предсмертный пульс их собственных сердец.

 Расстояние не защищает от парапсихических способностей. Доктор Купер знала каковы на вкус их мечты, она могла найти их повсюду, даже когда они выйдут. Только смерть могла бы освободить их от нее, и то полной уверенности не было.

 Доктор Ясмин Купер, врач-эмпат, самый ненавистный человек и единственный, которого боялись в этих стенах, скрывающих монстров, сидела за своим столом, просматривая документы, когда зазвонил телефон. Она проигнорировала звонок, зная, что автоответчик поднимет трубку. Он так и поступил. Ее голос просил говорить после сигнала, потом послышался голос мужчины:

 -Привет, Ясмин, это снова доктор Эдвард Бромлей. – Настала тишина. – Хорошо, у нас в школе есть проблема, которая требует вашей специальной консультации. Это уже пятое сообщение, которое я оставляю, Ясмин. Позвоните мне или ребенок будет уничтожен.

 В последний момент она сняла трубку.

 -Доктор Бромлей.

 Ее голос был совершенно нейтрален, всего лишь уловка, которую она практиковала на пациентах.

 -Ах да. Ясмин. Я рад, что вы ответили. Мы можем поговорить по видео-связи?

 Она уставилась на крошечный, не больше кредитки, экран над телефоном. Экран светился серебристо-серым.

 -Нет. – Ответила она. – Что в хотели, доктор Бромлей?

 Он вздохнул.

 -Ясмин, или мне называть вас доктор Купер?

 -Это было бы прекрасно. Что вы хотели?

 -Мне действительно хотелось бы видеть ваше лицо во время нашего разговора.

 -Почему?

 -Черт побери, Ясмин… Доктор Купер. Вы знаете, как трудно это было для меня, обратиться к вам?

 -Нет. – Солгала она. Его беспокойство медленно сочилось по телефонному проводу, дрожа электроволной и немного страхом. Что-то было не так.

 -Скажите, что вы хотели, Бромлей. Почему вам понадобилась моя особая консультация? – Ее голос источал легкий аромат сарказма, сочившегося сквозь профессионализм. Она чувствовала, как перестает владеть своим лицом. Она не могла позволить Бромлею видеть это. Она ощущала, как ненависть заполняет ее глаза и струится по ее рукам. Он тоже это бы заметил. Даже он не был настолько слепым, чтобы не заметить.

 -В школе проблема. – Он колебался, было слышно только его дыхание.

 -Какая проблема?

 -Плохие сновидения, даже кошмары. Ужасные, чудовищные, кровавые кошмары. У нас уже была одна попытка самоубийства.

 -Ученик или учитель?

 -Ученик, но он был одним из лучших. У него уже шло обучение, но кошмары сожрали его живьем. Он исполосовал свои запястья, лишь бы больше никогда снова не заснуть.

 Ясмин улыбнулась.

 -Вы скрывали это достаточно долго, Бромлей. У вас в школе необузданный навеватель снов. Полиция может справиться с этим сама.

 -Мы уже пробовали, Яс.

 -Нет, - прервала она, - никто больше не смеет меня так называть. – Старое прозвище прошлось по коже, поднимая волоски на ее руках.

 -Ясмин, вы помните Никки?

 -Он был навевателем снов, чуть старше меня.

 -Да. Он мертв.

 Она уставилась на телефон, задаваясь вопросом, на что похоже в данный момент лицо Бромлея, в эту вот самую минуту. Струйка пота пересекла ее лоб, она вытерла ее тыльной стороной ладони.

 -Что произошло?

 -Он пытался разобраться с кошмарами. Мы думаем, что он вступил в контакт с нашим нелегалом, и тот устроил ему кровавый фейерверк из сосудов мозга. Эмболия.

 Ясмин тяжело сглотнула, надеясь, что Бромлей ее не услышал.

 -Такое бывает. – Ее голос стал немного тише, настолько, что она знала, что он выдает ее напряжение.

 -Да, у неопытных навевателей снов. Ники был почти так же хорош, как и вы. Люди с такими талантами не дадут превратить свой мозг в фарш, по крайней мере, не без посторонней помощи.

 -Невозможно убить кого-то во время навеянного сна. Больное сердце может не выдержать. Никки не мог умереть во сне. Он просто умер. Это совпадение.

 -Вы верите в это не больше, чем я.

 -Почитайте любой учебник по психическим явлениям, Бромлей. Вы знаете правила. Никто не может убить другого человека, пребывая во сне.

 -Мы теперь знаем, что это не так.

 -Нет ни одного документально подтвержденного случая.

 -Я опишу этот случай в отчете, Ясмин. Вы у меня в долгу.

 Сказано это было четко и ясно, безапелляционно.

 -Вы записываете этот разговор?

 -Нет.

 -Тогда уже и не запишите.

 -Вы думаете, я хотел заставить вас сделать признание, а потом вас им шантажировать?

 -Вы уж простите, но была такая мысль.

 -Я не записываю этот разговор, Ясмин. Просто поговорите со мной, пожалуйста.

 Может, дело было в этом «пожалуйста», а может, едва уловимом страхе. – Итак, у вас там есть навеватель снов, который может убивать во время сновидения. Кто-то, как минимум, настолько же сильный, какой была я.

 -Боже, Ясмин, никогда не повторяйте этого снова. Если кто-то это услышит…

 -Вы просили говорить, вот я и говорю. Вы знаете, кто это может быть?

 -Мы думаем, что да. Ученик, прибывший два месяцы назад. Десятилетняя девочка по имени Лизабет Персон.

 -Почему вы решили, что это она?

 -У нас есть еще один навеватель в школе на данный момент. Мальком пока не контролирует себя. Лизабет еще более неопытна, чем он. Мы стараемся скрыть от Малькома присутствие еще одного навевателя.

 -Сколько ему лет?

 -Четырнадцать.

 -Десять и четырнадцать. Вы все еще наивный ребенок, Бромлей.

 -Школа сделала для вас много хорошего, доктор Купер. Вы – самый уважаемый доктор сновидений в этой стране. Я видел в новостях, вы разработали пару дочерних программ в других странах. Вы заставили проделать то же самое и в других местах, кажется, во Франции?

 -В Англии.

 -Без участия школы вы не были бы тем, кем являетесь теперь.

 Ясмин почти рассмеялась, но забавным все это не было, скорее смех был нервным. Она присматривала за монстрами благодаря Бромлею и таким, как он. И она ненавидела их всех.

 Он спросил ее о чем-то, но она не расслышала.

 -Простите, доктор Бромлей, вы можете повторить это еще раз?

 -Когда вы сможете быть здесь?

 Ее живот свело спазмом, почти судорогой.

 -Я поклялась, что никогда больше не вернусь, Бромлей.

 -Я помню, доктор Купер, но это чрезвычайная ситуация. Если вы не приедете сюда и не разрядите обстановку, у меня просто больше не останется выбора.

 -Выбор есть всегда, Бромлей.

 -Не в этом случае и не сейчас, Ясмин. Я допишу свой отчет, и они ликвидируют Лизабет Персон, как опасного, не поддающегося контролю экстрасенса. Если вы не сможете приручить ее, Лизабет не увидит свой одиннадцатый день рождения.

 Использовать дважды имя ребенка было попыткой манипуляции, способом сыграть на чувствах. Это сработало, как он и хотел.

 -Я приеду. Мне потребуется несколько часов, чтобы пристроить моих пациентов к моим коллегам на время, пока я буду у вас.

 -Спасибо, доктор Купер.

 -Пришлите мне материал, все, что вы знаете об этом ребенке. Я дам вам номер моего факса. Я ознакомлюсь с бумагами по дороге, так что буду в полной готовности работать, как только приеду.

 -Я вышлю вам все, как только мы договорим.

 -Еще одно. Как вы догадались, что дело именно в ней?

 -Я уже говорил вам, что у нас нет других учеников, способных на такое.

 Ясмин улыбнулась, но скорее горько.

 -Что с учителем, который ее обучал?

 -Мы ведем наблюдение за всеми нашими сотрудниками, Ясмин.

 -Я помню.

 -Доктор Робертс легко отделалась. Но мы не можем допустить повторения ситуации. Мы предпочитаем за всем наблюдать.

 -Но, если у вас все настолько под контролем, зачем вам я?

 -Ясмин…

 -Нет, я больше не хочу ничего слышать. Я буду у вас, как только смогу. – Она повесила трубку. Пот бисеринками рассыпался по ее лбу, несмотря на включенный в комнате кондиционер.

 Доктор Робертс порубила на мясо двух учеников, и Ясмин будет всю жизнь украшать шрам на руке, которой она закрывала свое лицо от ее ножа. Охрана стреляла в Робертс, и когда та упала прямо на Ясмин, она все еще повторяла: «Ты – зло, вы все – зло!».

 Ясмин могла контролировать ее сны, но Робертс все равно успела ее обвинить, и той ночью, прежде, чем все закончилось, она говорила ей: «Ты – зло, разве ты не понимаешь, Ясмин? Ты ведь знаешь это.

 -Да, доктор Робертс, я знаю, что я такое.» Но Ясмин тогда уже знала, что в глубине души все злы, гораздо глубже, если забраться под кожу. В их головах все они охотятся, все убивают, все они монстры.

 Мысли доктора Робертс не были частью детской травмы, скорее она сама себе их внушала. Тем утром, когда она проснулась, она увидела, как монстр оглянулся на нее из зеркала. Она хотела убить монстра и стала убийцей за него.

 Ясмин знала правду. Монстра убить нельзя. Он навсегда останется там, за вашими глазами. Но все же Вы можете убить монстра. Ясмин была активным сторонником смертной казни. Это было абсолютное лекарство. Оно помогало от всего. Первые спазмы страха поползли по ее животу, слабые, но реальные. Они должны были стать еще сильнее. Ясмин знала, что так и будет.

 Доктор Купер качала собственное лицо в своих ладонях, приложенных к щекам над прохладой рабочего стола, и плакала. Школа, которая была всем, и это было единственное ее название, другого просто не было. Как и у большинства секретных объектов.

 Тридцать лет назад, почти с момента рождения Ясмин, парапсихические явления стали научно доказанным фактом. На деле экстрасенсов было настолько много, что ученые начали отпускать шутки о людях из пробирки. Это очень долгое время не было таким уж забавным. Большая часть этого нового вида были детьми. У них были способности, достаточно надежные, как и сами подопытные, каких никогда больше не было. Было много теорий, откуда вдруг стали появляться множество эмпатов и телепатов, и даже навевателей снов, способных входить в контакт с сознанием напрямую. Сторонники теории об эволюции ликовали: человечество развивается. Другие же считали, что все дело в химикатах, консервантах и нездоровой американской пище. Большая часть одаренных действительно появились в индустриально развитых странах. Вероятно, дело было в загрязнениях. В прививках. Начало Апокалипсиса. Точно никто не знал. Ясмин сомневалась, что кто-нибудь когда-нибудь будет знать.

 Но некоторые дети были опасны, их способности выходили за рамки снов, так что их семьи не могли сами с ними справиться. В большинстве случаев их просто боялись. Было принято решение создать дом, в котором бы о них заботились.

 Семья Ясмин отказалась от нее, когда ей было пять. Ее мать расплакалась и поцеловала ее. Старшие сестра и брат покорно ее обняли.

 -Будь хорошей девочкой, Яс. – Сказал ее отец.

 Курительный табак, его аромат, в любой момент могли вернуть ей воспоминания о высоком, темноволосом отце. Приступ боли от раны в памяти, как шрам.

 Все, что она помнила о матери, это прохладный аромат страха. Красную помаду на ее губах, которыми она ее целовала, смех, и попытки стереть помаду, испачкавшую щеку Ясмин, бумажным платком. Смех, золото волос и густой запах страха. Ни одни духи не могли скрыть этого зловония от эмпата.

 Но тогда ее мама, вероятно, не знала, просто не понимала, может, и пыталась приложить все усилия. Может и так.

 Лизабет Персон была маленькой девочкой лет десяти с медно-рыжими волосами, настолько темными, что казались темно-рыжими, но не более. Волосы спадали плотными волнами ей на плечи. Ее лицо было цвета персика со сливками, каким иногда бывает кожа некоторых краснокожих, никаких веснушек, только сливочность кожи. Ее глаза были бледно-коричневого цвета, как янтарь. Она была одета в платье, которое казалось для нее слишком маленьким, в белые носочки со шнурками и лаковые туфли.

 Казалось, будто ее нарядили для Хэллоуина, будто одевалась она не сама. Она играла в одиночестве с кукольным домиком по ту сторону одностороннего зеркала. Ясмин показалось это забавным. Она еще не забыла, как сама была по ту сторону стекла. Она всегда знала, кто именно за ней наблюдает, и что они чувствуют. Всегда.

 Лизабет оглянулась и посмотрела прямо в зеркало и улыбнулась. Ясмин улыбнулась и кивнула ей в ответ.

-Она нас видит? – спросил доктор Бромлей.

 -Нет.

 -Вы ведь поздоровались друг с другом, я видел это.

 -Мы?

 -Не прикидывайтесь, что не понимаете, Ясмин.

 Она обернулась, чтобы назидательно посмотреть на доктора Бромлей, ее защитника и мучителя с самого детства. Он был пяти футов и восьми дюймов росту, но из-за веса казался меньше. Его вьющиеся каштановые волосы уходили назад от блестящей лысины. Его руки, которые когда-то казались сильными, теперь напоминали сырую колбасу. Его лицо покрывали красные пятна. Действительно ли он настолько болен? Она посмотрела в его маленькие глаза и подумала, что, возможно, так оно и есть.

 Бет, вероятно, рассказала Бромлей, что он умрет. У нее была сила предвидеть смерть. Бет была мертва, вот уже двадцать лет. Высокая, смешливая, сероглазая Бет. Она была в состоянии заставить людей мечтать о смерти, внушить им опустошающую болезнь. Она не хотела убивать людей, просто не знала, как остановиться. Никто не знал. Потому они ее ликвидировали.

 -Ясмин… Ясмин.

 -Простите, доктор Бромлей, я задумалась.

 -Вы в порядке?

 -Я собиралась спросить вас о том же.

 -Почему? – Спросил он.

 -Вы неважно выглядите.

 Он заволновался, посмотрев куда-то вдаль, и знал, что она не сможет прочитать этот взгляд. Он рассмеялся, резко и громко.

 -Нет, я не в порядке. Но это, черт вас возьми, совершенно не ваше дело, доктор Купер. Давайте вернемся к Лизабет. Вы должны спасти ее, а не меня.

 -Я могла бы спасти и вас?

 -Нет.

 -Мне очень жаль, доктор Бромлей. – И Ясмин поняла, что она действительно жалеет о нем. Она не хотела сочувствовать ему, чувствовать вообще что-либо, например, ненависть и презрение, и страх. Не горевать, только не по Бромлей.

 -Скажите, что вы думаете о Лизабет Персон.

 -Я ничего пока не думаю. Я хочу поговорить с ней наедине. – Ясмин улыбнулась. – Настолько наедине, насколько мне позволят.

 -Мы вынуждены присматривать за детьми. Это часть проекта.

 -Я помню, доктор Бромлей.

 Лизабет двигала крошечные стулья с золотыми ободками вокруг миниатюрного обеденного стола, когда вошла Ясмин. Ребенок ее проигнорировал и продолжил переставлять мебель. Она казалась полностью поглощенной задачей, но Ясмин чувствовала интерес девочки, ее силу, скользившую холодным ветерком по коже.

 -Меня зовут Ясмин.

 Лизабет рассматривала композицию, одной маленькой ручкой поправляя икебану.

 -Никогда раньше не встречала никого с именем Ясмин.

 -А я никогда не встречала никого с именем Лизабет.

 Ребенок усмехнулся, великолепные губы, сияющие глаза.

 -Нет, вы раньше никогда не встречали никого, как я.

 Ясмин изучала эти янтарно-карие глаза, сияющие юмором, и ощущала угрозу. Слова были безобидными, в отличие от силы, исходившей от девочки.

 Сила поднималась по коже Ясмин, заставляя подняться волосы по всему телу, будто множество ползающих насекомых или слабый электрический разряд. Вы могли бы вдохнуть силу Лизабет, напряжение от нее.

 Малышка улыбнулась, даже на мгновение показались ее белые зубки, но ее глаза больше не искрились. Игры кончились, Лизабет не собиралась разыгрывать «нормальную», потому даже и не пыталась. Ясмин смотрела в эти глаза и не видела ничего. В ее голове была ревущая тишина.

 Ясмин никогда не встречала социопата в таком нежном возрасте. Она не знала, что они могут рождаться сломленными, но ощущая это, чувствуя ту пустоту, простирающуюся в голове этой прелестной маленькой девочки, эту пустоту… пугающую больше, что что-либо и когда-либо.

 Ребенок рассмеялся, мило и радостно.

 -Вы меня боитесь, точно так же, как и другие.

 Страх был равносилен контролю. Это значило, что Ясмин можно управлять, но Лизабет ослабила оборону и позволила Ясмин заглянуть вглубь себя и увидеть то, что там было. Или не было.

 Сила Ясмин прошла сквозь девочку, через ее разум, и не нашла ничего, вообще ничего. Она была эмпатом, но ни один эмпат не мог быть еще и социопатом и причинять боль людям, потому что они чувствовали эту боль, как свою собственную. Если они не ощущали чью-то боль, они могли чувствовать и свою собственную.

 Лизабет была слепой к положительным эмоциям, она могла понять только отрицательные. Когда она была увлечена, она могла чувствовать что-то одно: радость, счастье, любовь. Все остальные чувства ее были ненавистью, страхом или просто ничем. Это была разновидность эмпатии из ада. И малышка никогда не стала бы чем-то иным.

 В вьющихся темно-рыжих волосах были небольшие розовые заколки, повторяющие бледный рисунок платья. Отлично подобранно. Великолепно. Если бы она не была экстрасенсом, то Лизабет Персон была бы прекрасной дочерью, талантливой ученицей, великолепным работником или женой, или матерью, до того дня, когда бы сломалась. До дня, когда монстр вырвался бы на свободу.

 Но монстр был слишком близко к поверхности сознания Лизабет, почти не было ничего, кроме него.

 Малышка вернулась к своему кукольному домику, игнорируя Ясмин. Она больше не считала ее угрозой.

 Доктор Купер повернулась на каблуках и вышла, стук ее высоких каблуков был громким и постоянно повторялся. Она прислонилась к двери, стараясь выровнять дыхание. Она дрожала неудержимо, страх пропитал ее до костей, как холод. Ясмин попыталась привести себя в порядок, зная, что Лизабет чувствует ее смятение. Зная, что закрытая дверь не может быть для нее преградой.

 Эхо радости ребенка пронизывало нервные окончания Ясмин, как отдаленный, дразнящий смех.

 Ясмин вошла в офис Бромлей, воплощая собой холодный профессионализм. Ни капли не показалось, она поглотила страх целиком. Годы практики.

 Доктор Бромлей сидел позади своего усыпанного бумагами стола, когда Ясмин вошла. Его глаза выглядели усталыми, осторожными.

 -Все хорошо?

 -Одно лишь присутствие в одной комнате с ней поднимает волоски на моих руках. Вам не надо быть эмпатом, чтобы почувствовать это.

 -Она – зло. – Заключил он.

 -Если вы так решили, доктор Бромлей, почему попросили меня приехать?

 Он уставился на нее, ничего не говоря.

 -Вы хотите, чтобы я ее спасла.

 Он один раз кивнул, просто опустив голову.

 -Вы знаете, кто она?

 Он протер глаза кончиками пальцев.

 -Она – социопат. Она – эмпат, который улавливает только отрицательные эмоции.

 Ясмин не пыталась сдержать удивления на своем лице.

 -Если вы все это знаете, почему она до сих пор жива?

 -Потому, доктор Купер, что я устал убивать детей. Так много их приходит в наш мир с силами, которые мы не можем пока понять. Они могут делать вещи, которые защитят от Лизабет. Но большую часть времени мы не понимаем их настолько, чтобы им помочь. Мы убиваем их, потому что не знаем, что еще можем с ними сделать. Но Лизабет похожа на вас, какой вы были, в некотором роде, я надеялся, что вы могли бы помочь ей, понять ее. Поддежите ее.

 -И если я не смогу помочь ей? Если я считаю ее слишком опасной?

 Он пожал плечами.

 -Я заполняю форму, предоставляю ее начальству, и через месяц она будет мертва.

 -Вот так просто, - констатировала Ясмин.

 -Вот так просто. – Подтвердил он.

 Она уставилась на доктора, которого осудят за то, что он чувствовал. Горе, почти безграничное горе. Школа съела его заживо, так же, как и поглотила детей. Не было ничего, кроме горя, печали, страха и упорного чувства долга. Хрупкие мечты о надежде, знании. Он искал мира.

 -Я не могу дать вам искупления, Бромлей.

 Он вздрогнул.

 -Это то, чего я хочу?

 Ясмин кивнула.

 -Вы задаетесь вопросом, играли ли вы в Бога или же просто были убийцей.

 Он издал сдавленный смешок.

 -Вы беспощадны.

 -У меня были хорошие учителя.

 Он кивнул.

 -Хорошо, можете не прощать меня. Вы можете спасти этого ребенка?

 Ясмин знала, что она должна ответить. «Убейте ее.» Лизабет Персон была слишком опасна для слов. Но она изучала усталые, больные глаза Бромлей и сказала:

 -Возможно.

 Ясмин шла к своей комнате по знакомым пустым коридорам. Независимо от того, сколько в школе находилось детей, в коридорах никогда никого не было. Всегда было ощущения отрешенности и пустоты. Она шла одинокая по залам, за которыми следили дьявольские красные глазки камер.

 Женщина вышла из-за угла, длинные светлые волосы доходили почти до самых колен. У нее была собрана небольшая прическа на макушке, изящная и красивая. Лицо было освещено светло-голубыми глазами. Ясмин остановилась и стала ждать, пока женщина подойдет ближе. Всепоглощающее ощущение дежа вю нахлынуло на нее. Почти приступом клаустрофобии время перенесло ее назад.

 -Ванесса? – Это прозвучало, как вопрос, хоть и не должно было им быть.

 Женщина улыбнулась и протянула руки навстречу.

 -Ясмин, это ты. – Ванесса обняла ее крепко, так что Ясмин захотелось вырваться. Она постаралась ослабить объятия подруги детства и одного из самых сильных телепатов, которых когда-либо встречали в стенах школы.

 Когда у нее появилась такая возможность, Ясмин осторожно спросила:

 -Ты тут кого-то навещаешь?

 Ванесса отвернулась. Она старалась спрятать глаза, и ее разум был столь же скрытым, будто запертым на замок. Она отстранилась от Ясмин.

 -Нет, я – преподаватель. – Ее голос был ясным, веселым.

 -Преподаватель. Как давно?

 -Начиная со средней школы.

 -Но ты же уехала в колледж, как и я. Мы поехали в аэропорт вместе. – Ясмин ощутила, как в глубине ее живота сжался ледяной ком.

 Ванесса сделала шаг назад, потом шагнула вперед и закружилась, улыбаясь.

 -Я не окончила колледж. Они нуждались во мне здесь, потому что не справлялись со всеми маленькими телепатами.

 Ясмин тяжело соображала, поскольку вынуждена была закрывать собственные мысли. Ни один самоконтроль эмпата не остановит телепата, но она хотела попробовать. Ее лицо абсолютно ничего не выражало, доставляя ей удовольствие, практика, годы практики.

 -Ты наслаждаешься своей работой здесь… ?

 -О да, я действительно ощущаю свою значимость, а ты?

 Ясмин кивнула.

 -Да, ты именно это и чувствуешь. Мой лучший друг, известный доктор. – Ванесса рассмеялась и снова обняла ее.

 Лучший друг – они не виделись и не разговаривали друг с другом больше десяти лет. Ясмин плакала, обнимая высокую незнакомку, которая когда-то была ее другом, и ей хотелось закричать.

 -Эй, - окликнула ее Ванесса, - эй, в чем дело?

 Она отпустила ее и покачала головой. Что она могла сказать, чтобы не причинить боли Ванессе? Что та предала их общие мечты. Что она сдалась и вернулась сюда, чтобы спрятаться. Они дали клятву, что больше никогда не вернутся сюда, чтобы вновь скрываться, уж лучше смерть, чем этот склеп. Ясмин хотела прокричать все это. Чтобы узнать, почему Ванесса проиграла, окончательно отступила, почему вернулась сюда. Как только вы сюда возвращаетесь, все становится так, будто вы и не уезжали. Никто никогда не уезжал отсюда дважды. Слова, бившиеся эхом у нее в голове, казалось, отражались и от стен, наступая на нее. Ясмин не заметила, насколько крошечными были комнаты. Потолок был настолько низким, будто его можно было коснуться. Школа переполняла ее, душила.

 -Ясмин, что-то не так?

 Она глубоко, судорожно вдохнула.

 -Приступ паники.

 -Они у тебя все еще случаются?

 -Иногда… - Она дышала глубоко и продолжала. – Двенадцать лет.

 -Открой свой разум для меня. Ясмин, я могу помочь. Вспомнить. – Ясмин попятилась, пока не уперлась в стену. Она вжалась в нее. Ванесса сделала шаг вперед, догнав ее.

 -Нет!

 -Позволь мне помочь тебе.

 Ее дыхание начало успокаиваться, пульсируя, но замедляясь. Коридор все еще был слишком узким и душным, но уже не пугал. Все будет в порядке.

 -Я в порядке, Ванесса.

 -Я могла бы помочь тебе справиться с этим. Телепаты – разновидность адвокатов.

 Ясмин посмотрела на нее.

 -Ты не захотела бы знать, что я об этом думаю.

 Ванесса замерла с все еще протянутыми руками, усмехаясь, и отстранилась от ее лица. Это был один из тех моментов, когда вы не нуждаетесь в сочувствии. Эдакая правда, связь, которая устанавливается между двумя людьми. Связь, которая бывает такой сильной, что способна лишить вас достоинства и действует порою быстрее любого оружия.

 Это был один из таких моментов, когда ты смотришь в чьи-то глаза и видишь там собственное отражение, такое реальное и правдивое, что это ранит.

 Ванесса отвернулась и пошла прочь из комнаты, а потом и вовсе побежала. Ее шаги отдавались громким эхом.

 Ясмин взглянула на камеру, мигающую красным. Она заговорила с ней.

 -Камерам в моей комнате лучше стать неисправными прежде, чем я доберусь туда, Бромлей. Если будет иначе, я просто вырву их из стен. – Она глубоко и судорожно вздохнула. – Вы должны были сказать мне, что Ванесса здесь. Чего еще вы мне не сказали?

 От потрескивающей камеры ответа не последовало. Она и не ждала его. Если бы Бромлей ответил, она в любом случае не поверила бы ему.

 Комната была похожа на все остальные. Прямоугольная со светло-голубыми стенами. Односпальная кровать стояла справа у стены, застеленная белыми простынями под коричневым покрывалом. Когда Ясмин была ребенком, она вожделела цветные простыни. И узоры со зверушками и клоунами на них. В ее доме простыни были яркими, и ни одна из комнат не была выкрашена в голубой.

 У левой стены стояло белое трюмо с зеркалом, а туалет виднелся в дальнем углу комнаты. И на этом все. Маленькая или нет, но любая комната казалось пустынной.

 Камера была в одном из углов. Красный свет датчика не горел, не было слышно и потрескивания, не было никакого движения и попыток осмотреть комнату. Бромлей отключил камеру, что, вероятно, значило, что Ясмин одна из немногих, за кем не наблюдают.

 Ясмин сложила ладони поверх рамы зеркала трюмо. Она наклонялась вперед, пока почти не коснулась своего собственного отражения. Старый и унылый манифест всплыл в памяти. «Это не весь мир. Вы выйдите. Вы будете жить по ту сторону. Вы сможете этого добиться. Это не навсегда.» Сколько ночей она говорила это своему отражению? Сколько лет подряд?

 Школа не была всем миром. Она вышла. Она пробралась на ту сторону. Она смогла сделать это. Это было не навсегда. И теперь она вернулась. Спасти еще одну маленькую девочку. Вдруг всплыла мысль. «Но ведь она заслуживает сочувствия?»

 -Я постоянно сочувствую монстрам. – Громко проговорила Ясмин. Страх прочно обосновался в глубине ее живота, плотный и огромный. Это место надавило на такое множество кнопок внутри нее, заставило всплыть так много дерьма, что ей стало не по себе. И малышка, тот пугающий и красивый ребенок. Почему по ту сторону стен так много зла, будто эта сладость вдруг стала ядом? Большинство серийных убийц оказывались прекрасными людьми.

 Лизабет Персон уже лежала в кровати. Вот уже час, как стемнело. Она была там, в сетях сна, на охоте. Впервые кто-то охотился и на Лизабет. Подозревала ли она? Нет. Была в ней уже одна из черт серийных убийц – высокомерие. Хищник никогда не ожидает, что на него тоже будут вести охоту.

 На Ясмин тоже раньше никогда не охотились. Это была ночь откровений. Той ночью Ясмин спала. Она смотрела свои собственные сны. Ничего приятного, кошмары о школе, Лизабет, Бромлей, ужасы из ее детства, - все это она старалась отодвинуть в сторону. Тут ей приснилось, будто ее череп стал прозрачным, а ее разум поплыл наружу, будто туман. Она проплывала каждый сон всего по одному разу. Она могла коснуться одного и того же разума лишь один раз, но могла показать людям один и тот же сон, заставить их видеть только его. Множество разумов, но один и тот же сон. Никто не мог объяснить такого странного ограничения. Но оно работало.

Ясмин поплыла по снам других, ища. Мальчик играл в мяч со своим умершим отцом, горюя, что многое не успел ему сказать, женщина держала в своих объятиях незнакомца, обнаженная, жаждущая, интимная, теплота страсти и гнева, сплетенные воедино, Бромлей видел сон о цветах, окружавших гроб, гнев и ненависть. Ясмин пошла дальше прежде, чем смогла разглядеть, кто был в том гробу. Она, вероятно, могла бы гулять по снам всю ночь, как фантастическая бабочка, пархающая меж цветов, но что-то вдруг прожгло ее разум, пройдя криком по ее нервам: угроза.

 Ясмин последовала за ней, как за маяком. Тихий порыв страха звал ее, как крик о помощи. Она вошла в очередной сон, ощутив будто толчок физически. Она помчалась, боясь упустить время, кошмар был слишком реалистичным, осязаемым, прозрачным и четким, видимым, реальным. Мальчик стоял к ней спиной. Он был высок, строен, волосы аккуратно лежали вдоль его головы, цвета черного кофе. Он изо всех сил пытался захлопнуть дверь в темную комнату. Окна пропускали сероватый дневной свет сквозь грязные стекла. Обои были в пожелтевших разводах. Это место сильно пахло сыростью, гнилью, мочой.

 Луч света скользнул внутрь дома, и он обернулся, прислоняясь к двери. Его глаза расширились.

 -Кто вы? – Его голос не подходил к его высокому, длинноногому телу, он скорее был похож на голос ребенка.

 -Я – Ясмин. Я пришла, чтобы помочь.

 -Вы – новый преподаватель по сновидениям.

 Ясмин начала объяснять, что она не учительница, что не принадлежит к школе, но ощутив угрозу, исходившую от Малькома, она позволила всему этому отойти на второй план.

 -Да.

 Запах стал еще хуже, переходя в удушливое зловоние выгребной ямы, которое начало наполнять комнату, исходя от двери. Мальком отступал от двери, пока не врезался в Ясмин. Он вздрогнул, и она обняла его за плечи. Он не вырывался. Его дыхание было больше похоже на удушье. Сон был сосредоточен вокруг двери. Ясмин чувствовала это напряжение. Страх. Страх перехватил ей горло, так что единственное, чего она меньше всего хотела в этом мире – чтобы эта дверь когда-нибудь открылась. Никому бы не хотелось, чтобы то, что там было, ворвалось бы и заполучило вас. И вы бы знали, что именно то, что и должно случиться, что избежать вы этого не сможете. Беспомощность кошмара, но Ясмин знала, что с этим делать. Кошмары были ее специализацией.

 Концентрация девочки была сильной и чистой. Ясмин не могла отвести взгляда от двери. Звук шагов был тяжелым и гулким по ту сторону, запах разлагающейся плоти, сладкий, гнилостный, наполнял комнату. Ясмин сконцентрировалась, посмотрев на стены, и постаралась сделать так, чтобы сон отступил. Ничего не произошло. Она глубоко вздохнула и задохнулась зловонием, наполнявшим воздух.

 Голос Малькома был тонким от страха.

 -Сделайте же что-нибудь!

 Она попробовала. Управлять снами можно было при помощи воли и концентрации. Ясмин знала, что это все не реально, если вы это понимаете, вы можете это изменить. Но она никогда не была в подобном сне, где ее силу так точно испытывали.

 -Я не могу разрушить этот сон.

 Мальком издал слабый горловой звук. Он осел рядом с ней.

 -О Боже, - проговорил он, - о Боже.

 Ясмин проглотила первый порыв настоящего страха, не созданного Лизабет, просто ее собственно страха. Она была загнана в западню, как и мальчик. Поймана в ловушку разума ребенка-социопата.

 Тогда стены вдруг начали таять. Руки, кисти, вывернутые наружу, гниющая плоть, отделяющаяся от белезны кости, лохмотья одежды. Давно уже умершие тела выползали из гниющих стен и начали приближаться.

 У одного из них половина лица была вздута, его язык плескался меж костью и сырым мясом, полный червей рот трупа вертел им.

 Мальком закричал, один громкий вопль следовал за другим, пока четверо трупов волокли его за ноги.

 Лица их были узнаваемыми, мужчина, женщина, два ребенка подросткового возраста. Они были черными, цвета застарелой смерти.

 Ясмин схватила Малькома за руку, его ногти впились в ее ладонь. Его крики перешли в слова.

 -Отец, это мой отец! Нееет!

 Конечно, мертвецы были семьей Малькома. Они были ужасными, парализующими мальчика, потому что этот кошмар был специально разработан в соответствие с его памятью, а не с Ясмин.

 Мертвецы были медлительными, небольшие кусочки плоти падали с них, пока они шли.

 Ясмин потянула Малькома к двери. Он сопротивлялся ей, мертвецы повернулись к ним, но Ясмин уже была перед дверью с мальчиком, вопящим, бьющимся у нее в руках, пытавшимся освободиться и убежать, но бежать ему было некуда.

 Ясмин не смогла разрушить сон, но она могла управлять им. Она отперла дверь и бросила ее открытой. Сон покачнулся, мертвецы вздрогнули. По ту сторону двери ничего не было. «Сыровато, Лизабет» - подумала Ясмин. Было легкое головокружение, потом в пустоте появилась лестница. Ясмин потянула Малькома на лестницу и захлопнула дверь позади них, ведя его вниз. Лестница, уходившая вниз, вдруг стала окруженной желтыми, гниющими стенами.

 Руки вырастали из стен, бледные, они трепетали и корчились. Рука схватила Ясмин за запястье. Плоть была слишком мягкой, рыхлой, эластичной, но сильной. Мальком закричал, когда руки схватили его за рубашку.

 Ясмин пришлось высвободиться из хватки, она продумывала меч. Он радугой полоснул по руке. Рука шлепнулась, брызнув теплой кровью ей на лицо. Рука все еще пыталась зацепиться за ее запястье, но она уже тянула за собой Малькома, освобождая его от вздувшихся рук, которые дергались и кровоточили. Лестница спустилась до самого дна, и стены окружили их, превращаясь в тупик. Ясмин слишком сконцентрировалась на мече и руках, чтобы удерживать еще и лестницу. Запах гниющих трупов вновь начал наполнять воздух.

 -Мальком, тебе это уже снилось?

 -Нет.