— Под «поближе» я понимаю «на несколько недель пути» на нынешней скорости. Космос велик.

Последовала пауза, означавшая нечто большее, чем минуту тишины.

— Я хотел бы, чтобы вы вернулись домой на нашем корабле, — заметил Соутер.

— Чтобы застрять здесь с бумагами еще на несколько недель? Не дождетесь! Кроме того, возвращение вместе с Джеймсом Холденом, сержантом Робертой Драпер и Мэй Менг — это очень подходящий символ. Пресса схавает с удовольствием. Земля, Марс, внешние планеты и Джеймс Холден, кого бы он теперь ни представлял.

— Знаменитость? — предположил Соутер. — Самостоятельная нация.

— Парень не так уж плох, если отвлечься от его праведности. И я на его корабле, а его корабль может брать разгон уже сейчас, не требуя ремонта. Я наняла его. Теперь ни один хрен не посмеет упрекнуть меня в нецелевом расходовании средств.

— Ну что ж, — сказал Соутер, — тогда увидимся в колодце.

— Увидимся, — ответила она и отключилась.

Встав с места, Авасарала неторопливо проплыла через рубку. Так легко казалось спорхнуть вниз по шахте трапа — словно в детском сне. Искушение было велико. На практике же она предвидела, что либо слишком сильно толкнется и во что-нибудь врежется, либо толкнется так слабо, что сопротивление воздуха остановит ее вне досягаемости до любой опоры. Так что Авасарала воспользовалась зацепами для рук и медленно потянула себя вниз, к камбузу. Переборка открылась перед ней и затворилась позади, тихонько прошипев гидравликой и металлически лязгнув. На жилой палубе слышались голоса, хотя она сначала не разбирала слов, а когда разобрала, людей еще не было видно.

— …Надо закрыть, — говорил Пракс. — То есть теперь для него уже нет оснований. Как ты думаешь, мне не могут предъявить иск?

— Иск всякому могут предъявить, — отвечал Холден, — только вряд ли выиграют дело.

— Но я вовсе не хочу ни с кем судиться. Надо его закрыть.

— Я выставил на сайт уведомление о нынешнем положении дел и запросил подтверждения на право перевода денег.

Авасарала втянула себя в камбуз. Пракс с Холденом парили у кофеварки. Пракс ошалело хлопал глазами, а лицо Холдена выражало некоторое самодовольство. Оба держали в руках по груше с кофе, но Пракс о своей, кажется, позабыл. Глаза у него были совсем круглыми, а челюсть отвисла, вопреки невесомости.

— Кому иск? — спросила Авасарала.

— Теперь, когда мы вернули Мэй, — объяснил Холден, — Пракс хочет, чтобы ему перестали слать деньги.

— Их слишком много, — подхватил ботаник, с надеждой глядя на нее, словно ждал, что Авасарала немедленно поможет.

— Избыточный бюджет? — спросила Авасарала.

— Ну, на то, чтобы бросить работу, ему не хватит, — сказал Холден. — Во всяком случае на роскошную жизнь маловато.

— Но они же твои, — с надеждой обратился к нему Пракс. — Счет открывал ты.

— Плату за «Росинант» я уже снял. Не сомневайся, ты с нами щедро расплатился, — отмахнулся Холден. — Все, что осталось, твое. Ну, ваше с Мэй.

Авасарала недовольно поморщилась. Это немного подрывало ее планы. Она думала, что сейчас самое подходящее время впрячь Пракса в контракт, а Джим Холден снова влез в последний момент и все испортил.

— Поздравляю, — протянула она. — Никто не знает, где Бобби? Мне надо с ней поговорить.

— В последний раз, когда я ее видел, она направлялась к мастерской.

Авасарала поблагодарила и потащилась дальше. Если Праксидик Менг теперь финансово независим, он не так охотно возьмется за работу по восстановлению Ганимеда — во всяком случае, не за деньги. Может, она сумеет воздействовать на его гражданское сознание? Они с дочерью стали воплощением трагедии Ганимеда, и его лицо во главе стола будет значить для людей больше, чем все рассуждения о том, как плохо им придется, если не наладить поставки продовольствия. Возможно, Менг из тех, кто покупается на такое. Надо будет обдумать.

И опять она двигалась так медленно и осторожно, что издалека услышала голоса. Бобби и Амос — оба смеются. Авасарале не верилось, что она застала их в интимную минуту, но в смехе чувствовалось что-то такое. Потом восторженно взвизгнула Мэй, и Авасарала поняла.

На ее взгляд, механическая мастерская была самым неподходящим на корабле местом для детских игр, за исключением, разве что, реакторного зала, однако Мэй была здесь: висела в воздухе, размахивая руками и ногами. Черные, отросшие до плеч волосы взметнулись вихрем, не успевая за плавным кувырком тела. Бобби поймала малышку и кинула обратно к Амосу. Авасарала отметила, что у девочки скоро станут меняться молочные зубы, и подумала, много ли она вспомнит об этой истории, когда станет взрослой.

— Вы с ума сошли? — строго спросила она, дождавшись, пока Амос поймает девочку. — Здесь не игровая площадка.

— Да ладно, — ответил Амос, — мы здесь ненадолго. Капитану с доком надо было минутку потолковать спокойно, вот я и увел малышку сюда. Экскурсия по кораблю.

— Может, они и попросили вас поиграть с нею, но не подразумевали, что вы станете использовать ее вместо мяча, — отрезала Авасарала, надвигаясь на механика. — Дайте мне ребенка. Вы все совершенно не умеете обращаться с маленькими девочками. Даже странно, как вы умудрились дожить до своих лет?

— А что такого? — ухмыльнулся Амос, протягивая ей малышку.

— Иди к нянюшке, — сказала Авасарала.

— Что это — «нянюшка»? — спросила девочка.

— Я твоя нянюшка, — ответила Авасарала, принимая девочку на руки. По привычке она хотела подставить бедро, чтобы удержать тяжесть. Странно было взять в руки невесомого ребенка. Приятно, но странно. От Мэй пахло воском и ванилью. — Долго нам еще ждать тяги? Мне ох… ох как несладко болтаться по кораблю на манер воздушного шарика.

— Вот Алекс с Наоми закончат проверку компьютеров — и снимаемся, — сказал Амос.

— А где папа? — спросила Мэй.

— Хорошо, — ответила Амосу Авасарала. — Нас поджимает расписание, а за уроки воздухоплавания я вам не платила. Папа разговаривает с капитаном, Мэй.

— Где? — капризно протянула девочка. — Где он? Хочу к папе!

— Я тебя отведу, крошка, — успокоил Амос, подавая ей широкую лапу, и обернулся к Авасарале. — На пять минут ее хватает, а потом: «Где папа?»

— Хорошо, — кивнула Авасарала. — Они друг друга стоят.

— Угу.

Механик подтянул девочку к своему центру тяжести и толчком направил себя к камбузу. Ему зацепы были ни к чему. Проводив их взглядом, Авасарала обратилась к Бобби. Та плавала, окруженная волнами собственных волос. Авасарала еще не видела ее такой расслабленной. Спокойствие на лице должно было придавать девушке умиротворенный вид, но Авасарале вдруг представилась утопленница.

— Ну что, — спросила Бобби, — ваши техники с Земли ответили?

— Ответили, — кивнула Авасарала, — был очередной всплеск энергии. Сильнее, чем прежние. Пракс не ошибся. Это единая сеть, и, хуже того, они не страдают от задержки сигнала. Венера отозвалась прежде, чем информация о битве могла ее достичь физически.

— Так, — проговорила Бобби. — Это плохо, да?

— Это странно, как лифчик на епископе, но кто бы знал, что это значит? Они рассуждают о спин-связанных сетях, что бы под этим ни подразумевалось. Самая внятная из теорий говорит, что для протомолекулы это вроде всплеска адреналина. Когда одна часть подвергается насилию, остальные настораживаются, пока опасность не минует.

— Ну, значит, она хоть чего-то боится. Приятно слышать, что в чем-то она уязвима.

Минуту обе молчали. Вдалеке что-то звонко рассыпалось, взвизгнула Мэй. Бобби напряглась, Авасарала же и глазом не моргнула. Любопытно, как реагируют на девочку непривычные к детям люди. Они не умеют отличить восторженного визга от плача. Авасарала уже поняла, что на этом корабле только она и Пракс разбираются в детских воплях.

— Я тебя искала, — сказала она.

Бобби пожала плечами.

— Вот я здесь.

— Это плохо?

— Не поняла. Что плохо?

— Что ты здесь.

Бобби отвела взгляд, замкнулась. Этого Авасарала и ожидала.

— Ты собиралась умереть, а Вселенная тебя снова надула. Ты победила. Ты выжила. И все проблемы остались.

— Некоторые остались, — признала Бобби. — Хотя и не все. И мы выиграли в вашей игре.

Авасарала расхохоталась так, что ее раскрутило в воздухе. Дотянувшись до стены, она остановила вращение.

— Моя игра! В ней не бывает победы. Просто мы пока не проиграли. Вот Эрринрайт — он проиграл. И Сорен. И Нгайен. Я вывела их из игры, а сама осталась, но что дальше? Эрринрайта с треском выставят в отставку, а мне предложат его работу.

— Вы этого хотите?

— Хочу или не хочу — не важно. Мне ее предложат, потому что, если Пузырь-башка этого не сделает, люди решат, что он мной пренебрегает. А если я не возьмусь, решат, что я уже не так голодна, чтоб меня бояться. Я буду отчитываться непосредственно перед генеральным секретарем. Больше власти, больше ответственности. Больше друзей и больше врагов. Так приходится платить за игру.

— Похоже, должен быть выбор.

— Он есть. Я могу уйти в отставку.

— А почему бы и нет?

— О, я уйду, — ответила Авасарала, — в тот день, когда ко мне вернется сын. А ты? Хочешь уйти?

— Вы спрашиваете, по-прежнему ли я ищу смерти?

— Да, я об этом.

Повисла пауза. Это было хорошо. Значит, Бобби действительно обдумывает ответ.

— Нет, — сказала она, — думаю, нет. Погибнуть в бою — одно дело. Этим можно гордиться. А просто уйти, чтобы уйти, — это не для меня.

— Ты в интересной позиции, — сказала Авасарала. — Подумай, как ее использовать.

— В какой же это позиции? Вольного наемника?

— Предательница своего правительства и герой своей родины. Мученица, оставшаяся в живых. Марсианка, чей лучший и единственный друг вот-вот возглавит правительство Земли.

— Вы не единственный мой друг, — возразила Бобби.

— Чушь. Алекс и Амос не в счет. Оба только и думают, как бы залезть тебе в трусы.

— А вы — нет?

Авасарала снова расхохоталась. Бобби хоть улыбнулась наконец. Она не улыбалась с самого возвращения. Но вздохнула глубоко и тоскливо.

— Все равно меня это преследует, — призналась она. — Я думала, пройдет. Думала, если я встречусь с ним лицом к лицу, это пройдет.

— Это не проходит. Никогда. Но ты научишься.

— Чему?

— Терпеть, — сказала старуха. — Подумай, чем бы ты хотела заняться. Подумай, кем ты хочешь стать. А потом приходи ко мне, и я, если сумею, все исполню.

— Почему? — спросила Бобби. — Серьезно, почему? Я солдат. Я выполняла задание. Да, оно оказалось необычнее и труднее, чем все прежние, но я его выполнила. Потому что надо было выполнить. Вы мне ничем не обязаны.

Авасарала вздернула бровь.

— Политический блат — мой способ выражать симпатию, — объяснила она.

В динамике корабельной связи раздался голос Алекса:

— Ну, люди, мы вернулись и, если никто не возражает, через тридцать секунд даем тягу. Все готовы набрать вес?

— Спасибо за предложение, — сказала Бобби, — но, может, я не стану торопиться его принимать.

— А что будешь делать пока? Дальше?

— Вернусь домой, — сказала Бобби. — Хочу повидать родных. Папу. Думаю, останусь с ними на время. Разберусь, кто я такая. И как начать заново. Вроде того.

— Дверь открыта, Бобби. Когда она тебе понадобится, она будет открыта.



Возвращение на Луну было вроде занозы в заднице. Семь часов в день Авасарала проводила в кресле-амортизаторе, пересылая и получая сообщения с разнообразной задержкой сигнала. На Земле успешную карьеру Эрринрайта отметили нешумной церемонией, после чего он решил проводить больше времени с семьей на птицеводческой ферме, или чему он там вознамерился посвятить оставшиеся до смерти десятилетия. Чем бы ни занялся, политической власти у него уже не будет.

Расследование на базе Ио продолжалось, и на Земле потихоньку катились головы. Но не на Марсе. Те члены марсианского правительства, кто поддерживал Эрринрайта, легко отделались. Лишившись самого мощного в истории биологического оружия, они спасли свои карьеры. Политика полна такими горькими шутками.

Авасарала издалека выстраивала свой новый кабинет. К тому времени как она в него войдет, он уже месяц будет на ходу. Это было похоже на управление машиной с заднего сиденья, и Авасаралу это страшно злило.

Вдобавок Мэй Менг решила, что с бабушкой весело, и каждый день претендовала на ее внимание. Авасарале некогда было играть с маленькими девочками — но время, конечно, находилось. И она играла. И еще ей требовались тренировки, чтобы не попасть в больницу после возвращения к обычной силе тяжести. От стероидных коктейлей все тело обдавало жаром и засыпать было трудно. Обе ее дочери отпраздновали дни рождения, а она присутствовала только на экране. Один раз с двадцатиминутной задержкой, другой — с четырехминутной.

Когда они обгоняли облако несущихся к Солнцу протомолекулярных монстров, Авасаралу две ночи мучили кошмары, но понемногу отошло. За каждым снарядом следили два правительства, и Эрринрайтова посылка со смертью беззвучно и плавно неслась к собственной гибели.

Авасарале не терпелось попасть домой.

Швартовка на Луне раздразнила, как ломтик яблока, поднесенный к губам изголодавшейся женщины. Мягкая синева и белизна освещенной Солнцем планеты, черная с золотом ночная сторона. Какой прекрасный мир! Такого нет во всей Солнечной системе. Там, внизу, был ее дом. Ее кабинет. Собственная постель.

Но не Арджуна.

Тот встретил ее на посадочной площадке — в новом костюме, с букетом свежей сирени в руке. Он тоже выглядел моложе в низком тяготении, хотя глаза немного покраснели. Идя к нему, Авасарала чувствовала на себе любопытные взгляды Холдена и его команды. Что за мужчина выдержал брак с такой шершавой и жесткой стервой, как Крисьен Авасарала? Кто он ей: господин или жертва? Как такое вообще может быть?

— С возвращением, — тихо сказал Арджуна, когда она склонилась к его плечу.

Он пах самим собой. Она стояла, уткнувшись лицом ему в грудь, и уже не так скучала по Земле.

Она уже была дома.

Глава 53

Холден

— Привет, мама. Мы на Луне!

Задержка сигнала с Луны была крошечной, всего шесть секунд в обе стороны, и все же перед каждым ответом возникала неловкая пауза. Сердце пять раз успело стукнуть, прежде чем лицо матери Элизы в камере ее гостиничного видео осветилось радостью.

— Джимми! Ты спустишься?

Она говорила о спуске в колодец. О возвращении домой. И Холдену до боли хотелось спуститься. Он много лет не заглядывал на родительскую ферму в Монтане. Но сейчас с ним была Наоми, а астерам на Землю ход заказан.

— Нет, мам, в другой раз. Но я прошу вас всех слетать ко мне сюда. Рейс шаттла — подарок от меня. А принимает нас госсекретарь ООН Авасарала, так что номера будут роскошные.

Задержка сигнала располагала к непрерывному потоку слов. В обычном разговоре собеседник неуловимыми сигналами дает понять, что теперь его очередь высказаться. Холден заставил себя остановиться и стал ждать ответа. Элиза смотрела в экран, пережидая паузу. Холден видел, как она постарела со времени его последней побывки. Темно-каштановые, почти черные волосы подернулись сединой, смешливые морщинки у глаз и губ стали глубже. Через пять секунд она безнадежно махнула рукой:

— Ох, Том ни за что не полетит на Луну. Ты же его знаешь, он терпеть не может невесомости. Ты уж спускайся и повидай нас здесь. Устроим праздник. И друзей приводи.

Холден улыбнулся ей:

— Мам, вы мне нужны здесь, потому что я хочу вас кое с кем познакомить. Помнишь, я рассказывал про Наоми Нагату? Я говорил, что на нее засматриваюсь. Так вот, кажется, дело зашло дальше. Собственно, я в этом уверен. А сейчас мы проторчим на Луне, пока разгребают эту груду политического дерьма, и я очень хочу, чтобы вы прилетели. Повидать меня, познакомиться с Наоми.

Было очень трудно уловить, как пять секунд спустя мать чуть вздрогнула. И прикрыла испуг широкой улыбкой.

— Зашло дальше? И что бы это значило? Уж не жениться ли задумал? Никогда не сомневалась, что рано или поздно ты захочешь своих детей… — Она сбилась и выдавила неловкую застывшую улыбку.

— Мама, — сказал Холден, — у землян и астеров получаются отличные дети. Мы же не разные виды.

Через пять секунд она поспешно кивнула.

— Но если твои дети будут оттуда… — Улыбка ее немного поблекла.

— …то окажутся астерами, — согласился Холден. — Уж с этим вам придется смириться.

И снова кивок через пять секунд. И опять слишком поспешный.

— Тогда, наверное, придется нам лететь и знакомиться с женщиной, ради которой ты покидаешь Землю. Наверное, она нечто особенное.

— Да, — сказал Холден, — так и есть.

Элиза беспокойно поерзала, но затем ее улыбка вернулась и стала не такой натужной.

— Я затащу Тома в этот шаттл, даже если его придется волочь за волосы.

— Я люблю тебя, мама, — улыбнулся ей Холден.

Его родители всю жизнь провели на Земле. Людей с внешних планет они знали по злым карикатурам из развлекательных передач. Холден не сердился на старших за въевшиеся предрассудки: знал, что первая же встреча с Наоми рассеет их без следа. Несколько дней в ее обществе — и родители сами в нее влюбятся.

— Да, еще одно. Те данные, что я вам посылал. Придержите их для меня. Не поднимайте шума, но сохраните. Не знаю, как пойдут дела в ближайшие месяцы. Они могут еще пригодиться.



— Мои родители — расисты, — говорил он Наоми в ту же ночь.

Она лежала, свернувшись у него под боком, уткнувшись носом в ухо и закинув длинную смуглую ногу ему на бедро.

— Ну и пусть, — шепнула она.

Номер, в котором их поселили стараниями Авасаралы, оказался бесстыдно роскошен. Матрас был такой мягкий, что в лунном тяготении на нем плавалось, словно на облаке. Воздуховоды накачивали тонкие ароматы, созданные собственным парфюмером отеля. На эту ночь он выбрал «траву под ветром». Холден полагал, что парфюм не слишком похож на запах травы, но все равно он был приятным. С легчайшим землистым привкусом. В общем, Холден подозревал, что названия выбираются наугад. И еще — что отель чуточку завышает содержание в воздухе кислорода. Уж очень хорошо ему было.

— Они боятся, что наши детки вырастут астерами, — сказал он.

— Никаких деток, — шепнула она и, прежде чем Холден спросил, как это следует понимать, засопела ему в ухо.



На другое утро он проснулся раньше Наоми, надел лучший из своих костюмов и вышел на станцию. Оставалось еще одно дело, завершив которое он сможет сказать, что с этой чертовщиной покончено.

Надо было повидать Жюля Мао.

По словам Авасаралы, Мао арестовали по делу Ио в числе нескольких дюжин крупных политиков, генералов и глав корпораций. Но лично Авасарала собиралась встретиться только с ним. И поскольку его застали на станции «Л-5», откуда он лихорадочно пытался перебраться на скоростной корабль к внешним планетам, Мао был недавно доставлен к ней на Луну.

Встречу назначили на этот день. Холден попросил у Авасаралы разрешения присутствовать и ожидал отказа. Вместо этого старуха долго и весело смеялась.

— Холден, я просто не способна придумать ничего более унизительного для этого типа, чем твое присутствие. Хрен с тобой, приходи.

Итак, Холден поспешно вышел из отеля на улицу Ловелл-сити. Движущийся тротуар быстро доставил его к станции «трубы», и через двадцать минут он шагнул из вагона в комплекс Новой Гааги. Щеголеватый юный посыльный встретил Холдена у входа и провел по лабиринту коридоров к двери с табличкой «Конференц-зал № 34».

— Вы можете подождать там, сэр, — прощебетал посыльный.

— Нет уж, — Холден похлопал паренька по плечу, — я лучше здесь постою.

Парень чуть кивнул и юркнул в коридор, уже считывая с терминала новое задание. Холден прислонился к стене и стал ждать. В низкой гравитации стоять было не труднее, чем сидеть, а ему очень хотелось посмотреть, как Мао конвоируют по коридору.

Терминал прогудел, приняв сообщение от Авасаралы: «Он идет».

Не прошло и пяти минут, как Мао шагнул из лифта. Его сопровождали необыкновенно рослые полицейские. Руки его были скованы впереди наручниками. Даже в тюремном тренировочном костюме, в наручниках, под конвоем Мао умудрился сохранить надменность и самообладание. Когда они приблизились, Холден выпрямился и шагнул от стены. Один из охранников придержал Мао за локоть и кивнул Холдену. Кивок словно говорил: «От этого парня я жду чего угодно». Холдену представилось, что, если он прямо сейчас выхватит из кармана пистолет и пристрелит Мао на месте, обоих полицейских на эту минуту поразит внезапная слепота и они ничего не заметят.

Но Холден не собирался стрелять в Мао. Он, как всегда в подобных случаях, хотел понять: зачем?

— Дело того стоило?

Мужчины были одного роста, но Мао сумел глянуть на Холдена сверху вниз.

— А вы?..

— О, бросьте, — ухмыльнулся Холден, — вы меня знаете. Я — Джеймс Холден. Я помогал покончить с вашими дружками из «Протогена», а теперь собираюсь покончить с вами. И я же нашел вашу дочь, после того как ее убила протомолекула. И я повторяю вопрос: дело того стоило?

Мао не отвечал.

— Гибель дочери; рухнувшая компания; убийство миллионов человек; мир и стабильность Солнечной системы подорваны, возможно, навсегда. Это того стоило?

— Зачем вы здесь? — наконец отозвался Мао. Он стал меньше ростом при этих словах. И отвел глаза.

— Я был там, в комнате, где Дрезден получил свое, и вашего ручного адмирала убил я. Мне просто показалась, что симметрия требует моего присутствия, когда свое получите и вы тоже.

— Энтони Дрезден, — сказал Мао, — был убит тремя пулями в голову, расстрелян в упор. Это у вас сходит за правосудие?

Холден рассмеялся.

— О, не думаю, чтобы Крисьен Авасарала стала стрелять вам в лицо. Полагаете, то, что ждет вас, будет лучше?

Не дождавшись ответа, Холден повернулся к полицейским и кивнул в сторону двери. Кажется, когда они втолкнули Мао в зал и стали пристегивать его к стулу, на их лицах мелькнуло разочарование.

— Мы будем ждать здесь на случай, если понадобимся, — сказал более крупный из охранников. Оба заняли посты у двери.

Холден вошел и сел в кресло, но с Мао больше не разговаривал. Через несколько минут Авасарала появилась в дверях, не прерывая беседы с кем-то по ручному терминалу.

— Мне насрать, чей там день рождения! Вы все закончите до моего прихода, или я ваши жопы вместо пресс-папье приспособлю!

Она опустилась в кресло через стол от Мао. На Холдена не взглянула, словно не заметила. Он подозревал, что на записи его присутствие в зале тоже не отразится. Поставив терминал на стол, Авасарала откинулась на спинку кресла и выдержала напряженную паузу. А когда заговорила, обратилась к Холдену, все так же не глядя на него:

— Вам заплатили за мою доставку?

— Счет оплачен, — заверил Холден.

— Хорошо. Я хочу предложить вам долговременный контракт. По гражданскому ведомству, разумеется, но…

Мао громко откашлялся. Авасарала улыбнулась ему.

— Я знаю, что вы здесь. Сейчас и вами займусь.

— Я уже подписал контракт, — ответил Холден. — Мы сопровождаем первую флотилию, направленную на восстановление Ганимеда. И думаю, потом нам предложат продолжить эту работу. Многие хотели бы застраховаться от встречи с пиратами.

— Уверены?

Мао побледнел от унижения. Холден позволил себе насладиться этим зрелищем.

— Я больше не работаю на власти, — сказал он. — Такие подряды для меня плохо кончаются.

— Да что вы говорите! Вы работали на АВП. Альянс — не правительство, а команда регбистов с длинным счетом. Да, Жюль, что такое? На горшочек приспичило?

— Это недостойно вас, — прошипел Мао. — Я здесь не для того, чтобы терпеть издевательства.

Авасарала так и засияла улыбкой.

— Уверены? А помните, что я сказала при нашей первой встрече?

— Вы просили рассказать вам о любом участии в проекте «Протогена».

— Нет, — возразила Авасарала. — То есть да, я просила. Но сейчас хотела напомнить о другом. Вы мне лгали. Ваше участие в обеспечении проекта «Протогена» вполне доказано, и тот вопрос не важнее, чем «Какого цвета вторник?». Не о том думаете.

— Давайте к делу, — сказал Мао. — Я мог бы…

— Нет, — перебила Авасарала. — Вам бы сейчас вспомнить, что я сказала, когда вы уходили.

Мао тупо уставился на нее.

— Вижу, придется напомнить. Я сказала, что если узнаю, что вы что-то скрывали, то буду очень недовольна.

— Если совсем точно, — ухмыльнулся Мао, — вы сказали: «Я не из тех, кого стоит злить».

— Значит, помните, — кивнула Авасарала без тени улыбки в голосе. — Хорошо. А сейчас вы узнаете, что это значило.

— Я располагаю дополнительной информацией, которая может послужить…

— Заткни глотку. — В голосе Авасаралы впервые прорвался гнев. — Если еще раз услышу твой голос, велю этим здоровякам вытащить тебя в коридор и избить стулом. Ты меня понял?

Мао промолчал, подтверждая тем самым, что понял.

— Вы не представляете, как дорого мне обошлись. Я получила повышение. Совет экономического планирования? Теперь я во главе. Служба общественного здравоохранения? Я никогда о ней не думала, это была морока для Эрринрайта. Теперь моя. Комитет финансового регулирования? Мой. Вы на два десятилетия испоганили мне календарь. Я не торгуюсь, — продолжала Авасарала, — я торжествую. Я намерена запихнуть вас в такую дыру, что даже жена забудет о вашем существовании. Я собираюсь воспользоваться позицией, которую занимал Эрринрайт, чтобы разнести в клочки и развеять по ветру все, что вы строили. И позабочусь, чтобы вы видели, как это происходит. Единственное, что будет в вашей дыре, — это круглосуточные новости. А поскольку мы с вами никогда больше не встретимся, я позабочусь, чтобы вы вспоминали мое имя всякий раз, когда я уничтожу то, что вы хотели оставить после себя. Я вас сотру.

Мао упорно не отводил взгляда, но Холден видел — это только оболочка. Авасарала точно знала, куда бить. Потому что такие, как он, живут ради наследства, которое оставят после себя. Они видят в себе архитекторов будущего. То, что сулила ему Авасарала, казалось хуже смерти.

Мао бросил взгляд на Холдена, словно говоря: «Я готов принять три пули в лицо — пожалуйста».

Холден улыбнулся ему.

Глава 54

Пракс

Мэй сидела у него на коленях, но все ее внимание лучом лазера было нацелено влево. Она подняла ладошку ко рту и аккуратно, обдуманно сплюнула недожеванные спагетти, после чего протянула их Амосу.

— Скользкие, — сказала она.

Здоровяк захихикал.

— Ну, плюшка, теперь-то уж точно скользкие. — Он развернул свою салфетку. — Давай-ка сюда.

— Извини, — смутился Пракс, — просто она…

— Просто она маленькая, док, — кивнул Амос. — Ей так и положено себя вести.

Этот обед был не просто обед. Это был прием, организованный за счет ООН в Новой Гааге на Луне. Пракс не знал, окно перед ним располагалось или экран с высоким разрешением, но в нем висела бело-голубая Земля. Столики были разбросаны по залу в естественном беспорядке — по последней моде, если верить Авасарале. Выглядело это так, будто какой-то разгильдяй составил их сюда и забыл.

В зале было поровну знакомого и незнакомого народа, и Пракс зачарованно перебирал гостей взглядом. Справа от него несколько столиков заняли малорослые коренастые мужчины и женщины в официальных костюмах и военной форме. Они кучковались вокруг Авасаралы и ее мужа, с лица которого не сходила ироническая улыбка. Здесь обсуждали систему кредитования, аналитику и контроль СМИ. Изредка им приходилось отвлечься от занимательной дискуссии, чтобы пожать руку какому-нибудь астеру. Слева от Пракса сидели ученые, нарядившиеся в лучшее, что сумели найти: пиджаки по моде десятилетней давности и костюмы, сшитые на заказ уже ушедшими на пенсию портными. В этой группе перемешались земляне, марсиане и астеры, но разговоры были только для своих: о калорийности продуктов, о настройке проницаемости мембран, о выраженности фенотипических признаков. Люди из его прошлого и будущего. Из разваленного и собирающегося заново общества Ганимеда. Если бы его не усадили за центральный столик вместе с Бобби и командой «Росинанта», Пракс был бы с ними, обсуждая подстройку каскада и неявные хлоропласты.

Но сидевшие посередине Холден и команда были счастливы и довольны жизнью, словно устроились на камбузе собственного корабля, летящего в вакууме. А Мэй, влюбившаяся в Амоса, до сих пор с криками и плачем отказывалась оторваться от отца. Пракс прекрасно понимал чувства дочери и не пытался ей перечить.

— Раз ты жил на Ганимеде, должен хорошо разбираться в вынашивании детей при пониженной гравитации, так? — сказал Холден. — Ведь для астеров это не так уж рискованно, а?

Пракс проглотил салат и покачал головой:

— Нет, не так. Это страшно сложно. Особенно если речь идет о беременности на корабле, без должного врачебного присмотра. При естественном зачатии в пяти случаях из шести развиваются морфологические отклонения.

— В пяти… — повторил Холден.

— В большинстве случаев на зародышевой стадии, — пояснил ученый. — Почти все дети, рождающиеся на Ганимеде, имплантировались после полного генетического анализа. Если обнаруживается летальная мутация, зиготу просто выбрасывают и начинают все заново. А незародышевые отклонения встречаются всего вдвое чаще, чем на Земле, и не так серьезны.

— Ага, — протянул побледневший Холден.

— А в чем вопрос?

— Да просто так, — вмешалась Наоми, — для поддержания беседы.

— Пап, хочу тофу,[87] — потянула его за ухо Мэй. — Где тофу?

— Пойдем поищем тебе тофу, — вздохнул Пракс, отодвигаясь от стола.

Он шел по залу, высматривая среди черных строгих костюмов дипломатов черный строгий костюм официанта, когда к нему подошла молодая женщина с выпивкой в руке и с раскрасневшимися щеками.

— Вы — Праксидик Менг, — сказала она. — Наверное, вы меня не помните.

— Гм, не припоминаю.

— Я — Кэрол Киесовски, — представилась девушка, ткнув себя в ключицу, чтобы он не ошибся, кого она подразумевает под «я». — Мы обменялись парой писем после вашего видео про Мэй.

— Ах, да, — закивал Пракс, отчаянно пытаясь вспомнить, что же она писала.

— Я просто хотела сказать, что вы оба очень отважные.

Женщина склонила перед ним голову, и Пракс подумал, что она, должно быть, пьяна.

— Сын блядучей суки! — голос Авасаралы перекрыл гул зала. Вся толпа повернулась к ней.

— Пап, «блядучая» — это как?

— Это вроде как засахаренная, детка, — объяснил Пракс. — Что там стряслось?

— Прежний босс Холдена отправил нас в нокаут, — продолжала Авасарала. — Теперь мы знаем, куда подевались те украденные им ракеты.

Арджуна тронул жену за плечо и указал ей на Пракса. Авасарала неподдельно смутилась.

— Прости, что выразилась, — сказала она. — Совсем о ней забыла.

Рядом с Праксом объявился Холден.

— Что мой босс?

— Фред Джонсон только что устроил демонстрацию, — объяснила Авасарала. — Мы же хотели подпустить монстров Нгайена поближе к Марсу. Все коды подошли, мы вели их, как мух на ниточке… А когда снаряды вошли в Пояс, Фред их расстрелял. Все до единого.

— Но это же хорошо! — удивился Пракс. — Разве нет?

— Ничего хорошего, если это проделал он, — отрезала Авасарала. — Он играет мускулами. Показывает, что Пояс обзавелся грозным арсеналом.

Мужчина в мундире, сидевший слева от Авасаралы, заговорил с женщиной позади нее, и очень скоро в обсуждение ввязалась вся ее компания. Пракс потихоньку отошел. Подвыпившая женщина уже занялась кем-то другим, забыв и Пракса, и Мэй. Отыскав в углу официанта, они выжали из него обещание принести тофу и вернулись на место. Амос с Мэй тут же затеяли игру, кто кого сильнее щелкнет по носу, а Пракс обернулся к Бобби.

— Так вы, значит, возвращаетесь на Марс? — Это казалось невинным, вежливым вопросом, пока Бобби не поджала губы, кивнув.

— Возвращаюсь, — ответила она. — Оказывается, мой брат собрался жениться. Я постараюсь успеть туда вовремя, чтобы подпортить ему мальчишник. А вы? Примете предложение старушки?

— Да, наверное, — сказал Пракс, удивившись, что Бобби знает о предложении Авасаралы. Официально о нем еще не сообщалось. — То есть все преимущества Ганимеда остаются при нем. Магнитосфера, лед. И если удастся спасти часть зеркал, это будет куда лучше, чем начинать с нуля. Видите ли, относительно Ганимеда следует понимать…

Стоило Праксу коснуться этой темы — и его было уже не унять. Ганимед во многих отношениях являлся центром цивилизации внешних планет. Все передовые ботанические исследования велись там. И большая часть биологических работ вообще. Но дело было не только в этом. Его волновала перспектива восстановления, в каком-то смысле более интересная, чем работа с чистого листа. Первая попытка — это открытие. Повторение дополняло его уточнениями, совершенствованием, приведением к идеалу. У Пракса от таких перспектив малость кружилась голова. Бобби слушала его с меланхолической улыбкой.

И не только Ганимед. Вся человеческая цивилизация строилась на руинах прошлого. Жизнь сама по себе — великая химическая импровизация, начавшаяся с простейших репликаторов, чтобы расти, падать и подниматься снова. Катастрофа — составная часть процесса, прелюдия следующего шага.

— У вас это звучит так романтично, — сказала Бобби, и в ее тоне Праксу послышался укор.

— Я не хотел сказать… — начал он, но тут ему в ухо проникло что-то холодное и влажное. Пракс вскрикнул, отдернулся и обернулся к блестящим глазенкам и ослепительной улыбке Мэй. На ее указательном пальце блестела слюна, а Амос побагровел от хохота, одной рукой схватился за живот, а другой колотил по столу так, что тарелки звякали.

— Это еще что такое?

— Ой, папочка, я тебя люблю!

— Вот так, — сказал Алекс, протянув Праксу чистую салфетку. — Ты этого добивался.

Его поразило молчание. Пракс не заметил, когда стало тихо, но теперь со стороны, где сидели политики, волной накатывала тишина. Сквозь гущу тел он разглядел Авасаралу, чуть не уткнувшуюся носом в экран терминала. Когда она встала, толпа раздалась перед ней. Эта маленькая женщина овладела залом, едва сделав шаг вперед.

— Плохо дело, — отметил Холден, поднявшись из-за стола.

Пракс и Наоми, Амос, Алекс и Бобби молча последовали его примеру. Политики и ученые тоже выбрались из-за своих столов и наконец смешались в одну толпу.

Зал был устроен на манер греческого амфитеатра. Над подиумом висел большой экран, дающий высокое разрешение. Авасарала вышла вперед, на ходу ведя торопливый разговор через свой терминал. Остальные потянулись за ней. Каждый кожей ощущал предстоящий ужас. Экран потемнел, кто-то приглушил освещение.

На темной плоскости появился силуэт Венеры на фоне солнечной короны. Пракс уже множество раз видел эту картину. Такое изображение передавали сотни наблюдательных станций. Метка в левом углу говорила, что съемка велась семьдесят четыре минуты назад. Под цифрами даты всплыло название корабля: «Селестина».

Венера отзывалась на каждый случай уничтожения солдат протомолекулы. АВП только что убил сотню тварей. Пракс разрывался между ужасом и волнением ученого.

Изображение зарябило, развалилось: что-то влияло на датчики. Авасарала отдала отрывистый приказ, возможно: «Покажите!» Через несколько секунд картина восстановилась. Крупный план серо-зеленого корабля. Подпись на экране: «Морская дева». Изображение перевернулось, закувыркалось. Авасарала опять что-то сказала. Несколько секунд задержки — и экран вернул прежнее изображение. Но теперь Пракс знал, куда смотреть, и различил точку «Морской девы», плывущую близ полосы полутени. Были там и другие такие точки.

Темную сторону Венеры, затемненную облаками, пробила всепланетная вспышка молнии. И облака засветились.

Огромные нити, в тысячи километров длиной, вспыхнули спицами пылающего колеса и пропали. Облака зашевелились, что-то раздвигало их снизу. В памяти Пракса мелькнуло движение на поверхности водяного бака, под которой проходит крупная рыба. Огромная, сияющая, она поднималась из глубины туч. Сверкающие дуги молний распростерлись, как щупальца осьминога, исходя из жесткого центрального узла. Поднявшись над плотным облачным покрывалом, сияние понеслось, отдаляясь от Солнца, к кораблю наблюдателей, но миновало его. Другие, оказавшиеся у него на пути, смело и разбросало в стороны. Длинный султан возмущенной атмосферы попал в солнечный луч и заблестел снежными хлопьями и осколками льда. Пракс силился представить масштаб. Не меньше станции Церера. Не меньше Ганимеда. Больше. Оно свернуло конечности-щупальца, стало разгоняться, хотя выброса тяги не было видно. Оно плыло в пустоте. Сердце у Пракса бешено колотилось, но сам он окаменел.

Мэй ладошкой похлопала его по щеке и ткнула пальцем в экран:

— Что это?

Эпилог

Холден

Холден заново запустил запись. Экран на стене камбуза «Росинанта» был маловат, чтобы передать все подробности съемки, сделанной с «Селестины». Но Холден, где бы ни оказался, без конца пересматривал видео. Забытая чашка кофе остывала на столе рядом с недоеденным сэндвичем.

Световые вспышки на Венере складывались в сложный узор. Тяжелое облачное покрывало закручивалось, словно захваченное распростершимся по всей планете ураганом. И поднималось от поверхности, затягивая за собой густую атмосферу.

— Иди ложись, — позвала Наоми и, склонившись сзади, взяла его за руку. — Надо поспать.

— Какая она большая! И как расшвыряла все эти корабли! Легко — как кит в стайке гуппи.

— Ты можешь что-нибудь изменить?

— Это конец, Наоми, — сказал Холден, оторвав взгляд от экрана. — Что это, если не конец? Это уже не какой-то чужой вирус. Это то, что должна была сотворить здесь протомолекула, зачем ее прислали. Вот во что она собиралась переделать всю земную жизнь. И никто не знает, что это такое.

— Разве ты можешь что-то изменить? — повторила Наоми. Слова были жестокими, но голос ласковым, и она любовно сжала его пальцы.

Холден снова повернулся к экрану, перезапустил ролик. Дюжину кораблей отбросило от Венеры, как сильный порыв ветра сдувает и закручивает листья. Поверхность атмосферы начала скатываться, вихриться.

— Ну ладно! — Наоми выпрямилась. — Я пошла спать. Не буди меня, когда придешь. Я страшно устала.

Холден кивнул ей, не отрываясь от экрана. Облачная груда вытянулась, словно мокрая тряпка, которую выжимает сильная рука, и стрелой метнулась прочь. Оставленная ею Венера выглядела как будто съежившейся. Как будто чуждое изделие лишило ее чего-то жизненно необходимого.

Ну вот. Вопреки всем усилиям человечества, ввергнутого в хаос самим ее присутствием, протомолекула завершила работу, начатую миллиарды лет назад. Выживет ли теперь цивилизация? А может быть, протомолекула, закончившая свой великий труд, даже не заметит человека?

Холдена ужасало не окончание, а перспектива будущего, начало чего-то, лежащего совершенно вне человеческого опыта. Что бы ни случилось дальше, к этому никто не готов.

И Холдена это пугало до смерти.

У него за спиной кто-то хрипловато откашлялся.

Холден нехотя отвернулся от видео на экране. Мужчина стоял у холодильника так, словно и не уходил никуда, все в том же помятом сером костюме и смешной шляпе со вмятиной на боку. Яркий голубой светлячок сорвался с его щеки и завис перед лицом. Человек отмахнулся, словно от мухи. Лицо его выражало неловкость, взгляд был виноватым.

— Привет, — сказал детектив Миллер. — Надо бы потолковать.